Текст книги "Это же Пэтти!"

Автор книги: Джин Вебстер (Уэбстер)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

III. Забастовка в группе Вергилия

– МНЕ надоело слушать по пятницам про права женщин, – с отвращением проговорила Пэтти. – Я предпочитаю газировку!

– У нас отнимают уже третий выходной ради какой-то паршивой лекции, – проворчала Присцилла, выглядывая из-за плеча Пэтти, чтобы прочесть на доске объявлений сообщение, написанное прямым, библиотекарским почерком мисс Лорд.

Оно уведомляло школу о том, что вместо обычного похода в деревню за покупками они будут иметь удовольствие прослушать речь профессора МакВея из Колумбийского университета. Тема беседы – забастовка женщин-работниц прачечных. После чего в гостиной будут угощать чаем, а хозяйками назначаются Мэй Ван Арсдейл, Хэрриет Глэдден и Пэтти Уайатт.

– Сейчас не моя очередь! – возразила Пэтти, заметив последний пункт. – Я была хозяйкой две недели назад.

– Это потому, что ты написала эссе по теме «Восьмичасовой рабочий день». Лорди думает, что ты будешь задавать этому парню-профессору умные вопросы и покажешь ему, что «Святая Урсула» не является обыкновенной средней школой, где изучают лишь мнимые достижения, а школой, в которой актуальные проблемы…

– А я так хотела пойти за покупками! – заныла Пэтти. – Мне нужны новые шнурки. Я всю неделю ежедневно завязываю узелки на своих старых.

– А вот и она, – шепнула Присцилла. – Радуйся, а то она заставит тебя переводить целый… Доброе утро, мисс Лорд! Мы как раз высказывались по поводу лекции. Должно быть, ужасно интересно.

Вместо формального приветствия две подруги улыбнулись и последовали за своей учительницей на утренний урок латинского языка.

Именно мисс Лорд прозвучала в «Святой Урсуле» современной нотой. Она верила в воинствующий суфражизм, профсоюзы, бойкоты и забастовки и приложила немало труда к тому, чтобы привить своим маленьким подопечным ее собственную передовую точку зрения. Но работала она наперекор вязкой инертности. Ее маленьких подопечных ни капли не волновала проблема прав в туманном будущем двадцать первого века. Зато их ужасно волновало то, что они теряют половину выходного дня сегодня. По пятницам во второй половине дня им позволялось потратить чеки школьного банка на карманные расходы и, выстроившись в колонну, возглавляемую и замыкаемую учителями, проследовать в деревенские магазины, чтобы пополнить свой недельный запас лент для волос, газированной воды и фотопленки. Даже если у какой-нибудь девочки оказывалось столько наказаний, что ее недельную стипендию полностью съедали штрафы, она все равно демонстративно следовала в деревню и смотрела, как отовариваются другие счастливицы. Это вносило разнообразие в монотонное шестидневное существование в пределах школы.

Но нет худа без добра.

В это утро мисс Лорд предварила чтение стихов Вергилия обсуждением предстоящей лекции. Забастовка прачечных, сказала она, ознаменовала эпоху в индустриальной истории. Забастовка доказала, что женщины, как и мужчины, способны поддержать друг друга. Она хотела, чтобы ее девочки поняли, что такое солидарность рабочего класса. Ее девочки слушали с серьезным вниманием и охотно задавали вопросы, как только истощалось ее красноречие, умудрившись, таким образом, оттянуть чтение латинских стихов на сорок пять минут.

Профессор, спокойный человек с козлиной бородкой, пришел и стал читать утомительную лекцию об отношениях работодателя и работников. Его аудитория слушала с вежливыми, умными улыбками, тогда как их мысли безмятежно витали где угодно. Великие вопросы о Капитале и Труде были и вполовину не так для них важны, как пропавшая впустую вторая половина дня, как эссе, которое нужно написать к завтрашнему уроку английского, или даже как то, что сегодня будет вечеринка с мороженым, после которой состоится урок танцев. Но Пэтти, сидевшая впереди, пристально смотрела в лицо лектору широко открытыми, серьезными глазами. Она поглощала его аргументы и откладывала их про запас.

