Текст книги "Бесконечная свобода"

Автор книги: Джо Холдеман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава 3

В течение следующих нескольких минут происходило какое-то гротескное действо. Выкатились маленькие роботы-уборщики – Микки, Дональд и Минни – и, распевая свои стишки, клеймящие позором тех, кто сорит на улице, принялись собирать совками и пылесосами клочья, оставшиеся от женщины, с которой я был знаком полжизни. Когда они принялись чистить ее ботинки – единственное из оставшегося, имевшее хоть какое-то подобие индивидуальности, я последовал примеру Омни и оттолкнул их прочь. Шериф увидел, что я сделал, и пришел на помощь.

Мы с ним подняли каждый по окровавленному ботинку.

– Нужно как-то похоронить ее, – нерешительно сказал он.

«Дисней» сел, держась за грудь.

– Если вы перестанете стрелять в меня, то я смогу помочь. – Он закрыл глаза, его кожа стала серой, как мокрый мел, и на мгновение у него был такой вид, будто он собирался снова упасть замертво. Но он медленно, в несколько приемов, преобразовал себя в крупного чернокожего рабочего с лопатой в руке, одетого в комбинезон, и с преувеличенной осторожностью поднялся на ноги.

– Вы уже довольно долго пробыли рядом с нормальными людьми, – сказал он хриплым басом, похожим на голос Луи Армстронга, – и могли бы научиться владеть своими эмоциями. – Он отшвырнул робота лопатой и направился к одичавшему газону, на котором росло несколько пальм. – Давайте отнесем ее туда, где она сможет отдохнуть. – Он повернулся к остальным, которые стояли рядом, сбившись в кучку. – А вы идите внутрь и приведите себя в порядок. Мы позаботимся об остальном.

Он вскинул лопату на плечо и направился к пальмам.

– Больше так не делайте, – сказал он, поравнявшись с шерифом. – Это очень больно.

Мы с шерифом последовали за ним, держа в руках наши ужасные символы. Ему потребовалось всего лишь около минуты, чтобы выкопать глубокую квадратную яму.

Мы опустили ботинки в это подобие могилы, и он снова закидал ее и разровнял влажноватую землю.

– Она следовала какой-нибудь религии?

– Ортодоксальный новый католицизм, – ответил я.

– Это я смогу сделать. – Он впитал в себя лопату и стал высоким священником в черной сутане, с тонзурой на голове и тяжелым крестом на цепи, надетой на шею. Священник сказал несколько слов на латыни и перекрестил могилу.

Все так же в обличье священника он вернулся с нами к «Молли Мэлон», возле которого на полуразвалившихся от времени садовых стульях сидело несколько человек. Стивен неудержимо рыдал, Мэригей и Макс поддерживали его. У них с Анитой когда-то был сын: в возрасте девяти или десяти лет он погиб от несчастного случая. После этого они разошлись, но оставались друзьями. Райи принесла ему стакан воды и какую-то таблетку.

– Райи, – сказал я, – если это какой-то транквилизатор, то я тоже не отказался бы от пригоршни пилюль. – Я чувствовал себя так, как будто сам был готов взорваться от переполнивших меня печали и растерянности.

Она взглянула на пузырек.

– Достаточно и одной таблетки. Кто-нибудь еще хочет поспать?

Мне показалось, что таблетки взяли все, кроме Антареса-906 и «священника». Мэригей и я поднялись на второй этаж гостиницы, отыскали спальню и отключились, крепко обняв друг друга.

Когда я проснулся, солнце уже клонилось к закату. Я как можно осторожнее выбрался из постели и обнаружил, что сантехническое оборудование «Молли Мэлон» все еще работало, была даже горячая вода. Пока я мылся, встала Мэригей, и мы вместе сошли вниз.

Стивен и Матильда шумели в столовой. Они сдвинули вместе несколько столов и разложили какие-то пластмассовые тарелки, вилки и груду коробок с едой.

– Наш бесстрашный лидер, – сказала Матт, – вам предстоит открыть первую коробку.

На самом деле я совершенно не хотел есть, хотя и должен был испытывать голод. Я поднял коробку, на которой под картинкой, изображавшей утенка Дональда Дака, извергавшего из клюва толстую струю пламени, ярко-красными буквами было подписано «чили». Я подцепил крышку, и устройство сработало: что-то зашипело, и комната заполнилась приятным ароматом.

