Текст книги "Мемуары принцессы"

Автор книги: Джин П. Сэссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Сколько еще в Саудовской Аравии таких Мадлен, которым некуда обратиться, которых унижают и насилуют, которым отказывают в праве на то, чтобы распоряжаться собственной жизнью? Да и на Филиппинах, решила я, мужчины не лучше, чем у нас, в Саудовской Аравии, потому что из соображений выгоды и личного спокойствия отмахиваются от того факта, что гражданок их страны используют в качестве сексуальных рабынь.

Прошло некоторое время, и я стала всем своим подругам рассказывать о судьбе Мадлен и ей подобных, чтобы пробудить в них сочувствие к прислуге, заставить увидеть в тех, кто обслуживает, людей, а не роботов, созданных для их удобства. Я не могла смириться с тем, что мужчины моей страны с пренебрежением относятся к любой женщине, какого бы происхождения она ни была. Я стала собирать факты, подтверждающие мое мнение.

Так я узнала об индийской девушке Шакунтале, которую собственный отец продал в возрасте тринадцати лет за сумму в 600 саудовских риалов (170 долларов). Днем она работала, а по ночам ее заставляли удовлетворять сексуальные прихоти хозяев дома. Но Шакунтале было еще хуже, чем Мадлен, потому что она была куплена, и у нее не было Надежды когда-нибудь вернуться домой. Она была не более чем собственностью своих мучителей.

Я с ужасом услышала, как одна мать со смехом рассказывала о том, в каком состоянии была ее служанка из Таиланда, после того как была изнасилована ее сыном. Она сказала, что ее сын нуждался в женщине, а поскольку саудовки недоступны, то ему пришлось воспользоваться тайкой. Этим женщинам все равно, с кем ложиться в постель, уверенно заявила она. Мальчики – короли в глазах своих матерей, и им позволяется все.

Я не удержалась и спросила Али, зачем они с отцом три раза в год ездят в Таиланд и па Филиппины. Он нахмурился и сказал, что это не мое дело. Но я знала ответ, так как многие отцы и сыновья в моей стране знают дорогу в прекрасные, цветущие страны, в которых люди готовы продать своих женщин любой твари, согласной платить.

Я обнаружила, что мало знаю о мужчинах и их сексуальных аппетитах. На поверхности виднеется лишь маленькая часть айсберга. За фасадом благопристойности творятся вещи, о которых мужчины предпочитают не говорить – они делают их.

Впервые за свою жизнь я поняла, что перед представительницами нашего пола стоит неразрешимая проблема. Мечта о равенстве женщин не может осуществиться в полной мере, потому что мужчины во всем мире более всего озабочены тем, чтобы получать удовольствия, а это они предпочитают делать за наш счет. Мы, женщины, не более чем вассалы, а стены наших тюрем исключают всякую возможность разрушить их. Болезнь, которой болен мир, заложена в самой сперме мужчин, смертельная, неизлечимая болезнь, жертвой которой всегда является женщина.

Собственность на мое тело вскоре должна была перейти из рук моего отца в руки незнакомца, которого мне придется называть своим мужем, так как отец сказал мне, что я выйду замуж через три месяца после того, как мне исполнится шестнадцать. Я уже чувствовала, как меня опутывают цепи ненавистных обычаев; мне оставалось наслаждаться подобием свободы еще шесть месяцев. Я ждала своей судьбы с чувством безысходности, словно бабочка, попавшая в паутину, сплетенную пауком, которого она никогда не видела.

ХУДА.

Было десять часов вечера 12 января 1972 года, когда мы с сестрами, все девятеро, слушали, как наша старая рабыня – суданка Худа, предсказывает будущее одной из пас, Саре. Со времени своего драматического замужества и последовавшего за ним развода, Сара увлеклась астрологией и была уверена, что именно Луна и звезды оказали такое сильное влияние на ее жизнь. Худа, которая с самого детства рассказывала нам о черной магии, была польщена, что оказалась в центре внимания всей нашей семьи, изнывавшей от скуки.

