Текст книги "Ежевичное вино"

Автор книги: Джоанн Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

20

Пог-Хилл, лето 1977 года

Новые укрепления Джо – не единственное, что изменилось в Пог-Хилле в тот год. На Дальнем Крае появились гости. Джей по-прежнему бывал там раз в пару дней, привлеченный его обещаниями благородной запущенности, гниения с миром. Даже на пике того лета он не отказался от излюбленных привычек; бывал на берегу канала, у зольной ямы и на свалке, отчасти искал что-нибудь полезное для Джо, отчасти потому, что само место до сих пор его пленяло. Видимо, оно привлекло и цыган, которые явились в один прекрасный день на четырех потрепанных фургонах и составили их вместе в квадрат, словно повозки первопоселенцев для защиты от врагов. Фургоны были серыми и ржавыми, оси прогибались под грузом накопленных пожитков, двери висели на веревках, окна побелели от времени. Люди разочаровывали не меньше. Шестеро взрослых и столько же детей в джинсах, комбинезонах или дешевых ярких нейлоновых тряпках с рынка; от них несло едва заметной нечистоплотностью – зримое воплощение запахов их лагеря, неизбывной вони жира для жарки, грязного белья, бензина и мусора.

Джей никогда прежде не видел цыган. Эти неряшливые, прозаичные бродяги были совсем не такими, какими он представлял их по книгам. Он воображал запряженные лошадьми кибитки с диковинно раскрашенными боками, опасных темноволосых красоток с кинжалами, заткнутыми за пояса, слепых старух с даром к прорицанию. Конечно, рассказы Джо о цыганах все это подкрепляли. Джей наблюдал за фургонами со своей выигрышной позиции над шлюзом, и вторжение его раздражало. Они казались совсем обыкновенными, и пока Джо не подтвердил их экзотическую родословную, Джей склонен был считать их всего лишь отдыхающими, туристами с юга, приехавшими на торфяники.

– Нет, сынок, – сказал Джо, когда мальчик показал на далекий лагерь, на бледную струйку дыма, поднимающуюся из жестяной трубы в небо Дальнего Края. – Это не туристы. Еще какие цыгане. Может, и не настоящие ромалэ, но чавэла-то уж точно. Бродяги. И я таким же был. – Щурясь в сигаретном дыму, он вперил любопытный взгляд в лагерь. – Небось зазимуют. Как весна – в путь. На Дальнем Крае никто их не тронет. Туда больше не ходят.

Конечно, он был не совсем прав. Джей полагал Дальний Край своей территорией и несколько дней наблюдал за цыганами с возмущением, как за бандой Зета в первый год. Он редко видел шевеление вокруг фургонов, хотя иногда замечал белье, развешанное поблизости меж деревьев. Пес, привязанный к ближней повозке, иногда захлебывался пронзительным лаем. Пару раз Джей видел женщину, что несла к фургону воду в больших канистрах. Вода поступала из какого-то крана, вделанного в квадрат бетона у гаревой дороги. Такой же агрегат красовался на противоположной стороне лагеря.

– Сто лет назад поставили, – объяснил Джо. – Цыганский лагерь с водой и лектричеством. Там дальше счетчик и резервуар. Даже мусор забирают раз в неделю. Вроде подумаешь – больше народу могло б использовать, ан нет. Забавный народ эти цыгане.

Насколько Джо помнил, в последний раз цыгане появлялись на пустоши лет десять назад.

– Это были ромалэ, вот кто, – сказал он. – В наши дни настоящих ромалэ раз, два и обчелся. Покупали у меня фрукты и овощи. С ними в те дни мало кто торговал. Говорили, они ничем не лучше попрошаек. – Он усмехнулся. – Что ж. Я не говорю, что все их делишки кристально честные, но надо же как-то сводить концы с концами на дороге. Они чего-то нахимичили со счетчиком. Он принимал полтинники, понимаешь? В общем, они пользовались водой и лектричеством все лето, а когда уехали и из совета пришли забрать монетки, на дне счетчика была только лужица воды. Так и не дознались, как они это провернули. Замок был на месте. Похоже, вообще ничего не трогали.

Джей с интересом посмотрел на Джо.

– И как же они это провернули? – полюбопытствовал он.

Джо снова усмехнулся и постучал себя по носу.

