Текст книги "Солнце завтрашнего дня"

Автор книги: Джейн Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Телли недолго пробыла в одиночестве. Почти сразу же Тэа вернулся с камерой и сумкой. Бросил их ей. Телли вцепилась в них, словно в последнюю ниточку, привязывающую ее к внешнему миру.

– Почему ты отдаешь их?

– Ты сказала, что без диска камера не работает.

Значит, он забрал все диски. Без них удовольствие от обладания камерой сразу померкло.

– Не надо было мне возвращать диск, – горько сказала она. – Следовало сберечь свои снимки.

– Диск, который ты вынула, пустой. Новый. Я поменял диски.

Телли провела ладонью по волосам. Ей было так жарко, что впору взвыть. Швырнуть что-нибудь. Стукнуть как следует кулаком.

– Не может быть!

– Я просто проверял тебя. Испытание ты не прошла.

– Ничего удивительного. Не ждешь же ты, что я проникнусь симпатией и доверием к тебе, твоим людям, если ты так бесцеремонно пренебрегаешь чувствами и желаниями других.

– Ты ведь не знаешь, с кем имеешь дело, верно?

Почему? Знает. Он бандит и похититель, и не самое мудрое решение – с ним ругаться, но она слишком разозлилась, чтобы прислушиваться к доводам рассудка.

– Ты не имеешь права устраивать подобные испытания.

– Конечно, имею. Это умно. Это стратегия. Следует знать о чужой слабости и силе.

– И ты думаешь, что знаешь о моей?

– Тебе нельзя доверять. – Его губы презрительно сжались. – Но, с другой стороны, немногим вообще можно.

Его отношение просто возмутительно!

– У тебя ужасные взгляды на жизнь.

– Практические. Помогают мне и моим людям выжить.

Снаружи заговорили, в палатку вошел давешний старик с подносом. Поставил его на ковер и удалился.

Тэа указал на поднос.

– Поешь со мной. – Тон не приглашения, а приказа.

– Я не голодна. – Она все еще переживала утрату фотографий. Так много работы! Потеря невероятных масштабов.

– Тебе надо есть, – прищелкнул он пальцами. И уселся на ковер.

– Никогда не встречала бербера грубее, – пробормотала Телли себе под нос, но знала, что он расслышал – по брошенному взгляду.

Тэа взял маленькую лепешку.

– Бывают и хуже.

Она следила, как он ест. Глаза жгли непролитые слезы, голова кружилась. Необходимо поесть, еще больше – попить, но она боялась, что ей станет дурно, что нервная система не выдержит напряжения.

– Что мне сделать, чтобы ты вернул снимки?

– Я не хочу обсуждать эту тему.

– Это важно…

– Больше нет. Здесь ты фотографировать не будешь.

– Тогда что я буду тут делать?

Он окинул ее долгим непонятным взглядом.

– Ничего.

– Ничего?

Тэа беззаботно пожал широкими плечами.

– Я не собираюсь заставлять тебя что-то делать. Мне теперь абсолютно ясно, что следует подождать.

– Чего?

– Правды. Она выявится. Так всегда происходит.

– Но, возможно, понадобится большой срок.

– Именно. Поэтому тебе следует быть готовой наслаждаться жизнью в пустыне на протяжении неопределенного отрезка времени.

– Неопределенного?

– Если ты не предпочитаешь сказать правду сейчас. Женщина.

– Я уже сказала тебе правду, и меня зовут не Женщина, а Телли.

– Никогда не слышал имени Телли. Это не имя. – В его глазах блеснул огонек, уголок рта шевельнулся – он почти улыбнулся. – Я буду звать тебя Женщина.

Неизвестно, что возмутило ее больше всего – его слова, тон или огонек в глазах.

– А я не буду откликаться.

– Будешь. – В глазах Тэа теперь полыхало пламя. – Даже если потребуются многие дни. Недели. – Он поколебался, темные глаза словно производили ее оценку. – Годы.

Ее щеки обожгло жаром.

– Только не годы!

– Однажды ты откликнешься, Женщина. Возможно, мысль тебе неприятна, но это правда. И чем скорее ты примешь ее, тем лучше для тебя.

Ей хотелось кинуть в него чем-нибудь. Чашкой чая. Подносом. Подушкой. Он поразительно самодоволен. Нестерпимо высокомерен.

