Текст книги "Валютные войны"

Автор книги: Джеймс Рикардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Мы снова оказались в оперативном центре для проведения третьей пленарной сессии. Мы по очереди ходили по комнате для объявления своих ходов в рамках северокорейского сценария. Как и ожидалось, США и Азиатско-Тихоокеанский регион, как и Китай, предлагали гуманитарную помощь, только Китай еще что-то промямлил о воссоединении, так как режим Северной Кореи был на последнем издыхании. Россия поддержала идею о гуманитарной помощи, но придержалась более жесткой политики, закрыв границы с Северной Кореей. Затем, практически мимоходом, Россия объявила о том, что выкупила у Китая все золотые запасы и теперь самостоятельно укрепляла политику создания новой золотой валюты.

Судьи были заметно возмущены. Россия вела собственную игру с собственными правилами. Насколько мы со Стивом были убеждены, Россия играла по собственным правилам уже тысячи лет, поэтому данный ход был типично русским. В этот момент четырехсоткилограммовая горилла больше не могла оставаться незамеченной, и судебное решение не заставило себя ждать. В национальной мощи Китая, США и Азиатско-Тихоокеанского региона мало что изменилось. Это было логичным, так как Северная Корея, хоть и опасная, была изолирована от всего мира, поэтому никто особо не потерял или набрал очки. Но затем судьи робко объявили: «По всей видимости, Россия предприняла твердые меры в области создания отличной замены доллару в международной торговле. Ее намерения для нас остаются неопределенными, однако мы решили ей присудить дополнительные баллы за столь смелый ход». Мы со Стивом посмотрели друг на друга с разных концов центра. Это, конечно, не было извинением, но все же мы не смогли не улыбнуться.

˜

По всей видимости, Россия предприняла твердые меры в области создания отличной замены доллару в международной торговле.

˜

Первый день подошел к концу. Хоть игра и шла как по маслу, этот день казался очень длинным. Мы решили найти поблизости какой-нибудь ресторан, поужинать и выпить чего-нибудь, а затем вернуться рано в отель, чтобы узнать все новости дня и подготовиться к следующему дню. Одним из парадоксов работы в закрытом помещении является незнание того, что происходит снаружи. Человек может работать в головном центре разведывательной организации, но из-за ограничения в использовании мобильных телефонов и других технических средств, имеющих доступ к СМИ, он будет последним, кто узнает о, например, крахе фондовой биржи. Так как мы являлись участниками рынка и людьми, зависимыми от СМИ, мы испытывали информационное голодание как никогда раньше. Сотрудники лаборатории прикладной физики посоветовали нам ресторан, расположенный неподалеку, и, в то время как Стив и Оу. Ди разговаривали по своим «Блэкберри», я вел машину по направлению к Форт-Миду (Мэриленд). Мы нашли место без проблем, однако сильно удивились, когда увидели, что парковка забита и люди ютятся на балконе – это в 17:30 во вторник!

– Ах да, – сказал Оу. Ди с ирландским акцентом, напоминая о своих ирландских корнях. – Сегодня же День святого Патрика. Это место, должно быть, переполнено еще с обеда.

С нашими попытками разрушить мировую финансовую систему мы совершенно забыли о Дне святого Патрика. Я сам наполовину ирландец по материнской линии. С такой родословной мы с Оу. Ди посвятили Стива в почетные ирландцы и начали пробираться сквозь толпу наверх, заметив стол у окна с видом на окрестности Мэриленда. Мы сели, заказали три пинты «Гиннесса» и пару закусок и начали собственное подведение итогов прошедшего дня.

– Знаете, какая основная проблема в игре? – спросил Оу. Ди.

– Какая?

– В ней нет рынка. Я имею в виду, что судьи могут нам присудить или отнять очки, но отсутствует система цен, позволяющая измерять влияние наших действий на финансовую систему.

