Текст книги "Нерв"
Автор книги: Джинн Райан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Что? Зачем НЕРВу нужно, чтобы я вернулась в кафе, где выставила себя на посмешище? Ну да, конечно, где же еще мне будет больше всего не по себе? Хотя это не важно; я этого сделать не могу. Больше никаких испытаний. Я обещала Сидни.
Но эти туфли…
В конце концов, все вышло неплохо, верно? Ну и, кроме того, в этом испытании никакой воды не будет. Просто спеть и встретиться с каким-то парнем. Я так глубоко задумалась, что не заметила, как подошел Томми. Я показываю ему телефон.
– Ну уж нет, – говорит он.
Я смотрю на часы на экране телефона.
– Если выехать сейчас, как раз успею.
Томми переминается с ноги на ногу.
– Если тебе так хочется участвовать, подпишись завтра в качестве Зрителя.
Но зачем мне платить, чтобы играть, если я могу играть и платить будут мне? Я и так всю жизнь была зрителем.
И потом, я так хочу эти туфли, просто чувствую запах кожи.
Мы стоим и сверлим друг друга взглядами, как ковбои на Диком Западе. Два тощих ковбоя, которые не смогли бы выстрелить из пистолета или проехаться на лошади, даже если бы от этого зависела их жизнь. Но чем больше я думаю об испытании, тем сильнее склоняюсь к «почему бы и нет?».
Томми, похоже, улавливает мое настроение. Он говорит:
– Что ж, если отговорить тебя нельзя, я поеду с тобой. Как видеооператор и телохранитель.
Я стараюсь не смеяться. Потому что компьютерный гений в качестве телохранителя – это все-таки лучше, чем ничего. Наверное. И мне действительно нужен кто-то, кто сможет все это снять. Из нас вышла неплохая команда.
– Но в этот раз поедем на разных машинах, мне нужно будет очень быстро вернуться домой, – говорю я.
По дороге к машине я открываю ссылку и быстро заполняю дополнительную форму, где требуется мое согласие на целый список условий. Я быстро их просматриваю и, нажав ОК, сую телефон в карман. Шея у меня мокрая.
Прежде чем сесть в машину, я спрашиваю у Томми:
– Думаешь, бариста вызовет полицию, как только увидит меня?
Он хмурится.
– Наверное, не сразу.
Непонятно почему, но его ответ меня ужасно веселит. «Не сразу» – пожалуй, это то, что нужно.
Три
Я паркую машину в 9:36 и, проверив на ходу телефон, обнаруживаю присланное НЕРВом фото моего партнера по испытанию, Иэна. Темные волосы до подбородка, пронзительные глаза, такие же темные, острые скулы. Словом, красавец.
Итак, мне нужно будет встретиться в кафе с этим красавчиком и спеть, пока он будет покупать мне кофе? С первой частью я как-нибудь справлюсь, но вот петь на публике? Желание сбежать домой почти пересиливает. Я не получу туфель, за которые и умереть не жалко, зато не умру от смущения. Напоминаю себе, что, вообще-то, вчера я прошла испытание. И у меня появились поклонники. Окей, может быть, все они – просто задроты, которым нечем заняться, только проматывать бесконечные списки видео и смаковать кадры с сиськами, но все же.
В кафе – никаких признаков Иэна, так что я просто останавливаюсь посреди зала и переминаюсь с ноги на ногу, пока Томми находит удачную для съемки позицию. Двое парней в носках и сандалиях быстро входят в кафе и начинают разглядывать публику, пока не замечают меня. Находят столик поблизости, и все это не спуская с меня глаз. Для постороннего наблюдателя они выглядят как обычные ребята из Сиэтла со смартфонами и без чувства стиля. Когда они достают телефоны и примериваются, чтобы снимать меня, я догадываюсь, что это, должно быть, Зрители, которых прислал НЕРВ, и они будут снимать меня во время испытания. Вот черт. Но, в общем, понятно, что хозяевам игры хочется посмотреть, какова будет реакция игроков в условиях дополнительного стресса – при живой аудитории. У меня сводит желудок. Вот какая у меня реакция.