– Не испортилось, – сказал я, подцепив еду вилкой и подув на нее. Она была мягкой, похоже, без мяса. – Кажется, неплохо.

Другие тоже принялись открывать коробки, и вскоре комната наполнилась ароматом, подобающим столовой. Спустились Диана и По, следом за ними Макс. Мы ели закуски в почти полной тишине, нарушаемой лишь негромкими благодарностями. По поблагодарил еще до того, как открыл коробку.

Свою порцию я оставил недоеденной.

– Пойду, взгляну на закат, – сказал я, поднимаясь из-за стола. Мэригей и Сара последовали за мной.

Там, почти на том самом месте, где Аниту настигла странная гибель, стояли Антарес-906 и Омни, все еще в облике священника, и разговаривали, каркая и попискивая.

– Обсуждаете, кто будет следующим? – спросила Сара, впиваясь взглядом в «священника». Он поднял на нее изумленный взгляд.

– Что?

– Что явилось причиной этого, – продолжала она, – если не вы?

– Не я. Я мог бы таким образом покончить с собой, если бы вдруг захотел умереть, но не могу сделать это с кем-либо другим.

– Не могу или не стану? – резко спросил я.

– Не могу. Это «физически невозможно», если попытаться выразить это в двух словах. Пользуясь вашей системой веры.

– Тогда что же случилось? Люди просто так не взрываются!

Он сел на край тротуара, скрестил длинные ноги и забарабанил пальцами по колену, уставившись на закат.

– Ну вот, вы пошли по второму кругу. Люди ни с того ни с сего взрываются! С одним, как вы сами видели, это только что случилось.

– И это мог быть любой из нас. – Голос Мэригей дрожал. – Мы все можем вот так погибнуть, один за другим.

– Можем, – ответил «священник», – включая меня. Но я надеюсь, что это был только эксперимент. Испытание.

– Нас кто-то испытывает? – Я почувствовал головокружение, отчаянным усилием сдержал тошноту и осторожно сел на тротуар.

– Все время, – спокойно ответил «священник». – Вы никогда не ощущали этого?

– Метафора, – сказал я.

Он сделал плавный широкий жест.

– В том же смысле, в каком все это можно считать метафорой. Тельциане понимают это лучше вас.

– Не это, – возразил Антарес-906. – Это что-то такое, чего я не могу вместить в себя.

– Неназванные, – «священник» произнес еще одно тельцианское слово, которого я не знал. Антарес положил руку на шею.

– Конечно. Но… Вы говорите неназванные? Они не являются реальными в буквальном смысле слова. Это обобщающее выражение, символ, который употребляют, когда говорят о… я не знаю, как это сказать. Проявление глубинной истины, судьба?

«Священник» прикоснулся к своему кресту, и он превратился в круг с двумя выступами, похожими на ноги, тельцианский религиозный символ.

– Символ, метафора… Неназванные, я думаю, более реальны, чем мы с вами.

– Но вы никогда не видели их, не щупали руками, – заметил я. – Это всего лишь предположение.

– И никто никогда не видел. Но ведь вы никогда не видели нейтрино, тем не менее не сомневаетесь в его существовании. Несмотря на «невозможные» характеристики.

– Конечно. Но существование нейтрино или чего-то там еще такого можно доказать: без них просто не стала бы работать физика элементарных частиц. А вселенная не могла бы существовать.

– Ну что ж, похоже, мы остались «при своих». Вам не нравится мысль о неназванных, потому что от нее попахивает сверхъестественным.

Это было в общем-то справедливо.

– Не стану отрицать. Но в течение всех первых пятидесяти – или пятнадцати сотен – лет моей жизни, и еще нескольких тысяч лет, прошедших до моего появления, вселенную можно было бы объяснять и без привлечения ваших таинственных неназванных. – Я взглянул на Антареса. – У тельциан это было примерно так же, неправда ли?

– Да, в значительной степени. Неназванные реальны, но лишь как элемент интеллектуальных построений.

– Позвольте мне задать вам один очень старый, даже тривиальный вопрос, – сказал «священник». – Какова вероятность того, что люди и тельциане, развивавшиеся совершенно независимо на планетах, разделенных расстоянием в сорок световых лет, могли случайно встретиться, находясь на одном и том же уровне технологии, да к тому же оказаться достаточно близкими в психологическом отношении, чтобы вести войну друг с другом?