– В таком случае, мне следует называть тебя Мужчиной?

Его слабая улыбка померкла.

– Ты очень дерзка для женщины. – Тэа молча смерил ее взглядом. – Можешь звать меня Тэа.

– Почему у тебя должно быть имя, а у меня нет?

– Я привез тебя сюда, что накладывает на меня определенные обязательства, и потому ты – моя женщина.

– Какая-то чушь.

– Только это имеет значение для моего рода.

– Будь добр, не называй меня своей женщиной. Я не твоя. Я ничья и не шпионила за тобой на рынке. Зачем? Я даже не знаю, кто ты такой. Какое мне дело до группы оборванцев, ворвавшихся в город верхом? Пусть я американка, – она намеренно подчеркнула последнее слово, – но и у меня есть определенные принципы.

– Оборванцев? – почти прошипел он.

Телли скрестила руки на груди, мятежно вскинула голову.

– Даже ваши лошади чумазые.

– Вот уж нет, – яростно возразил Тэа. – Наши кони – чистокровные арабские скакуны. Мы сами их выращиваем.

– Вы все грязные.

– Погляди на себя.

– Я бы вымылась, если б мне позволили. Предпочитаю чистую одежду, но не думаю, что ты украл для меня сменное белье.

– Зато у меня есть нож, – пробормотал он, – чтобы избавиться от твоего поганого языка.

Ей бы стоило испугаться, но страха почему-то не было. Возможно, он огромен и неистов, но не кажется жестоким или похожим на человека, который походя отрубает языки.

– Суть в том, что я даже не заметила, как вы появились в городе. Меня интересовали только играющие дети. И все, чего я добиваюсь, – разрешение уехать в Касабланку.

– Почему Касабланка?

– Это следующий пункт моего маршрута.

– Касабланка – опорный пункт мятежников.

Телли вздохнула.

– Ты явно одержимый.

Он некоторое время внимательно разглядывал ее лицо. Потом приподнял за подбородок, повернул так и этак.

– Тебе что, тридцать лет? Больше?

Она попыталась вырваться, но не смогла. Пульс подскочил, кожа загорелась. Его прикосновение ей не понравилось.

– Только что исполнилось тридцать – тихо проговорила она.

– Ты не носишь кольца. – Он продолжал исследовать ее лицо. – Твой муж умер?

– Я никогда не была замужем.

– Никогда?

– Не хочу никакого мужа.

Тэа убрал руки, опустил густые ресницы вниз, скрывая выражение глаз.

– Но ты не девственница, верно?

Его тон изменился. Она не поняла, что это – шок или уважение. Но, в любом случае, возмутительно! Ее жизнь, прошлое и тем более сексуальность – личное дело и никого не касаются. Меньше всего – варвара-кочевника.

– Мне тридцать, а не тринадцать. Конечно, у меня были отношения такого рода, и опыт есть, но

я предпочитаю оставаться одинокой. Тогда мне можно путешествовать. Исследовать. Делать то, что хочется.

Тэа продолжал изучать ее, словно чужеземную диковинку, странным образом очаровавшую его.

– Твои родители еще живы? – спросил он.

Она кивнула. Непонятно, куда он клонит.

– Они не будут о тебе беспокоиться?

– Нет. – Телли заметила его удивление, покраснела. – Может быть, слегка. Но они привыкли в моему образу жизни. Кроме того, у них есть другие дети.

Тэа снова наполнил свою чашку чаем.

– Я найду тебе мужа.

– Что?

Он важно кивнул, потягивая чай.

– Тебе нужен муж. Так должно быть. И я его подышу. Останешься довольна.

– Нет. – Голова кружилась, перед глазами танцевали крохотные точки. Что он несет? Надо поставить его на место. Но она лишь хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды.

– Женщины – как растения. – Он взял с подноса финик, разделил его на половинки. – Им нужен муж и дети, иначе они засыхают.

Просто кошмар! Такого поворота она никак не предвидела. Сначала отобрать снимки, камеру, потом выдавать замуж не пойми за кого?

– Позволь мне уехать домой. Пока все не закончилось плачевно.

