Текст книги "Озеро Теней"

Автор книги: Джейн Эрбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 8

Через две недели на северном берегу озера уже тарахтели бульдозеры, расчищающие землю для разбивки поля для гольфа.

По обоюдному молчаливому согласию, Кейт и Брайди ни словом не упоминали о строительстве в присутствии профессора, а он, со свойственной ему водонепроницаемой отрешенностью, казалось, вовсе не замечал, что происходит у него под носом. Наведываясь в деревню, он обходил отгороженную для стройки зону без каких бы то ни было комментариев, в разговорах со знакомыми никогда не обсуждал эту тему, а однажды Брайди заявила, что может поклясться, как слышала, будто бы отец сказал кому-то с отсутствующим видом: «Да Бог с ней, с этой стройкой». На что Кейт иронично заметила:

– Наверное, папа думает, что если он будет не замечать стройку, она прекратится сама собой.

– По-моему, на всем озере найдется только один человек, не приветствующий идею строительства площадки для гольфа. Это наш папа, – заметила в ответ Брайди.

Это была чистая правда. Профессор остался один при своем мнении. Все в округе, так или иначе, видели в последнем предприятии Конора одну лишь выгоду, расценивая его с точки зрения возможности торговли, рабочей занятости и престижа для всей деревни. Единственным, кто высказал недовольство, был О'Шиэз. После того как на почте появились предназначенные для гольф-клуба тележки на колесиках для сбора мячей, старик испугался, что это новшество лишит заработка троих из его восьмерых Пацанов, которые должны были закончить занятия в школе к Рождеству.

На смену августу пришел сентябрь, то тихий и безмятежный, то буйный и ветреный. Деннис работал не покладая рук, чтобы успеть к началу конкурса, а Кейт, памятуя об уговоре с Брайди, все гадала, когда та все-таки захочет освободиться от обещания пробыть дома до конца лета.

Погостив в Мора-Бег, Рори Тирни вернулся в Каслбар, а оттуда отправился с другими парнями на парусную регату. Он планировал вернуться в Дублин в октябре, к началу осеннего семестра, и если Дублин все еще манил Брайди, то разве так уж необходимо было отказывать ей в этом?

События показали, что Кейт волновалась напрасно. Когда они затронули эту тему, Брайди безмятежно заявила, что у нее впереди еще «полно времени» и что она еще успеет выучиться на флориста в Дублине, а пока с большим удовольствием поработает у Конора, и что Рори, узнав о желании профессора не отпускать ее из дома, сказал, что она должна остаться.

Удивленно, хотя и с облегчением, Кейт спросила:

– Не рано ли для Рори приказывать тебе?

На что Брайди блаженно ответила:

– Когда ему кажется, что я по одному его слову прыгну в озеро, я позволяю ему так думать. За это он иногда разрешает мне покомандовать им.

– Покомандовать? Это как?

– Ну, например, заставляю его потеплее одеться или не позволяю, чтобы мама подолгу ждала его. Ты же знаешь, она вдова. В общем, мы с Рори отлично понимаем друг друга, – прибавила Брайди, судя по всему окончательно избавившаяся от совсем еще недавних безосновательных страхов на свой счет.

Зато ее беспокоило другое. Однажды она спросила:

– Кейт, ты не замечала, что папа в последнее время будто бы сдал? Например, совсем недавно, когда он не знал, что я наблюдаю за ним, я заметила, как он остановился и долго не мог отдышаться, а когда сегодня утром я принесла ему молоко, он сидел за столом, обхватив голову руками. Такое впечатление, будто ему трудно даже писать свои трактаты. Как ты думаешь, может, с сердцем у него хуже?

Кейт тоже уже думала об этом и только считала дни до следующего медицинского осмотра. Сейчас же она сказала:

– Нам нужно попросить доктора Килиана перенести осмотр на более ранний срок. А папа так невнимателен к датам, что все равно не заметит.