– Многие люди уже задавали этот вопрос. – Я кивнул Антаресу. – И, полагаю, многие тельциане. Несколько человек, полетевших в будущее под моей командой, принадлежали к религиозной секте, которая, по их словам, имела объяснение всему этому. Что-то вроде ваших неназванных.

– Но у вас есть лучшее объяснение?

– Пожалуй, что да. Если бы они находились на значительно низшей технологической ступени, то мы не могли бы вступить в контакт. Если бы они опередили, нас на тысячу-другую лет, то не было бы никакой войны. Возможно, истребление. – Антарес издал звук, говоривший о согласии. – Так что это лишь частичное, но никак не полное совпадение.

– Это вовсе не было совпадением. Мы, Омни, были на обеих планетах, задолго до того, как люди и тельциане получили язык – который вам дали мы. Или технологию, развитие которой мы контролировали. Это мы были Архимедом, Галилеем и Ньютоном. А при жизни ваших родителей мы взяли под свой контроль НАСА, чтобы задержать выход человечества в космос.

– И дергали за веревочки Вечной войны?!

– Я так не думаю. Полагаю, что мы всего лишь сформировали начальные условия. Вы могли бы сотрудничать друг с другом, если бы это было в природе характеров ваших рас.

– Но сначала вы удостоверились, что наши характеры отличаются воинственностью, – сказала Мэригей.

– А вот этого я не знаю. Это должно было происходить задолго до меня. – Он мотнул головой. – Позвольте мне объяснить. Мы не рождаемся так, как вы или же вы, Антарес-906. Я думаю, что нас имеется определенное число, порядка сотни, и когда один из нас умирает, вместо него появляется новый. Вы видели, что я могу делиться на две или несколько частей. Когда настанет время появления нового Омни – когда кто-то из нас где-то умрет, – я или кто-то еще разделится, и половина останется обособленной и уйдет, чтобы стать новым индивидуумом.

– Со всеми воспоминаниями и навыками родителя? – спросила Райи.

– Хорошо бы так. Вы начинаете жизнь как дубликат своего родителя, но проходят месяцы, годы, и его память исчезает, сменяясь вашим собственным опытом.

Хотел бы я иметь наследственную память ста пятидесяти тысяч лет. Но все, что у меня есть, это то, что сообщают мне другие мои сородичи.

– Включая эти слухи о неназванных? – добавил я.

– Именно так. И много раз за свою жизнь я задавался вопросом, не могло ли бы это быть заблуждением – неким вымыслом, который мы все разделяем. Это как с религией: не существует никакого способа, при помощи которого вы или я могли бы доказать, что «неназванных» не существует. А если они существуют, то этим можно объяснить многое, не имеющее иного объяснения. Например, параллельное развитие тельциан и людей и их встречу в наиболее подходящее время. Или же случайные взрывы людей.

– Они происходили во все времена, – ехидно заметила Сара.

– Случается множество разнообразных необъяснимых вещей. Большинство из них получают те или иные объяснения. Но я думаю, что иногда объяснения бывают ошибочными. Если бы при нормальном положении дел вы натолкнулись на останки кого-нибудь, погибшего так же, как ваша подруга, вы скорее всего подумали бы о какой-то грязной игре, о бомбе или чем-нибудь наподобие. Но, конечно, не о прихоти «неназванного».

В разговор вмешался шериф, и его слова дали новую пищу моим размышлениям.

– Я все же не исключаю грязной игры. Мы видели, как вы делали множество вещей, которые мы назвали бы невозможными. И для меня намного легче предположить, что это, так или иначе, сделали вы, чем поверить в существование невидимых злокозненных богов.

– Тогда почему я сделал это с ней, а не с вами? Почему я не сделал этого с Манделлой, когда он был необыкновенно близок к тому, чтобы убить меня?

– Возможно, вы стремитесь добавить перчику в свою жизнь, – ответил я. – Мне попадались такие люди. И вы решили, что нам двоим стоит жить, чтобы сделать ваш мир более интересным.

– Спасибо, он и так достаточно интересен, – с нескрываемой сварливостью в голосе заметил «священник», резко вскинув голову. – И, судя по всему, намеревается стать еще интереснее.

Часть шестая
Книга откровения

Глава 1

И почти сразу же после этих слов я услышал слабый певучий звук двух флотеров, приближавшихся с разных сторон. Через несколько секунд они стали видимы, а еще через несколько секунд проплыли над нами и опустились в парке.

