Текст книги "Скрытые таланты"
Автор книги: Джейн Энн Кренц
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Ну да. – В блестящих глазах Сиренити появилось выражение неуверенности. – Мне показалось, что вас заинтересовали мои идеи относительно Уиттс-Энда. Что вы хотите помочь. Я думала, будущее этой общины заботит вас в такой же степени, как и меня.
– Плевать мне на Уиттс-Энд. – На этот раз Калеб не стал обдумывать свои последующие действия. Он решительно направился к Сиренити.
Почти целый месяц он терпел муки неудовлетворенного желания. Утешал себя вынашиванием планов будущего романа, пребывая в полной уверенности, что Сиренити влечет к нему так же, как и его к ней. Теперь все рушилось, и сознание этого, словно когтями, драло ему внутренности.
Сиренити осталась на месте, защищая грудь прижатым к ней кейсом.
– Что вы собираетесь делать?
– Исправлять ложное впечатление. – Калеб остановился перед ней, поднял руки и, схватив ее за плечи, рывком притянул к себе. – Не хочу, чтобы вы ушли отсюда с мыслью, что я славный парень, мисс Мейкпис.
Он резко накрыл ее рот своим, смяв нежные, пухлые губы. Кипевшие в нем злость и отчаяние мгновенно выплеснулись в этом поцелуе. Он почувствовал, как Сиренити дрогнула под натиском, но вырваться не пыталась.
Несколько секунд она стояла, напряженно замерев в его грубом объятии. Она казалась скорее изумленной, чем испуганной. Калеб понимал, что разрушает нечто важное, нечто такое, что ему очень хотелось сберечь. И осознание этого толкало его на то, чтобы сделать это дело основательно. Он ведь все делал очень основательно.
Его пальцы крепче сжали плечи Сиренити. Он ощутил ее зубы, когда с силой открыл ее рот своим. Это был их первый и, без всякого сомнения, последний поцелуй. Бушевавшая у него внутри мучительная ярость перешла в неистовую страсть, потрясшую его до самой глубины.
Он хотел насытиться вкусом Сиренити, хотел навсегда оставить у себя на теле ее отпечаток, так чтобы можно было через пять, десять или двадцать лет извлечь и рассмотреть воспоминание о ней.
Калеб углубил поцелуй, заставив губы Сиренити раскрыться. Он не мог ею насытиться. В любой момент она может вырваться из его объятий и его жизни. У него больше никогда ничего подобного не будет.
Что-то очень тяжелое обрушилось на отполированные до зеркального блеска носы туфель Калеба Он вздрогнул. Это Сиренити уронила свой кейс.
Захлестнутый и оглушенный потоком бурлящих в нем чувств, Калеб оторвался от ее губ и отпустил ее.
– Нет, постойте. – Сиренити обвила руками eго шею и снова притянула его губы к своим.
Прежде чем Калеб успел понять ее намерения, Сиренити уже возвращала ему поцелуй с такой пьянящей силой, которая, подобно ударной волне, сотрясла его тело и вытеснила все мысли о прошлом и будущем. Она хочет его. В этот миг лишь одно это и имело значение.
Калеб опустил руки на тонкую талию Сиренити и стал поднимать ее вверх по своему телу, пришедшему в состояние крайнего возбуждения.
– Довольно. – Сиренити прервала поцелуй и убрала руки с его шеи. Откинувшись назад, она уперлась руками ему в грудь. – Отпустите меня, Калеб. Я теперь другого мнения. Вы ни чуточки не славный. – Ее глаза сверкали гневом и страстью. – Вы все испортили. Все. Как вы могли? Я думала, мы понимаем друг друга. Я думала, мы можем доверять друг другу.
Казалось, он не дышит.
– Черт побери, Сиренити…
– Я сказала, отпустите меня. – Она стала отрывать его руки.
Калеб отпустил ее. Сиренити нагнулась, подхватила кейс и кинулась к двери. Она открыла ее и выскочила в приемную. Секретарша Калеба миссис Хоттен испуганно вскинула голову.
– Подождите, Сиренити. – Калеб двинулся за ней.
– Не хочу вас ждать ни минуты, Калеб Вентресс. – Сиренити резко повернулась к нему лицом.
