Текст книги "Алмазный башмачок"
Автор книги: Джейн Фэйзер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Джейн Фэйзер
Алмазный башмачок
Пролог
Париж, 1765 год
– Нет… пожалуйста, не надо.
Эти слова, не громче шепота, слетели с сухих, потрескавшихся уст женщины. Слабой рукой она попыталась отстранить поднесенную к ее рту серебряную чашу.
– Ты должна выпить это, дорогая моя. Тебе будет лучше.
Мужчина заботливо приподнял ее голову рукой. Глаза несчастной были закрыты, и у нее не было сил сопротивляться, когда он влил содержимое чаши в ее приоткрытый рот. Ощутив знакомый сладковато-горький привкус, женщина слабо застонала. Мужчина внимательно посмотрел на прекрасное бледное лицо с такой прозрачной кожей, что сквозь нее просвечивали скулы. Глаза ее медленно открылись. На краткий миг они показались ему такими же ясными и лучистыми, какими были когда-то.
Довольно долго взгляд умирающей следил за ним. Потом ресницы снова сомкнулись, губы слегка приоткрылись, давая путь воздуху, с трудом проникавшему в легкие.
Мужчина взял с прикроватного столика кубок с вином и отхлебнул глоток, не отводя холодного взора от лица женщины. Ждать теперь оставалось недолго.
С другой стороны кровати, возле камина, сидела нянька, покачивая ногой широкую двойную колыбель.
– Поднести ей детей, ваше сиятельство?
Мужчина взглянул на две пары ярких голубых глаз, две пары розовых щечек и на четыре пухлых кулачка, лежащих поверх розовых одеялец.
Были ли они его детьми? Он никогда уже не узнает этого.
Впрочем, теперь это не имело никакого значения.
– Да, – произнес он. – Они утешат княгиню, только не давайте им утомлять ее.
– Разумеется, ваше сиятельство.
Князь снова отхлебнул вина и посмотрел на огонь в камине.
– Ее сиятельство так слаба. Боюсь, она не переживет ночь, – с горечью в голосе сказала нянька.
Князь не ответил. Он продолжал стоять у изголовья жены до тех пор, пока дыхание не прекратилось.
Нагнувшись над недвижимым телом, он прикоснулся к бескровным губам, ощутив их холод, – жизнь уже покинула ее. Медленно выпрямившись, он приподнял хрупкую правую руку покойной. Расстегнув на ней чудный браслет, он приблизил его к тусклому язычку лампы, горевшей в изголовье. Изысканное украшение играло и переливалось, шокирующе фривольное в этой обители смерти. Он опустил браслет в карман и позвал няньку.
Глава 1
Процессия великолепных карет, запряженных украшенными плюмажем, увешанными всякими безделушками лошадьми, которую сопровождали офицеры, облаченные в голубую с золотом форму Версаля, миновала большие золотые ворота дворца и остановилась перед фасадом.
– Только посмотри на эти два экипажа! – произнесла, обращаясь к стоявшей рядом подруге, девушка с причудливой прической, до пояса высунувшись из верхнего окна. – Именно они должны увезти меня во Францию. Какой из них тебе больше нравится, Корделия? Малиновый или синий?
– Не думаю, что это имеет какое-нибудь значение, – отозвалась леди Корделия Бранденбург. – Все выглядит достаточно нелепо. Вот и маркиз де Дюфор скачет так, словно он проделал верхом весь путь из Франции, а не выехал из Вены всего лишь час назад.
– Но ведь так полагается по протоколу! – Принцесса Мария Антония была удивлена до глубины души. – Только так и должно быть. Французский посол должен въехать в Вену так, точно он прибыл сюда прямо из Версаля. И он должен официально просить у императрицы моей руки по поручению наследника престола Франции. После этого я заочно выйду замуж за дофина, а затем отправлюсь во Францию.
– Как будто никто не знает, что ваша рука была обещана. дофину еще три года назад, – заметила Корделия. – Вот начнется суматоха, если императрица откажет послу!
Она проказливо улыбнулась, но ее подруга не поддержала шутку.