Небольшой обман состоялся, и профессор Рутвен был убежден, что каким-то непостижимым образом, оказывается, уже прошло четыре месяца, а не три с хвостиком, как ему казалось.

К облегчению сестер, заключение доктора Килиана оказалось сравнительно успокаивающим.

– С клинической точки зрения его состояние лишь немного ухудшилось, – сообщил доктор. – А если он чувствует себя неважно, то, может быть, прислушается наконец к моим советам. Он ведь и сам Прекрасно понимает, что я не могу дать ему новое сердце или даже залатать старое. Лучшее, на что мы можем надеяться, что он продержится в таком состоянии еще долго.

– Скажите, доктор, должна я заставлять его отдыхать больше или ограничивать занятия? – спросила Кейт.

Доктор Килиан усмехнулся:

– Попробуйте, если хотите. Только, по-моему, лучше не суетиться без толку. Пусть продолжает в обычном ритме, потому что тот узкий мир, в котором он живет, является лучшей броней от всего, что могло бы причинить ему вред. А в остальном пусть получше питается, держит ноги в тепле, и не забывайте: все в ваших руках.

Итак, профессор на всю осень остался пребывать в своем отрешенном мире. Пока деревья вокруг озера меняли цвет и роняли листву, он задумал новую серию переводов с гэльского и обсуждал с Кейт идею написания на этом языке пьесы собственного сочинения.

Помимо своей работы Кейт успевала еще редактировать и печатать его рукописи и лекции. Обычно она делала это после ужина в его кабинете, но в тот день, который впоследствии запомнила на всю жизнь, обнаружив с утра, что у нее есть свободное время, решила попечатать на машинке.

День этот выдался на редкость непогожим – словно взбесившийся ветер гнул деревья пополам, а хлещущие клочья дождя взбивали поверхность озера в сплошные серые гребни. Брайди уехала в Корк, а профессор, хотя Кейт и пыталась его отговорить, настоял на том, чтобы, по обыкновению, немного пройтись. Тогда, укутав его потеплее и снарядив термосом с горячим бульоном, Кейт взяла с него обещание, что он вернется до того, как устанет.

В кабинете отца она уселась за пишущую машинку и среди рукописей нашла те, над которыми собиралась работать. Первая – кусок прозы – была уже почти готова, остальные же – переводы четырех или пяти любовных стихотворений, написанных на гэльском языке. Дойдя до последнего из них, Кейт решила передохнуть.

Судя по всему, профессор испытывал с ним трудности и решил пройтись по воздуху перед тем, как передать его Кейт на перепечатку, потому что гэльская версия была до сих пор приколота скрепкой к английскому переводу, на котором чуть ли не каждая третья строчка была зачеркнута и заново переписана, а отдельные слова обведены или обозначены вопросами.

Поначалу Кейт показалось, что она не сможет ничего разобрать. Потом она решила, что перепишет карандашом и даст отцу проверить перед тем, как печатать.

Постепенно каракули, которые она читала, начинали приобретать вполне ощутимый смысл. Она уже восстановила две первые строфы стихотворения и собиралась приняться за третью, когда наткнулась глазами на слово из гэльского оригинала. «A thaisge» – вот, что это было за слово. Тот самый эпитет, которым наградил ее некогда Конор и о котором, не найдя его в словаре, она благополучно забыла. Но как могло выражение «моя дорогая» – такое примитивное и даже унизительное – употребляться в исполненной высокого чувства любовной лирике, пришедшей из древних времен?

Ну конечно же перевод отца даст ей ответ на этот вопрос! Кейт нетерпеливо пыталась найти соответствующее место в переводе и нашла. Одна из строк без всяких поправок повторялась дважды и делала сравнение легким и попросту очевидным: «I love thee, love thee, love thee, my treasure!» («Люблю, люблю, люблю тебя, сокровище мое!») А на полях рукой отца было отмечено: «Перевод выражения „а thaisge“ до некоторой степени буквальный, но ритмически наиболее здесь подходящий». Эти слова удваивали уверенность.