Это были спортивные флотеры: один ярко-оранжевый, а другой вишневый. Их обтекаемые формы напомнили мне боевые вертолеты времен моей юности – «кобры», – да они и были похожи на кобр.

Фонари кабин скользнули назад, и из машин выбрались мужчина и женщина. Они тоже были слишком крупными, как и наш приятель, и флотеры покачнулись – казалось, с благодарностью, – освободившись от тяжести своих пассажиров.

Оба, и мужчина, и женщина, увидев нас, моментально уменьшились в размерах. Но все равно они оставляли слишком глубокие следы в траве. Я спросил себя, почему они не прибыли просто в обличье флотеров. Может быть, эти машины были слишком массивными?

Женщина была чернокожая и коренастая, а мужчина был белый и настолько невзрачный, что его лицу было бы очень трудно дать описание. Своего рода защитная окраска, предположил я. Они были закутаны в тоги из естественной необесцвеченной ткани.

Не было произнесено никаких слов приветствия. Трое Омни около минуты молча беседовали между собой, глядя друг на друга.

Потом женщина заговорила:

– Скоро сюда прибудут еще некоторые из нас. Мы тоже умираем насильственной смертью, так же, как умерла ваша подруга.

– Неназванные? – спросил я.

– Что вы можете знать о неназванных? – отозвался мужчина. – Хотя я думаю, что это они, потому что происходящее противоречит физическим законам.

– Они могут управлять физикой?

– Похоже на то, – сказал наш «священник». – Взрывающиеся люди, испаряющееся антивещество… Десять миллиардов существ, перенесенных, как вы выразились, в какую-то космическую колонию нудистов. Или братскую могилу.

– Боюсь, что это все же могила, – заметила женщина, – И мы вскоре присоединимся к ним.

Все трое уставились на меня. Первым заговорил безликий человек:

– Это сделали вы. Вы попытались покинуть галактику. Убежать из пределов, отведенных неназванными для нас.

– Это же смешно, – возразил я. – Я уже не раз покидал галактику прежде. Кампания Сад-138 проходила в Большем Магеллановом Облаке. Другие кампании были в Малом Облаке и возле звезды-карлика в созвездии Стрельца.

– Коллапсарный скачок – это не то, что полет в пространстве, – сказала женщина. – Червоточины. Это почти то же самое, что изменение квантового состояния, а затем возвращение к прежнему.

– Все равно, что прыжок с дерева с привязанной к ногам лианой, – вставил наш любитель старины.

– А вы на своем космическом корабле, – продолжала женщина, – убегали по-настоящему. Вы вошли на территорию неназванных.

– Это они вам сказали? – резко спросила Мэригей. – Вы общаетесь с неназванными?

– Нет, – ответил мужчина. – Это лишь умозаключение.

– Вы могли бы назвать это Бритвой Оккама, – добавила женщина. – Это наименее сложное из возможных объяснений.

– Значит, мы вызвали гнев бога, – подытожил я.

– Если хотите, можно сказать и так, – ответил безликий. – А вот мы сейчас пытаемся сообразить, как привлечь к себе внимание бога.

Мне хотелось закричать, но Сара смогла выразить обуревавшие меня мысли более спокойно.

– Если они такие всемогущие и вездесущие… то, похоже, они продолжают следить за нами. И даже слишком пристально.

«Священник» покачал головой.

– Нет. Это спорадическое явление. Неназванные оставляют нас одних то на несколько недель, то на несколько лет. Затем они вводят какую-то новую переменную, словно ученый или, может быть, любопытный ребенок, и смотрят, как мы на это будем реагировать.

– Убрать всех?.. – задумчиво произнесла Мэригей. – Вот это переменная!

– Нет, – сказала черная женщина. – Я думаю, что это означает завершение эксперимента. Неназванные чистят клетку.

– И что нам следует делать… – начал было безликий человек и вдруг умолк. – Моя очередь, – сказал он спустя пару секунд и тут же взорвался, но не брызгами крови, кишок и обломками костей. На его месте возник вихрь белых частиц, маленький снежный буран. Частицы попадали на землю и бесследно исчезли.

– Черт возьми! – воскликнул «священник». – Он мне очень нравился.

