355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джейн Хокинг » Быть Хокингом » Текст книги (страница 8)
Быть Хокингом
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 01:02

Текст книги "Быть Хокингом"


Автор книги: Джейн Хокинг



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

12. Бесславный финал

С приближением лета деревья и травы в церковном дворике соперничали друг с другом за внимание местных жителей и прохожих, выставляя напоказ цвета и запахи. Группы туристов, в основном американских, стали регулярно наведываться на нашу улочку. Многие из них прижимали носы к нашим окнам, пытаясь сквозь тюль рассмотреть наш эксцентричный интерьер. Некоторые из них не были восприимчивы к окружающей их красоте; один мальчик громко сказал своим родителям: «Ой, мама, не хотел бы я жить здесь: Святой Дух может явиться и забрать нас!» Я тоже не могла позволить себе долго наслаждаться красотой природы. Кроме короткого перерыва на празднование получения Стивеном ученой степени в марте, все мое время до последней минутки было отдано повторению пройденного материала – в библиотеке моего колледжа в Лондоне в течение недели, в Кембридже на чердаке в окружении книг в выходные, а также в Сент-Олбансе, куда мы приехали к родителям мирно отметить Пасху.

В день визита мать Стивена очень определенно дала мне понять, что Филиппа хочет видеть одного Стивена – без меня, – добавив, что никто из Хокингов, включая Филиппу, не имеет ничего против «этой истории между тобой и Стивеном» (видимо, имелся в виду наш брак).

Семейство Хокингов, напротив, было на взводе. Младшую сестру Стивена Филиппу недавно положили в больницу в Оксфорде по неизвестной мне причине. Я разделяла беспокойство Стивена о ней и хотела навестить ее, наивно надеясь на то, что наконец-то мы с ней сможем уладить одно из тех туманных недоразумений, которое не давало нам подружиться в новом семейном статусе. Я любила Стивена, хотела наладить отношения с его семьей, находить в них приятные стороны и, в свою очередь, нравиться им и не понимала, почему у меня не складываются отношения с его сестрой. Однако в день визита мать Стивена очень определенно дала мне понять, что Филиппа хочет видеть одного Стивена – без меня, – добавив, что никто из Хокингов, включая Филиппу, не имеет ничего против «этой истории между тобой и Стивеном» (видимо, имелся в виду наш брак). Поскольку Стивен не сделал никаких усилий для того, чтобы смягчить резкость матери, я готова была ретироваться в родительский дом и там разрыдаться, но старый «Форд-Зафира» не захотел заводиться, и я внезапно обнаружила, что везу Изабель и Стивена в Оксфорд в нашем «Мини».

Мои спутники отправились в больницу, а я провела несколько часов в комнате ожидания, повторяя великую средневековую эпическую поэму El Cantarde Mío Cid[59]59
  «Песнь о моем Сиде» – испанская эпическая поэма XII века. Воспевает национального героя Родриго Диаса де Бивара по прозвищу Сид, изображая его борцом за освобождение испанского народа от мавров и врагом знати.


[Закрыть]
, повествующую о деяниях героя в изгнании. Время пролетело незаметно, так как я углубилась в тонкую психологическую подоплеку поэмы конца XII века, в которой искусно переплетались две темы: общественная репутация неуязвимого воина и личные чувства любящего мужа и отца. Когда Сид отправляется в изгнание, поэт уподобляет его разлуку с семьей «вырыванию ногтя из плоти». Далее поэт описывает многочисленные попытки вышеозначенного героя проявить щедрость и поддержку в отношении трусливых зятьев, которые превратно понимают его намерения и ополчаются против него. Этот эпос, подобно шепоту веков, повествует о сложности и непредсказуемости человеческой психики. Даже в XII веке мучительный разрыв между общественным мнением и частной жизнью представлялся неотъемлемым человеческим противоречием.