– Что вы собираетесь делать? – спросил он.
– Во-первых, собираюсь выследить шантажиста. Потом собираюсь найти себе другого консультанта. Такого, который не будет чувствовать, что должен соблюдать столь безупречные критерии.
Сиренити опять резко повернулась и зашагала мимо стола миссис Хоттен. Дойдя до двери, она распахнула ее и скрылась в коридоре.
«Она действительно уходит».
Повинуясь скорее слепому инстинкту, чем логике, Калеб пошел за ней.
На столе у миссис Хоттен резко зазвонил телефон.
Она быстро сняла трубку.
– "Вентресс венчерс". – Несколько секунд она молча слушала. – Да, миссис Таррант. Он как раз здесь. Минутку, пожалуйста.
Калеб дошел до входной двери и выглянул в коридор. Он не успеет настичь Сиренити. За ней уже закрывались двери лифта.
– Проклятие!
– Мистер Вентресс? – Миссис Хоттен взволнованно прочистила горло. – Это ваша тетушка.
Калеб на мгновение закрыл глаза и сделал глубокий вдох, чтобы успокоить дыхание. Зов семьи. Миссис Хоттен знала, что он всегда на месте для любого члена клана Вентрессов.
Чувство отстраненного спокойствия постепенно возвращалось к нему. Он уже снова был далеким, неосязаемым призраком в стране, где не существовало ни опасных эмоций, ни жгучих страстей, ни безудержных желаний. Он в безопасности. Он владеет собой. Ничто не может коснуться его здесь, в его офисе, где он проводит все больше и больше времени.
– Я возьму трубку в кабинете.
– Хорошо, сэр.
В обычно спокойном, деловом взгляде миссис Хоттен промелькнуло какое-то странное выражение. Такого Калеб никогда прежде у нее не замечал. С опозданием он понял, что это было сочувствие.
Ощутив раздражение, Калеб отвернулся от нее и прошел к себе.
Он наклонился над столом и снял трубку.
– Добрый день, тетя Филлис. Чем могу быть полезен? – Как всегда, разговаривая с кем-нибудь из семьи, он старался говорить неторопливо и очень-очень вежливо.
– Добрый день, Калеб. – Быстрый, деловой голос Филлис отчетливо слышался в трубке. – Я звоню, чтобы удостовериться, не забыл ли ты, что скоро ежегодная благотворительная кампания Вентресс-Вэлли. Как обычно в это время года, и мы, Вентрессы, должны внести свою лепту.
Ей было пятьдесят девять лет, и она сделала своей профессией заседание в правлениях всех сколько-нибудь крупных благотворительных обществ в Вентресс-Вэлли. Будучи двоюродной сестрой Гордона Вентресса, она формально не приходилась Калебу теткой, но он всегда обращался к ней таким образом. Точно так же он всегда называл дядей и двоюродного брата отца Франклина.
– Я не забыл, тетя Филлис, и собираюсь перечислить обычный взнос нашей семьи.
– Да уж, пожалуйста. Здесь рассчитывают на нас, знаешь ли.
– Я знаю.
На протяжении жизни четырех поколений Вентрессы были одной из самых влиятельных семей в Вентресс-Вэлли. Как прямой наследник земли и состояния Роланда, Калеб вскоре после окончания колледжа стал управлять семейными инвестициями, и капиталы Вентрессов, которые первоначально вкладывались по большей части в землю, теперь были с умом размещены в различных отраслях и предприятиях. Под его управлением капитал семьи быстро удвоился, а затем и утроился.
Разумеется, Роланд до сих пор вмешивался в дела всякий раз, когда чувствовал такую потребность. Он никогда не захочет по-настоящему отойти от дел, и это все знали. Но в последнее время он охотнее занимался выращиванием арабских лошадей у себя на племенной ферме, предоставляя Калебу вести финансовые дела семьи. Франклин и Филлис не упускали случая высказать свое мнение по финансовым вопросам, время от времени что-то советовали и их отпрыски. Но с практической точки зрения всем состоянием Вентрессов управлял Калеб.
Никто ни разу не поблагодарил Калеба, никто ничем не выказал ему признательности за то, что он для них делал. Все принимали это как должное; подразумевалось, что он просто делает то, что и обязан делать.
