Текст книги "На краю света"

Автор книги: Джейн Эрбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава 4

После недолгого пребывания на вилле «Мирадор» Эмма поняла, что удрученное состояние духа Пилар во многом определялось ее образом жизни. «Девушке просто скучно», – решила она.

Сеньора де Кория тоже почти все время проводила в безделье, а в перерывах между посещением ресторанов и встречами с друзьями постоянно восклицала: «Боже мой, как же я устала!» Редкий день у нее проходил без какой-нибудь встречи. Если она и поднималась, чтобы выпить кофе и съесть булочку, то после обеда несколько часов «отдыхала» в своем бамбуковом кресле. После захода солнца Леонора часто уезжала из дома и не возвращалась до полуночи.

А Пилар оставалась одна. В такие часы она, естественно, замыкалась на одних и тех же мыслях: что она собой представляет и как ей, не дай бог, не разозлить свою взрослую невестку. Пока той не было дома, девушка читала дешевые романы и с большой любовью ухаживала за посаженными ею в саду цветами. И при этом ни одно из этих занятий Леонорой не поощрялось. Даже общение Пилар со служанкой Аишей вызывало у нее открытое недовольство.

Поняв, что основная забота сеньоры де Кория – как можно скорее выдать золовку замуж, Эмма предложила Леоноре обучить Пилар кулинарному мастерству.

– Но тогда она все свое время будет проводить на кухне, – недовольно фыркнула сеньора. – Вы что, полагаете, что там Пилар найдет себе подходящего жениха? Нет-нет, еще чего доброго поползут слухи, что я сделала из нее кухарку.

Эмме хотелось ответить ей, что хорошо приготовленное блюдо оценит любой мужчина; и даже миллионер, но сдержалась.

– Я предложила это потому, что подумала: раз Пилар с удовольствием занимается цветами, то и готовить ей тоже понравится…

– А какой толк в том, что она постоянно поливает свои канны?

– У нее свои понятия о прекрасном, – заметила Эмма. – Сеньора де Кория, она изо всех сил старается сделать вам приятное.

Леонора зевнула.

– Вот уж о чем ей не следовало бы беспокоиться. Она что, собирается стать цветоводом? А потом, какие у нее могут быть понятия о прекрасном? Вы только посмотрите, во что она одета. Позвольте вам напомнить, что я взяла вас, чтобы вы привили ей вкус и научили одеваться. Но пока никаких результатов я не вижу.

– Да, Пилар по-прежнему носит не то, что следовало бы, – согласилась Эмма. – Но вы же понимаете, что хороший вкус сразу привить нельзя. Это делается постепенно и не без ошибок. К примеру, Пилар в полном восторге от серебряного браслета на вашей щиколотке.

Так вот, она полагает, что, украсив свою ногу тремя дешевыми подделками, получит точно такой же эффект. А то, что это совсем не так, за один день ей никак не понять. Если я прямо скажу ей, что это полная безвкусица, пострадает ее самолюбие.

– И тогда от нее что угодно можно ждать?

Эмма помотала головой:

– Ну, нет, конечно. Мы ходим с Пилар по улицам и смотрим на витрины магазинов. Когда ей нравится какое-нибудь платье, я тотчас предлагаю ей подобрать к нему соответствующие аксессуары. И наоборот, мы выбираем, скажем, туфли и сумку, а затем ищем к ним костюм или платье. Хотя я стараюсь ей не подсказывать, ее выбор часто бывает удачным.

– Пожалуйста, в следующий раз, когда она сделает подобный выбор, купите эти вещи, а счет на оплату попросите выслать мне. Да, на такое мне будет интересно посмотреть!

– Спасибо, сеньора, – поблагодарила ее Эмма. – Пилар такая идея непременно понравится. Но тратить большую часть времени на выбор одежды, я думаю, не стоит. Дело в том, что она совсем не общается с молодежью своего возраста и, кроме как в свой сад, никуда не ходит.

– Но ваша задача, позвольте вам еще раз напомнить, заключается не в том, чтобы сделать Пилар привлекательной для юношей. Она должна нравиться солидным мужчинам, которые могут обеспечить ей такую жизнь, которую я ей желаю. А время, когда мне придется выбирать для нее мужа, не за горами. Поэтому вам должно быть абсолютно ясно, что работать Пилар не будет.

