Текст книги "Дочери принцессы"

Автор книги: Джин П. Сэссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Однако агент сдобрил сделку хорошей пачкой чеков. Он заявил, что если отец Римы откажется, то ему придется вернуть те деньги, что были уже выплачены.

Нехотя отец Римы сдался, признавшись, что часть средств уже потратил. Пристыженный, он опустил голову и сказал Риме, что она должна идти с тем человеком и что на все воля Аллаха. Отец Римы попросил саудовца найти для нее в Саудовской Аравии мужа, поскольку в этой богатой стране трудилось много йеменцев.

Агент согласился предпринять такую попытку. В противном случае, сказал он, Рима может стать служанкой в его доме.

Рима попрощалась с семьей и покинула страну, в которой появилась на свет. Ей в след неслись жалобные рыдания ее изувеченных братьев.

Во время путешествия саудовец пообещал купить куклу скучающей по дому Риме, хотя религия однозначно запрещала ему совершать такой поступок.

Как и любая арабская девушка, Рима отлично знала об обязанностях жены. Со дня своего рождения она спала с родителями в одной комнате. Она понимала, что жена должна удовлетворять малейшие желания мужа. Айша сказала, что больше всего ее расстраивало спокойное принятие Римой ее рабского существования. Слезы девушки явно противоречили ее заявлению о том, что своей судьбой она вполне довольна. Рима проплакала все шесть дней, что она была в доме Айши, защищая право ее отца делать с ней все, что ему вздумается.

Айша поведала также о том, что служащий ее отца без всякого труда нашел одного йеменца, согласившегося взять Риму в качестве второй жены. Этот человек работал разносчиком чая в одном из их офисов. Его первая жена была в Йемене, и он признался, что ему была нужна женщина, чтобы готовить еду и ухаживать за ним.

Последний раз, когда Айша видела девочку, та сжимала в руке маленькую куклу и послушно следовала за человеком, уводившим ее из их дома в дом к другому мужчине, которого она не знала и которому предстояло стать ее мужем.

Судьба Римы настолько расстроила мать Айши, которая была благочестивой мусульманкой, что она отправилась в семью своего мужа, чтобы пожаловаться. Этот отчаянный поступок и его причины повергли семью в шоковое состояние, однако родители мужа ничего не могли сказать или как-то убедить сына, чтобы положить конец его богопротивным действиям. Они посоветовали матери Айши молиться за его душу.

Я довольно часто думаю о том, что стало с теми детьми, что были куплены для временного брака. В мусульманском мире очень трудно устроить хороший брак для девушки, которая потеряла свою девственность. Будучи в несчастных семьях расхожим материалом, они, как правило, становились третьими или четвертыми женами мужчин без влияния и богатства, как в случае с Римой или подругой моего детства Вафой, которую против ее воли выдал замуж третьей женой родной отец в наказание за то, что она общалась с чужими мужчинами.

Для думающей девушки, такой как Айша, домашняя жизнь была сплошным адом, разнузданное поведение ее отца неминуемо толкало ее на путь падения.

Моя дочь Маха, неблагоразумная от природы, была очарована ужимками Айши. Вспоминая свою мятежную юность, я понимала, что напрасны были бы попыки запретить Махе встречаться с Айшой.

Запретный плод слишком соблазнителен для всех детей, невзирая на их пол и национальность.

***

В самый разгар войны в Персидском заливе наш король обуздал наиболее агрессивные передвижные группы полиции нравов, запретив им досаждать западным гостям нашей страны. Мужчинам нашего семейства с первого взгляда было ясно, что западные журналисты не обойдутся одним лишь созерцанием жизни в нашей стране. К счастью, женщины Саудовской Аравии только выиграли от этого королевского указа. Отсутствие вездесущей религиозной полиции нравов, которая патрулирует улицы городов Саудовской Аравии, выискивая женщин без чадры, чтобы избить их дубинками или обрызгать красной краской, – этот факт казался просто невероятным. Такая мера была введена только на время войны, но на протяжении нескольких месяцев мы, саудовские женщины, насладились долгожданной свободой от вездесущих глаз. В этот важный период прозвучал призыв ко всем женщинам Саудовской Аравии занять полагающееся им место в обществе, и мы бездумно поверили в то, что такая благоприятная ситуация будет длиться вечность.