– Ну, в таком случае все в порядке, – сказала Филлис. – Так в какое время нам ждать тебя в субботу?
– Точно еще не знаю. Наверное, где-то около полудня.
В субботу был день рождения Роланда Вентресса, которому исполнялось восемьдесят два года. С того дня, как Калеба привезли домой в Вентресс-Вэлли, он не пропустил ни одного из ежегодных торжеств в честь деда. Он вообще взял за правило неукоснительно соблюдать все семейные ритуалы.
– Прекрасно, будем ждать тебя к полудню. – Филлис помолчала. – На прошлой неделе ты говорил, что можешь приехать не один.
– Я передумал.
– Понятно. Значит, эта очаровательная мисс Лирсон не приедет с тобой?
– Я больше не встречаюсь с мисс Лирсон.
Этот роман закончился три месяца назад по обоюдному согласию и без взаимных обид. Сьюзан Лирсон была дочерью преуспевающего калифорнийского промышленника. Она была очаровательна, уверена в себе и обладала изысканными манерами, но Калеб с самого начала дал ей ясно понять, что женитьба не входит в его планы.
Такие отношения устраивали Сьюзан почти целый год. Через Калеба она познакомилась с несколькими интересными, подходящими на роль мужа мужчинами и в конце концов влюбилась в одного из них, управляющего небольшой фирмой из Сиэтла. Бракосочетание было запланировано на Рождество. Калеб желал ей всех благ.
Он скучал по Сьюзан какое-то время после того, как они расстались, и сейчас думал о ней с чувством, похожим на привязанность. Он знал, что дед и остальные члены семьи скучали по ней намного больше, чем он сам. Роланд страшно хотел, чтобы Калеб женился, хотел знать, что жизнь семьи продолжится и в следующем поколении.
Калеб понимал, что старик уже начинает задумываться, не объясняется ли неспособность внука найти подходящую жену чем-то еще, кроме просто невезения. Он вполне мог увидеть в этом обстоятельстве своего рода тонкую месть со стороны Калеба или же доказательство того, что дурная кровь Кристал Брук все-таки дает о себе знать.
Калеб не стал разубеждать Роланда в этой мысли, потому что сам не был до конца уверен, что она не соответствует действительности. Уверен он был лишь в одном: жена потребует от него большего, чем может дать какой-то призрак.
Наступила продолжительная пауза, пока Филлис переваривала тот факт, что и Сьюзан Лирсон пополнила собой скромную череду избранных женщин, которые прошли через жизнь Калеба за эти годы.
– Очень жаль, что ты больше с ней не встречаешься. – В тоне голоса Филлис сквозило порицание. – Твой дедушка был от нее в восторге.
– Я знаю.
– Мне она чуточку напоминала Патрицию, жену твоего отца. Превосходная семья. Прекрасное воспитание. Мисс Лирсон была бы тебе отличной женой.
– Не сомневаюсь. – Если бы я занимался поисками жены. Но я этим не занимаюсь.
– Что произошло между вами? – несколько раздраженно спросила Филлис. – Я думала, она тебе нравится.
– Она мне нравилась. И нравится. Но между нами все кончено.
– Жаль это слышать. Твой дедушка будет недоволен.
Калеб решил, что на сегодня шуток с шантажом вполне достаточно.
– Это ведь не будет ему абсолютно внове, не так ли? До свидания, тетя Филлис.
Он положил трубку и стал в задумчивости ее разглядывать.
Казалось, вся его жизнь проходила под знаком шантажа. Черт возьми, он собаку съел на том, как себя вести в этих случаях.
Чего нельзя сказать о Сиренити Мейкпис, подумал он.
Она вышла от него полная решимости найти этого шантажиста, который разрушил ее надежды и мечты относительно Уиттс-Энда.
Она определенно попадет в беду, а ведь, нравится это ему или нет, официально она все еще его клиентка. Они оба подписали этот треклятый контракт.
Калеб снял трубку телефона, потом медленно положил ее. Не в его правилах что-либо делать, тщательно не обдумав все заранее.
Он заставил себя еще с полчаса поразмышлять над этим вопросом. Потом не торопясь набрал номер гостиницы, где остановилась Сиренити, приехав в Сиэтл на переговоры с ним.