– Алхимия, – прошептал он к досаде Джея и больше ничего об этой истории не рассказал.

Байки Джо возродили интерес Джея к цыганам. Джей несколько дней следил за лагерем, но никаких примет тайной жизни не обнаружил. В конце концов он покинул свой наблюдательный пост на шлюзе ради занятий поинтереснее: искать комиксы и журналы на свалке, изучать мусор, выносимый каждый день железной дорогой. Он разработал отличный способ добычи халявного угля для кухонной плиты Джо. Дважды в день угольные поезда медленно громыхали от «Главной Керби». В каждом двадцать четыре платформы, на последней сидит сторож и следит, чтоб никто не забрался. А то раньше случалось, поведал Джо, что дети друг друга подзуживали запрыгивать на поезда.

– Хоть и кажется, что они еле тащатся, – мрачно сказал он, – но в каждой платформе – сорок тонн весу. Даже не пытайся на них забраться, сынок.

Джей и не пытался. Он нашел способ получше, и плита Джо топилась его углем все лето и начало осени, пока линию не закрыли окончательно.

Ежедневно, дважды в день, аккурат перед прибытием поезда, Джей выстраивал на мосту старые жестянки. Он выставлял их пирамидой, как в ручном тире, для вящей привлекательности. Скучающий сторож на последней платформе ни разу не устоял перед искушением. Когда поезд проходил по мосту, сторож кидался обломками угля в банки, стараясь их сбить, и Джею неизменно перепадало с полдюжины увесистых кусков угля за раз. Джей хранил их в пустой трехгаллонной банке из-под краски, спрятанной в кустах, и каждые несколько дней, когда банка наполнялась, относил в дом Джо. И однажды, ошиваясь у моста, он услышал выстрелы из Дальнего Края и застыл, уронив банку.

Зет вернулся.

21

Ланскне, март 1999 года

Джей вытащил носовой платок из сумки и остановил кровь; он мерз и жалел, что не захватил свой плащ «Берберри». Еще он достал один из сэндвичей, купленных на станции утром, и заставил себя поесть. Вкус омерзительный, зато отступила тошнота, и Джей, кажется, немного согрелся. Уже почти ночь. Ломтик луны поднялся ровно настолько, чтобы легли тени, и, несмотря на боль в ноге, Джей с любопытством озирался. Он бросил взгляд на часы, почти ожидая увидеть светящийся циферблат «Сейко», которые ему подарили на Рождество, когда ему было четырнадцать, и которые Зет разбил в последнюю, самую кошмарную неделю августа. Но «Ролекс» не светились. Тгор[49]49
  Чересчур (фр.).


[Закрыть] вульгарно, mon cher. Керри всегда предпочитала высший сорт.

В тени, на углу дома, что-то пошевелилось.

– Эй! – крикнул он, встал, опираясь на здоровую ногу, и похромал к дому. – Эй! Пожалуйста! Погодите! Тут есть кто-нибудь?

Что-то хлопнуло по стене дома – тот же глухой звук. Ставня, видимо. Джею показалось, что он видит ее контур на фиолетово-черном небе, видит, как она расхлябанно качается от ветерка. Он вздрогнул. Все-таки никого. Если б только забраться в дом, спрятаться от холода.

Окно футах в трех над землей. Внутри широкий подоконник, наполовину заваленный мусором, однако Джей обнаружил, что вполне в состоянии расчистить себе путь. Воздух пахнул краской. Выставив перед собой сумку, Джей осторожно перебросил ногу через подоконник, в комнату, нащупывая осколки стекла. Глаза привыкли к темноте, и теперь он видел, что в комнате почти ничего нет, не считая стола да стула посередине и какой-то груды – тюки, наверное, – в углу. Опираясь на стул, Джей добрался до угла и обнаружил спальный мешок и подушку, аккуратно свернутые и придвинутые к стене, а также картонную коробку с банками краски и связкой восковых свечей.

Свечей? Что за черт?..

Он полез в карман джинсов за зажигалкой. Обычная дешевенькая «Бик» почти выдохлась, но ему удалось высечь огонек. Свечи были сухими. Фитиль зашипел и занялся. Пламя уютно осветило комнату.

– Ну хоть что-то.

Можно спать здесь. Вполне уютно. Есть одеяла, постельное белье и остатки обеденных сэндвичей. На мгновение он забыл о боли в ступне и усмехнулся: наконец-то дома. Это надо отметить.

