Текст книги "Цветы подо льдом"
Автор книги: Джин Юинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
– Почему вы придаете этому такое значение?
Несколько секунд Доминик стоял неподвижно с шалью в руках, затем зарылся лицом в мягкие складки.
– Неужто вы не подвержены ни одному из грехов?
– Алчности – нет! Я равнодушна к материальным благам. Но гнев, зависть и лень мне знакомы не меньше, чем всем остальным.
Он поднял глаза, в которых обида сменилась иронией.
– Вы пропустили мой любимый грех – похоть. И потом, кто же так обращается с грехом? Грех должно смаковать – в этом вся соль. Скажите, Кэтриона Синклер, вы совсем невосприимчивы к соблазнам, вас не соблазняют мои покупки?
– Только одна. Эта. – Она коснулась узорчатой шали. – Что я буду делать с такими платьями в Глен-Рейлэке?
– Надевать на собрания в Инвернессе.
– Дома у меня есть платья, – сказала Кэтриона. Может, он действительно хотел сделать ей приятное? Их глаза встретились. Она слышала его дыхание. Он окутывал ее запахом чистого мужского тела и манил своим чувственным ртом.
Внезапно Доминик наклонился вперед и легонько провел ртом по ее губам. Прикосновение, легкое как перышко, длилось одно мгновение.
Ее пальцы непроизвольно коснулись губ, словно желая задержать и сохранить ощущение этого короткого поцелуя.
– Примете вы от меня шаль или нет, все равно я соблазню вас.
– Это теперь-то, когда я знаю все ваши хитрости? – Кэтриона встала. – На какой обман вы пойдете, чтобы справиться со своей задачей?
– Я не знаю, – сказал он и вдруг засмеялся. – Видит Бог, это чистая правда.
Глава 6
Экипаж быстро двигался на север, упруго подпрыгивая на выбоинах, временами съезжая с главного тракта. Кэтриона не взяла у Доминика ничего: ни платьев, ни мягких лайковых перчаток, не желая оказаться в долговой кабале. Только тонкая шелковая шаль была обернута вокруг ее плеч и при каждом повороте головы чувственно ласкала щеку. Со свойственными ему напористостью и обаянием Доминик добился-таки своего.
Она устроилась в уголке и, пытаясь читать, не теряла бдительности, ощущая опасность, как белка в присутствии горностая, притаившегося на лесном ковре. Доминик, небрежно развалясь на своем сиденье, исподволь наблюдал за ней. В его глазах светилась страсть, сулившая исполнение тайных желаний. Сильные руки спокойно лежали на коленях. Кэтриона избегала смотреть на них, потому что у нее начинало сбиваться дыхание. Распиравшее ее желание могло выйти из берегов, и она позволила бы этому проворному рту и длинным рукам бегать, где им захочется. У нее снова возникла бы потребность отдать ему тело на исследование, а уж он, конечно, не отказался бы. Мужчина, сумевший заполучить в друзья Калема – и отпугнувший свою жену. Мужчина, спавший с тысячью женщин – и не любивший ни одну.
Строчки расплывались перед ее глазами. Кэтриона задумчиво посмотрела в окошко. «О Боже! Это настоящее безумие. Как можно было решиться на такое путешествие?»
Где-то позади зарокотал гром и хлынул ливень. Деревья вдоль дороги блестели от воды, низко висящие тяжелые облака затянули небо. Несмотря на послеполуденный час, кругом потемнело.
– Вы решили бросить меня на произвол судьбы? – внезапно спросил Доминик.
Кэтриона насторожилась:
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, если мы немного побеседуем? Вы можете даже не разговаривать, только кивайте головой.
Она отложила книгу.
– Разумеется, я могу поговорить с вами.
Доминик сверкнул зрачками из-под полуопущенных век.
– Я еще не встречал женщину, которая бы не желала приятных вещей, не завидовала новым туалетам своих подруг, не жаждала блистать красотой.
– В таком случае при всех ваших доблестях вы еще многого не знаете.
– Генриетта восхищалась подобными вещами. – Доминик повернулся к окну. – Даже после того, как уехала в Эдинбург.
– Откуда вы знаете?
Яркая вспышка молнии осветила четкий профиль на фоне темного окна.
