Текст книги "Любви не скажешь нет"

Автор книги: Джилл Гарриетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Джилл Гарриетт
Любви не скажешь нет

Набухшая дождем сиреневая туча приближалась от горизонта. Порывы ветра заставляли отворачиваться и поднимать воротники. Но ветер назойливо пробирался под одежду, поднимал волоски на теле, покрывал кожу пупырышками. Еще немного – и на головы польются потоки воды. Но никому не удастся скрыться.

Все будут стоять здесь, пока последний ком земли не ляжет на могильный холм.

Монотонно звучит голос священника, произнося заупокойную молитву. Присутствующие на погребении не переговариваются и не смотрят друг на друга. Не смотрят они и на гроб, в котором лежит тело человека, который был другом, сыном, партнером. Со стороны может показаться, что они не совсем понимают, зачем их собрали в этот ненастный день на маленьком кладбище и что здесь происходит. Кто-то недоуменно пожимает плечами, кто-то покачивает головой.

Только старая женщина в широком черном пальто неотрывно смотрит на разверзшуюся землю, в которую через несколько минут опустят тело ее единственного сына. Она не верит, что это происходит наяву. Всего несколько недель назад он заезжал к ней. Он никогда не был холоден или сдержан. Мать могла сетовать на то, что он так и не остепенился, не подарил ей внуков, не завел семьи, но она никогда не могла пожаловаться на то, что он был неласков с ней. Он умел говорить с женщинами. С ним она всегда чувствовала себя молодой и красивой мамой очаровательного мальчика. Он был непрактичен и дарил ей милые безделушки. Но домашние туфельки с цветочками и страусиными перьями радовали ее куда больше, чем продуманные добропорядочные покупки.

Она не представляла, как будет теперь жить без него. Без его детской проказливой улыбки, без его визитов, которые всегда заставали ее врасплох, без его нежного подтрунивания над ее принципами. Он всегда умудрялся перевернуть все с ног на голову. Она не видела его мертвым. Гроб был закрыт, когда она пришла попрощаться с сыном. Но она-то знала, что даже там он улыбается.

И нет человека, который мог бы разделить с ней горе.

Она не видела никого, кто стоял рядом с ней у могильного холма. Наверное, это его друзья или сослуживцы. Он никогда не знакомил ее ни с кем. Они все сказали положенные фразы, пожали ей руку и отошли. Разве кто-то может понять ее чувства? А ей хотелось сейчас одного – чтобы кто-то произнес хотя бы слово о том, какой он был живой и обаятельный, как всем будет не хватать его.

Но все молчали. Когда священник закончил, с неба хлынули потоки воды. Гроб молча опустили в землю. Через несколько минут вырос могильный холм. Земля не впитывала влагу: вокруг ног образовались жирные глиняные лужи. Понурившиеся, с приличествующим случаю выражением на лице, люди потянулись к выходу.

Мать уходила последней. Они так ничего и не сказали. Теперь ей предстоит долгая жизнь без радости, без слез, без цели…

Его знакомые выполнили свой долг и уже спешили по своим делам. Горькая мысль, что он никому не был нужен, сверлила мозг матери. Она еще раз оглянулась на свежую могилу.

Завтра. Она придет сюда завтра. Она поговорит с сыном и попросит рассказать, как получилось, что он ушел. Ушел так рано, так внезапно, так…

И тут мать увидела, что к могиле приближается женщина, закутанная в черный плащ.

Она не могла видеть ее лица, но фигура и движения незнакомки говорили, что она молода.

Мать никогда не видела ее прежде. Она не видела ее и в толпе провожающих.

Женщина подошла к могиле, сбросила черную шляпу и присела у изголовья. Мать хотела вернуться и спросить ее, зачем она здесь, но не стала этого делать. Во всей фигуре незнакомки, в ее скорбном лице было столько одиночества и отчаяния, что пожилая женщина просто не решилась потревожить ее.

