Текст книги "Гони!"

Автор книги: Джеймс Саллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 10

Прожив четыре месяца у Шеннона, Водитель скопил достаточно денег, чтобы снять собственный угол – в многоквартирном доме в старом районе на востоке Голливуда. Чек, выписанный Водителем за аренду и на сумму залога, был первым – и одним из последних – в его жизни. Довольно скоро он привык пользоваться исключительно наличными, держаться подальше от радаров, не оставлять отпечатков пальцев. Взглянув на свое новое жилище, Водитель сказал: «Господи Боже, добро пожаловать в фильм сороковых годов». С одним лишь отличием: теперь, сидя на узком балкончике, чаще можно было услышать испанскую, нежели английскую, речь.

Он поднимался по лестнице, когда соседняя дверь распахнулась, и женщина на прекрасном английском с врожденной испанской напевностью спросила, не нужна ли ему помощь.

Взглянув на нее – латиноамериканка приблизительно его возраста, волосы цвета воронова крыла, глаза сверкают, – Водитель чертовски пожалел, что помощь не нужна. Те пожитки, что он нес в руках, составляли всю его собственность.

– А как насчет пива? – спросила она, когда Водитель в этом признался. – Придешь в себя после поднятия таких тяжестей.

– О, это можно.

– Отлично. Я Ирина. Заходи, когда устроишься. Дверь будет открыта.

Спустя несколько минут он переступил порог ее квартиры – зеркального отображения его собственной. Тихая музыка с аккордеонными пассажами и частым повтором слова «corazon». [2]2
  Сердце (исп.).


[Закрыть]Водитель однажды слышал, как один джазист утверждал, будто бы размер вальса наиболее близок ритму человеческого сердца. Сидя на таком же, как у него, только менее грязном и более истертом диванчике, Ирина смотрела какую-то мыльную оперу по одному из испаноязычных каналов. Такие фильмы называли новеллами.

– Пиво на столе. Угощайся.

– Спасибо.

Устроившись на диванчике рядом с Ириной, Водитель вдохнул аромат ее духов, туалетного мыла, шампуня – и едва уловимый, более легкий и одновременно более устойчивый, запах ее тела.

– Недавно в городе? – спросила она.

– Несколько месяцев. До сих пор жил у друга.

– Откуда ты?

– Из Тусона.

Водитель ожидал услышать привычные рассуждения о ковбоях, а потому удивился, когда она сказала:

– У меня там живут два дяди с семьями. Кажется, они называют свой город Южный Тусон. Сто лет их не видела.

– Южный Тусон – мир в себе.

– Как Лос-Анджелес, да?

Ну по крайней мере для него это было так.

А для нее, интересно?

Или для этого сонного малыша, который, спотыкаясь, приковылял из спальни?..

– Твой? – спросил он.

– Да, они имеют тенденцию заводиться в квартирах. Это место кишит тараканами и детьми. Лезут в чуланы, набиваются в кухонные шкафы. – Она встала и одной рукой подняла ребенка. – Это Беницио.

– Мне четыре года, – сообщил мальчик.

– И тебя невозможно уложить спать.

– А тебе сколько лет? – спросил Беницио.

– Хороший вопрос. Tы не против, если я уточню у своей мамы?

– А пока, – объявила Ирина, – пойдем-ка на кухню, раздобудем для тебя печенье и стакан молока.

Через несколько минут они вернулись.

– Ну и как? – спросил Беницио.

– Боюсь, мне двадцать, – сообщил Водитель. Это было неправдой, но так он всем говорил.

– Старый.

– Ну, извини. И все же, может быть, мы с тобой подружимся?

– Может быть.

– А твоя мать жива? – спросила Ирина, уложив мальчика.

Проще ответить «нет», чем пускаться в объяснения.

Она сказала, что ей очень жаль, и, чуть помедлив, спросила, чем он зарабатывает на жизнь.

– Сначала ты расскажи.