Я сжимаю кулаки и покачиваюсь на носках, но гляжу в основном себе под ноги. Каждые несколько секунд я рискую бросить взгляд в сторону дверей. Где же Иэн? В задании сказано, 9:40. Знает ли НЕРВ о моем комендантском часе, раз уж они узнали о туфлях? Уверена, я много раз постила жалобы насчет отбывания срока в ThisIsMe, так что если они видели мою страницу, то знают и об этом, и много еще о чем. Ладно, плевать, это же не секрет, в конце концов.
Я стою и жду, кажется, не меньше часа, но на самом деле проходит всего две минуты. Дверь кафе снова открывается. Я вижу, что Иэн узнал меня сразу, но он ничего не говорит. За ним идет высокая стройная девушка, ведущая съемку на телефон; она спешит занять место в паре метров от нас. Понятно, у него тоже есть телохранитель.
Когда он останавливается передо мной, я складываю руки на груди. Фото, сделанное на телефон, не сумело передать ни оливковой гладкости его кожи, ни изящной походки: длинные ноги, небрежно потертые джинсы. Но его что, улыбаться не научили?
Я говорю:
– Эй, мне – латте. Мое любимое, с ореховым сиропом.
Хорошо ли я изобразила «звездную болезнь»?
Он сжимает губы.
– И?
Э-э? Это и его испытание тоже. Может, главное слово тут – «потребуй»?
Я поднимаюсь на носочки балеток и встряхиваю волосами.
– Что значит «и»? Мне нужно латте! Прямо сейчас!
Он подходит ближе, так что мне приходится задрать голову, чтобы смотреть ему в лицо.
– Кто, как ты думаешь, я такой?
Я в недоумении.
– Ты Иэн, верно? – голос у меня звучит, как у мультяшного персонажа.
– Ага.
– Ну а я – Ви.
Его губы изгибаются в улыбке.
– Ви – это сокращение от чего?
А вот это уже секрет. Я глубоко вздыхаю.
– Ладно. Я так понимаю, мы оба в проигрыше. Если, конечно, твоим заданием не было вести себя, как придурок.
Я направляюсь к дверям, но он хватает меня за руку.
– Погоди, ты что, уже сдаешься?
Я склоняю голову набок. Что за игру он ведет?
– Так ты купишь мне латте или нет?
– Ради чего ты здесь?
Ради пары потрясающих туфель, дубина.
– Что ты имеешь в виду?
Он наклоняется ближе.
– Мое испытание отчасти зависит от тебя.
Хм-м.
– Это как?
– Ты должна сказать, что я – потрясающий любовник. – Голос у него такой тихий, что я едва могу разобрать, что он говорит.
– Что?
– Ты должна сказать мне, что я – потрясающий любовник. Вслух. Громко.
Это что, действительно часть испытания? Или он морочит мне голову? Может, заморочить голову – это и есть его испытание. Но что если я скажу ему, что он – потрясающий любовник, а он все равно не купит мне латте? Тогда он пройдет свое испытание, а я свое – нет. Да и вообще, может, не дать мне пройти испытание – это и есть его задача? Господи, всего два испытания в игре, а голова уже кругом. Интересно, НЕРВ все так и запланировал?
Я упираю руку в бедро, а другую нацеливаю ему прямо в грудь – тысячу раз видела, как Сидни принимает эту позу, когда хочет, чтобы ее услышали.
– Становись в очередь. Как только ты закажешь латте, я расскажу всему кафе, как ты хорош в постели.
Секунду он меня изучает, тоже, должно быть, борется с подозрениями.
– Договорились.
Он становится в очередь. Я ужасно довольна собой, пока до меня не доходит, что самая худшая часть моего испытания начинается именно сейчас. Делаю глубокий вдох и закрываю глаза, стараясь не прислушиваться к смешкам вокруг. Голова у меня опять становится легкой, а сердце стучит неровно. Так вот на что похож приступ паники! Господи, так, в темноте, гораздо хуже. Всегда ненавидела темноту. Неудержимое воображение подсовывает одну картинку за другой. Может, кому-то еще досталось испытание стукнуть меня по голове? Или задрать мне юбку? Я чувствую себя настолько уязвимой, что слезы наворачиваются на глаза. Какое классное шоу для НЕРВа. Я чувствую прилив злости на игру, и паника тонет в этой злости. Ага, прекрасно. Держись за злость и пой. Я открываю рот и, к своему удивлению, слышу собственный голос. Он дрожит, и фальшивлю я отчаянно, но все же пою.