У нас одно горе, подумала она, но разделить друг с другом мы его не можем. Он принадлежал каждой из них в разных своих жизнях, и делиться им даже мертвым никто не захочет. Мать вздохнула и тяжелым медленным шагом пошла к выходу. Пусть побудет одна, пусть попрощается, решила она.

Незнакомка монотонно раскачивалась над могилой. Она не замечала ни холодного ветра, ни дождя, промочившего ее одежду почти насквозь, ни взглядов, которые бросала на нее старая женщина. Она прижимала к груди руки и повторяла в сотый раз: «почему?», «за что?».

Глава 1

Со стен тонкими струями сочилась влага, темнота стала чуть менее плотной, и Мэри увидела, как по краю стены метнулись две тени.

Крысы, догадалась она. Больше здесь некому быть. Эти мерзкие твари были ее единственными товарищами по заточению. Она никогда не слышала ни одного звука, который мог бы подтвердить, что за стенами ее камеры кто-то находится. Наверное, в этом подземелье других арестантов просто нет. Иначе она бы услышала, как их выводят на допросы.

А крысы приходили и уходили, когда хотели. Иногда она видела, как они чистили свои сытые мордочки после того, как доедали крошки из ее жестяной миски. Первое время ей было невыносимо такое соседство, но потом она привыкла. Они даже стали ее развлекать. Постоянная густая темнота заставила ее зрение быть предельно острым. Мэри научилась различать даже выражение глаз-бусинок крыс. Оно бывало иногда довольным, иногда злобным.

Сейчас их что-то явно испугало: они никогда так торопливо не покидали камеру. Может быть, услышали звук, который она не могла различить, или почувствовали какое-то движение света? Ей тоже почудилось шевеление в воздухе. Значит, опять мучительный допрос…

Раз в сутки они обязательно приходили за ней. Скрежетал замок, скрипели заржавевшие петли тяжелых железных дверей, потом на пол камеры падал свет. Они вели ее по длинным извилистым коридорам, не поднимая голов. Она пыталась заглянуть в их лица, но капюшоны были плотно и глубоко надвинуты на головы.

Однажды ей в голову пришла мысль, что, если бы это были люди, они не смогли бы так хорошо притворяться тенями. В их жестах, позах, движении не было ничего человеческого. Наверное, это хорошо, что капюшоны скрывали их лица. Ужаса от увиденного она бы не перенесла.

Потом ее оставляли в маленьком темном помещении, чуть побольше ее камеры, с низкими сводчатыми потолками. Она стояла у дверей и неотрывно смотрела в дальний угол, в котором сгустилась вязкая мгла. Там кто-то был, потому что именно оттуда она слышала голос.

Но человек этот ни разу не подвинулся к свету.

Голос его был глухой и лишенный всяческого выражения. Он спрашивал ее всегда об одном и том же и ни разу не задал ей ни одного вопроса, кроме тех, которые она уже знала наизусть.

Дверь сводчатой комнаты захлопнулась за узницей, она приготовилась в который раз отвечать на непонятные ей вопросы. Тень в углу комнаты заколыхалась, и Мэри услышала тягучий монотонный голос:

– Как давно вы знаете Ларри Джобсона?

– Почти двадцать лет.

– Точнее.

– Двадцать лет, три месяца и девять дней.

– Сколько лет вы были любовниками?

– Четыре года.

– Он рассказывал вам о своей жизни?

– Я почти ничего о нем не знаю.

– Вы должны вернуть нам деньги.

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Вы отлично знаете, о чем мы говорим.

Верните деньги, и все закончится.

– Я верну вам деньги, но я не знаю, где они. Скажите, что я должна сделать.

– Вы должны вспомнить. У вас много времени. Вспоминайте!

– Я не знаю, что именно я должна вспоминать! – в который раз отчаянно закричала Мэри.

– Идите и вспоминайте.

Тень качнулась, и за спиной Мэри послышался скрип двери. Сейчас молчаливые провожатые отведут ее в темную мокрую камеру и она опять останется одна. А завтра опять повторится эта процедура. Она не знает, о каких деньгах идет речь! Не знает и не может знать.

Ларри никогда не говорил с ней о своих делах.

