Текст книги "Свои Чужие"

Автор книги: Джина Шэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4. Дима

Полли повзрослела.

Это я могу сказать совершенно точно.

Ей идет зрелость. Ей настолько идут эта зрелость и самооценка, что от одного взгляда на неё у меня перехватывает дыхание. И кто бы мне еще сказал: "Окстись, Дима"…

Это не девочка для секса, не актриска, которой очень нужно, чтобы ты порекомендовал её режиссеру хотя бы на эпизодическую роль в сериале. Не та, кто упорхнет уже через пару недель.

Нет, Полину нельзя равнять даже с половиной рассекающих между студиями профурсеток. Передо мной настоящая шикарная женщина.

И, мать твою, Дмитрий Денисович, перестань сползать глазами в этот чертов вырез её пиджачка. Да, вкусный вырез. Не повод. Имей совесть, хватит пялиться на свою бывшую жену.

Что поделать, Полина совершенно точно знала, как выбить меня из колеи. И она-то, может, и не догадывалась, как я на неё реагирую, но этот взгляд… В нем была вся она, твердая, несгибаемая, дерзкая, какой я её помню. Такая, которую я чуть не убил своим чёртовым кризисом.

Отличница с факультета журналистики, которая могла переспорить любого лектора, если была убеждена в своей правоте. Та, в которую я два месяца проходил безнадежно влюбленным, пока наконец не додумался пригласитьв кино.

Красивая. Красивая была тогда, красивая и сейчас. Только сейчас она до того не моя, что хочется кого-нибудь придушить. Хоть ту же Кольцову, ну а что она, просто так приперлась, что ли?

Полли не говорит больше ни слова, просто безмолвно садится на диван напротив, закидывает ногу на ногу и смотрит на меня уничижительно. Мой счет, кажется, сейчас пополнился еще одной строчкой.

– Димочка, мы так скоро увиделись, я даже не ожидала, – Кольцова как всегда бросается в бой. И я вроде знаю, почему она так меня не переваривает, но всё равно. На неё мне плевать.

– Это очень крутой проект. Я работаю с Ильей Владиславовичем второй год. Да, я предложил ему свои услуги, – меланхолично замечаю я, разглядывая тонкие пальчики Полли. – Можешь сказать спасибо, Эльвира. Сейчас сценариста лучше меня вам просто не найти.

Да и не хочу я, чтобы к тексту моей Полли прикасался хоть кто-то из штата сценаристов Кирсанова. Чтобы кто-то другой проводил с ней день за днем, приводя сценарий к золотому сечению? Чтобы он, а не я, пускал слюни на эти красивые ноги, косил озабоченным взглядом в вырез блузки? А вот черта с два. Пусть выкусят.

Да, я сам предложил себя Илье на должность ведущего сценариста. И дурак был бы, если бы не предложил. После начала работы с Кирсановым на меня ощутимо повысился спрос. Поэтому работал, работаю и продолжать с ним работать я буду. Нет, конечно, в своем жанре – я уже один из самых востребованных сценаристов Москвы. Но забраться повыше мне никто не мешает. И я заберусь.

Полина хмурится.

– Ты же терпеть не можешь со мной работать, Варламов, – спокойно произносит она. – Ты же понимаешь, что именно я буду читать твои сценарии, критиковать, находить косяки. Ты уверен, что твоя самооценка к этому готова? Раньше ты к этому относился весьма болезненно.

В яблочко, милая, в яблочко. Прям стыдно становится за себя, молодого идиота. Был такой грешок. Когда моя девочка начала обгонять меня в творческом росте, она начала подмечать мои недочеты. В какой-то момент понял, что это я гонюсь за ней, пытаясь соответствовать. И это было довольно неприятное открытие.

– Раньше я не был профессионалом, Поль, – безмятежно улыбаюсь я. – С удовольствием с тобой поработаю. Можешь критиковать, править, ни в чем себе не отказывать. Не откажусь повысить свой творческий уровень.

Сейчас уже эволюционировал и я, и моя самооценка.