Когда я добираюсь до конца первого куплета, до меня доходит, что есть еще одна дилемма. С закрытыми глазами я не смогу увидеть, как Иэн заказывает. Как же я пойму, когда кричать, что он – потрясающий любовник? Если я сделаю это слишком рано, не кинет ли он меня с латте? Я продолжаю петь, впиваясь ногтями в ладони.
Со всех сторон раздается смех. Может, испытание Иэна состоит в том, чтобы вылить латте мне на голову? Я вздрагиваю, почувствовав, что ко мне кто-то подошел.
– Он только что заказал тебе латте, – шепчет Томми; он сует мне в руку салфетку.
Мне хочется обнять его.
– Спасибо, – говорю я между куплетами, и вытираю щеки. И только сейчас спрашиваю себе, почему я не смотрела сама и откуда Томми знал, что я этого не сделаю.
Я чувствую, как в груди разгорается искра надежды. Я почти прошла испытание. Хотя мне еще предстоит помочь Иэну с его испытанием. Если, конечно, я сама его не кину. Но, естественно, я этого не сделаю. Я же Козерог, в конце концов.
Покрепче зажмурившись, я ору:
– Ты лучший мужчина, который когда-либо у меня был, Иэн!
Со всех сторон раздается смех. С горящими щеками я снова начинаю петь о пиве.
Когда я дохожу до шестидесяти трех бутылок пива на стене, я чувствую, как ко мне кто-то подходит. Раздается голос Иэна:
– Латте для самой восхитительной девушки на свете, – произносит он и приятным тенором начинает петь «Beautiful Girl» – исполнение, которое гарантировало бы ему звездную роль в школьном спектакле.
Я отрываю глаза и принимаю из его рук чашку горячего кофе, пока он продолжает свою серенаду. Когда тебе поют на публике – это смущает и кружит голову одновременно. Один из ребят, снимающих видео, показывает ему большой палец. Девушка, которая вошла в кафе вслед за Иэном, хохочет, снимая все на телефон. Две девушки рядом быстро строчат что-то на своих телефонах. Интересно, может, они ставят нам оценки? Я вызываю в себе внутреннюю Сидни и картинно машу им ручкой, хотя, конечно, не собираюсь всерьез участвовать в отборе на игру в прямом эфире. Мне просто нужны эти туфли. Которые, кстати, я уже заработала. Тут, к счастью, песня заканчивается. Окей, задание окончено. Уф.
Я поднимаю картонный стакан, приветствуя Иэна:
– Браво!
Он кланяется и позирует для Зрителей, особенно для своего оператора-фотомодели – скорее всего, она его девушка. А потом он улыбается. Вау. Как сильно улыбка меняет лицо. Зубы у него потрясающе белые и ровные, а ямочки на щеках такие глубокие, что туда можно засунуть монету.
Томми присоединяется к нам. Стиснув зубы, он окидывает Иэна подозрительным взглядом и говорит:
– Уже девять сорок пять.
Я поворачиваюсь к Иэну.
– Пора бежать. Спасибо за латте и за песню.
Он машет девушкам, которые все еще печатают в своих телефонах.
– Ты уж прости, что я вел себя, как полная задница. Мне пришлось. Это было задание – взбесить тебя, а потом попросить прокричать эту фигню насчет любовника.
– Рада слышать, что это не твое истинное лицо.
Он пристально глядит на меня, будто пытается меня раскусить, но что-то не укладывается в общую картину.
– Классно ты справилась с испытанием. Я впечатлен.
В груди у меня поднимается волна. В самом деле, я неплохо справилась, а?
– Ты тоже.
Бариста, который вчера вытирал пол, смотрит на нас бешеным взглядом. Знак, что пора покидать сцену.
– Удачи тебе, Иэн! – говорю я, уже спеша на улицу вместе с Томми.
Холодный воздух ударяет мне в лицо. Но, в отличие от прошлой ночи, он скорее освежает, а не морозит. Я это сделала! Сделала! Когда мы, смеясь, бежим к машинам, я чуть не теряю балетку, что очень подходит к моей сегодняшней роли – я чувствую себя Золушкой, сбегающей с бала.
Четыре
Томми качает головой, будто поверить не может, что я смогла через это пройти.
– Поздравляю.