– Не говори ерунду, Корделия. Став королевой Франции, я не смогу позволить тебе быть такой дерзкой, – сморщила та носик.
– Принимая во внимание, что твоему жениху только шестнадцать лет, тебе довольно долго придется дожидаться этого, – ввернула Корделия, раздосадованная выговором, полученным от своей августейшей подруги.
– О, ерунда! Ты ничего не понимаешь! Став супругой дофина, я буду первой дамой Версаля.
С этими словами Тойнет резко повернулась на месте», закрутив в воздухе пышную юбку малинового шелка. Сделав изысканный жест рукой, она начала кружиться по комнате.
Корделия только бросила взгляд на нее через плечо и повернулась к гораздо больше занимавшей ее сцене во дворе под окнами дворца.
– А это кто такой? – с внезапным интересом в голосе спросила она.
– Кто? Где?
Тойнет снова подошла к окну и, отодвинув Корделию в сторону, взглянула вниз. Ее белокурая головка являла собой удивительный контраст иссиня-черным кудрям подруги.
– Вон там. Спускается с белого жеребца. Аргамак , мне кажется.
– Да, скорее всего. Стоит посмотреть на его стать.
Обе девушки страстно любили лошадей, и на какое-то время лошадь привлекла их больше, чем всадник.
Мужчина снял перчатки и обвел взглядом двор. Он был высок, строен, одет в черный костюм для верховой езды, короткий, подбитый алым шелком плащ спадал с его плеч. Словно чувствуя, что на него смотрят, он окинул взглядом светло-желтый фасад дворца. Потом сделал шаг назад и снова взглянул на здание, прикрыв ладонью глаза.
– Ну вот, – сказала принцесса. – Он нас заметил. – – Ну и что? – ответила на это Корделия. – Мы же только взглянули на него. Тебе не кажется, что он прекрасен?
– Я не знаю, – с ноткой раздражения в голосе произнесла Тойнет. – Пойдем отсюда. Очень невежливо так пялиться на человека. Что бы сказала об этом мама?
Для Корделии не составляло труда представить, что бы сказала императрица Мария Терезия, если бы обнаружила свою дочь и ее подругу, свесившихся из окна, подобно двум завсегдатаям галерки в опере. И все же какая-то сила удерживала девушку у окна.
Мужчина между тем не отрываясь все смотрел вверх на нее. Корделия проказливо помахала ему рукой и послала воздушный поцелуй. На секунду он было опешил, но тут же рассмеялся и поцеловал кончики своих пальцев, отвечая на поцелуй.
– Корделия! – Принцесса была шокирована. – Я не собираюсь оставаться здесь, если ты будешь так себя вести.
Ведь ты даже не знаешь, кто он такой.
– Да просто гвардейский офицер, – беззаботно бросила Корделия.
Она вынула из стоявшей на подоконнике вазы с полдюжины желтых роз и бросила их вниз. Розы дождем упали вокруг всадника, и одну из них он поймал и воткнул в петлицу своего камзола. Затем он снял шляпу с плюмажем и церемонно-изысканно поклонился, а потом исчез из виду, войдя в здание дворца.
Корделия расхохоталась и отошла от окна.
– Как забавно, – сказала она. – И как здорово, когда люди сразу же понимают и принимают дух игры. – Ее тонкие брови в задумчивости сошлись на переносице. – Но ведь рядовой офицер гвардии вряд ли приехал бы на аргамаке, не так ли?
– Разумеется. – Принцесса все еще не могла оправиться от выходки подруги. – Скорее всего ты флиртовала с одним из старших офицеров версальской гвардии. Он, наверное, принял тебя за служанку или посудомойку.
Корделия пожала плечами:
– Я не думаю, что он в высоком чине. Во всяком случае, он меня не узнает, даже если мы встретимся с ним вплотную.
– Еще как узнает, – усмехнулась Тойнет. – Ни у какой другой нет таких жгучих черных волос.
– Тогда я их напудрю, – заявила Корделия, выбирая виноградину из грозди, лежавшей в хрустальной чаше.
Серебряные каминные часы тоненько прозвонили.
