Текст книги "Глаз Бога"

Автор книги: Джеймс Роллинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Согласно последним расчетам, в предыдущий раз ИКОН проходила через внутреннюю область Солнечной системы две тысячи восемьсот лет назад – определенно, очень давно. Если это предположение соответствовало действительности, оно было очень интересным, поскольку объекты облака Оорта представляли собой нетронутые остатки той туманности, из которой образовалась вся наша система, что делало ИКОН сверкающим герольдом из далекого прошлого, потенциально несущим в себе ключи к познанию Вселенной.

В том числе, возможно, и к тайне темной энергии.

Корпус вертолета вздрогнул, после чего раздался нарастающий низкий гул. Лопасти несущего винта над головой медленно пришли в движение.

В чем дело?..

Джада выпрямилась в кресле.

Второй пилот вышел из кабины и, подбежав к боковому люку, открыл его. Рев двигателей стал оглушительным.

Обернувшись, пилот крикнул, перекрывая гул:

– Пристегнитесь! Только что поступил приказ! Все должно быть готово к тому, чтобы немедленно подняться в воздух!

Чувствуя, как у нее учащенно забилось сердце, Джада захлопнула компьютер. Выглянув в открытый люк, она увидела, как второй пилот лихорадочно заканчивает предполетную подготовку. Вдалеке над центром города в голубое небо поднялся высокий столб черного дыма.

Вскоре показалось бешено мчащееся такси, направляющееся прямо к вертолету. Джада разглядела рядом с водителем Монка. Но ведь они с Дунканом уехали отсюда на черном внедорожнике «мерседес»!

Молодая женщина вцепилась в край люка.

Что происходит?

Такси с визгом затормозило, и разом распахнулись все двери. Джада увидела Дункана, выбирающегося с заднего сиденья. Из другой задней двери вылез пожилой мужчина в светлом пиджаке и черном свитере, под которым виднелся белый воротничок католического священника. Ему помогала молодая женщина невысокого роста с короткими волосами.

Вигор и Рейчел Верона.

Оба выглядели не лучшим образом.

Подбежав к багажнику, Дункан вытащил вещи: один-единственный чемодан на колесиках. А куда делось остальное снаряжение?

Монк стоял, согнувшись пополам, у раскрытой передней правой двери, расплачиваясь с водителем. Когда он выпрямился, Джада увидела его залитое кровью лицо и ахнула. Ее взгляд метнулся к дыму, поднимающемуся над городом, и она поняла, что это взаимосвязано.

Новоприбывшие поспешили к вертолету. С каждым шагом молодая итальянка хмурилась все больше, словно не желая подниматься на борт. У люка она наконец остановилась.

– Нам нужно остаться здесь! – воскликнула она, хватая священника за руку. – И вернуться в Рим!

Джада надеялась, что таким и будет их решение. Это означало бы, что можно немедленно покинуть Казахстан и направиться прямиком в горы Монголии, чтобы начать охоту за обломками разбившегося спутника.

Монк покачал головой.

– Рейчел, тебя уже взяли на прицел. У того, кто это спланировал, гораздо больше возможностей, чем мы первоначально предполагали. Эти люди не остановятся и предпримут новую попытку.

– Это ваш брат Иосип втянул вас в эту заварушку, – согласился со своим напарником Дункан. – Значит, теперь на него вся надежда: пусть вытаскивает вас из беды.

Несомненно, Рейчел понимала справедливость этих слов. Она отпустила руку дяди, и они поднялись на борт вертолета. Джада посторонилась, кивком приветствуя двух итальянцев. Те молча заняли места напротив, отложив официальные представления до тех пор, пока вертолет не поднимется в воздух.

Дункан уселся рядом с Джадой. Та была рада его физическому присутствию, его силе, даже теплу его тела. Он учащенно дышал, все еще накачанный адреналином.

Пристегнувшись ремнем, Монк нагнулся к Джаде и тронул ее за колено.

– Прошу прощения за спешку. Казахские власти могут из-за теракта закрыть воздушное пространство, а нам не хотелось бы застрять на земле.