Я двигаюсь по тротуару вприпрыжку. Когда я в последний раз бегала вприпрыжку? В первом классе?
– Спасибо, что поддержал, Томми. Без тебя я бы никогда этого не сделала. Если бы ты был девчонкой, я дала бы тебе поносить мои призовые туфли.
Улыбка его несколько тускнеет.
– Э-э, спасибо…
– Ну ты меня понимаешь! Ты потрясающий! – Я сажусь в машину. – Хотелось бы отпраздновать это вместе, но ты знаешь моих родителей.
– Ага. Увидимся завтра. – Он немного медлит, будто ждет, что я скажу еще что-нибудь. Потом, смущенно пожав плечами, помогает закрыть дверцу.
По пути домой я включаю радио погромче и всю дорогу подпеваю звезде кантри, которая повествует о том, как она мстит мужчине-обидчику. Ну почему подобные песни такие забавные? Когда я заезжаю в гараж, у меня даже остается лишняя минута. Прекрасно. Приплясывая, я вхожу в прихожую, испытывая сильный соблазн прокричать «Все вокруг цветет и пахнет» из мюзикла «Цыганка», но это вызвало бы чересчур много вопросов у мамы, которая сидит в гостиной и притворяется, будто читает книгу.
Я обнимаю ее, надеясь, что от меня не пахнет кофе.
– Спектакль прошел прекрасно.
– Чудесно, малыш! Нам с папой не терпится увидеть все собственными глазами завтра вечером.
– Третий вечер – всегда самый удачный. Вам понравится!
Пританцовывая, я взбегаю вверх по лестнице, напевая себе под нос. Пока я готовлюсь ко сну, в голове крутится мелодия из «Вестсайдской истории», и я засыпаю, улыбаясь. В счастливом тумане я забываю отключить телефон, и он будит меня в восемь утра. Я его игнорирую и поворачиваюсь на другой бок, чтобы досмотреть сон о Мэтью, где также участвуют красавцы из кафе. Телефон жужжит опять и опять. Ну кому я понадобилась в такую рань? И тут глаза у меня резко открываются. Может, это связано с испытанием? Я быстро проматываю в памяти вчерашние события. В последнем видео не должно быть ничего позорного. Ничего.
И все же я вскакиваю, чтобы проверить телефон.
Первое сообщение – от Сидни.
«Как ты могла?»
Ох. Я и забыла, что обещала ей – больше никаких испытаний.
Но подождем, пока она не увидит мои туфли. Как жаль, что нога у нее на два размера больше моей! Сидни быстро успокоилась бы, если бы мы могли носить их по очереди.
Следующие сообщения – тоже от нее. И приятного в них мало. Но ведь ничего постыдного не произошло, если, конечно, не считать, что пела я просто кошмарно, но ей-то что? А потом до меня доходит. Она же сама хотела попробоваться в НЕРВ. Попробоваться по-настоящему. Пройденные мной испытания, наверное, напомнили ей о том, чего она не может сделать – ну, по крайней мере не в этом месяце. Но ей совершенно незачем ревновать. Я же не собираюсь участвовать в «живых» раундах. Испытания я проходила исключительно ради забавы. Ну, вернее, ради туфель.
Я жду окончания завтрака и только тогда отправляю ей сообщение. Цепляю к нему присланное НЕРВом фото – я в тех самых туфлях. Сидни отвечает звонком. Ой-ой.
Когда я отвечаю на звонок, она начинает орать:
– Плевать мне на приз! Ты же сказала, что не будешь больше играть! А если бы что-то пошло не так? Что-то, что мне не удастся прикрыть так легко, как в первый раз?
Я провожу рукой по волосам.
– Никто тебя не просит меня прикрывать. Это просто еще одно испытание. Ты же видела, никаких мокрых блузок или обнаженного тела, и парень оказался нормальный. И даже если бы и нет – ничего страшного. Со мной был Томми.
– Нет, ты не понимаешь! Что, если бы они велели другим игрокам издеваться над тобой или сделали бы что-то по-настоящему ужасное? Помнишь, как они поступили с той девушкой, с обсессивно-компульсивным синдромом?
Я вздрагиваю.
– Но это же было в «живых» раундах. Слушай, никто не пострадал. Я выиграла потрясающие туфли. Игра окончена.
Я прямо вижу, как она качает головой.
