Текст книги "Чумазая принцесса"
Автор книги: Джин Флей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Джин Флей
Чумазая принцесса
Глава 1. Неожиданное известие
О том, что в наш город после долгого отсутствия возвращается Фрэнк Ловайс, чтобы вступить во владение империей своего отца, я узнала из шестичасовых новостей. Это было любопытно, в особенности, когда еще сообщили, что возвращается он со своей женой и разместятся они в Большом Доме, где к их приезду в спешном порядке подновляется историческая часть (сорок шесть комнат) и одновременно в неисторической (в остальных двадцати девяти) производится очень много усовершенствований в современном духе, так как Оливия и Николаc Ловайсы, удаляясь от активной деятельности, передают сыну вместе с браздами правления империей главную семейную резиденцию – Большой Дом.
Все это меня, конечно, чрезвычайно заинтересовало, но не до такой степени, чтобы ножницы, которыми я подравнивала волосы моей постоянной клиентки, вдруг выскользнули у меня из рук и полетели в опасной близости от плеча пожилой леди. Тем не менее это случилось, потому что в новостях дополнительно сообщили, что вместе с молодыми Ловайсами ожидается прибытие их кузена Патрика Данхэма.
Вот тут-то ножницы выскользнули, и я, подобрав их, механически продолжая прерванную работу, провалилась в свое прошлое.
Глава 2. Побоище
Прямо на невысокий школьный забор, на котором в возрасте десяти лет я дожидалась Сида, моего брата, и от нечего делать бросала мелкие камешки, не забывая при этом прикидывать про себя: надо ли сегодня же передавать отцу, что из-за меня с ним опять хотят в школе увидеться, или лучше не портить человеку сегодняшний вечер, который он имеет полное право без тревог и волнений провести с банкой пива у телевизора.
Вдруг мистер Слэйтер, новый директор, позабудет о своем желании увидеться с человеком, который, как мистер Слэйтер сказал, был до того неосмотрителен, что породил на свет особу, имеющую непреодолимую склонность ко всевозможным проказам.
Ведь ясное же дело, мистер Слэйтер здесь хватил через край, отец меня вовсе не порождал, меня собственная мать породила и вскорости умерла, а отец лишь что породилось из клиники на руках вынес. И потом, подумаешь! Было бы из чего такой шум поднимать! Ну, влетела я не по своей воле к нему в кабинет во время заседания ихнего попечительского совета, так надо было стулом дверь подпереть или хотя бы ключ повернуть, потому что от раздобревших Быков Дженкинсов, если они не в настроении, на ногах никто не удержится, со всяким может случиться; а что насовала бумаги за щеку, выдавая за флюс, то не недотепа же я какая-нибудь, чтобы не обезопаситься от заданного стихотворения. Еще мистер Слэйтер долго распинался о пагубности страсти к азартным играм и ставкам, намекая на тараканьи бега, только он почему-то забыл сказать, кому ставки положено принимать, если Головастик и Крапчатый – мои выкормыши, причем жутко талантливые. А про Джо Энди можно было вообще не заикаться, если бы не мое вмешательство, он бы до сих пор всем юбки задирал, это у него «игрой в Мерелин бриз» называлось.
Прикидываю я так спокойно про себя, как вдруг меня кто-то отрывает от перекладины забора. Подумала на Сида. Мы с братом друзья не разлей вода, хотя он старше меня на шесть лет. Но это оказался Фрэнк Ловайс – злейший враг Сида и его одногодок. А кому же придет в голову предпринять попытку вывернуться из известных всей округе Фрэнковых железных клещей?
Я и не предприняла, только и делала, что старалась не выказать своего страха: глядела с вызовом, часто моргая, в его не сулящие ничего хорошего глаза и крепилась.
У меня скатилось не больше двух торопливых слезинок, когда тяжелая рука Фрэнка перебралась на мою голову.
– Рыжая, – хмуро проговорил Фрэнк, оттягивая за волосы до предела назад мою голову, – понимаешь ли ты, как рискуешь, попадая мне под руку? Отвечай!
– Да! – полузадушено пискнула я.
– Надеюсь, что так оно и есть. Впредь не смей соваться не в свое дело!