Итак?.. Кейт откинулась на спинку стула в изумлении, в горле у нее внезапно пересохло. «А thaisge» – «мое сокровище» – нежные слова любви! Теперь она поняла, почему не нашла их в современном словаре, – скорее всего, это была малоупотребительная форма. И если Конор считал, что она переводится как «моя дорогая», значит его познания в гэльском оказались куда более узкими, чем он думает. Или ошибался отец, но в это было трудно поверить.

Но если… Если Конор употребил это слово, понимая его истинное значение, тогда что бы это могло означать и что из этого получится? В тот вечер, когда они выручали из беды Брайди, он обезоружил ее окончательно. Тогда, вместо былой враждебности в ее сердце поселилось совершенно другое чувство, заставившее это сердце болезненно сжаться при виде Брайди, нашедшей теплое утешение в нежных объятиях Конора.

В тот вечер она впервые поняла, что любит его. В тот вечер Бэзил стал просто частью ее прошлого, не имея больше власти над нею. А что, если Конор?.. Но Кейт решительно отмела от себя все «если», понимая, что это просто мечты. В тот вечер она, если бы захотела, могла бы принадлежать ему, но он… он не принадлежал бы ей. Он не называл ее ласковыми именами, разве что только однажды, по ошибке. Они просто прекратили вражду, заключив мир ради Брайди. Они просто сделались друзьями и остаются ими теперь. Но это все, и по-другому не будет. Но вот почему – это Кейт, даже с ущербом для себя, все же хотела бы выяснить.

Все, что она знала на настоящий момент, это то, что трещина – если таковая была на самом деле, а не в ее воображении – образовалась по инициативе Конора и никак не исходила от нее самой. Она образовалась, когда Рори Тирни пригласил их поужинать в «Лэйкстрэнд». Правда, все реже появляться в отеле она стала вовсе не потому, что боялась оставлять отца одного. Просто с тех пор, как развернулось строительство площадки для гольфа, Конор сам стал чаще наведываться на этот берег озера.

Они с Кейт часто виделись, но всегда случайно, а не по его инициативе. У нее постоянно оставалось впечатление, будто он спешит и не хочет отвлекаться от своих дел ради ее персоны. Более того, по его неприступному виду можно было подумать, будто что-то мешает ему сблизиться с ней.

Было время, думала Кейт, когда она еще могла бы позволить себе поддразнить его этим «а thaisge», посоветовав получше изучить гэльский и только потом пытаться цитировать. Но теперь она сомневалась, что может себе это позволить. Того Конора, который мог бы понять ее шутку и посмеяться вместе с ней, больше уже не существовало для Кейт…

Она с усилием заставила себя вернуться к рукописи и попыталась сосредоточиться, но вскоре услышала шум подъезжающей машины.

Кто это там?.. Для Брайди рано. Скорее всего, кто-нибудь из соседей предложил профессору подбросить его до дома. А это значит, что нужно будет предложить кофе или чего-нибудь покрепче… Отложив в сторону бумаги, Кейт поднялась и вышла в прихожую.

Конор, проведший утро в переговорах с подрядчиком, вырулил на огибавшую озеро дорогу почти в том самом месте, где когда-то чуть не сбил Кейт. Проезжая по горбатому мостику, он мимолетом глянул на его выгнутый парапет, заслонявший вид на озеро.

Правда, в самом конце моста озеро все же виднелось, и притом очень хорошо – от берега до берега, во всем своем суровом великолепии, взволнованное, мрачное, серое. Его безжалостные волны грозили гибелью любому суденышку, оказавшемуся бы привязанным вблизи берега, и казалось, ничто не может поспорить в это утро с его разъяренной мощью.

Но действительно ли ничто? Конор притормозил, остановился и достал полевой бинокль, который всегда держал в бардачке. Наведя его на объект, находившийся между островом и северным берегом, Конор увидел лодку Денниса Ригана, которая, подпрыгивая на волнах, раскачивалась, как игрушечный кораблик в ванной, а рядом с ней в воде маячила голова Денниса.