Все мы знали, что в 1899 году, когда Худе было восемь лет, мать, занятая сбором ямса для скудного ужина, оставила се без присмотра, и девочка была похищена работорговцем-арабом. Не было ребенка в нашей семье, которого Худа не развлекала бы рассказами о своем похищении.

К нашему удовольствию, Худа всегда рассказывала об этом давнишнем событии весьма эмоционально, как будто оно произошло только вчера. Она в лицах изображала, как сидела под деревом и напевала песенку, а затем с криком бросала подушку себе на голову, как будто это был мешок похитителя. Она стонала, брыкалась, каталась по полу и громко звала мать. В конце концов она вскакивала па кофейный столик и обращала свой взор вдаль, как бы увидев за окном воды Красного моря, по которому плыл корабль, перевозивший рабов из Судана в Аравийскую пустыню.

В глазах ее затем разгорался дикий огонек, когда она изображала, как боролась с ворами, пытавшимися украсть у нее пищу. Она хватала из вазы с фруктами персик или грушу и жадно вгрызалась в нее, оставляя только черенок или косточку. Затем она заводила руки за спину и начинала ходить взад и вперед по комнате, призывая Аллаха на помощь и умоляя его не позволить продать ее на невольничьем рынке.

Ее продали клану Рашидов из Эр-Рияда, которые заплатили за нее сумму, равную цене одного ружья, после чего вместе с остальными рабами отвели из Джидды в крепость Мишмаак, где стоял гарнизон Рашидов.

Спектакль продолжался, и Худа начинала ползать по комнате, прячась под столами и кроватями, как будто стараясь укрыться от пуль, которыми осыпали крепость атаковавшие ее Абдул Азиз со своими шестьюдесятью соратниками. Они разбили Рашидов и захватили крепость, вернув страну клану аль-Саудов. Несмотря на то, что была изрядной толстухой, Худа перепрыгивала через кресло и пряталась за ним, чтобы избежать резни, устроенной воинами пустыни. Она говорила, что ее спас отец нашего отца, и в подтверждение хватала одну из пас, валила на пол и начинала целовать, говоря, что именно так целовала нашего дедушку, благодаря за спасение. Вот каким замечательным образом Худа попала в нашу семью.

По мере того как мы росли, она умело отвлекала нас от наших личных драм и трагедий, путая рассказами о сверхъестественном. Мать всегда с улыбкой отмахивалась от разглагольствований старой рабыни, по после того, как я однажды проснулась среди ночи, напуганная страшным сном, в котором присутствовали злые духи и прочая нечисть, она запретила Худе пугать детей своими рассказами. Теперь, когда матери больше не было среди живых, Худа с энтузиазмом взялась за свою магию.

Мы с интересом смотрели, как Худа рассматривает линии па ладони Сары и, качая головой, закатывает глаза, как будто вся будущая жизнь Сары открывается перед пей.

Сара не была слишком удивлена, когда Худа сказала, что ей не удастся реализовать ее планы и стремления. Было похоже, что она и сама не сомневалась в этом. Я застонала и отвернулась; мне так хотелось, чтобы мечты Сары сбылись. Разозлившись, я громко обвинила Худу в шаманстве, но никто не обратил па меня внимания, а Худа продолжала рассматривать руку Сары, почесывая подбородок. Наконец она подняла глаза и сказала:

– Эй, малютка Сара. Я вижу, что вскоре ты выйдешь замуж!

Сара ахнула и выдернула руку. Менее всего она хотела кошмара очередного замужества. Худа громко рассмеялась и сказала Саре, что не надо убегать от своего будущего. Она добавила, что замужество Сары будет по любви и что она произведет на свет шестерых детей, которые подарят ей много радости и счастья.