– Аскетическая жизнь отнюдь не обязательно отбивает охоту модно выглядеть. Счета на мое имя не прекращались. Я получал их от ее портных, шивших ей мантильи, от ее перчаточников и модисток.
– И что в этом такого? Вас же не было рядом с ней больше года.
– Только не предъявляйте мне претензий, я вас умоляю! Она сама не желала видеть меня.
– Генриетта вас ненавидела?
– Можно сказать и так, – сухо согласился он. Кэтриона взяла в руки книгу, давая этим понять, что не желает продолжать разговор. Этот мужчина никогда не ослабит ее, не истощит, не измотает. Он устанет и сдастся. Все эти старания произвести впечатление – заинтриговать, очаровать не одним, так другим – не смогут поколебать ее решимости.
– Вы держите книгу вверх ногами, – сказал Доминик с еле уловимой насмешкой. – Может быть, вы голодны?
Кэтриона чуть, не уронила книгу.
– Голодна?
– Ну да. Я имею в виду пищу. Мы можем устроить пикник.
Доминик легонько постучал в перегородку, и карета остановилась. Выглянув наружу, Кэтриона увидела небольшую поляну и протекающую поблизости речку. Солнце уже опустилось довольно низко и бросало косые лучи на траву, покрытую блестящими каплями воды.
– Я должна немного пройтись, – сказала Кэтриона, преодолевая непонятный страх.
Наклонившись и сняв туфли, она ступила босыми ногами на мокрую лужайку. Кучер стал расстилать тонкую клеенку и одеяла, затем выставил корзину с едой. Кэтриона тем временем быстро спустилась к ивам, где под нависающими ветвями лениво извивалась река. Она нагнулась и поплескала водой на лицо. Если бы это была Шотландия! Как это было не похоже на ревущие потоки, скачущие по кручам в своем каменном ложе и несущие воды к фиордам! О, если б вообще не нужно было совершать это путешествие!
Доминик, улегшись на одеяла, терпеливо ждал ее возвращения. Кэтриона подошла и молча села, не в состоянии посмотреть ему в лицо. Он как ни в чем не бывало вежливо подавал ей пищу, пока кучер, вернувшись на козлы, попивал свой эль.
Как только они покончили с едой, Кэтриона встала и собралась идти к экипажу, но Доминик удержал ее:
– Вы испачкали свои прелестные ножки. Позвольте мне вымыть их.
Прежде чем Кэтриона успела ответить, он вскочил и, подхватив ее на руки, понес к медленной английской речке. Там он опустил ее на пологую ветку ивы. В поисках опоры Кэтриона ухватилась за другую ветку и замахала ногами над водой.
– Я жду, – весело сказал он. – Почему вы не возмущаетесь?
– Оставьте меня одну!
– Одну? – Он вошел в воду и, наклонившись, взял в руку ее ступню. – Я оказался здесь только потому, что вам требовалась моя компания. В любом случае я не позволю вам пачкать мой экипаж грязными ногами.
Кэтриона затихла и молча смотрела, как он, поливая ей ноги водой, трет пальцами чувствительные места на ее подошвах. От холода ее ноги покрылись гусиной кожей.
– Вы не должны так унижать себя, – наконец проговорила она задыхаясь.
– О, это не унижение. – Он опустился на одно колено. – Я просто наслаждаюсь.
Она не могла выдернуть ногу, иначе рисковала упасть в воду, поэтому ей оставалось только закрыть глаза и ждать, что будет.
Его прикосновения были нежными и успокаивающими. Холодная вода и теплые руки – как это приятно! Ей хотелось, чтобы за ней ухаживали, прежде чем она снова возьмет на себя все бремя мира, хотелось, пусть даже на одно мгновение, почувствовать его руки на своей коже.
Доминик встал и легко поднял Кэтриону на руки; ее голова покоилась у него на плече. Он понес ее к экипажу.
– А теперь вы все испортите. Вы – сплошная струящаяся вода, – сказала она. – Посмотрите, что вы сделали со своей обувью. Почему вы так неразумны?
– Сам не знаю. – Доминик опустил глаза на бежевые брюки и коричневые ботинки, которые так тщательно выбирал утром, и засмеялся. – Наверное, влюбился.
У нее замерло сердце.