У него не может быть таких денег, чтобы эти люди так издевались над ней. Надо только добраться до Ларри. Он спасет ее!

Мэри поежилась под ворохом мокрой и грязной одежды. Неизвестно, сколько она не меняла ее и не мылась. Это было самым мучительным в заточении. Если бы тело ее было не так измотано, наверное, она придумала бы какой-нибудь выход. Но она не могла ни о чем. думать – холод и сырость пронизывали ее до костей. Она почти не могла спать из-за этого.

Где Ларри? Почему они мучают ее?

Вдруг что-то изменилось вокруг. Она поняла, что чувствует запах свежей зелени. У нее закружилась голова, и перед глазами поплыли оранжевые круги.

Когда она очнулась, то ей показалось, что мир перевернулся. Мэри стояла перед стеклянным подъездом высотного современного здания. Она посмотрела на свои ноги и увидела острые носки туфелек. Из-под блестящей сиреневой кожи выглядывал резной кантик, а перепонку на щиколотке украшал изящный черный бант. Они были прекрасны и невесомы. Мэри протянула перед собой руки и увидела вокруг них облака сиреневых, розовых и белых кружев, которые взлетали и падали как стая птиц. Она не представляла себе, что может появиться в общественном месте в таком сказочно-легкомысленном наряде. И еще она знала, что ей надо войти в здание, подняться на лифте на двадцать первый этаж. Там будет ее ждать Ларри. Все беды кончились. Они будут жить долго… И больше никто и никогда не будет мучить ее.

Мэри решительно пошла к стеклянным дверям. Потом направилась к лифту. Никто не останавливал ее, потому что вокруг не было ни души. Она поднималась ввысь в стеклянном лифте, похожем на аквариум. Еще несколько минут – и все кончится…

Двери лифта распахнулись. Мэри увидела лицо Ларри. Он улыбался ласково и горько. И тогда она поняла, что действительно настал конец всем ее мучениям. В ее нежный теплый живот летела маленькая холодная свинцовая пуля…

Мэри уже около сорока минут мучила салат.

Она долго пыталась поддеть кусочек оливки, потом медленно подносила вилку ко рту и застывала, так и не отправив еду в рот. Потом опускала руку и снова выбирала, что бы еще съесть. Но она этого не замечала. Это видел официант, который обслуживал ее столик. В этот час посетителей было мало, и он невольно обратил внимание на странное поведение посетительницы.

Она пришла одна. Уверенно прошла к столу, так же спокойно сделала заказ, даже не посмотрев в меню, а потом с ней стали происходить странные вещи. Очевидно, что мысли ее были где-то далеко. Руки выполняли привычные движения, но тело сейчас жило своей жизнью: ни разум, ни чувства не определяли его поведения. Официант несколько раз порывался подойти и предложить свою помощь, но его останавливало то, что женщина внешне ведет себя вполне разумно. Что он может ей сказать? Потрясти за плечо, чтобы она очнулась и принялась за еду? В конце концов, в его обязанности входит красиво и правильно сервировать стол согласно заказу, а не следить за настроением посетителей. Он еще раз скосил глаза на странную женщину и направился в кухню.

Мэри действительно находилась далеко отсюда. Утром ей позвонила Сью, которая была в курсе последних событий, и предложила встретиться в ресторане «У Питера». Они обе любили это небольшое заведение и раньше часто бывали здесь.

Ресторан располагался на безлюдной улочке вдали от экскурсионных трасс, поэтому здесь никогда не было посторонних. Тот, кто знал это заведение, с удовольствием приходил сюда, чтобы полакомиться стряпней хозяина, который, не придерживаясь строгих правил кулинарии, создавал удивительные гастрономические шедевры.

Игра Мэри и Сью обычно состояла в том, чтобы определить, из каких ингредиентов состоит то или иное блюдо. Они всегда заказывали что-нибудь новенькое и заключали пари, кто из них окажется ближе к истине. Как правило, не угадывали обе. После их дегустации и вопросов официант с улыбкой указывал им на ошибки, но никогда не выдавал секретов технологии.