Чаепитие прошло согласно графику. Три избранные девочки принимали своих гостей с легкостью испытанных хозяек. Несмотря на то, что их поведение подвергалось проверке, с последующим выставлением оценок, это ничуть не умаляло их положения. Они осваивали лабораторным методом светскую обходительность, в которой возникнет необходимость позже, в большом мире. Хэрриет и Мэй руководили чаепитием, а Пэтти занимала важное лицо беседой. Позднее, в разговоре с мисс Лорд, он отметил, что учащиеся на редкость подкованы в экономических вопросах.

Мисс Лорд почтительно отвечала, что она пытается заставить девочек мыслить самостоятельно. Социология – это такая область, в которой невозможно учить уроки наизусть. Каждая из них должна прийти к собственным выводам и действовать в соответствии с ними.

Мороженое и танцы восстановили душевное равновесие обитательниц «Святой Урсулы» после умственных экзерсисов второй половины дня. В девять тридцать (когда устраивались вечерние танцы, ученицы ложились не раньше десяти) Пэтти и Присцилла учтиво попрощались на ночь, вежливо пробормотали «Bon soir, Mam'selle»[11]11
  Доброй ночи, мадмуазель (фр.)


[Закрыть] и, по-прежнему сна ни в одном глазу, резво понеслись вверх по лестнице. Вместо того чтобы, как воспитанные школьницы, со всей поспешностью приготовиться ко сну, они стали репетировать в Южном Коридоре па своего нового испанского танца. Сделав пируэт, они остановились у двери Розали Пэттон.

Розали, еще не снявшая бледно-голубого пышного бального платья, сидела на кушетке скрестив ноги. Ее золотистые локоны ниспадали на раскрытую книгу Вергилия, а слезы с тоскливым постоянством капали на строчки, которые она зубрила.

Успехи Розали в латыни на последнем году обучения можно было проследить по страницам, покрытым пузырями. Она была симпатичным, ласковым, беспомощным ребенком, прискорбно ребячливым для ученицы выпускного класса, но неотразимо очаровательным. Все поддразнивали ее, защищали и любили. Ей, с ее чрезмерно женской безответственностью, было суждено привести в окончательное замешательство первого оказавшегося на ее пути мужчину. Очень часто Розали мечтала – в то время как должна была сосредоточиться на латинской грамматике – о том счастливом положении в будущем, когда улыбки и поцелуи придут на замену герундиям и герундивам.

– Ах ты глупенькая! – воскликнула Пэтти. – С какой стати в пятницу вечером ты возишься с латынью?

Она плюхнулась справа от Розали и отобрала у нее книгу.

– Мне нужно, – зарыдала Розали. – Если я не начну, то никогда не закончу. Я не вижу в этом никакого смысла. Я два часа не могу осилить восемьдесят строк. Мисс Лорд всегда вызывает меня в конце, так как знает, что я это не выучу.

– Может, тебе начать с конца и читать наоборот? – подала Пэтти практическое предложение.

– Но так не честно, и у меня не получается так быстро, как у других. Я трачу на это больше двух часов ежедневно, но ни разу не дохожу до конца. Я знаю, что не сдам экзамен.

– Восемьдесят строк – это немало, – подтвердила Пэтти.

– Для тебя это легко, потому что ты знаешь все слова, но…

– Вчера я работала над своим больше двух часов, – заметила Присцилла, – и мне тоже некогда. Мне приходится отводить немного времени для геометрии.

– У меня просто не получается, – простонала Розали. – А она считает, что я тупая, потому что не дотягиваю до уровня Пэтти.

Вошла Конни Уайлдер.

– В чем дело? – спросила она, разглядывая лицо Розали со следами слез. – Плачь в подушку, детка. Не то испортишь свое платье.

Ей разъяснили ситуацию с латынью.

– Ах, Лорди нас ужасно загоняет! Она бы хотела, чтобы мы беспрерывно зубрили латынь и социологию. Она…

– Не считает, что танцы, французский и хорошие манеры приносят какую-либо пользу, – рыдающая Розали упомянула три области, в которых ей не было равных, – а мне кажется, что в них намного больше смысла, чем в сослагательном наклонении. Им можно найти практическое применение, а социологии и латыни – нельзя.