– Здесь, в земле обетованной? Да чем придется. С понедельника по пятницу я официантка в сальвадорской тошниловке за мизерную зарплату плюс чаевые – от людей, которые и сами-то живут ненамного лучше меня. Три вечера в неделю работаю горничной в домах и квартирах в Брентвуде. По выходным убираюсь в офисах. Теперь, твоя очередь.

– Я работаю в кино.

– Ну конечно.

– Честно. Я водитель.

– Вроде тех, что на лимузинах?

– Каскадер.

– Хочешь сказать, что ты участвуешь в тех сценах погони и всем прочем?

– Вот именно.

– Ух!.. Наверное, за это здорово платят.

– Вообще-то не очень. Зато работа постоянная.

Водитель рассказал Ирине, как Шеннон взял его под свое крылышко, научил себя вести, обеспечил первыми подработками.

– Повезло тебе, что повстречал такого человека. Со мной этого не случилось.

– А где отец Беницио?

– Мы были женаты минут десять. Зовут его Стандард Гусман. При первой нашей встрече я спросила, существует ли кроме Стандартного еще и Большой Гусман. Он лишь взглянул на меня – а шутки так и не понял.

– А чем он занимается?

– В последнее время увлекся благотворительностью – помогает обеспечивать работой государственных служащих.

Водитель растерялся. Увидев недоумение на его лице, Ирина добавила:

– Он сидит.

– Ты хочешь сказать, в тюрьме?

– Именно это я и хочу сказать.

– И давно?

– Выходит в следующем месяце.

На экране на фоне гипертрофированных полуобнаженных грудей ассистентки коренастый смуглый человечек в серебристом парчовом сюртуке показывал примитивные чудеса. Под перевернутыми чашками появлялись и исчезали шарики, со стола в воздух взмывали карты, с раскаленных сковород взлетали голуби.

– Он вор, по его словам, настоящий профессионал в своем деле. Начинал в четырнадцать – взламывал и грабил частные дома, в пятнадцать перешел к более серьезным занятиям. Его взяли в банке. В самый разгар событий туда заглянули местные полицейские – хотели обналичить зарплатные чеки.

В следующем месяце Стандард и впрямь вышел из тюрьмы. И несмотря на сопротивление Ирины, на все ее заявления, что она этого не допустит, вернулся домой, на насиженное место. («Что я ему скажу, – говорила она. – Он любит мальчика. Куда еще ему податься?») К тому времени Ирина и Водитель все больше и больше времени проводили вместе. Стандарда это не волновало. Вечерами, когда Ирина и Беницио уже видели десятый сон, Водитель и Стандард частенько садились смотреть телевизор в гостиной. Уйма хороших старых фильмов шла именно поздней ночью.

Так вот, сидят они однажды – около часа ночи во вторник, практически в среду утром – и смотрят полицейский боевик, «Стеклянный потолок». Тут фильм прерывается рекламой.

– Рина сказала, что ты профессиональный водитель. Снимаешься в кино?

– Именно.

– Должно быть, неплохо водишь.

– Да вроде не жалуюсь.

– Но ты ведь не вкалываешь полный рабочий день?

– И это одно из преимуществ.

– А на завтра у тебя что-нибудь запланировано? То есть, полагаю, уже на сегодня?

– Да вроде ничего.

Пробившись наконец в эфир сквозь толстый слой рекламы фирм и магазинов, торгующих мебелью и постельными принадлежностями, дешевых страховых агентств, кухонных наборов из двадцати предметов и видеокассет с великими событиями американской истории, возобновился фильм.

– Думаю, что можно говорить с тобой начистоту, – начал Стандард.

Водитель кивнул.

– Рина тебе доверяет, наверное, я тоже могу… Будешь еще пиво?

– Пожалуй.

Стандард пошел на кухню и вернулся с двумя банками пива. Откупорив, он подал одну Водителю.