Сара задумчиво нахмурилась, затем лицо ее посветлело, как если бы она решила не ломать себе голову над тем, что не в ее власти. Она посмотрела в мою сторону, и па лице ее появилась улыбка, которую в последнее время нам приходилось видеть так редко. Она попросила Худу попробовать прочитать по руке мое будущее, сказав, что если она сможет угадать, какие действия предпримет ее непредсказуемая сестра, то она и в самом деле поверит в ее способности. Остальные мои сестры дружно рассмеялись, соглашаясь с Сарой, но по их лицам я видела, что все они нежно любят меня, свою сестру, которая столько раз испытывала их терпение.

Я задрала нос и села перед Худой с выражением высокомерия, которого на самом деле не чувствовала. Я показала ей свои ладони и важно спросила, что я буду делать через год. Худа не обратила никакого внимания на мое ребячество и рассматривала мои ладони так долго, что мне показалось, прошла целая вечность. Она вела себя странно: трясла головой, бормотала что-то про себя и издала горловой стой, прежде чем огласить мою судьбу. Наконец она заговорила громким шепотом, и в голосе ее была такая уверенность, что я почувствовала, как горячий ветерок волшебства овевает мне лицо.

Худа торжественно провозгласила, что отец скоро объявит о моем предстоящем замужестве. Я обрету и горе, и счастье в лице одного человека. Я буду приносить неприятности всем, кто окружает меня. Мои действия и поступки в будущем доставят массу проблем моей семье. На мою долю придется и великая любовь, и лютая ненависть. Во мне мистическим образом соединилось зло и добро. Я – загадка для всех, кто любит меня.

С жалобным воплем Худа вознесла руки к небу и стала молить Аллаха, чтобы он вмешался и защитил меня от самой себя. Затем она обняла меня, припала к моей груди и горько разрыдалась.

Нура вскочила на йоги и спасла меня от объятий Худы. Сестры принялись успокаивать меня, а Нура твердо взяла Худу за руку и вывела прочь из комнаты. Старуха продолжала бормотать себе -под нос, что верит в то, что Аллах не оставит своей милостью младшую дочь ее любимой Фадилы.

Я вся дрожала, находясь под впечатлением предсказания Худы. Я начала плакать и сквозь слезы бормотать, что Худа говорила мне, что ее мать была колдуньей, а до нее бабушка и что свойства эти в их семье передавались от матери к дочери. Я говорила, что Худа всосала умение колдовать с молоком матери. И вообще, рыдала я, только колдунья могла распознать мою натуру!

Одна из моих старших сестер, Тахани, начала успокаивать меня, пытаясь убедить в том, что все происходящее – не более чем глупая игра, на которую не стоит обращать внимания.

Сара вытерла мои слезы и сказала, что, по ее мнению, все мои тревоги оттого, что я боюсь не дожить до того момента, когда сбудутся предсказания Худы. Остальные сестры подхватили ее шутливый тон и со смехом стали вспоминать мои проделки, особенно те, жертвой которых стал наш брат Али.

Особенно веселило их воспоминание о том дне, когда я попросила одну из моих подруг позвонить Али и притвориться, что она не может устоять перед его чарами. Часами мы слушали, как он нес по телефону невероятную чушь и строил планы по поводу того, каким образом ему удобнее было бы встретиться со своей поклонницей.

Подружка предложила, чтобы Али вел на поводке козленка, добавив, что в таком случае ее шофер наверняка узнает его. Она сказала, что ее родители уехали из города и что если Али последует за ее шофером, то сможет увидеться с незнакомкой у нее дома, не подвергаясь при этом никакой опасности.

Место встречи было назначено через дорогу от дома моей подруги, и мы с сестрами расположились на балконе ее спальни и стали наблюдать за улицей. Мы хохотали до колик в животах, глядя, как бедняга Али час за часом стоит на одном месте с козленком па поводке и крутит головой в поисках несуществующего шофера. К нашему веселью, моей подруге удалось обмануть Али таким образом не раз и не два, а целых три раза! Бедолага так жаждал встретиться с таинственной незнакомкой, что здравый смысл совершенно покинул его. Я вспоминаю, что тогда мне пришла в голову мысль о том, что все наши законы по поводу чадры могут быть неудобными не только для женщин!