Для некоторых женщин обилие свободы имело катастрофические последствия. Наши мужчины были разочарованы тем, что не все женщины вели себя как святые. Они не поняли того смятения, что внесли в наши души противоречия жизни.

Теперь я знаю, что Айша и Маха были из тех саудовских девушек, которые психологически еще не созрели для незнакомой им полной свободы.

Ввиду необычности ситуации, возникшей в связи с войной, Айша сумела устроиться добровольцем в один из местных госпиталей, и ничто не могло воспрепятствовать моей дочери найти себе работу там же. В госпитале она работала дважды в неделю после завершения занятий в школе. Для Махи это был восхитительный момент неповиновения и значительный жизненный опыт. Несмотря на то, что она была вынуждена носить абайю и покрывать голову шарфом, внутри больничных стен ей не нужно было надевать ненавистную чадру.

Когда война закончилась, Маха отказалась жить по-старому. Она твердо вцепилась в только что обретенную свободу и умоляла отца позволить ей продолжить работу в больнице.

Нехотя мы дали ей свое согласие.

Однажды Махе нужно было срочно в больницу, и наш шофер ждал у переднего подъезда. Я решила выйти и поторопить ее. По капризу судьбы случилось так, что в тот момент, когда я вошла в комнату, моя дочь вкладывала в коричневую кожаную кобуру, пристегнутую к ее бедру, пистолет мелкого калибра.

Я онемела! Оружие!

К счастью, был час полуденной сиесты, и Карим находился дома. Услышав наши возбужденные голоса, он пришел узнать, в чем дело. После бурной сцены Маха призналась нам, что во время войны они с Айшей начали вооружаться на тот случай, если иракская армия ворвется в Эр-Рияд! Сейчас, когда военные действия закончились, она полагала, что ей понадобится защита от полиции нравов, которая уже начала угрожать женщинам па улицах.

Полицию нравов, или религиозную полицию, иногда называют мутава,представители ее являются членами «Комитета насаждения блага и запрета неправедности». Теперь, когда иностранные журналисты с окончанием войны выехали из королевства, эти фанатики стали более агрессивными, чем когда-либо. В моей стране они стали инициаторами арестов и преследований женщин.

Маха и Айша решили, что не станут терпеть повышенного внимания этих фанатиков по отношению к невинным женщинам.

Я смотрела на дочь в тревоге, не веря своим ушам! Неужели она собиралась палить из пистолета по религиозному человеку?

Карим узнал, что пистолет принадлежал отцу Айши. Он, как и многие арабы, имел настоящую коллекцию огнестрельного оружия, поэтому не заметил пропажи двух пистолетов, украденных его дочерью и Махой.

Вы можете вообразить наш ужас, когда мы узнали о том, что пистолет был заряжен и не имел предохранителя. Маха со слезами призналась нам в том, что они с Айшей упражнялись

в стрельбе на пустынном участке земли на заднем дворе дома Айши!

К ужасу Махи, ее разгневанный отец конфисковал у нее незаконное оружие, а ее саму затолкал в свой «Мерседес». Отпустив шофера, Карим как сумасшедший гнал машину по улицам Эр-Рияда. Он ехал в направлении к дому Айши, чтобы вернуть оружие и предупредить ее родителей об опасном занятии наших детей.

В результате нашего случайного открытия поспешно было проведено совещание, в котором принимали участие мы и родители Айши. Обе девчонки были отправлены в комнату Айши.