Он порылся в сумке, достал одну из бутылок Джо и кончиком перочинного ножа срезал печать и зеленый шнурок. Явственный аромат бузины разлился в воздухе. Джей отпил, наслаждаясь знакомым, насыщенным вкусом фруктов, оставленных гнить в темноте. Определенно удачный урожай, сказал он себе и, несмотря ни на что, слабо рассмеялся. Он выпил еще чуть-чуть. Невзирая на вкус, вино согревало, отдавало мускусом; Джей сел на свернутую постель, глотнул еще, и ему полегчало.

Он снова полез в сумку и достал радио. Включил, наполовину ожидая лишь белый шум, который слушал всю дорогу от Марселя, но, как ни странно, сигнал был четким. Не ретростанция, конечно, но что-то местное, французское, тихие музыкальные трели, которых он не узнавал. Джей снова засмеялся, внезапно закружилась голова.

В сумке четверо «Особых» вновь слились в хоре, забродившей мешанине криков, свиста и воинственных кличей, что лихорадочно двоились, пока напряжение не обернулось диким, тревожным, вульгарным шампанским звуков и впечатлений, голосов и воспоминаний, взболтанных в горячечном коктейле триумфа. Оно тянуло меня, тащило, и на миг я перестал быть собой – «Флёри», респектабельным винтажом с легчайшим оттенком черной смородины, – но стал варевом вкусов, кипящим, и бурлящим, и бьющим в голову в дикой вспышке тепла. Что-то вот-вот произойдет. Я знал. И внезапно упала тишина.

Джей внимательно огляделся. Мгновение он дрожал, словно ощутив порыв ветра, ветра нездешнего. Краска на стене свежая, заметил он; рядом с банками краски – вымытые и аккуратно уложенные в поддон кисти, еще влажные. Ветер свежел, пахнул табаком и цирком, жженым сахаром, яблоками и кануном середины лета. Радио тихонько потрескивало.

– Ну, сынок, – раздался голос в тени, – смотрю, ты не спешил.

Джей развернулся так быстро, что чуть не потерял равновесие.

– Осторожней, – добродушно посоветовал Джо.

– Джо?

Он не изменился. Старая кепка, футболка с «Худышкой Лиззи», рабочие брюки и горняцкие ботинки. В руке два винных бокала. Перед ним на столе стояла бутылка «Бузины 1976».

– Всегда говорил, что рано или поздно ты к нему привыкнешь, – довольно отметил он. – Бузинное шампанское. Изрядно по мозгам бьет, а?

– Джо?!

Вспышка радости опалила его, столь неистовой, что бутылки задрожали. Теперь все понятно, бессвязно подумал он; теперь все стало на свои места. Знаки, воспоминания – все ради этого, все наконец понятно.

А потом навалилось осознание, как пробуждение ото сна, где все как будто колеблется на грани объяснения, но рассыпается на осколки с рассветом.

Разумеется, этого не может быть. Джо сейчас за восемьдесят. Если он еще жив. Джо смылся, отчаянно сказал себе Джей, яко тать в нощи, не оставив ничего, кроме вопросов.

Джей смотрел на старика, озаренного свечами, на его блестящие глаза и смешливые морщинки под ними и впервые заметил, что все в Джо – даже мыски горняцких ботинок – словно позолочено сверхъестественным светом ностальгии.

– Ты ведь не настоящий? – спросил он. Джо пожал плечами.

– А что настоящее? – беспечно спросил он. – Да ничего, сынок.

– Настоящее – в смысле, по-настоящему здесь. Джо терпеливо взглянул на него, как учительница на отстающего. Голос Джея взвился почти от злобы:

– Настоящее – в смысле, существующее материально. А не в моем обманутом, пропитанном винными парами воображении, или как первый симптом заражения крови, или как внетелесный опыт, в то время как настоящий я сижу где-нибудь в белой комнате, в одной из этих рубашек с длинными рукавами.

Джо спокойно смотрел на него.

– Значит, ты вырос и стал писателем, – заметил он. – Всегда говорил, что ты смекалистый паренек. Ну как, написал что-нибудь приличное? Заработал деньжат?

– Деньжат заработал уйму, а вот приличное написал только одно. И слишком давно. Черт, поверить не могу, что и вправду сижу и разговариваю сам с собой.

