Текст книги "Вне насилия"

Автор книги: Джидду Кришнамурти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

ИСТИНА

«Истина – не «то, что есть», но понимание «того, что есть» открывает дверь, ведущую к истине».

Нам следовало бы обсудить несколько проблем, например, образование, и значение сновидений, а также и то, может ли вообще ум когда-нибудь стать свободным, живя в этом механическом и подражательном мире. Мы можем подойти к этой проблеме, рассмотрев вопрос о том, способен ли ум быть свободным от всякого конформизма. Мы должны исследовать всю проблему существования в целом, не одну её часть, не только техническую сторону жизни, то, как заработать себе на жизнь, но также весь вопрос о том, как изменить общество: возможно ли сделать это с помощью бунта, или есть иной тип внутренней революции, которая неизбежно приведёт к появлению общества иного рода. Я думаю, нам следует вникнуть в это – а затем перейти к вопросу о медитации. Потому что – простите мне мои слова – я не думаю, что вы знаете, что подразумевается под медитацией. Большинство из нас читало об этом или нам говорили, что это такое, и мы пытались заниматься медитацией. То, что ведущий беседу должен сказать о медитации, может весьма сильно отличаться от всего того, что вы знаете, что практиковали или испытали. Невозможно искать истину; поэтому нужно понять смысл поиска. Так что это очень сложный вопрос; медитация требует высочайшей чувствительности, способности к полному безмолвию, способности, не вызванной чем-то внешним, не выработанной, не культивированной. Такое может иметь место или произойти, только когда мы понимаем, психологически, как жить, ведь наша повседневная жизнь проходит в конфликте; она представляет собой серию актов приспособления, подчинения, контроля, подавления, и бунта против всего этого.

Существует общий вопрос, как жить жизнью без насилия любого рода; ведь без действительного понимания насилия, без свободы от него медитация невозможна. Вы можете играть с ней, вы можете поехать в Гималаи, чтобы научиться дышать, правильно сидеть, немного заниматься йогой и думать, что научились медитации, но всё это довольно-таки несерьёзно. Чтобы прийти к тому необычайному, что называется медитацией, ум должен быть совершенно свободен от всякого насилия. Поэтому может оказаться весьма полезным поговорить о насилии и посмотреть, может ли ум действительно быть свободным от него – а не совершать романтический побег в какого-то рода оцепенение, называемое медитацией.

О том, почему человек агрессивен, написано множество книг. Антропологи дают объяснения, и каждый специалист делает это по-своему, опровергая или дополняя то, что большинству из нас известно на уровне рассудка: что люди склонны к насилию. Отправляясь на войну, убивая других, мы считаем, что насилие – только физическое действие. Мы приняли войну как образ жизни. И приняв её, ничего больше не предпринимаем в отношении неё. Случайно или по сердечному убеждению мы можем стать пацифистами в одной части нашей жизни, но для всего остального – мы в конфликте; мы честолюбивы, мы склонны к соперничеству, мы делаем гигантские усилия; эти усилия означают конфликт и, следовательно, насилие. Любое подчинение, любое искажение – намеренное или неосознанное – есть насилие. Дисциплинировать себя согласно определённому шаблону, идеалу, принципу – форма насилия. Любое искажение, без подлинного понимания «того, что есть» и выхода за его пределы, – это форма насилия. И всё же, возможно ли вообще покончить с насилием в самом себе без всякого конфликта, без всякого противодействия?

Мы привыкли к обществу, морали, основанным на насилии. Мы все знаем это. С детских лет учат нас насилию, подражанию, подчинению, сознательно или бессознательно. Мы не знаем, как выбраться из этого. Мы говорим себе, что это невозможно, человек должен действовать насильственно, но насилие можно творить и в перчатках, вежливо, и прочее. Итак, нам нужно рассмотреть вопрос насилия, ведь без понимания насилия и страха – как может быть любовь? Может ли ум, принявший необходимость соответствовать обществу, принципу, общественной морали, которая вовсе не является моралью, ум, наученный религиями верить, – принимая идею Бога или отвергая её, – может ли такой ум освободить себя без всякой борьбы, без всякого сопротивления? Насилие порождает дальнейшее насилие; сопротивление лишь создаёт новые формы искажения.