– Но я имела в виду не ту работу, за которую платят, – пояснила Эмма. – Вот в Англии каждая девочка из аристократической семьи занята общественной работой. Например, они помогают в госпиталях медсестрам, в дни торжеств продают праздничные флажки, занимаются благотворительной деятельностью.

– Фи, благотворительность! – пожав плечами, презрительно произнесла Леонора де Кория. – Ну конечно, мы тоже этим занимаемся. Распространяем билеты государственных и частных лотерей и так далее. Да-да, в самом деле. Но все эти лотереи – чистое надувательство. Те, кто их проводит, сидят как на гвоздях: а вдруг нагрянет инспекция?

– Сеньора, а кто же их устраивает? – поинтересовалась Эмма. – Куда могла бы обратиться Пилар и предложить свою помощь?

– Ну откуда же мне знать? Когда нужно, я даю на проведение лотерей деньги, а больше меня ничего не интересует. Я что, должна спрашивать, на что пошли мои средства? А сейчас, если вы не возражаете, я поеду на обед…

Это было явным намеком на то, что разговор на тему, чем заняться Пилар, навсегда закончен. Но Эмма на этом не успокоилась. Она послала письма в испанский и английский госпитали с просьбой сообщить, нужны ли им добровольные помощники.

Положительные ответы не заставили себя ждать. Испанскому госпиталю нужен был работник в библиотеку, а английскому – после полудня время от времени разносить по больничным палатам чай. Узнав об этом, Пилар пришла в восторг. Вот только она боялась, что Леонора запретит ей.

– Во-первых, она не захочет, чтобы я работала, – сказала девушка, – а во-вторых, испугается, что я принесу в дом инфекцию, – Леонора больше всего боится заболеть. Я это поняла, когда умер Хайме. Слава богу, что мой брат недолго болел. Бедная Леонора! Его скорая смерть избавила ее от лишних переживаний. Понимаешь, мне очень хотелось бы ухаживать за больными, а вот Леонора, боюсь, меня не поймет. Слушай, Эмма, а не попросить ли сеньора Марка поговорить с ней? Она пойдет на все, чтобы сделать ему приятное.

– Но нам не стоит впутывать его в наши дела!

– Даже если она ему и не откажет?

Эмма не знала, что ответить.

– Хорошо, я над этим подумаю, – пообещала она. – Возможно, при удобном случае мы его попросим.

– При удобном случае? Отлично! Такой случай нам скоро представится. Сеньор Марк на завтра приглашен к нам на ужин.

Пилар пришла в такой восторг, что можно было подумать, будто вопрос о ее работе в госпитале уже решен.

Эмма тоже считала, что Трайтону удастся уговорить сеньору де Кория, поскольку та всегда прислушивалась к его мнению.

– Да, но если говорить с ним на эту тему, то только наедине. После того, что ты рассказала мне, я на это никогда не решусь. Леонора меня неправильно поймет. – Эмма не решилась выразиться более точно.

– Я все прекрасно понимаю, – заверила Пилар. – Раз ей никто не передал, что мы с ним обедали, то почему бы не встретиться с ним до ужина? Например, в конторе «Маритайм-Эр».

– В конторе авиакомпании по личному вопросу? – спросила Эмма и решительно добавила: – Нет, этого делать нельзя. Он наверняка нас не примет.

– Но когда Леонора хочет его видеть, он ее принимает…

– Однако это еще не повод делать поблажки и нам, – сухо заметила Эмма.

После обеда в ресторане «Эль-Минзах» они с Трайтоном часто встречались на вилле. Он вёл себя с нею сдержанно, как бы давая тем самым понять, кто она в этом доме: компаньонка золовки его невесты, и не более. Такое отношение Эмму вполне устраивало, поскольку она боялась потерять свое место. Она понимала, что ходит по лезвию бритвы и в любую минуту может навлечь на себя гнев ревнивой хозяйки. Ее посещение конторы «Маритайм-Эр» сеньора де Кория могла бы неправильно истолковать.

Но выбора у Эммы не оставалось.