Сестрам удалось достичь своей цели: увлекшись воспоминаниями о былых проделках, я забыла о зловещем бормотании Худы. В конце концов, старой служанке было уже за восемьдесят, так что не стоило придавать большого значения ее словам.

Впрочем, мое спокойствие длилось не долго: тем же вечером к нам приехал отец и заявил, что нашел для меня подходящего мужа. Внутри у меня все оборвалось, предсказания Худы начинают сбываться! Новость так поразила меня, что я даже не спросила отца, как зовут моего будущего мужа, а вместо этого пулей вылетела из комнаты, едва сдерживая слезы. Той ночью я не сомкнула глаз, снова и снова вспоминая слова старой служанки. Впервые в своей жизни я смотрела в будущее со страхом.

На следующее утро к нам приехала Нура и сказала, что мне предстоит выйти замуж за Карима – одного из наших кузенов. Когда я была еще маленькой девочкой, мне приходилось встречаться с его сестрой, но я ничего не помню из того, что она говорила о своем брате, разве что упоминание о том, что он любит покомандовать. На тот момент ему было двадцать восемь, и мне предстояло стать его первой женой. Нура сказала, что видела его фотографию и он показался ей чрезвычайно привлекательным. Он был образованным молодым человеком и даже закончил юридический факультет в Лондоне. Нура сказала, что, в отличие от остальных наших кузенов, он всерьез занимается бизнесом и обладает реальным весом в деловом мире. Он был главой одной из крупнейших юридических фирм в Эр-Рияде. Мне очень повезло, заметила Нура, так как Карим сказал моему отцу, что хочет, чтобы я завершила образование до того, как выйду замуж, так как ему неинтересна жена, с которой он не мог бы общаться на должном уровне.

Ничто, однако, не могло улучшить моего настроения, и я, состроив Нуре гримасу, с головой укрылась одеялом. Нура глубоко вздохнула, когда я обиженно заявила, что повезло не мне, а Кариму, раз ему достанется такая жена, как я!

После ухода Нуры я позвонила сестре Карима и заявила, что советую ее брату хорошенько подумать, прежде чем жениться на мне. Я даже пригрозила, что, если ему вздумается завести себе других жен, я отравлю их всех при первой же возможности. Кроме того, сказала я, отцу было весьма трудно подобрать мне мужа, так как в школьной лаборатории со мной поизошел несчастный случай. Сестра Карима стала выпытывать у меня, что же произошло, и я сказала, что уронила колбу с кислотой, в результате чего лицо мое оказалось покрыто шрамами от ожогов. Бедняга поспешила закончить разговор, чтобы поскорее сообщить брату ужасную новость.

Тем же вечером на виллу примчался разъяренный отец в сопровождении двух тетушек Карима. Меня заставили стоять по стойке смирно, пока женщины рассматривали меня, пытаясь обнаружить несуществующие изъяны. Процедура настолько меня возмутила, что я открыла рот и предложила им посмотреть, в порядке ли мои зубы. В конце концов я дошла до того, что бросилась на них с криком, как бы собираясь вцепиться им в волосы. Они в панике ретировались, не рискуя даже оборачиваться.

Отец долго стоял молча и смотрел на меня. Я видела, что он с трудом сдерживается, но вдруг, к моему неописуемому удивлению, он тряхнул головой и громко расхохотался. Я ждала чего угодно: крика, а может, и удара, но только не смеха. Я почувствовала, что и сама начинаю улыбаться и в конце концов расхохоталась вместе с ним. В комнату вбежали Сара с Али и с удивлением уставились на нас.

Отец рухнул на софу, утирая слезы рукавом своей тобы. Наконец он взглянул на меня и сказал:

– Султана, ты видела их лица, когда они решили, что ты собираешься покусать их? Одна из них сама была похожа на лошадь! Дитя мое, воистину ты неподражаема. Не знаю, завидовать Кариму или сочувствовать ему. – Отец высморкался. – И в самом деле, жизнь с тобой вряд ли окажется скучной!