Фрэнк отпустил мои волосы.
Пока он шел, я не отрывала от него ненавидящего взгляда до перекрестка, но тут, конечно, не выдержала и запустила в его спину самый большой камень, который отыскался у меня в карманах. Мой увесистый посланец пролетел в каких-нибудь двух дюймах от его плеча.
Фрэнк остановился и начал медленно поворачиваться, только я уже не стала мешкать: живо отскочила к забору, перемахнула через него и оттуда, из безопасности погрозила кулаком и прокричала, что ему лучше драпать отсюдова, пока я в ярость не взошла, а то, как тресну – вмиг башку проломлю!
Фрэнк чуть сдвигает свои брови, и этого оказывается достаточно, чтобы ноги мои задали стрекача.
Я прекрасно знала, что Фрэнк взъярился на меня, потому что накануне именно мое вмешательство стоило его «дьяволам» долгожданной победы.
В тот вечер произошло одно из тех побоищ, которые время от времени устраивались между «медведями» с Сидом во главе и «дьяволами» с Фрэнком. Причиной многолетнего конфликта служила набережная, где находились мол, маяк, пляж и несколько увеселительных заведений. Сид считал эту территорию исконно своей, а Фрэнк был противоположного мнения. Война между соперничающими бандами длилась годами. Постепенно маяк отошел Сиду, пляж со скрупулезной точностью был поделен пополам, все заведения, кроме забегаловки папаши Макгилиса, тоже разобраны. Из-за нее-то они и схлестнулись в тот раз.
На пустыре (где обычно проходили побоища и куда Сид не велел мне приходить, но куда я все равно пришла), на правом берегу сточной канавы, в небольшом отдалении друг от друга выстроились две шеренги бойцов – «медведей» и «дьяволов». Глаза парней блестели неподдельным азартом и диким, молодецким восторгом в предвкушении скорой потасовки.
По заведенному порядку первыми выступили вожаки враждующих сторон. По мере их сближения устанавливалась глубокая тишина, нарушаемая разве что ровным гудением моторов машин, освещавших своими фарами эту захватывающую сцену и ее главных героев.
Сид в тот момент был очень хорош собой. Его горящие светло-серые глаза странно выделялись на матово смуглом лице, а старая, потертая кожаная куртка, из которой он немного вырос, ничуть не скрывала юношески стройную крепкую фигуру с непередаваемой грацией молодого льва, поводящего плечами и потряхивающего гривой.
Фрэнк также производил неплохое впечатление вопреки тому, что был на полголовы ниже Сида и руки у него были длиннее. Некоторая кажущаяся небрежность и даже сонная медлительность движений вмести со скучающим, высокомерным выражением Ловайсовского лица Фрэнка никого не могли ввести в заблуждение. Он не попался на удар Сида, благополучно ушел от него, молниеносно выбросив правую. К счастью, Сид успел отклониться. Удар вышел скользящим, однако, весьма ощутимым.
Это были два достойных друг друга противника. Ни тот, ни другой долго не мог получить преимущества. Когда в очередной раз они упали сцепившиеся, шеренги бойцов не выдержали и очень скоро смешались в беспорядочную остервеневшую толпу, которая поглотила Сида.
А меня, если Сида долго не видно, начинает прямо распирать от тревоги и нет никакой возможности усидеть на месте, оставаясь в неведении.
Когда я пробралась сквозь толпу, то увидела, что Фрэнк нечестным приемом, которому научился у наемных громил своего папаши, успел оседлать Сида и, пользуясь выигрышным положением, дубасил моего брата.
Нельзя же было ему и дальше это позволить.
Я была уверена, что от волос Фрэнка, за которые я ухватилась обеими руками, меня нипочем не оторвать. Но Фрэнку и одной руки хватило, чтобы, не глядя, кто это снимает с него скальп, отбросить нападавшего от себя, а второй рукой попытаться удержать Сида. Но вот удержать моего брата ему не удалось.
Сид освободился от противника и нанес Фрэнку свой сокрушительный, коронный левой. Я его не увидела, ударившись головой на земле обо что-то твердое.