Оу. Ди был прав. Торговец может придумать лучшую в мире торговую идею, но только потеря средств на бирже является естественным способом, сообщающим о том, что он делает что-то не так. Лучшие торговцы всегда выходят из проигрышных торгов, сокращают потери и сидят в ожидании следующего удачного случая, который со временем обязательно появится. Плохие торговцы пытаются найти рациональное объяснение потере, приходят к выводу о том, что рынок не оценил их умственных способностей по достоинству, повышают сумму ставки и продолжают терять средства до тех пор, пока старший риск-менеджер не вынудит его уйти. Какой бы ни была выбранная стратегия, именно ценовые сигналы заставляют торговцев оставаться честными и обеспечивают их обратной связью с рынком, столь необходимой для удостоверения правильности их теорий.

Тем не менее мы старались сильно не расстраиваться из‑за того, чего у нас не было. Это все же был первый раз, когда Министерство обороны проводило финансовую военную игру. И я был доволен тем, что они хоть как-то это делают. По крайней мере они смотрели в будущее, чего я не могу сказать о гражданских организациях. Когда я предупреждал других чиновников (из гражданского сектора) о возможной финансовой войне в будущем, типичным ответом был: «О, они никогда не осмелятся на такой шаг – это будет стоить им денег, и они сами выкопают себе могилу». Они это говорили так, будто военная техника не стоила денег, будто авианосцы раздавались бесплатно. Эти чиновники никак не могли понять, что стоимость финансовой войны может быть намного ниже стоимости гонки вооружений, но финансовая война будет более эффективным средством подрыва мощи США по сравнению с военной конфронтацией. Пентагон заслуживал уважения хотя бы за то, что воспринял это всерьез. Еще будет время внести мелкие детали в какой-нибудь игре, проводимой в будущем.

Мы заказали еще по «Гиннессу», доели и затем отправились обратно, в свой отель. День был долгим, и нам нужно было вставать в 7:30 утра. Мы договорились встретиться в фойе утром и разошлись по своим номерам.

День второй

Я проснулся в 6:30 утра, чувствуя себя не очень хорошо от «Гиннесса», но две чашки кофе привели меня в чувство. Я быстро собрался и решил проверить новостную ленту перед выходом. У меня не было времени проверить почту, переполненную электронными письмами, которые ожидали меня каждое утро, и я решил просто зайти на сайт Drudge Report, чтобы пробежаться по заголовкам статей. Так как я был оторван от новостей днем ранее и то же самое ожидало меня и в этот день, это было отличным способом быстро узнать об основных событиях.

Я нажал на закладку, подождал пару секунд, пока загрузится страница, и не поверил своим глазам. В типичном стиле портала Drudge всю страницу занимало изображение Владимира Путина. Огромных размеров заголовок кричал о том, что Россия бросала вызов доллару и искала другую валюту для национального резерва, одной из которых было золото.

Такого рода заголовки были обыденностью в прошлом году (книга писалась в 2011 году. – Примеч. ред.), но в марте 2009‑го это еще было новой идеей, о которой большинство людей слышали впервые. Было просто посмеяться над Путиным, назвав его шовинистом или сказав, что он пытается привлечь внимание, но я знал, что идею замены доллара уже рассматривают в Европе, Китае и Международном валютном фонде. Просто Путин вырвался вперед толпы и огласил недовольство России гегемонией доллара, наложенной США, – как раз то, о чем мы разговаривали со Стивом неделей ранее за устрицами и белым вином. Это выглядело так, будто мы со Стивом написали статью сами.

Я закинул ноутбук в портфель и побежал в фойе, пытаясь загрузить статью на своем «Блэкберри». Стив и Оу. Ди уже ждали меня.

– Ребята, вы уже видели сайт Drudge утром? – крикнул я издалека. – Вы не поверите!

Я дал свой телефон Стиву, который изучил то, что было на экране, и передал его Оу. Ди.

– Потрясающе, – сказал Стив. – Ребята из лаборатории подумают, что мы все заранее спланировали, будто располагали секретной информацией. Давайте доберемся до лаборатории и покажем им, что происходит в мире.

Мы добрались до места, прорвались сквозь охрану как можно быстрее и помчались вверх по лестнице к оперативному центру.

Все спокойно попивали кофе и обсуждали события предыдущего дня. Я был уверен, что у серьезных военных и академиков с утра были дела поважнее, чем чтение Drudge, и поэтому наша новость была еще никому не известна. Через комнату технической поддержки я вошел в оперативный центр. Техкомната также была оснащена огромным экраном для запечатления всего, что происходило в центре. Я попросил парня, отвечающего за видеообеспечение, вывести сайт Drudge на экран в оперативном центре. Через несколько секунд лицо Путина было на экране. Еще через несколько кликов статья появилась и на основном экране в самом центре, в то время как другие работники печатали статью и раскладывали распечатки на каждой боевой станции.

