Текст книги "На хвосте Техас"

Автор книги: Джим Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Глава 15

Уинфилд Лорд-младший зарезервировал номер в отеле на три дня, включая день прибытия, но вопреки этому жил в нем уже шесть дней. И за это время с его стороны не было ни малейшей попытки добраться до Митча. Вполне возможно, учитывая его состояние, он даже и не помнил, что играл с ним. Но это было лишь предположение, а вовсе не уверенность. Принимая во внимание его любовь к разным штукам, он мог просто тянуть время и выжидать подходящий момент, чтобы учинить очередную бучу, которыми славился или, точнее, за которые получил печальную известность. Еще выкинет что-нибудь такое, что привлечет внимание полиции и газетчиков.

Сам Митч, естественно, не мог напомнить ему о своей скромной персоне и предложить сыграть еще раз. Это было слишком рискованно. Тридцать три тысячи слишком большая сумма, чтобы безнаказанно забрать ее у такого скользкого типа. И Таркелсон тоже запросто подставил бы свою шею, продолжая играть дальше роль кассира. В общем, как говорится: знай край и не падай!

Лорд в основном отсиживался в своем номере, потребляя изрядное количество спиртного и очень мало еды, принимая у себя время от времени «девушек по вызову» и в связи с этим – врача. А потому Митчу и Рыжей тоже приходилось безвылазно торчать в пентхаусе. Конечно, Лорд вполне мог о них забыть и даже наверняка забыл, но они не имели права позволить себе нечаянно на него наткнуться.

Подстерегать жертву в засаде – обычная рутинная работа каждого игрока-профи. Иногда гораздо проще как бы случайно встретиться с ней на стороне. Но поскольку Лорд отсиживался в номере, рассчитывать на неожиданную встречу с ним в городе не приходилось. Так что оставалось лишь выжидать в укрытии. Впрочем, по мнению Митча, это не было столь тяжко, как могло бы быть в иных обстоятельствах. Можно ли сетовать на судьбу, сидя в шикарном пентхаусе вместе с прелестной куколкой и имея на руках пухлую пачку зеленых? Рыжая находила все это восхитительным и не позволяла Митчу скучать ни минуты. Сам он тоже не имел бы ничего против этого, если бы мог хоть на минуту заставить себя не думать об Эгейте.

Он нарушил данное ему обещание. Прошло уже больше двух дней, и это становилось опасным. Банкир знал о нем такие вещи, которые, выплыви они наружу, могли обернуться для Митча крупными неприятностями.

Он сильно сомневался в том, что Эгейт удовлетворится чем-либо иным, кроме наличных, однако на третий день после полудня, когда Рыжая принимала душ, позвонил ему. Разговор был кратким.

– Ладно, – оборвал банкир путаные объяснения Митча. – Сейчас ты не можешь выбраться. А когда сможешь?

– Точно сказать трудно, Ли. Надеюсь, удастся завтра, но...

– Тогда забудь про завтра. А как насчет послезавтра?

– Ну, я...

– А послепослезавтра?

– Послушай, Ли... Я просто не могу сказать с полной уверенностью. Но...

– Ясно. Сейчас у тебя горяченькое дельце, и ты хочешь, чтобы я обождал, пока ты не урвешь куш.

– Ах нет, Ли! Все совсем не так...

Эгейт бросил трубку, и Митч больше уже не решился ему позвонить. Впрочем, ничем хорошим это для него не кончилось бы.

Ничего другого, кроме как ждать и тревожиться, не оставалось.

Отъезд Лорда из отеля пришелся на уик-энд. Поэтому только в понедельник Митч смог уведомить Эгейта, что готов отдать ему пятнадцать тысяч.

Тот, узнав его голос по телефону, казалось, остолбенел.

– Но... я думал, что...

– Ну так теперь знай, что ошибся, – заявил Митч, не дожидаясь, пока банкир придет в себя. – Так что, на том же самом месте и в то же самое время, о'кей? У нас будет ленч.