Гостиничный администратор дал ему краткий и исчерпывающий ответ.
– Весьма сожалею, сэр, – сказал он отнюдь не сожалеющим тоном. – Она только что оплатила счет и выехала.
Глава 2
На следующее утро Сиренити вышла из дома и отправилась через сырой, окутанный туманом лес к хижине Эмброуза. Она хотела получить ответы на несколько очень конкретных вопросов.
Вернувшись в Уиттс-Энд вчера вечером, она не пошла к нему, потому что не доверяла тому странному, подавленному настроению, в котором пребывала. Сегодня утром она чувствовала себя более спокойной, однако разочарование и злость все еще кипели в ней.
Она не могла определить, на что злилась больше: на то, что Калеб Вентресс оказался не таким человеком, как она думала, или на то, что составила себе о нем абсолютно превратное мнение.
Сиренити ненавидела те редкие случаи, когда ее суждения о людях оказывались неверны. Она привыкла доверять своей интуиции.
Но ей не следовало бы слишком полагаться на себя, имея дело с человеком из устроенного мира, с человеком истеблишмента, напомнила она себе. Она так до конца и не поняла этот мир, не смогла нормально вписаться в русло его жизни.
Сиренити родилась и выросла в Уиттс-Энде. Эта маленькая община в горах могла показаться странной на посторонний взгляд, но для Сиренити она была домом. И она ощущала себя его частью. Эта община приняла ее под свой кров и вырастила, когда она осталась на свете совсем одна. И теперь она собиралась дать Уиттс-Энду то, что он когда-то дал ей, – будущее.
Похоже, придется добиваться этой цели без помощи «Вентресс венчерс».
Она сунула руки в перчатках в карманы украшенной бусинками и бахромой куртки и постаралась взглянуть на свои эмоции с интеллектуальной точки зрения. Может быть, подобное испытывает всякая отвергнутая женщина, думала она, пробираясь между деревьями, с которых капало.
Отвергнутая женщина. Она содрогнулась при этой мысли.
Сейчас впервые Сиренити поняла, насколько ее влекло к Калебу. Она не могла отрицать, что ответила ему мгновенно и абсолютно, как никогда не отвечала ни одному мужчине. От отвращения она сморщила нос. Должно быть, она сошла с ума, если так увлеклась мужчиной, который явно ей не подходит.
Но она знала, что ее воображение уже рисовало ей определенные узы с Калебом. По всей вероятности, они не были бы вечными. Ведь она принадлежит Уиттс-Энду, а он – внешнему миру. Но все же не исключено, что какая-то часть будущего могла бы стать для них общей.
И, если бы им обоим уж очень повезло, они смогли бы, пожалуй, найти нечто подобное тому, что Джулиус Мейкпис, человек, чью фамилию она носит, нашел со своей подругой Бетэнн.
Сиренити слегка улыбнулась, подумав об открытке, которая ждала ее, когда она вернулась вчера вечером домой.
"Дорогая Сиренити,
Мы чудесно проводим время. Брак – это прекрасно. Следовало бы это сделать много лет назад. Любящие тебя Джулиус и Бетэнн".
На открытке стоял почтовый штамп города Масатлана в Мексике. Джулиус и Бетэнн были в свадебном путешествии. После пятнадцати лет совместной жизни они решили, что пришла пора сочетаться браком. Две недели назад в Уиттс-Энде все было пущено в ход, чтобы отпраздновать это событие так, как оно того заслуживало. На праздник явился даже Эмброуз. И снизошел до того, чтобы сделать несколько снимков жениха и невесты, всем своим видом давая понять, что делать свадебные фотографии ниже его достоинства.
Сиренити остановилась на минуту, чтобы сориентироваться среди деревьев. Этим утром лес был погружен в какую-то странную, наводящую жуть тишину. Туман, окутавший горы накануне вечером, с рассветом сгустился.
Она поднырнула под низко нависшие лапы мокрой ели. Было бы верхом глупости позволить себе связаться с таким закоснелым, консервативным, узколобым традиционалистом, как Калеб. Он, наверно, носит нижнее белье в полосочку.