Пэтти очнулась от краткой задумчивости.

– От латыни не много пользы, – согласилась она, – но, думаю, что с помощью социологии можно кое-что предпринять. Мисс Лорд велела нам применять ее к нашим насущным проблемам.

Розали отмела эту идею презрительным жестом.

– Послушайте! – скомандовала Пэтти, вскакивая на ноги и в порыве воодушевления принимаясь мерить пол шагами. – У меня идея! Совершенно верно. Выучить восемьдесят строк из Вергилия слишком трудно для кого бы то ни было, в частности, для Розали. И вы слышали, что сказал этот парень: несправедливо подводить рабочий день под определенный стандарт исходя из способностей сильнейшего. Слабейшему приходится поддерживать темп, иначе он отстанет. Именно это имеет в виду Лорди, когда говорит о солидарности рабочего класса. В любом профсоюзе рабочие должны стоять друг за друга. Сильные должны оберегать слабых. Весь класс обязан поддержать Розали.

– Да, но как? – вмешалась Присцилла.

– Мы создадим профсоюз Вергилия и объявим забастовку с требованием изучать не более шестидесяти строк в день.

– Ах! – Розали задохнулась от ужаса перед столь дерзким предложением.

– Идет! – воскликнула Конни, отвечая на призыв.

– Ты думаешь, мы сможем? – спросила с сомнением Присцилла.

– Что скажет мисс Лорд? – произнесла Розали дрожащим голосом.

– Она ничего не сможет сказать. Разве не она говорила нам слушать лекцию и применять ее доктрину? – напомнила Пэтти.

– Она получит удовольствие оттого, что мы это сделали, – заметила Конни.

– А что, если она не сдастся?

– Мы призовем группы Цицерона и Цезаря к забастовке солидарности.

– Ура! – завопила Конни.

– Лорди и впрямь верит в профсоюзы, – признала Присцилла. – Она должна понять, что это справедливо.

– Ну конечно, она поймет, что это справедливо, – настойчиво проговорила Пэтти. – Мы в точности как работницы прачечных находимся в зависимом положении, и единственный путь, с помощью которого мы можем мериться силами с нашим работодателем, это поддерживать друг друга. Если одна Розали отступит к шестидесяти строкам, то ее срежут на экзамене, но если это сделает весь класс, Лорди придется уступить.

– Возможно, весь класс не захочет вступить в профсоюз, – сказала Присцилла.

– Мы их заставим! – ответила Пэтти. Согласно пожеланиям мисс Лорд, она постигла основные принципы.

– Нам надо торопиться, – прибавила она, взглянув на часы. – Прис, беги и найди Айрин, Хэрриет и Флоренс Хиссоп; а ты, Конни, отправляйся за Нэнси Ли – она наверху, в комнате Эвалины Смит, рассказывает «страшилки». Ну же, Розали, прекрати плакать и сбрось вещи с этих стульев, чтобы на них можно было сесть.

Присцилла послушно рванула с места, но на пороге остановилась.

– А что будешь делать ты? – спросила она с ударением.

– Я, – отвечала Пэтти, – буду лидером профсоюза.

Собрание было созвано и Пэтти, самопровозглашенный председатель, вкратце обрисовала принципы профсоюза Вергилия. В день полагается шестьдесят строк. Класс должен разъяснить ситуацию мисс Лорд на очередном уроке в понедельник утром и вежливо, но решительно отказаться читать последние двадцать заданных строк. Если мисс Лорд проявит настойчивость, девочки должны закрыть свои книги и объявить забастовку.

Большинство членов класса, загипнотизированных красноречием Пэтти, оцепенело приняло программу, однако Розали, для личного блага которой был создан профсоюз, пришлось заставить силой подписать указ. В конце концов, после того как было затрачено множество аргументов, она подписала дрожащей рукой свое имя и скрепила подпись слезой. По натуре Розали не была воином, – своих прав она предпочитала добиваться более женственными способами.

