Текст книги "Северная корона. По звездам"
Автор книги: Джейн Анна
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Ника огляделась и выбрала небольшой круглый столик на двоих у самого окна. Ее подкупил вид из него: на нежно-голубую реку и мост Влюбленных дураков, по которому она когда-то давным-давно гуляла с Сашей – на первом этапе их отношений, когда они только узнавали друг друга. Это было так здорово – идти рядом, касаясь друг друга плечами или взявшись за руки, и болтать, смеяться, нести глупости. И почему ей опять вспомнился этот недоумок? Он – ее прошлое, а потому и должен остаться в прошлом.
Ника села за стеклянный розовый столик, над которым с потолка свешивался диковинный светильник в виде полураспустившегося цветка, и к ней подскочил официант – молоденький симпатичный парнишка. Но вместо того чтобы протянуть ей меню, он сказал, не забыв улыбнуться:
– Вас ждут. Давайте я провожу вас в Английский зал?
Ника удивленно, совсем как Марта, изогнула бровь. Неужели сестрица уже пришла? Может быть, у нее что-то случилось, раз она уже столик заняла? И почему сама не позвала?
Девушка встала и прошествовала следом за официантом, который ловко маневрируя между столами и гостями кафе, а также между своими снующими всюду деловыми коллегами с подносами и блокнотами, провел Нику в другой зал, который был куда меньше и темнее первого и выглядел совсем по-другому: если в первом зале царила непринужденная демократия современного стекла, цветного пластика, яркого освещения и декоративных узоров, то во втором царствовала атмосфера английских чопорных гостиных и кабинетов начала двадцатого века. Даже камин имелся, который, правда, выполнял сейчас только эстетическую функцию. Столиков в зале было штук пять или шесть, но все они, за исключением одного, были пусты. И тот человек, который сидел за одним из них – самом дальнем от входа, явно никак не мог быть Мартой. Если, конечно, она не выпила оборотного зелья, чтобы стать Сашей. Дионов, подперев сцепленные в замок пальцы подбородком, с легкой полуулыбкой смотрел на остолбеневшую Нику, которая никак не ожидала такого развития событий.
– Вам сюда, – произнес официант и сделал приглашающий жест рукой. Он сказал что-то еще, но Ника, не дослушав, быстрым шагом приблизилась к Александру. Ее голубые глаза гневно блестели.
– Где моя сестра? – спросила она сердито и очень громко. – Где она?
– Вероятно, дома. Я попросил ее немного солгать тебе, чтобы мы с тобой смогли увидеться, – правдиво ответил Саша, с удовольствием разглядывая Нику, одетую в офисное платье-футляр до колен глубокого темно-сапфирового цвета, которое выгодно подчеркивало ее фигуру, и в черный укороченный жакет; в комплекте с черными закрытыми туфлями на устойчивом, но длинном каблуке он придавал девушке деловую элегантность. Рассыпанные по плечам прямые волосы, легкая персиковая помада на губах, чувственный аромат духов, круглая подвеска в яремной впадинке… Ника была женственна, и даже нервные движения были сейчас ее своеобразным украшением.
Александру, который бессознательно неустанно сравнивал нынешнюю Нику с Никой старой, из прошлого, не мог не заметить, что она стала эффектнее, хотя голубые глаза девушки все так же были с проказливым огоньком в зрачках.
– Я ее убью! Вот засранка, так подставила!
– Не ругай девочку, она не могла не согласиться с моими доводами, – продолжал Саша. – Ты ведь знаешь, что я могу быть упрямым.
– Ну, ты и козел, – прошипела раздосадованная Ника, которая от такого сюрприза даже немного ослабла. Чуть позже она, немного придя в себя, поняла, что Марта – девочка юная и в общении с мужчинами, особенно с такими вот наглецами, неопытная, и ее можно даже простить. Однако сейчас кузине хотелось надавать по шее. – Тебе чего неймется-то?
Он уперла руки в бока и выразительно смотрела на сидящего парня – так, как будто бы подозревала его в паре-другой тяжких грехов.
– Я хочу пообщаться с тобой, но ты меня всячески игнорируешь, поэтому пришлось пойти на маленькие хитрости. Сядь. Поговорим.