Можно наблюдать свой собственный ум – не читая книг, не слушая профессоров или «святых». В конечном счёте, это и есть начало самопознания: познавать себя не с помощью какого-либо психолога или психоаналитика, а наблюдением самого себя. Мы видим, как сильно обусловлен наш ум – здесь национализм, расовые и классовые различия и всё прочее. Если человек осознаёт всё это, тогда он сознаёт свою обусловленность, эту обширную пропаганду во имя Бога, коммунизма или чего-то ещё, формирующую нас с детства, в течение многих веков. Осознав это, может ли ум избавиться от обусловленности, освободить себя от всякого приспособления, от подчинения и тем самым получить свободу?

Как это сделать? Как могу я, или вы, стать сознательным – при том, что ум прочно обусловлен, и не только поверхностно, но и в самой его глубине? Как сломать эту обусловленность? Если это невозможно, мы вечно будем жить в подчинении, и даже если есть новый стереотип, новая структура общества, новый набор верований, догм и новая пропаганда, это всё равно подчинение. И чтобы были какие-то социальные перемены, должно быть образование иного типа, такое, чтобы детей не приучали подчиняться, соответствовать.

Итак, вопрос: как уму освободиться от обусловленности? Я не знаю, пытались ли вы когда-либо это сделать, входя достаточно глубоко в это, не только на сознательном уровне, но и в более глубоких слоях сознания. Есть ли в действительности разделение между этими уровнями? Или это единое движение, но мы осознаём лишь движение на поверхности, приученное соответствовать требованиям данного общества или культуры?

Как уже говорилось недавно, мы не просто слушаем некий набор слов – потому что это не имеет никакого смысла. Но отзываясь на то, что говорится, принимая участие в этом и работая вместе, вы сами поймёте, как нужно наблюдать это целостное движение без разделения; потому что там, где существует разделение любого типа, – расовое, интеллектуальное и эмоциональное, разделение на противоположности, «я» и «не-я», высшее «я» и низшее «я», и всё такое прочее, – это разделение неизбежно вызывает конфликт. Конфликт – это пустая трата энергии, а чтобы понять всё, что мы обсуждаем, вам нужен очень большой запас энергии.

Будучи настолько обусловленным, как может ум наблюдать сам себя без разделения на наблюдающего и предмет наблюдения? Пространство между наблюдающим и наблюдаемым, расстояние, временной интервал, есть противоречие и самая суть разделения. Поэтому когда наблюдающий обособляет себя от объекта наблюдения, он не только действует как цензор, но он также порождает двойственность, а значит и конфликт.

Итак, может ли ум наблюдать себя без разделения на наблюдающего и наблюдаемое? Вы понимаете проблему? Когда вы наблюдаете, что вы ревнивы, завистливы – что встречается очень часто – и осознаёте это, всегда есть наблюдающий, который говорит: «Я не должен ревновать». Или этот наблюдающий обосновывает ревность, оправдывая её, не так ли? Существуют наблюдающий и наблюдаемое; и первый рассматривает ревность как нечто отдельное от себя – как то, что он пытается контролировать, от чего пытается избавиться; так что есть конфликт между наблюдающим и наблюдаемым. Наблюдающий – один из многих составляющих нас фрагментов.

Есть между нами общение? Вы понимаете, что мы подразумеваем под общением? Это совместное проникновение, не просто понимание слов, интеллектуальное видение смысла. Не существует интеллектуального понимания чего бы то ни было; особенно когда речь идёт о самых существенных человеческих проблемах.