Но Мэри не интересовало, что намешано в ее тарелке. Ее терзал сегодняшний сон. Он что-то значил, но она никак не могла понять, о чем ее предупреждают. Весь ужас состоял в том, что он был настолько осязаемым, реалистичным, что Мэри испугалась за свой рассудок.

Она очнулась в собственной постели живая и невредимая, но тело ее болело так, что можно было подумать, что она действительно несколько ужасных недель провела в заточении…

А Ларри? Он был жив! Она видела его лицо, к нему тянулись ее руки, она даже чувствовала запах его тела. Это не может быть не правдой!

Может быть, кто-то накачал ее наркотиками и это был не сон?

Но она сама была на похоронах Ларри. Она собственными руками перебирала землю на его могиле. Она видела посеревшее лицо его матери. Это не могло быть фарсом.

Значит, сон. Но почему Ларри стрелял в нее?

И про какие деньги хотел узнать человек в углу?

У Мэри кружилась голова. Она уже несколько дней пыталась заставить себя нормально поесть, но кусок не шел в горло. Так она долго не протянет. Скоро ей наяву начнут мерещиться ужасы. Надо заставлять себя есть. Именно поэтому она согласилась на предложение Сью встретиться «У Питера», пусть желудок сам вспомнит, как ему было хорошо здесь…

Скорее бы пришла Сью. Веселая и очень энергичная, Сью умеет разговорить кого угодно, а не только подругу. При ней Мэри не сможет пребывать в своей скорлупе и предаваться печальным мыслям. А Мэри это необходимо.

Если она не найдет простого объяснения своим снам и видениям, то просто сойдет с ума!

Дело в том, что она все время слышит голос Ларри и видит его в толпе… Сколько раз за последние дни она порывалась кинуться вдогонку или позвать его, только остатки рассудка удерживали ее. Ей просто надо научиться жить без него и признать факт его смерти.

Если бы она провела его последние часы рядом с ним, если бы держала его за руку и смотрела ему в лицо… Если бы она увидела его мертвым, в гробу… Но она не видела его ни умирающим, ни мертвым. Она просто присутствовала при погребении. А это не убеждало.

Она никак не могла поверить, что веселого, нежного и жизнелюбивого Ларри нет на свете.

Мэри не общалась со Сью почти все то время, пока в ее жизни был Ларри. Не то чтобы она не хотела видеть подругу, просто у нее совершенно не было на это времени. Когда Сью звонила ей и договаривалась о встрече, неожиданно возникал Ларри с какой-нибудь своей проблемой или заманчивым предложением.

Он не был против их встреч и даже подтрунивал над Мэри, что она совершенно забросила все свои старые привязанности, но как-то само собой получалось, что она предпочитала его общество любому другому. Когда он уезжал – а это происходило довольно часто, – на нее нападала такая раздирающая душу тоска, что ей просто не хотелось никого видеть. Какой смысл с кем-то встречаться, если через пять минут после того, как она целовала подругу, ей ни о чем не хотелось говорить, кроме как о Ларри. Он был смыслом и целью ее жизни, ее солнцем и луной, ее ясной погодой.

Сейчас она ни капельки не жалела, что четыре года прожила, как на необитаемом острове, ни с кем не общаясь и ничем не интересуясь. Ведь каждое мгновение ее жизни было отдано Ларри. Кто знает, будет ли у нее в жизни человек, которому так беззаветно можно отдать себя?

Мэри с тоской подумала, что у нее ничего не осталось от Ларри. Ни одной вещи. Кроме тех мелочей, которые она покупала ему сама и которые находились в ее квартире: длинный махровый халат, чудесные кожаные домашние туфли, несколько модных галстуков, бритвенный прибор. Вот, собственно, и все. Он умудрялся жить и не жить у нее. Ларри всегда появлялся внезапно. На его плече висела дорожная сумка, в которой всегда было ровно столько вещей, сколько необходимо ему на тот период, пока он был у Мэри.