– Я подберу тебе нужного человека. Не беспокойся. – Губы Тэа изогнулись. Она увидела зубы, белые ровные зубы – его версия улыбки, очевидно. – А теперь ешь. Берберам нравятся женщины, у которых есть мясо на костях. А не такие худые, как ты.

Телли бросало из холода в жар. Тэа нахмурился.

– Выпей хотя бы чай. Ты потеряла много жидкости. Я вижу это по твоим глазам и коже.

Телли никогда не была плаксой, но сейчас была близка к слезам. Что делать? Как вывернуться?

– Ты не любишь чай? Предпочитаешь воду?

– Она в бутылках?

Темные брови сошлись на переносице.

– Она из источника.

– Но необработанная? – Она только-только отошла после долговременного приема антибиотиков, которые оказались не меньшим злом, чем паразиты и пищевые отравления. При одном воспоминании о сорока восьми часах в больнице Атика заболел желудок. – Видишь ли, мне нельзя пить неочищенную воду.

– Ты самая изнеженная, болезненная женщина из тех, которых мне приходилось встречать.

– Вовсе я не…

– Астма, тепловые удары, проблемы с желудком, обезвоживание.

– Я не просила меня похищать! Это была твоя идея, а не моя. Если тебе не по вкусу состояние моего здоровья, в следующий раз прежде чем красть женщину, узнай о ней побольше!

Он мрачно покачал головой.

– Ты здорово осложняешь мне задачу поисков мужа для тебя. Упрямые жены у нас не котируются.

Телли едва не расхохоталась.

– Для дикого кочевника у тебя обширный словарный запас.

– Я люблю читать между набегами на города. – Он прищелкнул пальцами. – Теперь пей. Никто из наших мужчин не женится на женщине, если она мертва.

– Мне не нужны ваши мужчины.

– Ты очень любишь спорить.

– Просто имею собственное мнение. И что бы ты там ни думал, характер у меня обычно покладистый. Просто ты будишь во мне все худшее. – Она взглянула на него. – Как вчера. У меня давным-давно не было приступов астмы. Спасибо пыльному мешку, который ты нацепил мне на голову. Отвратительно! Я чуть не задохнулась.

– Я заметил. – Тэа мрачно созерцал ее. – Но зато вела себя тихо.

Нет, так больше продолжаться не может. Сейчас у нее будет истерика.

– Пожалуйста, уйди. Оставь меня одну.

Он не ответил. Минуту сидел так тихо, что Телли подумала – ушел. Но подняв голову, встретила его теперь уже знакомый осуждающий взгляд.

– Пей свой чай, – устало произнес он. – Это пустыня, и жара обманчива. Если не будешь пить, то никогда не сможешь фотографировать и тем более не доберешься до Касабланки. – Взяв чашку, Тэа поднес ее к губам Телли.

– Я не доверяю этой воде. Да, мне хочется пить. Но вода должна быть из бутылки.

– Ты видела поблизости магазины?

– Нет, но в городе они были.

– Не предлагаешь ли ты отправить кого-нибудь за водой в бутылках?

– Я предлагаю отправить кого-нибудь назад со мной.

Тэа прижал пальцы к вискам.

– Все та же надоедливая песня.

Может, он и не понимает, но ей это надоело не меньше его.

– Я только начала.

– Надо отрезать твой язык.

– Ты не станешь, – вспыхнула Телли. – Моему будущему мужу это может не понравиться.

– Верно, – ответил он. – Изъяны снижают стоимость невесты. А значит, побереги свой язык и выпей чай. Или я волью его тебе в глотку.

Чашка снова приблизилась к ее лицу. На сей раз Телли взяла ее.

– Если я выпью чай, ты уйдешь?

Уголок его рта приподнялся.

– Да.

И все равно она сомневалась.

– А если я умру от дизентерии, обещаешь похоронить меня по-христиански?

Уголок рта дернулся снова.

– Не могу этого обещать, но мы отвезем твой прах в Касабланку.

Непонятно, следует пугаться или радоваться его слабым улыбкам. Ясно, что особой склонности к веселью он не питает.

– Отлично, я пью. И ты уходишь. – Она быстро опрокинула в себя чашку, поморщившись от горьковатого вкуса, но все равно благодарная за влагу. Горло пересохло, и одной чашки недостаточно, но для начала и то хорошо. – Готово.

Он поднялся, но сразу не ушел.