– Боже мой, который же сейчас час? – воскликнула она. – Я должна лететь, а то опоздаю.
– Опоздаешь куда?
На пару секунд Корделия приняла столь несвойственный ей торжественный вид.
– Я обязательно расскажу об этом до твоего отъезда во Францию, Тойнет.
И с этими словами она исчезла из комнаты в облаке желтого муслина.
Принцесса недовольно надула губки. Корделия явно не желала понимать, что их дружба близится к концу. Версаль настаивал на том, чтобы Мария Антония, выйдя замуж за дофина и прибыв во Францию, порвала все связи с австрийским двором. Вплоть до того, что ей не будет позволено взять с собой никого из придворных, ни одной вещи и даже ни одного любимого платья.
Вспомнив об этом, она рассеянно протянула руку к виноградной грозди, раздумывая о том, какие секреты могут быть у Корделии. Та, как и всегда, была живой и проказливой, но порой куда-то исчезала на несколько часов, а потом выглядела так, словно ей пришлось уладить кучу сложных проблем, что совершенно не вязалось с ее характером.
Корделия же, совершенно не ведая о недовольстве подруги, неслась в это время по коридорам дворца, торопясь на тайное свидание и стараясь никому не попадаться на глаза.
На карту было поставлено само благополучие Кристиана. Оно целиком зависело от расположения и доброй воли Полигния, придворного музыканта императрицы. Лишиться его покровительства значило утратить милость самой государыни. А он совершенно определенно лишился бы поддержки Полигния, если бы публично обвинил своего учителя в присвоении музыкальных сочинений учеников. Такое обвинение можно было делать, лишь обладая несокрушимым положением.
Корделия свернула в безлюдный коридор, направляясь к длинной галерее, занавешенной тяжелыми портьерами, за третью из которых она и заглянула.
– Где ты была? Почему ты никогда не приходишь вовремя, Корделия? – Большие карие глаза Кристиана были полны беспокойства, на лице ясно читалась глубокая озабоченность.
– Прости меня. Я засмотрелась на прибытие французского брачного посольства, – объяснила она. – Не сердись, Кристиан. Мне пришла в голову блестящая идея.
– Ты не можешь себе представить, как страшно прятаться здесь, трепеща при каждом мышином шорохе, – живо прошептал он, нахмурив широкие брови. – Что это за идея?
– Предположим, мы сочиним анонимный памфлет, повествующий, что последняя опера Полигния была на самом деле написана его самым талантливым учеником Кристианом Перкоцци.
– Но как мы сможем это доказать? Кто же поверит анонимным обвинениям?
– Ты опубликуешь в этом памфлете свой оригинал партитуры. Подпишем это заявление «Друг истины» или как-то в этом роде. Включим в него образец сочинения Полигния, чтобы всем стала ясна разница. Этого будет вполне достаточно, чтобы начались разговоры.
– Но пока доберутся до истины, он выбросит меня из дворца, – уныло пробормотал Кристиан.
– Какой же ты пессимист! – воскликнула Корделия, невольно повышая голос, – с Кристианом они разговаривали шепотом. – Порой я не понимаю, почему хлопочу о тебе, Кристиан.
Его губы тронула немного сонная улыбка.
– Может быть, потому, что мы друзья?
Корделия только застонала в деланном отчаянии. Кристиан Перкоцци и она дружили уже пять лет. Дружба эта была тайной для всех остальных, потому что в строгой иерархии двора императрицы Марии Терезии нельзя было даже помыслить о возможности приятельских отношений между скромным учеником придворного музыканта и леди Корделией Бранденбург, крестницей императрицы и самой близкой подругой ее дочери Марии Антонии, которую лишь самые близкие ей люди звали Марией Антуанеттой.
– Послушай, – сказала она, обхватив ладонью длинную тонкую руку музыканта, – императрица известна своей любовью к истине. Она может быть неимоверно чопорной, но никогда не позволит Полигнию уволить тебя без справедливого разбирательства. Только надо сделать так, чтобы она познакомилась с этим памфлетом и доказательствами до того, как Полигний будет в состоянии предпринять какие-нибудь действия против тебя. И еще, надо захватить Полигния врасплох. У него не должно быть времени для обороны или контратаки.