– Всего одно, говоришь?

Джей снова поежился. Пронизывающий ночной ветер тянул из-за полуоткрытой ставни беспокойным нездешним сквозняком.

– Похоже, я и правда болен, – тихо сказал Джей сам себе. – Токсический шок или вроде того. Чертов капкан. Я схожу с ума.

Джо покачал головой.

– До свадьбы заживет, сынок. – Джо всегда перескакивал на местный говор, когда был ироничен. – Обычный капкан на лис. Мужик, который здесь жил, держал кур, а чертовы лисы вечно шастали по ночам. Он даже помечал лоскутом места, где капканы.

Джей посмотрел на обрывок фланели, зажатый в руке.

– Я думал…

– Я знаю, что ты думал. – Глаза Джо искрились весельем. – Ты ничуть не изменился, вечно поперед батьки в пекло лезешь. Вечно задаешь вопросы. Вечно хочешь поскорее все выяснить. – Он протянул один из бокалов – теперь в нем плескалось желтое бузинное вино. – Выпей-ка, – добродушно предложил он. – Пользительно. Я б посоветовал сходить на задний двор да нарвать епископовых листьев, но звезды сегодня никуда не годятся.

Джей уставился на него. Для галлюцинации Джо был слишком реален. Под ногтями и в линиях ладоней – земля из сада.

– Я болен, – тихо прошептал Джей. – Ты ушел тем летом. И даже не попрощался. Тебя тут нет. Я знаю.

Джо покачал головой.

– Ну да, – ласково сказал он. – Поговорим об этом потом, когда чуток в себя придешь.

– Когда я приду в себя, тебя здесь не будет. Джо расхохотался и закурил. Едкий запах табака в холодном воздухе. Джей без удивления заметил, что сигарета появилась из старой пачки «Плейерс № 6».

– Хочешь?

Джо протянул ему пачку.

Мгновение сигарета казалась почти реальной в руках. Джей затянулся, но дым пахнул каналом и кострами. Он щелчком отправил окурок на бетонный пол, поглядел, как летят искры. Голова слегка плыла.

– Может, приляжешь? – предложил Джо. – Вон там спальник и одеяла, довольно чистые, во как. Ты выжатый, как лимон.

Джей с сомнением посмотрел на стопку одеял. Он до смерти устал. Голова болела, ныла нога, к тому же он безнадежно запутался. Он знал, что должен волноваться. Но на время словно потерял способность задавать вопросы. Морщась от боли, он лег на импровизированную кровать и влез в спальный мешок. Теплый, чистый, удобный. Мимолетно он задумался, не галлюцинация ли и это, вызванная переохлаждением, своего рода нездоровая взрослая версия «Девочки со спичками», и тихо засмеялся себе под нос. Пьяблочный Человек. Забавно, правда? Утром его найдут с красным лоскутом в одной руке и пустой бутылкой в другой, замерзшего, с улыбкой на лице.

– Когда рак на горе свистнет, – весело сказал Джо.

– Старые писатели не умирают, – пробормотал Джей. – Они просто доходят до ручки.

Он снова засмеялся, довольно громко. Пламя свечи задрожало и угасло, хотя глаза Джея утверждали, что видели, как старик свечу задул. В комнате стало очень темно. Одинокая полоса лунного света касалась каменного пола. Птица за окном извергла короткую, душераздирающую трель. Вдалеке кто-то кричал – кошка или сова. Джей лежал в темноте и прислушивался. Ночь полнилась звуками. За окном прошелестели шаги, и он замер.

– Джо?

Но старик ушел – если вообще был. Шаги раздались снова, мягкие, вкрадчивые. Животное, должно быть, сказал себе Джей. Собака, например, или лиса. Он встал и подошел к окну.

За ставнями кто-то стоял.

– Иисусе!

Он отшатнулся, раненая лодыжка подвернулась, и он едва не рухнул на пол. Фигура за окном была высокой и непомерно большой в тяжелом пальто и кепке. Под козырьком кепки смутно маячили черты лица, волосы рассыпались по воротнику, злые глаза на бледном лице. Вспышка почти узнавания. Но уже через мгновение женщина по ту сторону подоконника оказалась совершенной незнакомкой.