На следующее утро Леонора, к радости Пилар, сообщила, что едет в парикмахерскую, а после будет ждать их в порту.

– Дорогая, только не одевайся как цыганка, – предупредила она свояченицу. – Хорошо?

И даже это не испортило хорошего настроения Пилар.

Из-за небольшой неисправности в моторе им пришлось заехать в ближайшую автомастерскую. Оставив машину в гараже, девушки пошли по оживленным улицам пешком.

– Мы точно опоздаем, – забеспокоилась Пилар, – и Леонора опять рассердится.

Эмма взглянула на часы.

– Да, опаздывать нам нельзя. Но у нас еще в запасе пять минут, – сказала она и посмотрела на высившееся впереди здание, в котором располагалась контора «Мари-тайм-Эр».

Эмма увидела, как из застекленного подъезда вышел Марк Трайтон. Спустившись по ступенькам на тротуар, он направился в их сторону. Пилар тоже увидела его и тут же схватила свою спутницу за руку.

– Эмма, какая удача! – радостно воскликнула она. – Если бы мы не опаздывали к Леоноре, то с сеньором Марком могли бы поговорить прямо сейчас. Тогда сегодня вечером он попросил бы Леонору отпустить меня в госпиталь. Как же жалко, что мы не можем остановиться.

– Да, останавливаться нам не стоит, – кивнула Эмма. – А потом, мистер Трайтон может быть сильно занят.

– Но мы же его надолго не отвлечем… – Лицо Пилар озарила улыбка. – Слушай, Эмма. Если я сейчас побегу к Леоноре и извинюсь за твое опоздание, то ты поговоришь с сеньором Марком?

Эмма открыла уже рот, но ответить так и не успела: она увидела, что заметивший их Трайтон прошел мимо своей машины и идет к ним.

– Решили прогуляться? – подойдя к девушкам, с легким поклоном спросил он. – Может быть, вас подвезти?

– Мы… – начала Эмма, но Пилар ее тотчас перебила:

– Я спешу на встречу с Леонорой и очень опаздываю. А вот Эмма, сеньор Марк, хотела бы попросить вас о милости…

Пилар бросила лукавый взгляд на свою компаньонку и, лавируя между машин на стоянке, быстро скрылась из виду.

– Попросить о милости? – удивленно произнес Марк Трайтон и посмотрел на Эмму. – Здесь и прямо сейчас? А вы знаете, что для этого Пляс-де-Франс не самое подходящее место? Тут слишком много народу.

– Если у вас нет времени, то забудьте, что сказала Пилар, – в тон ему ответила Эмма. – Употребив слово «милость», она неправильно выразилась. Во всяком случае, это нужно не для меня. Трайтон от души рассмеялся.

– Тогда это официальное прошение! – улыбаясь, воскликнул он. – «Ваше превосходительство, на месте совершенного преступления меня не было. А если…» И все равно, для разговора с вами я предпочел бы совсем другое место.

Трайтон схватил Эмму за руку и отвел ее подальше от проезжавшего мимо грузовика.

– У меня есть время, – продолжил он. – Так что мы можем куда-нибудь поехать. Может быть, в «Кафе-де-Пари»? Это совсем недалеко.

«Пилар будет в шоке, когда узнает, что я приняла его приглашение посетить самое многолюдное в городе кафе, – подумала Эмма. – Да еще поехала туда на его машине».

Она посмотрела на здание, в котором располагалась «Маритайм-Эр». «Было бы лучше, если бы мы поговорили в его конторе», – промелькнуло в ее голове.

– А может быть, нам зайти в мой офис? – словно прочитав ее мысли, предложил Трайтон.

– Ну, если вы не возражаете… – пробормотала Эмма. Сама она никогда бы не напросилась к нему на службу.

Но там разговаривать с Трайтоном было бы намного безопаснее, чем в кафе. А потом, ей было интересно посмотреть на офис авиакомпании, которую он создал. Каждый раз, когда Эмма проходила или проезжала мимо этого здания, она внимательно его разглядывала, но никогда в него не входила. Теперь она знала, почему Гай не хотел показывать ей место своей работы. Раньше причину этому она видела в воображаемой ею хорошенькой машинистке, его сотруднице, с которой она не должна была встречаться, и часто донимала Гая расспросами. А он, оказывается, был против того, чтобы она появлялась в «Маритайм-Эр», только потому, что его оттуда уже уволили.