Парня из Гарварда это не позабавило. Он думал, что мы со Стивом выставляли себя на посмешище, и примерно такого же мнения он был о Путине. Однако несколько из участников нас похвалили за то, что мы уже задали курс игре еще до того, как она началась.

Когда вся суета, вызванная Путиным, стихла, мы вернулись к игре и к третьему, последнему ходу. На этот раз сценарий включал в себя выборы кандидата за независимость в Тайване и попытку воспрепятствовать экономическому объединению Тайваня с Китаем. Нам уже нечего было поделать с золотой валютой. Россия сделала ход, Китай отказался от участия, и США отреагировали нейтрально, что было странно, потому что в реальном мире любые попытки России ввести золотую валюту закончились бы более бурной реакцией Штатов. Команда США состояла из академиков, работников научно-исследовательских центров и военных, поэтому я решил, что, когда речь зашла об отказе от доллара, они просто не поняли всей проблемы. Как и большинство экспертов, с которыми я обсуждал эту тему, они, по всей видимости, предполагали, что доллар всегда будет доминирующей валютой, и не думали об альтернативных сценариях экономического развития.

Мы начали готовить наши ходы. Китай снова настаивал на своей политике «единого Китая» и предупредил другие государства о том, чтобы они не поддерживали инициативу Тайваня. Япония попыталась ввести зону свободной торговли в азиатском регионе, который бы включал как Китай, так и Тайвань. США укрепили военное сотрудничество с Тайванем, но настояли на том, чтобы в будущем Тайвань ослабил свою склонность к конфронтации. Только Россия продолжала идти по пути золотой валюты, приглашая страны ОПЕК в свой план, а также предлагая Китаю поддержать новую валюту. Это было условием того, чтобы Россия заняла сторону КНР в китайско-тайваньском конфликте. Нужно было отдать Стиву с его командой должное: они продолжали идти по выбранному пути, несмотря на то что никто на них не обращал внимания.

Как только показалось, что игра уже становится скучной, Оу. Ди раскрыл собственную «дикую карту». Выступая за команду серых, он заявил о том, что береговая охрана Японии предотвратила крупные перевозки практически идеально подделанных стодолларовых купюр. Эти подделки производятся печально известным Северокорейским бюро 39 – агентством, занимающимся рэкетом, спонсируемым государством. Оно было создано в 1974 году Ким Ир Сеном для обеспечения страны твердой валютой.

Ход Оу. Ди имел отличный исторический резонанс со странами, участвующими в финансовых военных действиях путем подделки валют своих противников с целью провоцирования в их странах экономического коллапса. Во время Гражданской войны в США один приверженец Севера (владелец магазина канцтоваров в Филадельфии по имени Сэмюэл Апхем) напечатал поддельные банкноты Конфедерации на сумму более $15 млн, составляющую около 3 % общей циркуляции. Большая часть этих денег была унесена на юг солдатами, где они подорвали надежность конфедеративной валюты. Так что ход Оу. Ди частично перекликался с этим периодом валютной войны.

Оу. Ди также подчеркнул, что швейцарские банки были подорваны этими банкнотами, которые, казалось, прибывали со всего мира. Огромных убытков, понесенных швейцарскими банками, а также крупногабаритной перехваченной перевозки было достаточно, чтобы подорвать надежность долларов США, в особенности стодолларовых купюр, переставших вселять доверие. Сообщалось о том, что доллары продавались на мировых валютных рынках по цене ниже номинальной стоимости. Часть наличных средств от общего количества долларовых сбережений мала по сравнению с количеством электронных средств, находящихся в банках, поэтому воздействие распространяемых поддельных средств не было катастрофичным. Тем не менее это был еще один удар по доллару и неплохое прощальное выступление Оу. Ди.