Сиренити нахмурилась. Что-то здесь не сходилось, и она знала это. В ее сегодняшнем отвратительном состоянии духа легко было поддаться искушению и навесить на Калеба ярлык человека негибкого, предвзятого и ограниченного. Но она чувствовала, что картина эта далеко не полна.
Ее первое впечатление от него было таким сильным, что глубоко ее встревожило. Ожидая увидеть типичного управляющего с мягкими руками, мягкой линией подбородка и заметным намеком на мягкое брюшко, она оказалась совершенно неподготовленной к встрече с диким зверем, заключенным в сверкающую клетку из нержавеющей стали и стекла.
Калеб напоминал ей грифона, которого она носила на цепочке на шее. Такой же загадочный, необычный и могущественный. Может быть, не вполне реальный. Возможно, и опасный.
Его серые глаза, выражавшие холодноватую, отстраненную настороженность, были для Сиренити первым сигналом, что она имеет дело с нетипичным представителем делового истеблишмента.
Все остальное в Калебе смущало и тревожило не меньше, чем глаза. Хотя у него определенно не было ни орлиных крыльев, ни львиного хвоста, ей ясно почудилось в нем что-то таинственное, грифоноподобное. В тот первый день Калеб поднялся из-за своего рабочего стола – высокий, худощавый, поразительно элегантный мужчина. Волосы у него были темные, словно ночь в лесу, а черты лица такие же четкие и непреклонные, как горы вокруг. Его голос оказался низким, но был лишен какого бы то ни было чувства, кроме холодной вежливости.
Исходившее от него ощущение отстраненности, дистанции при первом контакте обдавало холодом. Он казался полностью замкнутым на себя, являл собой образ человека, который ни в ком не нуждается, ни на кого не полагается, никому не доверяет.
Как ни странно, но сама сила этого образа давала Сиренити понять, что происходящее у Калеба внутри отнюдь не было ни спокойным, ни бесстрастным. Ни один человек не станет культивировать в себе такое абсолютное самообладание, если внутри у него нет никакого бурного и сильного чувства, которое необходимо держать в узде.
Она обнаружила, что ее необъяснимо притягивает в Калебе то, что ее приятельница Зоун назвала бы мужской силой. Она влекла ее и манила, казалась идеально созвучной той ее глубинной стихии, которую Зоун определила бы как женское начало. Этим утром Сиренити все еще ощущала отголоски того возбуждения, которое пронзило ее, когда Калеб поцеловал ее у себя в офисе. Ей никогда еще не приходилось испытывать ничего похожего.
Жаль, что Калеб оказался упрямым, нетерпимым лицемером и ханжой. Отогнав эти воспоминания, она пошла чуть быстрее.
Прикосновения прохладных щупальцев тумана заставили ее острее почувствовать, каким холодным стал воздух. Еще пара недель, и в горах ляжет первый снег. Снежный покров тепло укутает Уиттс-Энд на зиму.
Сиренити поежилась внутри куртки, думая, что зря она написала то письмо президенту «Вентресс венчерс» месяц назад. Лучше было бы обратиться за помощью к кому-нибудь другому.
Но даже если это внезапное расторжение контракта с Калебом обернется к лучшему, то причина его просто бесила ее. Она никак не могла заставить себя поверить, что Эмброуз, сосед и друг, действительно пытался ее шантажировать. Это не укладывалось в голове.
Вчера утром, когда она открыла конверт у себя в гостиничном номере в Сиэтле, идея подобного шантажа показалась ей просто смехотворной. Она ни на минуту не могла представить себе, что Калеб серьезно отнесется к этой угрозе.
Надо же набраться такого нахальства, думала она. В конце концов он бизнесмен, представитель деловой Америки. Кто дал ему право швырять камни? Не исключено, что он консультирует компании, которые сбрасывают в реки ядовитые отходы. И потом он, может быть, женат, о чем просто не потрудился упомянуть. Сиренити поморщилась.
Она ухватилась за мешавшую ей ветку и отвела ее в сторону.
Внезапно что-то привлекло ее внимание, и она остановилась. Посмотрев налево, она увидела, как сквозь туман проступает какая-то темная тень. Ощутив легкий укол тревоги, она резко повернулась лицом к существу, которое возникало у нее на глазах.