– А тебе больше ничего не сделать? Над головой не пролететь? – предложила она сквозь зубы, обалдев от такого нахальства. Правда, где-то глубоко в душе у нее даже всплыло чувство уважения к этому черноволосому типу, который, как ни крути, смотрелся обалденно: яркая рубашка вишнево-карминового цвет с отложным воротником, заправленная в темно-серые простые джинсы, сверху – темно-серый, в тон джинсам, блейзер. Ника вдруг вспомнила, что Саша – один из немногих парней, которому очень идет заправлять рубашки под брюки. Видимо, дело было в его отличной высокой фигуре. И, одеваясь так, он никогда не выглядел нелепо, как, например, какой-нибудь ботаник, а очень даже мужественно.
– Ника? – Саша уловил, что девушка гневно и одновременно внимательно разглядывает его. – Поговорим?
– Ну, давай, поговорим. Расскажешь, что именно у тебя болит в голове, а я попробую посоветовать тебе нужного специалиста, – выдохнув, согласилась девушка, но сначала все же позвонила глупой Марте, удостоверилась, что та и вправду едет домой, сказала ей грозно, что задушит, а после залпом выпила воду из хрустального бокала. Саша с интересом за ней наблюдал.
– Итак, о чем будем разговаривать? – зло спросила девушка, со звоном ставя бокал на стол.
– Я хочу, чтобы мы встречались, – снова поведал ей Саша совершенно спокойно, считая, что заигрывать и скрывать истину за улыбочками и ничего не значащими словами сейчас не время.
«Вот это наглость, – подумала Ника, – а я-то не хочу. Проблемка, да?»
– Зачем?
– Ты мне небезразлична.
– А ты мне – безразличен. Не смущает?
– Немного. Я буду над этим работать, – пообещал ей парень таким тоном, что Ника сразу поняла, что он не шутит. – Поэтому, – продолжал он, – я хочу сразу услышать, что тебя не устраивает во мне и каких отношений ты ждешь. Если ты боишься, что я повторю свою старую ошибку, – ты глубоко ошибаешься.
– Почему это? – как раз-таки считала иначе Ника. Один раз бросил – бросит еще раз. Этот как раз ударит – ударит и во второй. Наступать на грабли не хотелось. – Ты что, так сильно изменился?
– Да, – коротко отвечал Саша. – Изменился, пересмотрел жизнь и все такое прочее.
– Ну-ну, – явно не поверила Ника. Ее вдруг стало забавлять происходящее. Саша хмыкнул, но промолчал – тоже отпил немного воды из бокала. – Ладно, я пошла. Если что – я с тобой встречаться не хочу. Если не понял моего ответа – могу тебе это написать на бумаге, чтобы каждый раз, когда ты захочешь задать мне этот вопрос – вживую или там по телефону, – ты брал ее и читал мой ответ. И перестань мне звонить, присылать цветы и все такое прочее. – Ника поднялась на ноги, и ей казалось, что она сегодня даже упивается легким чувством мести за предательство Саши в прошлом. – Пока. Мне пора. Найди себе кого-нибудь другого, о'кей? Я – пас.
– Остановись. Я зову тебя на свидание, – вдруг совершено спокойно отозвался Саша. Он, казалось, не обращал внимания на слова девушки, произнесенные довольно ядовитым тоном. Насколько он помнил, в прошлом Ника любила неожиданности и сюрпризы, а потому встал, за плечо развернул Нику к себе и протянул ей ладонь, в которой на манер веера было зажато несколько широких полосок бледно-синей бумаги. – Ты хотела романтики? Вытягивай.
– Что это еще? – слегка обалдела остановившаяся Ника, осторожно, но все же с любопытством глядя на бумажный веер.
– Способы провести наш вечер.
– Да не хочу я с тобой вечера проводить! – повысила голос девушка. – Доходит туго?
– Тут шесть бумажек. Две из них пусты. Доверимся судьбе? Если вытянешь пустую, я отстану.
– Хватит. Со мной. Играть.