Итак, когда вы действительно поймёте истину, что любое разделение неизбежно порождает конфликт, вы увидите, что это пустая трата энергии и потому вызывает искажение и насилие, и всё прочее, что неизбежно следует за конфликтом. Если вы на самом деле понимаете это – и не на уровне слов, но в действительности, – тогда вы поймёте, как можно наблюдать без временного интервала и без пространства, разделяющего наблюдающего и наблюдаемое; тогда вы увидите, как наблюдать обусловленность, насилие, угнетение, жестокость – все эти ужасные вещи, происходящие в мире и в вас самих. Делаете ли вы это во время беседы? Не спешите говорить «да», ведь это одна из самых трудных вещей – наблюдать без наблюдающего, без использующего слова, без некой сущности, наполненной знанием, которое есть прошлое, без расстояния между наблюдающим и наблюдаемым предметом. Делайте это – наблюдайте дерево, облако, красоту весны, новый листок – и вы увидите, как это удивительно. Но тогда вы поймёте, что вы никогда не видели это дерево прежде, никогда!

Наблюдая, вы всегда делаете это, имея образ или с помощью образа. У вас всегда есть образ в виде знания, когда вы смотрите на дерево или на свою жену или мужа; у вас уже есть образ того, что она или он собой представляет, образ, сформировавшийся за двадцать, тридцать или сорок лет. Так что один образ смотрит на другой образ, и у них свои отношения; и поэтому подлинных отношений нет. Признайте этот очень простой факт: практически на всё в жизни мы смотрим с образом, с предубеждением, с предвзятым мнением. Мы никогда не смотрим свежим взглядом; наш ум никогда не бывает юным.

Поэтому мы должны наблюдать себя – мы являемся частью насилия – и безмерный поиск удовольствия с его страхами, разочарованиями, мукой одиночества, отсутствием любви, отчаянием. И чтобы наблюдать всю эту структуру самого себя без наблюдающего, видеть её такой, какова она есть, без малейшего искажения или оценки, осуждения, сравнения – всё это является движением наблюдающего, движением «я» и «не-я», – требуется высочайшая дисциплина. И это слово «дисциплина» мы используем не в смысле подчинения или принуждения; это не дисциплина, достигаемая поощрением и наказанием. Чтобы наблюдать что-либо – свою жену, своего соседа или облако, – человек должен иметь очень чувствительный ум; само это наблюдение порождает свою собственную дисциплину, не являющуюся подчинением. Поэтому высочайшей формой дисциплины является отсутствие дисциплины.

Таким образом, наблюдать то, что называется насилием, без разделения, без наблюдающего, видеть обусловленность, структуру веры и мнения, предубеждения, это значит видеть самого себя, иначе говоря, «то, что есть». Когда вы наблюдаете это, и присутствует разделение, вы говорите: «Это изменить невозможно». Человек жил так на протяжении тысячелетий, и вы продолжаете жить так же. Фраза «это невозможно» лишает человека энергии. Только когда вы видите возможное в наивысшей форме, у вас имеется достаточный запас энергии.

Поэтому человек должен наблюдать действительно «то, что есть» – не образ «того, что есть», имеющийся у вас, а то, каким вы на самом деле являетесь; никогда не говоря «это ужасно», или «это прекрасно». Вы познаёте себя только через сравнение. Вы говорите: «Я туп», – сравнивая себя с кем-то очень разумным, очень живым. Вы пробовали когда-нибудь жить, не сравнивая себя с кем-то или с чем-то? Какой вы тогда? Тогда то, какой вы, – «то, что есть». Тогда вы можете выйти за пределы этого и выяснить, что такое истина! Итак, весь вопрос освобождения ума от обусловленности заключается в том, как ум наблюдает. Не знаю, задавали ли вы себе когда-нибудь вопрос, что такое любовь, думали ли вы об этом, исследовали ли это. Любовь – это удовольствие? Любовь – желание? Любовь – нечто, требующее культивирования, нечто уважаемое обществом? Если это удовольствие, что, похоже, вытекает из всего нами наблюдаемого, – не только сексуальное, но и моральное удовольствие, удовольствие от достижения, от успеха, удовольствие оттого, что вы становитесь кем-то, что кем-то являетесь, подразумевающее соперничество и подчинение, – разве это любовь? Честолюбивый человек, даже тот, кто говорит: «Я должен найти истину», кто гонится за тем, что считает истиной, – может ли он знать, что такое любовь?