Джада обвела взглядом остальных пассажиров.

«Черт побери, во что я ввязалась?»

15 часов 07 минут

Когда «Еврокоптер» набрал крейсерскую высоту, Дункан посмотрел в иллюминатор на проплывающий внизу ландшафт. Рассекая воздух несущим винтом, вертолет уносился прочь от бескрайней синевы моря к унылым ржаво-бурым пескам, лишь кое-где покрытым чахлой растительностью, плоскогорьям и скалам, причудливо изрезанным ветром. Окружающую местность можно было бы принять за пустыни Нью-Мексико, если бы не стада двугорбых верблюдов да изредка встречающиеся одинокие белые юрты, резко выделяющиеся на фоне темной земли.

Почувствовав, что его дергают за рукав, Дункан переключил свое внимание на то, что происходило в пассажирской кабине.

Монсеньор Верона указал на чемодан, лежащий в кресле рядом с Дунканом.

– Scusa[18]18
  Прошу прощения (итал.).


[Закрыть], сержант Рен, вы не могли бы открыть мой чемодан? Мне хотелось бы убедиться в том, что его содержимое в целости и сохранности после всей этой суматохи.

Только священник мог назвать случившееся «суматохой».

– Монсеньор Верона, зовите меня просто Дунканом.

– Только если вы в свою очередь будете звать меня Вигором.

– Договорились.

Наклонившись, Дункан подхватил одной рукой чемодан и опустил его себе на колени. Расстегнув молнию, он откинул крышку. Внутри, обложенные одеждой, лежали два предмета, завернутые в черную упаковочную пленку.

– В первую очередь меня беспокоит состояние того, который больше размером, – сказал Вигор. – Он очень хрупкий.

Монсеньор махнул рукой, предлагая Дункану развернуть пленку и открыть то, что внутри.

Дункан догадался, что вызывает тревогу пожилого прелата, поэтому был готов к тому, что увидел. Когда он размотал верхнюю половину пленки, показалась макушка черепа, уставившегося на него пустыми глазницами.

– Вы сможете полностью развернуть череп и передать его мне, чтобы я осмотрел его на предмет повреждений?

Дункану довелось насмотреться на смерть в Афганистане, но все же в глубине души у него что-то непроизвольно сжалось. На лице сидящей рядом с ним Джады отразилась смесь профессионального любопытства и отвращения.

Подавив свои собственные ощущения, Рен протянул к черепу обе руки, собираясь его взять, но, еще не прикоснувшись к кости, нервные окончания его пальцев почувствовали щекочущее давление, вызванное движением вживленных в них крошечных магнитов.

Удивленный, он отдернул руки и встряхнул пальцами.

– Бояться нечего, – сказал Вигор, ошибочно истолковав его реакцию.

Не обращая на него внимания, Дункан поднес пальцы к темени. Ощущение не было похоже на все то, с чем он сталкивался до сих пор: ему показалось, будто он окунул пальцы в холодное желе, маслянистое и насыщенное электричеством.

– Что вы делаете? – спросила Джада.

Только теперь до Дункана дошло, как все это должно было выглядеть со стороны.

– Череп излучает какую-то странную электромагнитную сигнатуру. Очень слабую, но она присутствует.

Джада сдвинула брови.

– Почему… как вы это определили?

Дункан еще не говорил ей о магнитах, но сейчас он все подробно объяснил.

– Кончики моих пальцев определенно улавливают какую-то энергию, исходящую от черепа, – закончив, сказал он.

– В таком случае вы должны также изучить и древнюю книгу, – предложила Рейчел.

Взяв второй сверток, она разорвала упаковочную пленку. Кожа переплета была потертой, покрытой глубокими морщинами.

Дункан медленно провел пальцами над поверхностью книги. На этот раз ему пришлось прикоснуться к кожаному переплету, чтобы почувствовать едва различимую дрожь. И тем не менее ощущение было таким же. Тело Дункана покрылось мурашками.

– Еще слабее… но в точности такое же.