Через некоторое время Мэри научилась по размеру сумки определять, на сколько дней он останется. Задавать ему вопросы о чем-либо Ларри отучил ее с самого начала. Она пыталась контролировать их встречи, планировать свою жизнь, но он весело дал ей понять, что удержать его возле себя можно только свободой. И если она не будет дурочкой и не станет задавать глупые вопросы, но которые он не хочет отвечать, то их отношения могут продлиться вечно. Мэри не стала спорить. Ей-то не нужна была свобода. Она мечтала о зависимости.

Зависимости от любви… А Ларри она любила. Так любят только один раз в жизни. Она готова была ждать его целую вечность. Сколько времени она провела возле двери своей квартиры, прислушиваясь к шагам по коридору.

Каждый раз сердце ее замирало от надежды, хотя она точно знала, что это не Ларри. Но ей так хотелось, чтобы это был он.

В тот день, когда она узнала о том, что его нет, она точно так же сидела под дверью на полу и прислушивалась к шагам за дверью. Он обещал приехать еще два дня назад. Он был особенно нежен, когда прощался с ней в последний раз. Ласково потрепал Мэри по голове, поднял ее лицо, нежно поцеловал в губы и сказал:

– Жди. Я приеду, и у нас все будет по-другому. Я тебе обещаю, что мы будем вместе.

У Мэри остановилось дыхание. Она так долго ждала этих слов, что даже не «смогла произнести ничего вразумительного. Она только что-то промычала и потерлась щекой о его плащ. В такое счастье просто трудно было поверить!

А потом наступил тот день. И все кончилось. Она ясно услышала незнакомые шаги и удивилась, почему консьерж впустил в дом чужого. Шаги были уверенные и громкие. Человек направлялся к ее двери.

Сердце Мэри сжалось: она уже поняла – что-то случилось с Ларри. Мужчины в ее квартиру не входили без особого приглашения. Значит, это Ларри послал его. Она медленно поднялась и посмотрела в глазок. Серый плащ, шляпа с широкими полями; невыразительное лицо, которое закрывали большие темные очки.

В голове Мэри пронеслась мысль, что это до смешного напоминает гангстерские фильмы.

Мужчина поднял руку к кнопке звонка, но не успел ее нажать, потому что Мэри уже открывала дверь. Он даже не стал рассматривать ее, только скользнул взглядом по лицу и протянул конверт. Мэри взяла конверт и развернулась за ножницами, чтобы вскрыть его. Когда она повернулась к двери, незнакомца уже не было. Она не слышала, как он ушел.

Мэри разрезала конверт, прочитала несколько слов, которые были напечатаны на машинке… И дальше она ничего не помнит. Вернее, не хочет помнить. Она запомнила только день, час и место. В записке говорилось, где и когда состоятся похороны Ларри Джобсона.

Она не помнит, как прошли дни до названной даты, что она делала, с кем говорила. Она вообще ничего не помнит. На кладбище она попыталась найти того человека в плаще, но ей это не удалось: они все были до странности одинаковые. Мэри запомнила только мать Ларри. Он часто рассказывал о ней. Ларри любил мать и все время говорил, что они обязательно понравятся друг другу, когда он их познакомит. Мэри не решилась заговорить с ней на похоронах. Может быть, она знает, что случилось?

Потом она впала в тупую бездонную прострацию. Не могла ни двигаться, ни есть, ни говорить. Очнулась она только через три недели после похорон от телефонного звонка. Это была Сью, которая уговаривала ее пойти куда-нибудь. Мэри долго сопротивлялась, но подруга была так настойчива, что у Мэри просто не хватило сил держать оборону.

И вот она здесь. Ковыряет салат, ждет Сью и вспоминает свой ужасный сон.

Какое счастье, что у нее осталась Сью. Если бы она не заставила Мэри подняться с дивана, с которого та почти не вставала, время от времени впадая в забытье, через пару дней друзья получили бы приглашение на ее похороны.

Мэри грустно усмехнулась, подумав, что ее даже никто бы не хватился. Она давно живет одна. Родители разбились на самолете, когда Мэри едва исполнилось десять лет. Ее воспитала сестра матери.