– Ну, хм-м, я не уверен... хм-м...

– Ты хоть сможешь выпить со мной, если не согласен на ленч? Или, если хочешь, могу заскочить в банк и там передать тебе деньги.

– Только не в банке! – всполошился Эгейт. – Лучше уж давай выпьем.

Они встретились в том же самом тихом и шикарном ресторане, где сидели неделей раньше. Митч вручил банкиру конверт, и тот целую секунду тупо взирал на то, что оказалось в его руках. Затем открыл клапан, пробежался пальцами по банкнотам и медленно поднял глаза.

– Ну? – спросил Митч. – Все в порядке?

– Что? – Эгейт захлопал глазами. – Ох да! Да, здесь все полностью. – Он задумчиво постучал конвертом по столу. Затем, брезгливо сжав губы, заявил, что Митч опоздал. – Ты настолько опоздал, что уже никакие оправдания не помогут. И ты не имеешь права меня винить за то, что я предпринял некоторые шаги.

– Только до тех пор, пока не узнаю какие, – пожал плечами Митч.

– У тебя нет на это ни малейшего права, Митч. – Эгейт с раздражением помотал головой. – И тебе, как никому другому, это должно быть известно. Ты нарушил данное мне обещание. Просто лег на дно, наобещав с три короба, и объявился лишь тогда, когда сам выкрутился. А теперь ожидаешь, что и все остальное образуется?

– А что стряслось-то, Ли? – опешил Митч. – Разве не все путем? Если что-то не так, тебе лучше выложить это начистоту и прямо сейчас, пока я перед тобой.

Однако Эгейт продолжал придираться. У него не было иного выхода. Только под такой маской он мог скрыть свое смущение, неуверенность и даже страх за содеянное. Теперь Эгейт хотел обвинить Митча в том, что тот вынудил его пойти на предательство. Но и это не мог выложить без утайки, поскольку нуждался в полученных пятнадцати тысячах. Его пугала сама мысль, что сделает Митч, если узнает страшную правду.

– Ну же, Ли! – подталкивал его между тем Митч. – Разве что-то не в порядке? Разве мы не квиты?

– Сейчас речь не об этом, – гнул свою линию банкир, – ты должен признать, что...

– Хватит бубнить! – перебил его Митч. – Я не могу сидеть здесь весь день, выслушивая твои нападки. Короче, сколько ты хочешь еще за просрочку? Две с половиной, пять? Я думал, пятнадцати тысяч вполне достаточно, но если ты клонишь к этому, то могу и добавить.

– Речь не о сумме, – пробормотал Эгейт. – Разве я сказал хоть слово, что хочу больше денег?

– А по-моему, хочешь именно этого. – Митч настороженно следил за ним. – Если бы не хотел, не нес бы такой околесицы. – И, не спуская глаз с банкира, он сделал глоток вермута.

Эгейт одним махом допил остатки своего двойного шотландского виски и поежился, нервно вертя в руке пустой бокал. О Боже, почему он не подождал? Какого дьявола так поспешил?

Внезапно ему показалось, что он нашел выход. Способ был глупый и на самом деле вел в никуда, но отчаяние вкупе с парами спиртного заставили его ухватиться за него, как утопающий хватается за соломинку, и он счел свою идею просто блестящей. Улыбаясь, банкир сунул конверт с деньгами в карман и протянул руку.

– Пятнадцати хватит за глаза, – сообщил он. – Извини, что устроил тебе выволочку. У меня в банке выдалось трудное утро.

Митч смешался и еще секунду продолжал изучать Эгейта. Но объяснение прозвучало вполне правдоподобно. Утро понедельника – трудное время после уик-энда. А какая еще может быть причина?

– Такое бывает и с лучшими из нас, – согласился Митч. – Значит, между нами все улажено и мы по-прежнему друзья?

