Текст книги "Храмовый тигр"
Автор книги: Джим Эдвард Джеймс Корбетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Когда я в последний раз видел тигрицу, она держала путь в сторону деревни. Легко соскочив с дерева, на которое взбирался с таким трудом, я поднял свою винтовку и направился туда же. У ручья остановился, вымылся и выстирал свою одежду.
Мои люди не ночевали в деревне, как я им велел, а провели ночь у костра возле моей палатки, беспрерывно кипятя воду. Увидев меня, мокрого с головы до ног, они вскочили с радостными криками:
– Саиб! Саиб! Вы вернулись, и вы здоровы!
– Да, – ответил я, – вернулся и здоров.
Когда индиец выражает свою преданность, он делает это от души, без всякого расчета. Как только мы прибыли в Таллакот, староста предоставил моим людям две комнаты, так как чувствовать себя в безопасности, особенно во время сна, можно было лишь за закрытыми дверями. Тем не менее эту трудную для меня ночь мои люди, сознавая грозившую им опасность, оставались под открытым небом на случай, если мне понадобится их помощь, и все время держали наготове горячий чай. Не помню, пил ли я чай, но отчетливо помню, что заботливые руки сняли с меня ботинки и укрыли пледом, когда я лег на кровать.
Долгие часы спокойного сна, потом сновидение: будто кто-то настойчиво меня зовет, а другой так же настойчиво уверяет, что меня нельзя беспокоить. Сон повторялся снова и снова с незначительными изменениями. Наконец слова дошли сквозь сон до моего сознания и стали реальностью:
– Вы должны разбудить его, иначе он очень рассердится.
И ответ:
– Мы не станем будить его, он очень устал.
Голос последнего принадлежал Ганга Раму. Я окликнул его и сказал, чтобы он впустил человека ко мне. Через минуту мою палатку осаждала толпа возбужденных мужчин и мальчишек, и всем им не терпелось сообщить, что в другом конце долины людоед только что убил шесть коз. Натягивая ботинки, я оглядел собравшихся. Среди них оказался Дунгар Сингх. Я спросил его, знает ли он место, где убиты козы, и может ли проводить меня туда.
– Конечно, знаю, – охотно отозвался он, – и могу вас проводить.
Я попросил старосту задержать людей, захватил свою винтовку 275-го калибра и вместе с Дунгар Сингхом направился через деревню к долине.
Сон вернул мне силы, и так как отпала необходимость ступать осторожно, чтобы не причинить боль голове, я мог впервые за много недель идти легко и свободно.
9
В день моего прибытия в Таллакот Дунгар Сингх провел меня через деревню к узкой седловине, с которой хорошо видны две долины. Долина направо круто спускается к реке Кали; в ее верхней части я убил молодых тигров и ранил тигрицу.
Долина, лежащая налево, менее крута, и к ней от седловины вниз ведет козья тропа. Козы были убиты именно в этой долине. Мой провожатый пустился бегом вниз по тропе, я не отставал от него. На протяжении пятисот или шестисот ярдов тропа петляла по крутому и неровному склону, затем ее пересекал ручей, и далее она шла вниз вдоль его левого берега. Неподалеку от места пересечения ручья и тропы находился открытый, довольно ровный участок. По нему тянулась каменная гряда, за которой была небольшая лощина. В ней-то и лежали три убитые козы.
Пока мы спускались с холма, Дунгар Сингх рассказал мне, что около полудня под присмотром десяти или пятнадцати мальчиков в этой лощине паслось большое стадо коз; внезапно среди них появился тигр – они думают, что это был людоед, – и убил шесть животных. При виде тигра мальчики подняли страшный крик. К ним присоединились несколько мужчин, собиравших поблизости хворост. В общей суматохе, когда козы метались, а люди кричали, тигр ушел, и, как выяснилось, никто не видел, в какую сторону. Захватив трех убитых коз, люди бросились в деревню, чтобы сообщить мне о происшествии. Три другие козы с переломленными спинами остались лежать в лощине.
Я не сомневался, что коз убила раненая тигрица, потому что, когда видел ее в последний раз, она направлялась к деревне. Мои люди рассказали, что примерно за час до моего возвращения в лагерь возле ручья, в сотне ярдов от них, кричал каркер. Они решили, что он поднял шум, увидев меня, и поэтому развели костер. Счастье, что они так поступили: позднее я обнаружил отпечатки лап тигрицы неподалеку от костра. Потом она пошла в деревню, конечно, с намерением убить человека. Потерпев неудачу, тигрица залегла поблизости от деревни и при первой же возможности убила коз. Тигрица была голодна. Сделала она это в течение нескольких секунд, несмотря на болезненную рану, заставлявшую ее сильно хромать.