Мать Айши и я, скрытые черными покрывалами, сидели, отделившись от мира, и говорили о детях, которым дали жизнь. Довольно странно, но впервые в жизни я была рада, что мое лицо скрыто чадрой, потому что я могла, не скрывая отвращения, смотреть на отца Айши, человека, который, насколько мне было известно, был любителем молоденьких девушек. К моему удивлению, он оказался еще молодым человеком, благопристойной наружности

Тогда я подумала про себя, что нужно опасаться тех, кто подобен розе, поскольку даже розы имеют шипы. Но поскольку темой обсуждения в этот вечер были наши дочери, то у меня не было времени, чтобы поразмыслить о тех секретах, что таились в стенах дома, раскрывшего перед нами двери.

То, что мы узнали в тот вечер об убийственных убеждениях нашей старшей дочери, будет преследовать нас до тех пор, пока мы будем ходить по этой земле.

Когда я размышляю о неправедном обращении и жестоких обычаях по отношению к женскому населению Саудовской Аравии со стороны тех, кто так однозначно, и порой превратно, истолковывает законы, проповедуемые нам пророком, в моем сердце нет сомнения в существовании единого Бога, как поучает нас его предвестник Магомет. Своих троих детей мы учили почитать учение пророка и Коран, что был ниспослан нам Аллахом. И то, что ребенок мой мог поносить Аллаха и порицать его слово, вызывало у меня озноб и приводило в оцепенение.

Когда же Айше и Махе было объявлено, что их родители благоразумно решили отныне запретить двум девочкам встречаться и посоветовали псискать себе других друзей и новые интересы, моя дочь отбросила чадру с лица и в ярости закинула голову назад, одарив нас таким злобным взглядом, что у матери, которая выносила ее в своем лоне и вскормила своей грудью, кровь застыла в жилах. Если бы я собственными ушами не слышала те слова, что сказала Маха, то никто на свете не сумел бы меня убедить в их подлинности.

Решительно сжав пухлые губы, наша дочь взвизгнула:

– Я не стану делать то, что вы говорите! Аиша и я покинем страну, которую ненавидим, и устроим дом в другом месте. Здесь нам все ненавистно! Мы ненавидим ее! Чтобы быть женщиной в этой стране, нужно мириться с невероятными несправедливостями.

С губ Махи капала слюна, а тело сотрясалось от безудержной ярости. Ее глаза искали моего взгляда.

– Когда девушка живет скромно, она просто дура. Когда она живет нормально, она лицемерка. Но если она считает, что Аллах существует, то она кретинка!

Не в состоянии пошевелиться, Карим прошептал:

– Маха! Ты богохульствуешь!

– Богохульствую? По отношению к кому? Бога нет!

Карим вскочил на ноги и пальцами зажал рот Махи.

Мать Айши вскрикнула и лишилась чувств, потому что такое заявление в стране, где я родилась, могло стоить жизни.

Отец Айши закричал нам, чтобы мы убрали из его дома свою неверующую дочь.

Карим и я стали бороться с Махой, которая вдруг стала сильной, как великанша. Моя дочь лишилась рассудка! Только безумцы обладают такой сверхъестественной силой! После бесчисленных толчков и пинков нам с Каримом удалось запихнуть наше неразумное дитя на заднее сиденье автомобиля, и мы помчались домой. Карим вел машину, а я пыталась успокоить мое дитя, которое больше не желало признавать свою мать. Наконец она затихла, как будто была в обморочном состоянии.

Мы пригласили египетского терапевта, которого нам порекомендовал наш семейный врач. В безуспешной попытке успокоить нас он сказал, что подобные расстройства с девочками-подростками случаются довольно часто, и не только в нашей стране. Далее он привел статистику странного заболевания, что, похоже, поражает исключительно женщин.