Не спуская с нее глаз, животное медленно приближалось. Утыканный шипами стальной ошейник зловеще блеснул в тусклом сером свете.
У Сиренити отлегло от сердца.
– О, привет, Стикс33
В древнегреческой мифологии – одна из рек подземного царства. где обитали души умерших. Переправлял их через нее Харон.
[Закрыть]. А где твой приятель?
Из тумана выбежал еще один ротвейлер в таком же стальном ошейнике с шипами, как у первого.
– А вот и Харон. Как дела, дружище?
Черно-рыжие собаки двигались совершенно бесшумно. Подойдя к Сиренити, они подняли свои массивные головы, чтобы она их погладила. Она почесала у животных за ушами.
– Что вы здесь делаете? Зачем бегаете в тумане? Лежали бы себе в тепле, у огня. И где Блейд?
– Я здесь, Сиренити.
Сиренити повернула голову на звук знакомого хрипловатого голоса, растягивающего слова. Из тумана вышел человек, который был известен всем и каждому в Уиттс-Энде просто как Блейд44
От англ. blade – клинок, лезвие.
[Закрыть].
Телосложением он очень походил на своих ротвейлеров: крупный, с мощной мускулатурой, широченными плечами и выпуклой грудной клеткой. У него было крупное лицо с квадратным подбородком, глаза сине-стального цвета и почти совсем отсутствовала шея. Коротко остриженную голову прикрывало рабочее кепи.
Сиренити полагала, что Блейду было где-то под пятьдесят, но судить точнее было трудно. Сам он ни когда не заговаривал о своем возрасте. А в Уиттс-Энде действовало неписаное правило, по которому не полагалось расспрашивать человека о его прошлом без приглашения с его стороны.
Как всегда, Блейд был одет в камуфляжный комбинезон и военного фасона ботинки на толстой подошве. К тканому ремню, опоясывавшему его ниже талии, было подвешено множество устрашающего вида ножей и других орудий и инструментов.
– Вижу, ты делаешь обход, Блейд. – Вчера во время долгого пути домой в Уиттс-Энд, Сиренити попыталась представить себе Блейда в качестве шантажиста. И почти сразу же отказалась от этой попытки. Она знает Блейда всю свою жизнь Он слишком прямолинеен, чтобы путаться с шантажом, и слишком занят своими бесконечными теориями о заговорах и заговорщиках. Кроме того он – член семьи, один из тех, кто растил ее с младенчества.
– Проверяю кое-что, – отозвался Блейд.
– Днем? – Сиренити подняла брови. Днем Блейд обычно спал и только ночью совершал свои бесконечные обходы.
– Прошлой ночью на дороге было необычное движение. Слышал, как откуда-то отсюда отъехала машина, совсем поздно. Не видел ее из-за тумана.
– Наверно, просто кто-то возвращался домой от друзей. Может, это была Джесси.
– Может, и так. А может, и нет. Чувствую, вот-вот что-то случится. Зоун со мной согласна. Думаю последить, не засеку ли разведчика.
– Разведчика?
– Обязательно должен быть. Всегда бывает перед хорошо спланированной операцией. Он явится, чтобы провести рекогносцировку. Потом даст сигнал остальным, чтобы начинали атаку.
– Да, понятно. Разведчик.
Блейд смотрел на нее таким же пристальным, немигающим взглядом, что и ротвейлеры.
– А ты зачем здесь? Ты ведь должна быть в Сиэтле со своими новыми деловыми планами.
– Вернулась на день раньше, – ответила Сиренити.
Глаза Блейда сузились.
– Все идет по графику?
– Нет. – Сиренити посмотрела сверху вниз на Харона, который терся головой о ее руку. – Мои расчеты не оправдались.
– Значит ли это, что ты теперь не откроешь магазин для торговли местными продуктами по почтовым заказам?
– Нет, не значит. Я собираюсь начать составление каталога, Блейд, но, похоже, для старта мне придется поискать другого консультанта. Мистер Вентресс посчитал, что я неподходящая клиентка. По-видимому, я не отвечаю его высоким требованиям.
Блейд долго молчал, усваивая услышанную информацию.
– Он плохо обошелся с тобой?