Я не знал местности, поэтому спросил Дунгар Сингха, в каком направлении, по его мнению, ушла тигрица. Он полагал, что она могла пойти вниз по долине, так как там были густые заросли джунглей. Пока я расспрашивал его об этих джунглях, собираясь отправиться туда на поиски тигрицы, закричал фазан калиджи. Дунгар Сингх повернулся и посмотрел вверх на холм, указав мне тем самым направление, откуда доносился крик птицы. Слева от нас холм круто поднимался вверх; на нем росло несколько кустов и деревьев. Я знал, что тигрица даже не пыталась взобраться на него. Заметив, куда я смотрю, Дунгар Сингх сказал, что фазан находится не там, а в овраге за выступом холма. Так как фазан нас не видел, встревожить его могла только тигрица. Я сказал Дунгар Сингху, чтобы он бегом возвращался в деревню, и прикрывал его своей винтовкой до тех пор, пока он не оказался вне опасности. Затем стал искать подходящее для засады место.
В этой части долины росли лишь огромные сосны. Залезть на них было совершенно невозможно – их ветви начинались на высоте тридцати – сорока футов. Пришлось бы сесть на землю. Днем это куда ни шло, но если тигрица вернется к своей добыче вечером, да к тому же предпочтет мясо человека козьему! В этом случае, чтобы остаться в живых в течение тех двух часов полной темноты, пока не взойдет луна, нужно необыкновенное везение.
Посреди гряды, у ближнего края лощины, выдавался большой плоский камень, рядом с ним был другой, несколько меньших размеров. Я прикинул, что, если сесть на меньший камень, можно спрятаться за большим и высунуть из-за него только голову, чтобы заметить тигрицу. Так я и сделал. Лощина лежала прямо передо мной. Она имела в ширину ярдов сорок, ее противоположный край поднимался футов на двадцать. Над ним была довольно ровная площадка в десять – двадцать ярдов шириной, отлого опускавшаяся вправо и переходившая в крутой склон холма. Оставшиеся в лощине три козы, еще живые, когда люди убежали в деревню, теперь были мертвы. Свалив их с ног, тигрица разодрала шкуру на спине одной из них.
Фазан калиджи перестал кричать. Я сидел и гадал: закричал ли он, завидев тигрицу, поднимавшуюся вверх по долине, или когда она уже возвращалась обратно. В первом случае мне пришлось бы долго ждать, во втором можно было рассчитывать, что она скоро появится. Я устроился на камне в два часа пополудни, а получасом позже в долину прилетела пара голубых гималайских сорок. Эти красивые создания, разоряющие в период выведения птенцов массу гнезд синиц и других мелких пташек, обладают исключительным чутьем и легко отыскивают в джунглях мертвечину У них звонкие голоса, и я услышал их задолго до того, как они появились.
Заметив коз, сороки перестали трещать и осторожно подлетели к ним. Несколько раз в ложной тревоге они с криком взлетали вверх, затем опустились на козу с разодранной спиной и начали клевать. В небе уже некоторое время кружил бенгальский гриф. Увидев на мертвой козе сорок, он плавно спустился и легко, как перышко, сел на сухую ветку сосны. Бенгальские грифы с белой грудью, черной спиной, красными ногами и головой – самая мелкая разновидность грифов. Они раньше других находят добычу. Для них важно оказаться первыми, иначе более крупные сородичи, прилетев, оттеснят их.
Я обрадовался прилету грифа: он мог дать мне недостающие сведения. Со своей ветки высоко на сосне ему было видно далеко вокруг. Если он слетит с нее и присоединится к сорокам, значит, тигрица ушла, если же останется на месте – залегла где-то поблизости. В течение получаса картина не менялась, сороки ели, гриф сидел на сухой ветке. Потом тяжелые дождевые облака закрыли солнце. Почти сразу снова раздался голос фазана калиджи, и сороки с пронзительным криком улетели вниз по долине. Тигрица приближалась. Теперь, скорее чем я ожидал, мне опять представится возможность застрелить ее, упущенная накануне из-за головокружения.