Полина недоверчиво щурится. Сложно мне поверить? В принципе, могу понять. От того лишь сильнее хочется доказать, что я изменился. А изменился ли? Кажется, в глубине моей души все еще живет тот идиот, который едва не задушил эту потрясающую женщину своим гнетом и проблемами с самооценкой.

Тяжелые были годы тогда на самом деле. Первые мои годы после университета. С работой то и дело возникали перебои, опыта у меня не было, денег, соответственно, тоже не водилось. В телецентр не брали. Я проваливал собеседование за собеседованием. А в театрах мне было катастрофически скучно. До написания самостоятельных пьес опять-таки меня не допускали, только до обработки какой-нибудь классики. Десять разных адаптаций одного только “Ревизора” за один год. Тоска, а не работа!

Хотя мозг я тогда ломал очень качественно, как сделать так, чтобы один сценарий отличался от другого.

А Полли… Полли творила. Кормила меня ужином после работы, а по глазам было видно, что она уже в мыслях о своих героях. Как я ей тогда завидовал, этой безумной творческой свободе – не описать. Ей не надо было ограничивать себя рамками, говорить “надо”, её не стискивала тесная клетка обстоятельств.

Когда я начал ворчать по поводу того, что она отнимает время у меня всякий раз, когда начинает писать? Я не знаю, но именно за этот шаг презираю себя сильнее всего.

О том, как я перед ней виноват, я, пожалуй, заикаться не буду.

– Илья Владиславович, я могу выпить кофе, пока вы заняты? Здесь немного душновато, – Полли это спрашивает у Кирсанова, а смотрит убийственно на меня.

Ну понятно, от кого она сбегает. Да, я в курсе, что сейчас она меня терпеть не может.

Ох, Полли, а ведь нам с тобой год работать. Не меньше. Да, сценарий я начерно почти написал, но ведь только начерно. Именно автор книги обычно вносит принципиальные акценты. Без тебя тут никак, или твои же фанаты не узнают твоей истории.

– Да, госпожа Бодлер, десять минут у вас есть, – Илья задумчиво отрывает взгляд от обработанного, уже обращенного в сценарий, текста и окидывает нас взглядом, позволяя “волне и камню” разойтись.

Кольцова торопливо вскакивает и идет вслед за Полли. Ну вот её уходу я, пожалуй, действительно рад. Она меня бесит. Хоть и сам виноват, и она тогда была права, но все равно бесит.

Самое паршивое, что бесит Эльвира не столько меня, сколько моего внутреннего собственника.

Я хотел когда-то подарить Полли весь мир. Чтобы именно со мной она поднялась и добилась признания, о котором моя девочка тогда еще даже не мечтала. А вышло…

А вышло, что на пятом году брака Кольцова зажала меня в угол на моей же работе.

– Ты что творишь, баран, – шипела она тогда, глядя на меня злющими ледяными глазами. – Полька опять отказалась от издания. Ты понимаешь? От гонорарной, мать твою, Варламов, публикации. Её хочет издательство, ты понимаешь? А она не идет!

– А я при чем? – тогда поинтересовался я и этим еще сильнее опустил себя в её глазах.

– Это же ты, кретин, – тыкая острым пальцем мне в грудь, рычала Кольцова. – Ты её душишь. Она из-за тебя отказывается, потому что это ты комплексуешь, самец недоделанный. Потому что она может, а ты – ни фига.

Тогда я огрызнулся, но… Но после начал замечать и сам. Полина тосковала. Она уже не бросалась к клавиатуре всякую свободную секунду, она все чаще говорила о каких-то ужасно бытовых вещах, она выцветала день за днем, неделя за неделей. Не хотела меня задевать, не хотела нарываться на мое недовольство, не хотела травить себе душу и сама. Наверняка же вспоминала про предложения, от которых ей пришлось отказаться.

Она угасала, моя дивная мечтательная девочка, и именно я приложил к этому руки.

В общем, через две недели этих наблюдений мне до того стало тошно от самого себя, что я накатал какой-то совершенно мутный и адский сценарий для сериала. Через месяц мне пришел ответ со студии. Меня взяли в штат. Моя мечта наконец-то начала исполняться.