Наконец судьи, по всей видимости, были впечатлены упорством России и присудили ей несколько дополнительных очков. Это было совершенной противоположностью тому, что произошло днем ранее, когда ход России был осмеян. Китаю было присуждено еще больше очков за то, что команда ничего не делала. Это было одним из примеров, где команда выигрывала лишь за счет того, что ничего не делала, в то время как все вокруг пытались действовать. США потеряли большую часть очков из-за покушения команды России на доллар, а также из-за того, что Восточная Азия объединялась в японско-китайский блок, который включал практически весь регион и не включал США. В итоге Китай набрал больше всех очков, Россия и Восточная Азия набрали немного очков, а команда США оказалась в проигрыше.

Остальное время было отведено на подведение итогов. Это были захватывающие два дня в добавление ко всей подготовке к ним. В основном это было полезно для национальной безопасности, когда столько специалистов с различными целями и с разных уголков США собрались под одной крышей, чтобы обменяться идеями и научить военный сектор новым подходам к пониманию потенциальных угроз.

Когда сценарий разрабатывался, все думали только о раздувающихся пузырях и крахах рынков, а не о финансовых войнах, спонсируемых государствами. Бывший председатель Федерального резерва Алан Гринспен обычно говорил, что у резерва не было опыта в предотвращении пузырей и что проще было убирать все последствия после того, как пузырь взорвался. Такой подход применим только к последствиям определенного размера. По поводу крупномасштабных последствий, таких как общественные беспорядки, мародерства, беженцы и общий коллапс, ФРС нечего ответить, и общество неизбежно обращается к военным в поисках решений. Поэтому военный сектор активно участвовал в попытке понимания потенциальных экономических катастроф. По крайней мере мы дали Пентагону основу для размышлений над внезапным экономическим нападением. Я надеялся на то, что им это не понадобится; я был озабочен тем, что это пригодится.

На протяжении следующих нескольких дней, с еще свежими воспоминаниями о проведенной игре, я не мог не вспоминать о том, что настоящая валютная война разразилась и уже распространилась по всему миру. В марте 2009 года еще никто не употреблял термин «валютная война», однако все ее признаки присутствовали. Программа количественного смягчения Федерального резерва была запущена в ноябре 2008 года, с не особо скрываемой целью ослабления влияния доллара на рынках иностранных валют. Политика дешевого доллара принесла предполагаемый эффект.

В течение двух последовавших за проведенной игрой лет цены на акции и на золото выросли больше чем на 85 %. Многие аналитики были сбиты с толку позитивной корреляцией акций и золота, пока не поняли, что то же самое произошло в апреле 1933 года – во время Великой депрессии, когда доллар был противопоставлен фунту стерлингов. Повышение цен на акции и золото в 1933 и в 2010 годах было всего лишь обратной стороной медали в области разрушения доллара. Фонды также многого не стоили – просто требовалось большее количество долларов, чтобы их купить.

В мире за пределами оперативного центра разрушение доллара было простой задачей. Сложная задача состояла в том, чтобы рассчитать, что будет дальше, когда такие экспортеры, как Китай, Россия и Саудовская Аравия, попытаются защитить свои интересы, повышая цены или избегая бумажных активов, основанных на долларе США. Вот когда валютные войны достигнут своего пика! Однако по отношению к 2009 году это было в будущем.

Одним из уроков, полученных Пентагоном в ходе проведенной игры, было: даже если доллар потерпит крах, то у США все равно есть огромный золотой резерв, на который можно положиться. Интересным фактом является то, что большинство золотых запасов США находится не в банках, а на военных базах – в Форт-Ноксе в Кентукки и в Вест-Пойнте, расположенном на реке Гудзон в Нью-Йорке. Это что-то говорит о взаимосвязи национального богатства и национальной безопасности.

Девальвация валют в 1930‑х годах быстро привела к вторжениям Японии в Азии и нападениям Германии в Европе. Девальвация 1970‑х годов быстро привела к худшему периоду инфляции в современной истории. Теперь в США начинался период финансовой опасности, схожий с периодами 1930‑х и 1970‑х годов. Финансовая игра Пентагона опережала события, но лишь слегка, и казалась частью подготовки к более ужасным событиям в будущем – скорее началом, нежели концом нового мира финансовых угроз.

Часть вторая
Валютные войны

Глава 3
Размышления о золотом веке

«Мы находимся в разгаре международной валютной войны»^[4].