Как потом рассказал Сид, окончательная победа ускользнула от них из-за внезапно понаехавших копов, однако, если я еще когда-нибудь полезу в свалку он меня сам выдерет и не будет больше родным братом, а превратится в злую мачеху, причем на вечные времена. Я должна осознать, что он уже не мальчишка, не нянька, а настоящий мужчина, а где это видано, чтобы за настоящим мужчиной все время как хвост таскалась сопливая девчонка-сестра, которой, между прочим, десять лет, пора бы ей взять простому уличному пацану. Его сестре больше подойдет носить чистые юбочки с бантами и вести себя, как юная леди, к примеру, как ведет себя наша соседка Минни, на нее и в будние дни приятно посмотреть. («Ладно! За это я ей все банты поотрываю!» – решила я в ту скорбную минуту, в знак протеста натягивая одеяло на голову.) Вот, если я буду, как Минни, он научит меня кое-каким приемам, которые перенял у Фрэнка, чтобы в случае чего я сумела постоять за себя.
– А на маяк станешь брать? – высунувшись из-под одеяла, спросила я тонким от обиды голосом.
Сид кивнул.
– А в тир?
Он опять кивнул. Так он кивал, а я постепенно все больше и больше вылезала из-под одеяла и скоро уже сидела на кровати, свесив босые ноги, болтая ими, и деловито, чтобы чего-нибудь не пропустить, загибала пальцы на руках. У меня незагнутых только три и осталось, когда Сид снова переменился, вспомнив про настоящего мужчину и Минни. (Нет, все-таки придется этой примернице с бантами обходиться в дальнейшем без них.) Я опять забралась под одеяло, но Сид был неуступчив, как скала, даже добавил, что с этого дня я должна являться домой не позже двадцати часов, он будет проверять. А если он что решил, то кончено, ничего тут больше не поделаешь.
Глава 3. Подлый сговор
Мне понадобилось три недели, чтобы привыкнуть к новым порядкам и перестать поджидать его возвращения домой.
Зато утром, проснувшись, я первым делом мчалась к комнате Сида убедиться, что он на месте и одеяло мерно вздымается на его груди, а раз так, то можно досыпать предпоследний сон и, не торопясь, рассматривать последний, от которого меня пробуждал поцелуй в кончик носа. Сид это нарочно делал, чтобы мне было щекотно, и я потом терла нос и морщилась. Кончик носа становился острым и красным, почему-то это всегда забавляло моего брата.
Пока он терпеливо ожидал меня, я как следует потягивалась и зевала, но я не очень-то злоупотребляла, потому что у Сида не хватило бы времени забросить меня в школу, и я не смогла бы расспросить его про вчерашнее и договориться на свободное время, которое начиналось сразу же, когда у Сида заканчивались занятия. К этому времени я успевала приплестись нога за ногу к Сидовой школе, обойдя перед этим все кондитерские по пути, к концу которого руки мои становились липкими, а одежда обзаводилась новыми свежими пятнами.
Однако до тринадцати лет новые свежие пятна меня нисколько не смущали. Первый раз я о них задумалась, когда Минни справляла свое четырнадцатилетие.
На праздник к ней явились семнадцать человек, и как-то так получалось, что в медленных танцах именно пара со мной не укомплектовывалась. Это меня в тот раз отчего-то сильно озадачило. Захотелось срочно поразмыслить в тиши уединения безлюдной спальни Минниных родителей.
Пробравшись на второй этаж, я подошла к зеркалу и, хорошенько приглядевшись, неожиданно обнаружила ярко рыжую шутиху с засаленными лохмами и с лягушачьими, обиженно вытаращенными, небольшими глазками на усеянном веснушками лице. В довершении к этому у лягушачьей шутихи имелись нескладные руки, острыми локтями торчащие из сомнительной чистоты зеленой футболки, а также журавлиные ноги в серых хлопковых брюках, щедро пузырящихся на заду и коленках, причем ноги те были всунуты в бульдожьего вида, с ободранными носами любимые ботинки, незаменимые в повышенной сложности скаутском походе по Скалистым горам, но здесь на этом пушистом ковре и там внизу… вряд ли.
Я ушла по-английски не прощаясь, через окно, такой страшиле нечего было делать среди нелягушачьих, нарядных людей.