– Знаешь, Ви, иногда я тебя не понимаю. Тебя иногда будто тянет на саморазрушение.
Я напрягаюсь.
– То есть ты имеешь в виду, что я сама пытаюсь причинить себе вред? Уж ты-то должна понимать, как я устала в тот вечер, когда помогала тебе учить роль для рождественского спектакля! Помнишь? Это очень, очень низко с твоей стороны намекать на то, что я намеренно не заглушила двигатель.
– Да я не это имела в виду!
– Ну конечно.
Долгое молчание.
– Слушай, у меня тут дела, – говорю я.
Мы с ней вешаем трубки, не сказав больше ни слова. Просто чудесно. Сегодня последний спектакль, нам бы планировать мой первый вечер на свободе, а лучшая подруга на меня дуется. Как это она так быстро узнала об испытании? Она что, проверяет сайт НЕРВа с утра пораньше? Или они связались с ней так же, как с некоторыми моими друзьями после испытания номер один?
Я залезаю в интернет и нахожу раздел с «Отборочными раундами», где видео можно смотреть бесплатно – наверное, чтобы подогреть интерес публики к «живым» турнирам, где платить нужно за каждый просмотр. Свой клип я ищу недолго. Число комментов перевалило за сотню. Это точно не ошибка? Мне лично не показалось, что испытание было таким уж интересным. Я запускаю видео, которое начинается с фразы Томми о том, как бы Иэну повезло, если бы между нами что-то было по-настоящему. Милый, милый Томми. Видео, однако, явно отредактировано НЕРВом, потому что следующая часть посвящена Иэну, и женский голос за кадром описывает, что обладательница голоса хотела бы с ним проделать. В красочных деталях. Интересно, это комментарий той девушки, которая пришла вместе с ним? Они были вместе с самого начала или это НЕРВ назначил ее Зрителем Иэна?
Дальше начинается часть, где я пою. Я морщусь – вид у меня ужасно испуганный. Но, должна признать, у меня есть… что-то такое, из-за чего я, как это ни противно, выгляжу по-настоящему невинно. Может, это из-за того, что рядом с Иэном я кажусь такой миниатюрной? Этот парень выглядит так, будто только что сошел с экрана. Чеканные черты лица, вот как это называется.
Я читаю комменты под клипом. Десятки девушек клянутся, что подпишутся на участие в игре в качестве Зрителей Иэна, если НЕРВ отберет его для игры в прямом эфире, а ведь это в три раза дороже, чем просто смотреть онлайн. Конечно, Зрители-участники могут выигрывать призы, если им удается сделать особенно удачный кадр, но шансы на это невелики.
В остальном комменты легко отсортировать по половой принадлежности: ребята пишут о том, какая я симпатичная и испуганная, а девушки утверждают, что каждая из них стала бы гораздо лучшей партнершей для Иэна. Да, похоже, у него серьезная группа поддержки.
Что ж, удачи ему с сегодняшним отбором. Пока я мысленно шлю Иэну добрые пожелания, на экране всплывает реклама НЕРВа: «ПОГЛЯДИ, КТО ИГРАЕТ!» – и клипы первых игроков, отобранных для игры в прямом эфире, с двух площадок: из Вашингтона и Тампы. Через пару минут еще один баннер возвещает: «ПОГЛЯДИ, КТО СМОТРИТ!» – с фотками тех, кто уже подписался и стал Зрителем онлайн или лично участвует. Разумеется, даже публика мечтает о своей минуте славы.
Теперь, когда я приняла участие в паре испытаний, мне тоже очень хочется стать Зрителем, и, наверное, так бы я и сделала, если бы у меня уже не было планов на сегодняшний вечер. НЕРВ никуда не денется: он будет и в следующем месяце, и потом. Но прямо сейчас я хочу быть с Мэтью.
Пора выключать компьютер и браться за дела. Между заданием по математике и парой набросков для уроков по дизайну я успеваю испечь три десерта для сегодняшнего вечера. И все же время тянется так медленно!
Ровно в пять я уже в машине. Приехав в театр, я оказываюсь по уши занята: нужно всех загримировать. Для последнего спектакля каждый хочет выглядеть особенно хорошо. Но вот наступает очередь Сидни, и я чувствую, что атмосфера какая-то странная. Сидни такая веселая, шутит со всеми вокруг, но, уверена, я одна замечаю, что она избегает встречаться со мной глазами. А когда кто-то упоминает о том, как круто, что я прошла еще одно испытание, Сидни тут же меняет тему.
