Текст книги "Длинноногий дядюшка (с илл.)"
Автор книги: Джин Вебстер (Уэбстер)
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
До свидания, до января, желаю веселых праздников!
К концу Рождественских каникул. Числа не знаю.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Идет ли снег там, где Вы живете? Весь мир, который я вижу из башни, окутан белым, Сверху падает снег, словно кукурузные хлопья.
День кончается, солнце садится, оно – светло-желтое, а холмы – лиловые. Я сижу на оконном сиденьи и пишу Вам.
Пять золотых монет от Вас пришли так неожиданно! Я не привыкла к Рождественским подаркам. Вы подарили мне столько – все, что у меня есть – и я не вправе ожидать большего. А все же мне приятно. Хотите знать, что я купила?
1. Серебряные часы в кожаном футляре, чтобы вовремя приходить в класс.
2. Поэмы Мэтью Арнольда.
3. Грелку.
4. Коврик (у меня на башне холодно).
5. Пятьсот листов писчей бумаги (надеюсь скоро стать писательницей).
6. Словарь синонимов (для обогащения языка).
7. (В этом я не хотела бы признаваться, но что делать!) Пару шелковых чулок.
Не думайте, дядюшка, будто я не все Вам рассказываю! Чулки я купила из низких побуждений. Джулия Пендльтон приходит ко мне учить геометрию, и всегда – в шелковых чулках. Ну, ничего… Как только она приедет, пойду к ней и сяду на кушетку, нога на ногу. Видите, какая я плохая – но, по крайней мере, честная. А Вы из моей характеристики знали, что я – не совершенство, правда?
Резюмирую (это любимое словечко нашей учительницы английского): я очень благодарна Вам за семь подарков. Я играю, что их прислали родные из Калифор-нии. Часы – от отца, коврик – от мамы, грелка – от бабушки, кто же другой будет беспокоиться, чтобы я не простудилась тут, на севере? Бумага – от младшего брата Гарри. Сестра Изабелла подарила мне шелковые чулки, тетя Сьюзен – поэмы Мэтью Арнольда, дядя Гарри (маленький Гарри назван в его честь) – словарь. Он хотел послать шоколад, но я настояла на синонимах.
Надеюсь, Вы согласны играть роль целой семьи?
А теперь рассказать Вам, что я делала на каникулах или Вы интересуетесь моим образованием как таковым? Обратите внимание на «как таковым». Это – мое последнее приобретение.
Девочку из Техаса зовут Ленора Фентон. (Не лучше Джеруши, а?) Мне она нравится, но меньше, чем Салли. Я никогда никого не буду любить, как Салли – кроме Вас, конечно. Вас я всегда буду любить больше всех, потому что Вы – моя семья в одном лице.
Мы с Ленорой и две второкурсницы гуляли каждый ясный день в коротких юбках, вязаных кофтах и шапочках. Исходили мы всю местность. Как-то раз мы пришли в город, (он – в четырех милях от колледжа), и зашли в ресторан, куда ходят обедать студентки. Вареный омар (35 ц.) и гречневые оладьи с кленовым сиропом (15 ц.). Питательно и дешево.
Мы очень веселились, в особенности – я, ведь все это так непохоже на приют. Я – словно каторжник, вырвавшийся на свободу. Не подумав, я начала про это рассказывать, но спохватилась и замолчала. Мне трудно молчать, я по природе откровенна. Если бы не было Вас, я бы лопнула.
В пятницу вечером мы варили тянучки. Здесь остались на праздники двадцать две девочки со всех курсов, и экономка разрешила нам постряпать. Кухня – огром-ная, медные кастрюли висят в ряд по стенам; самая маленькая кастрюлька – величиной с котел. В колледже живет девушек четыреста. Главный повар, в белом колпаке и переднике, достал еще двадцать два колпака и передника, и все мы превратились в поваров.
Было очень весело, но тянучки вышли не такие уж вкусные. Когда все было готово, а мы сами, кухня и дверные ручки стали совсем липкими, организовали процессию, и мы – в передниках, в колпаках, с вилками, ложками, сковородками – торжественно направились по пустым коридорам в учительскую, где с полдюжины преподавателей мирно коротали вечер. Мы исполнили перед ними серенаду и предложили угощение. Они были вежливы, но нерешительны. Когда мы уходили, они молча и вдумчиво боролись с тянучками.