– Кстати, может мы варвары и бандиты, но вся наша вода кипятится. Ты могла набраться паразитов в городе, но от меня ты их не получишь.

И улыбаясь – улыбаясь! – Тэа вышел вон. Как только он покинул палатку, Телли схватила подушку, прижала к лицу и зашипела от досады.

Он не может держать ее здесь! Не может. Как не может серьезно рассуждать относительно мужа для нее. Ее затрясло. Отсутствие всяких контактов с родиной делает ситуацию удручающей. Никто не заметит, если она вообще исчезнет с лица земли. Долго привязанная к семье, Телли покинула ее лоно слишком поздно, но уж вырвавшись, бросилась на край света.

Мама иногда шутила, что единственным источником сведений о дочери стали ежегодные открытки на Рождество. Раньше мог забеспокоиться Паоло. Это Паоло научил ее лазить по горам и плавать под парусом, справляться со своими страхами и идти вперед. Но, потеряв его, Телли никогда не искала ему замены.

Считала, что достаточно разбить сердце однажды. Замуж за Паоло она не собиралась, но если бы вдруг вообще собралась – а тут огромное «если», – то вышла бы только за него. А так вопрос брака отпадал.

Тиская в руках подушку, Телли пыталась вспомнить, с кем она разговаривала в последний раз, кому писала, посылала сообщения по электронной почте.

Знает ли кто-нибудь, что она в Северной Африке? Возможно, ее издатель и в курсе, но они часто месяцами не общаются. Телли слепо глядела на нетронутую еду. Пришло время платить за свою беззаботность.

Снаружи снова кричал старик, чего-то требуя от нее. Она не понимала ни слова, потому что он говорил с акцентом или на диалекте, который ей раньше слышать не приходилось. Но прежде чем девушка успела ответить, он вошел в палатку, неся довольно большой медный чан. Установил его на ковре, вышел. И вернулся не один. Три человека несли кувшины с водой.

Ванна.

Значит, кое-что из сказанного ею проникло в сознание Тэа. Телли вымыла волосы, вымылась сама. К моменту окончания купания вода стала совсем холодной, но ощущение было тем не менее божественным. Пока Телли не обнаружила, что ей нечего надеть, кроме грязной одежды.

С сожалением облачилась в нее снова, кое-как привела в порядок волосы. Огляделась по сторонам. Палатка надоела ей до смерти. За единственный проведенный тут день Телли уже успела все возненавидеть. Значит, пора обследовать лагерь.

Едва появившись на пороге, Телли ощутила себя в центре внимания. Окружающие явно не одобряли ее прогулки, но никто не попытался ей помешать. Не заговорил, не задержал.

Лагерь оказался обширнее, чем ей показалось. Тут было больше десятка палаток, некоторые – огромны. Телли предположила, что они служат местом, где едят и общаются.

Вокруг нее запрыгала запаршивевшая собачонка на трех лапах. Телли вначале хотела отогнать ее,

потом решила, что компания не помешает. Первый друг тут.

Нагнувшись, почесала собаку за ухом.

– Если б моя камера работала, я бы сделала твой портрет. – Пес замахал обрубком хвоста. – Бедняжка. Ты выглядишь так же плохо, как и этот лагерь.

Лагерь и впрямь смотрелся паршиво. Что за место! Голое. Мрачное. И снова ей подумалось, что здорово было бы пофотографировать. Запыленные палатки на фоне песка, верблюды – какие удивительные снимки вышли бы.

И вдруг она заметила лошадь. Оседланную, беспризорную.

На ней можно сбежать.

В ее плане не было никакой логики. Она просто хотела уехать – и будь что будет.

Усевшись, на одеяло, выполняющее функцию седла, Телли стукнула лошадь пятками, побуждая тронуться.

Лошадь удивленно скосила на нее глаз и двинулась легкой трусцой. Сердце Телли стучало в такт лошадиному бегу.

Этот глупо, опасно. Но назад она не повернет. Ей казалось, что она мчится, спасая свою жизнь. Вернее, от навязываемой ей жизни.

Долгие годы она делала, что хотят другие, откладывала свои стремления, надежды и больше не может ждать.

Солнце слепило глаза, жара давила, как тяжелое покрывало. Телли пыталась покрепче ухватиться, приспособиться к непривычному седлу. Возможно, будь у нее другое детство, другой жизненный опыт, она бы осталась в лагере и ждала. Но она и так чуть не всю жизнь провела в ожидании.