Марк Трайтон осторожно взял Эмму под руку и перевел ее на другую сторону площади, Перед вращающимися дверями здания он пропустил ее вперед и вслед за ней вошел в просторный холл. Девушки, сидевшие за стойками, увидев их, зашушукались. Эмма тотчас пожалела, что пришла сюда.

Пока они поднимались на лифте, Трайтон говорил с марокканцем-лифтером по-арабски. Поднявшись на этаж, где располагался его офис, он провел Эмму в устланную толстым ковром комнату. В ее огромных окнах виднелся залив и порт. На стенах висели крупномасштабные карты города, акварели и пастели с видами Танжера.

Увидев все это, Эмма от восторга тихо охнула, но Марк Трайтон либо этого не услышал, либо просто никак не отреагировал. Он указал ей на кресло, достал из буфета бутылку черри, пару рюмок и предложил девушке сигареты.

– Ну что? – подняв наполненную рюмку, спросил Трайтон. – Я вас слушаю.

Здесь, в его владениях, Эмма смотрела на него как на короля.

Девушка начала с того, что ее беспокоит Пилар, а потом рассказала ему то же самое, что и Леоноре. Она достала из сумочки пришедшие из госпиталей письма и положила их перед ним.

Трайтон, даже не прочитав, что в них написано, посмотрел на Эмму.

– А при чем здесь я? – сурово спросил он. – Разве согласия Леоноры для Пилар недостаточно?

– Я разговаривала с сеньорой де Кория, – осторожно сказала Эмма. – Однако к единому мнению о том, чем должна заняться Пилар, мы так и не пришли. После этого Пилар предложила обратиться к вам.

– Да, это вы неплохо придумали, – качнув головой, ответил Марк Трайтон и взял лежавшие на столе письма. Прочитав, он вернул их Эмме. – Хорошо, с Леонорой я сегодня поговорю. Думаю, что вопрос насчет работы для Пилар будет решен положительно. – Он внимательно посмотрел на Эмму и продолжил: – Вы не хотите, чтобы Леонора узнала о нашем разговоре, я вас правильно понял?

– Да, – ответила девушка. – Я думаю, что так будет лучше.

Она поблагодарила Трайтона и поднялась, чтобы уйти.

– Ну, вы уже освоились на вилле «Мирадор»? – резко и совсем не в русле их разговора вдруг спросил Трайтон. – Или вам там не нравится?

И вновь Эмма испытала к нему чувство благодарности. На этот раз за то, что он дал ей понять, что знает о тех трудностях, с которыми ей пришлось столкнуться, работая у Леоноры.

– Нет, мне нравится, – ответила она. – Там для меня все ново. Ритм жизни, общение с незнакомыми людьми и даже пища. Понимаете, ко всему этому надо привыкнуть. Здесь для меня столько необычного, что иногда я просто теряюсь. Но это скоро пройдет. И у меня появилось то, что с лихвой компенсирует все мои переживания.

– И что же это?

Резкость его голоса поразила Эмму.

– Пилар, конечно. Она чудесная, милая девушка и к тому же послушная. Правда, застенчивая и неуверенная в себе, но очень добрая. Я рада, что с ней познакомилась и что смогу ей помочь. Ну конечно, если это в моих силах…

– Пилар? – повторил Марк Трайтон. – Да, она прекрасная девушка, и я очень рад, что вы это поняли. А работать в госпитале вы будете вместе?

– Да. Мне этого очень бы хотелось. Думаю, что сеньора де Кория не будет возражать.

– Несомненно, – согласился Трайтон. – Я мог бы предложить вам еще одно достойное дело – заняться благотворительностью. Например, при английском клубе. Но сначала вам нужно стать его младшими членами. Это я беру на себя. Хорошо?

Их разговор закончился так же официально, как и начался.