– Перестаньте! Никогда больше не делайте этого! Это невыносимо. Чего вы добиваетесь? Я еду туда не ради себя, а только ради Эндрю! Не надо из-за этого наказывать меня. Ребенок нуждается в вас.
– Но вы мне нравитесь! Хотя я сознаю, что в вашей компании делаюсь в некотором роде сумасшедшим, то, что я испытываю, очень близко к влюбленности. Вы можете проверить это на деле.
Тут уж Кэтриона окончательно разозлилась.
– Вас побуждает к этой дикости потеря собственного ребенка? Он погиб из-за вас. Хотя разве это вас когда-нибудь волновало? Вы только играли в игры и даже не видели его.
Несколько секунд Доминик не двигался, лицо его исказила гримаса боли. Потом он заговорил медленно, осторожно, стараясь сдерживать себя:
– Я видел его. Он выглядел маленьким, как восковая кукла; глаза его были закрыты. Никогда не забуду эти крохотные пальчики. Мне показалось, что он улыбается синими губами. Леди Арнхэм послала мне его тельце для похорон.
Кэтриона, притихнув, испуганно смотрела на него; сердце ее разрывалось от боли.
Доминик с трудом улыбнулся:
– Вы, несомненно, правы. Мой сын умер из-за меня. Из-за моего возвращения в Англию у Генриетты случился выкидыш. Но я не знаю, что движет мною сейчас и есть ли связь между событиями.
– Мне очень жаль, – отрывисто сказала Кэтриона. – Извините.
– Отчего же, я заслужил это. – Доминик поднял на нее глаза. – Жизнь продолжается, Кэтриона, и моя жизнь – тоже. Поэтому я и играю в игры с дьяволом. Вот и все. Мне нечего скрывать. А вот вы почему таитесь от меня? Какие у вас секреты?
– У меня нет никаких секретов. Я только хочу, чтобы вы заявили свои права на Эндрю. Это все.
– Вы лжете, черт побери! Кто настоящая мать Эндрю?
– Генриетта. – Кэтриона упрямо вскинула подбородок.
– Неправда. Мой мертворожденный сын был первым и последним ребенком моей жены. Вы для чего-то хотите использовать меня, и сам сатана не разгадает причину. Если из-за денег, так попросите!
– Не из-за денег. Но больше я вам ничего не скажу.
– Тогда какого дьявола вы взываете к милосердию?
Доминик сел напротив нее. Кэтриона отвернулась, накинула на волосы шелковую шаль и закрыла глаза. Было слишком рискованно рассказывать ему правду; к тому же она не хотела, чтобы он видел ее слезы.
Когда карету резко подбросило, Кэтриона проснулась. Снаружи раздался громкий треск; экипаж снова подпрыгнул и остановился. Через окно не было видно ничего, кроме деревьев, которые стояли плотной стеной, как в густом лесу.
Доминик, упершись спиной в спинку сиденья, держал в руке пистолет; в тусклом полусвете его волосы отливали серебром.
– Что случилось? – в испуге прошептала она. Доминик быстро перезарядил оружие. Значит, это он выстрелил только что.
– Возможно, разбойники.
– Возможно?
– Мы в Шервудском лесу, час назад проехали Ноттингем. Похоже, эти веселые ребята не из банды Робин Гуда. – Доминик щелкнул затвором. – Пока они упорно не хотят обнаружить себя...
За окном прогремел еще один выстрел.
– Проклятие! Кого же это черт накликал? – Доминик положил руку на подоконник и через открытое окно направил дуло в густые сумерки. – А ну, стой!
Над головой у них прогремел следующий выстрел – это стрелял из мушкетона кучер. Кэтриона сползла с сиденья и скорчилась на полу, рядом с мокрыми ботинками Доминика. Услышав лошадиное ржание, она живо представила себе настороженные уши животного, а также кучера, перезаряжающего свое оружие.
Доминик выстрелил, и сразу совсем близко от них что-то зашумело. Глаза защипал едкий черный дым, потом раздался мужской крик.
Со стороны дороги послышалось еще несколько выстрелов, и что-то тяжелое шлепнулось на землю. Карета резко качнулась и подпрыгнула, а затем вся упряжка понеслась вперед. Под грохот копыт Кэтриона взобралась на сиденье, с недоумением припоминая, что за то время, пока происходил обмен выстрелами, снаружи не было произнесено ни единого слова.