Видите, дядюшка, какие я делаю успехи!
Не думаете ли Вы, что мне лучше стать художницей, а не писательницей?
Каникулы через два дня кончаются, и я рада, что снова увижу девочек. У меня на башне как-то одиноко. Когда двадцать два человека занимают дом, построенный для четырехсот, они гремят в нем, как кости в мешке.
Одиннадцать страниц… Бедный дядюшка, как же Вы устали! Я хотела написать благодарственную записку, но если уж я начну, я не могу остановиться.
До свидания, спасибо за память. Я была бы вполне счастлива, если бы не облачко на горизонте: в феврале начинаются экзамены.
Любящая вас Джуди.
P.S. Может быть, неудобно писать «любящая»? Тогда – простите! Но ведь должна же я любить кого-нибудь, а у меня только и есть, что Вы да миссис Лип-пет. Так что Вы уж потерпите, ее я любить не могу.
Накануне…
Дорогой длинноногий дядюшка!
Посмотрели бы Вы, как мы учимся. Каникул будто и не было. За последние четыре дня я вбила себе в голову пятьдесят семь неправильных глаголов, – надеюсь, они останутся там и после экзаменов.
Многие ученицы продают свои учебники, но я свои хочу сохранить. Потом, когда я кончу, все мое образование будет стоять на полке, и если мне понадобится что-нибудь – я всегда смогу это найти. Гораздо легче и удобней, чем запоминать все.
Джулия Пендльтон зашла ко мне сегодня вечером и пробыла с добрый час. Она завела разговор о семьях, и я не могла переменить тому. Ей во что бы то ни стало понадобилась девичья фамилия моей матери. Ну можно ли задавать такой вопрос человеку, воспитанному к приюте? У меня не хватило смелости сказать правду, я пробормотала: «Монтгомери». Тогда она осведомилась, принадлежу ли я к Монтгомери из Вирджинии или из Массачусетса.
Ее мать – Резерфорд. Семья эта прибыла в Ноевом ковчеге и связана родством (точнее – свойством) с Генрихом VIII. Со стороны отца их род можно проследить до Адама. На самых верхних ветвях генеалогического древа ютятся ее предки с шелковистой шерстью и особенно длинными хвостами.
Собиралась написать милое, веселое, интересное письмо, но очень уж хочется спать, и, кроме того – не о чем. У новеньких судьба незавидная.
Ваша,
ожидающая экзаменов,
Джуди Аббот.
Воскресенье.
Дорогой длинноногий дядюшка!
У меня ужасная, ужасная, ужасная новость. Но прежде, чем сообщить ее, постараюсь привести Вас в хорошее расположение духа.
Джеруша Аббот стала писательницей. Стихи под названием: «С моей башни» появятся в февральской книжке нашего ежемесячника, на первой странице. Это очень большая честь для новенькой. Преподавательница английского остановила меня у церкви и сказала, что стихи очень хорошие, только в шестой строке не выдержан размер. Я пошлю Вам журнал, если хотите.
Постойте, нет ли у меня еще чего-нибудь приятного? Ну, как же! Я учусь кататься на коньках и уже могу немножечко проскользить без посторонней помощи. Кроме того, я умею спускаться по канату с потолка и прыгаю через планку на высоте три фута шесть дюймов. Скоро будет и четыре.
Сегодня утром мы слушали вдохновенную проповедь епископа Алабамского на текст: «Не судите, да не судимы будете». Он говорил, что надо прощать другим слабости и не огорчать людей осуждением. Хотела бы я, чтобы Вы его слышали!
Сейчас ослепительно-солнечный день, на елях сверкают сосульки, все сгибается под бременем снега, а я сгибаюсь под бременем горя.
Итак, новости. Смелее, Джуди! Говори. Вы в xoponieь настроении? Да? Так вот: я провалилась по математике и по латыни. Теперь я занимаюсь ими отдельно и буду держать переэкзаменовку через месяц. Мне очень грустно, если это Вас огорчает, но сама я не очень горюю, ведь за это время я узнала столько всяких вещей! Я прочла семнадцать романов и целые пуды стихов. Книги самые нужные: «Ярмарка тщеславия», «Ричард Феверел», «Алиса в стране чудес», эссе Эмерсона, «Жизнь Вальтера Скотта» се написал Локкарт, первый том «Римской империи» (это Гиббон) и половина «Жизни Бенвенуто Челлини». Разве не замечательно?