Телли росла вместе с пятью братьями и сестрами. Как старшая, она отвечала за многое, практически за все. Провожала младших в школу, встречала после уроков. Кормила, одевала, на родительских собраниях бывала куда чаще матери.

Подростком Телли постоянно мечтала уехать из дома – побросать вещи в машину и просто уехать, – оставив позади все обязанности и ответственность. Но к тому времени, когда она закончила школу, мать окончательно подорвала свое здоровье, и Телли понимала, что бросить семью нельзя.

Вместо того, чтобы сбежать в реальную жизнь, она сбегала в мир фантазии, с помощью книг и фильмов, театра и фотографий переносясь туда, куда не могла поехать. На Амазонку? Она была там. Эверест? Взбиралась на самую вершину. Египет? Обязательно. Париж? Сколько угодно.

Когда самому младшему брату исполнилось шестнадцать и он получил водительские права, Телли поняла, что дети наконец достаточно повзрослели и позаботятся о себе сами. Родители умоляли ее остаться, но Телли стукнуло двадцать шесть, а она нигде еще не была, последние десять лет только тем и занималась, что заботилась о других. Она была непреклонна. Даже если это стремление ее убьет.

Глядя теперь на бескрайнюю пустыню, Телли отдавала себе отчет, что действительно может погибнуть. И какого черта ей понадобилось в Бараке, или Оуахе, как ее там?

Непонятно, не то Телли соскользнула, не то лошадь споткнулась, но только что девушка сидела верхом, а в следующий миг уже падала. Лошадь безмятежно продолжила путь без нее.

Очутившись на раскаленном песке, Телли быстренько вскочила на ноги. Только не паниковать. Слезы не помогут. Бороться надо до конца.

Собрав всю свою решимость, Телли направилась в ту же сторону, куда ушла лошадь. Не обращая внимания на обжигающее солнце, она шла и шла. Именно этим ты и занималась последние пять лет, напомнила она себе. С тех пор как Телли уехала из дома, она едва ли не постоянно жила в дороге, с рюкзаком за плечами, забираясь в самые удаленные места, чтобы фотографировать детей.

Почему детей? Случайно Телли открылась истина. Детские мордашки помогали ей узнать свое собственное лицо. У нее самой не было настоящего детства. Времени на игры. Никаких спортивных секций, классов балета. «Откуда взять деньги, золотко? Кроме того, ты нужна нам здесь».

К горлу подступил комок жалости к себе, и Телли не сразу заметила, что горизонт почернел. Ей стало еще страшнее.

Она сбилась с шага. С замирающим сердцем Телли осознала, что направляется прямо к центру песчаной бури.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Телли повернулась, лихорадочно соображая, куда податься, как защитить себя. Но идти было некуда. Облака песка между тем уже кружились совсем рядом, небо стало коричневым. Бледное солнце исчезло, все кругом зловеще притихло.

Волосы на голове Телли встали дыбом. Опасность ощущалась и в тяжелом небе, и в молчании подступающей тьмы. Буря набухала, разрасталась, словно фантастическое чудище, пробуждающее к жизни.

Нигде не было слышно ни звука. Но Телли чудился ужасный рев. Песчаный монстр, казалось, дышал, тянулся к ней огромными лапами, засасывая в темноту.

Тут я и погибну. Вот какой бывает конец. И у меня даже нет фотоаппарата.

Она попыталась рассмеяться над собственной хлипкой шуткой, но изо рта вырвалось лишь слабое шипение, а взгляд был прикован к черной стене песка, приблизившейся почти вплотную.

И вдруг раздался неистовый топот копыт, показался расплывчатый силуэт всадника. Мчащийся на лошади Тэа подлетел к ней и подхватил в седло. Ни на секунду он не замедлил движения. Лишь пригнул ее голову ниже, и они поскакали, понеслись от песка и бури, и монстров, рожденных мстительным ветром пустыни.

Их целью оказалась скала. Проезжая мимо, Телли лишь издалека бросила на нее небрежный взгляд, не придав этому никакого значения. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в скале есть расщелины, нечто типа маленьких пещер. Туда Тэа сейчас и направлялся. Ветер, насыщенный песком, больно бил в лицо, песчинки кололись, как иголки. Телли прикрыла рот и нос, чтобы песок не набился туда.