Вокруг разливается благоухание пионов, но Сидни отказывается говорить, кто их прислал, игнорируя расспросы и подколы. Как только я заканчиваю возиться с ее накладными ресницами, она быстро исчезает из комнаты.
Однако Мэтью быстро заставляет меня забыть о Сидни, положив руку на мою голую коленку, пока я его гримирую. Он хочет просмотреть мои ролики для НЕРВа, пока я работаю, но я говорю ему: «Прекрати вертеться!»
Он поворачивает ко мне экран телефона с еще одной рекламой НЕРВа:
– Начались онлайн-раунды в Остине. Спорим, ты бы выглядела круто в ковбойской шляпе и со шпорами? Как ты сегодня? Чувствуешь себя отчаянной, а, крошка Ви?
– Больше я водой обливаться не собираюсь, если ты об этом.
Надеюсь, что нет, потому что я обожаю мой винтажный пиджак с вышивкой и шелковую мини-юбку. Жалко только, что, пока я мечусь за сценой, приходится носить эти дурацкие туфли на плоской подошве. Сапоги с каблуками смотрелись бы гораздо лучше. Мой наряд довершает футболка с героями «Настоящей крови» и значок с кампании Джимми Картера[4]4
Джимми Картер – президент США с 1977 по 1981 г.
[Закрыть], который я нашла на барахолке: идеальная деталь. Хотя парни обычно не в состоянии оценить хорошо подобранный наряд. Да и самого Джимми тоже.
Покончив с гримом и костюмами исполнителей главных ролей, я перехожу к массовке. Многие хлопают меня по плечу или выкрикивают «Дай пять!» – таким образом они отдают должное двум испытаниям, которые я прошла для НЕРВа. Я думаю о том, что нужно успеть насладиться последним спектаклем во всем его великолепии, пока каждый момент словно подвешен между щемящим чувством ностальгии и головокружительным ощущением успеха. И, может, мы с Сидни сумеем помириться еще до капустника. Особенно если я попрошу прощения.
Третий вечер подряд спектакль идет без сучка без задоринки. Сказываются, наверное, долгие месяцы репетиций, хотя вскоре от всего этого останутся только воспоминания да видеозаписи.
Во время третьего акта я стою сбоку от сцены, вдыхая аромат старого дерева и стараясь не касаться пыльного бархатного занавеса. Осторожно выглянув в зал, вижу знакомые лица. Лив и Юлай снова пришли на спектакль. На противоположной стороне, справа, я, кажется, различаю мамин профиль. Ага, вон и папа рядом с ней, рыщет взглядом по зрительному залу, будто ожидает, что я вот-вот свалюсь с балкона.
Я повторяю знакомые строки вместе с актерами – в последний раз. Правда, предстоят еще капустники, на которых фанаты-театралы покажут себя во всей красе, но это будет уже не то. Наконец, спустя час и тридцать две минуты после начала спектакля, Мэтью и Сид встречаются на сцене – воссоединение влюбленных, которое публика давно предвкушала. Он берет ее лицо в ладони, она грациозно выгибает спину. Их губы встречаются. Женщина в первом ряду испускает вздох. Мы все вздыхаем, переживая этот поцелуй.
Секунда, вторая, третья, четвертая, пятая… Какого черта? Бесконечные секунды проходят одна за другой, но объятия становятся только теснее и гораздо, гораздо чувственнее, чем того требует сценарий, и длятся они на века, на тысячелетия дольше, чем любой из их предыдущих поцелуев. В груди у меня будто что-то горит. Мэтью обнимает Сидни так крепко, что, готова поспорить, на коже у нее останутся следы.
Я провожу пальцем по потертому шнуру от занавеса, испытывая сильный соблазн дернуть и дать спектаклю новый, неожиданный конец. В театре все на ладан дышит, так что все решат – это случайность. Но, разумеется, такая девушка, как я, ничего подобного никогда не сделает.