По возвращении из Оксфорда никто и не вспомнил об утреннем эпизоде. Согласно семейной традиции, его замели под ковер вместе с другими пыльными остатками психологических и эмоциональных травм как несущественный и не стоящий внимания в той разреженной атмосфере, где эмоциональные проблемы никогда не обсуждались из-за угрозы, какую они представляли для ясности ума. Поэтому меня удивило то, что перед началом выпускных экзаменов я получила письмо от Филиппы, на котором ее мелким почерком было написано мое имя. Она писала, что сожалеет о наших размолвках и надеется улучшить отношения в будущем, заверяя меня в своем уважении к моему «желанию любить Стивена». Хотя я с готовностью приняла эту оливковую ветвь, меня смутила эта фраза; моя мама также была озадачена, когда несколько месяцев назад пошел слух, что Хокинги думают о переезде в Кембридж для того, чтобы у Стивена был там дом. «Они что, думают, что ваш брак продлится недолго?» – негодовала она. Меня приводили в замешательство все эти недомолвки; я не понимала, почему семья Стивена ставит палки в колеса нашим отношениям и нашему счастью, в особенности принимая во внимание то, насколько он зависит от меня во всех бытовых вопросах.

Вопреки всем сомнениям, в неделю, предшествовавшую выпускным экзаменам, мы были близки как никогда. Стивен приехал в Лондон, чтобы морально поддержать меня, и жил со мной в моей комнатке на чердаке, прорабатывая теоремы сингулярности и иногда окунаясь в переводы великих испанских художественных произведений, среди которых была «Селестина» Фернандо де Рохаса – непритязательный прототип «Ромео и Джульетты», главная героиня которого, старая сводница Селестина, является одним из наиболее забавных персонажей средневековой испанской литературы. Я же каждое утро отправлялась в экзаменационный зал. Вечером мы со Стивеном ехали в Хемпстед-Хит[60]60
  Хэмпстедская пустошь – лесопарковая зона на севере Лондона, между деревнями Хэмпстед и Хайгейт в административном районе Кэмден.


[Закрыть]
или в сады Кенвуд-хаус[61]61
  Архитектурно-парковый ансамбль, расположенный в лондонском районе Хэмпстед.


[Закрыть]
, ища спасения от последствий зимы – нервного истощения и умственного застоя. Мы заходили в гости к моей обожаемой тете Эффи, неотразимой как никогда в свои шестьдесят с хвостиком, все еще живущей в одиночестве в своем большом доме на Тафнел-парк. К концу недели я уже начала привыкать к такому ритму – но экзамены уже почти закончились. В тот момент я почувствовала не облегчение, а катастрофический упадок сил. Темы, которые я повторяла, уже ускользали из памяти; точно так же ускользала от меня и степень бакалавра с отличием, которой, как я знала, ожидают от любого носящего фамилию Хокинг.

С последним росчерком пера на последней странице экзаменационных бланков я навсегда распрощалась со студенчеством. Пластинка «Битлз» «Револьвер», подаренная Стивеном на мой день рождения, казалась грустным анахронизмом. Не было ни праздника, ни гостей; лишь несколько торопливых прощаний, и я окончательно вступила в новый этап жизни, села на водительское сиденье и поехала вместе со Стивеном за Роджером Пенроузом, который пригласил нас на обед в свой дом в Стэнморе. Мы остановились на парковке станции Стэнмор, где стояла его машина, старый голубой «Фольксваген». Роджера ничуть не смутило то, что все четыре шины оказались сдутыми: он заглянул в ближайший гараж и подкачал их. Мы вместе подъехали к его одноэтажному дому в конце улицы, вдали от особняков биржевых маклеров, где нас с радостью приветствовала Джоан и их сынишки, Кристофер и Тоби – тот самый младенец, которого она держала на руках в Корнелле прошлым летом. Сейчас ему было уже полтора года, он передвигался самостоятельно и заразительно выражал свою joie de vivre[62]62
  Радость бытия (фр.).


[Закрыть]
, на полном ходу пересекая гостиную с бисквитом в руке, в результате чего за ним оставалась дорожка из крошек на темно-синем ковре. Потом он решил покорить кресло: залезал на его подлокотник и спрыгивал, приговаривая: «Не делай так, не делай так!» Нимало не тронутые всеми этими милыми проделками, Роджер и Стивен завели неотвратимую дискуссию о роли физики в математике.

Я не понимала, почему семья Стивена ставит палки в колеса нашим отношениям и нашему счастью, в особенности принимая во внимание то, насколько он зависит от меня во всех бытовых вопросах.