Не подойти ли нам к этому вопросу разумно? – то есть через понимание того, чем любовь не является; отрицанием прийти к положительному. Отвергая то, что не есть любовь. Ревность – не любовь; воспоминание об удовольствии, сексуальном или другом, – не любовь; культивирование добродетели, постоянное усилие в попытке быть благородным – тоже не любовь. Когда вы говорите: «Я люблю тебя», – что это означает? Образ её или его, который у вас есть, сексуальное удовольствие и всё, что оно в себя включает, утешение, общение, бегство от одиночества, боязнь одиночества и постоянное стремление быть любимым, обладать, принадлежать кому-то, господствовать, утверждаться, быть агрессивным – любовь ли всё это? Если вы видите абсурдность этого – не на словах, а на самом деле, как оно есть, – всю эту бессмыслицу, которую говорят о любви, – любовь к своей стране, любовь к Богу, – когда видите всю чувственность этого – мы не осуждаем секс, а наблюдаем его, – когда вы действительно наблюдаете это таким, как оно есть, вы понимаете, что ваша любовь к Богу возникает из-за страха, что ваша воскресная религия – это страх. Полное наблюдение этого предполагает отсутствие разделения. Где нет разделения, там добродетель; вам нет необходимости культивировать добродетель. Так может ли ум, включающий рассудок, всю структуру, полностью наблюдать то, что он называет любовью, – со всем его злом, мелочностью и буржуазной посредственностью? Для такого наблюдения должно быть отрицание всего того, чем любовь не является.

Знаете, между радостью и удовольствием есть большая разница. Вы можете культивировать удовольствие, постоянно думать об удовольствии и получать его всё больше и больше. Вчера вы испытали удовольствие, и вы можете думать о нём, пережёвывать его – и вы захотите, чтобы завтра оно вновь повторилось. В удовольствии есть мотив, в котором присутствуют собственничество, господство и подчинение – и всё такое прочее. Подчинение приносит большое удовольствие – Гитлер, Мусолини, Сталин и другие заставляли людей подчиняться, потому что это даёт безопасность и уверенность. И когда вы видите всё это, когда вы свободны от этого – на самом деле, не на словах, но так, чтобы никогда не завидовать, никогда не господствовать, не принадлежать, – когда ум отмёл всё это, только тогда вы знаете, что такое любовь, – вам не надо искать её.

Если ваш ум понял значение слова любовь, вы обязательно спросите: что такое смерть? Ибо любовь и смерть идут вместе. Если ум не знает, как умирать для прошлого, он не знает, что такое любовь. Любовь – не от времени, это не то, что запоминаемо, нельзя запомнить радость и культивировать её; она приходит без приглашения.

Итак, что такое смерть? Не знаю, наблюдали ли вы когда-нибудь смерть, но не чью-то, а свою собственную. Это одна из самых трудных вещей: не отождествлять самого себя с чем-то. Большинство из нас отождествляет себя со своей мебелью, со своим домом, со своей женой или мужем, со своим правительством, страной, с собственным образом, который у нас есть в отношении самих себя, отождествляет себя с чем-то большим – и это большее может быть более высокой ступенью рода или племени, нацией; или отождествляете себя с определённым качеством или образом. Прекращение отождествления себя со своей мебелью, знанием, опытом, со своей техникой или специальным знанием, если вы учёный или инженер, – это форма смерти. Сделайте это как-нибудь, и тогда вы поймёте, что это означает: не горечь, не безнадёжность, не отчаяние, но удивительное чувство – ум, который полностью свободен для наблюдения и, следовательно, живёт.