– Ты ведь в курсе, чем я занимаюсь?

– Более или менее.

Стандард открыл свою банку и хлебнул пива.

– Отлично. Дело вот в чем. Есть работка – все давно обмозговано и было на мази. Но моего водителя… ну, вроде как задержали.

– Как вон того парнишку, – сообщил Водитель, кивком указывая на экран, где шла сцена допроса подозреваемого. Передние ножки стула, на котором сидел задержанный, были укорочены, чтобы создать максимальный дискомфорт.

– Вероятно. Я вот думаю, вероятно ли другое: например, не пожелаешь ли ты занять его место?

– Водителем?

– Точно. Выезжаем ранним утром. Это…

Водитель поднял руку:

– Не нужно, не хочу ничего знать. Я только везу, и все.

– Вполне разумно.

Через три-четыре минуты фильм опять вытеснили рекламные ролики. Чудо-гриль-решетка для обычной плиты, памятные таблички, лучшие музыкальные хиты…

– Я когда-нибудь говорил тебе, насколько Рина и Беницио от тебя зависят?

– А я тебе когда-нибудь говорил, какой ты козел?

– Не-а, – отозвался Стандард. – Ничего, все так говорят.

Они дружно расхохотались.

Глава 11

В тот первый раз Водитель заработал почти три тысячи.

– Для меня что-нибудь есть? – спросил он у своего агента Джимми на следующий день.

– Надо сходить на пару актерских сборов.

– Ты хочешь сказать, на пару стонов скота?

– Ну да.

– И за это я плачу тебе пятнадцать процентов?

– Добро пожаловать в землю обетованную!

– Ага, с саранчой и всем прочим.

Однако к концу дня у Водителя образовались два новых дела. О нем пошла молва, объяснил ему Джимми: не о том, что он хорошо водит – город кишмя кишел теми, кто умеет водить, – а о том, что он появляется, когда нужно, не посматривает хмуро на часы, не качает права, неизменно выполняет порученное. «Люди знают, – говорил Джимми, – что ты профи, а не какая-то там «шестерка», прикидывающаяся шишкой; на таких всегда есть спрос».

Следующие съемки предстояли лишь на будущей неделе, так что Водитель решил отправиться в Тусон навестить мать. Он не видел ее с тех самых пор, когда много лет назад ее помиловали и не отправили на электрический стул. В то время он был еще ребенком.

Так зачем он ехал к ней теперь? Если бы знать, черт побери.

По мере удаления от Голливуда чередой вспышек менялся окружающий пейзаж: сначала беспорядочные старые улицы центрального Лос-Анджелеса постепенно уступили место паутине городов-спутников и пригородов, а потом на долгое время единственный и неизменный вид являло собой бегущее вдаль шоссе. Заправочные станции, «У Денни», «Дель такос», комиссионные магазины, лесные склады. Деревья, стены и заборы. К тому времени Водитель уже заменил «форд-гэлэкси» на классический «шевроле», на крыше которого легко мог приземлиться самолет, а на заднем сиденье вполне разместилось бы небольшое семейство.

Водитель заехал позавтракать на заправку «Юнион-76». Там он наблюдал за тем, как в отдельном зале дальнобойщики уплетают бифштексы с яичницей, жареную говядину, цыплят и куриные отбивные. Великая американская еда дорог. Великие американские дальнобойщики, высшее воплощение мечты об абсолютной свободе.

Здание, возле которого Водитель припарковал «шевроле», выглядело и пахло в точности как подсобные помещения, где проходили занятия воскресной школы в его детстве. Максимально дешевое сооружение со скучными белыми стенами и голыми бетонными полами.

– Вы пришли встретиться с?..

– Сандрой Дэлей.

Девушка за стойкой в приемной углубилась в изучение данных на экране компьютера. Ее пальцы легко порхали по истертой клавиатуре.

– Что-то я… О, вот она! Вы приходитесь ей?..