Ужин для гостей Леонора, как всегда, устраивала в маленьком дворике и при свечах. В тот вечер, помимо Марка, на виллу «Мирадор» пришли его сотрудник-англичанин и Рамон Галатас. Получилась маленькая компания. Хозяйка дома сделала так, чтобы все разбились на пары – она с Марком, Эмма с Рамоном и – тут явно не обошлось без интриги вдовы – Пилар с англичанином.

Эмму не заботило, что сеньора де Кория зорко следила за тем, чтобы Рамон никому, кроме ее служащей, внимания не уделял. Даже за время короткого с ним знакомства она поняла, что этот парень без флирта и подчеркнуто галантных манер обойтись просто не может. Вскоре ей стало ясно, что к этому его подбивала сама Леонора, и Эмме это было противно.

Она жалела испанца, считая, что Леонора, когда-то заигрывавшая с ним, теперь вела себя по отношению к нему просто мерзко. Эмма видела, что Рамона, вынужденного ухаживать за ней, гложет ревность. Она заметила, как тот, увидев, что Леонора положила руку на плечо Трайтона и засмеялась, крепко сжал ножку своего бокала. И девушка, чтобы Рамон не устроил скандал, тут же отвлекла его внимание на себя. Через минуту он уже хохотал вместе с ней.

Наклонившись к Эмме, испанец прошептал ей что-то на своем языке, она не совсем его поняла, но улыбнулась и вдруг увидела, как брови сидевшего напротив Трайтона поползли вверх.

– О! – удивленно воскликнула Леонора. – Выходит, Эмма владеет испанским лучше, чем говорила. Хотя понять то, что ей сказали, можно и не зная языка. Рамон, своими словами ты вводишь нас в краску. Такое говорят только в темноте или при лунном свете. Несомненно, Эмма считает точно так же…

Молодой испанец молча пожал плечами и нахмурился. Поняв, что он не собирается ни рассмеяться, ни извиниться перед Эммой за то неловкое положение, в которое он ее поставил, Леонора отстала от него. Однако в конце ужина она, проходя вдоль стола, встала за спинкой его стула и укоризненно произнесла:

– Вот видишь, и Эмма тебя тоже осуждает. Так что, когда будем пить кофе, веди себя пристойно.

На этот раз у Эммы все внутри закипело. Она хотела достойно ответить сеньоре де Кория, но та уже направилась в дом. Девушка поднялась из-за стола и последовала за ней. Но догнать Леонору она не смогла – та успела ретироваться в свою комнату и закрыть за собой дверь. Когда она вновь появилась, в дом вошли Марк и его коллега.

– Рамон ушел, – сообщил Трайтон. – У него какие-то срочные дела. Он просил вас извинить его.

Вскоре после этого вечеринка закончилась. Марк с Леонорой отправились в ночной клуб, а кавалер Пилар поехал в аэропорт встречать прилетавшую из Гибралтара невесту.

На часах было уже начало двенадцатого. Эмма очень устала, и ей хотелось спать. Но здесь никто, даже Пилар, раньше полуночи не ложился. А девочке хотелось за чашкой кофе поговорить с Эммой.

– Ну почему я такая застенчивая? – жалобно спросила Пилар. – И такая я каждый раз, когда Леонора просит меня занять ее гостей. Когда за столом идет общий разговор… Я правильно выразилась?

– Да, правильно, – кивнула Эмма.

– Тогда я могу улыбаться, и никто даже не догадывается, о чем я думаю. Но когда мне надо говорить с кем-то одним, я превращаюсь в бессловесное животное. Я совсем не такая, как ты или Леонора. Та вообще болтает без умолку. Даже сеньор Марк не перестает удивляться. И ты, Эмма, так непринужденно беседовала с Районом…

– Не расстраивайся, Пилар, – посоветовала ей Эмма. – Все иногда теряются. Забудь, что ты застенчивая, и попытайся найти тему, которая была бы интересна собеседнику. К примеру, ты могла бы расспросить капитана Чемберса о его невесте. Я уверена, что тогда у вас завязался бы оживленный разговор.

– Да, я тоже так подумала, но было уже поздно! В тот момент Леонора уже выходила из-за стола. – Пилар тяжело вздохнула и продолжила: – А тебя не очень задевала игра, которую она затеяла с Районом? Ведь это Леонора заставила его не отходить от тебя.