Тетя Эрна была такая юная, когда на ее руках оказался маленький ребенок, но такая упрямая, что не согласилась отдать племянницу в приют, а занялась воспитанием сама. Она много лет отказывалась от личной жизни, карьеры, друзей, но Мэри получила все, о чем только может мечтать ребенок. Главное, у нее был любящий человек, который не жалел сил, чтобы она не чувствовала себя одинокой.

Тетя Эрна научила ее беззаветной преданности и любви. А когда Мэри исполнилось двадцать лет иона могла сама отвечать за свою жизнь, тетя расслабилась и влюбилась в симпатичного мужчину, у которого была ферма в Австралии. Они познакомились на какой-то вечеринке и через, несколько дней объявили Мэри, что собираются пожениться и отправиться в Австралию. Мэри была так рада за тетку, что с удовольствием благословила молодоженов.

Она прекрасно понимала, что остается совсем одна, но светящиеся счастливые глаза Эрны сполна компенсировали ей собственные переживания. Теперь они только переписываются. Тетя Эрна никак не могла вырваться в Англию из-за рождения близнецов, а Мэри была слишком поглощена своей любовью, чтобы уехать из Лондона хотя бы на один день.

Она знала, что тетка примчалась бы тотчас, если бы узнала о несчастье, которое свалилось на ее девочку, но Мэри даже не подумала ей позвонить или послать телеграмму. Это была ее любовь, которой она ни при каких обстоятельствах не хотела делиться с окружающими. Теперь это ее боль, и это тоже принадлежит ей одной.

Может быть, когда-нибудь потом она поедет в гости к тете Эрне и своим маленьким братьям. Но сейчас она должна по капле выпить горький остаток своего чувства. Она не хочет, чтобы кто-нибудь ей мешал.

Официант все-таки решился подойти к странной посетительнице и заговорить с ней.

– Простите, может быть, вам поменять блюдо? – спросил он участливо. – Вы не съели ни кусочка. Вам, видимо, не понравилось…

Мэри подняла на него удивленные глаза. Она впервые слышала, чтобы в ресторане предлагали поменять блюдо посетителю, которому оно не понравилось. Молодой человек понял свою оплошность и покраснел.

– Простите меня, – пробормотал он, – я просто хотел спросить, не нужна ли вам помощь?

– Спасибо, со мной все в порядке, – холодно улыбнулась Мэри. – Мне очень нравится кухня вашего заведения. Просто я жду подругу, а она задерживается.

Ее объяснение было так же нелепо, как и предложение официанта. Оба прекрасно это поняли, но спокойно кивнули головами и занялись своими делами. Официант направился к барной стойке, а Мэри продолжила разглядывать кусочки овощей в своей тарелке.

Официант, которому было всего двадцать лет и который подрабатывал у дяди в свободное от учебы время, дорого бы дал, чтобы познакомиться с этой женщиной в другой обстановке. Здесь она, конечно, не будет с ним разговаривать… А вот подойди он к ней в картинной галерее, никто не знает, чем бы закончилось их знакомство. Сейчас он мог только любоваться ею.

Молодой человек с удовольствием ласкал взглядом стройную шею, мягкую, довольно полную грудь, которая была хорошо обрисована тонким шерстяным джемпером, круглые колени, выглядывающие из-под узкой юбки, икры в тонких чулках, изящные щиколотки. Но более всего ему нравились ее руки: маленькие, почти детские, с коротко стриженными ногтями, они были ровного молочного цвета с прорисованными голубыми венами. Но главное, как они двигались. Он не мог оторвать взгляд от нервных, но плавных и законченных движений. Они жили своей жизнью, и именно по ним он понял, что женщина встревожена и напугана. Наверное, самым прекрасным видением было то, как эти руки распускают перед сном волосы. Короткое небрежное движение – и водопад густых русых волос падает на гладкую алебастрово-белую спину. Он знал, что она вся соткана из оттенков белого, только голубые ручейки вен и нежный розовый румянец после любви… Молодой человек разволновался от своих мыслей и грез.