По-прежнему держа Кристиана за руку, она привстала на цыпочки и легонько поцеловала его.
– Не отчаивайся, Кристиан. Мы обязательно добьемся своего.
Кристиан обнял ее. Хотя они и испытывали друг к другу нечто большее, чем обычная приязнь, но их наивные эксперименты вскоре убедили обоих, что им не суждено стать любовниками. Но ему все же порой выпадало счастье насладиться прикосновением гибкого тела, облаченного в придворное одеяние, либо нежным ароматом ее кожи и волос.
Корделия запрокинула голову, улыбаясь жадному взгляду карих глаз музыканта и невольно любуясь своеобразной красотой его угловатого лица. Девичьи пальцы зарылись в копну его жестких вьющихся волос.
– Я люблю тебя, Кристиан. Мне кажется, это чувство даже глубже, чем любовь к Тойнет. Постарайся собрать доказательства поубедительней, и тогда мы поговорим. А сейчас я должна бежать.
Кристиан выпустил девушку из объятий, глядя на нее потухшим взором.
Она снова погладила его по щеке, пытаясь передать ему хоть чуточку своего оптимизма. Кристиан был столь чувствителен, так легко падал духом. Разумеется, причиной тому был его несомненный талант, но порой все эти сантименты могли изрядно раздражать.
– Мне надо бежать. Подожди минут пять, а потом уходи.
Приподнявшись на цыпочки, она снова поцеловала его и выскользнула из-за портьеры, оставив Кристиана в ароматном облаке померанцевой воды, которую она употребляла для своих волос, и с ощущением внезапно исчезнувшей радуги.
Корделия неслась назад по длинной галерее. Приподняв пышные юбки, она бесшумно проскользнула мимо двери в дальнем конце галереи и столкнулась лицом к лицу с мужчиной, который получасом раньше сошел с аргамака во дворе перед дворцом.
Он повернулся к ней от гобелена с изображением охотничьей сцены, в созерцание которой был погружен. На его плечах все еще красовался подбитый алым плащ для верховой езды, подчеркивавший безупречную белизну выбивавшейся из-под него рубашки с кружевами.
– Так-так, – произнес он. – Клянусь чем угодно, та самая цветочница. Откуда ты вдруг взялась?
Впервые в жизни Корделия растерялась под направленным на нее пристальным взглядом золотистых глаз, отливавших зеленоватым и светло-коричневым. Сердце ее внезапно забилось. Но она тут же убедила себя в том, что причиной беспокойства являлось опасение, не слышал ли незнакомец их разговор с Кристианом. Однако, помимо страха, какое-то другое чувство заставило девушку смутиться, ладони ее увлажнились.
– Ты проглотила язык? – спросил Он, вопросительно приподняв тонкую бровь.
– Из-за портьеры… я стояла за портьерой, – наконец удалось выдавить из себя Корделии. – Я… я поправляла там одежду… крючок на платье расстегнулся.
Девушка взяла себя в руки, и ее глаза сверкнули вызовом – она всем своим видом давала понять, что это намеренная ложь.
– Все ясно.
Лео Бомонт в упор рассматривал Корделию, не скрывая своего интереса. Что бы она ни делала за портьерой, это явно не имело отношения к ее костюму. Крючки и петли не могли быть причиной такого нежного румянца или столь очевидного смущения. Мужчина посмотрел на портьеру, и в глазах его запрыгали смешинки – он решил, что правильно оценил ситуацию. Тайное свидание, не иначе.
– Все ясно, – повторил он, едва удерживаясь от хохота. – Я уязвлен. Я по наивности полагал, что твои поцелуи предназначены мне одному.
От этих слов у девушки пересохло в горле, и она непроизвольно облизнула губы. Что же с ней происходит? Почему она не скажет язвительно, что это совершенно не его дело?
Но Корделия тотчас же убедила себя, что должна оставаться здесь, дабы не позволить ему заглянуть за портьеру и обнаружить там Кристиана.