Как видите, я стала гораздо образованнее, чем если бы только зубрила латынь. Простите ли Вы меня, если я пообещаю больше никогда не проваливаться?
Ваша
кающаяся
Джуди.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Пишу дополнительное письмо в середине месяца, потому что сегодня мне очень одиноко. Ночь – бурная, снег так и летит. Все огни погашены, но я выпила черного кофе и уснуть не могу.
У меня сегодня были к ужину Салли, Джулия, Ленора, сардинки, булочки, салат, помадка и кофе. Джулия сказала, что она хороню провела время, а Салли осталась помыть посуду.
Я могла бы с большей пользой провести вечер за латынью, но я и так прилежно занимаюсь. Мы прошли Ливия и «De Senectute»*, а теперь заняты «De Amicitiae»**.
* О старости (лат.) ** О дружбе (лат.)
Надеюсь, Вы согласны представить себе, что Вы – моя бабушка? У Салли есть бабушка, у Джулии и Леноры – даже по две, и они сегодня их сравнивали. Ах, если бы у меня была хоть одна, это – такое почтенное родство! Так что, если Вы не против… Вчера в городе я видела прелестный чепчик с кружевами и лиловыми лентами. Непременно подарю его Вам, когда Вам исполнится восемьдесят три года.
Это церковные часы бьют двенадцать. Кажется, я клюю носом. Спокойной ночи, бабушка.
Любящая
Джуди.
Мартовские иды.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Изучаю латинскую прозу. Изучала. Буду изучать. Изучала бы. Переэкзаменовка назначена на семь часов в следующий вторник.
Или я выдержу, или ЛОПНУ… В ближайшее время Вы услышите, что я счастлива и свободна или – разбита вдребезги.
Когда все минует, напишу Вам почтительное письмо. Сейчас у меня экстренное свидание с ablativus absolutus*.
*особый оборот типа: «подъезжая к городу, у меня слетела шляпа».
Ваша
замученная спешкой
Джуди АББОТ.
26 марта.
Уважаемый мистер Смит!
Вы не отвечаете ни на один вопрос и не выказываете ни малейшего интереса к тому, что я делаю. Вероятно, Вы – самый отвратительный из отвратительных попечителей, образование же мне даете не потому, что я Вам хоть как-то важна, а из чувства долга.
Я ничего не знаю о Вас. Я даже не знаю Вашего имени. Очень неприятно писать не кому-то, а чему-то! Ничуть не сомневаюсь, что Вы бросаете мои письма в корзинку, даже не читая их. Отныне буду писать Вам только о работе.
Переэкзаменовки по латыни и геометрии состоялись на прошлой неделе. Обе я выдержала и теперь свободна.
Ваша
Дж. Аббот.
2 апреля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Я – низкий человек!
Пожалуйста, забудьте о том письме, которое я послала Вам на прошлой неделе – мне было так плохо, одиноко, и горло болело. Я и сама не знала, а у меня начинались и грипп, и ангина, и масса всяких хворей. Сейчас я в больнице уже шесть дней. Сегодня первый раз мне позволили сесть и взять перо в руки. Главная сестра – очень строгая. Я все время думаю о Вас, и не поправлюсь, пока Вы меня не простите.
Представьте, как я выгляжу в компрессе, с кроличьими ушами. Неужели Вам меня не жалко? У меня распухли железки под языком. Целый год изучала физиологию и не знала, что они там есть! Какая тщета – образование!
Больше писать не могу, слабею, если не ложусь. Пожалуйста, простите меня за наглость и неблагодарность! Меня плохо воспитали.
Любящая Вас Джуди АББОТ.
Больница, 4 апреля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Вчера в сумерках, когда я сидела, смотрела на дождь и страшно тосковала, вошла сестрица с большой белой посылкой на мое имя, а там лежали прелест-нейшие розовые бутоны. Еще прелестней было то, что там лежала и карточка с очень любезным посланием (почерк – страниый, с обратным наклоном, но очень решительный).