В этот момент раздался звон колокольчика, возвещая о приходе нового посетителя. В сумрачном помещении ресторана будто прибавили света. Казалось, что изменился даже воздух, как будто повеяло свежим ветром.

Это была Сью. Она стремительно подошла к столу Мэри, протянула руки, подняла подругу из-за стола и крепко обняла ее. Потом так же резко отстранилась, смахнула слезу со щеки и села напротив.

– Здравствуй, Мэри, – сказала Сью, внимательно разглядывая синяки под глазами подруги, опущенные уголки губ и глубокую морщину, которая появилась между бровей. – Я очень рада, что мы опять вместе. Я так давно тебя не видела.

Мэри только кивала: она не могла говорить, потому что в горле стоял плотный комок слез.

У них еще будет время для вопросов и ответов, пусть сейчас Сью даст ей прийти в себя.

Сью увидела состояние подруги и решила дать ей время. Она оглянулась и жестом подозвала официанта. Тот подошел незамедлительно. Воистину сегодняшний день был днем приятных сюрпризов. Он уже видел эту девушку несколько дней назад: она приходила в университет для организации съемок в новой телевизионной программе. На нее трудно было не обратить внимания. Вокруг нее кипела жизнь.

Казалось, что воздух около ее тела заворачивается в маленькие тайфуны и засасывает всех, кто подошел слишком близко. Если они подруги, то трудно представить что-либо более несовместимое. Первую отличала потрясающая женская пассивность, которая так завораживает мужчин и делает их сильными, а вторую – мальчишеская самоуверенность и вызов. Таких мужчины побаиваются, но не устают добиваться. По цвету они тоже были разные. Первая – белая, прозрачная, лунная, вторая – яркая, разноцветная, резкая, солнечная.

– Слушаю вас, мэм, – вежливо наклонился молодой человек к новой гостье. – Чем могу быть полезен?

– Принесите нам чего-нибудь согревающе-расслабляющего, – приказала она. – А потом салат на ваш вкус. Я знаю, что здесь всякое блюдо достойно того, чтобы его хотя бы раз попробовать.

Она даже не пыталась сказать комплимент заведению, просто констатировала факт, но официанту, захотелось сделать ее пребывание здесь особенно приятным. Эта женщина умеет повелевать. На минуту он задумался, какая из двух подруг ему нравится больше, и поймал себя на крамольной мысли, что он не смог бы отказаться от обеих. С этим он и отправился к бару заказать для них по рюмке бренди. Он заметил напряжение в их лицах и подумал, что разговор предстоит не из легких, поэтому пятьдесят граммов хорошего горячительного не повредят.

– Я не пью крепкое, – запротестовала Мэри.

Сью с облегчением вздохнула. Подруга вышла из ступора. Дальше должно быть легче. Пусть спорит, протестует, только не молчит.

– Знаешь, иногда полезно отступать от своих принципов. Ты такая замороженная, что тебе нужен допинг, чтобы прийти в себя.

– А если станет хуже и я начну рыдать на глазах у изумленной публики? – попробовала опять возразить Мэри, – Лучше рыдай, – твердо сказала Сью. – К тому же здесь нет никакой публики. Ты же видишь, мы одни в зале.

В этот момент мелодично звякнул колокольчик входной двери и в небольшом помещении кафе стало тесно: целая компания необычно одетых людей со смехом стали выбирать стол для обеда.

– Вот видишь, так даже лучше, – сказала Сью, оглядываясь на посетителей. – Это актеры. Здесь неподалеку снимают какой-то исторический фильм. Видимо, у них перерыв. Все будут заняты только ими, а мы сможем спокойно поговорить. Так что можешь делать что угодно, на тебя никто не обратит внимания.

На столе появились рюмки с бренди. Мэри сделала глоток и с удовольствием почувствовала, как горячая крепкая жидкость побежала по горлу и зажгла тепло в теле. Может быть, это действительно то, что ей сейчас нужно?

Нельзя же все время дрожать от холода и боли.

Бренди подействовал как лекарство. В ушах слегка зашумело, голова стала легкой.