Поведение отца воодушевило меня, и я присела на пол у его ног. Он погладил меня по плечу, и сердце мое радостно забилось; мне хотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Я спросила отца, нельзя ли сделать так, чтобы я смогла увидеть Карима до свадьбы.

Отец обернулся и посмотрел на Сару; по-видимому, что-то в выражении ее лица тронуло его. Он похлопал по софе, приглашая ее присесть. Между нами в эти мгновения не было произнесено ни слова, но мы говорили на языке крови. Али, видимо, пораженный тем, какое внимание его обычно суровый отец уделяет женщинам, в изумлении прислонился к дверному косяку, широко открыв рот – слов у него не было!

КАРИМ.

К огромному удивлению моего отца, равно как и к моему горькому разочарованию, семья Карима не стала расторгать нашу помолвку. Вместо этого отец Карима привел сына в офис к моему отцу и попросил разрешения па нашу с Каримом встречу, которая должна была состояться под надлежащим присмотром. Карим узнал о моем более чем странном поведении в присутствии его родственниц и теперь хотел убедиться, вправду ли я сумасшедшая или просто была излишне возбуждена.

На мою просьбу о встрече с будущим мужем отец не счел нужным отреагировать, однако просьба семьи жениха – это совсем другое дело. После длительного обсуждения этой проблемы с некоторыми из моих тетушек и сестрой Нурой отец согласился исполнить просьбу Карима.

Когда отец сообщил мне эту новость, я пустилась от радости в пляс. Еще бы, ведь я смогу встретиться со своим будущим мужем до свадьбы! Мои сестры тоже чувствовали невероятное возбуждение – мне предстояло то, что в пашем обществе представлялось невероятным; мы почувствовали, как цепи традиций, сковывавшие нас, ослабевают.

Родители Карима договорились с отцом и Нурой, что мой жених в сопровождении своей матери посетит^пашу виллу через две недели. Присматривать за нами должны были Нура, I. Сара, две мои тетушки и мать Карима. Замаячившая передо мной надежда па то, что жизнь с этим человеком может отличаться от традиционной жизни саудовской женщины, сделала мои девические фантазии более реальными. Я даже поймала себя на том, что хочу, чтобы он мне понравился. И тут меня поразила неожи-данная мысль: а вдруг я ему не понравлюсь! О, как мне хотелось быть такой же красивой, как Сара!

Теперь я часами вертелась возле зеркала, проклиная свой маленький рост и закручивая непокорные локоны. Мне казалось, что мой нос слишком мал, а в глазах нет блеска. Я даже начала думать, что и в самом деле надежней будет скрывать меня до свадьбы под чадрой!

Сара посмеивалась над моими тревогами и всячески пыталась успокоить меня. Она говорила, что мужчинам нравятся миниатюрные женщины, особенно курносые и с веселыми глазами. Нура, с чьим мнением обычно считались, со смехом сказала, что все женщины нашей семьи считают меня весьма привлекательной. Я никогда не стремилась быть красивой, но вот настало время изменить свои взгляды.

Целиком захваченная своим желанием казаться привлекательной, я заявила отцу, что мне совершенно нечего надеть. Хотя мы, саудовские женщины, и ходим по улицам, укутанные в черное, эта униформа служит нам лишь до тех пор, пока мы не оказываемся в гостях у какой-нибудь из своих приятельниц. Поскольку мы лишены возможности фигурировав в обществе мужчин, то нам ничего не остается, как только стараться поразить друг друга разнообразием наших нарядов. Я говорю правду, мы одеваемся не для того, чтобы произвести впечатление на мужчину! Представьте себе – женщины в моей стране ходят друг к другу на чай, облаченные в свои самые богатые наряды и обвешанные драгоценностями с ног до головы. Многие мои подруги-иностранки бывали потрясены, увидев, какие ожерелья скрываются под традиционной абайей. Мне говорили, что саудовские женщины напоминают прекрасных райских птиц, которых прячут под слоем черной краски. Нет сомнения, что нам, женщинам Востока, приходится прилагать куда больше усилий для того, чтобы проявить в одежде свою индивидуальность, чем западным женщинам, не скованным цепями традиций.