Доминик снова перезарядил оружие и затем уперся расставленными ногами в стены раскачивающейся кареты. Кэтриона не сомневалась, что он уже убил одного из разбойников.
– У вас есть другой пистолет? – спросила она.
– Но зачем?
– Я тоже могла бы стрелять. Я умею.
– Тогда стреляйте из этого. – Доминик без раздумий протянул ей свой пистолет вместе с рожком для пороха и патронами. – Мне нужно добраться до козел. Эти поганые ублюдки убили нашего кучера.
Тем временем лошади мчались куда глаза глядят. Надвигалась ночь, а преследователи скорее всего висели у них на хвосте, поэтому времени для страха не оставалось. Кэтриона придвинулась к подоконнику с заряженным пистолетом, а Доминик распахнул противоположную дверцу и вцепился в раскачивающуюся крышу. До Кэтрионы донесся его голос:
– Это не простые разбойники! Они хотят убить нас.
В следующую секунду он отыскал опору для ноги и, ловко извернувшись, скрылся наверху. В тот же момент всадник в маске поравнялся с каретой и вскинул мушкет. Кэтриона выстрелила без размышлений. Преследователь захрипел, наклонился вперед и вытянул руку, роняя поводья; его лошадь, запутавшись в кожаной петле, споткнулась и сбросила его на землю.
С другой стороны приближался еще один всадник, и в тот же миг длинная плеть, просвистев во мраке, обрушилась на седока. Разразившись бранью, он осадил лошадь; из его рассеченного лица брызнула кровь.
Бандитов оставалось по меньшей мере еще двое, а может, трое. Кэтриона перезарядила пистолет, подняла оружие и нажала на спусковой крючок, когда один из преследователей промчался мимо. Промах. Зато плеть тут же обвилась вокруг запястья на мгновение замешкавшегося всадника, и его мушкет полетел на дорогу. Кэтриона снова принялась заряжать оружие. Второпях она всыпала слишком много пороха, рискуя забить отверстие ствола. Пока она загоняла патрон и неумелыми руками прилаживала запал, четвертый всадник прицелился в Доминика. Два выстрела прогремели почти одновременно. Вместе со вспышкой и пороховым взрывом она услышала проклятия. На этот раз ее пуля попала в цель – мужчина вылетел из седла и упал на дорогу.
Экипаж сделал резкий крен и помчался дальше, раскачиваясь из стороны в сторону на узкой дороге; открывшаяся дверца с треском цеплялась за ветки, обдирая кору и листья. Лошади словно взбесились, клочья пены летели мимо окон.
Из-за тряски Кэтриона никак не могла перезарядить пистолет: она дважды просыпала порох себе на подол.
Хриплый окрик заставил ее поднять взгляд: всадник, обезоруженный Домиником, галопом мчался следом и уже нагонял экипаж. Поравнявшись, он уцепился за его крышу и вскочил на козлы, откуда тут же послышался голос Доминика, отчетливый, холодный, даже слегка насмешливый:
– А, так это вы? Какой дьявол занес вас в Шервуд?
Вместо ответа последовали глухие удары: судя по всему, на козлах развернулась нешуточная борьба. Сзади также раздался звук удара. Кэтриона обернулась как раз вовремя. Другой всадник прыгнул с лошади прямо в экипаж. Нож – испытанный друг – скользнул в ее руку. Не моргнув глазом Кэтриона всадила его в живот нападавшему.
В это время его напарник свалился с крыши. Выкрикивая непристойную брань, он скатился на обочину, в мягкий торф, и почти сразу через открытую дверь в карету вскочил Доминик.
– Ого, труп! – воскликнул он и посмотрел на Кэтриону: – С вами все в порядке?
Она кивнула. Голова у нее гудела, как после сильного удара.
– У вас кровь...
Через всю щеку Доминика тянулась красная полоса.
– Пустяки, легкая царапина.
Он наклонился, поднял мертвого бандита и вышвырнул его на дорогу. Экипаж резко дернулся.
– Лошади? – спросила Кэтриона, стараясь держаться спокойно.