– Ну как? – спросила Сью. – Ведь ничего страшного?

– Спасибо, – кивнула Мэри. – Хорошо, что ты меня вытащила.

Она внимательно рассматривала подругу. За те четыре года, пока они не виделись, Сью почти не изменилась. Те же темные глаза, похожие на черные зеркала, в которых отражается мир, вьющиеся непокорные волосы, тонкие руки, унизанные разноцветными браслетами, модная одежда.

Сью всегда была экстравагантна, но вкус и чувство меры делали ее законодательницей мод даже в школе. Мэри слегка завидовала подруге, потому что та умудрялась надевать несочетаемые вещи, но при этом оставаться дерзко красивой и элегантной. Сейчас на Сью были высоченные сапоги сиреневого цвета со стразами, короткая джинсовая юбка, отделанная бахромой, и элегантный твидовый пиджак из ткани удивительного сочетания цветов: желтый, розовый, сиреневый, черный и белый. Все в отдельности было дорогим и добротным, но разных стилей. Однако на Сью это выглядело модным ансамблем из дорогого магазина.

– Ты рассматриваешь меня так, будто видишь впервые, а мы не виделись всего каких-то четыре года, – засмеялась Сью. – Или ты отвыкла от моей манеры одеваться.

– Никак не могу понять, как тебе удается не выглядеть вульгарной, – задумчиво ответила Мэри. Впервые за последние дни она думала о чем-то другом, а не о смерти Ларри.

– Просто, когда я примеряю новую комбинацию одежды, я имею привычку смотреть в зеркало. Там же все видно, – лукаво улыбнулась Сью. – Могу и тебя научить, если хочешь.

– Нет, с этим надо родиться, – замотала головой Мэри. – Мне доступны лишь проверенные всеми модными журналами вещи. Я никогда не научусь тому, что в тебе есть как данность.

– Ты ничего не ешь, – заметила Сью. – Худеть, конечно, не вредно. Но и есть иногда надо.

Когда ты делала это последний раз?

К горлу Мэри опять подкатил комок, и она опустила голову.

– Мэри, – не выдержала Сью, – я все знаю.

Мэри покачала головой. В ее глазах застыли слезы.

– Знаю, – твердо сказала Сью. – И почему мы не встречались почти четыре года, и почему ты не отвечала на телефонные звонки, и почему ты сейчас молчишь. Ларри Джобсон… я знаю, что его больше нет…

– Я не знаю…

– Гарри Милн. Он был на кладбище. Он узнал тебя. Хотел подойти, но не решился. Поэтому позвонил мне. Ты так тщательно скрывала свой роман. Разве я не заслуживала твоего доверия? – В голосе Сью прозвучала обида и горечь.

– Сью, прости меня, – начала Мэри, но голос ее прервался.

– Я не требую объяснений. Я люблю тебя. И мне тоже очень больно, поверь. Тебе ведь даже поговорить не с кем…

– Я не знаю, что говорить, – прошептала Мэри. – Мне так больно, что хочется ничего не чувствовать, – Говори, просто говори, – предложила подруга. – Слова сами найдут путь.

Мэри кивнула. Это действительно единственный выход. Если она не расскажет кому-нибудь о Ларри, воспоминания задушат ее. Она должна разделить с кем-то свою боль, горечь утраты, а может быть, обрести надежду… Ей не давало покоя ощущение, что похороны Ларри всего лишь фарс…

Компания за соседним столом обедала шумно и весело. Кто-то отпускал очередную шутку, все с удовольствием отвечали хохотом. Мэри это не раздражало, но было странно, что люди могут веселиться, с аппетитом есть, улыбаться друг другу. Она смотрела на все это как из застеколья.

Другой мир… Все счастливы… Никто не понимает, как быстротечна жизнь. Она этого тоже не понимала всего несколько дней назад…

– Ты ведь знаешь, мы были знакомы с ним сто лет, – начала наконец Мэри. – Он был самым смешным мальчиком в нашей школе. Помнишь, какие розыгрыши он устраивал?