Благодарю Вас тысячу раз! Ваши цветы – первый настоящий подарок за всю мою жизнь. Если хотите знать, какой я еще ребенок – пожалуйста: я легла ничком и плакала от счастья.
Теперь, когда я знаю, что Вы читаете мои письма, я буду стараться, чтобы они были интересными, по крайней мере, такими, чтобы их стоило перевязать розовой ленточкой и держать в несгораемом шкафу. Только, пожалуйста, выньте то, ужас-ное, и сожгите. Иначе я все буду бояться, что Вы его перечитаете.
Благодарю Вас за то, что Вы обрадовали больную, несчастную первокурсни-цу. Может быть, у Вас масса родственников и друзей и Вы не знаете, что значит быть одинокой. А я знаю.
До свиданья. Обещаю никогда не поступать гак скверно – теперь я верю, что Вы на самом деле есть. Обещаю никогда не надоедать Вам вопросами.
Вы все еще ненавидите девочек?
Ваша Джуди.
Восьмой час вечера. Понедельник.
Дорогой длинноногий дядюшка! Надеюсь, Вы не тот попечитель, который сел на жабу? Говорят, она так и лопнула; видимо – он толще Вас.
Помните, в приюте, перед подвальными окнами, были такие выемки с решеткой? Весной, когда начинался жабий сезон, мы ловили жаб и держали их там. Иногда они забирались в подвал, в прачечную, и вызывали приятное оживление. Нас строго наказывали, но мы не сдавались.
И вот, однажды… не хочу утомлять Вас подробностями, скажу только, что большая, прекрасная, увесистая жаба оказалась в одном из кресел, которые стоят в попечительской комнате, а в этот день как раз было заседание… Наверное, Вы тоже пришли и все сами знаете?
Бесстрастно озирая прошлое, должна признать, что наказание было вполне заслуженным.
Сама не пойму, с чего я развспоминалась? Наверное, весна и первые жабы пробудили былую страсть. Но жаб собирать я не стану, ведь здесь это не запрещено.
После церкви, в четверг.
Как Вы думаете, какая моя любимая книга? (Сейчас ведь я меняю мнение каждый третий день). «Грозовой перевал». Эмилия Бронте была совсем молоденькой, когда это написала, и ничего не видела, кроме кладбища в Хэворте. Она ни одного мужчины не видела – как же она могла вообразить человека вроде Хитклифа?
Я бы не могла, а ведь я тоже молода и ничего не видела, кроме приюта Джона Грайера, – значит, шансы одинаковые. Иногда на меня нападает ужас: а вдруг я – не гений. Будете Вы разочарованы, если из меня не выйдет великой писательницы? Весной, когда все так красиво и зелено, меня подмывает забросить уроки и убежать на простор. Сколько там приключений! Гораздо приятнее пережить что-то, чем описать.
У– а!!!
Это кричат Салли, Джулия и даже старшая, а крик вызван отвратительной сороконожкой. Когда я кончила последнюю фразу и думала, о чем бы еще написать – плюх! – она упала с потолка рядом со мной. Я опрокинула две чашки чая,
отскакивая в сторону. Салли придавила ее моей головной щеткой, к которой я больше не притронусь, и убила передний конец, но двадцать задних ног скрылись под письменным столом. Это здание очень старое, оно увито плющом, а потому кишит сороконожками. Отвратительные твари. Я скорее согласилась бы увидеть тигра под кроватью.
Пятница, 9.30 вечера.
Сколько было неприятностей! Я не слыхала утреннего звонка, потом оборвала шнурок от ботинка, когда торопилась одеться, потом запонка от воротничка упала куда-то внутрь. Я опоздала к завтраку и на первый урок. Кроме того, я забыла взять промокашку, а перо текло. На тригонометрии мы с преподавательницей поспорили о логарифмах. Оглядываясь назад, полагаю, что права она. К обеду подали баранье рагу и ревень – ненавижу и то и другое, напоминает приют. Почта не принесла ничего, кроме счетов (хотя, должна признаться, я ничего иного не получаю, семья моя писать не охотница). На уроке английского неожиданно дали такую письменную работу:
Я ничего не просила, Он ничего не ответил. Я предложила жизнь, Торговец же – улыбнулся. Бразилия? Он повертел пуговицу и сказал: «Мадам, ничего иного мы предложить не можем».