Гвидо Мантега, министр финансов Бразилии, 27 сентября 2010 г.

«Мне не нравится выражение… валютная война»^[5].

Доминик Стросс-Кан, генеральный директор МВФ, 18 ноября 2010 г.

Валютная война, которую одна страна ведет путем конкурентной девальвации своей валюты против других, является одним из самых разрушительных и внушающих страх явлением в международной экономике. Она возрождает призраков Великой депрессии, когда нации прибегали к принципу «разори соседа» и устанавливали тарифы, которые приводили мировую торговлю к краху. Она напоминает 1970‑е, когда цена на нефть в долларах увеличилась в четыре раза из-за попыток США ослабить доллар путем разрыва его связи с золотом. Наконец, она напоминает один из кризисов британского фунта стерлингов в 1992 году, мексиканского песо в 1994 году и российского рубля в 1998 году, не говоря о других кризисах. Какими бы ни были кризисы, они всегда ассоциируются со стагнацией, инфляцией, строгой экономией, финансовой паникой и другими болезненными экономическими последствиями. Ничего хорошего из валютной войны никогда не выходит.

Так что для верхушек мировой экономики было шоком услышать, как министр финансов Бразилии Гвидо Мантега объявил о начале новой валютной войны в конце сентября 2010 года. Конечно, те события и то давление, которые спровоцировали заявления Мантеги, не были чем-то новым или неизвестным для этих верхов. Международное напряжение в валютной политике, процентных ставках и финансовой политике начало расти еще до депрессии, начавшейся в конце 2007 года. Китай не раз обвинялся партнерами за то, что юань снижался в цене, и происходило накопление избыточного резерва долга США. Паника 2008 года, однако, по-новому осветила проблемы курса валют. Внезапно, вместо того чтобы расширяться, экономический пирог стал уменьшаться, и страны начали бороться за последние крошки.

Несмотря на то что в 2010 году финансовые трудности не были секретом, любое упоминание валютных войн считалось в высоких кругах табу. Эксперты в области международной денежной системы, описывая свои попытки регулирования курса валют, употребляли такие выражения, как «восстановление равновесия» и «приспособление». Однако использование эвфемизмов не ослабило напряжение в системе.

В глубине каждой валютной войны существует парадокс. Разгораясь, войны ведутся на международном уровне, но причина их возникновения лежит внутри отдельной страны. Валютные войны зарождаются в атмосфере недостаточного внутреннего роста. Страна, оказавшаяся в такой ситуации, сталкивается с высоким уровнем безработицы, низким уровнем развития, слабым банковским сектором и ухудшающимся государственным бюджетом. В таких обстоятельствах трудно обеспечить развитие государства только за счет внутренних средств, и последнее, к чему прибегают правительства, это к экспорту товаров с применением обесцененной валюты.

Чтобы понять почему, нужно вспомнить четыре основных составляющих роста валового внутреннего продукта, ВВП. Эти компоненты включают потребление (П), инвестирование (И), государственные расходы (Г), а также нетто-экспорт, состоящий из экспорта (Э) минус импорт (М). Общий коэффициент роста выражается следующим уравнением:

ВВП = П + И + Г + (Э – М).

Экономика, находящаяся в напряжении, влияет на потребление (П) – оно либо находится в стагнации или даже в упадке из-за безработицы, либо обременено долгом, ибо выполняются одновременно оба условия. Инвестирование (И) в предприятия, оборудования и в жилье измеряется отдельно от потребления, однако и те и другие расходы тесно взаимосвязаны. Предприятие никогда не вложит деньги в расширенную систему выпуска продукции, если только оно не ожидает того, что потребители купят продукцию либо сразу, либо в ближайшем будущем. Таким образом, когда потребление страдает, то страдает и инвестирование. Государственные расходы могут быть расширены изолированно, когда потребление и инвестирование ослаблены. Действительно, это именно то, что советует экономическая теория Кейнса для того, чтобы экономика развивалась даже в том случае, когда индивидуальные субъекты и отдельные предприятия отходят в тень. Проблема в том, что правительства надеются на налоги или займы, чтобы увеличить расходы во время кризиса, и избиратели обычно неохотно поддерживают такую политику, особенно когда налоги уже достаточно высоки и гражданам приходится утягивать свои пояса. В демократии существуют серьезные политические ограничения в возможности государств повысить государственные расходы во время экономических затруднений, даже когда некоторые экономисты советуют именно это.