Несколько редких кустов на выступе холма заслоняли от меня овраг, но вскоре я увидел тигрицу. Она шла очень медленно вдоль ровной площадки над противоположным краем лощины и глядела прямо в мою сторону. Я знал, что, если не шевельнусь, она не заметит меня, так как из-за большого камня высовывалась лишь моя голова в надвинутой до глаз мягкой шляпе, и застыл в одном положении; моя винтовка лежала на плоском камне. Тигрица, пройдя некоторое расстояние, села как раз напротив меня. Между нами оказался ствол большой сосны, по одну его сторону я видел ее голову, по другую – хвост и задние лапы. Так она сидела довольно долго, время от времени отгоняя досаждавших ей мух, привлеченных раной.
Восемь лет назад, когда тигрица была сравнительно молодой, она серьезно пострадала в стычке с дикобразом. Возможно, в то время у нее были детеныши, и она, так как не могла добывать для себя обычную пищу, чтобы вскармливать тигрят, стала убивать людей. Поступая так, тигрица не совершала преступления против законов природы. Она плотоядное животное, и мясо – все равно, человека или животного, – единственная пища, которую усваивает ее организм. Под давлением обстоятельств животное, как и человек, ест пищу, которую в обычных условиях не употребляет. За весь период своего людоедства тигрица убила сто пятьдесят человек – менее двадцати в год. Поэтому я склоняюсь к мысли, что она прибегала к такого рода пище как более для нее доступной лишь тогда, когда имела детенышей, а из-за старых ран не могла добывать в достаточном количестве животных для поддержания своей жизни и жизни своего потомства.
Население Талладеша жестоко страдало от тигрицы, и теперь за все причиненные людям беды она расплачивалась сполна. Несколько раз я прицеливался ей в голову, чтобы положить конец ее страданиям, но из-за густой облачности стало довольно темно, и у меня не было уверенности, что я попаду в такую сравнительно небольшую цель на расстоянии шестидесяти ярдов.
Наконец тигрица поднялась, сделала три шага и, став ко мне боком, посмотрела на убитых коз. Упершись локтями в плоский камень, я тщательно прицелился ей в сердце и нажал на спуск. На холме позади тигрицы взметнулась струйка пыли. У меня мелькнула мысль, что я не только не попал ей в сердце, а вообще промахнулся. Но нет, этого не могло произойти: я так тщательно целился. Наверно, пуля прошла навылет. Как только раздался выстрел, тигрица прыгнула вперед, затем промчалась – словно была сильно испугана, а не ранена – по ровной площадке и, прежде чем я успел нажать на спуск еще раз, скрылась из виду.
Раздосадованный до глубины души тем, что не убил тигрицу, несмотря на представившуюся великолепную возможность, я твердо решил, что теперь ей от меня не уйти. Спрыгнув с камня, я единым духом перемахнул лощину, одолел двадцатифутовый подъем и ровную площадку и остановился у места, где исчезла тигрица. Здесь я увидел, что вниз уходит крутой откос рыхлой сланцевой осыпи, футов сорок высотой. Тигрица спустилась по нему большими прыжками. Не решившись сделать то же самое из страха получить растяжение связок, я присел на корточки и съехал вниз. У основания осыпи проходила пешеходная тропа. Я был уверен, что тигрица направилась по ней, хотя на твердой поверхности и не осталось отпечатков ее лап. Направо от тропы протекал ручей с каменистым дном, который мы с Дунгар Сингхом перешли выше по течению. Над ручьем высился крутой, поросший травой холм. Налево от тропы также был холм, на нем росло несколько сосен. Сначала тропа шла прямо. Пробежав по ней ярдов пятьдесят, я услышал тревожный крик горала. Горал мог находиться только в одном месте – на покрытом травой холме справа от меня. Возможно, тигрица перешла ручей и поднялась на этот холм. Я остановился посмотреть, не видно ли ее где-нибудь. В это время мне послышалось, что кричат люди. Я обернулся в сторону деревни – на седловине стояла толпа крестьян. Заметив, что я смотрю на них, люди стали делать мне знаки, показывая дальше на тропу. Я побежал вперед и за поворотом увидел на земле свежую кровь.
У животных шкура неплотно прилегает к мышцам. Если пуля попадет в стоящего неподвижно зверя и он со всех ног бросается бежать, отверстие, проделанное пулей в шкуре, не совпадает с отверстием в туловище. Пока животное бежит быстро, кровь из раны не течет или течет в очень небольшом количестве. Но когда оно замедляет бег, оба отверстия почти совмещаются, и кровь течет тем сильнее, чем медленнее движется животное. Если вы сомневаетесь в том, что пуля попала в цель, нужно подойти к тому месту, где животное находилось во время выстрела, и поискать, нет ли там срезанной шерсти. Срезанная пулей шерсть свидетельствует, что вы попали в животное, отсутствие ее говорит о том, что вы промахнулись.