– А что, если это какая-то остаточная радиация? – предположила Рейчел. – Мы не знаем, где хранились реликвии до настоящего времени. Возможно, рядом с источником радиоактивного излучения.

Джада нахмурилась, не принимая такое объяснение.

– У меня в чемодане есть оборудование для изучения разбившегося…

Она осеклась и оглянулась на Монка, со стыдом осознав, как близка была к тому, чтобы раскрыть главную задачу экспедиции, которая пока что держалась в тайне от двух итальянцев.

Смущенно кашлянув, Джада продолжала:

– У меня есть инструменты для исследования различных видов излучения. Счетчики Гейгера, мультиметры и тому подобное. Как только мы приземлимся, я проверю утверждение Дункана.

Тот пожал плечами.

– Излучение есть. Я не могу объяснить, какое именно, но оно присутствует.

Вигор откинулся на спинку кресла.

– В таком случае, чем быстрее мы попадем в точку с координатами, указанными братом Иосипом, тем лучше.

Дункан отнесся к заявлению монсеньора скептически. Застегнув чемодан, он полностью переключил свое внимание на унылый ландшафт. Через какое-то время молодой оперативник поймал себя на том, что трет кончики пальцев друг о друга, словно стараясь избавиться от какой-то маслянистой пленки, покрывающей их. Он затруднился бы выразить словами то, что зафиксировало его шестое чувство.

За неимением лучшего, Дункан смог бы только сказать: «Тут что-то не так».

Глава 8

18 ноября, 17 часов 28 минут

по улан-баторскому поясному времени

Улан-Батор, Монголия

Из горячих труб, проходящих по стенам подземной камеры, спрятанной глубоко под улицами Улан-Батора, с шипением вырывался пар. Масляные фонари красноватым сиянием освещали место, где собрался клан. Повелитель Синих Волков стоял перед своим первым помощником и другими членами высшего руководства клана. Он поправил волчью маску, чтобы лучше скрыть черты своего лица.

Только первому помощнику было известно его настоящее имя.

Батухан, то есть «твердый правитель».

– И после нападения в Актау они остались живы? – спросил глава клана у своего помощника.

Арслан поспешно кивнул. Этому молодому мужчине не было еще и тридцати лет: открытое лицо, высокий и поджарый, с волосами черными, как тень. На нем была обычная европейская одежда – джинсы и толстый шерстяной свитер, но в широких скулах и желтовато-коричневом лице, блестящем от пота, в нем чувствовался чистокровный монгол – без каких-либо примесей китайцев и русских, в прошлом поработителей монгольского народа[19]19
  Измышление автора. Советская Россия не принуждала Монголию к принятию социалистического пути развития – и уж тем более не порабощала ее народ. В 1924 году Монголия стала социалистической республикой по собственному почину.


[Закрыть].

Подобно многим представителям молодого поколения монголов, Арслан гордился и восторгался теми свободами, которые были с таким трудом завоеваны поколением Батухана. Это были настоящие потомки великого Чингисхана, воина, верхом на коне покорившего большую часть известного мира.

Батухан хорошо помнил, как в течение долгих десятилетий советского правления Москва запрещала упоминать имя Чингисхана, чтобы не пробуждать чувство национальной гордости у порабощенного народа. Советские танки даже перекрывали дороги в горы Хэнтэй, не позволяя людям посещать почитаемую всеми монголами родину великого хана.

Но все изменилось с установлением демократии.

Восстав из пепла, Чингисхан сделался кумиром молодого поколения. Для него он был полубогом. Родители давали своим сыновьям имя Тэмуджин – именно так звали великого вождя, прежде чем он взял себе имя Чингисхан, «Повелитель Вселенной». По всей Монголии в его честь называли улицы, конфеты, марки сигарет и сорта пива. Его лицо красовалось на банкнотах и стенах домов. Двухсотвосьмидесятитонная конная статуя Чингисхана из сверкающей стали встречала гостей столицы Монголии Улан-Батора.

Новообретенная гордость текла по жилам монгольского народа.