– Что нам следует делать, – продолжила женщина, как будто ничего не произошло, – это попытаться привлечь внимание неназванных и убедить их оставить нас в покое.

– А вы двое, – сказал «священник», указав на меня и Мэригей, – с очевидной вероятностью являетесь ключом. Это вы спровоцировали их.

Макс, все это время стоявший рядом с нами, исчез и вскоре вернулся, облаченный в боевой костюм.

– Макс, – окликнул я его, – подходи к вещам реально. Мы не можем бороться с ними таким образом.

– Мы не знаем, – глухо ответил он. – Мы не знаем ничего.

– Мы все еще не знаем, правду ли вы говорите, – вновь вмешалась Сара. – Есть неименуемые или нет, это еще на воде писано. Вы сделали это – вы уничтожили всех и каждого, а теперь играете с нами. Вы не можете доказать обратного, не так ли?

– Один из нас только что умер, – возразил «священник».

– Нет, он изменил свое состояние и исчез, – сказал я в ответ.

«Священник» улыбнулся.

– Именно так. Разве не это происходит с вами, когда вы умираете?

– Бросьте, – сказала Мэригей. – Если это дело Омни, если это они устроили такую ужасную шутку, то мы обречены независимо от того, что будем делать. Так что мы можем принять их слова за чистую монету. – Сара открыла было рот, чтобы заговорить, постояла так с секунду и закрыла его.

– Вот дерьмо, – вдруг проговорил Макс. Боекостюм покачнулся и вновь стал неподвижно.

– Ну вот, опять, – ровным голосом сказал «священник».

– Макс! – во все горло заорал я. – Ты здесь? – Молчание.

Мэригей подошла к костюму сзади: там находилась рукоять экстренного открывания.

– Я сделаю?..

– Рано или поздно придется, – ответил я. – Сара…

– Я смогу выдержать, – отозвалась она. – Я видела Аниту. – Ее и без того бледное лицо стало белым как мел.

Мэригей открыла костюм, и все оказалось именно так плохо, как я себе это представлял заранее. Там не осталось ничего, что можно было бы счесть за останки Макса. На землю, хлюпая, вытекло несколько галлонов крови и других жидкостей. Нижняя часть костюма была полна клочьями мяса и обломками костей.

Сара согнулась вдвое: ее вырвало. Я чуть не последовал ее примеру, но сохранившийся, как оказалось, старый боевой рефлекс заставил меня стиснуть зубы, сделать три очень глубоких вдоха и проглотить то, что подступало к горлу.

Макс был из тех людей, которых любишь, несмотря на то, кем он является и что делает. И они вот так запросто разделались с ним, словно смахнули с доски вышедшую из игры пешку.

– Неужели мы можем быть причастны к этому? – прокричал я. – Можем ли мы хоть что-нибудь объяснить? – Мой голос сорвался.

Звуки двух взрывов донеслись из гостиницы, и сразу же раздался истерический крик.

Мэригей застонала, ее ноги подогнулись, она потеряла сознание и растянулась на тротуаре. Сара, я думаю, даже ничего не заметила. Она стояла на коленях, захлебываясь рыданиями, обхватив себя руками, в то время как ее тело содрогалось в конвульсиях, пытаясь освободить и так совершенно пустой желудок.

Антарес-906 посмотрел на меня.

– Я готов, – медленно сказал он по-английски. – Я не хочу больше оставаться здесь. Пусть неназванные заберут меня.

Я кивнул, с трудом согнув шею, и подошел к Мэригей. Опустился на колени, приподнял ее голову и попытался платком вытереть ее лицо. Она частично очнулась и, не открывая глаз, обхватила меня рукой за талию. Ее трясло, но она молчала, лишь дышала с трудом.

Это была та близость, какую могут иметь немногие люди. Наподобие той, которую мы чувствовали иногда во время сражения или непосредственно перед боем: мы должны умереть, но мы умрем вместе.

– Забудь о неназванных, – сказал я. – Мы пользовались взятым взаймы временем с самого дня зачатия… И мы…

– Украденным временем, – поправила она все так же, не открывая глаз. – И сделали из него хорошую жизнь.

– Я люблю тебя. – Это мы произнесли одновременно.

Послышался громкий удар: боевой костюм упал. Легкий бриз, до сих пор веявший с недалекого океана, полностью переменился, превратился в сильный ветер и принялся порывами налетать на костюм. Что-то ужалило меня сзади в шею – кость или осколок кости – еще раз ужалило и со стуком упало в костюм.