– Если угодно судьбе, встретимся хотя бы один раз, – продолжал Саша. – Или мне придется тебя осаждать до тех пор, пока не согласишься.
– Да иди ты.
Однако эти слова парня не обидели – она сама это понимала и даже уже собиралась послать его далеко и по матушке, как услышала где-то вдалеке – кажется, в другом зале – знакомую до боли мелодию.
Ника замерла на долю секунды, а ресницы ее дернулись от неожиданности. Играла известная рок-баллада ее любимой группы – неоднозначный немецко-польско-швейцарский коллектив «Wild black foxes». Эта команда, преодолев барьер международной арены, была известна во всем мире уже лет десять, а Ника тащилась по ней класса с девятого. Сначала, как и свойственно многим девчонкам ее возраста, она просто любила яркого солиста Александера Ноймана, обладавшего безупречной, как ей казалось в подростковом возрасте, красотой – одни белые светлые волосы, вечно перевязанные резинкой, с начисто выбритыми висками, чего только стоят! Вернее, стоили. Время обожания музыкантов и актеров только за внешность давно прошло, и для Ники было главным творчество Александера и его коллег. Песня, что едва слышно звучала сейчас откуда-то, была одной из любимых Никиных и с немецкого переводилась как «Украли мою звезду». Смешно и странно – но именно ее наигрывал Саша в день их знакомства, когда подсел к ней вместе с гитарой в руках. Ника вдруг вспомнила «белый» перевод песни:
Вы думали, я – сумасшедший, и украли мою звезду
А она была единственной в этой системе – я проверял.
Вы сунули мне в пустые руки еловые ветви и подожгли их
И сказали со смехом, что черный дым заменит сияние моей звезды
Вы думали, я поверю.
Вы украли мое Солнце.
Вы украли мою карманную любовь.
И мне пришлось сойти с ума.
Где ты сейчас?
Или мне искать новую госпожу Звезду?
Ника, под звуки любимой рок-баллады, которую Александер называл философско-любовной, вдруг решилась.
– Хорошо. Если тебе повезет, один раз я с тобой побуду. Обещаешь, что отстанешь от меня потом?
– Да! – выглядел довольным Саша.
«Блин, – вдруг раздался у Ники в голове ее собственный голос, – а песня-то какая символичная. Вдруг моя любовь к Укропу – это как еловая подожженная ветка, дым которой я приняла, хе-хе, за сияние звезды? Любовь – это своего рода сумасшествие, только влюбленные этого не понимают. Может, мне и правда новую звезду искать?»
– О чем задумалась? – спросил Александр.
– Не твое дело. Просто так. И да, я могу быть хамкой.
– Я в курсе. Вытягивай, – сказал ей парень. – Любую. Но сначала сядь.
Ника, недоверчиво покачав головой, вновь опустилась на свое место и, немного поколебавшись, протянула руку за светло-синей полоской. Кончик ее пальца осторожно коснулся одной бумажки, потом недоверчиво переместился к другой, провел по острому краю, как по лезвию ножа, остановился, снова двинулся – только уже назад, вновь замер. Однако спустя пару секунд Ника, которую разозлило собственное нерешительное поведение, вскинула подбородок и резким движением выдернула одну из бумажек своеобразного веера, зажатого в твердой руке Александра. В движении девушки явственно просматривалась дерзость, которая, вероятно, должна была скрыть проклятую неуверенность.
– Разворачивай! – внимательно следил за ее действиями Саша.
– Не нужно указывать, что мне делать, – не могла не фыркнуть Ника. Молодой человек пожал плечами и откинулся на спинку стула. Интерес в его зеленых глазах и не думал пропадать. Карлова, некоторое время поизучав листок бумаги, неспешно развернула его и, словно дразня Сашу, опустила ресницы и сначала прочитала написанное про себя, удивленно хмыкнула, а после положила бумажку на стол, прямо между собой и парнем.
– И?
– Тебе повезло. Боулинг-клуб, – сказала Ника, – как мило.
– Значит, после ужина поедем в боулинг, – сам себе сделал заметку Саша, мельком глянув на листок бумаги, как будто бы удостоверился в правдивости слов девушки, сидящей перед ним.