Результаты выпускных экзаменов, как я и ожидала, оказались не блестящими, но вполне удовлетворительными: я могла начинать работать над диссертацией на соискание ученой степени. Судя по моим наблюдениям за жизнью Кембриджа, роль жены и, возможно, матери, была бы для меня билетом в один конец к полному фиаско в общественной жизни; я знала, что с самого начала должна утвердить себя как личность. Хотя в то время уже существовал ряд инициатив, облегчающих поступление женщин в наиболее прогрессивные из колледжей, в Кембридже было достаточно образованных, но несчастливых жен, чьи таланты оставались без внимания, чему способствовала система, отказывающая женам и матерям в собственной интеллектуальной идентичности.

Мои еженедельные мытарства в Лондон подошли к концу как раз вовремя: Стивену все чаще требовалась моя помощь. Так как ему теперь приходилось опираться на мою руку при любом перемещении вне дома, по утрам я отводила его на кафедру, днем забирала домой, чтобы накормить обедом, который, как и каждый прием пищи, должен был состоять из мяса и двух овощей, чтобы утолить его зверский голод, отводила обратно и забирала домой вечером. Все мысли о дипломатической карьере давно уже стали наследием прошлого; но мне было отказано в любой, пусть даже самой простой работе; я не могла позволить себе даже курсы повышения квалификации, так как мое присутствие постоянно требовалось в замкнутой цепочке: кафедра прикладной математики – Литл-Сент-Мэри – кухня. Написание диссертации показалось мне идеальным вариантом. Я могла легко подогнать свои занятия в университетской библиотеке и дома к графику Стивена. К тому же я имела право на студенческую субсидию, что оказалось для меня приятной неожиданностью.

Теперь Стивену приходилось опираться на мою руку при любом перемещении вне дома.

Литература средневекового периода казалась мне привлекательным предметом исследования, но наши обстоятельства не позволили бы мне ездить в отдаленные библиотеки в поисках пыльных манускриптов, поэтому я не могла надеяться на то, чтобы подготовить к печати до сей поры неизвестный текст. Мое исследование должно было стать критическим эссе на основе уже опубликованных текстов, в которых я не испытывала недостатка – к моим услугам была Кембриджская библиотека. Я решила, что останусь в аспирантуре Лон донского университета, так как в Кембридже диссертации требовалось сдавать в установленный срок, равный трем годам, а в Лондоне таких ограничений не ставили, что было мне на руку: вряд ли я смогла бы полностью посвятить себя написанию исследования.

Мы гармонично уживались в быту и работе, поддерживали друг друга, проявляли интерес к занятиям друг друга, несмотря на значительную дистанцию между нашими областями науки, попытки расстроить наш брак и неизбежное ухудшение состояния здоровья Стивена.

Я не сразу взялась за проработку выбранной мной темы, которой стала средневековая лирическая поэзия Пиренейского полуострова. Благодаря находке Стивена возникла другая тема, избранная в качестве предмета предварительной исследовательской работы. В результате чтения «Селестины» во время моих экзаменов Стивену в голову пришла отличная идея, которую он изложил мне по дороге в Кембридж по окончании экзаменационной недели. Он спросил меня, не задумывалась ли я над тем, что трагическая концовка романа с сопутствующим ей отчаянием и разрушением была предрешена в тот момент, когда старая шельма Селестина отвергла любовь второстепенного персонажа Пармено, юноши, у которого сформировался по отношению к ней материнский комплекс[63]63
  Болезненная привязанность мужчины пубертатного и постпубертатного возраста к матери или женщине, играющей роль матери.


[Закрыть]
. Идея была захватывающая и вызвала восторженное одобрение у моего научного руководителя; каково же было его изумление, когда я призналась, что идея принадлежит Стивену. Меня тоже поразили его аналитические способности и изобретательность: он с легкостью мог сосредоточиться на главном в любой научной сфере, в том числе в той, которой занималась я. Моя задача была сформулирована следующим образом: исследовать и развить его идею и обосновать справедливость применения концепции Фрейда в тексте, датированном 1499 годом. Больше всего в этом начинании меня радовало то, что оно явилось результатом успешности наших отношений: мы гармонично уживались в быту и работе, поддерживали друг друга, проявляли интерес к занятиям друг друга, несмотря на значительную дистанцию между нашими областями науки, попытки расстроить наш брак и неизбежное ухудшение состояния здоровья Стивена. Мы были очень счастливы. Мы оба черпали уверенность и мужество во взаимной преданности и доверии друг другу. Затем, ранней осенью, мы выяснили, что у нас будет ребенок.