За поворотом тигрица побежала медленнее, но все же еще бежала – я видел это по количеству вытекшей крови. Чтобы догнать ее, пришлось прибавить ходу. Но вскоре дорогу мне преградил выступ холма, находившегося слева от меня. Здесь тропа, завернув за выступ, под острым углом уходила в обратном направлении. Я не смог остановиться, а ухватиться на голом склоне было не за что и, с разбегу перескочив через тропу, но удержавшись все же на ногах, понесся куда-то вниз. Десятью или пятнадцатью футами ниже рос молодой рододендрон, под ним начинался отвесный обрыв в темный и зловещий на вид овраг, на дне которого ручей несколько раз изгибался под прямым углом, срезая подножие холма. Когда я, бороздя каблуками рыхлую почву, проносился мимо рододендрона, мне удалось обхватить его правой рукой. К счастью, деревце оказалось крепким. Оно хотя и согнулось, но не сломалось. Не свалившись благодаря рододендрону в овраг, я стал осторожно выбираться наверх, с силой вбивая каблуки своих башмаков в податливую глинистую поверхность холма, густо поросшего папоротником.
Возможность догнать тигрицу была потеряна. Но зверь оставил отчетливый кровавый след, поэтому я мог не торопиться. Вначале тропа вела на север. Обогнув выступ холма, она пошла на запад и тянулась вдоль его северного, покрытого густым лесом склона. Пройдя по тропе еще ярдов двести, я увидел на одном из отрогов холма ровную площадку, поросшую густым папоротником и кое-где кустами. Дальше этой площадки, по моим расчетам, не мог уйти ни один тигр с простреленным навылет туловищем, поэтому я приближался к ней с большой осторожностью.
Самый страшный зверь в индийских джунглях – тигр, задумавший отплатить за свои раны. Тигрица, конечно, жаждала это сделать. Убив разом шесть коз и мгновенно умчавшись после моего выстрела, она доказала, что ранение в плечо, полученное пять дней назад, не мешает ей быстро двигаться. Несомненно, как только она осознает, что ее преследуют, и сочтет, что расстояние позволяет ей броситься на врага, она стремительно нападет, и, по всей вероятности, я успею выстрелить только один раз. Оттянув затвор винтовки, я тщательно осмотрел патрон. Он оказался из последней партии, недавно полученной мною от Мэнтона из Калькутты. Довольный этим обстоятельством, я положил патрон обратно в патронник, задвинул затвор и снял предохранитель.
Далее тропа проходила через смыкавшийся над ней высокий папоротник, доходивший мне до пояса. Кровавый след уводил в него; тигрица могла залечь на самой тропе или рядом с ней. Поэтому я подходил к зарослям шаг за шагом, глядя только вперед. В таких случаях не следует смотреть по сторонам. Когда до папоротника оставалось около трех ярдов, я уловил движение в ярде слева от тропы. Это тигрица готовилась к прыжку. Раненая и голодная, она все же намеревалась довести борьбу до конца. Но прыгнуть ей так и не удалось: как только она поднялась, моя первая пуля пронзила ее насквозь, а вторая сразила насмерть.
Болезнь, напряжение и недоедание довели меня до того, что дрожали руки и ноги. С трудом я добрался до поворота тропы, где внизу на скалах, если бы случай не забросил туда семя рододендрона, окончилась бы моя жизнь.
Все жители деревни и мои люди собрались на седловине холма и на обоих его склонах. Едва я поднял шляпу, чтобы помахать им, как мужчины и мальчики, крича во весь голос, рванулись вниз. Мои люди прибежали первыми. Когда закончились поздравления, тигрицу привязали к шесту, и шесть самых гордых в тот момент в Кумаоне гарвальцев с триумфом понесли Талладешского людоеда в деревню Таллакот. Здесь тигрицу положили на подстилку из соломы на обозрение женщинам и детям, а я отправился в свою палатку, чтобы впервые за много недель по-настоящему поесть. Через час, окруженный толпой, я снял с тигрицы шкуру.