– Отлично. Едем. Но ты меня удивил. Подготовился, – несколько иронично произнесла светловолосая. – А что там еще есть, кроме боулинга, какие варианты? Или, – она хихикнула, – везде один боулинг?
– Угадала.
– Правда, что ли?
– Нет. Посмотри, – протянул ей бумажки Александр, глядя на Нику с едва заметной торжествующей улыбкой рыбака, удачно забросившего сети. Не зря прикормка была самой лучшей.
– Ну надо же. «Подземные пещеры», «Караоке», «Дельфинарий», – стала читать девушка. Уголки ее губ, накрашенных нежным абрикосово-розовым блеском, обворожительно пахли клубникой – естественно, аромат можно было почувствовать, если только близко наклониться к флакончику или к ее губам. Второе бы Саша проделал с большим удовольствием, но пока что ему нужно было держать себя в руках. – «Музей бабочек», «Теплоход». Теплоход? – выдохнула Ника, читая дальше, и этим сама себя сдала. – Бли-и-ин, почему я не вытянула его? Обидно… – Ника осеклась и замолчала, резко скрестив ноги.
– Ты можешь вытянуть его в следующий раз, – отозвался Саша.
– Не будет следующего раза… О, «Пикник», «Теннисный корт». Ты бы еще пейнтбол написал.
– Неплохая штука, – принял к сведению Саша. Иногда он даже шутки принимал за руководство к конкретным действиям. Ведь в каждой из них есть доля правды. Возможно, Карлова хотела именно это. И Саша оказался прав.
– Играл? – тут же спросила Ника, которая действительно как раз безумно хотела поучаствовать в пейнтбольной игре, да вот все ее подруги и друзья, как один, потаенного желания девушки не разделяли. Зато как-то в пейнтбол вместе с коллегами играл ее собственный папа и остался очень довольным, хотя и получил пару огромных синяков от выстрелов.
– Конечно, – ответил Саша.
– И как? – несколько оживилась девушка.
– Нормально, – пожал он плечами, поняв, чем сможет заманить непослушную Нику на следующее свидание, а потому уже позже, когда они выходили из кафе, бросил загадочную фразу:
– Однажды ты сможешь выбрать бумажку с пейнтболом.
«Перебьешься… Хотя-я-я… Да иди ты», – мысленно послала его Карлова, вновь становясь дерзкой. Восторженная девочка, желающая попасть на крутую игру, исчезла.
Оставшийся вечер, к нескончаемому изумлению Ники, они провели вполне сносно, и хотя, конечно, Саша не стал вдруг полностью прежним, но неожиданно напомнил Нике ее первую настоящую любовь: шутил, смеялся, даже вспомнил пару раз забавные случаи из их совместного прошлого. Однако он сразу же закрылся, как только девушка попыталась спросить его, чем он занимался в другом городе и почему так неожиданно уехал. Ника списала это на то, что Александру не хотелось при ней рассказывать о его возлюбленной, из-за которой, собственно, их расставание и произошло. К тому же настроение ее повышалось непонятно от чего, Марту придушить более не хотелось, и в душе скакали туда-сюда розовые искорки желания поехать на игру по пейнтболу.
После довольно насыщенного вечера Александр повез Нику домой. Путь занял совсем немного времени, что его искренне огорчило, хотя парень и старался ехать медленнее, чем обычно. Они оба одновременно вышли из машины, в чьих фарах мелькнул отблеск затаенной радости, принадлежащей ее хозяину, и остановились около подъезда девушки, замерев друг напротив друга. Воздух вокруг был чудесным, теплым и чуточку пряным – из-за цветения поздних цветов, что росли в многочисленных увядающих уже клумбах, в большом количестве имеющихся в окрестностях дома и во дворе.
– И как тебе вечер? – спросил Нику Саша, заложив руки за прямую спину и чуть заметно наклонившись к ней. За его спиной виднелся кусок темно-синего неба, на котором, как картина на стене, висела круглая молочно-бежевая, с желтовато-серыми разводами кратеров, луна. Рамкой ей, картине-луне, служили многочисленные темно-пегие облака, которые словно водили вокруг ночного светила хоровод. Возможно, где-то там, наверху, они даже пели ей песни на своем небесном языке, но никто и никогда не расслышал бы этого.