Отец чрезвычайно обрадовался тому обстоятельству, что я выказываю неподдельный интерес к своему будущему замужеству, и был готов удовлетворить любую мою прихоть. Нура вместе со своим мужем даже согласились сопровождать меня в Лондон за покупками в универмаг «Харродз», где мне стоило немалых усилий сказать продавщицам, что на следующей неделе мне предстоит первая встреча с моим будущим мужем. Я считала, что стыдно саудовской принцессе признавать, что она не принадлежит себе в выборе спутника жизни. Впрочем, продавщицы не обратили на мои слова ни малейшего внимания. Тот, кто свободен, не часто способен понять того, чья свобода ограничена.

Когда мы были в Лондоне, Нура отвела меня в косметический кабинет, а также велела приготовить образцы расцветок для моего гардероба. Специалисты-дизайнеры сказали, что самый выигрышный для меня цвет – изумрудно-зеленый. Тогда я заказала себе семнадцать предметов этого цвета. Мои непокорные волосы были уложены в красивую прическу, и я не переставала удивляться изящной незнакомке, отражающейся в зеркальных витринах лондонских магазинов, в которые я без устали смотрелась.

Наконец настал день, когда я должна была встретиться со своим женихом. Сара и Марси помогли мне одеться. Мне все не нравилось, и, когда я возмущенно сетовала на то, что не могу воспроизвести свою лондонскую прическу, в дверях моей спальни появилась Худа.

– Берегись! – воскликнула она. – Сначала ты познаешь счастье, но затем горе ожидает тебя. Оно придет вместе с твоим мужем!

Я швырнула в нее гребешок и громко приказала не портить мне день своими глупыми предсказаниями. Рассерженная Сара дернула меня за ухо и заметила, что мне должно быть стыдно так ругать бедную старуху. Однако совесть меня совершенно не мучила, и я заявила об этом Саре, на что та ответила, что причина, по всей видимости, в полном отсутствии у меня совести. Мы препирались друг с другом, пока не раздался звонок в двери виллы. Сара вздохнула, покачала головой и сказала, что я просто великолепна в своем изумрудном наряде.

Я ничего не слышала и не понимала – ведь мне предстояло во плоти увидеть своего будущего мужа! Сердце в груди так колотилось, что мне казалось, этот стук услышат все окружающие. Я чувствовала, что все смотрят на меня, и медленно начала краснеть, хотя это совершенно не входило в мои планы. Как мне хотелось вернуться в безопасный мир моего детства!

Однако все мои страхи улетучились, когда я увидела Карима. Он оказался не только самым красивым из всех мужчин, каких мне приходилось видеть, по более того, его умные и теплые глаза смотрели на меня с таким восхищением, что я чувствовала себя самой очаровательной женщиной на свете. Не прошло и нескольких секунд с того момента, как нас представили друг другу, а я уже была уверена – он никогда не расторгнет нашу помолвку.

Я с удивлением обнаружила, что обладаю столь необходимым каждой женщине талантом. Я умела флиртовать! Помимо своей воли я слегка поджала губы и посмотрела на Карима из-под полуприкрытых век. В своем воображении я представляла, что он всего лишь один из многочисленных поклонников.

Мать Карима внимательно, рассматривала меня. Она была явно недовольна моим вызывающим поведением.

Сара с Нурой и тетушками обменивались выразительными взглядами. Что же касается Карима, то он, без сомнения, был как под гипнозом, так что все остальное не имело значения. Прежде чем уехать, Карим попросил разрешения позвонить мне в один из ближайших дней, чтобы обсудить детали предстоящей свадьбы.