Пристально посмотрев в лицо своего ближайшего помощника, Батухан увидел не гордость, а только стыд неудачи. Он сознательно выбрал самые жесткие слова, чтобы раздуть этот стыд, превратить его в чувство долга.

– В таком случае мы должны двигаться дальше, не зная устали. Пусть итальянцы встретятся в пустыне со священником. Раз нам не удалось запугать их в Риме, они отправятся именно туда.

– Я сам отправлюсь туда.

– Выезжай немедленно. Но уверен ли ты, что священник не подозревает, что среди тех, кто у него работает, есть наш человек?

– Брат Иосип видит только песок и свою цель.

– В таком случае присоединись к его отряду.

– А что, если итальянцы прибудут туда?

– Убей их. Забери то, что у них с собой, и привези мне.

– А как быть с братом Иосипом?

Батухан обвел взглядом собравшихся. Этот клан существовал уже на протяжении трех поколений, созданный еще его дедом на волне недовольства советским гнетом. Каждый вождь носил титул «Борджигин», то есть «Повелитель Синих Волков» – так назывался древний клан, к которому принадлежал Чингисхан.

Однако с тех пор мир изменился. Монгольская экономика, основанная на добыче полезных ископаемых, являлась одной из самых быстроразвивающихся в мире. Истинное богатство страны было спрятано не в гробнице Чингисхана, а в залежах угля, меди, урана и золота. Эта сокровищница, скрытая в недрах Монголии, оценивалась более чем в триллион долларов.

Батухан уже имел крупную долю в основных добывающих предприятиях – но он не мог забыть то, что рассказывали ему в детстве его отец и дед, предания о Чингисхане, о несметных богатствах, спрятанных в его гробнице. Он пристально следил за всеми, кто вел поиски местонахождения этой священной могилы.

В том числе и за чудаковатым отшельником братом Иосипом Тараско.

Шесть лет назад Батухан впервые услышал о том, что в Казахстане из ниоткуда появился какой-то человек, который скрывается под разными именами, копает ямы в песках и солончаках, гоняясь за отступающими водами умирающего моря. Таинственный незнакомец занимался этим уже целых два года, прежде чем до Улан-Батора наконец дошли слухи о том, что на самом деле он ищет ключ к тайне, где похоронен Чингисхан. Однако поиски велись в таком неподходящем месте, что Батухан сперва не придал этим раскопкам особого значения – но все же приказал нескольким членам клана присматривать за неуловимым священником.

И вот три дня назад поступило известие о том, что он наконец нашел то, что искал, – какие-то древние реликвии. До сих пор никто их не видел, поскольку все эти годы священник скрывал их от всех, одержимый манией преследования. Но, по словам шпионов Батухана, на протяжении последнего месяца что-то все сильнее тревожило его, наполняя отчаянием, и он проговорился о существовании этих реликвий.

Среди рабочих пошли слухи. Многие в страхе разбежались, рассказывая о черепе и книге, переплетенной в человеческую кожу. Затем внезапно священник упаковал реликвии в ящик и куда-то отослал, судя по всему, испугавшись того, что известие о них может дойти до чужих ушей, – что и произошло в действительности.

Это известие дошло до ушей Батухана.

Охваченный любопытством, он попытался перехватить посылку до того, как она будет отправлена в Рим. Однако его люди действовали слишком медленно, и посылка ушла буквально у них из-под носа. И все же Батухан наконец узнал настоящее имя этого загадочного человека, написанное на пакете.

Брат Иосип Тараско.

Также Батухан установил, куда была отправлена посылка.

Но древние реликвии опять ускользнули от него.

Однако скоро все изменится.

Арслан нетерпеливо переступил с ноги на ногу, ожидая решения своего повелителя относительно загадочного священника.

Батухан поднял лицо.

– Если получится, захватите брата Иосипа живым. Доставьте его сюда, чтобы я смог его допросить.

– А если это окажется невозможно сделать?

– Тогда отправьте его в могилу вместе с остальными.