– Нет-нет, что ты, – торопливо ответила Сиренити. – Нет, ничего подобного. С его стороны это было просто деловое решение.
– Хочешь, я съезжу к нему? Поговорю с ним вместо тебя?
Сиренити представляла себе яснее ясного, на что будет похож разговор Блейда с Калебом. Наверняка все кончится тем, что на нее подадут в суд. Но все равно, очень мило со стороны Блейда предложить это Она была тронута. Блейд никогда не выезжал за пределы Уиттс-Энда без крайней нужды. Во внешнем мире он чувствовал себя не в своей тарелке.
– Нет, Блейд, спасибо. Правда, все в порядке. Решение было обоюдным. Не думаю, что больше хочу иметь дело с мистером Вентрессом, чем он со мной.
– Ты уверена?
– Уверена. – Сиренити улыбнулась ласково-печальной улыбкой. – Но все равно, спасибо тебе.
– Куда ты идешь?
– К Эмброузу. Хочу кое о чем с ним поговорить.
Блейд кивнул.
– Ладно. А не боишься заблудиться в этом тумане?
– Не такой уж он страшный. Со мной будет все в порядке.
– Тогда мы, наверно, двинемся дальше. – Сине-стальные глаза Блейда испытующе всматривались в серый туман. – Просто у меня сегодня какое-то неприятное чувство.
– Понимаю. Но как ты думаешь, не многовато ли нынче тумана для успешной нелегальной операции?
– Осторожность не помешает. – Движением руки Блейд подозвал молчаливых ротвейлеров. – Нельзя знать заранее, когда они нанесут удар.
– И то верно.
Блейд прикоснулся к заостренному козырьку своего кепи.
– Приятного тебе дня.
– Спасибо. Тебе тоже.
Сиренити стояла, держа руки в карманах, и смотрела вслед Блейду и ротвейлерам, пока они не скрылись за серой завесой тумана. Когда их не стало видно, она повернулась и продолжила путь к хижине Эмброуза.
Ей вдруг пришло в голову, что было бы интересно понаблюдать за выражением лица Калеба, если бы Блейд и в самом деле явился к нему в офис выяснять отношения. Она с сожалением вздохнула, зная, что мечтать о мести – бесполезное занятие. Надо думать о будущем. Заново все планировать. И для начала подыскать нового консультанта. Еще через несколько минут Сиренити вышла из-под деревьев на небольшую поляну, где стояла бревенчатая хижина Эмброуза. Ей показалось странным, что в окнах нет света. В такой туманный день в домике должно быть совсем темно.
Она заметила и то, что над трубой не вился дым. Только бы Эмброуз не оказался пьяным до бесчувствия, как это случалось с ним время от времени. У нее было к нему несколько вопросов, и она рассчитывала получить ответы.
Сиренити решительно направилась к ведущим домик ступеням. Сделка с Калебом рухнула, сгорела синим огнем, и этого уже не поправишь, но она намеревалась узнать, по чьей вине все произошло.
Ей никак не верилось, что вдохновителем такого плана мог оказаться Эмброуз, но одно было бесспорно: кто бы ни отправил ей эти снимки, он должен был добыть их у Эмброуза. Именно у Эмброуза хранились негативы, и он, как она полагала, был единственным человеком, имевшим набор фотографий.
Сиренити поднялась по ступенькам и громко постучала в дверь. Никакого ответа не последовало.
– Эмброуз, я знаю, что ты дома. Открой дверь. Мне надо с тобой поговорить.
И опять ответом было молчание. Ей стало не по себе.
– Эмброуз?
Сиренити попробовала повернуть дверную ручку. Она легко поддалась, как и большинство дверных ручек в Уиттс-Энде. Здесь никто не трудился запирать свои двери, просто никогда не было нужды принимать такие меры предосторожности.
Она слегка приоткрыла дверь и заглянула внутрь в полумрак.
Ощущение, что здесь что-то не так, обдало ее холодом. Она в неподвижности застыла на пороге.
– Эмброуз, ты здесь?
Сиренити шагнула в комнату и, протянув руку, нашарила на стене выключатель. При тусклом свете слабой лампочки она окинула жилище Эмброуза быстрым, встревоженным взглядом. Рассеянно отметила, что воздух в нем был застоявшийся. От камина пахло давно сгоревшими дровами, старым дымом. Зола в нем была холодная.