К несчастью, мы разделили жизнь и смерть. Чего мы боимся, так это «не жить» – мы боимся прекращения этого «существования», которое мы называем жизнью. И когда вы не теоретически, а на самом деле рассмотрите, что представляет собой это существование, и понаблюдаете его, пользуясь глазами, ушами, всем, что у вас есть, вы увидите, насколько оно фальшиво, как оно мелко, ограниченно, незначительно; вы можете иметь «Роллс-Ройс», огромный дом, прекрасный сад, титул, степень, но ваша внутренняя жизнь – непрекращающееся сражение, постоянная борьба, с противоречиями, с противоборствующими страстями, с многочисленными желаниями.

Именно это мы и называем жизнью и за это цепляемся. Всё, что кладёт этому конец, – если только вы не отождествляетесь в огромной степени со своим телом, – мы называем смертью; хотя и физическому организму приходит конец. И в страхе перед концом мы окружаем себя различными верованиями. Все они – включая веру в перевоплощение – лишь бегство. Что важно, так это то, как вы живёте сейчас, а не то, кем вы будете в следующей жизни. Тогда вопрос: может ли ум полностью жить вне времени? Человек должен по-настоящему понять проблему прошлого, прошлого как «вчера», которое через «сегодня» формирует «завтра» из того, что было вчера. Так может ли ум – который есть результат времени, эволюции – быть свободным от прошлого? – что и значит умереть. Только ум, познавший это, может прийти к тому, что мы называем медитацией.

Без понимания всего этого попытка медитировать – просто детская игра воображения.

Истина – это не «то, что есть», но понимание «того, что есть» открывает дверь, ведущую к истине. Если вы не поняли – на самом деле, всем вашим сердцем, умом, рассудком, чувствами – «того, что есть», не поняли того, какой вы есть, вы не можете понять, что такое истина.

Участник беседы: Всё, что вы говорите в этом зале, становится таким простым и понятным. Но когда я выхожу наружу, я снова в растерянности – и не знаю, что мне делать, когда я один.

Кришнамурти: Взгляните, сэр: всё, что говорит ведущий беседу, очень просто. Он указывает вам на «то, что есть» – оно ваше, оно не только в этом зале, оно не остаётся с ведущим беседу; он не занимается никакой пропагандой, он ничего от вас не хочет, ни вашей лести, ни ваших выпадов, ни ваших аплодисментов. Это всё ваше: ваша жизнь и ваше страдание и ваше отчаяние; вы должны понять это, но не обязательно здесь и сразу же, потому что здесь вы загнаны в угол, вы обращены к себе, быть может, всего лишь на несколько минут. Но когда вы покидаете этот зал – вот тогда всё и начинается! Мы не пытаемся повлиять на вас, заставив действовать, думать, что-то делать, – это было бы пропагандой. Но если вы слушаете сердцем и умом, который осознаёт, не подвергается влиянию, если вы наблюдаете, то когда выйдете отсюда, это останется с вами где бы вы ни были, ибо это ваше, вы поняли.

Участник беседы: Какова роль художника?