У врача на этот счет была собственная теория. Он заявил, что в период полового созревания девочка часто получает избыток гормонов, вследствие чего на короткий промежуток времени она может даже потерять рассудок. Он сказал, что ему доводилось лечить немало подобных случаев в королевской семье. Болезнь не давала осложнений и побочных эффектов. Он усмехнулся и заявил, что до сих пор не потерял ни одного пациента.

По мнению доктора, Маху несколько дней следовало подержать на транквилизаторах, а от истерии она излечится сама.

Оставив нам запас успокоительного лекарства, он сказал, что заедет утром, чтобы проверить состояние пациентки.

Карим поблагодарил доктора и проводил его до дверей. Когда он вернулся, мы обменялись понимающими взглядами. Нам не нужны были слова. Пока Карим отдавал распоряжения относительно подготовки к полету нашего частного самолета, я позвонила Саре, чтобы получить ее согласие привезти к ней Абдуллу и Амани, пока мы с Каримом и Махой не вернемся из Лондона. Маха отчаянно нуждалась в срочной психиатрической помощи лучших врачей. Я попросила Сару никому не рассказывать о состоянии здоровья Махи. Если родственники будут все же интересоваться, им надлежало сказать, что Махе требовалась помощь стоматолога, для чего мы и направились в Лондон.

Многие члены королевской семьи аль-Саудов для получения медицинского или стоматологического лечения отправлялись за границу. Такая поездка не должна была вызвать никакого любопытства.

Упаковывая вещи Махи, я обнаружила среди ее белья книги и документы тревожного содержания. Там были многочисленные работы по астрологии, черной магии и колдовству. Некоторые отрывки, касающиеся откровений и пророчеств, были подчеркнуты Махой. Особенно обеспокоили меня те предметы и книжки, которые, предположительно, служили для того, чтобы насылать злых духов на обидевших ее людей, вызывать любовь с первого взгляда или с помощью колдовства нести смерть.

У меня перехватило дыхание, когда я увидела клочок одежды Абдуллы, обернутый вокруг черного камня с некоторым количеством какого-то серого рассыпчатого вещества, которое я не смогла распознать. Я стояла, приложив ладонь ко лбу, не веря собственным глазам. Неужели Маха замышляла причинить вред своему единственному брату? Если это было действительно так, то я как мать ничегс не стоила.

В смятенном состоянии духа я передвигалась по комнате, собирая проклятые предметы, свидетельствующие о варварских интересах моей дочери. В растерянности я стала вспоминать о ее занятиях и играх с самых ранних дней. Откуда и когда могла она узнать о таких вещах, что сумела собрать целую сокровищницу такого темного содержания?

Я вспомнила Худу, давно почившую в бозе рабыню моего отца, с ее явными способностями предсказывать будущее. Но Худа умерла задолго до рождения Махи. Насколько я знала, в наших домах не было других освобожденных рабов или слуг из Африки, кто обладал бы колдовской силой Худы.

Но тут я подскочила, словно меня ударили. Я вспомнила о моей свекрови Норе. Это могла быть только Нора! Нора невзлюбила меня с первого дня нашей встречи. Когда я выходила замуж за ее сына, то была молодой глупой девчонкой, чьи смелость и мятежный характер произвели плохое впечатление на свекровь. Разочарованная тем, что сын не только не развелся со мной, но даже не взял в дом вторую жену, Нора так и не смогла побороть в себе ненависть ко мне, хотя тщательно скрывала ее под тонким налетом фальшивой любви.

Из откровенных разговоров Карима с матерью Нора могла своим орлиным оком разглядеть, что Маха была нашим слабым местом. С самого раннего возраста психологическое развитие Махи всегда было сопряжено для нас с болью и скандалами. Нора ухватилась за эту боль и нашла в ней наиболее уязвимое место.

Теперь было ясно, что из своих внуков она особенно благоволила Махе, и трудный ребенок с благодарностью принимал ее внимание. Маха подолгу оставалась с бабкой наедине. Нора, будучи горячим приверженцем всего оккультного, времени даром не теряла и своим зловещим верованиям обучила мою дочь. Как я могла оказаться настолько глупой, что решила, что Нора блюдет мои интересы?