– Полезай! – крикнул Тэа. Чуть ли не зашвырнул ее в расщелину. Как ни боялась Телли скорпионов и змей, сейчас они казались более безобидным вариантом.

Она быстро заползла внутрь, Тэа последовал за ней, втащив туда же и голову лошади, крепко удерживая поводья, чтобы та не могла сбежать.

Прижатая спиной к скале, а грудью к Тэа, Телли закрыла глаза, прислушиваясь к неистовствующей снаружи буре.

Если б Тэа не пришел…

Если б он не стал ее искать…

Глаза защипало, горло сжалось.

Подобные истории не для нее.

Конечно, она искала приключений и хотела повидать мир, но… Исследовать и рисковать, но не полагаться на кого-то другого. Не зависеть от кого-то еще.

Лошадь несколько раз дернулась, переступила с ноги на ногу. Завывание снаружи достигло своего апогея.

– Твоей лошади плохо, – сказала Телли, понимая, что летящий песок больно бьет животное по бокам.

– Не ей одной, – лаконично ответил Тэа.

В пещере было темно, но, повернув голову, Телли сумела различить его резкие черты, не утратившие своей жесткости.

Она сглотнула, остро ощутив теперь тесное соприкосновение с его телом. Он удерживался на локтях, стараясь не задавить ее, но и без того ощущений хватало.

Жарких.

Жгучих.

Желание заструилось по телу Телли. Ее затрясло. Боже правый, неужели он это чувствует?

Сжав руки в кулаки, она пыталась подвести под свои ощущения логическую основу, объяснить очарование пережитым страхом, адреналином. Такое бывает. Паоло говорил, что многие мужчины и женщины влюбляются друг в друга именно благодаря пережитым вместе опасностям. Что-то там творится с гормонами.

Это стресс, твердила она себе, чувствуя растущее напряжение. Буря и шум, жалящий песок и неистовая жара пещеры. Он вовсе не нравится мне. Не может нравиться.

– Ты плакала прошлой ночью? – громко спросил Тэа, пытаясь перекрыть завывание песчаного дьявола.

Она напряглась.

– Да, и ты это знаешь.

Его губы дрогнули, одной рукой он лениво отвел прядь волос с ее лица.

– Постаралась на славу. Все слышали. Мои люди просто поражены.

Телли вздрогнула от прикосновения его пальцев.

– Счастлива доставить им скромное развлечение.

Его улыбка стала шире. Этим утром он побрился. Подбородок цвета полированной бронзы, высокие скулы и аристократический нос.

– У твоего будущего мужа забот будет полным полно.

Она отвернулась, уперлась взглядом в камень.

– Мне какое дело?

Лошадь шевельнулась, двинулась вперед, подпихивая Тэа ближе к Телли. Та ощутила давление его бедер и груди.

– Уверен, мы найдем подходящего человека, который с тобой управится. Конечно, тут не всякий подойдет…

– Не смешно, – задыхаясь ответила она, чувствуя себя в ловушке. Он был жестким и одновременно теплым, что смущало ее. Так же, как смущало собственное влечение. Она не хочет его. Это нелогично. Все тут ненормально. Он привязан к пустыне, в то время как она жаждет свободы и приключений.

Свободы. А это, подумала Телли, прижатая к скале, никак не свобода.

Она не может жить в его мире, и даже мимолетная симпатия к такому, как он, способна обернуться поистине бедствием.

Дрожащей рукой она прикрыла лицо и зажмурилась, пытаясь не обращать внимания на Тэа. Забыть о нем. Пусть пещера крохотная, а тяжесть его тела причиняет ей жуткие страдания, она бывала в куда более опасных ситуациях. Переживем. Надо лишь сохранять спокойствие.

Тут лошадь снова толкнула его, и колено Тэа скользнуло между ее ногами. Тугие мышцы оказались там, где ее тело было наиболее чувствительным, где каждое нервное окончание немедля откликнулось, затрепетало. Шокирующее положение. Тревожащее. Возбуждающее.

Телли открыла рот, собираясь с мыслями, пытаясь выразить протест против подобной близости, но всякий звук поглощался ревом бури.