– Я разве давала понять, что он мне противен?

– Нет. С бедным Рамоном ты была предельно вежлива. Но я единственная из всех догадалась, что обстановка за ужином тебя удручает.

– Ну да, – неохотно призналась Эмма. – Но это не важно.

– Нет, важно, – возразила Пилар и задумчиво посмотрела на Эмму. – Никто не знает, чего добивалась Леонора. А я знаю!

– Так она это специально подстроила?

Пилар кивнула.

– Да, специально, – ответила она. – Но ты на нее не обижайся. Знаешь, Леоноре в ее положении совсем нелегко. Она думает, что я маленькая и ничего не понимаю. Но я все прекрасно понимаю и сочувствую ей. Видишь ли, Рамон давно в нее влюбился. Возможно, еще до смерти Хайме. Точно не знаю, но думаю, что тогда Леоноре он был глубоко безразличен. Но потом он стал ей все больше и больше нравиться, и она, судя по всему, дала ему понять, что готова со временем стать его женой. Я не хочу сказать, что она слишком скоро забыла о Хайме. Нельзя осуждать женщину, прожившую с нелюбимым мужем столько лет.

– Но ее никто за это не осуждает, – заметила Эмма.

– Да, не осуждает. Но для Леоноры выйти замуж за Рамона совсем не просто. Даже после того, как закончится траур по Хайме.

– Но почему, если они друг друга любят?

– Ох, Эмма! Да потому, что у Рамона нет денег! Он из хорошей семьи, но на жизнь в Танжере деньги ему дают родители. А у него самого за душой ни гроша. Кроме того, он нигде не работает. Рамон даже подумать не может о женитьбе на Леоноре!

– Ты хочешь сказать, что он никогда не решится сделать ей предложение? – спросила Эмма, вспомнив, с какой готовностью испанец согласился, чтобы Пилар заплатила за него. – Ему мешает мужская гордость?

Пилар покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Это Леонора не может стать его женой. Согласно завещанию, которое оставил Хайме…

Эмма начала кое-что понимать.

– Хайме был очень богатым и все свое состояние оставил Леоноре, – продолжила Пилар. – Наследство будет принадлежать ей до тех пор, пока она снова не выйдет замуж. Если она это сделает, то лишится его. Часть денег перейдет ко мне, а остальные – нашим дальним родственникам. Хайме сделал такое завещание потому, что очень любил Леонору. Он не хотел, чтобы кто-то женился на ней по расчету. Мой брат поступил мудро. Правда?

Но Эмма так не думала. Она считала, что мужчина не вправе так поступать с любимой и верной ему женой. Но для Пилар было абсолютно ясно, что ее брат был прав. Более того, она сочувствовала невестке, которая ради денег жертвовала своей любовью!

– Леонора боится бедности и за бедняка никогда не пойдет, – продолжила Пилар. – Конечно, если она станет женой сеньора Марка, то жалеть о потерянном наследстве ей не придется. Он человек богатый и женится на Леоноре не из-за денег. Как раз этого и хотел мой брат.

– Да, для Леоноры это будет утешением, – сама того не желая, иронично заметила Эмма.

Пилар нахмурилась.

– Ты же говорила, что не осуждаешь ее, – укоризненно произнесла она.

Эмма, втянутая в неприятный для нее разговор, ответила:

– Да, за ее желание любить и быть любимой не осуждаю. Но из всего, что ты сказала, трудно предположить, что она станет женой мистера Трайтона. Она же любит Рамона Галатаса. Мне кажется, что, выйдя замуж за мистера Трайтона, сеньора де Кория по отношению к ним обоим поступит жестоко.

– Тебе не следует жалеть сеньора Марка – он влюблен в Леонору и должен знать, что его ждет. Если она и сейчас его во всем ублажает, то после брака сделает для него еще больше. Мы, испанские женщины, никогда не изменяем мужьям. И не важно, любим мы их или нет. Я совсем не уверена, что Леонора любит Рамона. Иногда она с ним так обращается, что мне начинает казаться, будто не любит, а порой ведет себя так, словно боится его потерять. А Рамон, который не может скрыть своей любви, ставит ее в неловкое положение.