– Что вы тут забыли? – Он машинально заговорил по-английски, не ожидая, что она поймет. После всех ночных происшествий он вовсе не был уверен в ее реальности. – И вообще, кто вы такая?

Женщина не отводила взгляда. Старый дробовик в ее руке не был нацелен на Джея, но стоило ей чуть шевельнуть стволом…

– Вы вторглись в чужие владения. – Она говорила по-английски с сильным акцентом, но правильно. – Этот дом не заброшен. Это частная собственность.

– Я знаю. Я…

Она тут, должно быть, вроде смотрителя, сказал себе Джей. Возможно, ей платят, чтобы приглядывала за домом. Ее присутствие объясняло загадочные звуки, свечи, спальный мешок, запах свежей краски. Остальное – неожиданное появление Джо, например, – пустое воображение. Он с облегчением улыбнулся.

– Простите, что накричал на вас. Не сообразил. Я – Джей Макинтош. В агентстве, возможно, обо мне говорили.

Она недоуменно смотрела на него. Ее глаза быстро ощупали его, вобрав пишущую машинку, бутылки, багаж.

– В агентстве?

– Да. Я тот человек, что купил дом. По телефону. Позавчера. – Он коротко, нервно хохотнул. – С бухты-барахты. Впервые в жизни. Не мог дождаться, пока оформят бумаги. Хотел увидеть прямо сейчас.

Он снова засмеялся, но ответной улыбки в ее глазах не появилось.

– Говорите, вы купили дом? Он кивнул.

– Решил приехать посмотреть. Ключей не добыл. Умудрился тут застрять. Повредил лодыжку…

– Этого не может быть. – Ее голос был ровен. – Мне бы сказали, если б появился другой покупатель.

– Вряд ли меня ожидали так скоро. Послушайте, вообще-то все проще простого. Извините, если напугал вас, я вообще-то ужасно рад, что вы приглядываете за домом.

Женщина странно посмотрела на него, но промолчала.

– Смотрю, дом немного привели в порядок. Я заметил банки с краской. Ваша работа?

Она кивнула, глаза ее оставались темны. Небо за ее спиной было туманным, тревожным. Ее молчание начало смущать Джея. Очевидно, его история не убедила ее.

– Вы… ну, поблизости хватает такой работы? В смысле, присмотра. Реставрации старых зданий.

Она пожала плечами. Могло означать все, что угодно. Джей понятия не имел, что она имела в виду.

– Джей Макинтош. – Он опять улыбнулся. – Я писатель.

Снова этот взгляд. Ее глаза пробежали по нему, то ли презрительно, то ли с любопытством.

– Мариза д'Апи. У меня виноградник за полями.

– Приятно познакомиться.

То ли в этих краях не принято пожимать руки, то ли ее отказ – намеренное оскорбление.

Нет, она не смотритель, сказал себе Джей. Мог бы и сразу сообразить. Ее надменность, резкость – тому доказательство. Эта женщина владеет собственным хозяйством, собственными лозами. Жесткая, как и взрастившая ее земля.

– Значит, мы будем соседями.

И снова нет ответа. Лицо – точно закрытые ставни. И не узнать, что скрывается за ними – изумление, злоба или просто равнодушие. Она отвернулась. Мгновение ее лицо, обращенное к луне, было посеребрено светом, и Джей увидел, что она молода – двадцать восемь, двадцать девять, не старше, – разглядел лукавое острое личико под большой кепкой. А потом она ушла, грациозная несмотря на мешковатое пальто, приминая ботинками влажные сорняки.

– Эй! Подождите! – Слишком поздно Джей сообразил, что женщина способна ему помочь. Наверняка у нее есть еда, горячая вода, антисептики для раненой лодыжки. – Погодите минутку! Мадам д'Апи! Вы не поможете мне, часом?

Если она его и слышала, отвечать не стала. Секунду ему казалось, что он видит ее силуэт на фоне неба. Может, трава шелестела под ее ногами, а может, и нет.

Поняв, что она не вернется, Джей вернулся в свою импровизированную постель в углу и зажег свечу. Почти пустая бутылка вина Джо стояла у изголовья, хотя Джей был уверен, что оставил ее на столе. Вероятно, сам переставил, когда галлюцинировал, подумал он. Вполне естественно. Он пережил шок. При свете свечи он стащил носок и исследовал лодыжку. Уродливый порез, плоть вокруг распухла и посинела. Епископовы листья, сказал старик, и Джей против воли улыбнулся. Епископовы листья – йоркширское название норичника ушковидного – были у Джо одним из обычных ингредиентов защитных саше.