– Конечно друзья! А то как же? Просто дай мне знать, Митч, когда будешь нуждаться в моей помощи. Боюсь, не смогу много сделать для тебя в том дельце с Зирсдейлом, но в чем-то другом...

Митч кивнул, не будучи особенно разочарованным. Пакет акций Зирсдейла находился под дальним прицелом, являясь чем-то таким, за что стоило побороться, но ожидать полного успеха не приходилось. Достаточно и того, что он оказался в состоянии рассчитаться с банкиром, у него прямо-таки отлегло от сердца, когда это свершилось.

Появился вышколенный официант и выжидающе поочередно посмотрел на каждого из них. Митч предложил ленч, но Эгейт отрицательно покачал головой.

– Я ограничусь выпивкой. Еще один двойной, пожалуйста, – распорядился он и обратился к Митчу: – Не могу тебя задерживать, мне надо кое-что обмозговать, а для этого побыть одному. Митч извинился и тут же поднялся. Едва он удалился, как официант принес банкиру его заказ, и тот с жадностью отхлебнул внушительный глоток из граненого стакана. Затем со вздохом откинулся на спинку стула в обшитом драпировками отдельном кабинете и по меньшей мере целую секунду представлял себя в мечтах, распаленных парами спиртного, дельцом крупного калибра.

Жена и дети Эгейта не интересовали. Его сослуживцы не вызывали у него ни симпатии, ни уважения, равно как и он у них. По счастливой для себя случайности Ли оказался у своего работодателя под рукой в то время, когда смерть собирала обильную жатву, изрядно выкосив ряды более достойных, взявшихся из-за чувства долга за оружие и отправившихся на войну. Только поэтому он занимал теперь нынешнюю должность. И никто лучше самого Эгейта не знал, насколько не по праву он является помощником вице-президента большого банка. Простое стечение обстоятельств, угодливость, отсутствие воображения и амбиций, усидчивость – вот что помогало ему удерживаться в седле и следовать по проторенной дорожке более тридцати лет.

В банк он пришел сразу после высшей школы, а теперь, в преддверии пятидесятилетия, все больше осознавал свою несостоятельность и все меньше чувствовал себя способным скрывать ее от окружающих. По мере того как время иссушало его, ответственность на работе возрастала. Чем сильнее гремел он костями, сидя на табурете, тем чаще начальство испуганно и недовольно косилось в его сторону. Но было бы в высшей степени неловко, да и непрактично выставить за дверь работника с тридцатилетним стажем, к тому же из высшего эшелона власти. Внешний вид Эгейта находился в постоянном противоречии с его сущностью. За чисто банковской личиной, которую ежедневно видели окружающие, скрывалось настоящее ничтожество. Однако снаружи было столько показного, что вполне логично предполагалось и внутреннее богатство, ну точь-в-точь как у айсберга, у которого на поверхности лишь малая часть огромной массы.

Это-то ошибочное умозаключение и не позволяло начальству разглядеть, что представлял из себя на самом деле человек, который в действительности был, образно говоря, самым уязвимым звеном в их крепкой цепи. Невозможно даже представить, что было бы, если бы вдруг обнаружилось, что подлинный Эгейт вот уже пятнадцать лет якшался с проходимцами.

Но таким был Ли Джексон Эгейт.

Под действием алкогольных паров, игнорируя факты и воспринимая себя едва ли не самым могущественным среди высокопоставленных персон, он мысленно спорил сам с собой, убеждал себя, что добился больших успехов. А разве не так?

У него прекрасный дом, два отличных автомобиля, солидный запас акций и сбережений. Правда, есть небольшие долги, наделанные по опрометчивости, но зачем тревожиться о подобных пустяках? Что значат долги для человека, который может под свои обязательства добыть средства вдвое их превышающие?