Это – стихи. Не знаю, кто их написал и что они значат. Это висело на доске, когда мы пришли в класс, и нам предложили прокомментировать. Прочитав первое четверостишие, я подумала, что торговец – это Бог, раздающий дары за добрые дела, но, дойдя до второго и обнаружив, что он вертел пуговицу, я решила, что мое предположение кощунственно, и поспешила изменить мнение. Остальные тоже ничего не поняли, и так мы сидели три четверти часа перед белыми листами бумаги. Да, образование – дело нелегкое!
Но день еще не кончился. Худшее было впереди.
Шел дождь, мы не могли играть в гольф, а пошли в гимнастический зал. Девочка, стоявшая рядом со мной, ударила меня по локтю индийской палицей. Я ушла к себе, и оказалось, что пришло мое новое синее платье, но юбка такая узкая, что я не могу сесть. Пятница – день уборки, и горничная перепутала у меня на столе все бумаги. На десерт у нас был «могильный камень» (молочное желе с ванилью). Нас задержали в церкви на двадцать минут, чтобы прочесть проповедь о женственной женщине. И когда я, наконец, со вздохом облегчения села у себя за «Портрет одной дамы», пришла девочка по фамилии Аккерли, ужасно глупая. Она сидит рядом со мной на латыни, потому что тоже начинается на А (почему миссис Липпет не назвала меня какой-нибудь Цабрисской?). Явилась она спросить, с какого параграфа начинается урок в понедельник – 69 или 70 – и пробыла ровно час! Только что ушла.
Слыханное ли дело, столько неудач подряд? Не крупные несчастья требуют сил, каждый может в исключительный момент проявить величие духа и взглянуть в глаза трагедии; а вот встречать с улыбкой повседневные мелочи – тут, по-моему, нужен характер.
Его я развиваю. Я представляю себе, что жизнь – игра, и надо сыграть ее как можно лучше. Проиграю – пожму плечами и засмеюсь. Выиграю – то же самое.
Во всяком случае, я стану твердой. Вы не услышите от меня ни одной жалобы на то, что у Джулии шелковые чулки, а сорокононожки валятся с потолка.
Ваша
Джуди.
Жду ответа.
27 мая.
Длинноногому дядюшке, эсквайру. Дорогой сэр! Я имела честь получить письмо от миссис Липпет. Она выражает надежду, что я успешно подвизаюсь на ниве знаний. Поскольку мне некуда поехать на лето, она предлагает мне посетить приют Джона Грайера и работать за кров и пропитание до конца каникул.
Я НЕНАВИЖУ ПРИЮТ ДЖОНА ГРАЙЕРА.
Лучше умереть, чем поехать туда!
Искренно преданная
Вам
ДЖЕРУША АББОТ.
30 мая .
Cher Oncle Jambes-Longs!*
Vous etes un молодец. Je suis tres heureuse, что поеду на ферму, parce-que je n'ai jamais там не была и ни за что не хочу returnez-chez в приют et мыть посуду
Дорогой длинноногий дядюшка! (франц.)
tout l'ete. Случилось бы что-нибудь affreus, потому что я потеряла все мое humilite и сорвалась бы quelque jour и перебила бы dans la maison все чашки и блюдца. Pardon brevete и бумагу. Je пе реuх pas сообщить des nouvelles parce-que je suis dans французском уроке et j'ai peur que Monsieur le Professeur сейчас меня вызовет. Так и есть!
Аи revoir, Je Vous aime beau-coup Жюди .*
*… Вы… Я очень рада… потому что никогда… возвращаться… и… все лето… ужасное… смирение… когда-нибудь… в доме. Простите за краткость… Я не могу… новостей, потому что сижу на… и боюсь, что преподаватель… До свиданья. Я вас очень люблю. (франц.)
30 мая
Дорогой дядюшка!
Видели Вы когда-нибудь наш колледж? (Вопрос – риторический, не обращайте на него внимания.) В мае тут – райская красота. Все кустарники в цвету, деревья в зелени, даже старые сосны кажутся свежими и молодыми. Трава пестрит желтыми одуванчиками и сотнями девочек в розовых, белых и голубых платьях. Все веселы и беззаботны – скоро каникулы, экзамены не в счет.