Как только этот вопрос был решен, Батухан направился по лабиринту подземных тоннелей, окутанных паром, к выходу на улицу. Остальные члены клана разошлись в разные стороны.

Батухан не снимал волчью маску, проходя через участок, где укрывались от холода многочисленные бездомные Улан-Батора, носящие презрительное прозвище «тараканы». В основном это были пьяницы и безработные. Батухан не замечал их, не обращал на них внимания. Не в этих опустившихся людях заключалось будущее Монголии; они были язвой, которую приходилось прятать.

Мужчины, женщины и немногочисленные дети разбегались в стороны, словно крысы, в ужасе глядя на оскаленную волчью пасть, скрывающую лицо Батухана.

Наконец он подошел к лестнице и через потайной люк вышел в пустынный переулок. Член клана закрыл за ним люк.

Лишь расставшись с ним, Батухан снял волчью маску и убрал ее. Расправив костюм, он направился к главной улице. Вечер был ветреным, но не по времени года теплым. Улан-Батор считается самой холодной столицей мира, однако настоящая зима пока что затаила свое морозное дыхание, словно в предчувствии каких-то значительных событий.

На просторной площади Сухэ-Батора возвышалось здание парламента страны. Наверху мраморной лестницы восседала огромная бронзовая статуя Чингисхана. Подсвеченная прожекторами, она взирала на раскинувшийся вокруг город. А может быть, древний полководец смотрел на огненное представление, устроенное в небе кометой.

Считалось, что комета Галлея появлялась как раз при жизни Чингисхана. Хан считал ее своей счастливой звездой. Ее продвижение на запад он воспринял как знак повернуть свои полчища на Европу.

А что, если эта новая комета также является предвестником каких-то значительных событий?

Пересекая площадь, Батухан, словно в подтверждение своих мыслей, заметил на небе две мелькнувшие вспышки падающих звезд.

Ощутив прилив свежих сил, он поспешил к зданию парламента. Навстречу ему шагнул человек, но, увидев, кто перед ним, почтительно склонил голову, отступая в сторону. Хотя Батухану хотелось верить, что этот жест является признанием его принадлежности к хранителям наследия Чингисхана, он понимал, что на самом деле все объяснялось лишь его высоким положением в правительстве Монголии – он занимал пост министра юстиции.

Батухан бросил последний взгляд на комету.

«Как это было с Чингисханом, возможно, это моя счастливая звезда… которая показывает дорогу к завоеваниям, могуществу и богатству».

Глава 9

18 ноября, 19 часов 02 минуты

по корейскому поясному времени

Пхеньян, Северная Корея

Это был очень необычный способ вторжения в страну.

Грей сидел в конце громыхающего автобуса. У него за спиной ухмыляющийся Ковальски устроил свою внушительную тушу на просторном заднем сиденье. Остальной автобус был заполнен китайцами, мужчинами и женщинами, которые дремали или негромко переговаривались между собой, многие с фотоаппаратами через плечо, почти все в бейсболках с изображением одного и того же улыбающегося желтого Чеширского кота, нарисованного и на сером борту автобуса, который был официальным символом пекинской туристической компании.

Чжуан сидел впереди рядом с водителем, который также был членом триады «Дуан чжи», как и все остальные пассажиры автобуса.

Утром маленький отряд на частных самолетах перелетел из Гонконга на небольшой аэродром недалеко от границы Китая и Северной Кореи. Там уже ждали два туристических автобуса. В отличие от укрепленной демилитаризованной зоны между Северной и Южной Кореями, граница на севере была чисто бюрократическим барьером, предназначенным в основном для того, чтобы преграждать путь тем, кто пытался бежать в Китай из Корейской Народно-Демократической Республики.

Что в очередной раз получило подтверждение и сейчас.

Во время пересечения границы Пирса и Ковальски спрятали в потайном отсеке, вместе с солидным арсеналом оружия, однако ни один северокорейский пограничник даже не заглянул в автобус. И в этом не было ничего необычного, поскольку более обеспеченные китайцы толпами стекались, чтобы полюбоваться суровой, нетронутой красотой зеленых лесистых гор, протянувшихся от границы до самого Пхеньяна. Нищая Северная Корея всячески приветствовала иностранных туристов, приносящих так необходимые пустому государственному бюджету доллары.