– Сыном.

Секретарь подняла телефонную трубку.

– Не могли бы вы присесть вот там, сэр? Сейчас к вам подойдут.

Через несколько минут, открыв двери ключом изнутри, появилась молодая женщина-евразийка в накрахмаленном белом лабораторном халате, из-под которого выглядывали джинсы. Низкие деревянные каблуки стучали по бетону пола.

– Вы пришли повидать миссис Дэлей?

Водитель кивнул.

– И вы ее сын?

Он снова ответил ей кивком.

– Прошу прощения. Пожалуйста, поймите: мы проявляем бдительность. Судя по записям, за все эти годы у миссис Дэлей не было ни единого посетителя. Позвольте взглянуть на ваше удостоверение личности.

Водитель показал ей водительские права – на тот момент еще единственные, не переправленные дважды или трижды.

Миндалевидные глаза изучили документ.

– Еще раз, – повторила женщина, – прошу прощения.

– Ничего, все в порядке.

Брови над миндалевидными глазами были натурального цвета, прямые, почти без изгиба, немного взлохмаченные. Водителя всегда удивляло, зачем латиноамериканки выщипывают брови и оставляют вместо них тоненькие изогнутые полоски. Измени себя, и ты изменишь мир?

– Мне искренне жаль… Ваша мать на прошлой неделе умерла. Сердечный приступ в результате закупорки легких. Медсестра «скорой» вызвала бригаду из клиники; не прошло и часа, как мы начали искусственную вентиляцию. Однако было уже слишком поздно. – Она коснулась его плеча. – Мы сделали все возможное, чтобы связаться с вами. Очевидно, те номера контактных телефонов, которые у нас были, давно уже недействительны. – Ее глаза пристально изучали его лицо в поисках каких-нибудь подсказок. – Боюсь, мой рассказ ничем вам не поможет.

– Все нормально, доктор.

Выросшая там, где говорят на тоновых языках, она мгновенно уловила легкое повышение тона к концу предложения. Водитель и сам его не почувствовал.

– Парк, – представилась она, – доктор Парк. Эми.

Они оба обернулись и увидели, как по коридору к ним подъехала каталка. Баржа на реке. «Африканская королева». Сидя верхом на пациенте, медсестра делала ему закрытый массаж сердца.

– Черт побери, – пробормотала она. – Похоже, треснуло ребро…

– Я едва ее знал. Просто подумал, что…

– К сожалению, мне нужно идти.

Вернувшись на стоянку, Водитель облокотился на «шевроле» и всмотрелся в череду горных вершин, что кольцом опоясывали Тусон. С севера – Каталинас, с юга – Санта-Рита, с востока – Ринкон, с запада – Тусон. Город представлял собой природный компас. Как же можно было столь беспомощно в нем затеряться?

Глава 12

Вторая и третья поездки с мужем Ирины прошли успешно. Спортивная сумка Водителя, что стояла на дне платяного шкафа, под слоем обуви и грязной одежды, заметно потолстела.

И вот новый выезд.

Поначалу все шло превосходно. Выстроились в линию, по трассе, в соответствии с планом. Жертвой налета был выбран второсортный магазинчик, принимающий чеки и дающий ссуды в счет зарплаты. Заведение приютилось в свободном уголке торговых рядов, отстроенных в шестидесятые, по соседству с заброшенным театром, оконные стекла которого пестрели афишами с рекламой дублированных фантастических фильмов и иностранных боевиков с участием ныне вышедших на покой американских актеров. На противоположной стороне улицы находился ломбард, работающий столь непредсказуемо, что хозяева даже не потрудились повесить объявление о часах работы. Настоящая торговля шла через заднюю дверь. В воздухе висел запах чеснока, тмина, кориандра и лимона из лавки со специями.