Ника перевела взгляд с луны на Сашу, и что-то зашевелилось в ее памяти, что-то связанное с ним, что-то, что знала лишь она одна, и на сердце у девушки стало непривычно тепло.
– Нормально, – ответила она, вновь продолжая рассматривать ночной небосвод и светило, которое почти касалось Сашиного плеча. Подул западный ветерок, ненароком принес с собой еще немного пряного аромата, и Нике вдруг показалось, что она вместе с ветром переместилась назад во времени. Сейчас ей всего семнадцать, она стоит около своего подъезда рядом с прежним Сашкой, с которым никогда не расставалась, и у них до сих пор такая же любовь, немножко еще детская, волнительная, но по-взрослому приправленная страстью.
Девушка тряхнула головой, в надежде избавиться от наваждения воспоминаний.
– Сегодня полнолуние? – спросила она внезапно, повинуясь какому-то внутреннему порыву. Саша несколько удивленно повернулся назад, пару секунд внимательно изучал ночное светило и после ответил:
– Нет, она уже на убыль идет. Присмотрись.
Девушка нехотя кивнула. Убывающая, значит, и не поймешь сразу. А ведь так похожа на полную, находящуюся в самом пике своих мистических сил луну.
Ника как-то совершенно ясно вдруг поняла, почему на нее напала ностальгия по былым временам. Когда несколько лет назад Сашка первый раз провожал ее до дома, они точно так же стояли около ее подъезда, и за его плечом, тогда еще менее широким, на ночном небе так же, как и сейчас, сияла луна. Вернее, это был тонкий растущий месяц. Он, зависший на небе, словно прочно приклеенный, одним своим острым бело-желтым концом касался черных волос Саши, и Ника ему очень завидовала – она сама была бы не прочь запустить в его жесткие пряди пальцы, но как-то стеснялась.
Жаль, что любовь проходит и это такой же неизбежный природный процесс, как и изменения фаз луны. Или, если она проходит, это вовсе не любовь, а что-то другое, просто похожее на нее? Ведь истинные чувства, подобно дневному правителю мира – солнцу, не меняют своей формы. Они постоянные в своем проявлении, хоть и воспринимаются человеческим сознанием субъективно. Да, солнце не стоит на небе, оно перемещается с востока на запад, сверкая то выше, то ниже, уходит за горизонт, чтобы потом вновь встать из-за него, иногда закрывается пеленой облаков и начинает светить не так ярко, уныло и тускло, а иногда просто обжигает кожу или печет голову так, что люди теряют сознание. Но все же никто никогда не видел, чтобы на небе играла позолоченными лучами всего лишь половина солнца, или лишь его одна четвертая часть, или одна шестая. А луна постепенно меняется каждую ночь.
Раньше рядом с Сашей висел тонкий растущий месяц, сейчас – идущая на убыль луна. Значит ли это что-нибудь?
– Ладно, мне пора, – сказала, отчего-то загрустив, Ника и добавила деланно задорным голосом: – И да, ты удивил – даже смог организовать хороший вечер. Но если ты еще раз решишь использовать мою сестру, то…
– То что будет? – с любопытством спросил Саша, стоящий к ночному светилу спиной и не подозревающей о ходе мыслей светловолосой девушки.
– То ты пожалеешь, – пообещала Ника кровожадно. – Ты меня знаешь, я просто так это не оставлю. Она у меня очень занятая и творческая девушка. И не отвлекай ее своими безумными затеями. Понятно?
– Понятно, – улыбнулся Саша, которому нравилась такая эмоциональность в милых барышнях. Холодные женщины, пусть даже красивые, грациозные и одетые в откровенные наряды, ему не особо нравились – с ними было скучно: и днем и ночью.
– Кстати, ты все еще рисуешь? – спросил молодой человек. Он помнил, как вся гостиная Карловых была завешана рисунками Ники, вставленными в рамки. Парень, впервые оказавшись в гостях у девушки, сначала даже и не понял, что это – дело ее рук, приняв картины за творения настоящих художников.