В такой экономике, где индивидуальные субъекты и предприятия не расширяются и где расходы государства ограниченны, единственным способом развития экономики является увеличение нетто-экспорта (Э – М). Однако этот способ развития является также самым простым и быстрым способом снижения цены валюты. Вот пример: предположим, что немецкая машина стоит €30 000. Также предположим, что €1 = $1,40. Это означает, что цена немецкой машины в долларах равна 42 000. Далее предположим, что евро падает до $1,10. Теперь та же машина будет стоить всего $33 000. Этот спад цены с 42 000 до 33 000 означает, что машина привлечет больше покупателей из США и будет продано больше машин. Доход, полученный немецким производителем (равный €30 000 за машину), будет одинаков в обоих случаях. Но благодаря девальвации евро немецкая автомобильная компания продаст больше машин в США без снижения цены в евро. Это увеличит ВВП Германии и создаст рабочие места в Германии, чтобы удовлетворять растущий спрос на машины в США.

Представим, что такая динамика применяется не только к Германии, но и к Франции, Италии, Бельгии и другим странам, использующим евро. Представим, что это касается не только автомобильной индустрии, но французских вин, итальянской моды и бельгийского шоколада. Представим влияние не только на материальные товары, но и на другие, например на компьютерные программы и на консалтинговые услуги. Наконец, представим, что это затрагивает и сферу туризма и путешествий. Спад евро от $1,40 до $1,10 снизит стоимость ужина в €100 в Париже со $140 до $110 и сделает его доступным туристам из США. Рассмотрим влияние спада цены евро в долларах, применим это ко всем материальным и нематериальным товарам и услугам, а также к сфере туризма на европейском континенте и увидим всю масштабность девальвации и каким мощным средством создания рабочих мест, обеспечения развития и процветания она является. Соблазн девальвации валюты в сложной ситуации очень велик.

Однако проблемы и последствия таких действий не заставляют себя ждать. Начнем с того, что не много товаров полностью производятся в одной стране. В современном глобализованном мире определенный товар может включать в себя американские технологии, итальянский дизайн, австралийское сырье, китайскую сборку, тайваньские компоненты, швейцарскую дистрибутивную систему до того, как товар достигнет своих потребителей в Бразилии. Каждая составляющая этой цепочки получает часть от общего дохода. Важным моментом тут является тот факт, что вопросы курса валют в международном бизнесе состоят не только из валюты конечной продажи, но и из валют всех стран, участвующих в создании продукта. Страна, снижающая цену на свою валюту, может сделать так, что для покупателей из-за границы конечная стоимость продукта будет низкой. Однако она подставляет и себя, так как для приобретения сырья или комплектующих понадобится больше уцененной валюты. Когда страна-производитель имеет высокий уровень продаж импортных товаров за границу, а также высокий уровень покупки сырья из-за границы для того, чтобы создать товары на экспорт, ее валюта не имеет значения для нетто-экспорта, в отличие от таких факторов, как стоимость рабочей силы, низкие налоги и развитая инфраструктура.

Высокий уровень производственной себестоимости является лишь малой частью всех последствий девальвации. Большей проблемой является конкурентная девальвация. Вспомним пример, где цена немецкой машины стоимостью €30 000 в долларах падает с 42 000 до 33 000, когда происходит девальвация евро с $1,40 до $1,10. Но насколько уверен немецкий производитель в том, что курс евро в долларах останется 1,10? Ведь и США могут принять ответные меры. Например, попытаться защитить отечественный автопром путем снижения стоимости доллара по отношению к евро или поднятием стоимости евро с $1,10. Это может быть сделано с помощью снижения процентных ставок или – печатанием денег, чтобы обесценить доллар. Наконец, США могут вмешаться напрямую в валютные рынки путем продажи долларов и покупки евро, чтобы вернуть евро на желаемый уровень. Иными словами, хоть девальвация евро может показаться быстрым решением проблемы, такая политика способна принести и вред, когда такой сильный противник, как США, решит присоединиться к игре.