Кришнамурти: Разве художники так сильно отличаются от других людей? Почему мы делим жизнь на учёных, художников, домохозяек, врачей? Художник может быть чуть более чувствительным, более наблюдательным, более живым, но у него тоже есть свои человеческие проблемы. Он может создавать прекрасные картины, писать чудесные стихи, делать что-то своими руками, но он всё равно остаётся человеческим существом, обеспокоенным, испуганным, завистливым, честолюбивым. Как вообще «художник» может быть честолюбивым? Если он честолюбив – это уже не художник. Скрипач или пианист, использующий свой инструмент ради денег, завоевания престижа – просто подумайте об этом – это не музыкант. Или учёный, работающий на правительство, на общество, на войну, – это учёный? Такой человек, ищущий знания и понимания, становится испорченным, как и все остальные люди. Он может быть гением в своей лаборатории или чудеснейшим образом выражать себя на холсте, но и он, как и другие, лишён внутренней целостности, мелочен, фальшив, беспокоен, испуган. Несомненно, настоящий художник, человек, индивид – целостное, неразделённое, законченное существо. Индивид означает неразделённый; но мы не таковы – мы расколотые, разделённые на части человеческие существа – бизнесмен, художник, врач, музыкант. И потому ведём жизнь... О, нет надобности описывать её, вы всё знаете.

Участник беседы: Сэр, что является критерием при выборе среди различных возможностей?

Кришнамурти: Почему вы вообще выбираете? Когда вы видите что-то очень отчётливо, зачем вам нужен выбор? Прошу вас, прислушайтесь к этому. Выбирает только смущённый, неуверенный, неясный ум. Я не имею в виду выбор между красным и чёрным – речь идёт о психологическом выборе. Если вы не в смятении, зачем вам выбирать? Если вы видите что-то очень отчётливо, без всякого искажения, есть ли необходимость в выборе? Здесь нет альтернатив; они появляются, когда вам приходится выбирать между двумя материальными дорогами – пойти одним путём или другим. Но альтернативы существуют также и в уме, когда он внутренне разделён, находится в смятении, поэтому он в состоянии конфликта, поэтому он склонен к насилию. Именно пропитанный насилием ум говорит, что он будет жить в мире, и в своей реакции он становится насильственным. Но когда вы видите всю природу насилия очень отчётливо, от его наиболее жестоких до едва заметных форм, вы свободны от него.

Участник беседы: Когда мы способны видеть всё это?

Кришнамурти: Наблюдали ли вы всё дерево целиком, во всей его целостности?

Участник беседы: Не знаю.

Кришнамурти: Сделайте это как-нибудь, сэр, если вас интересуют подобные вещи.

Участник беседы: Мне всегда кажется, что я это делал, но лишь до следующей с ним встречи.

Кришнамурти: Чтобы понять это, давайте начнём с дерева, которое является наиболее объективным предметом. Наблюдайте его полностью, то есть без наблюдающего, без разделения, что однако не означает, что вы должны отождествлять себя с деревом, вы не можете стать им, это было бы слишком нелепо. Но наблюдать – это смотреть на дерево без разделения между вами и деревом, без пространства, которое создаёт «наблюдающий» своим знанием, своими мыслями, своим предвзятым мнением относительно этого дерева; наблюдение несовместимо с состоянием гнева, ревности, отчаяния – или с тем, что мы называем надеждой и что, будучи противоположностью отчаяния, надеждой не является. Когда вы его наблюдаете, видите его без разделения, без этого расстояния, вы способны понять всю его целостность.

Если вы наблюдаете свою жену, друга, мужа или что угодно, если смотрите на них без образа, являющегося накоплением прошлого, то вы увидите, какие происходят удивительные вещи. Вы никогда за всю свою жизнь не видели ничего подобного. Но полнота наблюдения подразумевает отсутствие разделения. Чтобы избавиться от дистанции между наблюдающим и наблюдаемым, люди принимают Л.С.Д. и другие наркотики. Я этого никогда не делал; ведь как только вы вступаете в эту игру, всё кончено, вы навсегда попадаете в зависимость от них, и это приводит к беде.

Участник беседы: Каково отношение между мыслью и реальностью?