И я не придумал ничего лучшего, чем сбежать от Полли. Бросить её, предать, но освободить от себя, потому что исправиться у меня никак не получалось.

– Дим, вы точно с ней сработаетесь? – медленно спрашивает Кирсанов, задумчиво глядя на меня. – Между вами слишком много нездоровой неприязни. Это не повредит работе?

От него не укрылся общий тон моей маленькой перепалки с бывшей женой. Впрочем, я его предупреждал, что так будет.

– Все нормально, – откликаюсь я. – Полина умеет держать себя в руках, а её неприязнь я как-нибудь переживу.

Как-нибудь. Между прочим, жить не хочется, когда Полли с такой ненавистью на меня смотрит.

Я ведь тогда рванул, подавая на развод. Самое живое рванул из души, с корнем. Крыл себя матом, четыре раза чуть не передумал, но пути назад не было. Я не умел вести себя с ней иначе, и оставаться с ней рядом, убивать её дальше просто не имел права.

Мы столкнулись сегодня в лифте, хотя я был уверен, что опоздаю и встречусь с Полиной только в кабинете Ильи. Еще и налажал так кошмарно с этим её кофе, стоял и не знал куда себя деть. А она… Зараза, блин. И ведь так и хотелось сказать, пока она застегивала свой жакетик: “Зараза ты, Варламова”, вот только фамилию она после развода вернула свою. Это было неприятно. Хотя я и понимал, что не мне ей предъявлять за это. Уже не Варламова. Уже не моя.

И я старался не мучить её, не лезть, потому что себя я знал прекрасно. Увижу и снова вспомню те чертовы два года. Два года её жертвы, принесенной ради меня. Смог бы я так же? Смог бы пожертвовать творчеством в угоду любимого человека? Не уверен. Не смог. Любил ли я Полину так, как она того была достойна? А вот это вряд ли. Мало было. Жаль, что иначе я так и не научился.

– Дим, ты уверен, что справишься? – настойчиво спрашивает Илья. Ему очень важен микроклимат в коллективе, он не любит даже каких-то легких склок.

– Да, уверен, – киваю я. – Не волнуйся, Илья, я тебя не подведу.

– Ну, причин тебе не доверять у меня вроде нет пока еще, – задумчиво замечает мой друг. Режиссер со сценаристом дружит далеко не всегда, просто мы с Ильей хорошо понимаем друг друга. Редко бывает такое космическое совпадение. И я очень ему рад, потому что наконец-то мне себя ограничивать не надо.

Хорошо, что Илья не настаивает на своем. В кои-то веки я хочу сделать хоть что-то для Полли. Не сделать ей хуже, а наоборот – исполнить её мечту.

Когда я еще ничего не испортил, когда мы всеми своими атомами принадлежали друг дружке, Полли призналась, что очень хочет, чтобы именно я написал сценарий для фильма по её книжке.

Нет, я правда сомневаюсь, что сейчас Полли бы согласилась именно на это. Дело было не в этом.

Мой котенок, моя мечтательная малышка мечтала о фильме по своей книге. Ну, сначала написать такую историю, которую кто-то захочет экранизировать, а уж потом – чтобы за дело взялся я.

Сейчас она уже написала не один такой роман. Прямо обалдеть же можно от заоблачной крутизны моей жены. Бывшей жены, да! Жаль, что не я помог ей добиться успеха, но и я кое-что могу для неё сделать. Исполнить ту её мечту, про которую она, наверное, уже и забыла. Вообще-то… Это малое, что я мог для неё сделать, после тех лет творческой голодовки, что я ей устроил. Да и после… После я тоже ничем хорошим не отличился.

И да, я легко мог помочь сделать её мечту явью, сейчас мне это действительно ничего не стоило. У Полли будет классная экранизация, достойная её самой. С режиссером её мечты.

Самое главное – мне не увлечься… Не забыть, что вообще-то возвращать её себе я не собираюсь. Убивать её второй раз мне совершенно не хочется.

Тем более что у моей бывшей жены уже давно налажена своя жизнь, и для меня там просто не найдется места.