– Увы! – вздохнул Доминик. – Сейчас понесут. – Он приложил носовой платок к лицу. – Править сейчас все равно невозможно – вожжи запутались, в упряжь набились ветки. Не беспокойтесь, лошади скоро выдохнутся...
– Если прежде карета не разобьется.
– Позвольте мне взять у вас оружие, – продолжал Доминик успокаивающим голосом. – Я оботру его.
Кэтриона забыла, что нож все еще у нее в руке. Когда она посмотрела на него, к горлу ее подступила тошнота и внутри возникла дрожь.
– Это всего лишь шок. – Доминик обнял ее за плечи одной рукой, а другой вынул липкое лезвие из ее пальцев. – Все верно. У вас не было выбора.
– Меня сейчас стошнит.
– Это скоро пройдет. Положите голову мне на колени. Она послушалась, потому что ее стало трясти. Доминик крепко держал ее, гладил ей волосы, убирая тонкие пряди со щек и шеи. Его пальцы были как целебный бальзам, облегчающий страдания.
– Нелегко убивать человека, – медленно произнес он. – Когда я сделал это первый раз в жизни, то потом тяжело заболел. Я не ожидал такого сильного душевного потрясения, однако убийство на войне неизбежно. Правда, от сознания необходимости испытываешь некоторое утешение, потому что знаешь – у тебя есть мужество и умение. В вашем случае как раз так и было.
Кэтриона повернула голову.
– Я бы не сделала это ради себя. Но есть Эндрю... Она попыталась встать, но в этот момент прямо под ней раздался громкий треск. Экипаж сильно накренился, и ее отбросило назад. Доминик поспешно притянул ее к груди, загораживая руками голову.
– Держитесь за меня! У нас сломалась ось. Послышался скрежет металла, затем лошади перешли на легкий галоп, потом затрусили рысцой и, наконец, пошли шагом. Карета накренилась еще сильнее и завалилась на бок. На несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая только фырканьем животных. Кэтриона вместе с опрокинувшимся сиденьем повалилась на Доминика. Он осторожно вылез из экипажа и помог выбраться Кэтрионе. В изнеможении опустившись на траву, он усадил ее рядом.
– Мы живы, – не веря своему счастью, произнесла Кэтриона.
– И невредимы. – Доминик внимательно изучал ее лицо. – Не плачьте! – Он порывисто прижался губами к ее губам.
Она жадно поцеловала его в ответ. У нее слегка кружилась голова, точно после глотка виски.
Доминик отодвинулся, тяжело дыша, затем несколькими легкими поцелуями коснулся ее лба и щек, поднял голову и огляделся.
Лошади стояли вытянув морды и мелко дрожали. В одного из коренников попала пуля, из раны лилась кровь. После такого увечья конь был обречен на хромоту.
– Вы точно не ранены?
Кэтриона кивнула.
Доминик поднялся и отошел к лошадям, чтобы разрезать сбрую, как вдруг на дороге послышался шум.
– Что это? – вздрогнув, спросила Кэтриона, сразу распознав топот копыт.
– Наши преследователи. Вероятно, они пересели на запасных лошадей. Нам нужно удирать: если мы не растворимся в лесу, боюсь, нас снова настигнут. Вы можете бежать?
– А что толку – мы вряд ли сможем уйти от людей на лошадях.
Доминик взял ее руку, поднес к губам и поцеловал, затем, предварительно вытерев его о траву, отдал ей ее нож. Кэтриона взяла его не дрогнув.
– Будь они прокляты!
Лавируя между березками, она еле поспевала за Домиником. Сзади, в густом подлеске, трещали сучья под лошадиными копытами. Преследователи должны были показаться с минуты на минуту.
Внезапно Доминик остановился и притянул ее к своей груди:
– Нам нужно спрятаться. Немедленно. Скорее туда! Он показал на ясную черную гладь впереди. Небольшой водоем с густым камышом поблескивал, как таинственный глаз среди темнеющего леса.
– Озеро?
Кэтриона недоуменно перевела взгляд на своего спутника, однако Доминик уже скинул пиджак, рубашку и освобождался от ботинок. Тогда она сняла свою шелковую шаль и стащила одну из нижних юбок, порвав ее впопыхах. Расстегивать платье было уже некогда. Доминик швырнул все вещи под ствол упавшего огромного дуба с вывороченными корнями, и они побежали к воде. Нырнув в ее прохладные объятия, они растворились в темноте.