Конор выругался. Парень что, совсем свихнулся? Выходить на лодке в такую погоду, да еще при таком увечье, когда ты не можешь ни править лодкой, ни забраться в нее без посторонней помощи! Конор положил бинокль и, выйдя из машины, принялся кричать и махать руками. Но ветер поглощал его голос, относя его звук в сторону. Поняв, что пловец не слышит его, Конор снова бросился к машине.

В «Лэйкстрэнде» имелся спасательный катер и собственная лодка Конора. Но гораздо ближе, всего в нескольких сотнях ярдов позади него, находился причал Рутвенов и их лодка, к тому же Деннис был ближе к этому берегу. Быстро приняв решение, Конор развернул машину, еще раз посмотрел в бинокль на Денниса, потом отыскал глазами лодку Рутвенов – она, к счастью, оказалась на берегу – и изо всех сил нажал на газ.

На полной скорости он подкатил к причалу и вдруг обнаружил, что там уже кто-то есть. Этот кто-то отвязывал канат и при приближении Конора, тяжело дыша, распрямился.

Враги встретились. Конор заговорил первым.

– Интересно, что это вы тут делаете? Не терпится прокатиться в небеса? – строго спросил он.

Профессор Рутвен подскочил к нему, указывая на озеро.

– Там человек в опасности. Это молодой человек нашей Кейт, если вы не знаете. Он оказался за бортом. Так чем же я тут могу заниматься, как не собираться поскорее помочь ему?

Конор понимающе кивнул:

– Молодой человек – это, иными словами, Деннис Риган? Только не вы будете помогать ему, а я. Так что дайте-ка сюда канат, и я сам отвяжу лодку и спущу ее на воду.

Профессор снова склонился над узлом:

– Нет, я. Я сам…

– Прекратите вы наконец терять время? Дайте сюда канат и отойдите! – рявкнул Конор.

Профессор посторонился:

– Пожалуйста, я отойду. Спускайте лодку, только имейте в виду, что я сяду в нее вместе с вами. А если вы думаете, что я не смогу, то знайте: я выходил на озеро и в более сильные шторма еще задолго до того, как вы щеголяли в подгузничках, да и потом целую пропасть раз!

Конор усмехнулся:

– Вы отстали от жизни на два поколения – в мое время уже были памперсы. Впрочем, сейчас нет времени на споры. Полезайте в лодку, если вам так уж надо.

– Я сяду на весла…

– А вот это нет. Сидите на носу и не мешайте. Ваша помощь, возможно, понадобится, когда потребуется придержать лодку, если мне придется лезть за Риганом в воду.

Они забрались в лодку и оттолкнулись от берега. Деннис все еще держался на воде, но силы, судя по всему, уже изменяли ему, и расстояние между ним и лодкой, которую относило волнами, увеличивалось с каждой минутой…

Еще в кабинете Кейт узнала по шуму машину Денниса. Но не он вошел в прихожую, когда она открыла, а отец и… Конор. Более того, к ее бесконечному удивлению, они вовсе не тяготились обществом друг друга, чего Кейт никак не могла бы от них ожидать.

Конор привез отца на машине Денниса? Откуда и почему? Теряясь в догадках, она изумленно смотрела на них, забыв даже поздороваться, пока профессор не сказал строго:

– Ну что, Нора… то есть Кейт, не хочешь ты поприветствовать мистера Берка? Он только что спас Денниса Ригана, вытащив его из озера. А я помогал ему, впрочем, по-моему, не слишком успешно.

У Кейт перехватило дыхание от испуга.

– Деннис был в озере?! Он… С ним все в порядке? Ведь у него же…

– Успокойтесь, – ответил Конор. – С ним все в порядке, и он сейчас обсыхает под неусыпным оком моей матери. Он собирался сюда на лодке, но я отвез его в отель и вызвал доктора Килиана. Когда мы добрались до него, он уже почти тонул. Впрочем, доктор Килиан считает, что он, скорее всего, отделается сильной простудой.