Я была дурой, ибо сердце мое растаяло при виде очевидной привязанности Норы к Махе.

Часто я выражала ей свою глубокую признательность за ее великодушное отношение к моему самому трудному ребенку. Нора из-за своей неприязни ко мне решила увести мое эмоционально неустойчивое дитя еще дальше в бездну.

Я понимала, что должна рассказать о своих подозрениях Кариму. Но сделать это нужно будет деликатно, потому что Кариму трудно будет поверить в то, что его мать была способна совершить такой постыдный поступок. Правда может оказаться искаженной, и мне, Султане, возможно, придется почувствовать весь пыл его гнева, а Нора, удовлетворенная, будет восседать в своем дворце, радуясь падению ненавистной невестки, которая не состоялась ни как мать, ни как жена.

Глава 3. Лондон

Нельзя наслаждаться спокойствием и миром вечно. Несчастья и препятствия также не означают конец мира. Когда трава бывает уничтожена степным огнем, летом она вырастает снова.

Мудрость монгольских степей

Под воздействием сильных медикаментов Маха лежала как мертвая, в то время как мы с ее отцом пытались осмыслить то рискованное положение, в котором оказались. Зо время воздушного перелета в Лондон Карим сидел, подобный каменному истукану, с побледневшим лицом перебирал он отвратительные предметы, которые я вынесла в маленькой сумочке из комнаты Махи. Он не меньше меня был напуган увлечением дочери сверхъестественным.

После нескольких минут молчания Карим задал вопрос, которого я так боялась:

– Султана, как Маха дошла до такого безумия? – брови его нахмурились. – Ты считаешь, что все дело в этой глупой девчонке Айше?

Я заерзала в кресле, не зная, что ответить мужу. На память пришли слова известной арабской поговорки, часто произносимые моей доброй матушкой: «Муха никогда не влетит в рот, который знает, когда быть на запоре». Я понимала, что сейчас было не время говорить о Норе, матери мужа. Карим и без того перенес слишком много ударов для одного дня.

Закусив губу, я покачала головой и ответила:

– Я не знаю. Мы расскажем доктору обо всем, что обнаружили. Может быть, Маха признается ему, тогда, возможно, мы узнаем, кто или что стоит за всем этим.

Карим согласно кивнул головой.

Остаток полета мы провели, поочередно отдыхая и карауля нашу дочь, которая, пребывая в наркотическом сне, казалась прелестной, как ангел. По какой-то необъяснимой причине я вспомнила о другой принцессе из семейства аль-Саудов, Мисхаиль. Эта молодая женщина таила от всех свою запретную любовь. Когда ее секрет оказался раскрытым, жизнь моей царственной кузины закончилась перед командой стрелков.

Пока Карим спал, я смотрела на Маху и вспоминала Мисхаиль.

Мисхаиль была внучкой принца Мохаммеда ибн Абдула Азиза, того самого принца Мохаммеда, которого обделили королевской властью по постановлению его отца, согласно которому свирепому воину на троне делать было нечего.

Близких отношений с Мисхаиль у меня не было, но я часто встречала ее на всевозможных королевских приемах. В семье ее знали как довольно своенравную девушку. Я подумала, что, возможно, ее тяжелый характер был как-то связан с тем, что мужем ее был старик, который не удовлетворял ее. Как бы то ни было, она была несчастна и поэтому вступила в романтическую связь с Халидом Мухальхалем, который был племянником специального посла Саудовской Аравии в Ливане.

Любовь их была пылкой и трудной из-за неблагоприятного социального климата в Саудовской Аравии. Многие члены королевского семейства слышали об их преступной связи, и когда молодая пара почувствовала, что их отношения вот-вот должны обнаружить, они приняли фатальное решение – скрыться вдвоем.