– Иногда, – отозвалась Ника. Делала она это редко, но в душе иногда мечтала быть художницей.
– Нарисуй что-нибудь мне?
– Что?
– Что захочешь. Просто нарисуй.
– Может быть. Все, – кинула взгляд на часы мобильника Ника, – я пошла. Бай-бай. – И она насмешливо добавила: – Красавчик!
На прощание Александр позволил себе обнять светловолосую девушку и коснулся губами ее щеки, видимо, решив немного поменять напористую тактику на более мягкую, нежную, а Нике, кажется, это понравилось. Она не стала вырываться из кольца его рук и кричать, чтобы Саша ее не трогал, хотя и обнимать его в ответ тоже не стала, как, впрочем, и целовать. Но зато улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза. И прежде чем она вежливо попыталась отстраниться от Александра, тот сам отпустил ее, сказал: «До встречи», и, проведя ладонью по ее руке – от плеча до расслабленной кисти, скрылся в машине.
Ника вновь улыбнулась, покачала головой и оказалась за дверью подъезда, одновременно довольная и злящаяся и на Сашу, и на саму себя, и, как ни странно, на Никиту Кларского.
Саша улыбался. Фатуму он не доверял, полагаясь только на себя, а значит, Ника никак не смогла бы вытащить пустую бумажку. Дионов знал кое-какие фокусы.
Не знающая об этом Ника медленно поднималась по ступеням, потирая ладонью сухой горячий лоб.
Да, черт возьми, она любит Никиту – по крайней мере любила, – это точно. Но до сих пор его призрак мешает ей общаться с другими парнями. Девушка совсем запуталась за эти два года одиночества и воспоминаний, перемешанных с обвинением самой себя в том, что она не смогла остановить Никиту или поехать вместе с ним. Скорее всего она уже никогда не увидит Ника, да даже если и увидит, кто знает, нужна она ему будет или нет?
К тому же она – девушка, обычная девушка, слабая, хрупкая, требующая мужской защиты и любви. И то внимание, которое оказывает ей Саша, как выяснилось, Нике очень приятно и лестно, несмотря на то как сильно он обидел ее в прошлом. Ее так давно никто не обнимал, да и поцелуи стали для нее непозволительной роскошью.
Девушка медленно добралась до пролета между этажами и через окно вгляделась в дорогу. «БМВ» Саши неспешно ехал по дороге прочь от ее дома. Ника в задумчивости остановилась, глядя вслед автомобилю. А Саша, хоть и изменился, не так уж и плох и совсем не противен, как многие парни, с которыми она знакомилась, но не могла общаться. Может быть, все же стоит принять его ухаживания? Он так старается, как будто бы и вправду до сих пор к ней что-то чувствует.
К тому же, может быть, стоит прислушаться к жизненным обстоятельствам – тут Ника позволила себе улыбочку. Ничего у нее с другими парнями не получается – взять хотя бы этого Стаса из клуба или мальчиков по переписке на сайте знакомств. Зато Александр все время рядом, прямо как по заказу.
«Знаки судьбы, блин», – подумала уставшая Ника, глядя на собственную дверь, и вдруг подумала мимоходом, что сегодня они с Сашей были одеты не гармонично: ее глубокий синий цвет платья не сочетался с его карминным цветом рубашки. Ника знала толк в цветах, а потому ей совсем это не понравилось – для нее синий и бордовый были цветами самодостаточными и яркими, но в компании друг с другом они совершенно не смотрелись, терялись и блекли.
Она, вздохнув, зашла в квартиру и, приняв душ, а также с трудом отвязавшись от разговорчивых родителей, завалилась в кровать. Фарфоровая кукла закрыла ей ресницы и, наматывая на палец кремово-коричневый локон, задумалась.
Может быть, в этом есть смысл? Куколка, склонив хорошенькую головку, изредка косила голубыми глазами на стол, в котором лежал портрет Ника. Изредка – на шар убывающей луны, зависший в воздухе. И только в зеркало она старалась не смотреться.
* * *
А Саша и правда, очень старался – специфически, конечно, зато делал все, что мог, и вскоре Ника Карлова могла считать его своим личным Дионисом, который стал мужем легендарной Ариадны, оставленной Тесеем с ослепительной Северной Короной на голове.