– Но… – Кейт окинула их по очереди удивленным взглядом. – Вы-то как оба оказались там?

– Я увидел его тонущим, когда проезжал по горбатому мостику, и поспешил за вашей лодкой…

– А я увидел его с береговой тропинки и как раз собирался отправиться ему на выручку… – вставил профессор.

– Ох, папа, нельзя было тебе этого делать!

Профессор вытаращил глаза:

– Так что я, по-твоему, должен был дать ему утонуть? Откуда мне было знать, дочка, что наш друг тоже уже спешит ему на помощь?

– И все-таки тебе не следовало выходить на лодке. Что скажет доктор Килиан, когда узнает об этом?

Тут вмешался Конор:

– Профессор не хотел давать мне лодку, если я не возьму его с собой, так что у меня не было выбора. Но я рад, что взял его, потому что не мог втащить Ригана на борт, и мне пришлось прыгать за ним в воду. – Конор поймал быстрый взгляд Кейт. – О нет, не беспокойтесь – я уже переоделся в сухое. Мы оба переоделись. В общем, кончилось все тем, что мы взяли лодку Ригана на буксир и отправились в «Лэйкстрэнд», а поскольку я оставил свою машину возле вашего причала, Деннис одолжил мне свою, чтобы я отвез профессора домой. Теперь все ясно?

Кейт молча кивнула, не зная, как благодарить его. А отец? До чего же безрассудно было с его стороны пытаться самому спасти Денниса! И все же он прав: так поступил бы каждый, в ком есть хоть чуточку смелости – и она сама, и Брайди. Но при мысли о том, чем все могло закончиться, не окажись Конор поблизости, у Кейт перехватило дыхание, и она молчала.

Не успела она вновь обрести дар речи, как отец вдруг что-то сказал Конору по-гэльски, и тот, лукаво глядя на него, ответил ему на том же языке. Потом профессор подошел к буфету и уже по-английски обратился к Кейт:

– Кейт, дочка, мистер Берк говорит, что не отказался бы чуточку прогреться. – И уже глядя на Конора, прибавил: – Назовите, что предпочитаете, старина, и мы с вами выпьем за наше озеро, за бурю и за штиль.

По-заговорщически переглянувшись с Кейт, Конор сказал:

– Сначала я назовусь сам, профессор. Мое имя – Конор. И я выпил бы виски. А что же еще можно пить за наше озеро? А потом мы выпьем за нашу Ирландию. Идет?

Профессор охотно согласился.

Когда Конор ушел, чтобы забрать свою машину, Кейт позвонила Деннису в отель, предложив ему, по совету Конора, подогнать машину обратно чуть позже, когда стихнет буря.

Деннис обрадовался:

– Да, Кейт, сделай это, пожалуйста. Я просто умираю, как хочу видеть тебя… Что? Нет, со мной все в порядке, хотя Килиан взял с меня обещание, что я переночую здесь. Видишь ли, я, конечно, понимал, что отправляться в моей скорлупке в такую погоду – полнейшее безумство, но почему-то вдруг почувствовал, что не могу больше оставаться на острове ни одной минуты.

Сердце Кейт екнуло.

– Но, Деннис, как же так? Я думала, ты уже справился с этой депрессией!

– Справился, конечно. Почти справился. Только когда она снова охватывает меня, мое будущее начинает казаться мне таким смутным и безнадежным, что мне хочется бежать к тебе, как я сделал сегодня утром.

Чтобы вдохнуть в него силы, Кейт уверенно проговорила:

– Твое будущее будет таким, каким ты пожелаешь его увидеть. Понятно?

– Да, «властелин моей судьбы, капитан моей души», – с горечью процитировал Деннис. – Хорошо. Предположим, у меня есть деньги, в определенной мере талант, и я могу своими руками строить свое будущее. Но что проку в успехе, если мне не для кого к нему стремиться и не с кем его разделить? Послушай, Кейт, – я собирался сказать это тебе сегодня утром – не думаешь ли ты, что пришло время сделать то, о чем мы с тобой договорились?