Я окончательно добила своих тетушек тем, что, не спрося их дозволения, ответила:

– Конечно, звоните в любое время после девяти вечера.

Затем я одарила Карима многообещающей улыбкой и распрощалась с ним. Пока Сара, Нура и тетушки в деталях объясняли мне, что я сделала не так, я беззаботно напевала свою любимую ливанскую любовную балладу. Они сказали мне, что мать Карима наверняка теперь будет настаивать на отмене помолвки, потому что я беззастенчиво соблазняла ее сына.

Я ответила, что они просто завидуют мне, потому что ни одной из них не выпало счастья встретиться со своим мужем до свадьбы. Теткам я показала язык и заявила, что они просто стары, чтобы понять, как бьются молодые сердца.

Они так и остались стоять с открытыми ртами, потрясенные моей дерзостью, а я заперлась в ванной и продолжала во весь голос распевать свою любимую песню. Позже я поразмыслила над своим поведением: если бы Карим мне не понравился, я бы сделала так, чтобы и он остался ко мне равнодушным. Но он понравился мне, и я хотела, чтобы он влюбился в меня. Я тщательно следила за собой, старалась есть, как принцесса и вообще была занята исключительно тем, чтобы произвести на него впечатление.

Кариму и его матери очень повезло, что мне не пришлось демонстрировать им свой буйный нрав.

Я была счастлива увидеть, что моим мужем будет красивый молодой человек, а не уродливый старик, и совершенно уверилась в том, что в нашем браке найдется место для любви. Возбужденная этими приятными мыслями, я подарила Mapси несколько своих старых платьев и сказала ей, что собираюсь попросить отца съездить со мной в мой будущий дом.

Карим позвонил мне тем же вечером. Он сказал, что, к его огромному удивлению, мать посоветовала ему расторгнуть помолвку. Она была в ярости от моего поведения и заявила, что от меня Кариму можно ждать крупных неприятностей.

Я была настолько уверена в своей неотразимости, что предложила ему последовать совету матери. Карим прошептал в трубку, что я – девушка его мечты: кузина королевской крови, красавица и к тому же умная и веселая. Он сказал, что ему никогда не нравились женщины, которых мать предлагала ему в жены; они сидели, как истуканы, и мечтали только о том, чтобы понравиться ему. Его но интересовали ординарные женщины, он скучал с ними. Объявив мне все это, он пробормотал, что влюбился в меня с первого взгляда.

В конце разговора Карим – задал странный вопрос; он спросил, делали ли мне обрезание. Я ответила, что не знаю и спрошу отца.

Карим запротестовал:

– Нет-нет, не спрашивай. Раз ты не знаешь этого, значит, ты не обрезана. – Мне показалось, что он очень доволен моим ответом.

По наивности я задала вопрос об обрезании вечером за ужином. Отец в этот день был у своей третьей жены, так что во главе нашего стола сидел Али. Пораженный моим вопросом, он стукнул стаканом по столу и вопросительно посмотрел на Сару.

Я спокойно ела и поначалу не заметила, как за столом повисло напряжение. Когда я подняла голову, то увидела, что сестры беспомощно смотрят друг на друга. Али, который считал себя в отсутствие отца главой семьи, ударил кулаком по столу и грозно спросил, откуда мне известно это слово.

Я уже начала понимать, что что-то не так и, вспомнив слова Карима, сказала, что слышала об обрезании от кого-то из слуг. Однако Али не принял мои объяснения и резко приказал Саре на следующий же день позвонить Нуре и попросить ее поговорить со мной.

Теперь, когда матери нашей больше не было, Нура, как старшая из сестер, считалась ответственной за то, чтобы просвещать младших в подобных вопросах. На следующее утро, когда часы не показывали еще и десяти, она приехала к нам на виллу и сразу же направилась ко мне в комнату. По дороге ей встретился Али, который заявил, что она не справляется со своими обязанностями старшей дочери. Он не преминул добавить, что пожалуется отцу.