Пришлось принуждать и Айрин Маккало. Она была воплощением осторожности и предвкушала последствия. Одним из наиболее частых наказаний в «Святой Урсуле» было лишение виновного десертов. Этот вид дисциплинарного взыскания вызывал у Айрин жестокие страдания, и она осмотрительно воздерживалась от проступков, могущих навлечь на нее подобную неприятность. Но Конни привела убедительный аргумент. Она пригрозила рассказать, что горничная имеет привычку доставлять шоколадные конфеты контрабандой, и несчастная, притесненная Айрин, которой грозило остаться и без шоколада, и без десерта, угрюмо добавила свою подпись.

Прозвучала команда «отбой». Члены профсоюза Вергилия закрыли свое первое собрание и отправились на боковую.

Урок латыни в выпускном классе пришелся на последний утренний час, когда все устали и проголодались. В понедельник, последовавший за созданием профсоюза, за дверью собрались члены группы Вергилия, и поскольку близилось решающее время битвы, смятение нарастало. Пэтти собрала их, чтобы сделать короткое обращение.

– Мужайся, Розали! Не будь плаксой. Если тебе попадутся последние строки, мы выручим. И ради бога, девчонки, не будьте такими испуганными. Помните, что вы страдаете не только за себя, но и за все поколения групп Вергилия, которые придут после вас. Кто отступится сейчас – трус!

Пэтти уселась на переднее сидение, прямо на линии огня, и урок начался с небольшой стычки. Ее тяжелые прогулочные ботинки были демонстративно зашнурованы бледно-голубыми тесемками, что привлекло внимание неприятеля.

– Едва ли это шнурки, которые пристало носить даме. Позволь узнать, Пэтти…

– Мои шнурки порвались, – вежливо объяснила Пэтти, – и так как мы не пошли в пятницу за покупками, я не смогла купить другие. Мне самой не слишком нравится то, что получилось, – призналась она и, вытянув ногу, принялась ее критически осматривать.

– Постарайся сразу после урока найти черные шнурки, – ядовито предложила мисс Лорд. – Присцилла, прочитай первые десять строк.

Урок продолжался в обычной манере, если не считать ощутимого нервного напряжения, когда заканчивалось чтение и все ждали, кого вызовут следующей. Черед Конни завершился шестидесятой строкой. Дальше этого никто не пошел, – все остальное было девственные джунгли. Настала пора профсоюзу заявить о себе, и это бремя, как она и предсказывала, легло на бедную дрожащую маленькую Розали.

Она бросила умоляющий взгляд на сурово-выжидательное лицо Пэтти, запнулась, замешкалась и с жалким видом начала переводить с листа. Переводы Розали с листа всегда бывали неудачны: даже через два часа кропотливой работы со словарем у нее по-прежнему не было ни малейшей уверенности в значении слов. И вот, в глубокой тишине, она слепо двинулась вперед, приписывая благочестивому Энею самые поразительные подвиги. Когда она окончила, началось «избиение младенцев». Мисс Лорд потратила три минуты на уничтожение Розали, после чего передала слово Айрин Маккало.

Айрин сделала глубокий вдох и ощутила, как Конни ободряюще похлопывает ее по спине, а Пэтти и Присцилла, сидящие по бокам, настойчиво тряхнули ее за локоть. Она открыла рот, чтобы заявить принципы, навязанные ей вечером, и вдруг встретилась взглядом с холодным блеском глаз мисс Лорд. Класс наполнили всхлипывания Розали, и она сдалась. Айрин делала успехи в латыни: ее перевод с листа был, по крайней мере, вразумительным. Мисс Лорд отпустила всего лишь язвительное замечание и перешла к Флоренс Хиссоп. К этому времени паника захлестнула ряды. Флоренс было хотела сохранить верность данному слову, но инстинкт самосохранения силен. Она пошла по стопам Айрин.

– Читай следующие десять строк, Пэтти, и постарайся извлечь из них проблеск здравого смысла. Прошу тебя, помни, что мы читаем поэзию.

Пэтти подняла голову и посмотрела в лицо своей настоятельнице в свойственной христианскому мученику манере.

– Я подготовила только первые шестьдесят строк, мисс Лорд.

– Почему ты не закончила урок, который я задала? – резко спросила мисс Лорд.