– Так, может быть, им тогда лучше не видеться? – спросила Эмма.

– А они и так редко встречаются. Мне кажется, что Леонора его жалеет. Ей не хочется, чтобы Рамон устроил ей сцену ревности. Особенно в присутствии сеньора Марка. Поэтому она и сказала, что Рамон в тебя влюблен. Понимаешь, для Леоноры получить от сеньора Марка предложение стать его женой очень важно.

– А она боится, что он может этого не сделать?

Пилар помялась.

– Леонора знает, что он… большой ловелас, – ответила она. – Даже я об этом слышала. Видишь ли, сеньор Марк часто влюбляет в себя… то есть очаровывает женщин, а потом их бросает. Но сейчас, я уверена, он изменился. Не могу себе представить, что он и после знакомства с Леонорой заглядывается на каких-нибудь красоток. А ты как считаешь?

Эмма ничего не ответила, потому что верность Марка Трайтона сеньоре де Кория казалась ей фактом неоспоримым. Пилар, как она поняла, ее подтверждения и не требовалось.

Участие Марка Трайтона в осуществлении их плана оказалось успешным: Леонора уже не возражала против того, чтобы Пилар занималась общественными работами. Через пару недель обеих девушек избрали младшими членами английского клуба. Кроме того, они дважды в неделю на добровольных началах работали в госпиталях.

Клуб выделял средства на различные благотворительные акции, и благодаря неутомимой леди Бисше, председателю клуба, потребность в молодых помощниках для их проведения существовала постоянно. Надо было организовывать лотереи, а по праздникам стоять в будках и продавать билеты на спортивные мероприятия и дискотеки.

Для Эммы такая работа позволяла общаться с согражданами, а для Пилар это явилось средством расширения ее кругозора. Более того, девушка меньше времени проводила в компании Леоноры. В результате у Пилар стала появляться уверенность в себе. Теперь она напоминала тянувшийся к солнцу цветок.

В конце августа леди Бисше объявила, что окончание летнего сезона будет ознаменовано грандиозным балом, а собранные средства пойдут на благотворительные акции, перечисленные в ее длинном списке. Этот бал предполагалось устроить на территории ее роскошной виллы, расположенной в районе Маунтин. Она хотела, чтобы этот бал не был похож на все проведенные ранее подобные мероприятия и надолго всём запомнился. Поэтому леди Бисше немедленно повесила на свою дверь ящичек, чтобы члены клуба могли опускать в него свои предложения.

Естественно, что вопрос, каким должен быть предстоящий бал, стал у членов клуба главной темой разговоров. Его оживленно обсуждали за каждым чайным столиком, стоявшим на террасе. Женщины, вспомнив двадцатые годы, склонялись к тому, чтобы ограничиться только медленными танцами, а мужчины, как изначально и ожидалось, ничего дельного не предлагали. И пока шли дебаты, будет ли это Бал Золушки, костюмированный бал или просто, танцы в масках, Пилар высказала свое предложение.

Однажды утром, когда они с Эммой работали в саду, Пилар безразлично произнесла:

– Ты, наверное, не знаешь наших обычаев?

Эмма, пропалывавшая в этот момент клумбу, распрямила спину.

– Нет, не знаю, – ответила она. – А почему ты это спросила?

– Я только что вспомнила об одном. Не чисто испанском, а испано-американском. В книге, которую собиралась выбросить Леонора, говорится, что этого обычая придерживались в основном на Кубе. Однако вот уже два столетия о нем никто не вспоминает. Так вот, тогда была традиция устраивать Бал цветов.

– О, Пилар! – воскликнула Эмма. – Ты считаешь, что нам надо устроить то же самое?

– Я просто так подумала. В Гаване такие мероприятия проводились в больших домах, и их результатом было огромное количество помолвок. А проходило это так. В специально построенную для этого случая беседку или даже в фонтан для каждой дамы клали букет цветов. Когда зажигались свечи и двор заливал таинственный свет, каждая девушка брала букет цветов и преподносила выбранному ею мужчине. Это обязывало кавалера пригласить ее на танец. Но только на один. И это считалось центральным событием праздника. Для кавалера букет цветов, подаренный ему дамой, часто свидетельствовал о том, что она к нему неравнодушна. Как ты считаешь, это не слишком старомодно?