В это время моя старшая сестра Нура находилась в Джидде и услышала эту историю из первых рук, от одного из членов семьи Мисхаиль. Мисхаиль, опасаясь гнева своего семейства, решила инсценировать собственную смерть. Дома она сказала, что отправилась на их частный пляж на берегу Красного моря, чтобы немного поплавать. Свою одежду Мисхаиль аккуратной стопкой сложила на берегу, а сама оделась как саудовский мужчина и попыталась покинуть страну.

К несчастью для Мисхаиль, ее дед, принц Мохаммед, был одним из самых проницательных и влиятельных людей королевства. Он не поверил в то, что она утонула. Все пограничные посты получили предупреждение о том, что разыскивается внучка принца Мохаммеда. Мисхаиль поймали при попытке сесть в самолет, вылетавший из аэропорта Джидды.

По всей стране раздавались телефонные звонки, каждый из членов королевской фамилии стремился узнать как можно больше об этом деле. Ходили разные слухи. Я слышала о том, что Мисхаиль была освобождена и получила разрешение покинуть королевство вместе со своим возлюбленным. Потом мне сказали, что она удостоится развода. Затем мне позвонила одна кузина и в приступе истерики сообщила, что Мисхаиль была обезглавлена и что понадобилось три удара, чтобы отделить голову от туловища. И не только это, а также еще то, что губы Мисхаиль шевельнулись и прошептали имя ее любимого, послужив причиной бегства палача с места казни! «Можешь ли ты себе представить, – восклицала моя экзальтированная кузина, – говорящая голова!»

Наконец была обнародована настоящая и безобразная правда. Принц Мохаммед в приступе бешенства заявил, что его внучка изменила мужу и как изменница должна быть наказана в соответствии с исламским законом. Мисхаиль и ее возлюбленного ждала смертная казнь.

Король Халид, бывший правителем страны в момент происходившей трагедии, был известен своей терпимостью. Он посоветовал принцу проявить милосердие, но этому свирепому бедуину милосердие не было присуще.

В день казни я вместе с детьми моей матери ждала новостей. Сестры ожидали, что в последнее мгновение будет объявлено об отсрочке исполнения приговора. Али, что было не удивительно, выразил мнение, что женщины, уличенные в адюльтере, должны подчиняться закону шариата и готовиться к смерти.

В жаркий июльский день 1977 года моей кузине завязали глаза и поставили на колени перед кучей грязи. Ее расстреляли, и возлюбленный ее был вынужден смотреть, как она умирает. Затем и его самого обезглавили мечом.

Еще раз запретная любовь стоила жизни двум молодым людям.

Дело замяли, и клан аль-Саудов надеялся, что разговоры по поводу убийства женщины за то, что она полюбила, вскоре стихнут. Но этого не случилось. Несмотря на то, что Мисхаиль похоронили в песках пустыни, она не была забыта.

Многие жители западных стран помнят документальный фильм о ее смерти, названный просто: «Смерть принцессы». Споры, ведшиеся в нашей семье относительно примененного к ней наказания, были ничто в сравнении с тем раздором и враждебностью, которые были вызваны фильмом.

Удобно устроившись в роли диктаторов у себя в стране, мужчины нашего семейства пришли в ярость от того, что не могли контролировать выпуски новостей и выход фильма на Западе. Оскорбленный до бешенства, король Халид велел послу Великобритании покинуть наше государство.

Впоследствии от Карима и Асада, мужа Сары, я слышала о том, что наши правители всерьез подумывали о высылке из страны британских подданных!

Нарушение супружеской верности саудовской принцессой и последовавшая за этим ее казнь вызвали усиление международной напряженности.

Доведенная воспоминаниями до отчаяния, я закрыла лицо руками. Теперь я сама была матерью ребенка, который сошел с ума. В безумии Маха могла совершить что-то такое, что положит конец благополучию нашей семьи и омрачит ее болью потери юного создания. Мой не знающий прощения и благородства отец непременно будет настаивать на самом суровом наказании ребенка, что вышел из моего лона и который с таким презрением и жаром указал ему на его несостоятельность как деда.