13. Этапы жизни

Вскоре после подтверждения моей беременности мы узнали печальную новость: бабушка Стивена по отцовской линии, старшая миссис Хокинг, с которой я познакомилась всего месяц назад, отдала дань природе в возрасте девяноста шести лет, в то время, когда родители Стивена были в Китае с официальным визитом в страну, находящуюся на пике культурной революции. Тем летом мы со Стивеном, его матерью и Эдвардом ездили на север к стареющим родственникам: меня познакомили с незамужними тетушками Изабель в Эдинбурге, а на обратном пути мы остановились на ночь в родовом поместье Хокингов в Боробридже, Йоркшир.

В начале XIX века тот самый предок, бывший наместником герцога Девонширского и в связи с этим построивший себе большой особняк, изменил свою фамилию: вместо вульгарного «Хокинс» появилось более благозвучное «Хокинг». Поместье Хокингов Четсворт, с его широкой лестницей, высокими потолками и эркерными окнами, знавало лучшие времена. Бедная тетя Мюриэль управлялась с домом в одиночку, одновременно ухаживая за беспомощной, но все еще властной матерью. Подобно дому, миссис Хокинг стала лишь тенью собственного прошлого, но в ее сморщенных чертах нетрудно было разглядеть решительность и силу духа женщины, которая воспитала пятерых детей и спасла семью от банкротства. Она жила в единственной комнате, которая отапливалась и была пригодной для обитания: в гостиной. Остальные комнаты, включая нашу, где стояли останки кровати с балдахином, были холодными, темными, промозглыми и жутковатыми, и, несмотря на усилия тети Мюриэль, не стали уютными.

В отсутствие родителей Стивена его младший брат Эдвард жил у моих родителей. Приехав к нам в Кембридж на выходные, он обнаружил, что в нежном десятилетнем возрасте вынужден сам готовить себе обед, следуя инструкциям брата. Меня подкосил внезапный приступ раннего токсикоза. Эта утренняя болезнь продлилась весь день, потом перешла на следующий, и так далее, неделя за неделей. Опытная подруга подсказала, что против этой хвори нет ничего лучше, чем утренняя чашка чая перед тем, как встать с постели. Теоретически идея была замечательная; на практике же я не могла выпить чашку чая, не встав с постели, чтобы приготовить ее. Родители тут же пришли мне на помощь, подарив нам машину для приготовления чая. После этого меня мало беспокоили симптомы беременности, и я смогла с новыми силами вернуться к обычной жизни, то есть к чтению и работе над диссертацией.

От друзей, желающих нам помочь, не было отбоя: все эти новоиспеченные мамочки сыпали сведениями о преимуществах и недостатках различных больниц, роддомов, здравниц, профилактического дыхания, классов релаксации и грудного вскармливания. В отчаянии от моего невежества в этих вопросах они даже оставляли мне своих младенцев, чтобы я могла попрактиковаться в смене подгузников, но все эти знания были для меня пока что чисто теоретическими: беременность протекала без осложнений, а все их младенцы были прекрасно воспитаны. Мне казалось, что детки только едят и спят, изредка просыпаясь, чтобы немного похныкать.

Мое состояние здоровья не доставляло особого беспокойства в сравнении со здоровьем Стивена, которое начало требовать определенных врачебных вмешательств. Перед отъездом в Китай Фрэнк Хокинг прочитал в медицинском журнале о том, что регулярный прием витамина В перорально может оказывать положительное влияние на нервную систему; этот эффект усиливается еженедельными инъекциями препарата под названием «гидроксокобаламин». Витамины в таблетках можно было достать по рецепту доктора Свона, работавшего в госпитале Бартс, как и отец Стивена; к этому доктору Стивен был приписан в Кембридже. Организовать еженедельные инъекции оказалось труднее, потому что хирургический кабинет находился на другом конце Кембриджа; кроме того, Стивен считал, что утро, проведенное в очереди в ожидании инъекции, потрачено зря. Мы все же попытались, но раздражение Стивена с каждым разом росло. Однажды мы вернулись домой после инъекции около полудня и обнаружили Тельму Тэтчер на улице с метлой в руке: она выполняла свое ежедневное упражнение – подметала дорогу и мостовую. Заметив наши мрачные лица, она окликнула нас: «Дорогие мои, что случилось?» Я объяснила суть проблемы, и она мгновенно предложила решение: «О, ну это легко поправить! Мы попросим, чтобы сестра Чалмерс заходила к вам по дороге из Питерхауса!» Она обняла нас обоих и отправилась звонить сестре Чалмерс, которая по доброте душевной одолжила нам газовую плитку при переезде на улицу Литл-Сент-Мэри. По инициативе Тельмы Тэтчер она была направлена на новое задание: делать Стивену инъекции у нас дома один раз в неделю после работы в медицинском кабинете колледжа. В нашей системе координат это было время завтрака.