Вот только с учетом того, как Полина и сейчас выбивает меня из колеи – кажется, остаться при этом своем намерении мне будет действительно сложно.

Глава 5. Полина

– Поль, что ты об этом всем думаешь? – Тон у Эльки – как у сапера. Да и подходит она ко мне бочком, будто к собирающейся взорваться бомбе.

– Я думаю, что у них тут кофе отвратительный,– я вздыхаю, и прошу у аппарата по продаже кофе еще одну порцию эспрессо. – Как думаешь, их эту гадость чем заставляют пить, плетьми?

Я уже установила таймер на телефоне на десять минут, чтобы точно не упустить время – и стою тут. Медитирую в коридоре с чашкой кофе. Мне действительно полезно.

Элька принюхивается к содержимому моего почти пустого стаканчика и кривится.

– Не иначе, – ворчит она.

Хотя наблюдая за здешней суетой, за людьми с глазами разной степени вытаращенности, я понимаю – паршивый кофе самая меньшая из их проблем.

У них куда актуальнее: “Маша, где пятьдесят второй тональник?”, “Эй вы там, убавьте громкость, вы нам фоните”, “Михаил Александрович, вы не глянете новый концепт персонажа” и “Крановщик, кто видел крановщика? Найдите и убейте!”

Телецентр кипит, бурлит, захлебывается своей бешеной жизнью, и кофе не является для него лакомством, кофе для него – кровь, текущая в венах местных обитателей, инструмент, необходимый для выживания. Его пьют не для удовольствия, а для того, чтоб успевать за хвостом вечно ускользающего местного дедлайна.

И нет, после того как я осознаю это, критиковать кофе уже язык не поворачивается. Я забираю свою вторую чашку и представляю, что, глотая эту гадость, я становлюсь здесь чуточку своей.

Приятно…

Я сбежала, потому что находиться лишние десять минут в одной комнате с Варламовым мне опасно. Это почти то же самое, что хранить в одной и той же коробке канистру бензина и зажигалку.

– Домой хочу, – устало произношу я. Настроение как-то скурвилось и вообще, стоять и думать на тему того, что мне придется работать в компании Димы – не особенно приятно. Не хочу! Не хочу-не хочу-не хочу. Великая нехочуха, ага. Могу ногами потопать, только разве это поможет?

– Как думаешь, чего хочет Варламов? – тихо спрашивает Эля, возвращая меня в реальный мир к реальным проблемам. – Зачем ему эта должность? Его ведь даже не назначили, он вызвался сам. Он ведь знал, что нужно будет работать с тобой… Может, он тебя вернуть хочет?

Я рассмеялась. На самом деле версия была забавная. Нет, вряд ли Дима этого хотел. Даже его заигрывания в лифте не были серьезными, Дима в принципе флиртовал со всякой симпатичной особью женского пола, которую еще не затащил в постель, стиль общения у него был такой. И симпатичная физиономия этому очень способствовала.

– Эль, чтобы меня вернуть, – я сделала еще один глоток кофейной нефти из стаканчика – Варламову нужно врезать мне бейсбольной битой по голове, да так, чтобы я память потеряла. У меня безумно много претензий в его адрес, ты знаешь. Да и ему – ему нужна не я, а девочка, которая будет готовить ему борщ и смотреть в рот. Какой мне борщ, когда я пишу по восемь часов в сутки, гуляю три, сплю еще девять, а оставшееся время – жру и занимаюсь йогой. Когда я выбрала его, отказалась от творчества – я ему надоела. Скучной стала, так он тогда сказал. А сейчас он в мою жизнь просто не влезет. Да и зачем? Его последней девице было года двадцать два, он меняет их раз в два месяца. Скажешь тоже, заинтересую его я. Слишком старая.

Без комментариев. Да – я знаю. И не надо меня спрашивать откуда я знаю, сколько лет последней девушке Варламова. Все вы понимаете, в одном мире соцсетей с вами живем.

– Полли, – Элька укоризненно хмурится, – перестань нести чушь. Какая “старая”? Тебе тридцать лет, а не триста.