Как только граница осталась позади, два автобуса принялись медленно взбираться по петляющей горной дороге, направляясь на юг к столице. Через четыре часа впереди наконец показался Пхеньян, раскинувшийся на равнине за горами. После нескончаемой суеты и ярких огней Гонконга город выглядел вымершим и заброшенным. На фоне ночного неба черными тенями выделялись небоскребы. Лишь кое-где в темноте сияли подсвеченные монументы. Редкие уличные фонари да изредка свет в окне, но и только. Никакого движения: казалось, город застыл во времени.

Женщина, сидящая перед Греем, потянулась и повернулась к нему.

– Грустное зрелище, – заметила Гуань-инь. Похоже, за все это время она не поспала ни минуты. В глазах ее горела тревога за судьбу дочери. – Жителям Пхеньяна разрешается пользоваться электричеством лишь три часа в сутки. Поэтому расходовать его нужно очень бережно.

Автобусы приближались к городу, но на четырехполосном шоссе, кроме них, не было ни одной машины. Даже когда они уже въехали в пригороды, машин на улицах все равно не было, и даже светофоры не работали. Все в автобусе притихли, словно боясь потревожить призраки этого заброшенного города.

Первым признаком жизни стала одинокая армейская машина, медленно кружащая перед массивным ярко освещенным зданием.

– Это Кымсусан, Дворец Солнца, – шепотом объяснила Гуань-инь. – В прошлом официальная резиденция президента Ким Ир Сена. После смерти Великого Вождя здание превращено в мавзолей, где в стеклянном саркофаге лежит его забальзамированное тело[20]20
  А также тело его сына Ким Чен Ира.


[Закрыть].

«Вот всего один пример, – подумал Грей, – раздутого культа личности, поддерживаемого государством, при котором Ким Ир Сена и его наследников почитали как богов».

Когда гробница скрылась позади, Гуань-инь нахмурилась.

– По некоторым оценкам, возведение мавзолея обошлось почти в миллиард долларов… при том что народ Северной Кореи голодает.

Грей знал, что смерть Ким Ир Сена в середине девяностых совпала с голодом, поразившим всю страну, который погубил почти десять процентов ее населения. Дела были так плохи, что в сельских районах началось людоедство. Детей предостерегали не спать на открытых местах.

С тех пор жизнь народа Северной Кореи стала немногим лучше. Обложенная жесткими санкциями, страна по-прежнему не могла самостоятельно прокормить себя. Вся северокорейская инфраструктура вынуждена была существовать на куцый бюджет. Даже оборонные заводы работали с перебоями вследствие отсутствия запасных частей к станкам и нехватки электричества.

Процветал в полную силу только политический театр.

За окном автобуса тянулись бесконечные ущелья погруженных в темноту жилых зданий. Единственными светлыми пятнами, лишь изредка нарушавшими унылую монотонность, были подсвеченные плакаты и вывески. Но только рекламировали они не прохладительные напитки, пиво или новейшие электронные приборы. На всех плакатах неизменно красовались различные ракурсы милостивого лика Великого Вождя.

Наконец два автобуса свернули на пустынное шестиполосное шоссе, и впереди показалась конечная цель пути – гостиница «Рюгён». Это было самое высокое здание во всем Пхеньяне. Оно напоминало стеклянную ракету, поднимающуюся на трех крыльях. Гостиница взметнулась над городом на высоту ста пяти этажей. Но, как и все вокруг, она также была погружена в темноту. Лишь вестибюль и зажженные кое-где окна указывали на какие-то признаки жизни.

Замысел заключался в том, чтобы использовать практически пустую гостиницу в качестве основной базы. Задействовав все связи Гуань-инь и раздав щедрые взятки, удалось выяснить, что молодую женщину, по описанию похожую на Сейхан, доставили в военную «кьовасо» – исправительную тюрьму, расположенную в нескольких милях от столицы.