Дома перетряхнула свой и оставшийся после побега моей мачехи гардероб, занятие оказалось увлекательным и времяемким, за ним дождалась Сида, и, как он ни отнекивался, ссылаясь на то, что устал и с ног валится, но ему пришлось высказаться, что он обо всем этом думает.
Основных мыслей было три: во-первых, его сестра, само собой, не Мэрилин Монро, но Кэтрин Киган, и этим все сказано (здесь он с такой откровенной тщеславностью расплылся в улыбке, что я тоже не удержалась); во-вторых, он мне когда еще советовал перестать рядиться в штаны как уличному пацану; в-третьих, тушь, губная помада с прочей чепухой мне ни к чему, что же касается парней и танцулек, то об этом пока говорить не приходится – рано, надо еще подрасти.
– А Минни и остальные-то уже…– пыталась возразить я неуверенным голосом.
– Меня они не интересуют, – жестко отрубил Сид, – однако щенкам лучше бы не крутиться возле тебя, иначе им придется пожалеть, что они на свет родились.
После этих внушительных слов я вполне успокоилась и перестала рядиться в пятна и скаутские походные ботинки. И из гуманных соображений старалась помнить о тех, кого он назвал щенками, не позволяя новым крутиться возле себя, а знакомые ко мне не приставали, потому что хоть я и изо всех сил старалась, но за два последующих года не удержалась несколько раз: незнакомцы успевали перемолвиться со мной парой словечек, потом появлялся какой-нибудь Сидов дружок, что-то советовал им, и они теряли ко мне интерес.
Я выговаривала Сиду, что я об этом пиратстве с разбоем думаю. Он пожимал плечами и свистел в ответ. Я топала ногами и кричала, что он истукан и отсталый Сарданапал. Сид отвечал:»Ого!» и что образовательный уровень мой несомненно растет, ему уже сейчас интересно: как я его обзову через год или два. Я бежала жаловаться отцу, но он всегда был на стороне своего большого сына, кроме Сида у нас в семье есть еще Денни, более мелкий, чем я.
Когда мне стукнуло пятнадцать с половиной, мы с Минни (которая, несмотря на все оторванные мною банты, сделалась как-то незаметно моей ближайшей подругой) решили изменить тактику: перебрались из нашего района «медведей» в чужой район «дьяволов» и очень неплохо провели время с двумя незнакомыми мальчиками, только, когда они пошли нас провожать, мы напоролись на Фрэнка с Длинным Лукой! Они тоже были не одни и могли бы нас не заметить, но куда там!
Остановившись, точно вкопанный, Фрэнк уставился на меня, будто первый раз увидал.
– Лука, поправь меня, если я не прав, – сказал он. – Сдается мне, эта девчонка с молокососами – Рыжая, напялившая юбку.
Лука с ухмылкой кивнул.
– Черт побери, шустрая девочка! Ну что же, молокососы, у вас есть ровно три секунды. Последний счет должен слиться со стуком ваших каблуков с противоположной стороны набережной. Надеюсь, вы хорошо бегаете?
Наши провожатые оказались быстроходными, успели. А я даже ругаться не имела морального права, потому что еще недавно кричала много разного ехидного, когда Фрэнк со своими подружками мимо проходил. Однажды он меня догнал, как я ни убегала, думала, отлупит, но он только сверкнул глазами, приподнял с земли, потряс в воздухе и отбросил, точно ветошь трухлявую, вот теперь и отыгрывается, змей злопамятный.
Оставив спутниц на попеченье Луки, Фрэнк довел нас с Минни до самой границы.
– Передай своему братцу, – склонившись ко мне, строго сказал он, – что ему не мешает получше приглядывать за тобой. Если он не может справиться собственными силами, Фрэнк Ловайс готов оказать ему помощь!
Вот такой между ними вышел подлый сговор против меня. Некуда было податься от их деспотизма! Причем этот злодей Фрэнк превзошел Сида. Фрэнк завел моду с наглой, бесцеремонной небрежностью подхватывать меня под мышку и выносить из всех мест, где остальные взрослые телом и духом свободные люди веселятся, как кому вздумается, заталкивать в свою машину и отвозить меня к нашему дому.