– Мы решили, что восемьдесят строчек – это больше того, что мы можем выполнить за день. Это отнимает слишком много времени у остальных наших уроков. Мы охотно, со всей тщательностью подготовим шестьдесят строк, но на большее мы пойти не можем.

Некоторое время мисс Лорд просто смотрела. Она еще не сталкивалась со столь вопиющим случаем неповиновения. А это было неповиновение в чистом виде, ибо Пэтти была самой способной ученицей в классе.

– Что ты имеешь в виду? – наконец вымолвила она задыхаясь.

– Мы создали профсоюз Вергилия, – серьезно объяснила Пэтти. – Мисс Лорд, Вы оцените справедливость наших требований лучше, чем какая-либо иная учительница, потому что Вы верите в профсоюзы. Так вот, девочки в этой группе чувствуют себя перегруженными работой и низкоопла… э-э… то есть, в смысле, слишком много задают.

Сделав глубокий вдох, Пэтти начала снова.

– Восемьдесят строк не оставляют нам времени для отдыха, поэтому мы решили объединиться и требовать соблюдение своих прав. Мы занимаем позицию квалифицированной рабочей силы. Вы можете найти сколько угодно девочек на произведения Цезаря и курс латыни для начинающих, но читать Вергилия кроме нас желающих не найдется. Это как в прачечном ремесле. Мы не просто варим и крахмалим белье, мы гладим модную одежду. Если Вы хотите иметь группу Вергилия, Вам придется нас подкупить. Вы не сможете пригласить штрейкбрехеров. Итак, мы не пытаемся воспользоваться своими превосходящими силами. Мы охотно выполним честную дневную порцию уроков, но мы не можем позволить, чтобы нас… э-э… чтобы нас…

Пэтти мгновение искала подходящее слово и, наконец, торжествующе вымолвила.

– Мы не можем позволить, чтобы нас эксплуатировали. Поодиночке мы Вам не соперники, но вместе мы можем диктовать свои собственные условия. Если двое-трое из нас способны держать заданный Вами ритм, еще не значит, что мы должны позволять загонять остальных. Наш долг состоит в том, чтобы плечом к плечу противостоять агрессии нашего работодателя. Мы, женщины, не настолько развиты, как мужчины. Но мы учимся. От солидарности трудящихся зависит жизнь Розали. В случае если Вы откажетесь удовлетворить наши требования, группа Вергилия будет вынуждена объявить забастовку.

Пэтти провозгласила свой ультиматум и откинулась сложа руки на спинку стула.

Последовала минута молчания. После чего заговорила мисс Лорд. Группа потонула в безнадежном, малодушном страхе перед бурей. В моменты напряжения ледяной сарказм мисс Лорд освещался огненными вспышками. У нее были ирландские предки и рыжие волосы. Одна Пэтти слушала, держа голову прямо, со стальным блеском в глазах. Красная кровь мучеников зарделась на ее щеках. Она сражалась за дело. Нужно спасти слабую, беспомощную малышку Розали, которая хлюпала носом подле ее локтя, а товарищей – пристыдить за трусость. Она собственными силами станет бороться и победит.

В конце концов, мисс Лорд набрала в легкие воздуха.

– Урок окончен. Пэтти останется в классе до тех пор, пока не сделает безупречный перевод последних двадцати строк. После обеда я выслушаю, как она читает.

Девочки поднялись и, сбившись в кучу, стали проталкиваться в направлении столовой, а Пэтти вернулась в опустевший класс. На пороге она приостановилась и швырнула через плечо одно пренебрежительное слово:

– Штрейкбрехеры!

Прозвенел обеденный колокол, и Пэтти, сидя за столом в пустом классе, услышала, как девочки, смеясь и болтая, спускаются в столовую по обитой жестью черной лестнице. Она очень устала и была изрядно голодна. После завтрака она трудилась целых пять часов, выпив всего один стакан молока в одиннадцать пополудни. И даже приятное ощущение того, что с ней плохо обошлись, не вполне компенсировало муки голода. Она безразлично принялась учить завтрашний урок по французской истории, который имел отношение к другому мученику. Кости Людовика IX белели на равнинах Антиохии.[12]12
  Людовик IX Святой (1214–1270) скончался от мора под Тунисом, во время 8-го крестового похода.