Вы украли мою карманную любовь.
И мне пришлось сойти с ума.
Где ты сейчас?
Или мне искать новую госпожу Звезду?
Всего лишь одну Звезду? Северная Корона – это целое созвездие Северного полушария, и ее самые большие звезды образуют полукруглый венец. На небо Корону поместил бог Дионис – муж Ариадны, чтобы обессмертить его.
«А подходит ли Саша под роль Диониса? – подумала засыпающая девушка. – И почему Тесей – такой послушный дурак?.. Никита, ты – дурак».
Утром девушке казалось, что Кларский ей приснился, обнял и прошептал на ухо: «Я знаю».
Но если бы реальный Никита знал, что происходит с его личной нахалкой, которая в свое время, как он считал, знатно тянула из него нервы (кажется, рисунок на холодильнике он так и не простил, да и то, что его за глаза называют Дядей Укропом, – тоже), то, наверное, рассердился бы и попытался приехать к ней раньше. Однако он не знал этого, даже не догадывался, с кем связалась глупая Ника, да и просто не мог находиться в родном городе. Как бы там ни было, загреметь в колонию ему совершенно не улыбалось, и поэтому он выжидал.
А в течение нескольких следующих недель Ника и Саша все больше сближались, постепенно, но верно. С черноволосым самоуверенным парнем происходили настоящие чудеса – он все больше и больше походил на того парня, которого знала Карлова и в которого она так сильно влюбилась несколько лет назад. Естественно, прежним – почти прежним, потому что его новые привычки, новый образ жизни и новая жизненная философия стали неотъемлемой частью, – он становился редко и только тогда, когда оставался с Никой наедине. И она сначала с опаской, а потом и с некоторой затаенной радостью, перемешанной, правда, с чувством какой-то ирреальности происходящего, понемногу начинала привыкать к Александру и, самое главное, вспоминать его.
Девушка чуть-чуть оттаяла и сходила с ним на второе свидание, и на третье, и даже на четвертое и пятое. Официальной причиной Ника считала то, что она желает побывать хоть раз в жизни на игре в пейнтбол и просто обязана-таки вытащить нужную бумажку, чтобы Сашка отвел ее туда. Но на самом деле – и она прекрасно понимала это – ей было любопытно. К тому же она хотела нежности, крепкого мужского плеча и той маленькой, но прелестной возможности проснуться утром и прочитать банальное, но такое теплое сообщение: «С добрым утром, солнышко». Правда, Саша ласковыми словами пренебрегал, поскольку они казались ему сопливыми, и изредка только называл Нику «дорогой» или «милой», да и эсэмэс не посылал – ему проще было позвонить и все решить не через текстовые сообщения, а устно. Наверное, это все было потому, что мужчиной он был вполне конкретным и не любил растягивать решение какой-либо проблемы на долгое время. Кстати, когда Ника и Саша только-только познакомились, уже тогда парень считал, что эсэмэски – вещь достаточно бесполезная и нужная лишь тогда, когда нет возможности поговорить. Например, если ты в классе или в аудитории, или, например, когда ты на экзамене и друзья пишут тебе сообщения с ответами. Хотя нет – Ника отчетливо помнила, что Сашка был принципиальным в плане списывания и никогда не списывал, считая почему-то это только развлечением для девчонок, ибо они – существа чуть более слабые, чем мужская половина человечества. Возможно, такая позиция к списыванию появилась у него из-за влияния отца-физика, преподающего в университете. Вячеслав Сергеевич, человек строгих правил и ярый поборник нравственности, с детства вкладывал в старшего сына те нормы морали, которые, как ему казалось, должны сделать из него настоящего человека. Ника хорошо помнила этого серьезного мужчину с аккуратной бородкой, несколько массивной челюстью, плотно сжатыми тонкими бескровными губами и такими же зелеными, как у Саши, глазами. Девушка несколько побаивалась его, но, как позже оказалось, Вячеслав Сергеевич был не таким уж и плохим. Хоть он и казался строгим, даже чопорным, не слишком разговорчивым и вежливым, да и смотрел так пристально, что, казалось, мог увидеть