– Ты считаешь, что настал миг принять окончательное решение?

На другом конце провода образовалась тишина, потом Деннис мрачно произнес:

– Нет, я имел в виду не это.

– Тогда что же?

– Что мы могли бы открыться перед всеми и устроить настоящую помолвку.

Кейт тянула время.

– В таком случае, Деннис, мы должны быть уверены, что у нас появилось больше оснований сделать это.

– Да, должны, – согласился он. – Но у меня они появились. Теперь я точно знаю, что ты нужна мне сама по себе, а не как замена Эйлин. – Он помолчал. – Прошу тебя, Кейт, выходи за меня замуж.

Могла ли она после этого еще тянуть время? Зная, что должна сказать это даже с риском причинить ему боль, она твердо произнесла:

– Пожалуйста, Деннис, только не сейчас. Не по телефону. Нам надо увидеться.

– Значит, когда ты пригонишь машину, да?

– Да.

Благодарная за эту, пусть и короткую отсрочку, Кейт, как и Деннис, не могла знать, как жестоко распорядится судьба, отложив на полку эту ее проблему.

По настоятельному требованию Брайди, профессора еще днем отправили в постель, однако, к удивлению обеих сестер, он не стал сопротивляться и спал, пока Кейт не принесла ему чаю и не присела рядом с ним на постель подождать, когда он выпьет. Сидя в пижаме с подоткнутой под подбородок салфеткой, он напоминал Кейт беспомощного, чахлого ребенка, и сердце ее болезненно сжималось.

Как мальчишка порадовавшись бутерброду, он спросил:

– Буря прекратилась?

– Почти, – сказала Кейт, с ужасом подумав о том, как бы ей этого не хотелось. На самом деле уже час назад дождь и ветреные шквалы прекратились, потом ветер и вовсе стих, небо расчистилось, и его осветило бледное солнышко, а вместе с ним пришла и тяжелая необходимость свидания с Деннисом. Свидания, гораздо более близкого, чем раньше…

А профессор продолжал:

– Наше озеро всегда так: то тихое и безмятежное, то уже через минуту шумное и недовольное. Как дитя. Я часто думал и понял, почему Всевышний создал эти буйные перепады, эти приступы стихийной ярости, которые возникают внезапно и заканчиваются в положенное им время, сменяясь тихим безмолвием. Они оделяют озеро здоровой силой. Вот Деннис, кажется, понял, что мы, родившиеся на озере, не привыкли откладывать свои дела и ждать, когда оно сменит гнев на милость. Потому что гнев всегда проходит. Лох-на-Скахан… Озеро Теней… Но какие тени без солнца? Это я напомнил Деннису и тому другому парню, который не дал мне воспользоваться моей собственной лодкой… Сейчас вспомню его имя…

– Конор, папа. Конор Берк, – подсказала Кейт.

– Ах да, Конор Берк. Знаешь, Кейт, загадочный он человек. У него есть свои планы относительно отеля и площадки для гольфа и угодья Спеллейн, которые изменят вид озера, но по тому, как он говорит о них, чувствуется, что у него есть сердце и что он по-своему пытается принести пользу нашему озеру.

– Возможно. Я знаю, что и Брайди такого же мнения, – заметила Кейт.

– Да и ты ведь тоже. Ему удалось убедить тебя, так же как почти удалось меня?

– Да, – улыбнулась Кейт.

– Правда, у него довольно странная манера убеждать. Зато он, похоже, отлично знает, чего хочет, и делает это в конечном счете ради Ирландии, умея напрочь разоружить противника. И помнишь, как я спросил его по-гэльски, не хочет ли он чего-нибудь горячительного? Так вот он, оказывается, не ограничился теми крохами, которым учили в школе, и потом еще два года изучал гэльский, так что теперь знает его превосходно.

– Так уж и превосходно? – пробормотала Кейт.

– Что-что?

– Ничего, папа.