– Кто вы такой? – спросила она, надеясь оттолкнуть его своей грубостью.
– Виконт Кирстон к твоим услугам. – Он церемонно склонил голову, ничуть не смущенный ее обхождением.
Английский виконт. Вовсе не офицер гвардии. Корделия снова облизнула губы. Он смотрел на нее в упор, пытаясь поймать взгляд серо-голубых глаз. Вблизи он выглядел не менее привлекательным, чем из окна дворца. Она поймала себя на том, что чересчур внимательно разглядывает его.
Высокий, стройный, волосы, чернотой не уступающие ее собственным, собраны в косичку на затылке.
В чувственном очертании его губ и волевом подбородке с глубокой ямкой было нечто неодолимо привлекательное.
Люцифер! Господи, о чем она думает? Ее мысли перенеслись к Кристиану, скрывавшемуся за портьерой, но образ друга померк под пристальным взглядом английского виконта, усиливающим ее откровенное смущение.
– Теперь вы имеете преимущество передо мной, – мягко произнес он, отметив изысканность се одеяния, серебряную подвеску на шее, вышитую жемчугом повязку в прическе. – Как я понимаю, вы отнюдь не цветочница и не служанка, несмотря на вашу любовь к поцелуям.
Корделия покраснела и принялась неловко оправдываться:
– Я надеюсь, что моя вольность останется между нами, господин виконт.
Губы его изогнулись в улыбке.
– Но я нахожу такое приветствие в честь моего прибытия совершенно восхитительным.
– Все равно с моей стороны было неприлично вести себя подобным образом, – упрямо повторила она. – На меня временами что-то находит, но ведь это была просто игра, и я отнюдь не хотела нанести вам оскорбление, или… или…
– ..позволить себе чрезмерную фамильярность, – услужливо подсказал ей Лео. – Смею уверить, я именно так и воспринял ваш поступок и, чтобы доказать это, позволю себе получить залог на будущее.
Взяв ничего не подозревающую Корделию за подбородок указательным и большим пальцами, он поцеловал ее. Губы его оказались прохладными, нежными и упругими.
Вместо того чтобы отшатнуться в растерянности и гневе, Корделия неожиданно поняла, что отвечает на поцелуй, приоткрывает губы под энергичным натиском его опытного языка, упивается запахом его кожи. Руки мужчины спустились по спине девушки, задержались на ягодицах, обдали жаром, и она прильнула к его телу, дыша горячо, часто и неровно от захлестнувших ее горячих волн страсти. Зубами она впилась в его нижнюю губу, руки погрузились в его волосы, все тело затрепетало, как бы отдаваясь ему.
Лео отшатнулся назад. Он посмотрел на нее сверху вниз, в его взоре медленно гасла страсть.
– Боже мой, – тихо произнес он. – Что это с вами?
Корделия почувствовала, что кровь отхлынула от лица.
Дикая, неподвластная ей страсть отступила, и она поняла вдруг, что наделала. Поняла что, но не почему. Все ее тело горело, ноги подкашивались. Пробормотав что-то невнятное, она резко повернулась и побежала вдоль галереи, держа одной рукой поднятые юбки. Кринолин покачивался из стороны в сторону, украшенные драгоценными камнями каблуки туфелек звонко стучали по мраморному полу.
От изумления Лео только покачал головой. То, что началось как легкий, ни к чему не обязывающий флирт с симпатичной молодой женщиной, приняло удивительный поворот.
Он не привык терять голову от поцелуев юных красоток, но, кем бы ни была эта проказница, она, несомненно, обворожила его мощной магией своей необузданной страсти. В раздумье он потрогал прикушенную губу. Потом, еще раз покачав головой, повернулся, чтобы выйти из галереи.
Сделав пару шагов, он взглянул на портьеру, из-за которой выскочила девушка. Скорее всего за ней скрывался молодой человек, павший жертвой страстной незнакомки. Он постучал костяшками пальцев по деревянному подоконнику и произнес:
– Теперь вы спокойно можете выйти.