Первую разрывную пулю 275-го калибра в никелевой оболочке с мягкой головкой я выпустил в тигрицу 7 апреля. Осколки ее прочно засели в правом плечевом суставе зверя. Вторая и третья пули, пущенные в тигрицу, когда она падала с дерева и затем взбиралась на холм, не попали в цель. Четвертая – 12 апреля – прошла насквозь, не задев кости, пятая и шестая решили ее участь. Из правой передней лапы и плеча тигрицы я извлек около двадцати игл дикобраза длиной от двух до шести дюймов, которые и явились причиной того, что она стала людоедом.
На следующий день я немного подсушил шкуру, а спустя три дня благополучно добрался до своего дома.
Бейнес весьма любезно послал за Дунгар Сингхом и его братом и на публичных торжествах в Алмора поблагодарил их за оказанную помощь, передав им, в знак признательности, от меня подарок. Через неделю по возвращении в Найни-Тал сэр Малколм Хейли дал мне рекомендательное письмо к полковнику Дику, специалисту по болезням уха. В течение трех месяцев он лечил меня в своей больнице в Лахоре и восстановил мой слух настолько, что я мог без затруднения общаться со своими ближними, слушать музыку и пение птиц.
Послесловие (1964 г.)
Имя Джима Корбетта, известного охотника и натуралиста, классика английской «литературы об охоте», хорошо знакомо советскому читателю. В 1957 и 1959 гг. вышли в русском переводе его книги «Кумаонские людоеды» и «Леопард из Рудрапраяга», в 1961 г. – «Моя Индия». В новой книге Корбетт, как и в переведенных ранее, в занимательной форме рассказал о различных эпизодах из своей богатой приключениями жизни.
Корбетт, тонкий наблюдатель и великолепный знаток жизни джунглей и их обитателей, дал превосходное описание природы пригималайских районов Северной Индии. Свыше полувека автор провел среди девственной природы Индии, поэтому его рассказ о флоре и фауне этой замечательной страны, об охоте в джунглях обладает большой познавательной ценностью и представляет значительный интерес не только для неискушенного читателя, но также для натуралистов, географов, специалистов-охотоведов.
Его описания повадок зверей и птиц, обитающих в индийских джунглях, одни из лучших в мировой литературе. Советский зоолог и охотовед профессор Г.П. Дементьев так, например, оценивает «Кумаонских людоедов»:
Читателя привлекает в книгах Корбетта подлинная, а не ложная романтика охотничьих приключений, тонкий юмор и, главное, глубокое сочувствие и любовь к простым людям Индии.
Перед нами со страниц книги предстает образ автора, гуманиста, благородного человека, не раз рисковавшего жизнью ради того, чтобы спасти от хищников индийцев – жителей затерянных в джунглях глухих деревушек. Почти всю свою жизнь Корбетт был тесно связан с простыми людьми Индии.
Корбетт (1875 г. рожд.) происходил из поселившейся в Индии английской семьи среднего достатка. Детство свое он провел в лесной глуши предгорий Гималаев, в округе Найни-Тал. После окончания школы Корбетт служил на железной дороге, на узловой станции Мокамех-Гхат в Бихаре (Северная Индия). Годы службы, когда он сдружился с железнодорожниками-индийцами, служащими и рабочими, превосходно описаны Корбеттом в его книге «Моя Индия».
В 1924 г. он вышел в отставку и поселился в селении Каладхунги в округе Найни-Тал, где ему принадлежала ферма. Охотиться в джунглях Корбетт начал еще ребенком, первого тигра-людоеда убил в 1907 г., но только выйдя в отставку, он целиком посвящает себя любимому делу: изучению индийской природы и охоте.
Корбетт – участник двух мировых войн. Во время Второй мировой войны он обучал подразделения английской армии искусству ведения боевых действий в условиях тропического леса, дослужился до чина подполковника.
После Второй мировой войны Корбетт переехал в Африку, где жил до своей кончины. Он умер в 1955 г. в Найроби, столице Кении.
В 1944–1955 гг. вышло пять книг Корбетта о его охотничьих приключениях в предгималайских джунглях. В своих работах Корбетт воссоздал образы индийских крестьян, охотников, лесорубов – спутников, товарищей и помощников в его полной труда, лишений и опасностей жизни натуралиста и охотника.
Несомненно, что «Храмовый тигр», так же как и другие переведенные на русский язык и изданные в нашей стране книги Корбетта, поможет советским людям лучше узнать жизнь простых людей и природу дружественной нам Индии.
Г. Котовский