Дом Эгейта был записан на жену – будь она проклята! – как и весь его черный нал. Но то, что, уступая ее домогательствам, он пошел на это, ни в коем случае не меняло закона Техаса, который гласит: замужняя женщина не может владеть собственностью и ее доходы находятся под легальным контролем мужа. Так что он волен был поступать со всем тем, что, как она предполагала, находилось в полном ее распоряжении – ах чтоб ее! – по своему усмотрению. А посему надо срочно поделить пополам с Митчем сто пятьдесят тысяч долларов, чтобы впоследствии его жена сама убедилась, какой у нее ловкий муж...

Ну, было время, когда они с ней жили душа в душу. В самом начале их отношения действительно были очень хорошими. И так продолжалось до тех пор, пока не нагрянули его родители, не имеющие источников для существования, чтобы жить вместе с ними. И очень быстро все хорошее стало плохим. Жена их возненавидела и его тоже за то, что он оказался слишком сентиментальным и не позволил им умереть с голоду. Они были благожелательными, хотели как лучше – а какие родители не хотят добра? – но оказались жалкими профанами. В своем желании быть для всех приятными и стать для всех хорошей компанией, его родители снабдили невестку средствами отмщения ему на всю оставшуюся жизнь.

«Па, – как-то сказала мать, – ты помнишь, как однажды наткнулся на Ли, когда он тайком развлекался сам с собой?» – «Ма, – не отставал от нее отец, – а ты не забыла, как Ли отправили из школы домой, потому что у него в штанах оказались вши? Кто-то сказал ему, что если долго сидеть в гнезде курицы, то можно научиться откладывать яйца».

Или еще: «Иисусе, наш Ли – это просто смех, да и только! Как-то уснул в церкви да еще с широко разинутым ртом, и ему в глотку залетела здоровенная муха. Пришлось молотить его по горбу молитвенником, чтобы он смог ее выплюнуть».

И так далее и тому подобное, все в таком же духе. Пока Ли выслушивал все это, пытаясь изобразить жалкую улыбку, поскольку был не в силах одернуть родителей, глаза его жены наполнялись злорадством. И позже, когда его обуревала страсть, или охватывала нежность, или ему хотелось понимания, жена с презрительным смешком предлагала ему развлечься с самим собой, называя тупицей, извращенцем, неуклюжим недотепой и пентюхом, – словом, всеми теми нелестными эпитетами, которые почерпнула из анекдотических случаев, рассказанных его отцом с матерью по простоте душевной.

Естественно, такое отношение жены не могло не передаться детям. В результате Эгейт не мог ни одернуть их, ни высказать им своих пожеланий, не рискуя быть осмеянным. Он давно оставил всякие попытки повлиять на них, и еще больше утекло воды с той поры, когда последний раз позволил себе прикоснуться к жене, если не считать того, что иногда чмокал ее в щеку. Конечно, жена возненавидела его за такое отношение, а дети презирали за то, что он легко отказался от главенствующей роли в семье. Возможно, по большому счету они были правы и вина за все это лежала только на нем самом.

В американской семье вообще так сложилось, что мужчина, подобно буйволу, должен всегда держаться в стороне, за исключением тех случаев, когда он обязан защитить семью или повлиять на поведение жены, детей. На стороне будь ты хоть нейрохирургом, но дома тебе не дадут заточить даже карандаша. Будь ты хоть шеф-поваром шикарного ресторана, вскипятить воду – не твоя забота.

Возможно, в этой приниженной роли мужчины и кроются причины все возрастающих случаев импотенции, невменяемости, алкоголизма, гомосексуализма, самоубийств, разводов, абортов, убийств, цензуры и появления недоучек с дипломами. И все же мужчина пытается выглядеть молодцом на фоне любимых домочадцев, которые хотят от него только денег и готовы сожрать с потрохами. Он превращает в дом свой офис, и источником его гордости становится работа. Неотрывно предаваясь любимому делу, мужчина постепенно утверждает свою значимость и со временем обретает такую моральную силу, что даже его дети начинают это замечать и уже воздерживаются ругать при посторонних, а милая женушка сама предлагает то, что прежде предоставляла только после многократных просьб и заверений, что она премиленькая и хорошенькая.