Минни мне сочувствовала, но ничего посоветовать не могла. Она лишь махнет мне рукой и отправится со своим другом, куда захочет, да и все так, только я одна неприкаянная. А я ведь по виду сделалась ничуть не хуже ее: перестала расти, волосы пригладила и оборками с отдельными хорошенькими бантиками обзавелась. Да кому это нужно!
Глава 4. Принц и драконы
Сижу я однажды за столиком у папаши Макгилиса, потягиваю сок из соломинки и, подперев голову рукой, слежу в окно завидущим взглядом за удаляющимися Минни и ее другом, но и это мне недолго удается. Какой-то проходящий парень за окном остановился и загородил весь обзор.
Выждав несколько секунд, я постучала по стеклу, хотела попросить его отодвинуться, но не сумела ничего сказать. Это со всяким может случиться, кто живых принцев никогда в жизни не встречал. Он, конечно, понял, что его узнали, и тоже не мог скрыть своего удивления.
Неизвестно как долго мы бы так простояли, если бы не папаша Макгилис, не любивший, когда к его безупречной чистоты стеклам прилипают с двух сторон.
Возле выхода мы с незнакомцем встретились и выпалили:
– Ты кто?! – и так же одновременно поспешно ответили, – Кэти! Патрик! – и хором же рассмеялись неизвестно от чего, наверное, от счастья.
– Ты, что ли, принц?! – в восторге вырвалось у меня.
Патрик важно кивнул.
– А ты красавица, которую драконы караулят!
– Ага, караулят! Как ты угадал?
– Это сразу видно.
– Их два у меня, – сокрушенно вздохнула я, сжимая от возмущения кулаки, – ни у кого нет, а у меня, представляешь, полно развелось, хоть караул кричи! Один родной, а другой незаконный, но пострашнее первого! Эти изверги всех тут ужасно запугали! Из-за них ко мне подойти никто не смеет!
– Я посмею.
– А если у них еще медведи с дьяволами есть, тоже не испугаешься?
– Нет.
– Почему?
– У меня теперь есть ты, Кэти.
– Нет еще. Я вроде заколдованной, около тех кустов, вот увидишь, как сквозь землю провалюсь. С тобой мне нигде здесь нельзя. Знаешь что: если до вечера благоразумно не одумаешься, приходи к шести в «Хромую утку». Я тебя там подожду, но запомни: лучше бы тебе этого не делать! А сейчас не ходи за мной и не расспрашивай никого, а то мы с тобой никогда, никогда не встретимся!
Я еще посмотрела на него сколько-то и очень неохотно шмыгнула в кусты. Он меня не нашел, потому что не прожил в нашем городе всю свою сознательную жизнь. А я прожила семнадцать лет сознательной и бессознательной, поэтому отнеслась к предстоящему свиданию со всей обстоятельностью, на которую была способна: заранее передала Минни свое платье с туфлями и инструкциями, потом, когда наступило назначенное в инструкциях время, встретилась с Минни у светофорного перекрестка, откуда мы в целях конспирации пробежали, петляя и оглядываясь, еще три квартала и лишь там сели в поджидающую нас машину ее друга.
Конечно, краситься и переодеваться на заднем сидении набирающей ход и тормозящей машины не очень-то удобно, но мне нельзя было выйти из дома прямо в нарядном, Сид сразу бы догадался и сам бы пошел или выслал бы кого-нибудь в дозор. Хотелось надеяться, что и Фрэнку не придет в голову наведаться в «Хромую утку», он туда редко заходит.
Критически оглядев себя и зеркале и поправив платье, я сказала:
– Можно.
Минни с ее другом повернулись, машина последовала за ними, хорошо еще не в столб, а в мусорные баки, разметав их, плавно заехала. Выруливая обратно на дорогу, Миннин друг сказал, что вызывается постоять для подстраховки около того счастливчика, кому мой шик предназначен, если тот ослабнет в коленках.
Но это не понадобилось. Ничего с Патриковыми коленками не случилось, они даже крепче стали, потому что Патрик остолбенел, как меня узнал, хотя это было и нелегко – я в лучшую сторону очень здорово изменилась: густыми белилами от веснушек избавилась, для губ дорогой ярко-красной помады не пожалела и Минниными клипсами-тарелками украсилась. Но Патрик все равно, как из столбняка вышел, узнал.