– В глазах Варламова – после тридцати женщины мумифицируются и перестают иметь ценность, – насмешливо замечаю я. – Зачем связываться с тридцатилетней? Девочка двадцати двух-двадцати трех лет от роду обеспечит тебя более здоровым потомством, и прочее бла-бла-бла.

По-крайней мере, когда мы расходились – он говорил так.

– Тьфу, – Элька кривится. – Вот серьезно, как ты жила с ним пять лет? Он же чертов шовинист…

– Эль, я была идиотка, – честно откликаюсь я. – Мне казалось – это любовь. А ради неё же не жалко каких-то там жертв. Ну, мелкая же была. Чего ты хочешь от двадцатилетней влюбленной клуши.

Если уж домогаться, мне далеко не казалось. С Димой у меня и была любовь. Такая безумная, что мне хотелось считать её единственной настоящей в мире. Такая бескрайняя, что мне иногда казалось, что я сгорю от чувств, захлестывающих меня с головой. И она была, просто потом закончилась. Но она была, точно была.

Как может реагировать девочка-отличница, если на неё вдруг обратит внимание первый красавчик с параллельного потока? Тот, на которого ты, вросшая в джинсы, еще не знающая слово “маникюр” серая мышь, даже не смотрела, потому что зачем мечтать о том, что заведомо невозможно?

А невозможность вдруг является к тебе, сияет на тебя широченной улыбкой и зовет в кино! Ну, а после кино все та-а-ак быстро завертелось… И вот никогда так не было, но пришел он, и оно взяло и случилось! Первая любовь, первый мужчина, первый муж…

Который должен был стать моим единственным, я об этом мечтала, я вообще не представляла, что все может быть иначе.

Я не училась литературе, я училась журналистике, это потом дошло осознание, что это слегка не мое, Дима же сразу учился на сценариста. Сразу знал, чего хотел от жизни, нужно сказать – этим его качеством я восхищаюсь и до сей поры. Я в свои восемнадцать категорически не могла похвастать особой осознанностью.

Мне нравилось писать тексты – вот тебе и все самоопределение.

И вот – был он, была я, и была какая-то лихорадочная зависимость двух творческих людей, безумно зависящих от мнения друг дружки. Молодой творец – голодный до чужого мнения творец. И мы были такие. Я видела все сценарии Димы, он читал мои эссе и статьи, и мы перлись от крутости друг дружки. Кукушка обожала петуха, петух – кукушку, и это было очень искреннее и безумно сильное чувство.

В какой момент все это вдруг исчезло? В какой момент я поняла, что союз двух творческих людей – это ужасное сочетание, потому что рано или поздно кто-то творить перестает? В нашем тандеме это была я…

Нас оттесняет от аппарата по продаже кофе девочка с загнанным лицом и гулькой на голове. Судя по макияжной кисточке, воткнутой в гульку, и мазкам помады на запястьях – гример. Судя по выражению лица “видала я весь мир в гробу и на белых шпильках” – гример какой-то очень-очень капризной певички.

– Может, Димочке по-прежнему поперек горла твой успех? – задумчиво спрашивает Эля. – Ну, сама подумай. Кто он? Занюханный сценарист? Если бы он не был твоим мужем – я бы и не знала, что он пишет сценарии для центральных каналов. А тебя по всем утюгам передают, ты у нас звезда, Костик тебя очень качественно пиарит, радио, газеты всякие… В прошлом месяце ты вообще в шоу каком-то экспертом выступала.

– В позапрошлом, – я чуть морщу нос, вспоминая три адских дня тех съемок и жуткую аллергию, что полезла у меня на сценический грим. И было шумно, но… Костя говорил, что продажи после моего появления по ящику стали чуточку внушительнее. Месяца через два обещали снова позвать…

– Неважно когда ты там мелькала, – отмахивается Элька. – Важно, что ты везде. На конвентах, в телевизоре, в вирусной рекламе, везде. Шесть тысяч запросов “Полины Бодлер” было сделано только за тот месяц. А давай пробьем Дмитрия Варламова. Спорим, и двух сотен запросов не будет? Димочка тебе и тогда завидовал, а сейчас и подавно.