К несчастью для Ли Эгейта и его семьи, у него не было работы. Именно работы в точном смысле понимания этого слова. Создание, которое выглядит как утка, крякает, как утка, и ведет себя подобно утке, может без риска и выдавать себя за утку. Но Эгейт, походивший внешне по всем признакам на высокопоставленного банковского служащего, на самом деле был лишь слепком с него – одной видимостью, не более. Находясь на работе, он постоянно испытывал страх, а не чувство удовлетворения. Уверенные манеры, резкость в обращении были всего лишь агрессивным камуфляжем для вечного страха, вызванного все возрастающим сознанием своей неполноценности.

А поэтому...

Поэтому он просто не появится сегодня на работе после полудня, будь они все прокляты! Пусть побегают! Верно?

Еще как верно!

Он же работник с тридцатилетним стажем, разве не так? Функционер-исполнитель. Помощник вице-президента. Хи-хи-хи, хе-хе-хе, ха-ха-ха!

Эгейт внезапно выпрямился на стуле и придал лицу суровое выражение – губы сложились в тонкую линию, глаза засверкали за стеклами очков. Он огляделся, но, похоже, никто особенно не наблюдал за ним, или же все поспешно отвели глаза (он имел в виду общий зал, который просматривался через открытую дверь отдельного кабинета). Ну что ж, смотрите, если хотите! Перед вами большая шишка. Капитан коммерции. Иногда и великому человеку надо немного расслабиться, выпустить пар.

Официант принес ему четвертую выпивку и поставил перед ним нарочито медленно. Эгейт обдал его холодным пристальным взглядом, и тогда тот спросил, не желает ли гость взглянуть на меню.

Эгейт ответил, что не желает. А вот что желает – так это поговорить по телефону, притом немедленно.

– Прямо сейчас, понимаете! Какой это к черту сервис, если под рукой нет телефона?!

Его глаза засветились триумфом, когда официант поспешно выскочил из кабинета. Эгейт сделал два основательных глотка из бокала. В настороженной тишине дождался, когда подключат телефонный аппарат к гнезду в кабинете.

За многие годы работы в банке у него было немало контактов с самыми видными и влиятельными людьми Хьюстона, в том числе и с Зирсдейлом. В таких случаях Эгейт по большей части оказывался в роли мальчика на побегушках, но сейчас, проникнувшись сознанием собственной важности, забыл об этом. Под воздействием паров спиртного он возомнил себя на равных с этими людьми. Они были «своими ребятами», он для них – «свой в доску парень», а раз так, то почему бы Джеку Зирсдейлу не уступить славному малому Ли Эгейту пай акций за две пятых их рыночной цены?

Почему бы и нет? Верно? Be...

Нет, не верно. Во всяком случае, не сейчас. Возможно, позже. Но Джеку Зирсдейлу все равно надо позвонить, а то как же? Просто необходимо звякнуть по поводу старины Митча Корлея. Эгейт снова выпрямился. Важность того, что он собирался сделать, произвела впечатление даже на его затуманенные мозги, потребовав от их владельца собраться с мыслями, насколько он был в состоянии это сделать. И, подключившись к внешней линии, Эгейт набрал номер.

Ему ответил секретарь, соединив затем с исполнительным секретарем, который в свою очередь связал его с секретарем помощника. Наконец, после целых десяти минут предварительных переговоров, ответил сам Зирсдейл.

К этому времени мозги Эгейта вновь успели затуманиться, и он чуть ли не заржал в телефонную трубку. К счастью, поперхнулся, а поэтому промямлил, запинаясь:

– З'ните меня, мистер Зирсдейл!

На другом конце провода секунду помолчали, затем Зирсдейл с хрипловато-музыкальными нотками в голосе произнес:

– Извиняю! Кто это?