Маха зашевелилась.

Карим проснулся, и мы снова разделили наш мучительный страх за судьбу дочери.

***

Пока мы были на пути в Лондон, Сара, как мы и условились, по телефону сделала необходимые для пас приготовления. Когда мы позвонили из аэропорта в Гатуике, Сара сообщила нам, что Маху ожидали в ведущем психиатрическом заведении Лондона, где для нее было зарезервировано место. Сара также предупредительно позаботилась о том, чтобы в аэропорт прибыла машина скорой помощи, которая доставила бы нас в институт.

Как только были закончены утомительные процедуры оформления, персонал больницы известил нас с Каримом о том, что, лечащий доктор Махи свяжется с нами завтра утром после предварительной консультации и осмотра ребенка. Одна из молодых медсестер оказалась особенно любезной. Она взяла меня за руку и прошептала, что моя дочь оказалась на попечении одного из самых уважаемых в городе докторов и что он обладает многолетним опытом работы с арабскими женщинами и их уникальными социальными и психическими проблемами.

В этот момент я позавидовала британцам. В моей стране безумие ребенка было бы позором, который не позволил бы моим соотечественникам проявить чувства сострадания, сделав их немыми и глухими к моей боли.

Обеспокоенные тем, что оставляем наше дитя на милость незнакомых людей, хотя бы и опытных, мы нехотя шли к ожидавшей нас машине, которая должна была доставить нас в наши апартаменты в городе.

Поднятая с постелей временная обслуга нашего лондонского дома явно не ждала нас. Карим был раздосадован, но я успокоила его, сказав, что наш личный комфорт в глазах Сары был делом второстепенной важности. Мы не могли ставить ей в вину то, что она заранее не позвонила нашим слугам и не предупредила о нашем приезде.

Из-за иракского вторжения в Кувейт и недавней войны в Персидском заливе мы почти год не были в Лондоне, одном из наших любимейших мест в западном мире. За время нашего отсутствия трое наших слуг стали беспечными и ленивыми. Независимо от того, находились мы в Лондоне или нет, они имели строгое предписание вести дом так, словно мы в нем жили.

Но, находясь в подавленном состояния из-за Махи, мы не жаловались. Карим и я, велев приготовить для нас крепкий кофе, сели в гостиной на покрытой простынями мебели. Слуги двигались взад и вперед по дому так быстро, как только могли двигаться люди, поднятые с постелей в три часа ночи.

Я вдруг начала приносить им извинения за то, что мы потревожили их сои, но Карим оборвал меня:

– Султана! Никогда не извиняйся перед теми, кому мы платим. Ты погубишь их старательность и способность к труду!

Я почувствовала раздражение и уже намеревалась возразить ему, сказав, что мы, саудовцы, могли бы только выиграть, проявляя больше заботы о наших слугах. Но вместо этого я сменила тему и снова заговорила о нашей дочери.

Про себя я подумала, что, должно быть, и сама схожу с ума. Дважды за этот день я предпочла избежать спора со своим мужем.

После того, как была приготовлена наша постель, мы легли, но заснуть нам так и не удалось.

Никогда еще ночь не казалась мне такой длинной.

***

Британский психиатр оказался маленьким человечком со странной внешностью, голова которого казалась слишком крупной для его, небольшого тела. У него были густые брови, а нос слегка повернут в сторону. С удивлением рассматривала я торчащие из его ушей и носа пучки белых волос. В то время как его внешность несколько озадачивала, манера себя вести располагала. По его небольшим голубым пронизывающим глазам я поняла, что он с большой серьезностью относится к проблемам своих пациентов. Моя дочь попала в хорошие руки. Мы с Каримом вскоре увидели, что имеем дело с человеком, который говорит то, что думает. Не придавая значения нашему богатству или тому факту, что мой муж является принцем из королевской семьи Саудовской Аравии, он с бесстрашной честностью говорил о системе нашего государства, которая совершенно стреноживает волю наших женщин.