Иногда такие конкурентные девальвации не доводятся до конца, и каждая сторона временно выбивается вперед. Однако постоянного превосходства не добивается ни одна из них. В таких случаях требуется другой инструмент, чтобы помочь местным производителям. Этот инструмент называется протекционизмом, который приходит в виде тарифов, эмбарго и других ограничений свободной торговли. Снова прибегая к примеру с автомобилем, США могут просто наложить налог в $9000 на каждую немецкую машину. Это вернет изначальную стоимость машины к $42 000 – даже при стоимости евро, равной $1,10. Фактически США сведут прибыль, полученную Германией от девальвации евро, на нет, тем самым нейтрализуя преимущество Германии на рынке США. С точки зрения американского работника автоиндустрии, это может показаться наилучшим выходом из ситуации, так как он защищает промышленность США, позволяя этому работнику зарабатывать достаточное количество денег.

Протекционизм не лимитирован наложением тарифов, но может включать более жесткие санкции, включая такие, как эмбарго. Хорошим примером служит недавняя история, приключившаяся с Китаем и Японией. Китай контролирует практически весь запас так называемых редкоземельных металлов, представляющих собой редкие, трудно добываемые металлы, необходимые для производства электроники, гибридных автомобилей и других высокотехнологичных средств. В то время как эти металлы добываются в Китае, применяются они в основном при создании японской электроники и автомобилей. В июле 2010 года Китай объявил о сокращении на 72 % экспорта этих металлов, что негативно повлияло на производства в Японии и других странах, которые зависят от поставок редких металлов.

7 сентября 2010 года китайское рыболовное судно столкнулось с японским патрульным кораблем в Восточно-Китайском море около отдаленной группы островов, на которые претендуют как Китай, так и Япония. Капитан судна был взят под арест японскими патрульными, а Китай яростно протестовал, требуя отпустить капитана и извиниться. Когда стало ясно, что отпускать и извиняться японцы не собираются, то Китай запретил все поставки редких металлов в Японию, тем самым разрушая промышленность страны. 14 сентября 2010 года Япония нанесла ответный удар с помощью девальвации иены на международных валютных рынках. Иена упала на 3 % в течение трех дней по отношению к юаню. Упорство Японии могло бы повредить экспорту Китая в Японию больше, чем это сказалось бы на экспорте Индонезии и Вьетнама.

Получается, что Китай «напал» на Японию с эмбарго, а Япония ответила девальвацией валюты, пока они спорили о какой-то кучке камней и решали судьбу несчастного капитана рыбацкой лодки. В течение следующих нескольких недель ситуация стабилизировалась, капитана отпустили, Япония извинилась, соблюдая формальности, иена была восстановлена, и поток редких металлов был возобновлен. Худшего сценария удалось избежать, однако урок был извлечен, и ножи были заточены к следующей битве.

˜

Получается, что Китай «напал» на Японию с эмбарго, а Япония ответила девальвацией валюты, пока они спорили о какой-то кучке камней и решали судьбу несчастного капитана рыбацкой лодки.

˜

Участник валютной войны всегда сталкивается с непредвиденными последствиями. Предположим, что девальвация валюты, как в случае с Европой, достигает своей основной цели и европейские товары становятся дешевле для всего мира, а экспорт обеспечивает развитие. Это может быть хорошим планом для Европы. Однако через некоторое время производство в других странах пострадает от закрытия предприятий, сокращения рабочих мест, банкротств и экономического кризиса. Распространение кризиса повлияет на уровень продаж в Европе не из-за курса валют, а из-за того, что другие страны больше не смогут себе позволить покупать даже дешевые товары европейского производства. Такой тип кризиса, созданного войной валют, может занять длительное время, однако последствия от него более опасные.

Таким образом, девальвация валют является запутанным способом повышения экспорта. Она приводит к повышенной себестоимости производства, конкурентной девальвации, тарифам, эмбарго и глобальному кризису. Изучив эти неблагоприятные результаты и непредвиденные последствия, можно задаться вопросом: почему вообще начинаются валютные войны? Они одинаково разрушают экономику государств, которые их ведут, и в итоге никто не побеждает.