Мне это было лестно, в первый раз себя человеком почувствовала. Полтора часа после этого я ничем не отличалась от других людей, у кого был собственный наилучший друг, который все танцы не отходит от своей девушки, но… (всегда появляется «но» вместе с этим зловредным негодяем).
Фрэнк ввалился с шумной оравой своих дружков и, пока бармен наливал ему в стакан, по-хозяйски внимательно огляделся. Возможно, все бы и обошлось: в зале было полно народа и не слишком светло, и я еще успела спрятаться за Патрика и потянула его к запасному выходу, – если бы не Патрик, он вдруг вскинул руку и громко крикнул:
– Мы здесь, Фрэнк!
Я не успела спросить его, зачем он это сделал. Раздвигая толпу, Фрэнк был уже около нас и окидывал меня чрезвычайно противным, пристальным взглядом, от которого я становилась неуклюжей и красной как рак.
Выпив содержимое стакана и передав его одному из своих подручных, Фрэнк сделал шаг в мою сторону.
– Здесь не твоя территория! – отшатываясь назад, прошипела я злым голосом.
– Сама пойдешь или, как обычно, помочь?
– Что происходит? – спросил Патрик, переводя свой непонимающий взгляд с моего несчастного лица на скучающе-самоуверенное лицо Фрэнка.
– Этой Киган нечего здесь делать. Ну, ты идешь? – повернул Фрэнк голову в мою сторону.
– Не прикасайся ко мне! Иду! – буркнула я.
Домой меня повез не Фрэнк, он остался с Патриком, не пускал его и что-то ему втолковывал. Я видела в заднее стекло, хотя мне слезы нового унижения скоро стали мешать. Опять так опозориться! И перед кем?! Перед Патриком опозориться!
– Брось ты расстраиваться, Принцесса, – внезапно сочувственно проговорил Лука (он вел машину). – Фрэнк кровного кузена бить не будет.
– Кузена?! – не поверила я ушам своим.
– А ты, чего же, не знала?
– Нет.
– Ну, теперь знаешь.
Да, я теперь знала. Это было хуже всего, что еще могло произойти со мной в этой жизни.
На следующий день мы с Минни поспешили на пляж, чтобы со всех сторон без свидетелей обсудить это неслыханное несчастье. И только мы там расположились на полотенцах, как Минни, намазывая нос кремом, объявила, что видит Патрика. Я приподнялась на локтях, это был действительно он, шел и кого-то высматривал. Рухнув назад и надвинув на лицо журнал, я с мукой в голосе сказала, чтобы Минни не давала знать Патрику, что я здесь, потому что хоть я и до смерти люблю его, но не буду с ним отныне встречаться, поскольку покорилась своей печальной участи, по которой мне ничего не остается, как немедленно зачахнуть и сойти в могилу во цвете лет на радость этим извергам.
У меня в мозгу уже начала складываться заманчиво-жалостливая картина, где за моими бренными останками в скорбной процессии идут безутешные и раскаявшиеся Фрэнк с Сидом и утираются платками на брудершафт. А я им из невозвратного высока все милостиво прощаю, но не успеваю насладиться своим кротким великодушием. Журнал с моего лица внезапно приподнялся, но не от руки Минни, а от руки Патрика.
Он, улыбаясь, сказал, что не даст мне зачахнуть.
Я спросила, что ему про меня наговорили.
– Фрэнк приказал найти кого-нибудь получше.
– А ты?
– Ответил: лучше не бывает. Парень почти вышел из себя, я не подозревал, что Большой Вождь на это способен.
– Сид тоже почти выйдет. Тебе с ними не справиться.
– А как насчет нас двоих, Кэти?
– Ты думаешь, сможем?
В этот момент прибежала Минни и сообщила, что только что видела Фрэнка, он направляется в нашу сторону.
Перед тем как расстаться, мы с Патриком договорились о следующей встрече. Я боялась, что Фрэнк заметит его, и, закрывшись журналом от Фрэнка, махала Патрику, чтобы он поскорее уходил и часто не оглядывался, потом через верхний журнальный обрез принялась следить за приближающимся злодеем, который, когда подошел, выхватил журнал из моих рук и насмешливо процедил:
– Пялься в открытую, Рыжая. Я разрешаю.