В нищей стране с процветающей коррупцией за деньги можно было купить все.

Здесь, в гостинице, они переоденутся в форму северокорейской армии и возьмут оружие. В два часа ночи пустой военный грузовик будет поставлен у служебного входа гостиницы, благодаря самой большой взятке, которую заплатила Гуань-инь. Военная форма и грузовик помогут в разгар ночи совершить нападение на тюрьму.

Подкатив к гостинице, головной автобус нырнул в массивные ворота. Автобус, в котором ехал Грей, последовал за ним.

После долгой череды проблем и неоднократных отсрочек гостиница была наконец частично открыта несколько месяцев назад. Ее возведение затянулось более чем на двадцать лет, и все это время здание стояло пустым и темным – мрачный символ столицы. Вот чем гостиница заслужила в прессе свое прозвище: «Дом скорби».

Грею хотелось надеяться, что в ближайшие несколько часов это название не окажется вещим.

К несчастью, ему не пришлось ждать и одного часа.

Как только первый автобус остановился, из вестибюля выбежали вооруженные до зубов люди в военной форме, выкрикивая какие-то приказания. Позади вспыхнули фары военного джипа, который стоял, притаившись за воротами.

Гуань-инь со своей армией приехала прямиком в западню.

19 часов 33 минуты

Чжулон Дельгаду стоял перед окошком, выходящим в соседнюю комнату. Он изучал женщину-убийцу, привязанную к креслу для допросов – устройству, позаимствованному у испанской инквизиции. Молодая женщина была раздета до лифчика и трусов – этот психологический ход должен был заставить ее почувствовать себя беззащитной. Все ее конечности были отдельно друг от друга зафиксированы массивными кандалами, что позволяло соединенному шарнирами креслу выкручивать тело жертвы в бесчисленные мучительно болезненные положения.

В настоящий момент женщина была согнута вперед так, что мышцы спины растянулись до предела, а руки и ноги едва не выпадали из суставов. В этом положении она провела последние три часа.

«Чтобы сделать ее более податливой, – объяснил Хван Пак, – научить сгибаться».

Северокорейский ученый слишком громко рассмеялся своей неуклюжей шутке, сопя сломанным забинтованным носом. Несомненно, он жаждал мести, ему требовалось умаслить свою раненую гордость. И с этой целью Хван Пак собирался сделать женщине так больно, как было больно ему самому.

Определенно, такая поза доставляла невыносимые страдания. В комнате царил ледяной холод, но голая кожа пленницы была покрыта потом, сияющим свидетельством ее мучений. Дельгаду мысленно представил, как искажено ее лицо, стиснуты зубы, однако ее голова была закрыта плотным капюшоном, а изолирующие наушники наглухо перекрывали любые звуки извне. Лишенная возможности воспринимать окружающий мир, женщина была вынуждена сосредоточиться на своей боли.

В Северной Корее знали, что к чему.

И, судя по тощим полуголодным беднягам, уныло бродящим по битком набитой тюрьме, к своим согражданам здесь проявляли ничуть не больше милосердия. В каждую камеру размером с гараж на две машины было втиснуто по сорок заключенных. Чжулон видел, как двое подрались за право похоронить умершего, так как это давало возможность заработать дополнительный паек.

Это был северокорейский вариант Освенцима.

В кармане у Чжулона завибрировал телефон. Он быстро достал аппарат, предположив, что это свежая информация из гостиницы «Рюгён». Томаш отправился туда с ударным отрядом.

Вместо этого в трубке послышался мягкий голос:

– Чжу-лон…

Дельгаду улыбнулся, чувствуя, как частично уходит напряжение.

– Наталья, любимая, почему ты звонишь? У тебя все в порядке?

Он мысленно представил ее округлившийся живот, вынашивающий его сына.

– Я просто хотела услышать твой голос перед тем, как заснуть, – сонным голосом ответила Наталья. – Мне не хватает твоего теплого тела рядом.