Они вошли внутрь в девять, сразу после открытия, когда поднимались металлические жалюзи и открывались двери. Повсюду вокруг сновали лишь наемные рабочие, получающие мизерные зарплаты и не имеющие ни стимула, ни особого рвения к труду. Все равно боссы не появятся до десяти утра. И даже если поднимется тревога, в это время дня – в час пик – можно рассчитывать на то, что полиция застрянет в пробке.

К сожалению, случилось так, что полицейские устроили засаду у ломбарда и один из них как раз сидел и смотрел со скучающим видом на «Чеки-наличные», когда туда ворвалась команда Стандарда.

– Вот дерьмо!

– Что такое? Она тебя разлюбила, что ли?

Полицейский рассказал остальным.

– Ну и что нам теперь делать?

Такого, разумеется, никто не ожидал.

Решение было за Денуксом, старшим офицером. Он взъерошил рукой седеющий ежик волос.

– Ну что, парни, вас сидение не достало?

– Жрать всякую дрянь? Жариться весь день напролет в фургоне? Мочиться в бутылки?

– Я все понял. Какого хрена, давайте-ка зададим им жару!

Водитель видел, как коммандос выпрыгнули из задних дверей фургона и стремительно атаковали «Чеки-наличные». Зная, что их внимание сосредоточено на цели впереди, он потихоньку вынырнул из-за мусорного бака. Лишь пара секунд ушли у него на то, чтобы выскользнуть из машины и, не заглушая мотора, порезать шины фургона. Затем Водитель подлетел к магазину.

Внутри шла перестрелка. Двое из трех членов команды выбежали и рухнули на заднее сиденье, когда он выжал сцепление и вдавил в пол педаль газа. Один из двоих оказался смертельно ранен.

И среди них не было Стандарда.

Глава 13

– Ты брал здесь свинину?

– Да, всего лишь каких-нибудь раз двадцать. Отличная куртяшка. Новье?

– Одни шутники вокруг.

Даже в столь ранний час, без чего-то шесть, «У Густаво» яблоку было негде упасть. Мэнни искоса глянул на Ансельмо, который поставил перед ним кружку «Модело».

– Грациас.

– Как поживают бумагомараки?

– Целыми днями сидим на заднице и медленно приближаем катастрофу. Машина или сценарий летит в пропасть – и все начинается сначала. – Мэнни двумя глотками осушил кружку пива. – Хватит этого дерьма, давай-ка отведаем стоящего напитка. – Он вытащил из рюкзака бутылку. – Кое-что новенькое, из Аргентины.

Появился Ансельмо с бокалами для вина. Мэнни наполнил бокалы и толкнул один на противоположную сторону столика.

Пригубили.

– Я прав?.. О да. Я прав. – Держась за бокал, словно за спасательный круг, Мэнни огляделся. – Ты когда-нибудь предполагал, что твоя жизнь станет вот такой? Не то чтобы я чертовски много знал о твоей жизни…

– Да я и не задумываюсь… – пожал плечами Водитель.

Мэнни поднял бокал так, чтобы темная поверхность жидкости оказалась вровень с его глазами, и принялся смотреть на мир сквозь вино.

– Я собирался стать очередным великим американским писателем. Причем у меня не было на этот счет ни тени сомнений. Напечатал целую кучу дерьмовых рассказов в литературных журналах. А потом вышел мой первый роман – и подтвердил правоту тех, кто верит, что Земля плоская: перевалил прямо через край мира и исчез в бездне. Второй роман даже не смог издать последнего писка, следуя за первым. А какова твоя история?

– По большей части я стремился дожить с понедельника до среды. Выбраться со своего чердака, и из дома, и из города.

– Каков масштаб!

– Обыкновенная жизнь.

– Ненавижу обыкновенную жизнь!

– Да ты лучше скажи, что ты не ненавидишь.