Пробираясь вброд между камышами, Кэтриона срезала ножом два стебля и дала один Доминику – несомненно, он должен был знать старый трюк, которому ее в детстве научил Калем. Она никогда не думала, что однажды ей придется снова дышать через такую же трубочку, но уже не понарошку.
Когда они отошли на достаточное расстояние, Доминик взял тростинку в рот и, погрузившись в воду, оставил на поверхности только короткий кончик. Кэтриона сделала то же и задышала через трубку, зная, что теперь их никто не обнаружит: преследователи увидят лишь молчаливое темное озеро среди призрачных деревьев.
Вибрация от конского топота дошла до них, когда бандиты подъехали к озеру и поскакали вдоль берега. Холод пронизывал тело, юбки прилипли к ногам, но Кэтриона, не обращая на это внимания, крепко держась за руку Доминика, дышала ровно и тихо. Между тем сознание ее продолжало работать.
И тут ей вспомнился четко прозвучавший голос Доминика: «А, так это вы? Какой дьявол занес вас в Шервуд?» Доминик явно узнал одного из разбойников, и он даже не выглядел удивленным, когда тот напал на него. Значит, у него есть враги, которые хотят его убить? Какое парадоксальное стечение обстоятельств! Она втянула его в свое авантюрное предприятие, чтобы из-за нее он подвергся смертельному риску!
Кэтриона почувствовала, что ее тянут за руку. Задыхаясь, она высунула голову на поверхность.
– Они уехали, – сказал Доминик. – Вылезаем отсюда. Если мы сейчас не просушим одежду, то замерзнем до смерти.
День был уже на исходе; небо поблекло, но на западе, за деревьями, еще слабо проступала синева. Сумерки раннего лета не были слишком холодными, но после пребывания в воде воздух, проникая через мокрое белье, слегка покусывал кожу. Ноги Кэтрионы онемели так, что пальцы потеряли чувствительность; холодные струи сбегали с ее волос на продрогшие плечи.
Возле повалившегося дуба на месте вывороченных корней образовалась небольшая пещера, черневшая, как рот водяного. Доминик вытащил спрятанные под деревом вещи. Кэтриона стояла покорно, как ребенок, когда он начал расстегивать на ней пуговицы. Он снял с нее мокрое платье и посадил на низкую ветвь, выползающую из-под ствола, словно змея, потом присел на корточки, чтобы снять туфли. Стесняться сейчас было бессмысленно.
– Это не здорово – носить мокрую обувь и чулки, – повторил он ее недавнюю фразу.
– И в-в-вам, – еле выговорила Кэтриона. – Вы т-т-тоже должны снять ботинки.
– Хорошо. – Доминик наклонился и стянул с себя брюки и нижнее белье. – Слава Богу, что вы согласились взять эту несчастную шаль.
Он наскоро вытерся и, повернувшись к Кэтрионе, просунул ей руки под мышки и заставил ее встать. Обнаженный, блестящий в мерцании догорающих сумерек, Доминик казался высеченным из мрамора вдохновенной рукой мастера. Кэтриона прикусила губу и опустила глаза, пока он расшнуровывал тугой корсет. Затем он стащил с нее нижнее белье, оставив ее обнаженной.
Она стояла перед ним с поникшей головой и опущенными руками, а он взял шаль, зайдя сзади, начал растирать ее озябшее тело, массируя ей спину и ягодицы, разгоняя холод, согревая кожу.
В странной отрешенности Кэтриона позволяла делать с собой все это, почти равнодушно думая о том, что вот так же когда-то ее обтирала после ванны старая няня. Почему-то, вспоминая то тепло, она каждый раз испытывала мучительное чувство безвозвратной потери.
Осторожные руки обтерли ей грудь, поочередно с той и другой стороны, и уронили шелк на мягкие завитки у бедер.
Тепло распространилось вглубь, как будто в топку бросили пучок сена. Взметнувшееся пламя прошло сквозь спину. Сильные ноги Доминика находились против ее бедер, и его волосы возле лона мягко касались ее ягодиц. Везде, где встречалась их плоть, одно холодное тело с другим, вспыхивали искры, пробуждая к жизни бушующее пламя.