Мысленно она прокляла пустыню, и невыносимую жару, и противного берберского кочевника, захватившего ее в плен.

Ее возмущенный взгляд встретился с его взглядом. Гнусный тип улыбался.

– Возможно, верный человек изменит твое мнение, – тихо, насмешливо протянул он, – Возможно, тебе и не захочется возвращаться в Америку.

Телли не ответила. Не возвращаться? Жить в их лагере? Тряхнув головой, она снова закрыла глаза и стала думать о других местах, других людях.

Никогда она тут не останется. Не будет принадлежать берберу. Никогда!

Неизвестно, сколько они лежали, прижавшись друг к другy. Наконец шум снаружи начал стихать, лошадь снова мотнула головой, потянула за повод. На этот раз Тэа ослабил хватку, позволяя ей медленно отступить. Телли разглядела полоску синего неба. Буря кончилась.

Они выбрались из пещеры, Телли медленно выпрямилась, все мышцы болели, ныли. Тэа подкинул ее в седло, запрыгнул сзади и пустил лошадь рысью в сторону лагеря.

– С твоими людьми все в порядке? – осмелилась спросить Телли, разглядев вдалеке палатки, полузасыпанные песком.

– С ними-то да, – коротко ответил он. – Опасность грозит лишь тебе.

Они спешились, и сразу вокруг сгрудились бедуины. Тэа быстро ответил на несколько вопросов, протащил Телли через толпу к палатке.

И там обрушился на нее.

– Не сошла ли ты с ума? – бушевал он, уперев руки в бока. – О чем ты думала, когда уезжала?

Телли скрестила руки на груди.

– Убегала.

– Это глупо.

– Держать меня здесь еще глупее.

– Тут ты в безопасности. Что за дурь – сбегать, рискуя жизнью, заставляя гоняться за тобой. Пора научиться хоть чему-то. Вести себя, как пристало женщине твоих лет.

– При чем тут мой возраст?

– При том, что ты уже не ребенок.

– Забудь о моем возрасте!

– Не могу.

– Почему же? Это не твое дело. Что бы я ни совершила – не твое дело.

– Ошибаешься. Все, что ты творишь в моей стране, – мое дело. И куда, кстати, ты ехала?

– За помощью, – холодно ответила она.

– Помощью?

– Полицией, защитой.

– Защитой от кого? – прорычал Тэа.

– От тебя!

– Я защищаю тебя. Я спас тебя от мятежников.

– Прости, Тэа, но ты – единственный опасный человек, встретившийся мне в Северной Африке.

Он презрительно поморщился.

– И кто должен предоставить тебе защиту от меня?

– Правительство Оуахи.

– Я и есть правительство.

Что за самодовольная рожа!

– Ты – хозяин пустыни.

– Да.

– И наверняка есть кто-то выше тебя. Султан? Король?

Если он заметил панику в ее голосе, то вида не подал.

– Один человек называет себя султаном Оуахи, но он не из моих людей. Его семья состоит в дружественных отношениях с Оуахой, но реальной власти у них нет.

– Но ты отчитываешься перед ним?

– Я ни перед кем не отчитываюсь.

Разумные доводы, никаких эмоций, разумные доводы, никаких эмоций, скандировала Телли про себя, но это не помогало.

– Если я приеду к нему, он поможет мне. Освободит. Не позволит тебе держать меня, гражданку США, в заложницах.

– Во-первых, ты не сможешь поговорить с шейхом Нури, поскольку он живет в Лондоне. А во-вторых, он никогда не пойдет наперекор моим желаниям. Мы слишком много воевали вместе, слишком часто спасали шкуры друг друга. Он доверяет моим суждениям. Я – его.

– И сколько ты намерен держать меня тут?

Тэа пожал плечами.

– Всегда.

– Ты решил вечно кормить меня и одевать? Очень щедро с твоей стороны.

Он снова пожал плечами.

– Не так уж щедро. Возможно, ты недолго проживешь. Пустыня – место опасное.

– Угрожаешь?

– Нет. В этом нет нужды. Мое слово тут закон. Я получаю все, что захочу.

– Сражена твоими возможностями.

Уголок его рта слегка дернулся.

– Это не похвальба, а факт.

– Но что именно ты делаешь? Какие обязанности у шейхов?