Сидни и Мэтью, наконец, разжимают объятия и, не отрывая друг от друга глаз, переходят к своему дуэту, который перерастает в общий финал. Мимо меня проталкиваются актеры, занимают места на сцене. Грудь Сидни вздымается с последними высокими нотами, и вот уже от мелодии осталось только эхо, и раздаются громкие аплодисменты. Прикусив губу, я опускаю занавес.
Пока члены труппы выходят на поклон, я спешу к пожарному выходу. Дождя нет, и это просто чудо для весны в Сиэтле.
Совсем не так я себе представляла вечер последнего спектакля. После бесчисленных примерок, бесконечных часов в гримерке и дней, которые я провела с Сидни, разучивавшей роль, пока и сама не запомнила все до последнего слова; после трех пирогов, которые я испекла для капустника, – если кто и заслужил долгие поцелуи с Мэтью сегодня вечером, так это я.
Я плюхаюсь на металлическую ступеньку, которая сквозь шелковую ткань юбки кажется ледяной, включаю телефон и меняю свой статус со «Что-то намечается» на «Приветствуются новые идеи».
Нужно уйти, и прямо сейчас. Забыть о глупом капустнике и первом вечере на свободе. Моя так называемая лучшая подруга просто не может вынести, когда кто-то, кроме нее, оказывается на авансцене. И ведь нельзя сказать, что мое участие в испытаниях НЕРВа уменьшили ее популярность. Разве кто-нибудь еще, кроме нее, получил два букета? Интересно, они от Мэтью? А она, что она к нему чувствует? Это их объятие… Одно дело – игра на сцене, другое дело – реальность. Мои мысли лихорадочно мечутся. Может, они уже встречаются тайком? Не могу поверить, что подруга, которая однажды растянула запястье, защищая меня от хулигана, может так обманывать. Но этот поцелуй…
Дверь открывается. Неужели Сидни пришла извиниться?
Это Томми.
– Что ты здесь делаешь? – Он садится на ступеньку выше.
Я смотрю на него.
– Хотелось глотнуть свежего воздуха.
Он улыбается.
– Да, воздух тут хорош.
– Ты разве не должен руководить разбором декораций?
– Нет, до завтра ничего не будем разбирать.
– Ох, надо бы разослать всем еще одно напоминание насчет костюмов: чтобы сдали их в химчистку. Пусть даже не пытаются вернуть что-нибудь, что будет вонять, или…
– Или что?..
Я подпираю рукой подбородок.
– Я повешу их грязные костюмы прямо им на шкафчики, а сверху повешу противогаз. Или еще что-нибудь в этом роде.
Глаза Томми смеются.
– Ты же милая! Не ожидал от тебя такого.
– На «милых» воду возят.
А также на ответственных, преданных и что там еще нацарапали одноклассники в моем школьном альбоме?
Томми смотрит на меня с недоумением.
В полуоткрытую дверь доносятся обрывки смеха – актеры возвращаются в гримерки. Я оставила на туалетных столиках баночки с охлажденным кремом и салфетки, но, готова поспорить на мою недельную зарплату в «Винтаж Лав», большинство предпочтет остаться в гриме и явиться в таком виде на капустник. Им нравятся драматичные глаза и точеные скулы, которые я им сделала.
Я вздрагиваю на апрельском ветру и чувствую, как подкрадывается головная боль. Смотреть, как лучшая подруга при всех вешается на парня, который тебе нравится?.. От этого зрелища у меня в мозгу закоротило эмоциональные цепи, и теперь я чувствую себя какой-то оглушенной. Или, может быть, просто глупо – а чем иначе объяснить мои следующие слова:
– И что вы, парни, находите в Сидни?
На самом деле этот вопрос уже за гранью глупости – не только потому, что я выгляжу неуверенной в себе неудачницей, но еще и потому, что ответ очевиден: ее способность повысить твою самооценку ровно за десять секунд, ее блондинистая грива и тело, которое она не стесняется показывать, нося облегающие свитера и низко сидящие на бедрах джинсы. Не говоря уж о корсете, который она надевает в последнем акте и не снимет, пока кто-нибудь не поможет ей, лента за лентой, крючок за крючком.
Томми отводит взгляд.
– Ну-у, не всем парням нравятся такие девушки. Некоторые предпочитают девушек, не настолько, м-м-м, очевидных.
Это что же, он считает, что миниатюрные девушки, которым нравится стиль ретро – неочевидны? Или точнее, невидимы?