Дыхание Кэтрионы стало неровным и частым. Ей нужно было сделать только один шаг, чтобы погасить огонь и вернуть обратно холодный, темный вечер с пустынными торфяниками, в которых навсегда пропадали дети. Она ясно понимала это сейчас, принимая решение. Свое решение. В объятиях этого англичанина она никогда не обретет защиту. Нужно отказаться от его тепла и уйти.
Однако жестокое желание подчинило себе ее душу и повело за собой. Кэтриона уронила голову ему на плечо и закрыла глаза.
Руки Доминика перестали двигаться.
Она потянулась к нему и обхватила его за бедра, ощущая прочный остов, покрытый мощными мышцами.
Доминик будто застыл в неуверенном ожидании. С минуту она слышала только его горячее дыхание, стирающее в ночи все остальные звуки. Она прижалась к нему, ища тепла, позволяя своим рукам двигаться по его ягодицам.
Влажный шелк соскользнул на землю.
Доминик обеими руками приподнял ее лицо. Ледяные губы прижались к ее рту. Она открыла рот и вдохнула в себя его поцелуй. Пламя мгновенно превратилось в бушующий пожар, поглощающий все на своем пути. В необъятной холодной вселенной под темными небесами остались лишь призрачные деревья, стоящие подобно молчаливым стражам, и одна яркая огненная точка – соединившиеся друг с другом уста. Сладостные ощущения были подобны купанию в горячем пряном вине.
Доминик застонал. От его ладоней исходил жар, когда он опустил их ей на грудь, захватив в пригоршни налитую тяжесть. Он скользнул большими пальцами поверх сосков и стал перекатывать их. Они твердели от его прикосновений, вызывая в ней пронизывающие ощущения. Затем он снова принялся гладить ее тело. Повсюду, где он дотрагивался, становилось горячо, словно после ожога. Языки пламени, как стрелы арбалета, вонзались ей между ног. Она задыхалась, выгибалась назад, предлагая себя.
Мощным вдохом он забрал от нее поцелуй вместе с ее теплом и ароматом, совершая танец вокруг ее языка. Это было вкуснее меда и жарче огня. Ее уплотнившиеся соски стояли кверху на взбухшей груди, а он продолжал ласкать, теребить и дразнить их.
Кэтриона чувствовала, как под пальцами горит его тело. Она испытывала наслаждение от его кожи. Плоть, толкавшаяся у нее за спиной, сделалась твердой, горячей и сильной, заявляя свои притязания, а он все продолжал мучить ее. Тогда Кэтриона быстро просунула руку между их телами и нащупала то, что составляло его мужскую сущность. Гладкая и очень горячая, она забилась у нее в ладони, испуская мощный поток невидимого излучения.
Рука ее скользнула ниже, исследуя это чудо, выясняя, как оно устроено, ощупывая непривычную весомость и округлость. Обжигающая пружина запрыгала от ее прикосновений, огонь, разгоревшийся между ног, уже полыхал вовсю, жадно облизывая кожу. Доминик быстро опустил руки ей на живот, а она повернулась в его руках.
Он осторожно уложил ее под поваленным бурей дубом. Там пахло грибами и мхом. Здоровый дух земли. Почва под прикрытием вывороченной глыбы была сухой и рыхлой. Его сброшенная рубашка сделала ложе еще мягче. Клочок неба исчез, когда Доминик прикрыл его своим телом. В кромешной тьме его запах, чистый и пронизывающе мужской, смешался с запахом спутанных корней. Она хотела, чтобы он взял ее не наспех, а с наслаждением, как страстный любовник. У нее даже защипало глаза от подступивших слез.
Доминик опустился на колени. Держа обеими руками ее голову, бережно, как в колыбели, он с минуту заглядывал ей в лицо. Она знала, он не может видеть его выражения и не может прочесть ее мысли. Протянув руку вверх, она тронула пальцами его плечо и пробежала ладонью по его теплой твердой груди. Это было ее решение. Она говорила ему, что больше не может сопротивляться и выпускает себя на свободу.