Чтобы затаившийся любовник мог скрыться, он, не оглядываясь, направился к покоям для гостей, в глубокой задумчивости нахмурив брови.
Кристиан вышел из-за портьеры, когда тяжелые шаги затихли вдали. Он обвел взглядом галерею. Корделии нигде не было видно. Юноша слышал, как она с кем-то разговаривала, но голоса звучали слишком далеко, чтобы он мог разобрать слова. Затем наступила долгая тишина, нарушаемая только шарканьем подошв по мраморному полу и шуршанием дорогой материи. Потом он различил шаги Корделии, быстро удаляющиеся по галерее. Что же произошло? Кто был этот человек? И что он делал с Корделией?
Нахмурившись, молодой музыкант направился в скромную комнатку над кухней, служившую ему пристанищем.
В салоне, в который выходили апартаменты для гостей, Лео уже дожидался лакей.
– Лорд Кирстон, ее императорское величество хотели бы видеть вас, – торопливо произнес он. – Сейчас она принимает герцога Бранденбургского. Не будете ли вы так любезны последовать за мной?
Лео зашагал вслед за лакеем по коридорам дворца. Ему уже были знакомы запутанные ходы и переходы этого здания – он помнил их с тех пор, как посетил Вену лет шесть назад, когда побывал здесь на приеме у австрийской императрицы по делам своей семьи, состоявшей в дальнем родстве с Габсбургами. Подобно большинству английских родов знатного происхождения, Бомонты имели родственников и знакомых по всему континенту, и при каждом королевском дворе им был обеспечен достойный прием.
Но три последних года Лео провел в основном при версальском дворе, поддерживая и развивая дружеские отношения с князем Михаэлем Саксонским, вдовцом своей сестры Эльвиры, потому что лишь таким образом он мог присматривать за ее детьми.
– Ах, виконт Кирстон, как чудесно, что вы являетесь участником этого исторического события, – сердечно приветствовала его императрица.
Былая красота Марии Терезии в ее теперешние пятьдесят три года после рождения шестнадцати детей изрядно поблекла. Она протянула ему руку для поцелуя, а потом жестом пригласила присесть в кресло.
– Сегодня после обеда, к счастью, нет никаких официальных церемоний, – с улыбкой объяснила она. – Поэтому мы обсуждаем приготовления к бракосочетанию Корделии Бранденбург и князя Михаэля Саксонского.
Лео поклоном головы приветствовал герцога Бранденбургского, сохраняя на лице ничего не выражающую маску опытного дипломата.
– Мой зять доверил мне заменить его во время официальной церемонии бракосочетания, герцог. Хочу думать, что это не встретит возражений с вашей стороны.
– О, разумеется. – Герцог Франц Бранденбургский растянул в улыбке свои мясистые губы, обнажив желтые зубы, острые, как у змеи. – Я изучил брачный контракт, и похоже, все в абсолютном порядке.
Он удовлетворенно потер руки. Цена приданого Корделии была высока, но князь Михаэль Саксонский, посол Пруссии при версальском дворе, стоил таких денег.
Лео в знак согласия с его словами коротко кивнул. Михаэль внезапно для всех вдруг решил снова жениться на юной девице, вознамерившись обзавестись наследником мужского пола. Двух близняшек-дочек, когда придет время, можно удачно пристроить на брачном рынке, но они не имели права наследовать его титул и не могли продлить княжеский род. Корделия Бранденбург, крестница императрицы, была наиболее подходящей кандидатурой на роль невесты князя Саксонского. В свои шестнадцать лет она была отлично обучена светским обязанностям, но в остальном оставалась, по наведенным справкам, неиспорченным, наивным существом и, разумеется, девственницей.
Собственно, самого Лео будущая жена зятя интересовала только как мачеха его племянниц. Сейчас они были в таком возрасте, когда им особенно требовались материнское тепло и участие. Отец девочек, гордый и холодный аристократ, полностью перепоручил все повседневные заботы о них одной из обедневших родственниц, пожилой женщине, которую Лео недолюбливал. Луиза де Неври была чересчур ограниченным человеком, мало подходящим для обучения и воспитания одухотворенных дочерей Эльвиры.