– Представь себе мини-королевство.

– И ты король?

– Точно. За мной – окончательные решения. И сейчас я решил, что тебе пора вымыться и начать вести себя, как подобает женщине.

Телли яростно ходила взад-вперед по палатке. Не будет она мыться. И переодеваться тоже. Не станет делать, что ей велят. Точка.

Он может грозить, что запрет ее. Будет морить голодом. Отлично! Когда-нибудь из этого получится великолепная книга. Бестселлер.

Телли взглянула на привязанный полог палатки. На случай, если она попытается убежать! Ха. Если. Как насчет «когда»?

Какая разница, кто такой Тэа, шейх или король, да хоть император целой проклятой пустыни. Он возненавидит день, когда взял ее в плен. Она станет несносной заложницей. Испортит ему всю жизнь. Пусть так и знает.

Телли злобно пнула ковер, прикрывающий песок. О боже, она сойдет тут с ума. Но лучше уж злоба, чем беспомощность.

Злость лучше страха. Много лет назад она дала клятву – не без инициативы Паоло, конечно, – действовать, а не бояться. И подобное противоядие срабатывало. Поглядите, что она творила – карабкалась по горам, преодолевала в лодке моря, кишащие акулами. Все потому, что когда-то пугалась опасности. И решила измениться.

Сейчас необходимо оставаться спокойной, действительно спокойной, не только снаружи, но и внутри. Телли упала на постель, закинула руки за голову, уставившись в потолок палатки. Он должен ее отпустить. Отослать назад. Должен.

Минута тянулась за минутой. Телли зевнула. Повертелась. Солнце все никак не садилось. А ночь вообще будет бесконечной. В одиночестве она быстро свихнется.

Если бы Тэа оставил ей диск от камеры… Позволил хоть что-то делать. Фотографировать небо, дюны, закаты. Если нечем будет заняться, она определенно плохо кончит.

Она устала. И, хуже того, ей так одиноко. Телли ненавидела одиночество, ужасное чувство пустоты в душе.

Даже мерзкая компания Тэа была бы предпочтительней. Девушка изо всех сил ударила кулаками по матрасу.

– Тебе следует попробовать медитацию, – прервал тишину насмешливый голос Тэа.

Телли быстро села.

– Медитацию?

– Это помогает.

Она ненавидела себя за внезапную вспышку радости. Отвратительно. Она рада его видеть?!

– Как?

Он, похоже, наслаждался перепадами ее настроения.

– Ты самое беспокойное создание изо всех, что мне встречались.

Как он может радоваться ее несчастью? Что за человек?

– Не хочу успокаиваться. Я хочу уехать.

– Но ты не уедешь, следовательно, отлично можешь поучиться релаксации. – Войдя внутрь, Тэа указал на нетронутые таз с водой, мыло и полотенца. – Ты не мылась.

– Я не в настроении.

– Тебе нравится быть грязной?

Телли хотела было снова съязвить относительно общего состояния лагеря, но передумала.

– Если ты дашь мне возможность, я, пожалуй, вымоюсь сейчас.

– Пять минут.

– Почему так мало?

– Потому что скоро будет обед, и я сегодня обедаю с тобой.

Телли помылась очень быстро, но не потому, что у нее было всего пять минут. Просто вода остыла, а холодная ванна большого удовольствия не сулила.

Телли причесывалась, когда пожилой слуга явился с обедом. Сидя напротив Тэа, она обнаружила, что тот наблюдает за ней.

– Приятно видеть, что ты ешь, – сказал он.

– Понятное дело, ты же считаешь меня костлявой.

– Ты такая обидчивая. С тобой каждое слово становится причиной скандала.

– Просто у меня имеется собственное мнение.

– Я заметил. – Но злости в его голосе не слышалось, скорее… снисходительность.

Их взгляды встретились, Телли вспыхнула. Под влиянием момента подалась вперед.

– Можем мы начать заново? Попробовать еще раз?

Тэа откинулся на подушки.

– Зачем?

– Наши отношения не заладились, вот я и подумала, что нам обоим будет выгодно…

– Выгодно? – перебил он. Иронически поднял бровь. – Не слышал этого слова сто лет. Даже не представлял, что оно все еще входит в английский язык.

Телли сжала зубы. Как он умеет испортить самое прекрасное настроение!