Доминик расположился около нее на боку, вытянувшись во весь рост. Кэтриона лежала, открытая для него, ощущая его целиком, вместе с прижимающейся к ней его твердью. Руки его пришли в движение, и рот принялся разжигать ее своими ласками. Она слегка напряглась, но он коснулся ее и медленно выдул воздух ей в волосы.
– Кэтриона, – прошептал он. – Вы уверены?
Слово слетело с языка так быстро, будто не она, а кто-то еще сказал за нее:
– Да, уверена.
Доминик губами, как перышком, провел по ее лицу. Это было необыкновенно. Она застонала, когда его язык проследовал дальше, от плеча к шее, а затем вдруг с силой присосался к ямочке. Оттуда, как из пробоины, вырвался поток огня. Она судорожно вздохнула и непроизвольно впилась ногтями в его руку. Тогда он поцеловал ее пониже уха, так обжигающе, что ей показалось, будто она вот-вот расплавится.
Руки Доминика блуждали поверх ее груди, оставляя после себя тянущийся шлейф удовольствия. Потом он двинулся вниз, к ее самому интимному месту с завитками волос. Когда он раздвинул их, огонь коснулся ее тайной сердцевины.
Изумление вспыхнуло и расплавилось в жарком пекле, а он, зарывшись в завитки лицом, отдавал то пламя, что раньше вдохнул ей в кровь, одной-единственной точке. Эта точка ныла, окутавшись влагой, готовой смягчить вторжение. Если бы он только проник вглубь – тело сразу почувствовало бы себя раскрепощенным! Она вымаливала сейчас то, чем судьба обделила ее, оставив в двадцать пять лет одну, заплутавшую в потемках. В отчаянии она открылась целиком, подняв и раздвинув ноги, давая дорогу, приглашая.
Неколебимая твердь прикоснулась кончиком к ее разгоряченной плоти. Она обнажилась перед ним еще больше, готовая принять его с лаской. Пламя вызвало дрожь в глубине ее лона. Округлый гладкий кончик потерся о самую сокровенную его часть и через секунду вошел, но лишь чуть-чуть. Внутри все расплавилось, и необыкновенное ощущение мучительной волной прокатилось по телу, обещая райское наслаждение. Не понимая, что она делает, Кэтриона вонзила ногти в его ягодицы. Доминик с силой погрузился в нее, пока не оказался целиком в ее плоти. Чуть не теряя сознание от боли, Кэтриона вскрикнула.
Черное безмолвие поглотило ее голос. Она прикусила губу, но горячие слезы застилали ей глаза.
Доминик не двигался. Он оставался в таком положении, пока обжигавшая ее боль не притупилась, а испуг, вызванный их соитием, не прошел. Кэтриона нащупала колонны его рук – только сейчас она осознала, что еще минуту назад плотно прижималась к нему, вцепившись в него ногтями. Она отвернула голову в сторону и уронила руки, позволяя ему уйти.
Он отстранился медленно и осторожно, будто боясь повредить тонкий шифон, затем перекатился на бок и оставил ее одну на пепелище страсти.
Кэтриона поднялась, зная, что на них обоих должна быть кровь. Он сидел у края их пещеры под навесом из корней, подтянув колени, положив голову на руки.
– Мне очень жаль... – сказала она.
– Тьфу, ты дьявол! – Доминик растерянно провел рукой по волосам. – Вот недоразумение...
– Вы тут ни при чем. Я хотела вас. Просто я не ожидала, что будет так больно.
– О небо! – Он запрокинул голову, глядя на звезды. – Вы, оказывается... – Он сделал глубокий вдох. – Боже мой, вы были девственницей! Дайте мне немного прийти в себя.
Он протянул руку за своей рубашкой и, надев ее, направился куда-то в ночь. Свет от поднимающейся луны падал на белую материю и его бледные волосы, делая их похожими на сияющие рыцарские доспехи.
– Завтрашним грехом будет похоть, – тихо сказала Кэтриона.
– Сегодняшним. Грехопадение произошло после полуночи. Впрочем, какое это имеет значение! О Боже, если б я знал... – Он повернулся к ней: – Разумеется, я женюсь на вас.
Кэтриона вновь ощутила легкие укусы холода. Прежде чем вылезти из пещерки и подать голос, она схватила свои сухие юбки и надела их. В горле у нее слегка саднило.