– Я не пялилась на тебя, журнал читала!
– Вверх ногами?
– Фрэнк Ловайс, ты самый несносный и гадский тип в нашем округе! – с жаром вскричала я, вскакивая на ноги.
Наверное, делать это не следовало, потому что только я вскочила, как он схватил меня поперек туловища и с напутствием:
– Остынь, детка! – бросил в воду, после чего уселся на песок, отрезав мне дорогу к одежде.
Я думала, может, это ему скоро надоест и он уйдет. Но он вытащил пачку сигарет, не спеша закурил и смотрел, лениво щурясь на солнце, как я нервничаю в воде: плаваю уменьшающимися кругами. Между тем мне надо было столько сделать до назначенного свидания, что в конце концов я повернула к берегу.
Мне, конечно же, не хотелось смотреть на этого угнетателя беззащитных, тем более препираться с ним, когда я мимо него проходила, но все равно была вынуждена, потому что он сцапал мою щиколотку загребущей ручищей и проговорил: |
– Паршивцу запрещено сшиваться возле тебя. Увижу еще раз, я его вздую.
– Родного кузена вздуешь?!
—По родственному и вздую. Лучше это сделать мне, чем твоему братцу, он вышибет из парня дух.
– Ему из тебя надо вышибить!
– Нельзя сказать, что он не пытался. Но, как видишь, не получилось.
Фрэнк довольно ухмыльнулся, рука его ослабила хватку и поползла вверх по моей покрывающейся пупырышками ноге, под коленом замерла и, нехотя, опустилась вниз, чтобы резко дернуться и мне плюхнуться на песок, который я не осмелилась швырнуть вслед Фрэнку, когда он вразвалку пошел прочь от меня.
Мы с Патриком встретились в самом безлюдном месте, какое только можно было представить – на кладбище океанских кораблей. Там нам никто не помешал. Я отдала Патрику себя, и мне это не показалось слишком большой ценой. Я была в восторге от него. Нам понадобилось предпринять героические усилия, чтобы расстаться до завтра. В залог я оставила ему свою фотографию, там у меня волосы и платье от ветра красиво раздувались. Эту фотографию сделал Сид в начале лета, она ему тоже нравилась, он ее в свой бумажник засунул, сказал, что я на фотографии такая, какая есть – стихийная.
В тот вечер, благополучно пробравшись в свою комнату, я долго не могла уснуть, полночи рисовала на стене вензеля заветного имени.
До сих пор не знаю, как Фрэнку удалось нас выследить?
Патрик появился из-за остова отслуживший свой век океанской посудины. Я бросилась к нему, но не добежала, потому что следом за Патриком из-за киля вышли еще двое, он не знал о них и спешил ко мне. Обернулся лишь после того, когда увидел тревогу на моем лице. Я узнала тех, кто шел за ним.
Фрэнку не составило никакого труда отбросить от себя Патрика. Когда Фрэнк подошел ко мне, лицо его было черно от ярости, и смотрел он на меня как-то так, будто я нанесла лично ему смертельную обиду и очень, непоправимо виновата перед ним.
– Ты меня не послушалась, – хриплым от едва сдерживаемой ярости голосом проговорил он, – ну так не взыщи, дорогуша, придется тебе поприсутствовать на небольшом представлении.
Как ни старался Патрик, он не мог противостоять Фрэнку, а я не могла ему помочь, меня Лука держал. Патрик падал, Фрэнк его поднимал, и раз за разом безжалостно обрушивался на него. Когда Патрик совсем отключился, он пихнул носком сапога его голову, нагнулся, достал из кармана Патрика мою фотографию, несколько секунд разглядывал ее, перед тем как смять фотографию в кулаке, потом подошел ко мне, хотел что-то сказать и не успел, я плюнула, но не долетело, у меня во рту давно все высохло. Думала он меня убьет, но он лишь вкатил две несильные затрещины, от которых, оглушенная, я свалилась на землю, откуда могла лишь следить, как они уходят, унося с собой Патрика.