Со звуком, похожим на стук пересыпаемых сухих палок, в раскрытой раковине боекостюма поднимался неполный скелет. Предплечье, локтевая кость и лучевая кости прицепились к правому локтю; на запястье выросли ладонные кости, а от них в неполную секунду отросли пальцевые фаланги.

Затем поверх таза возник комок перепутанных кишок, желудок, мочевой пузырь, все происходило быстрее и быстрее: появлялись печень, легкие, сердце, нервы и мускулы. Череп наклонился вперед на позвонках под тяжестью мозга, а потом медленно поднялся и посмотрел на меня голубыми глазами Макса. Какое-то мгновение лицо оставалось двухцветным – красным и белым, – словно медицинский препарат, с которого содрали кожу. А потом оно покрылось кожей, на голове появились волосы, сразу же кожей покрылось и все тело, а затем в нужных местах не выросли, а просто возникли волосы.

Он осторожно шагнул из костюма, и на нем появилась одежда, свободная хламида. На его лице было напряженное суровое выражение. И подошел к нам. Он или оно.

Мэригей уже сидела.

– Что происходит? – спросила она сдавленным голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила обычно.

Человек (или существо) уселся перед нами, скрестив ноги.

– Вы ученый.

– Макс?

– У меня нет имени. Вы ученый.

– Вы неназванный?

Он отмахнулся от вопроса.

– Уильям Манделла. Вы ученый-естествоиспытатель.

– Меня этому учили. Сейчас я преподаватель естественных наук.

– Но вы понимаете природу исследования. Вы понимаете, что такое эксперимент?

– Конечно.

Омни подошел к нам и остановился поблизости. Он кивнул чернокожей женщине.

– Выходит, она была очень недалека от истины?

– Эксперимент окончен? – вопросительно произнесла она. – И вы приступили к забою подопытных животных?

«Макс» медленно покачал головой.

– А что я могу поделать? Сначала подопытные мыши удирают из клетки. Затем они начинают соображать, что с ними происходит. А потом требуют переговоров с экспериментатором.

– Если бы эксперимент проводил я, – сказал я, – то поговорил бы с мышами.

– Да, именно так и поступил бы человек. – Он осмотрелся с выражением непонятного раздражения.

– Так поговорите, – бросила Мэригей. Он несколько секунд смотрел на нее.

– Вы, когда были маленькой девочкой, мочились в постель. И ваши родители не соглашались отпустить вас в лагерь, пока вы не перестали это делать.

– Я забыла об этом.

– Я ничего не забываю. – Он повернулся ко мне. – Почему вы не любите фасоль?

Я не мог сообразить, к чему он клонит.

– У нас на Среднем Пальце не растет фасоль. Я даже не помню, какова она на вкус.

– Когда вам было три земных года от роду, вы засунули сухую фасолину себе в нос. И, пытаясь вытащить, пропихивали все дальше и дальше. Ваша мать наконец сообразила, почему ребенок так сильно плачет, но от ее лечения дело пошло еще хуже. Фасолина от влажности стала разбухать. Она отвела вас к знахарю, жившему в коммуне, и тот еще сильнее все испортил. Когда они в конце концов доставили вас в больницу, врачам пришлось дать вам наркоз, чтобы извлечь фасолину, а у вас довольно долго были проблемы с носовыми пазухами.

– Это вы сделали?

– Я наблюдал за этим. Я подготовил исходные параметры задолго до вашего рождения, так что, можно сказать, что да, это сделал я. Я слышу звуки взмахов крылышек каждого воробья, и ни один звук никогда не оказывается для меня неожиданным.

– Воробья?

– Не берите в голову. – Он встряхнул плечами, как будто сбрасывал ношу с плеч. – Эксперимент окончен. Я ухожу.

– Уходите? Он встал.

– Из этой галактики.

Земля неподалеку вдруг взорвалась, и пара ботинок, которые мы захоронили под пальмами, прилетели обратно, на то место, где в момент гибели стояла Анита. Над ними сконцентрировалось месиво из частиц плоти и костей, к ужасным останкам откуда-то стянулось алое облачко, и тело начало восстанавливаться.

– Думаю, что не стоит изменять условия и возобновлять эксперимент с того момента, когда его ход нарушился, – сказал он. – Я просто оставлю вас на произвол судьбы. А где-нибудь через миллион лет взгляну, что получилось.