– Нет, ты что-то сказала, дочка. Я же слышал.

Но Кейт переменила тему:

– Кстати, раз уж мы заговорили о гэльском, я ведь, папа, начала сегодня утром печатать эти стихи.

– А, «Любовные песни Мюнстера»? Не показалось ли тебе, что они еще недоработаны?

– Некоторые – да, некоторые – нет, но я всегда могу перепечатать снова. Среди них была одна, над которой ты явно собирался еще поработать. Я ее еще не закончила… – Кейт помолчала и вдруг спросила: – Кстати, папа, там была одна фраза, которая меня заинтриговала. Ты перевел «а thaisge» как «мое сокровище» и потом сам выразил сомнение на полях. Есть ли у него какое-нибудь другое значение, и если есть, то ка…

Но на этот вопрос Кейт не суждено было получить ответа. Потому что в этот самый момент чашка выпала из рук профессора, а маленький поднос, который он держал на коленях, соскользнул в сторону. Кейт едва успела поддержать его голову, когда та безвольно откинулась на подушки.

– Отец! – вскричала она, но так и не поняла, слышит ли он ее.

Одной рукой поддерживая его, Кейт расстегнула ему пуговицы на пижаме. Шея и лицо его сначала покраснели, а потом приняли ужасающе пурпурный цвет, его затрудненное дыхание переходило в протяжный мучительный рев, глаза закатились, и, хотя Кейт никогда в жизни не приходилось быть свидетелем острого сердечного приступа, инстинктивно она поняла, что это был именно он.

Она осторожно вытащила руку и побежала звать Брайди. Увидев испуг в глазах Кейт, девушка попыталась прорваться в комнату, но старшая сестра с решительной твердостью сказала:

– Нет, милая, лучше вызови доктора Килиана. Скажи ему, что у папы приступ. Только, пожалуйста, скорее. И вот еще что, Брайди, – прибавила она, в то время как та бросилась к телефону: – Потом позвони Деннису в «Лэйкстрэнд» и скажи, что папа заболел и мы обе должны находиться при нем, поэтому я не смогу пригнать машину сегодня вечером.

Для обеих сестер начались напряженные дни и ночи перемежающихся надежд и отчаяния, пока отец боролся за свою жизнь и собственными силами, и при помощи всевозможных медицинских средств.

Временами он приходил в сознание и был в ясном уме, в другое же время под воздействием сильных препаратов уносился в мир, в который они не могли последовать за ним, и им оставалось лишь ждать и быть начеку.

В тот первый вечер они очень боялись услышать от доктора Килиана слово «больница». Но хотя, к их величайшему облегчению, он не произнес ничего подобного, врач все же предупредил, чтобы они не исключали такой возможности. В то же время он пригласил к ним сиделку, и сестрам попеременно с нею надлежало день и ночь дежурить у постели больного. Уходя, доктор Килиан прибавил:

– Было бы неплохо, если бы вы сообщили Норе. Вы меня понимаете?

Значение этих слов не ускользнуло от Кейт.

– Папа действительно так плох? – спросила она.

– Боюсь, да. И Нора должна знать об этом. Но если она не будет настаивать, не заставляйте ее приезжать сейчас. В таком состоянии, как теперь, он ее вряд ли узнает, так что пусть лучше пока остается у мужа. – Доктор Килиан помолчал, потом взял в руки дрожащий подбородок Кейт. – Вы, Кейт, жестоко вините себя в том, что произошло сегодня утром. Не так ли?

– Да.

– Не нужно. Вы не могли предвидеть этого. И не смогли бы предотвратить. И вы также не должны позволять заниматься самобичеванием Ригану и Берку. Потому что это могло случиться с ним в любое другое время и при других обстоятельствах. И кто знает, Кейт, какие из них оказались бы хуже?

– Да, это, конечно, так… – Но мысли Кейт были заняты сейчас Деннисом – она представляла, как ей придется его утешать, если после утреннего происшествия отец умрет.