Но пока единственный антисептик – вино. Джо наклонил бутылку и полил желтой жидкостью порез, тоненькой струйкой. С минуту пощипало, запахло летом и пряностями, и, хотя Джей знал, что это глупо, власть аромата была такова, что ему немного полегчало.

Радио неожиданно затрещало и умолкло.

Нездешний ветер – несущий запах яблок, колыбельную проходящих поездов и далеких машин, болтовню радио. Забавно, как в голове все время крутится эта песня, зимняя песня, «Богемская рапсодия».

Джей уснул, крепко сжимая красный фланелевый лоскут.

Но вина – красная малина, синяя ежевика, желтый шиповник, черный тернослив – бодрствовали. Говорили.

22

Дальний Край, лето 1977 года

Зет не изменился. Джей мгновенно узнал бы его, даже без винтовки на плече, хотя Зет сильно вытянулся за год, а длинные волосы были убраны теперь в крысиный хвостик. В джинсовой куртке – поперек спины шариковой ручкой написано «Грейтфул Дэд»[50]50
  «Grateful Dead», американская рок-группа.


[Закрыть] – и высоких ботинках. Из своего укромного места над каналом Джей не видел, один Зет или нет. Пока он наблюдал, Зет вскинул воздушку и прицелился куда-то за тропу. Утки, сидевшие у воды, брызнули вверх, крылья затрещали, как хлопушки. Зет улюлюкнул и выстрелил снова. Утки совсем рехнулись. Джей не двигался. Если Зет хочет пострелять уток, думал он, это его дело. Джей не собирается вмешиваться. Но чем дольше он наблюдал, тем больше сомневался. Похоже, Зет стреляет не в канал, а куда-то подальше. За деревья, ближе к реке, хотя местность слишком открытая для птиц. В кроликов, может, подумал Джей, хотя он так шумит, что все зверье наверняка давно разбежалось. Джей сощурился на закатное солнце, стараясь разобрать, что Зет делает. Тот выстрелил снова, дважды, и перезарядил винтовку. Джей понял, что Зет стоит почти на том самом месте, где Джей сам прятался, чтобы понаблюдать за… Цыганами.

Зет, должно быть, стреляет в веревку с бельем, натянутую между двумя ближними фургонами, поскольку один ее конец уже безвольно стелется по траве, как подраненное крыло птицы, вяло хлопает на ветру. Пес на привязи визгливо залаял. Джею показалось, что в окне фургона что-то шевельнулось, занавеска на мгновение отошла в сторону и лицо, бледное, размытое, с глазами, расширенными от злости или страха, мелькнуло, прежде чем занавеска рывком вернулась на место. После этого фургоны окончательно замерли, Зет снова захохотал и начал перезаряжать винтовку. Теперь Джей услышал, что он кричит:

– Чернома-азые! Чернома-азые!

Что ж, сказал себе Джей, тут он ничего не может поделать. Даже Зет не настолько рехнулся, чтобы и вправду кого-нибудь поранить. Палить по веревке с бельем – вот это на него похоже. Людей пугать. И у него неплохо получается, признал Джей. Он вспомнил себя тем первым летом, как он корчился под шлюзом, и лицо его запылало.

Черт побери, ничего тут не поделаешь.

Цыганам в фургонах ничего не грозит. Они подождут, пока Зет устанет или у него кончатся заряды. Должен же он когда-нибудь уйти домой. Кроме того, это всего лишь воздушка. От воздушки не бывает настоящего вреда. Серьезно. Даже если в человека выстрелить.

Ну а что он, интересно, должен сделать?

Джей развернулся и взвизгнул от удивления. В кустах, в каких-то пяти футах от него, сидела на корточках девочка. Джей так увлекся наблюдением за Зетом, что не услышал, как она появилась. На вид лет двенадцать. Под ежевичником рыжих кудряшек лицо казалось маленьким и пятнистым, словно веснушки, пытаясь удержаться на коже, растянулись и вовсе утратили форму. На девочке были джинсы и белая футболка, настолько большая, что рукава свободно болтались вокруг худеньких рук. Она сжимала грязную красную бандану, кажется набитую камнями.