Нура присела на краешек моей кровати и мягким тоном спросила, что мне известно об отношениях между мужчиной и женщиной. Я уверенно ответила, что знаю об этом все, что необходимо.

Сестра не смогла сдержать улыбки и ласково проговорила:

– Боюсь, сестрица, ты слишком самоуверенна. Возможно, ты чего-то и не знаешь об этой жизни.

Как Нуре удалось выяснить, я была довольно неплохо осведомлена о половом акте, как таковом. В Саудовской Аравии, как и во многих других странах арабского мира, тема секса считается запретной. Результатом этого запрета является то, что женщины только об этом и болтают. Основными темами разговора на женских половинах служат мужчины, секс и дети. В моей стране, где женщинам практически некуда приложить свою энергию, они только и делают, что ходят друг к другу в гости.

При желании можно встречаться со своими подругами хоть каждый день, даже в пятницу, которая считается днем отдыха. Мы собираемся, пьем кофе или чай, едим сладости, валяемся на мягких диванах и сплетничаем. Как только женщина надевает чадру, она автоматически становится участницей этих посиделок.

Вот и я, едва надев свою первую чадру, без устали, как завороженная, слушала рассказы юных жен о первой брачной ночи – рассказы подробные, в которых не опускалось ни одной детали.

Некоторые из новобрачных шокировали своих подруг заявлениями о том, что наслаждаются сексом. Другие говорили, что притворяются перед своими мужьями, чтобы у тех не возникло желания жениться на ком-нибудь еще. Были, впрочем, и такие, которые ненавидели эту процедуру и лежали с закрытыми глазами, стиснув зубы от отвращения, пока их мужья делали свое дело. Стоит упомянуть, что были и такие женщины, которые хранили молчание во время подобных разговоров. Это были те, которым пришлось встретиться с жестокостью и садизмом, те, которых постигла участь Сары.

Нура, убедившись в том,что я имею представление о семейной жизни, добавила кое-что к моим познаниям. Она сказала мне, что первейшей моей обязанностью, как жены, является доступность в любое время, когда этого пожелает муж, вне зависимости от того, хочется мне этого или нет.

Я тут же возмутилась и заявила, что буду поступать так, как мне хочется, и что Кариму не удастся заставить меня делать что-либо против моей воли.

Нура грустно покачала головой. Ни Карим, ни любой другой мужчина не согласятся смириться с таким положением дел. В супружеской постели они не привыкли получать отказ. Я сказала, что Карим не такой, как остальные, он никогда не применит силу. Однако Нура уверила меня, что пет мужчины, который считался бы с желаниями женщины.

– Не стоит надеяться на это, иначе тебя постигнет горькое разочарование, – сказала она,

Чтобы переменить тему разговора, я спросила у сестры об обрезании. Тихим, срывающимся голосом Нура сказала, что ей сделали обрезание в двенадцать лет, и добавила, что эту процедуру проделали еще с тремя нашими сестрами. Остальным шестерым удалось избежать этого варварского обычая благодаря вмешательству врача-ииостранца, который в течение нескольких часов объяснял нашему отцу нелепость и опасность обрезания Нура сказала, что я должна благодарить Аллаха, что избежала такой страшной травмы.

Нура была сильно взволнована, в глазах ее стояли слезы, и я спросила, что же произошло.

Многие поколения женщин в нашей семье подвергались обрезанию. Наша мать, подобно большинству саудовских женщин, была обрезана, когда стала женщиной за несколько недель до свадьбы..

У Нуры месячные начались в четырнадцать, и мать, следуя единственной традиции, которую знала, договорилась, чтобы Нуре произвели обрезание в маленькой деревушке недалеко от Эр-Рияда. По этому поводу в деревне было организовано празднество, на котором Нуру чествовали, как почетную гостью. Вскоре мать сказала Нуре, что женщины должны кое-что сделать с ней, и попросила дочь лежать спокойно.