Дверь у нас за спиной с грохотом распахивается – так, что лестница вздрагивает. Сердце подпрыгивает у меня в груди.
Лицо у Мэтью раскраснелось, грим наполовину стерся. Или кто-то его стер…
– О, крошка Ви! Я тебя обыскался.
– Правда? – мой голос звучит как-то пискляво.
Он смеется:
– Пра-а-а-авда!
Томми закатывает глаза. Я встаю и отряхиваю юбку.
– А что такое?
– Я тут подумал, не найти ли нам более уединенное местечко?..
Сердце вот-вот выскочит у меня из груди.
– Э-э, конечно. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не запрыгать на месте.
Мэтью берет меня за руку и тащит внутрь.
– Пока, Томми, – говорю я, и дверь за мной с лязгом захлопывается.
Мы пробираемся между группками актеров, их родных и друзей, которые осыпают их поздравлениями. В воздухе висит густой запах духов и одеколона. На секунду мне кажется, что я вижу папу – короткий ежик седых волос, – но я быстро теряю его из виду. Может, это еще чей-нибудь отец. И зачем вообще папе заглядывать за кулисы? Чтобы сказать «Малыш, ты классный костюмер»? К тому же это мой вечер свободы. Должны же они сделать мне хоть какую-то скидку!
Мэтью ведет меня в каморку в конце коридора, которая служит запасной гримеркой. Здесь никого нет. Прежде, чем я успеваю понять, что он делает, он поднимает меня за талию и кружит, как фею из балета.
Я смеюсь, чувствуя, будто парю в невесомости.
Он ставит меня на пол и нажимает мне пальцем на нос. Внезапно мы вновь оказываемся в этом щекочущем нервы пространстве, в котором танцуем вот уже пару недель. И это происходит на самом деле! Я не придумала! Может, я неправильно поняла их с Сидни поцелуй на сцене? Может быть, они просто слишком вжились в роль…
Сердце бешено колотится.
– Ты потрясающе играл сегодня.
– Благодаря тебе и всей нашей команде, – его рука ложится мне на плечи, он подводит меня к зеркалу. – Ты была просто как маленький ангел. Порхала вокруг и всем нам помогала. И еда, которую ты принесла, выглядит ужасно вкусно.
Я сажусь на стойку, а он падает в кресло. Может, он притянет меня к себе на колени? При этой мысли меня бросает в дрожь.
Он берет мои руки в свои.
– Можно одну крошечную просьбу?
– Конечно.
Черт, надо было освежить помаду.
Он указывает на щеку.
– Я тут грим случайно размазал. Можешь наложить заново? Сидни говорит, в гриме я выгляжу брутально, и для капустника будет неплохо, а?
Плечи у меня опускаются.
Он хочет освежить грим? Остаться в роли, потому что Сидни кажется, что так он больше похож на мачо? Я сижу и тупо гляжу на него.
Он указывает на мой чемоданчик с гримом, который, должно быть, принес сюда, прежде чем пойти за мной. Надо же, как он подготовился! Он барабанит по моим коленкам, будто играет на маракасах.
– Сделай только самое основное, в детали можно не вдаваться!
Я делаю вдох и встаю, стараясь успокоиться и не покраснеть от разочарования.
– Конечно.
Я открываю чемоданчик, беру карандаш и контурную пудру. Стоит мне начать, и он убирает руки с моих коленок. Я заостряю линию челюсти и нос, перехожу к контуру глаз. И только наполовину закончив работать с глазами, позволяю горьким вопросам пробраться в мою голову. Нравилась ли я когда-нибудь Мэтью по-настоящему, так, как он нравился мне? Или я – просто способ сблизиться с Сидни?
Я сильнее нажимаю на карандаш, который впивается ему в бровь. Он морщится.
– Прости, – говорю я. Грубый след на его коже подает мне идею. Меня очень тянет придать его гриму новый оттенок. Между пикантной брутальностью и видом одержимого маньяка грань очень тонка. Я могу сделать так, что любая девушка на капустнике почувствует себя неуютно, едва взглянув на него. Рука сама начинает подрисовывать брови чуть ближе друг к другу. Но что-то меня удерживает. То самое «что-то», что никогда не дает мне устроить сцену или скандал. Сдерживая слезы, я рисую Мэтью те сексуально-задумчивые глаза, которые он так хочет.