Подобная проблема возникла и тогда, когда врачи порекомендовали регулярную физиотерапию для того, чтобы сохранить подвижность суставов и активность мышц Стивена. Его пальцы уже начинали скрючиваться, и он больше не мог написать ничего, кроме своей подписи. Мы посетили лишь одну сессию физиотерапии в Адденбруке – новой клинике в пригороде Кембриджа; после этого Стивен был так взбешен, что поклялся никогда больше не тратить свое драгоценное время на ожидание перед кабинетом врача. На этот раз нас спас Деннис Шама. Он уговорил Институт физики спонсировать из своего благотворительного фонда визиты частного физиотерапевта на дом два раза в неделю. Так в нашей жизни появилась Констанс Уиллис.

Констанс оказалась одной из английских леди старой закалки, сделанных из того же теста, что и Молли дю Кейн, предводительница общества народного танца и песни в Сент-Олбансе: она была открытой, жизнерадостной и прямодушной. Констанс Уиллис заходила к нам в десять утра по вторникам и четвергам, чтобы растянуть мышцы Стивена, а до этого навещала двух престарелых пациентов из Тринити-колледжа: мистера Гоу, известного классициста, и преподобного Симпсона, бывшего декана колледжа, помогая им, в общих словах, надевать носки.

Сестра Чалмерс и мисс Уильямс так распределили обязанности, что распорядок дня Стивена практически не изменился и был почти таким же, как и у его коллег. На самом деле, он приходил в офис позже остальных, но засиживался там допоздна. Он мог долго находиться без движения, погруженный в свои мысли, а в выходные вел молчаливую борьбу с уравнениями, описывающими зарождение Вселенной, тренируя свой мозг, чтобы запоминать длинные сложные теоремы без помощи ручки и бумаги. «Небесная механика», в шутку называл это мистер Тэтчер. «Полагаю, что ваш молодой человек занят небесной механикой?» – спрашивал он, если Стивен проходил мимо него по улице, не здороваясь. Такое случалось часто: нежелание Стивена тратить время на светскую беседу вынуждало меня извиняться перед наиболее обидчивыми из знакомых. Обычно я объясняла, что Стивену приходится концентрировать все свое внимание на том, чтобы не упасть.

Приступы токсикоза не позволили мне посетить похороны старой миссис Хокинг в Йоркшире. Вообще-то я еще ни разу не была на похоронах. К сожалению, вскоре представился случай исправить это упущение. Мэри Тэтчер, единственная дочь наших соседей, планировала отправиться в длительную учебную поездку на Ближний Восток, общим сроком на несколько месяцев. Часть времени она хотела провести в Израиле, а другую часть – в Иордании. Осенью, незадолго до ее отъезда, я увидела, как она идет по улице под руку с отцом, чья походка стала медленнее и осторожнее. Они исчезли из вида, скрывшись в церковном дворике. Эта трогательная картина навсегда сохранилась в моей памяти: казалось, в те драгоценные моменты они оба предчувствовали скорое и окончательное расставание. Вскоре после отъезда Мэри ее отец заболел; его отвезли в лечебный центр для престарелых, где он и скончался через несколько недель.

Сухие листья танцевали в порывах ветра, который еще не стал по-зимнему злым, а мы со Стивеном стояли, рука об руку, на заднем дворе величественной холодной церкви Святой Троицы: это была Низкая церковь[64]64
  Направление в англиканской церкви, отрицательно относящееся к ритуальности.