Разве это не блаженство? Ах, дядюшка! Я – самая счастливая из всех. Ведь я больше не в приюте, я не сиделка, не машинистка, не счетовод (а была бы, если б не Вы!).
Мне жаль, что я бывала плохой.
Мне жаль, что я дерзила миссис Липпет.
Мне жаль, что я шлепала Фредди Перкинса.
Мне жаль, что я сыпала в сахарницу соль.
Мне жаль, что я строила рожи за спиной попечителей.
Я буду доброй, ласковой и кроткой со всеми, потому что я счастлива. Летом я буду писать, писать, писать – и стану великой писательницей. Разве это не высокая цель? У меня будет чудесный характер! Он портится от холода и несчастья, но расцветает от солнца.
Впрочем, так у всех. Я не согласна, что неудачи, огорчения и разочарования развивают нравственную силу. Только счастливые люди просто лопаются от добродушия. Я не верю мизантропам (хорошее слово, только осваиваю). Вы часом не мизантроп?
Я начала рассказывать о колледже. Мне очень хотелось бы, чтобы Вы приехали сюда и я Вам все показала:
«Вот это – библиотека. А это, дорогой дядюшка, – газовый завод. Готическое здание налево от Вас – гимнастический зал, а здание в стиле Тюдоров – новая больница».
О, я умею прекрасно показывать. Я всю жизнь делала это в приюте и целый день – здесь. Нет, правда!
И кому? Мужчине!
Это было просто замечательно. Раньше я никогда не разговаривала с мужчинами (кроме попечителей, они не в счет). Прошу прощения! Я не хотела Вас обидеть – Вы для меня не попечитель. Вы случайно попали в это правление. Попечитель как таковой – жирный, важный и благодушный. Он гладит детей по головке и носит золотую цепочку для часов.
Это больше похоже на майского жука, но я имела в виду любого попечителя, кроме Вас.
Однако я отвлеклась.
Итак, я гуляла, разговаривала и пила чай с мужчиной. И не с каким-нибудь, а с мистером Джервисом Пендльтоном, из того же царского дома, что Джулия. Он ее дядя, говоря короче (надо бы сказать «длиннее» – он такой же высокий, как Вы). Приехав по делам в город, он решил заглянуть к нам и навестить племянницу. Он младший брат ее отца, но она с ним не очень дружит. Кажется, он взглянул на нее, когда она была совсем маленькая, она ему не понравилась и с тех пор он не обращает на нее внимания.
Как бы то ни было, он сидел у нас в приемной, очень хорошо одетый – шляпа, перчатки, трость… У Джулии и Салли была лекция, которую они никак не могли пропустить. Вот Джулия и влетела ко мне, и попросила показать ему колледж, а потом, после занятий, передать его ей. Я согласилась из вежливости, но без особого пыла, я ведь не особенно симпатизирую Пендльтонам.
Но он оказался очень хорошим. Он – человек, а не Пендльтон. Мы прекрасно провели время; с тех пор я жалею, что у меня нет дяди. Вы не могли бы прикинуться настоящим дядей? По моему, они лучше бабушек.
Мистер Пендльтон немного напоминает мне Вас двадцать лет назад. Видите, я хорошо Вас знаю, хотя мы не встречались ни разу!
Он высокий, худощавый, смуглый, а улыбка у него – смешная, какая-то скрытая, она только играет в углах рта. Держится он так, словно ты с ним давно знакома, очень просто и весело.
Мы прошли по всей территории, от главного здания до спортивной площадки. Он устал, захотел чаю, и предложил зайти в наше кафе, оно очень близко, за сосновой аллеей. Я сказала, что мы должны вернуться к Джулии и Салли, а он ответил, что его племянницам не надо бы пить много чая, это может отозваться на нервах. Так что мы пошли, и заказали чай, пончики, джем, мороженое, а сидели мы за столиком, на балконе. В кафе никого не было, конец месяца, у всех деньги на исходе.
Мы чудесно провели время! Когда мы вернулись, он спешил на вокзал, и почти совсем не видел Джулию. Она просто взбесилась, что я увела его. Кажется, он ужасно богатый и она его очень любит. Я облегченно вздохнула, узнав, что он богат – за чай и все прочее ему пришлось заплатить по шестьдесят центов с персоны.
Сегодня утром (то есть – в понедельник) пришли по почте три коробки шоколада – для Джулии, для Салли и для меня. Что Вы на это скажете? Получаю подарки от мужчин!
Я начинаю себя чувствовать девушкой, а не сиротой.
Мне очень хотелось бы, чтобы Вы приехали и выпили чаю, а я бы посмотрела, нравитесь ли Вы мне. Разве не было бы ужасно, если бы Вы мне не понравились? Однако я уверена, что этого быть не может.
Bien !* Искренне Ваша
Джуди .
Jamais je ne
t'oublierai**.
P.S. Я посмотрелась в зеркало и заметила новую ямочку, ее раньше не было. Это очень странно. С чего бы ей взяться, как Вы думаете?
* Ну вот! (франц.)
** Никогда тебя не забуду (франц.)
9 июня.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Какое счастье! Я только что выдержала последний экзамен, физиологию, и теперь – три месяца на ферме!
Я совершенно не знаю, что такое ферма. Никогда в жизни на них не бывала. Я даже не видела ни одной как следует, но я знаю, что мне там понравится и еще мне понравится, что я свободна.
Я до сих пор не привыкла, что я – не в приюте. Всякий раз, как я его вспомню, у меня мурашки скачут по спине. Так и кажется, что надо бежать все быстрее и оглядываться, не гонится ли за мной миссис Липпет.
Этим летом бояться не надо, правда?
Ваша номинальная власть ничуть мне не мешает; Вы слишком далеко, чтобы причинить мне вред. Миссис Липпет умерла для меня, а хозяева фермы не будут читать мне морали. Ну конечно, нет! Я – совсем взрослая. Ура!
Прощаюсь, надо уложить платья в чемодан, чайники, тарелки, диванные подушки и книги – в три ящика.
Вечно ваша Джуди.
P.S. Вот вопросы по физиологии. Вы могли бы сдать?
Ферма «Ивовый плетень». Суббота ночью.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Только что прибыла, еще не разобрала вещей, но ждать не могу – хочу сказать Вам, как мне нравятся фермы. Это дивное, дивное, дивное место! Дом квадратный и старый. Ему лет сто, не меньше. На одной стороне – веранда, которую я не могу нарисовать, и очень красивый вход. Моя картинка не совсем соответствует действительности; штучки вроде пуховок – это клены, а другие, по краям дороги, – сосны и ели. Дом стоит на холме, из него открывается вид на зеленые пастбища, до других холмов.
Вся эта часть Коннектикута – волны холмов, ферма стоит на одной из этих гряд. Сараи по другую сторону дороги закрывали вид, но милостивая молния упала с неба и сожгла их.
Живут здесь мистер и миссис Семпл, работница и два работника. Работники обедают на кухне, а Семплы и Джуди – в столовой. На ужин были яичница с ветчиной, пикули, пирог с вареньем, сыр, мед, чай и разговоры.
Я еще ни разу в жизни не была такой остроумной – каждое мое слово вызывало смех. Наверное, дело в том, что я никогда не бывала в деревне, и все мои вопросы свидетельствуют о полном невежестве.
Вот Вам и план дома – в комнате, отмеченной крестиком, никто никого не убил; это я там живу. Она большая, квадратная, светлая, с чудесной старомодной мебелью, а на окнах – ставни, и зеленые жалюзи с золотым ободком, которые падают, только их тронешь. Есть и широкий стол красного дерева, за ним я буду сидеть все лето, писать роман.
Ах, дядюшка, я так волнуюсь! Не могу дождаться дня, чтобы отправиться на прогулку. Сейчас половина девятого, а я уже собираюсь потушить свечу и попробовать, не усну ли. Мы встаем в пять утра. Слышали Вы когда-нибудь о таких привычках? Мне даже не верится, что это я, Джуди. Милостивый Господь дает мне больше, чем я заслужила. Я должна быть очень, очень, очень хорошей, чтобы за это отплатить. И буду, вот увидите.
Спокойной ночи! Джуди.
P.S. Послушали бы Вы – лягушки квакают, поросята хрюкают!… На небе – молодой месяц! Я его увидела с правой стороны.
12 июля.
Дорогой длинноногий дядюшка!
Как это Ваш секретарь узнал о нашей ферме? (Вопрос – не риторический, мне действительно очень интересно.) Вы только послушайте: ферма принадлежала мистеру Джервису Пендльтону, но он ее отдал своей старой няне миссис Семпл. Слыхали Вы о таких совпадениях? Она все еще зовет его «мастер Джерви» и рассказывает, каким он был славным в детстве. У нее в ящике лежит его детский локон, просто красный, такой рыжий!
Когда она узнала, что я с ним знакома, я сильно возвысилась в ее мнении. Знать одного из Пендльтонов – лучшая рекомендация. А самый блистательный в этой семье – мастер Джерви. Очень рада, что Джулия принадлежит к ветви, которая похуже.
На ферме все интересней. Вчера я ездила на возу с сеном. У нас три свиньи и девять поросят. Вы бы видели, как они лопают! Одно слово – свиньи. Кроме того, у нас куча цыплят, уток, индеек и цесарок. Вы просто ненормальный, что живете в городе, когда могли бы жить на ферме.
В мои обязанности входит охота за яйцами. Вчера я упала с бревна в сарае, когда пыталась добраться до гнезда, в котором сидела черная курица. Вернулась я с ободранным коленом, миссис Семпл перевязала его, положила гамамелиса и приговаривала: «Вот ведь, поди ж ты! Будто вчера мастер Джерви упал с того самого бревна, разбил то же самое колено…».
Кругом ужасно красиво. Тут и долина, и река, и лесистые холмы, а вдали – синяя гора, которая прямо тает во рту.
Два раза в неделю мы сбиваем масло, а сливки держим в каменной пристрой-ке, под которой протекает ручей. У некоторых фермеров по соседству есть сепараторы, но мы до новшеств не охотники. Может быть, так больше работы, но получается лучше. У нас шесть телят, я всем дала имена:
1. Сильвия, потому что она родилась в лесу.
2. Лесбия, в честь Лесбии у Катулла.
3. Салли.
4. Джулия – пятнистое, неприятное существо.
5. Джуди, в мою честь.
6. Длинноногий дядюшка. Вы не обиделись? Это – породистый теленок, с очень хорошим характером.
Все нет времени приступить к бессмертному роману. Очень уж много дел.
Ваша Джуди.
P.S. Я научилась печь пышки.
P.S. (2) Если Вы захотите разводить кур, рекомендую Вам орпингтонов. У них нет пеньков (это такой зачаток пера).
P.S. (3) Мне бы очень хотелось прислать Вам кружок прекрасного свежего масла, которое я сбила вчера. Я незаменима в молочном хозяйстве.
P.S. (4) Представьте, как Джеруша Аббот, в будущем – великий писатель, гонит домой коров.
Воскресенье.
Дорогой длинноногий дядюшка! Ну, подумайте, разве не смешно? Вчера после обеда я села писать Вам, но, выведя слова «Дорогой длинноногий дядюшка», вспомнила, что обещала набрать черники к ужину и ушла, а бумага осталась на столе. Когда я вернулась, кого я, по-вашему, нашла посредине листа? Настоящего длинноногого дядюшку!
Я очень нежно взяла его за ногу и осторожно выкинула в окно. Ни за что на сзете я не причинила бы ему вреда. Такие пауки, долгоножки, напоминают мне о Вас.
Сегодня мы заложили коляску и поехали в церковь. Это – маленькое белое здание со шпилем и тремя дорическими колоннами (а может, ионическими, я всегда их путаю).
Проповедь – хорошая, склоняющая ко сну. Было тихо, только шуршали веера да потрескивали цикады за окном. Я не проснулась, пока не заметила, что стою вместе со всеми и пою, и тут мне стало жаль, что я не слушала проповеди – мне очень хотелось поближе познакомиться с человеком, который выбрал такой гимн:
Оставь скорее танцы и спорт,
Плыви со мною в небесный порт!
Если уж этому ты не рад,
То опускайся в ад.
С Семплами спорить о религии опасно. Их Бог (которого они унаследовали в полной неприкосновенности от пуританских предков) – узкая, вздорная, мстите-льная, несправедливая, лицемерная личность. Слава Богу, я ни от кого не унаследовала никакого Бога. Могу вообразить Его каким захочу. По-моему, Он – добрый, жалостливый, понятливый, милостивый и любит смешное.