Внезапно он осознал, что его пальцы сжаты в кулаки, а на щеках играют желваки. Он заставил себя расслабиться.
При мысли о смерти сестры душу Лео всегда наполняли непереносимая боль и затаенная ярость. Смерть эта пришла так внезапно и несправедливо! Замужество изрядно изменило Эльвиру: почти угасла восхищавшая его чудная непосредственность, смех ее раздавался все реже и реже. Когда он в 1765 году отправлялся в Рим, она все еще была полна жизни и прекрасна, как всегда. Даже сейчас перед его внутренним взором стояли ее сияющие темно-синие глаза, унаследованные от матери, когда она, улыбаясь, махала ему на прощание рукой. Правда, в их глубине затаилась какая-то тень, объяснимая, впрочем, грустью расставания. Они всегда трудно переносили разлуку друг с другом.
Спустя неделю она умерла. И теперь, когда Лео вызывал в памяти ее образ, он все время видел эту тень в ее взгляде и припоминал, что она появилась много месяцев назад, а ее смех и тогда уже звучал несколько принужденно. Однажды он был изумлен выражением почти животного ужаса, которого ему еще не приходилось видеть на ее лице. Но Эльвира только рассмеялась, когда он попробовал расспросить ее, и Лео не вспоминал об этом вплоть до самой ее смерти. Теперь же он не мог думать ни о чем другом.
– Лорд Кирстон!
Слова императрицы вернули его от воспоминаний к действительности. Императрица обратилась к нему:
– Если я правильно поняла, вы имеете заверения от французского короля в том, что, если Корделия обвенчается с князем Михаэлем, ей будет позволено сопровождать мою дочь в Версаль, – полуутвердительно произнесла императрица.
Строго говоря, эти заверения дала мадам Дюбарри, любовница короля, но, как знали все вокруг, слова фаворитки значили ничуть не меньше, чем воля государя.
– Именно так, ваше величество. Его величество понимает, что принцессе будет очень трудно сразу расстаться со всеми и со всем, что окружало ее до замужества.
– Моя дочь примет Францию как свою новую родину, – заявила Мария Терезия. – Она знает свой долг. Она понимает, что была рождена для повиновения. – Она решительно кивнула головой – А Корделия, разумеется, будет в восторге от перспективы сопровождать Марию Антуанетту и вступить в столь удачный брак. Вы уже говорили с ней, герцог? – обратилась она к Францу с вопросительной улыбкой на устах.
Герцог пожал плечами:
– Не вижу в этом необходимости, мадам. Корделия тоже знает, что рождена, чтобы повиноваться. Теперь самое время рассказать ей, какое блестящее будущее ее ожидает.
Блестящее будущее? На лице Лео ничего не отразилось.
Михаэль был сухим прусским князем с весьма жестким характером; шестнадцатилетняя девушка вполне могла испытывать некоторый скептицизм в отношении своего будущего.
Михаэль вовсе не был столь суровым человеком, когда женился на Эльвире, но ее смерть ожесточила его. Герцог между тем продолжил:
– Итак, моя племянница заочно выйдет замуж за князя Михаэля и будет сопровождать жену дофина в Версаль. Вы, виконт, будете в ее свите, как я полагаю.
– Да, герцог. Это честь для меня.
Лео склонил голову в знак признания, уныло думая о том, как скучно будет сопровождать какую-то глупую дебютантку в столь долгом и трудном путешествии.
– Надо немедленно известить Корделию. Пошлите за леди Корделией. – Императрица сделала жест в сторону секретаря, который поклонился и тут же поспешил к выходу из комнаты. – Я хотела бы уладить все деловые вопросы еще до начала брачных церемоний, чтобы потом с чистым сердцем наслаждаться празднеством.
Сказав это, Мария Терезия милостиво улыбнулась.