Девочка вскочила на ноги мгновенно и бесшумно, как апач. Джей и слова не успел сказать – брошенный ею камень с невероятной скоростью просвистел в воздухе и с отчетливым нехорошим хрустом метко врезался в его колено. Джей снова завизжал и рухнул на землю, вцепившись в колено. Девочка смотрела на него, держа наготове второй камень.

– Эй, – возмутился Джей.

– Извини, – сказала девочка, не выпуская камня из рук.

Джей закатал штанину и осмотрел пострадавшую коленку. Уже расплывался синяк. Джей уставился на девочку; та глядела спокойно и явно не раскаивалась.

– Не надо было так поворачиваться, – сказала девочка. – Ты застал меня врасплох.

– Застал тебя!.. Джей потерял дар речи. Девочка пожала плечами.

– Я думала, вы заодно, – сказала она, свирепо дернув маленьким подбородком в направлении шлюза. – Практикуешься в стрельбе по нашим фургонам и бедному старому Тоффи.

Джей вернул штанину на место.

– Заодно! Он мне не друг, – с негодованием отрекся он. – Он псих.

– А. Ладно.

Девочка вернула камень в бандану. Раздались еще два выстрела и вслед за ними воинственное улюлюканье Зета: «Чернома-а-азые!» Девочка осторожно глянула вниз через кусты, отвела ветку и приготовилась скользнуть под нее вниз по насыпи.

– Эй, погоди.

– Чего?

Девочка едва на него глянула. В тени куста глаза ее золотились, как у совы.

– Ты что делаешь?

– А ты как думаешь?

– Но я же говорю. – Негодование Джея – напала не понять с чего! – сменилось тревогой. – Он псих. Не связывайся. Он скоро устанет. И тогда оставит вас в покое.

Девочка посмотрела на него с откровенным презрением.

– Ты, небось, так бы и сделал? – спросила она.

– Ну… да.

Она хмыкнула, не то удивленно, не то презрительно, и легко поднырнула под ветку, балансируя свободной рукой, соскользнула по склону, затормозив каблуками на осыпи. Джей понимал, куда она направляется. В пятидесяти ярдах ниже был обрыв, выходивший прямо на шлюз. Красный глинистый сланец, выпавшие камни покрывали насыпь там, где холм открывался. За тонкой ширмой кустов можно укрыться. Забраться туда непросто – если лезть быстро или неосторожно, можно съехать по осыпи и свалиться с обрыва на камни внизу, – зато оттуда ей будет удобно атаковать. Если она собралась атаковать. А поверить в такое непросто. Джей вновь глянул вниз и увидел ее уже намного дальше, почти не различимую в подлеске – разве что волосы видны. Пусть делает что хочет. Он ее предупредил.

Все это, в общем-то, его не касается. Не его дело.

Вздохнув, он подхватил банку с углем, собранным за три дня, и пополз вниз по каменистой тропинке вслед за девочкой.

Он выбрал другой путь, к зольной яме, по большей части скрытый кустами. В любом случае, подумал он, Зет не смотрит. Слишком занят стрельбой и криками. Довольно легко пересечь открытое пространство зольной ямы и спрятаться под выступом за ней. Место не такое укромное, как над обрывом, но тоже ничего, а против двоих даже Зет не устоит. Если их, конечно, действительно двое против одного. Джей старался не думать о друзьях Зета, которые, возможно, ошиваются поблизости – только кликни.

Он поставил банку с углем на землю и подобрался к краю ямы. Крики Зета раздавались совсем близко; Джей слышал его дыхание, треск винтовки, когда Зет переламывал ствол, чтобы перезарядить. Быстро выглядывая за край ямы, Джей видел его: затылок, часть профиля, шею, пылающую прыщами, сальный хвостик. Девочки над шлюзом не видать; Джей внезапно забеспокоился, не ушла ли она. А потом что-то рыжее мелькнуло над обрывом, камень со свистом вылетел из кустов и ударил Зета в плечо. Джей на мгновение изумился точности броска. Зет вихрем развернулся, взревев от боли и удивления. Второй камень ударил его под дых, и когда он рывком обернулся к обрыву, Джей швырнул два куска угля ему в спину. Один попал, другой промазал, но Джея жарко окатило весельем, и он снова припал к земле.