истоки души в теле, на самом деле был человеком справедливым и верным своим идеалам. Нике даже казалось, что маме Саши повезло с таким мужем. Может быть, он не станет при всех ласково называть ее «любимая» и, играя роль заботливого супруга, обнимать, обещая звезды с неба, но никогда не забудет про годовщину свадьбы и подарит действительно тот подарок, о котором его жена мечтала; а когда ее не будет дома, позаботится о том, чтобы дети были накормлены и чисто одеты, а также исправно посещали школу и делали уроки. Кстати, сейчас Ника хотела увидеть Вячеслава Сергеевича, да и на младшего брата Александра хотела бы посмотреть, но он все никак не приводил девушку в свой старый дом, и только позже, уже в конце октября, она узнала, что Саша сильно поругался с отцом. Из-за чего, она так и не поняла, потому как молодой человек просто-напросто умалчивал причину, впрочем, также он не рассказывал любопытной девушке и о том, что все-таки с ним тогда, пару лет назад, случилось, почему он внезапно уехал и что за чудо-девицу он в другом городе встретил. Впрочем, девушка решила, что все равно однажды обо всем узнает. И да, она сделала это – узнала. Но позже, много позже.
Если бы сторонний наблюдатель смотрел на медленное развитие их отношений, он бы скорее всего понял, что и Саша, и Ника живут не только настоящим, но одновременно прошлым и будущим. Они оба вспоминали былые дни, когда сходили друг по другу с ума и были по-своему счастливы, и словно переносили старые чувства в окружающую их реальность, пытаясь вернуть что-то утраченное, что-то некогда важное и кажущееся бессмертным. Трудно было сказать, чувствуют ли Ника и Саша что-то большее, чем взаимная симпатия, потому что оба они накрыли друг друга с головой тонкими покрывалами, сотканными из кружевного пуха воспоминаний. И теперь видели друг друга только сквозь него, натыкаясь на невидимую преграду прошлого, которое кадрами отображалось за спинами обоих – покрывала были своеобразными волшебными проекторами.
Саша, который вообще-то в делах бытовых и финансовых был, несомненно, реалистом, причем реалистом, умеющим рассчитать план действий и сделать точные прогнозы, рядом с Никой больше жил прошлым. Молодой человек твердо решил для себя, что раз не получилось тогда, то получится сейчас. Он сможет завоевать эту девчонку, на которую все его женщины – а их все-таки было у него немало – совсем не похожи; сможет доказать ей, что настроен серьезно и отступать не намерен; сможет, наконец, показать и отцу, что он – нормальный человек, такой же, как и все: у него прекрасная работа, отличная девушка, какое-никакое, а положение в обществе. И пусть отец сможет, наконец, принять его, а не воротить нос и гневаться, что, мол, раньше таких, как его так называемый сын, в их почтенной семье не было.
И еще оба они думали о будущем – о перспективах, которое оно сможет принести им, о том, что и он, и она смогут стать счастливее и увереннее, если их планы, опять-таки диктуемые прошлым, смогут реализоваться. Ника, которую мечтательницей и парящей в облаках бабочкой назвать не могли как посторонние, так и близкие люди, около Александра начинала больше отдаваться объятиям будущего. Для Карловой ее первая любовь, ее личный, как выходило, Дионис мог стать панацеей от прошлого и воплотиться в отличное будущее, в котором, возможно, она будет любить его так же сильно, как и прежде, и тогда… тогда она освободится от оков, связывающих ее с Ником, и всех тех приключений (чего стоит только один благотворительный бал, нечаянный наркотик в клубе или поездочка с бандитами в особняк его брата!), которые она испытала рядом с ним, притворяясь его девушкой. В будущем – далеком, но, черт возьми, скорее всего прекрасном, она забудет, как дерзко, даже грубо он целуется, наслаждаясь, как ментальный упырь, ее страхом и негодованием, и станет отлично жить без воспоминаний о Кларском. И выкинет его портрет. Избавится от Северной Короны. Просто за-бу-дет! И будет смеяться над тем, какой дурочкой была!