Хорошо информированный о традициях и обычаях стран арабского востока, он сказал нам: – Ребенком я восхищался исследователями Востока, такими как Филби, Тессиджер, Бертон, Доути, Томас и, конечно же, Лоуренс. Я зачитывался их приключениями и, преисполненный решимости увидеть то, о чем читал, убедил родителей отправить меня в Египет. Это была не Аравия, но какое-никакое начало. К моему несчастью, я прибыл как раз в тот момент, когда начался Суэцкий кризис. Но я был заворожен. Его взор устремился вдаль. – Назад я вернулся много лет спустя… основал в Каире небольшую практику, выучился немного говорить по-арабски, – он замолчал и посмотрел на Карима, – и узнал много больше, чем мне хотелось бы, о том, как вы, господа, обращаетесь с вашими женщинами.

Любовь Карима к дочери оказалась сильнее его честолюбия. К моему облегчению, он не произнес ни слова, а лицо хранило бесстрастное выражение.

Доктор, казалось, остался доволен. Он словно решил, что перед ним сидел араб, который не станет нести всякий вздор относительно того, что женщин следует запирать на их половине дома.

– Наша дочь поправится? Полностью поправится? – спросил Карим. Беспокойство, прозвучавшее в его голосе, сказало доктору о любви отца к Махе.

Я подвинулась на самый край сиденья. Сердце глухо стучало в груди.

Доктор сжал ладони вместе и потер их одна о другую, словно лаская. Переводя взгляд с Карима на меня, он усилил драматизм и без того тяжелой ситуации. Когда он ответил, его лицо оставалось безучастным.

– Поправится ли ваша дочь? Полностью ли поправится? Я говорил с ней всего один час. Так что пока не могу еще полностью оценить ее случай.

Остановив взор на моем застывшем лице, он добавил:

– Но он, похоже, типичен. Я уже вылечил значительное число арабских дам, страдавших от истерии. В общем я бы сказал, что при достаточном уходе и отсутствии спешки у вашей дочери можно ожидать благоприятного исхода.

Я упала в объятия мужа и зарыдала. Доктор Махи оставил нас в своем кабинете одних.

***

В течение трех месяцев я жила в Лондоне, пока Маха подвергалась психиатрическим тестам и лечению. Когда мы поняли, что нашей дочери потребуется длительный уход и что в течение нескольких дней дела не решить, Карим отправился в Эр-Рияд, но два раза в неделю, по вторникам и четвергам, когда нам разрешали навещать нашего ребенка, он прилетал в Лондон.

Во время наших визитов мы предлагали Махе мир, но она предпочитала войну. Казалось, что тысячи страхов лишили ее возможности говорить спокойно и благоразумно. Ничто из того, что мы говорили или делали, не радовало ее. Исполняя указания лечащего врача, Карим и я не спорили с ней. Тогда Маха спорила сама с собой, она даже говорила двумя разными голосами! Но доктор заверил нас, что постепенно состояние ее психики улучшится и превзойдет наши ожидания.

Как мы молили, чтобы этот момент наступил как можно быстрее!

Частые поездки не могли не сказаться отрицательно на здоровье Карима. Я видела, что мой муж старел прямо на глазах. Однажды вечером я сказала ему:

– Если я что и узнала, так это то, что старение не имеет ничего общего с возрастом. Старение – это неотвратимое поражение родителей, нанесенное им собственными детьми. В глазах Карима появились искорки – признаки радости, впервые увиденные мной за много дней. Со всей серьезностью в голосе он заявил, что такого не может быть.

– Если бы это было так, Султана, то твой давно побежденный отец оказался бы самым старым человеком на планете.