– Напротив, я думаю, что это прекрасная идея, – поддержала ее Эмма. – Уверена, что если ты изложишь ее на бумаге и опустишь в ящичек для предложений, то леди Бисше сочтет ее самой лучшей.

Пилар от радости даже раскраснелась.

– Хорошо, Эмма, – сказала она. – Я все запишу, а ты мне в этом поможешь.

– Ну, тогда сразу же и приступим.

Эмма подошла к скамейке, на которой лежала ее сумочка, и достала из нее дневник с прикрепленным к нему карандашом. Помимо них в сумочке лежало письмо Трайтона – то самое, которое он отправил в ответ на ее благодарственное послание. И тут Эмма вспомнила, что хотела показать его Леоноре как свидетельство тому, что у нее с мистером Трайтоном отношения чисто формальные. Теперь нужда в этом отпала: Леонора наконец-то убедилась, что ее Марк ни малейшего интереса к компаньонке Пилар не испытывает.

Эмма достала из конверта двойной лист почтовой бумаги, оторвала от него чистую страницу и, передав ее вместе с карандашом Пилар, скомкала исписанную.

После полудня по дороге в английский госпиталь они заглянули в клуб и опустили предложение Пилар в ящик леди Бисше. По возвращении на виллу «Мирадор» Эмма, узнав, что сеньора де Кория хочет срочно ее видеть, сильно удивилась.

Когда она вошла в комнату Леоноры, бамбуковое кресло пустовало. На этот раз сеньора де Кория сидела за антикварным бюро и что-то писала. Эмма ждала несколько минут: Наконец Леонора повернулась к ней и указала авторучкой на лежавший на книге конверт.

– Могу я спросить вас, что это такое? – ледяным голосом проговорила она.

Эмма посмотрела на конверт и сразу же его узнала. Это был тот самый конверт, в котором лежало письмо Трайтона. Девушка была уверена, что тогда, утром, сунула его обратно в сумочку, но, судя по всему, он выпал.

– Сеньора, неужели это нуждается в объяснении? – как можно спокойнее спросила Эмма. – Это конверт от старого письма.

– Да, от письма Марка Трайтона! – возмущенно воскликнула Леонора. – Вы не потрудитесь мне ответить, что за переписка у вас с моим женихом?

– Извините, сеньора, но я не знала, что вы с ним помолвлены…

– И вы говорите, что этого не знали?!

Леонора высокомерно задрала подбородок. От злости и напряжения у нее на шее вздулись вены.

– Раз уж вы не скрываете, что переписываетесь с ним, то расскажите, как долго это продолжается.

– Это началось с моего письма. А в этом… – Эмма кивнула на лежавший на бюро конверт и продолжила: – От мистера Трайтона пришел ответ.

– Итак, вы пишете ему первой и ждете ответа?

– Нет, не ждала. Но он ответил. Если вы посмотрите на конверт, то увидите на нем адрес пансиона. А я в нем жила до того, как попала к вам.

– И что это доказывает? Дата отправки на конверте неразборчивая. Откуда мне знать, что вы не используете свое прежнее жилище в качестве абонентского ящика!

У Эммы от гнева заломило в висках.

– Я этого не делаю, – резко ответила она. – Мистер Трайтон послал мне его несколько недель назад, и оно было единственным. В своем письме я благодарила его за то, что он помог мне получить работу, а он в ответном – поздравил меня с ее получением.

– Несколько недель назад? И с тех пор вы держали при себе этот конверт?

– Да. И письмо тоже.

– Так долго? А я-то думала, что долго хранят только любовные письма! – медленно произнесла Леонора. – Если письмо Марка такое невинное, то, может быть, вы его мне прочитаете?

– Извините, но это невозможно. Сегодня утром я его выбросила и то же самое собиралась сделать с конвертом.

– Дорогая моя, как же вовремя вы это сделали! – съязвила Леонора. – Хранили письмо несколько недель, а перед тем, как оно потребовало бы, чтобы доказать вашу невиновность, вы его выбросили. А может быть, вы специально это сделали?