– Сегодня твоя кровать останется пустой в последний раз. Обещаю. Я вернусь домой самое позднее завтра днем.

– Мм, – зевнула Наталья. – Пожалуйста, сдержи свое слово.

– Сдержу.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и попрощались.

Убирая телефон в карман, Чжулон задержал взгляд на женщине в соседнем помещении, прикованной к креслу пыток, и ощутил укол стыда. Однако ему щедро платили за то, чтобы залечивать подобные уколы. Сделав дело, он завтра утром возвратится в Макао.

Чжулон уехал бы еще вчера вечером, но он получил известие, что Гуань-инь удалось выбраться из взорванного и объятого пламенем оплота триады. Он также узнал, что американцы тоже остались в живых, бежав от огня благодаря акробатическому номеру на высоко натянутом канате. Затем, всего полчаса назад, новые сведения, просочившиеся из разных источников, позволили сделать вывод, что Гуань-инь находится в Северной Корее и собирается совершить нападение на военную тюрьму.

Чжулон предупредил Хван Пака, и они успели собрать небольшую группу, чтобы устроить врагам засаду в гостинице «Рюгён», тем самым сорвав попытку освобождения захваченной в плен женщины еще до того, как она начнется.

Чжулон смотрел в комнату, не в силах найти ответ на вопрос, который не давал ему покоя.

Почему ты так высоко ценишься?

Теперь он уже не сомневался в том, что сильно продешевил, назначая цену за голову этой женщины, однако отговорить Хван Пака ему не удалось. Честь высокопоставленного северокорейского ученого-ядерщика пострадала не меньше, чем его нос, и Чжулону не оставалось ничего другого, кроме как принять его предложение. Хван Пак жаждал отмщения и готов был добиваться его любой ценой.

Словно подслушав его мысли, появился сам Хван Пак, с широкой ухмылкой на лице.

– Они приехали, как вы и говорили, Дельгаду-си. Теперь они в наших руках.

Чжулон представил себе, как Гуань-инь окажется здесь, присоединившись к молодой женщине. Пожалуй, это будет достаточной компенсацией за все его хлопоты. Устранение главы «Дуан чжи» упрочит позиции Чжулона в Макао.

– Но сперва мы должны покончить с одним делом здесь, – продолжал Хван Пак, оглядывая комнату с откровенной похотью. – Вы говорили, эта женщина – убийца, с обширными связями в преступном мире. Нам нужно выяснить, что это за связи, какую мы сможем извлечь из них выгоду и, что самое главное, какое отношение она имеет к тем двум американцам.

– Они были вместе с Гуань-инь?

До сих пор Чжулон не получил определенного ответа от своих людей. Одни говорили одно, другие говорили другое.

– Пока что я не знаю, но ответ будет у меня через час.

За спиной у Хван Пака открылась дверь. Вошел еще один мужчина, высокий, тощий как скелет, с наголо обритой головой, в длинном белом халате, с подносом из нержавеющей стали. На подносе были аккуратно разложены медицинские инструменты жуткого вида и обычные плоскогубцы. Его лицо оставалось бесстрастным. Он слегка склонил голову.

– Нам Квон, – представил его Хван Пак. – Нет таких вопросов, ответы на которые он не сможет вытянуть своими инструментами.

Истязатель направился в соседнюю комнату, увлекая за собой Хван Пака. В дверях тот задержался.

– Не желаете присоединиться к нам? Будем вам очень рады. Как-никак, это ведь ваш товар.

– Уже больше не мой, – поправил Чжулон. – Вы расплатились за него сполна. Отныне меня больше не заботит то, что вы с ним сделаете.

«И я также не имею к этому никакого отношения», – мысленно добавил он.

Пожав плечами, доктор Хван Пак удалился в соседнюю комнату.

Чжулон бросил в окно последний взгляд. За все это время женщина, согнутая на современной дыбе, не издала ни звука.

Но скоро она закричит.

19 часов 39 минут

– Сдавай автобус задом! – заорал Грей, обращаясь к водителю. – Не останавливайся!