– Бывают исключения, сэр. Оно, может, и правда, что я испытываю ненависть к таким отбросам, как американская политическая система, голливудская киноиндустрия, нью-йоркский издательский мир, все до одного фильмы последнего десятилетия, не считая производства «Коен бразерс», газеты, радиоинтервью, американские машины, музыкальная индустрия, промывка мозгов «а-ля масс медиа»…

– Целый каталог!

– Зато многими явлениями жизни я едва ли не благоговейно восхищаюсь. К примеру, вот этой бутылкой вина. Погодой в Лос-Анджелесе. Или едой, которую нам сейчас принесут. – Он вновь наполнил бокалы. – Заказов много?

– В общем, да.

– Хорошо. Тогда киноиндустрия не совсем пропащее дело. В отличие от большинства современных родителей, по крайней мере способна сама себя обеспечить.

– Только некоторые из студий.

По обыкновению, принесенная еда оправдала все ожидания. Потом друзья переместились в близлежащий бар, где Водитель выпил пива, а Мэнни – бренди. Зашел какой-то старик, который почти не говорил по-английски; уселся и принялся играть на видавшем виды аккордеоне танго и песни своей юности – военные и романтические; благожелатели ставили ему выпивку и бросали банкноты в чехол из-под инструмента, а по щекам старика катились слезы.

К девяти вечера речь Мэнни сделалась сбивчивой.

– Довольно с меня больших гулянок в городе. А ведь раньше мог проводить так ночи напролет.

– Отвезти тебя домой?

– Конечно.

– Давай-ка выгрузимся вот там, – сказал Мэнни, когда они свернули на улицу, где стояла его хибара. – На следующей неделе мне нужно быть в Нью-Йорке. А я не летаю.

– Не летаешь? Да ты и ползаешь-то еле-еле.

Наверное, выпивка подействовала и на Водителя.

– Ну вот, – продолжал Мэнни, – я и подумал, а не захочешь ли ты меня туда отвезти, Я заплачу.

– Вряд ли получится. У меня запланированы съемки. Но если бы и было время, даже речи не может идти о том, чтобы брать с тебя деньги.

Выбравшись наконец из машины, Мэнни сказал, облокотившись на раму окна:

– Просто имей меня в виду, если что, ладно?

– Ну конечно. Почему бы нет? Вздремни-ка немного, дружок.

В десятке домов от обиталища Мэнни, отразившись в зеркале заднего вида, возник полицейский патруль. Тщательно соблюдая ограничения скорости и заранее включая сигнал поворота, Водитель въехал на стоянку «У Денни» и припарковался лицом к проезжей части.

Мимо проехала патрульная машина с одиноким полицейским за рулем. Стекло опустилось, показалась рука с чашкой кофе навынос из «Севен-илевен». Послышался треск радио.

Кофе – хорошая мысль.

Может, и Водителю стоит выпить чашечку-другую, раз уж он заехал сюда?

Глава 14

Изнутри доносились блеющие звуки смертельно раненного саксофона: музыкальные пристрастия Дока несколько разнились с общепринятыми представлениями.

– Давненько не видались, – заметил Водитель, когда дверь, внезапно распахнувшись, явила взору нос, скорее напоминающий раскисший гриб, и слезящиеся опухшие глаза.

– А такое впечатление, будто только вчера, – отозвался Док. – Правда, мне всегда кажется, что все было только вчера. Если я вообще что-то вспоминаю.

Так он и стоял в дверях, лишь оглянулся через плечо в направлении звука, и на какой-то миг Водитель даже решил, что он заорет на инструмент, чтобы тот заткнулся.

– Теперь уже никто так не играет, – вздохнул Док. Он опустил глаза. – С тебя капает на мой дверной коврик.

– У тебя нет коврика.

– Это теперь нет. А раньше был. Очень симпатичный. А потом кому-то пришло в голову, что я его специально там оставил… А знаешь, ты мог бы развозить кровь – ну, как развозят молоко. Осуществлять доставку. Люди ставили бы у порога бутылки и список того, что им надо. Полпинты серы, две пинты цельной крови, небольшой контейнер консервированных клеток… Мне не нужна кровь, разносчик крови.

– Тогда она будет нужна мне, если ты меня сейчас же не впустишь!

Док посторонился, освобождая дверной проем. Когда они познакомились, Док жил в гараже. И теперь он жил в гараже. Правда, чего не отнять, того не отнять, – большом. Полжизни Док занимался тем, что сбывал сомнительные медицинские препараты обитателям Голливуда; потом прикрыл свою лавочку и перебрался в Аризону. Купил в Холмах землю с домом, где было такое количество комнат, что сам Док не знал, кто в них обитает. После вечеринок гости поднимались по лестнице и разбредались по комнатам, чтобы не показываться следующие несколько дней.

– Присоединишься? – спросил Док, наливая себе из графина емкостью в полгаллона какого-то неопознанного бурбона.

– Почему бы и нет?

Док протянул Водителю высокий стакан – до того замусоленный, словно его натерли вазелином.

– За здоровье, – произнес Водитель.

– Что-то не нравится мне твоя рука.

– Правда?

– Если хочешь, я могу взглянуть.

– Но я без предварительной записи.

– Как-нибудь выкрою для тебя время в своем расписании. – С Дока мигом слетела напускная циничность. – Приятно снова почувствовать себя полезным.

Некоторые из инструментов, что он собрал и выложил в идеально ровный ряд, производили слегка пугающее впечатление.

Снимая с Водителя пальто и разрезая ножницами пропитавшуюся кровью рубашку и посеревшую футболку, Док искоса поглядывал на своего пациента и насвистывал совершенно неузнаваемую мелодию.

– Зрение у меня не то, что прежде. – Он потянулся, чтобы обработать рану кровоостанавливающим средством; его рука дрожала. – Ну-ка, что здесь у нас? – Он улыбнулся. – Сразу вспоминаются все группы мышц. В свое время в колледже зачитывался «Анатомией» Грея. Таскал эту чертову книженцию с собой, как Библию.

– Пошел по стопам отца?

– Ничего подобного. Мой старик был на восемьдесят шесть процентов правильным и скучным и на сто процентов – козлом. Обожал впаривать домашнюю мебель в кредит семьям, которые заведомо не могли за нее расплатиться; товар к нему возвращался, а он еще стриг с них деньги.

Откупорив бутылку бетадина, Док вылил его в кастрюльку, нашел упаковку ватных тампонов и закинул туда же; потом двумя пальцами выловил один.

– Моя мать была перуанкой. До сих пор ума не приложу, как им с отцом удалось повстречаться, учитывая круги, которые он наматывал по стране. У себя на родине она была повитухой и знахаркой. Целительницей. Важным членом сообщества. А здесь она превратилась в донну Рид не первой свежести.

– Благодаря ему?

– Ему. Обществу. Америке. Ее собственным ожиданиям. Кто знает?

Док принялся бережно промывать рану. Дрожь в руках унялась.

– Медицина стала величайшей любовью моей жизни, единственной женщиной, которая была мне нужна и за которой я ухаживал… Правда, с тех пор много воды утекло, как ты говоришь. И все же надеюсь, что помню, как это делается.

Желтоватые зубы обнажились в улыбке.

– Расслабься, – сказал он Водителю, наклоняя абажур дешевой настольной лампы. – Доставь мне удовольствие тебя полечить.

Лампочка заморгала, погасла, снова загорелась, когда Док по ней щелкнул.

Хорошенько приложившись к графину бурбона, он вручил его Водителю.

– Тебе не кажется, что пластинка где-то заедает? – спросил Док. – По-моему, эта запись повторяется вот уже который раз.

Водитель прислушался. Но как тут уловить? Одна и та же музыкальная фраза снова и снова. Похоже на то.

Док кивнул на кувшин:

– Сделай еще пару хороших глотков, парень. Ну что, готов?

Нет.

– Готов.