– Ну а смысл какой ему влезать ко мне в проект? – рассеянно спрашиваю я, разглядывая, как меняются пиджаками два парня в конце коридора. Там, кажется, кастинг, перед дверью кабинета длиннющая очередь, разве что на головах не сидят.

– Ну, Варламов же знает, что ты его терпеть не можешь, так? – задумчиво замечает Элька. – И всякий раз, когда вы пересекаетесь – происходит скандал.

– Увы.

Я бы и хотела сказать, что это не так, но то ли я была такая вздорная особа, то ли Варламов – никак не может уняться.

И на юбилее той же Нины мне было правда жаль, что так вышло, просто я не ожидала, что наткнусь на Варламова в компании тощей блондинки, а он сам возьмет и припрется, чтобы рассказать, как я испортила ему аппетит своим унылым парнем.

А я… Я ведь имела право ему ответить, да? И да… Я ответила. Тем более, что общий вид его модельки меня, знаете ли, тоже выбесил.

Самое паршивое было в том, что я тогда думала совсем не о платье той простигосподи, и не о Димочкиной стрижке, а о том, какие у этого ублюдка красивые глаза. И как я его ненавижу за это.

И да, это действительно была проблема. Но пока что я с этим почти ничего не могла сделать.

Человек со мной не смог, я его не устраиваю, да и он меня в общем-то тоже не устраивает ни по какому показателю. Вот только на кой черт пару раз в неделю во время серфинга по всяким соцсетям я заглядывала на страницу Варламова, с мазохистской целенаправленностью изучая фотки с очередной его пассией.

Девицы менялись с завидной регулярностью, бросивший меня мудак был “в полном расцвете сил”, и мне бы сделать из этого выводы и перестать уже так беситься при виде его слащавой физиономии, а не получалось.

Мне и сегодня его видеть было неприятно, до зубовного скрежета. А он – и ухом не повел, и вид делал, что и не было того прошлогоднего скандала. И позапрошлогоднего тоже. Мачо еще включил на полную.

– Мне кажется, что он того и хочет, – шепчет Элька, чтобы поменьше народу слышали наш разговор. – Чтобы ты вспылила перед Кирсановым. Ты же давно мечтала о фильме по своей книге? А если Кирсанов откажется тебя экранизировать – в результате фигушки кто-то еще захочет это сделать. Ну разве что задрот какой. Димочка для Кирсанова свой, его и послушают, он будет пострадавшей стороной.

Наверное, будь я немножко наивнее, не зная насколько даже близкие люди могут тебе устроить подлость – я бы не поверила в Элькину версию. Я бы отмахнулась от неё, сказала бы: “Да не может быть такого!” – и полетела бы на своих прозрачных крылышках в страну волшебных единорогов.

Но вообще версия была довольно твердая. Циничная, неприятная, но… Я видела физиономию Димы, когда я вошла. Он явно был доволен произведенным эффектом внезапности. И с Элькой он упорно переругивался. И ухмылочка у него была довольно издевательская. Он будто пытался вывести меня из себя.

– Думаешь, он хочет, чтобы я отказалась от договора? Это сорвет съемки?

– На этом этапе твой отказ от сотрудничества наверняка спровоцирует расторжение договора, – Элька кивнула, недовольно поджимая губы. – Кирсанов просто найдет себе другую, более податливую девочку с книжкой, подходящей для мелодрамы, а мы налетим на неустойку из-за расторжения договора по нашей вине.

Срабатывает таймер на телефоне. Десять минут закончились. И из дверей Кирсанова высовывается взъерошенная голова Варламова.

– Где вы там? – окликает он нас. – Давайте сюда.

И что мне делать? Возвращаться сейчас в кабинет с Кирсановым, проигрывать Диме, выторговывать себе отступление от договора? А может, вообще сбежать, как тогда – в ресторане, не выдержав волны поднявшихся эмоций?

А вот фигушки! Больше я своему бывшему не проиграю ни разу! Еще посмотрим, кто от кого сбежит.