Корделия невидящим взором смотрела на лежащий перед ней латинский текст. Слова на листке бумаги утратили какой-либо смысл, грамматические конструкции хранили недоступную ей тайну. Пытаясь заставить себя заняться переводом, она чувствовала удивленное недоумение аббата Вермо, архиепископа Тулузского, бывшего общим наставником и учителем как Марии Антуанетты, так и Корделии. Учение обычно давалось Корделии без труда. Ей доставляло большое удовольствие разбираться в дебрях латыни, так же как и в сложных вопросах философии, истории и математики. В отличие от Тойнет, уделявшей мало внимания занятиям, Корделия всегда была хорошей, внимательной ученицей. Но только не сегодня.
Корделия снова и снова думала о сегодняшнем разговоре с англичанином, ее бросало попеременно то в жар, то в холод, она испытывала то смущение, то гнев. А когда ее тело вновь ощущало его прикосновение сквозь тонкий муслин платья, когда губы вспоминали прохладную упругость мужских губ, а язык – их вкус, стучащая в висках кровь говорила ей, что она должна была испытывать стыд от всего случившегося. Но, заглядывая в свою душу, она не находила там ни капли вины или стыда, а один только чувственный восторг наслаждения.
Она скосила глаза на белокурую головку Тойнет, склонившейся над своими книгами. Принцесса явно убивала время, рисуя на полях своих тетрадей птичек и цветы.
Приходилось ли когда-нибудь Тойнет испытывать такое странное волнение, это предвкушение чего-то неизведанного? Корделия была почти уверена, что нет. Тойнет обязательно поделилась бы столь загадочным ощущением со своей подругой.
В дверь постучали. Тойнет выпрямилась, заморгав от неожиданности. Корделия едва бросила вопросительный взгляд на появившегося в дверях лакея.
– Леди Корделию срочно просят к императрице.
– Что, интересно, понадобилось от тебя матери? – нахмурясь, спросила Тойнет. – И почему она хочет видеть тебя одну?
– Не могу себе представить.
Корделия тщательно вытерла гусиное перо и положила его на подставку рядом с письменным прибором. Такие срочные вызовы были совершенно не в правилах императрицы, но никому не было дозволено заставлять ее ждать.
– Прошу прощения, святой отец, – присела она в реверансе перед архиепископом и направилась к двери.
Войдя в комнату, она быстро обвела взглядом присутствующих. При виде английского виконта, стоявшего за креслом императрицы, она испытала мимолетный испуг и удивление. Потупив глаза, она присела в глубоком придворном реверансе перед императрицей и из-за этого не смогла увидеть выражение глаз виконта.
Ее дядя, опершись своей подагрической ногой на невысокую подставку, а рукой – на серебряный набалдашник трости, лишь коротко кивнул ей.
Лео слегка опустил голову, пытаясь прийти в себя от неожиданности. Так вот кем оказалась Корделия Бранденбург!
Не глупой дебютанткой, но лукавой, своенравной и чувственной молодой женщиной. Именно такой была до своего замужества Эльвира.
– Корделия, дорогая моя, твой дядя составил для тебя прекрасную партию, – сразу перешла к делу императрица. – Князь Михаэль Саксонский сейчас является посланником Пруссии при версальском дворе. В качестве его жены ты займешь при этом дворе подобающее тебе место, а также сможешь остаться подругой и спутницей Марии Антуанетты.
Мысли вихрем пронеслись в голове Корделии. Несколько секунд она не могла разобраться в них. Так ей предстоит выйти замуж, как и Тойнет? И они вместе отправятся во Францию? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой, – она сможет наконец избавиться от тирании своего дяди и от строгостей австрийского двора. А взамен ей предстоит жизнь в блеске Версальского дворца, в чудесной сказке королевского двора Франции.
– Виконт Кирстон, шурин князя, будет участвовать в качестве его заместителя в церемонии твоего заочною венчания, которая состоится на следующий день после заочного бракосочетания принцессы с дофином, – произнес ее дядя своим обычным непререкаемым тоном.
Лео медленно повернулся лицом к центру комнаты. Корделия не могла отвести от него глаз.
– Вы… вы будете моим мужем? – пролепетала она, не отдавая отчета в словах, которые сами собой слетали у нее с языка.