[Закрыть] Причина была другой, но принцип – тот же. Если ее не накормят прежде, чем она выучит латынь – да назубок – ее кости будут белеть в классе «Святой Урсулы».

В окно настойчиво забарабанили. Скосив глаза, она увидела Осаки, японца-дворецкого, который высунулся далеко наружу из окна буфетной и протягивал ей мелкую тарелку с одним единственным большим куском индейки.

– Оставить тарелка в мусорное ведро, мисси, – прошептал он хрипло.

Какое-то мгновение Пэтти гордо и мученически боролась, однако голод и страсть к интригам взяли верх. Она подкралась и взяла подношение. Ни ножа, ни вилки, – только примитивные способы, достаточные в случае реального голода. Покончив с индейкой, она похоронила тарелку под грудой контрольных по алгебре. В ежедневные обязанности Осаки входило опорожнение мусорного ведра, – в должный час тарелка займет свое место на полке.

Через несколько минут за дверью послышался торопливый звук шагов, и к Пэтти ринулась маленькая ученица младшего «А» класса. Она бросила через плечо заговорщический взгляд и вытащила две булочки с маслом из-под оттопыренной кофточки.

– Возьми скорее! – выпалила она. – Мне нужно спешить обратно, иначе они заподозрят. Я попросила разрешения взять носовой платочек. Крепись. Мы не дадим тебе умереть с голоду. Это блестяще!

Швырнув булочки в подол Пэтти, она испарилась.

Новость о том, что школа на ее стороне, утешила Пэтти. Мученичество становится еще привлекательнее от сознания того, что есть зритель. Помимо прочего, булочки были приятным дополнением к индейке, – ее аппетит, нагулянный пятью часами учебы, все еще давал о себе знать. Она съела одну булочку и уже готовилась приступить ко второй, как сзади раздались крадущиеся шаги, и одна из горничных незаметно передала ей через плечо бумажную тарелку.

– Вот имбирный пряник, мисс Пэтти. Повариха говорит…

Звук хлопнувшей двери спугнул ее, и она, словно обнаруженный вор, стремглав выбежала вон.

Пэтти положила вторую булочку в мусорное ведро, к тарелке из-под индейки, и только взялась за имбирный пряник, как услышала, что кто-то карабкается в окно в конце класса. На секунду над подоконником возникла голубая шляпка, владелицу которой поддерживали снизу, и неизвестная рука бросила апельсин, покатившийся по центральному проходу. Пэтти поспешно преградила ему путь и уронила его в ведро. Обед скоро закончится, и визит мисс Лорд неизбежен. Этот приток продовольствия начинал смущать.

Она услыхала нарастающий гул голосов, когда девочки высыпали из столовой. Она знала, что за ней наблюдают группы сочувствующих из открытых дверей за ее спиной. Судя по неиссякаемому шарканью ног, все обитатели «Святой Урсулы» спешили по поручениям мимо двери класса. Пэтти ни разу не оглянулась и, распрямив плечи, пристально смотрела в пустоту. В этот момент над ее головой раздался грохот. Она подняла испуганные глаза к заслонке в потолке и увидела встревоженное лицо Айрин Маккало, которая подглядывала в щель.

– Ты сможешь много дней прожить на шоколадках, – раздался громкий шепот. – Мне ужасно жаль, что здесь только полфунта: остальное я съела вчера вечером.

Заслонку убрали и быстро опустили вниз коробку на веревочке. Айрин была главарем штрейкбрехеров.

– Спасибо, Айрин, – ответила Пэтти высокомерным, громким шепотом. – Мне наплевать на всякие…

В холле послышался голос мисс Лорд.

– Мне казалось, юные леди, что послеобеденный отдых следует проводить на воздухе?

Пэтти едва успела схватить коробку и бросить в подол, прикрыв сверху книгой, когда в класс вошла мисс Лорд. Лицо Пэтти приняло выражение страдальческого стоицизма, в то время как она смотрела вперед, очень надеясь, что у Айрин достаточно мозгов, чтобы убрать болтающуюся веревку длиною в восемь футов. За мисс Лорд следовал Осаки, который нес на подносе два кусочка сухого хлеба и стакан воды.

– Ты закончила свой латинский урок, Пэтти?

– Нет, мисс Лорд.

– Отчего же?

– Я собираюсь готовиться к уроку на завтра во время послеобеденных занятий.

Пэтти произнесла это вежливым тоном, но было понятно, что она подразумевает. Она сделала едва заметное ударение на слове «завтра».

– Ты немедленно возьмешься за эти двадцать строк.

Красноречивое молчание со стороны Пэтти.

– Ты слышишь меня?

– Да, мисс Лорд.

– Ну? – Коротенькое слово было таким острым, что об него можно было порезаться.

– Я не отступлюсь от своих принципов, – сказала Пэтти. – Я не штрейкбрехер.

– Останешься здесь, пока не проработаешь эти двадцать строк.

– Отлично, мисс Лорд.

– Я не желаю, чтобы ты страдала. Вот хлеб и вода.

Она сделала знак Осаки поставить поднос.

Пэтти отодвинула его в сторону.

– Я не заключенная, – промолвила она с достоинством. – Я отказываюсь есть, пока для меня не накроют должным образом стол в столовой.

Восточное спокойствие на лице Осаки на секунду нарушилось беглой ухмылкой. Мисс Лорд положила хлеб на соседнюю парту и оба удалились.

Пока длился перерыв на отдых и шли послеобеденные занятия, Пэтти сидела за своей партой, демонстративно не трогая тарелку с хлебом, стоявшую подле ее локтя. Потом прозвенел пятичасовой звонок, девочки строем вышли из классов и разошлись по своим делам. Час между послеобеденными уроками и звонком к переодеванию всецело был отдан в их распоряжение. Пэтти слышала, как они шумно возятся на черной лестнице и носятся наперегонки по коридорам. Над ее головой в Райской Аллее Козочка Маккой устраивала «подушечные» бои. Стайки девочек с радостными криками и смехом прошли мимо классного окна. Оседлали и вывели Перчика и Табаско, двух верховых лошадей. Ей было видно, как девочки по очереди скакали галопом по кругу, а Мартин, подобно инспектору манежа, взмахивал кнутом и подгонял их. Теперь Мартина скрутил ревматизм, но в далекой, беспечной молодости он был ковбоем и, когда он учил девочек ездить верхом, их пренебрежение к сломанным костям приводило в смятение даже безрассудно смелую учительницу гимнастики. Пэтти была его любимой ученицей, – она могла держаться на спине Красного Перчика только с помощью одного одеяла. Мартин в весьма редких случаях бывал в благодушном настроении настолько, чтобы седлать лошадей ради обыкновенного увеселения публики. Сердце Пэтти заныло, когда она наблюдала, как ее лучшие подруги Присцилла и Конни развлекаются, не обращая внимания на своего взятого под стражу товарища.

Смеркалось. Никто не пришел зажечь свет, и Пэтти сидела в полумраке, устало опустив голову на руки. Наконец она услыхала в холле шаги, вошла мисс Салли и закрыла за собой дверь. Пэтти снова взяла себя в руки, – для того, чтобы тягаться с Драконицей, требовался едкий юмор.

Мисс Салли говорила с мисс Лорд и была склонна считать, что Пэтти нуждается в необычном наказании, но в ее правилах было выслушивать обе стороны. Она пододвинула стул и начала с деловой прямолинейностью.

– Послушай, Пэтти, что значит весь этот бред?

Пэтти подняла укоризненный взгляд.

– Бред, мисс Салли?

– Да, бред! Мисс Лорд говорит, что ты отказалась выучить урок, который она задала, и спровоцировала остальных девочек на бунт. Ты одна из самых способных учениц в классе, и твоя неспособность выучить урок до конца это не что иное, как упрямство. Если бы это была Розали Пэттон, в этом был бы какой-то смысл.

– Не думаю, что Вы понимаете, – мягко сказала Пэтти.

– Будет лучше, если ты объяснишь, – предложила мисс Салли.

– Я должна придерживаться своих принципов.

– Безусловно! – учтиво согласилась мисс Салли. – И каковы твои принципы?

– Требовать шестьдесят строк из Вергилия. Это не потому, что я хочу бастовать, мисс Салли. Мне было бы гораздо легче выполнить восемьдесят строк, но это было бы не честно по отношению к Розали. Рабочий день не следует подводить под определенный стандарт исходя из способностей сильнейшего. Если мы не позаботимся о Розали, мисс Лорд срежет ее на экзамене. От солидарности рабочего класса зависит благосостояние отдельного работника. Это борьба угнетенных против агрессии… э-э… организованной власти.

– Хм, понятно! Я действительно начинаю верить, что ты слушала лекцию, Пэтти.

– Конечно, слушала, – кивнула Пэтти, – и должна сказать, что я страшно разочарована в мисс Лорд. Она велела нам применять наши знания по социологии к насущным проблемам, а когда мы так и делаем, она отступает. Но как бы то ни было, мы намерены продолжать забастовку, покуда она не будет готова удовлетворить наши справедливые требования. Мною движут не эгоистические соображения, мисс Салли. Я намного охотнее съела бы чего-нибудь и отправилась кататься на лошади. Я сражаюсь за дело моих страдающих сестер.

Потолок над головой затрясся от мощного толчка, когда ее четыре «страдающие сестры» рухнули друг на друга, и стены задрожали от их криков и смеха.

Губы мисс Салли дрогнули, но она овладела собой и заговорила серьезно и торжественно.

– Хорошо, Пэтти, я рада услышать, что это беспрецедентное поведение вызвано благотворительными мотивами. Уверена, что когда мисс Лорд полностью осознает, в чем состоит дело, она почувствует удовлетворение. А что если я выступлю посредником и изложу ей суть вопроса? Мы смогли бы прийти к некоему… э-э… компромиссу.

Полчаса после ужина обычно посвящались танцам в большом, квадратном зале, но сегодня девочки были настроены стоять в группах, украдкой поглядывая в сторону класса. Внутри проходили переговоры. Мисс Лорд, Вдовушка и Драконица вошли и заперли дверь. Козочка Маккой, вернувшись из Райской Аллеи, где она лежала, растянувшись на животе и приникнув к заслонке, сообщила, что Пэтти упала в обморок от голода, что Вдовушка привела ее в чувство с помощью виски и что она пришла в себя, по-прежнему ратуя за Союз. Тем не менее, утверждения Козочки Маккой были, вероятно, не без доли воображения. Школа разделилась во мнениях относительно линии поведения Пэтти. Штрейкбрехеры склонялись к тому, чтобы не придавать значения ее подвигу, но в Конни и Присцилле воодушевление неуклонно разжигалось.

Наконец, когда дверь в класс отворилась и учителя вышли и направились в личный кабинет Вдовушки, с неожиданным рвением начались танцы. Никто не хотел, чтобы мисс Лорд застигла их врасплох, пока они шепчутся по углам.

За ними следом шла Пэтти. Ее лицо было бледно, под глазами залегли усталые тени, но глаза светились победным огнем.

– Пэтти!

– Ты жива?

– Чем все закончилось?

– Это было просто великолепно!

– Она была в ярости?

– Что она сказала?

– Мы решили вопрос в арбитражном порядке и договорились о компромиссе, – отвечала Пэтти со спокойным достоинством. – Отныне нам будут задавать семьдесят строк. Забастовка группы Вергилия объявляется оконченной.

Они наседали на нее, стремясь узнать подробности, но она отстранилась и продолжала идти по направлению к двери в столовую. Во всем ее облике была некая отчужденность, как будто она в одиночку покорила вершину. Она была не совсем готова иметь дело с присущей человеческой природе грубостью.

Школа приступила к вечерним занятиям, а Пэтти – к ужину. Через двор, сквозь освещенное окно, им было видно, как она сидит в торжественной обстановке во главе длинного стола. Осаки, стоя по одну руку от нее, предлагал консервированную клубнику, по другую руку Мэгги подавала глазированные кексы. В случае Пэтти, награда за мученичество оказалась весьма сытной и питательной.