Все проявляли к ним сочувствие. Конор приостановил шумные работы на строительстве площадки для гольфа и освободил Брайди от работы на неопределенный срок. Он звонил дважды в день – утром и вечером, предлагая свою помощь и интересуясь, не нужно ли им чего-нибудь в Корке, в Мора-Бег или в самой деревне.

Каждый день миссис Берк присылала обеим девушкам и сиделке приготовленный на кухне «Лэйкстрэнда» ленч в горячих судках, и дважды в неделю их белье забирали в прачечную отеля и возвращали чистым.

На почте ежедневно вывешивали листок – нечто вроде бюллетеня, – в котором докладывалось, как «Сам» борется с приключившейся с ним напастью.

Ребята Хинана, хотя их никто и не просил, прекратили гонять на мотоциклах. Старший О'Шиэз вызвался рубить для сестер дрова и привозить им торф, а младшие наперебой выражали готовность накормить кур. А Деннис каждый день приплывал с острова посидеть у изголовья профессора или вывести прогуляться Брайди или Кейт, не понуждая ее при этом отвечать на его вопрос.

Проведя два дня в полной коме, профессор пришел в себя, с тем чтобы снова погрузиться в бессознательное состояние и потом вновь очнуться. Однажды он принял Брайди за мать, называл ее именем жены и разными ласковыми словами. Поначалу испугавшись, Брайди решила все-таки подыграть ему, а потом горько рыдала в объятиях Кейт, представив, что было бы, если бы Кейт и Конор в свое время вовремя не остановили ее.

Кейт утешала ее как могла:

– Детка, если бы ты тогда уехала, отец простил бы тебя.

Но Брайди знала, что сама не смогла бы простить себе этого, и продолжала сокрушаться.

Иногда профессор начинал вдруг говорить по-гэльски, не обращаясь ни к кому конкретно, его, казалось, радовала сама мелодика этой напевной речи. А однажды он все-таки полностью узнал Кейт, хотя, судя по всему, напрочь забыл о ее разрыве с Бэзилом Кентом.

– Ты, быть может, не захочешь послушать меня, но ты совершишь большую ошибку, если выйдешь замуж за этого парня из Англии, – сказал он ей.

– А я и не собираюсь, папа.

– Если ты говоришь это, только чтобы успокоить меня, то не нужно. Не то чтобы я был против того, что он англичанин. Твоя мать тоже была англичанкой… Но он тебе не подходит. Лучше, если бы ты огляделась по сторонам здесь, на озере. Разве я не говорил тебе этого раньше?

– Говорил, папа, только…

– Да, теперь вспоминаю. Я спросил тебя, не хочешь ли ты взглянуть на Денниса, а ты ответила, что тебе такое в голову не придет. Но вы ведь все-таки думали друг о друге с тех пор? Или он просто так сказал мне?

– Деннис сказал тебе это?! Когда?

Но взгляд профессора замутнился, и он покачал головой. Время и обстоятельства выскользнули из его памяти, и следующие его слова уже были обращены к самому себе:

– Деннис… и Кейт… Разве я не говорил ей, что она должна еще и любить?.. Что одной доброты недостаточно?.. Иначе она выйдет за него из жалости. И как же тогда тот, другой, о котором я думал совсем недавно? Ведь он, этот Берк, тоже, как и Деннис, не рожден на озере, но, похоже, сильно любит его и гордится. Да, гордится и мечтает о его будущем. Разве многие из нас, уроженцев этих мест, могут похвастать тем же? И разве не слышал я уже, что этот парень влюблен в нашу Кейт, а она в него? Только…

Но тут его слова свелись в неразборчивое бормотание и вскоре стихли. И хотя девушки еще не знали этого тогда, их отцу уже было суждено никогда больше не заговорить с ними. На следующее утро перед зарей сиделка позвала их к нему и позвонила доктору Килиану. Свежий утренний ветерок прогуливался по глади озера, возвещая о рассвете, которого последнему из мужчин в роду «черных» Рутвенов уже не суждено было увидеть.