Кришнамурти: Что такое мысль по отношению к времени, по отношению к измеримому и неизмеримому? Что такое мысль? Очевидно, что мысль – реакция памяти. Если бы у вас не было памяти, вы бы вообще не смогли думать, вы бы впали в состояние амнезии. Мысль всегда стара, мысль никогда не может быть свободной, мысль никогда не может быть новой. Когда мысль молчит, возможно подлинно новое открытие, но мысль не способна открыть ничего нового. Вам понятно это? Пожалуйста, не соглашайтесь со мной. Когда вам задаётся вопрос, и этот вопрос вам знаком, вы реагируете немедленно. «Как вас зовут?» – вы сразу отвечаете. «Где вы живёте?» – вы отвечаете мгновенно. Однако более сложный вопрос требует времени – и в этом временном интервале мысль ищет, пытается вспомнить.

Итак, в своём желании найти истину мысль всегда оперирует терминами прошлого. В этом и состоит трудность поиска. Когда вы ищете, вы должны уметь узнать найденное – и всё, что вы находите, пользуясь приёмами узнавания, является прошлым. Поэтому очевидно, что мысль есть время, – это так просто, не правда ли? Вчера вы испытали большое наслаждение, думаете о нём, и хотите, чтобы оно повторилось завтра. Мысль, думая о чём-то, что доставило удовольствие, хочет повторения этого завтра; поэтому «завтра» и «вчера» образуют временной интервал, в котором вы намереваетесь получить это удовольствие, в котором вы будете думать о нём. Поэтому мысль есть время. И мысль никогда не может быть свободной, так как мысль есть реакция прошлого. Как может мысль понять что-нибудь новое? Это возможно только когда ум полностью безмолвен. Но безмолвен не потому, что хочет найти нечто новое, так как тогда это безмолвие обусловлено мотивом и потому безмолвием не является.

Если вы понимаете это, вы поняли всё, что нужно, и даже ответили на свой вопрос. Видите ли, мы постоянно используем мысль, чтобы искать, спрашивать, исследовать, смотреть. Вы полагаете, мысль может познать, что такое любовь? Мысль может познать удовольствие от того, что она называет любовью, и требовать это удовольствие вновь во имя любви. Однако мысль, будучи продуктом времени, продуктом меры, не имеет возможности понять того, что не является измеримым, мысль не может встретиться с ним. Так что тогда возникает вопрос: как заставить мысль замолчать? Этого вы не можете. Возможно, мы займёмся этим в другой раз.

Участница беседы: Нуждаемся ли мы в правилах, по которым мы должны жить?

Кришнамурти: Мадам, вами не услышано ничего из того, что я говорил во время этой беседы!

Кто будет устанавливать такие правила? Церкви делали это, тиранические правительства делали это, или вы сами устанавливали правила своего поведения. И вам известно, что это означает, – борьбу между тем, какой по вашему мнению вам следует быть, и тем, какая вы есть. Что важнее: понять какой вы должны быть или какая вы есть?

Участница беседы: Какая я есть?

Кришнамурти: Давайте посмотрим. Я говорил вам, что вы такое – ваша страна, ваша мебель, ваши образы, ваши амбиции, ваша респектабельность, ваша раса, ваши черты характера и предрассудки, ваши навязчивости – вы знаете, что вы такое! Через всё это вы хотите найти истину, Бога, реальность. И поскольку ум не знает, как быть свободным от всего этого, вы изобретаете что-то, внешний фактор, или приписываете жизни смысл.

Поэтому когда вы понимаете природу мысли, осознаёте её не на уровне слов, а на самом деле, и если у вас имеется предубеждение, посмотрите на него, и вы увидите, что ваши религии – это предрассудок, что отождествление со страной – тоже предрассудок. У нас так много мнений, так много предубеждений; просто наблюдайте одно из них полностью вашим сердцем, умом, с любовью – заботьтесь о нём, посмотрите на него. Не говорите «Я не должна» или «Я должна», просто смотрите. И тогда вы поймёте, как жить без предубеждений. Истину способен увидеть лишь ум, свободный от предубеждения и конфликта.

Лондон, 27 мая 1970