– Только мы? – сказала Мэригей. – Вы убили десять миллиардов людей и тельциан и теперь вручаете нам пять пустых планет?

– Шесть, – поправило существо в белом, – и они не пусты. Люди и тельциане не мертвы. Просто убраны.

– Убраны, – тупо повторил я. – И куда же вы их убрали?

Существо улыбнулось мне, как будто подготовило напоследок какой-то приятный сюрприз.

– Как вы думаете, сколько места, вернее, какой объем потребуется для того, чтобы сложить десять миллиардов человек?

– Помилуй бог, я не знаю. Большой остров?

– Одна и одна треть кубической мили. Они все сложены в Карлсбадских пещерах. А теперь они проснулись, голые, холодные и голодные. – Похожее на Макса существо (пожалуй, все-таки «он») взглянуло на часы. – Ну, положим, я могу подбросить им немного еды.

– Средний Палец? – сказал я. – Они тоже живы?

– В большом элеваторе в Вендлере, – ответило существо. – Вот им по-настоящему холодно. Я кое-что сделаю для них. Готово.

– Вы можете совершать действия быстрее, чем со скоростью света?

– Естественно. Скорость света – это лишь одно из ограничений, которые я поставил для эксперимента. – Он (оно?) поскреб пальцами подбородок. – Пожалуй, я его оставлю. Иначе вы станете совать нос во все дырки вселенной.

– Луна и Марс? Небеса и Кисос? Он кивнул.

– В основном холодные и голодные. А те, кто на Небесах, горячие и голодные. Но они все, вероятно, смогут найти какую-нибудь еду прежде, чем примутся поедать друг друга.

Он смерил взглядом Мэригей и меня.

– У вас двоих особое положение, так как никто, кроме вас, не помнит столь давних времен. Я изрядно позабавился, конструируя вашу ситуацию. Ну а для меня время все равно что пол или, скажем, стол; я могу прогуляться назад, к Большому Взрыву, или вперед, к тепловой смерти вселенной. Жизнь и смерть – обратимые состояния. С моей точки зрения, тривиальные. Как вы могли видеть здесь.

Мне, наверно, не следовало это говорить, но я все же сказал:

– Значит, теперь вас забавляет то, что вы позволяете нам жить?

– Это один из способов разрешения ситуации. Или же, как вы могли бы сказать, я даю эксперименту возможность идти своим собственным путем, без корректировки. А я пройдусь на миллион лет вперед и посмотрю, что произойдет.

– Но ведь вы уже знаете будущее, – сказала Мэригей. Существо в теле Макса закатило глаза.

– Будущее – это не линия. Это стол. Существует множество видов будущего. В противном случае, зачем было бы экспериментировать?

– Не уходите! – вдруг заговорила Сара. Он нетерпеливо взглянул на нее. – Мы видим события подобными линиям, линиям причин и следствий. Но вы же видите миллионы линий на своем столе.

– Бесконечное количество линий.

– Пусть так. Есть ли во вселенной еще что-нибудь, кроме вашего стола? – Он улыбнулся. – Имеются ли другие столы? Существует ли комната, где они находятся?

– Другие столы имеются. Ну а если они находятся в комнате, то я ни разу не видел стен.

Затем он заговорил почти точно в унисон с Сарой:

– Значит, есть кто-то еще, надзирающий за всем происходящим. – Женский голос прозвучал вопросительно, а мужской утвердительно. А закончила одна Сара: – Надзирающий за вами и вашими столами?

– Сара, – ответил Макс, – на некоторых из этих бесчисленных линий ты решишь остаться живой через миллион лет, когда я вернусь. Тогда ты сможешь спросить меня. А может быть, решишь не делать этого.

– Но если нет больше никого, если вы бог…

– Что? – удивленно сказал Макс, ощупывая белую ткань. – Что здесь, черт возьми, происходит? – Он взглянул на боекостюм. – Я вдруг почувствовал ужасную боль во всем теле.

– Я тоже, – подхватила Анита. Она голышом сидела по-турецки на том самом месте, где умерла, держа одну руку на коленях, а другую прижимала к груди. – А затем я внезапно снова очутилась здесь. Но ты оказался одетым. – Она взглянула на нас, подняв брови. – Что здесь, черт возьми, происходит?

– Бог знает, – ответил я.