Везде лежали, как всегда, кипы газет. Эмброуз был информационным наркоманом. Он подписывался на все крупные ежедневные газеты Сиэтла, Портленда и Лос-Анджелеса. Помимо газет, в комнате было полно самого разнообразного фотооборудования. Фотоаппараты, объективы и экспонометры занимали почти все наличное пространство. Эмброуз питал страсть к материальной части своего искусства. К несчастью, удовлетворение этой страсти было ему не по карману. Случалось, все обитатели Уиттс-Энда одалживали ему деньги на покупку нового фотоаппарата или какого-нибудь сногсшибательного объектива.
Две немытые кофейные чашки стояли на видавшем виды сосновом столе перед продавленной кушеткой. Рядом с чашками в пепельнице лежало несколько окурков и кучки пепла. Когда Эмброуз пытался удержаться от употребления алкоголя, он пил много кофе и беспрерывно курил.
Сиренити направилась по коридорчику на кухню.
– Эмброуз?
Снова в ответ молчание. Она заметила, что дверь ведущая к лестнице в подвал, закрыта. Возможно Эмброуз работает внизу. Он располагал одним из немногочисленных в Уиттс-Энде подвалов. Там у него была оборудована темная комната, где он хранил в идеальном порядке свою коллекцию фотографий, негативов и свой деловой архив.
Сиренити заглянула на кухню и увидела, что там никого нет. Она подошла к двери в подвал и постучала. Если Эмброуз работает в темной комнате, то ни к чему открывать дверь без предупреждения.
Опять никакого ответа.
– Я открываю эту дверь, Эмброуз.
После очередной порции молчания она так и сделала.
В подвале было темно. И стоял такой сильный запах алкоголя, что она чуть не задохнулась. Она ощупью нашла выключатель на стене.
Первое, что она увидела, когда загорелся свет, 6ыло нечто похожее на кучу старой одежды у подножия лестницы.
А потом увидела руку, частично закрытую рукавом куртки. И пару ботинок.
– Эмброуз. Боже мой, Эмброуз.
На какое-то мгновение Сиренити парализовал ужас. От страшного стеснения в груди перехватило дыхание. Ей удалось сбросить с себя оцепенение и медленно сойти вниз по лестнице. Глаза ее наполнились слезами.
У Эмброуза Эстерли больше не будет шансов на большой успех в беспощадном мире коммерческой фотографии.
– Напился вдребезги и упал с лестницы, бедняга. – Куинтон Пристли медленно вел свой потрепанный фургон сквозь туман по узкой асфальтированной дороге к коттеджу Сиренити. – Думаю, этим все и должно было кончиться. Он просто гробил себя. Все это знали. И надо же было именно тебе оказаться там и обнаружить его.
– Если бы я не пошла к нему сегодня, его могли бы еще долго не найти. – Сиренити сжала лежавшие на коленях руки в перчатках и стала с грустью смотреть через грязное ветровое стекло фургона Куинтона. Туман слегка поредел, но теперь длинные тени раннего вечера несли с собой в горы еще более густую темноту. – Надеюсь, он не очень долго мучился.
Куинтон был первым, кому она позвонила, после того как набрала специальный номер, чтобы вызвать шерифа и машину «скорой помощи» к домику Эмброуза. Она знала, что прибытия властей из Буллингтона придется ждать около часа, а оставаться в одиночестве ей не хотелось.
В лице Куинтона, владельца единственного в Уиттс-Энде книжного магазина и единственной же пивоварни, городок имел своего философа. Лет пятидесяти с небольшим, он был худым и жилистым, с бездонными темными глазами и пышной, заметно седеющей бородой.
Куинтон изучал философию и математику в каком-то престижном частном колледже, но потом решил оставить мир истеблишмента и заняться разработкой собственной философской системы. В первые годы своей жизни в Уиттс-Энде он действительно написал и опубликовал четыре тоненьких томика. Вместе взятые, эти книги излагали исчерпывающую, тщательно выстроенную, базирующуюся на математике философскую теорию, которой удалось завоевать небольшой круг приверженцев в среде интеллектуальной элиты крупнейших университетов.