– Я убью тебя, сволочь!

Голос Зета прозвучал совсем близко, пугающе взрослый, голос переодетого юного тролля. Потом девочка пальнула снова, попав в лодыжку, еще раз, но промахнулась, затем записала на свой счет прямой удар в висок – стук такой, будто кии загнал бильярдный шар в лузу.

– Оставь нас в покое! – крикнула девочка из своего гнезда над шлюзом. – Оставь нас в покое, чертов ублюдок!

Теперь Зет ее заметил. Джей увидел, как Зет подвигается к обрыву, не выпуская винтовку из рук. Джей понимал, что делает Зет. Он попытается укрыться под выступом, перезарядить винтовку, выскочить и пальнуть. Ему придется стрелять вслепую, но это не важно. Джей выглянул за край зольной ямы, прицелился. И изо всех сил залепил Зету между лопаток.

– Отвали! – яростно крикнул он и метнул очередной кусок угля через край ямы. – Иди к другим цепляйся!

Зря он показался так открыто. Джей увидел, как глаза Зета расширились, узнавая.

– Так-так-так.

Зет все-таки изменился. Стал шире, раздался в плечах соответственно росту. Он показался Джею совсем взрослым, окончательно выросшим и беспощадным. Улыбнувшись, Зет направился к зольной яме, целясь из винтовки. Теперь он держался под выступом, прячась от девочки. Он ухмылялся. Джей бросил еще два куска угля, но промазал, а Зет неуклонно приближался.

– Вали отсюда!

– А то чё? – Зет был уже так близко, что, кося глазом из-под выступа, ясно видел все, что происходит в яме. Его оскал напоминал костяной серп. Он целился из воздушки, глядя насмешливо, почти ласково. – А то чё? А то чё?

В отчаянии Джей перекидал в него все остатки угля, но глазомер ему изменил. Уголь отскакивал от плеч Зета, словно пули от танка. Джей смотрел в дуло винтовки Зета. Это всего лишь воздушка, твердил рассудок, всего лишь воздушка, всего лишь игрушка дурацкая. Это вам не кольт и не парабеллум, ничего такого, и вообще он не осмелится выстрелить.

Палец Зета потянул курок на себя. Щелчок. С такого расстояния винтовка совсем не казалась дурацкой. Она казалась смертельно опасной.

Внезапно за его спиной раздался шум, и шквал мелких камней полетел с обрыва, осыпая шею и плечи. Джей сообразил: Зет, наверное, вышел из-под спасительного выступа и снова попал под обстрел Девочки. (Забавно, как внезапно это слово стало именем собственным.) Джей отшатнулся к краю ямы, не спуская глаз с Зета. Предположение, что Девочка кидает камни из банданы, оказалось неверным: камни летели не поодиночке, но дюжинами или даже сотнями – голыши, осколки, камешки, галька, а порой камни побольше съезжали в облаке охряной пыли. Что-то сдвинуло часть выступа, и с него нарастающей лавиной поползла щебенка. Джей видел, как что-то движется над обрывом – мешковатая футболка, уже не слишком белая, увенчанная морковной путаницей волос. Девочка на четвереньках стояла на насыпи и изо всех сил работала ногами, сбрасывая куски скалы, землю и пыль на камни внизу, где они разбивались, осыпая Зета землей, камнями и едкой оранжевой пылью. За грохотом обвала Джей слышал, как ее тоненький голосок победно орет: «Что, съел, ублюдок?»

Зета ее атака застигла врасплох. Он бросил ружье, метнулся было под защиту выступа, но хотя тот прикрывал от метательных снарядов, против обвала он был бесполезен, и, оступаясь, задыхаясь, Зет угодил в самую гущу лавины. Он выругался, прикрыл голову руками, когда на него внезапно посыпалась щебенка. Один булыжник размером с кирпич треснул его по локтю, после чего Зет внезапно потерял интерес к схватке. Кашляя, задыхаясь, ничего не видя в пыли, прижимая раненую руку к животу, пошатываясь, он выбрался из-под выступа. Сверху донесся победный воинственный клич, и мелкие камни посыпались с новой силой, но битва уже была выиграна. Зет кровожадно глянул через плечо и смылся. Он бежал по боковой тропке до самого верха и только там остановился, чтобы бросить вызов.