– Я тот малый, кт'рый – ик – звонил вам на той неделе, – выдавил из себя банкир. – Ну о Митче Корлее, п'мните? Ну, звонил вам на п-п-ослой неделе насчет... ну о Митче – ик – Корлее. Я тот...

– Пожалуйста, не могли бы вы говорить чуть громче? – попросил нефтяной магнат. – Нас, по-видимому, плохо соединили.

– Г'омче, п'жалста. – Эгейт заорал в трубку. – С'зал... я тот малый, что на той н'деле з-звонил вам о Мише... Митче...

– Громче, пожалуйста. И немного помедленней!

– Я сказал, – громко выдохнул Эгейт, изо всех сил стараясь говорить внятно, – что я тот самый малый, который звонил вам на прошлой неделе о Митче Корлее. Ну, вспомнили?

– М-м-м, похоже, вспомнил, – пробормотал Зирсдейл. – У вас что, появилась о нем дополнительная информация?

Эгейт решительно покачал головой. Затем рассмеялся над самим собой, когда до него дошло, что по телефону его не видят.

– Ну ты и подшутила надо мной, – обратился он к телефонной трубке и затем в деталях объяснил собеседнику, чем был вызван его смех.

Зирсдейл из вежливости тоже засмеялся.

– Я немного ограничен во времени, – сказал он. – Возможно, вам лучше все-таки объяснить причину вашего звонка.

– Чего? Ох да. Да, конечно! – промямлил Эгейт. – П'осто хотел сказать, что кругом ошибался насчет Митча. Навел тут справки сам, ну... и нашел, что сделал страшную ошибку. Не решался – ик – позвонить вам, но потом подумал, что мужчина должен уметь признаваться в этом.

– Понимаю, – задумчиво проговорил Зирсдейл. – И теперь вижу.

– Ну я про то, – продолжил Эгейт, – что все неверно от начала до конца. Основано на сомнительной информации. Я сам ее проверил и...

– Возможно. Пока только возможно, – рассудительно согласился нефтяной магнат. – Но я склонен думать, что вы говорите мне неправду. Я могу судить по голосам, и ваш мне кажется неискренним.

– Вот как? – Эгейт полыхнул взглядом на микрофон. – А сейчас слушайте сюда, приятель...

– Заткнитесь! – резко оборвал его Зирсдейл.

– Хм? Что вы сказали?..

– Заткнитесь! – повторил нефтяной магнат. – И еще: прекратите пить. Вы не владеете собой, а когда протрезвеете, поймете, какого огромного дурака сваляли.

Во рту Эгейта внезапно пересохло. Губы шевелились в тщетной попытке заговорить.

– Я не верю ни одному вашему слову, – продолжал между тем Зирсдейл, – а поэтому постараюсь выяснить всю правду о Корлее сам. Только прошу вас не говорить ему об этом. И ни малейшей попытки предостеречь его! Если ослушаетесь, я сделаю вас самым несчастным человеком в Техасе, обещаю вам это, мистер Л.Дж. Эгейт!

Упоминание его имени подействовало на Эгейта как слабительное. Он сразу же протрезвел и испугался так, как еще ни разу не пугался в своей наполненной страхом жизни.

– Ч-что? – прокаркал он. – Что вы собираетесь сделать?

– "Сделать"? – почти промурлыкал Зирсдейл. – Да ничего, просто приглашу мистера Корлея отобедать со мной. – И он бросил трубку.

Эгейт тоже положил свою, взглянул на выпивку, потянулся было за ней, но тут же отдернул руку, словно дотронувшись до пламени.

«Мне лучше вернуться в банк, – подумал он. – Нет, лучше пойти домой. Нет, лучше пойти к...»

Подошел официант, все еще напуганный тем, как Эгейт разговаривал с ним в последний раз. Банкир выпрямился, пригладил жиденькие волосы, нахмурился, чтобы произвести впечатление, открыл рот, собираясь заговорить, и тут его стошнило так, что едва не вывернуло наизнанку.