[Закрыть]
, которой Вильям Тэтчер отдал предпочтение в сравнении с Высокой англиканской церковью на Литл-Сент-Мэри. Меня пробирала дрожь, когда я вслушивалась в волнующие слова монотонной службы, сопровождавшей занесение гроба в церковь. Я смотрела и слушала, и меня терзал неоспоримый парадокс: одним махом смерть стирала ученость, опыт, героизм, доброту, достижения, воспоминания о жизни, из которой уходил человек; в то же время внутри меня зрело чудесное начало новой жизни, чистая страница, на которой еще предстояло появиться знаниям, опыту, достижениям и воспоминаниям. Рядом со мной стоял отец моего ребенка, молодой и полный сил, несмотря на надвигающуюся инвалидность. Его здоровье в целом было в порядке, а намерение наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях и преуспеть в физике крепло с каждым днем. Ему было трудно ходить; пуговицы не желали застегиваться; прием пищи занимал все больше времени; приходилось запоминать все то, что раньше он мог записать. Но все эти проблемы были чисто механическими, их можно преодолеть при помощи изобретательности и упорства. Невозможно было представить, что Стивен является кандидатом на центральное место в грустной церемонии, в которой мы принимали участие в тот день. Смерть была трагедией, предназначенной старикам, а не молодым.

Молодость – неотъемлемая часть самой сути Кембриджа, несмотря на его средневековую архитектуру и ископаемых членов колледжей, обитающих в древних жилищах, таких же замшелых, как и они сами. Магнетизм этого места притягивает все новые поколения молодых людей, которые остаются на три года, если повезет – на шесть лет. Затем Кембридж выбрасывает их в реальный мир, освобождая от заклятия. Многие из наших друзей первых лет уже разъехались по миру, заняв преподавательские должности в самых разных университетах. На их места были приняты новые кадры, некоторые на достаточно длительный срок, некоторые – совсем ненадолго. Одним из таких скоротечных посетителей был Роберт Бойер, тот самый тихий американец, с которым мы познакомились в Корнелле. Он лишь ненадолго заехал в Кембридж и после заседания на кафедре зашел к нам поужинать. Он говорил о своей жене-англичанке, о маленькой дочери, о Вьетнаме – о нем говорили тогда все американцы, – а также о физике и сингулярностях.

Внутри меня зрело чудесное начало новой жизни, чистая страница, на которой еще предстояло появиться знаниям, опыту, достижениям и воспоминаниям. Рядом со мной стоял отец моего ребенка, молодой и полный сил, несмотря на надвигающуюся инвалидность.

Однажды утром, некоторое время спустя после визита Роберта, я слушала новости по радио и готовила обед для Стивена, дожидаясь его возвращения домой. Джордж Эллис, приехавшие из Техаса, вызвался приводить Стивена домой на обед по дороге в столовую Университетского центра, расположенного на набережной. Я внимательно прислушивалась, потому что главной новостью была атака снайпера в Остине, Техас. Маньяк забрался на крышу университетской башни, откуда открыл огонь по преподавателям и студентам, пересекающим площадь. Один из пострадавших скончался на месте. Сообщение показалось тем более ужасающим, что место действия было мне хорошо знакомо. Эта площадь все еще стояла у меня перед глазами; внезапно я осознала, что мишенью снайпера мог стать любой из наших знакомых. В тот же день мы получили известие, что убит был Роберт Бойер. Смерть пришла к нему не в старости, не в результате стихийного бедствия, такого как недавняя трагедия в Аберфане[65]65
  Трагедия в Аберфане (Aberfan disaster) – обрушение породного отвала в деревне Аберфан, Уэльс, Великобритания, 21 октября 1966 года, в результате которого погибло 116 детей и 28 взрослых.


[Закрыть]
, не из-за заболевания; это была смерть от жестокой руки человека. В страшных словах похоронной проповеди заключалась суровая правда: «…как смерть чрез человека…»[66]66
  «Ибо как смерть чрез человека, так чрез человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут».


[Закрыть]

Маньяк забрался на крышу университетской башни, откуда открыл огонь по преподавателям и студентам, пересекающим площадь. Один из пострадавших скончался на месте.

Ошеломленные произошедшей трагедией, мы искали способ выразить печаль по поводу гибели Роберта Бойера и восхищение его свершениями, увековечив его память.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю