Текст книги "Вне времени"

Автор книги: Джеймс Патрик Хоган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

00:09

Оштукатуренные стены подвала пресвитерии святого Вита были ярко освещены лампами дневного света. По одну сторону стояла тумба с раковиной для лабораторных опытов, а на ней – горелка и микроскоп. Многочисленные полки были уставлены колбами, штативами, пробирками и банками с биологическими препаратами. На массивном столе в углу возвышался большой террариум, на три четверти заполненный песком. Внутри ползало множество крупных насекомых янтарного цвета. Они сновали вокруг яйцевидного сооружения размером с ананас, усеянного десятками борозд и отверстий. В расположении всех этих входов и галерей была заметна определенная система.

– Совсем как Гранд Централь в час пик, – заметил Копински.

– Это экземпляры семейства Apicotermes. Обитают главным образом в бассейне реки Конго, – пояснил отец Мойнихэн. – Их муравейники имеют настолько сложную структуру, что равной ей не найти– во всем животном мире. Термиты этого вида обитают исключительно под землей. Однако вам, вероятно, известно, что существуют и другие виды, которые строят термитники огромной высоты. В Австралии они достигают двадцати футов. Представляете, если бы мы строили дома высотой в милю.

– Им не надо заботиться о лифтах, – сказал Копински, вглядываясь в стеклянную стену. Тела термитов казались мягкими, безо всякого следа жесткого хитинового панциря. – Я всегда думал, что термиты – это нечто вроде муравьев. Но они не похожи на муравьев.

– Одно время их называли белыми муравьями, но это неверно, – продолжал отец Мойнихэн. – Термиты – отдельный род, образовавшийся в процессе эволюции насекомых, напоминающих современных тараканов. Они относятся к отряду Isoptera, в отличие от Himenoptera, к которому принадлежат пчелы, осы и муравьи.

– Значит, существует много разных видов?

– Больше, чем веснушек в ирландском лагере бойскаутов. По оценкам специалистов, в мире имеется от двух до трех тысяч видов термитов. И у них, как правило, более сложная организация общества, чем у других насекомых, живущих семьями. В процессе питания им необходимо обмениваться бактериями и симбиотическими микроорганизмами, чтобы переваривать целлюлозу, без которой они не могут существовать. – Он склонился над террариумом. – Видите вон тех? Это солдаты. Интересно, что их головы и тела служат только оружием. Сами они не могут даже есть и не способны к воспроизводству.

Копински выпрямился.

– А ваши ребята могут сгрызть дом так, что он развалится?

– Это иная разновидность, – ответил священник. – Все они едят дерево, это правда, но настоящий вред зданиям могут принести только калотермитиды из семейства древоядных.

– Да уж, – сказал Копински. – Они откусывают кусочек здесь, кусочек там, сначала вы ничего не замечаете, а в один прекрасный день весь ваш дом становится дырявым, как сито.

Отец Мойнихэн отошел от террариума и продекламировал:

– Пришел какой-то муравей и закусил бревном. Вот отчего кузина Мэй свалилась в подпол кувырком.

– Вы и стихи о них пишете? – удивился Копински.

– Это написал Огден Нэш.

– А, понятно… То, что для нас является хорошим строительным материалом, для них – еда.

– Можно сказать и так, – согласился священник. – Простите, но у вас к насекомым довольно странный подход. Подозреваю, вы подводите меня к какой-то мысли.

Копински посмотрел ему в глаза.

– Святой отец, что вы думаете о других вселенных, которые, как нас все время убеждают ученые, существуют в иных измерениях?

– А почему вы именно сейчас спрашиваете меня об этом?

– Будет ли одно и то же… э-э… вещество казаться тем же самым нам и какой-нибудь твари из другой вселенной? – Копински постучал по тумбе. – Вот это, например. Для нас это твердый материал. Крепкий и прочный. А не покажется ли он какому-нибудь пришельцу лакомым сыром?

– Хорошенькую загадку вы мне загадали, – удивился священник. Детектив наконец решился высказать мысль, которая крутилась у него в голове с тех пор, как он покинул Сайкомп.

– Когда вы сегодня утром были в Бюро, то порекомендовали нам искать насекомых. – Он махнул рукой в сторону террариума. – Сейчас эта идея может показаться безумной, я понимаю, но думаю, что вы к таким привыкли. Возможна ли ситуация, когда то, что является неким веществом в одной из вселенных, в нашей воспринимается как время? Вы меня понимаете? А если в той вселенной есть жуки, которые едят это вещество, то они будут способны прогрызать дырки в нашем времени, как насекомые, которые питаются деревом.

Отец Мойнихэн вытаращил глаза.

– Жучки? Жучки едят время? – повторил он. Копински пожал плечами.

– Я выслушал вас, выслушал физиков и понаблюдал за тем, что у нас происходит. Это единственное, что мне приходит в голову.

Как и ожидал Копински, священник не стал сразу высмеивать эту идею. Сначала он задумался.

– Вы хотите заставить меня поверить в невероятное, – произнес он наконец.

– Я не утверждаю, что это именно так, – возразил Копински. – Я просто спрашиваю, считаете ли вы подобное возможным.

– Ну, в этом мире случались и более странные вещи, которые нам с вами трудно представить, – заметил святой отец.

– Значит, возможно?

– Это ваша теория, а не моя. Такие вопросы мы должны задавать ученым.

– Мы?

Отец Мойнихэн слегка обиделся.

– Ну, конечно, мы. Теперь, когда вы возбудили мое любопытство, не станете же вы отстранять меня от расследования? Детектив кивнул:

– Не возражаю.

– Я предлагаю еще раз встретиться с этим человеком, Эрингером. Он один из немногих, кто больше любит слушать, чем говорить.

– Идет. Только сперва мне надо выяснить обстановку в конторе. Связь повсюду нарушена, и нам, возможно, не удастся дозвониться до Грэхэма. Не могли бы вы сходить на Пятьдесят девятую улицу и любым способом вытащить его из Сайкомпа, а потом прийти с ним в Бюро? – спросил он священника. – Давайте встретимся там через час. Спросите кабинет Эллиса Уэйда. Это мой начальник. А его шефа зовут Лэнглон. Я буду у одного из них.

Они вышли из подвала и поднялись по лестнице, ведущей к входной двери.

– Через час, – уточнил отец Мойнихэн, пока они надевали пальто. – Сколько на ваших?

Копински достал серебряные часы и сверил их со старинными ходиками, степенно тикавшими рядом с вешалкой для шляп. К его удивлению, карманные часы отставали на шесть минут. Он продемонстрировал их отцу Мойнихэну, но священник лишь поднял брови и пожал плечами, как бы желая сказать: детектив волен думать, что ему угодно.

Поразмыслив, Копински поставил свои часы по часам Мойнихэна. Они вместе дошли до конца квартала, а затем разошлись каждый в свою сторону.

Как и предполагал Копински, Бюро было завалено сообщениями, которые подтверждали лавинообразный рост хаоса. Практически все телефоны в городе молчали – красная дымка витала и над телефонными станциями. Покинул рабочие места служебный персонал ряда крупных компьютерных центров. Люди были эвакуированы еще из нескольких зданий – их конструкции тоже были повреждены. Центр обработки данных в Уэст-Сайде и расчетный отдел одного из крупных банков близ Бродвея начали разваливаться. Тысячные толпы наводнили улицы. Все туннели и мосты из Манхэттена были забиты машинами.

Копински проверил, доставлены ли в лабораторию образцы, которые он прислал из Сайкомпа, потом отправился в свой кабинет на двенадцатом этаже. Дина и мобилизованный ею инженер-электрик из технической службы как раз заканчивали свои труды над картой. Фамилия электрика была Хасли; он работал в отделе совсем недавно. Выглядел он так, как и положено заправскому технарю: стрижка «ежик», рубашка с короткими рукавами, из нагрудного кармана торчат ручки, линейка и калькулятор.

– В основном это большие компьютерные центры, но есть и другие объекты, – ответил электрик на вопрос Копински. – Похоже, что временные сдвиги чаше происходят там, где частое переключение электричества сочетается с высокой плотностью энергии. Это пока все, что я могу сказать. Нужны детальные исследования.

– Очень похоже на то, что говорил Грэхэм, – заметила Дина.

– Неплохо для начала, – сказал Копински. – А теперь попробуем взглянуть на дело под новым углом. – И он коротко изложил собственную теорию, упомянув и реакцию отца Мойнихэна, а в заключение добавил: – Только не говорите мне, что все это из области фантастики. У вас есть что-нибудь получше?

Ничего «получше» у Дины не было.

– Мне кажется, тут что-то другое, – это было все, что она могла сказать.

Хасли ошарашенно покачал головой.

– Жуки из другого измерения, которые едят время? Я инженер-электрик и изгонять злых духов не умею.

00:10

В приемной Уэйда на пятнадцатом этаже Руфь доблестно отбивалась от разбушевавшейся толпы. Огоньки селектора на ее столе сверкали, как рождественская елка. Копински удалось выяснить, что Уэйд спасся бегством на верхние этажи. Он подбодрил Руфь и вышел вместе с Диной и Хасли.

Их поиски завершились на шестнадцатом этаже в кабинете начальника Уэйда, Дэвида Лэнглона. Лэнглон был слишком хорошо воспитан, чтобы самостоятельно выпроваживать незваных посетителей, и обычно переадресовывал их Уэйду. Поэтому его секретарша не обладала опытом Руфи по части охраны внутренних покоев шефа и, конечно, не могла справиться с таким пронырой, как Джозеф Копински.

Лэнглон сидел за своим столом, Уэйд – в кресле напротив. Оба одинаково стеклянными глазами взирали на Граусса, который стоял у противоположной стены перед доской, покрытой графиками и формулами.

Подобная ситуация не вписывалась ни в какие уставы и инструкции, да и Лэнглон был слишком озадачен, чтобы помешать вторжению Копински. Уэйд сделал попытку остановить своего подчиненного, но Копински с ловкостью профессионала обошел его и изложил шефу свою версию.

Когда он закончил, в комнате установилась оглушительная тишина. Лэнглон и Уэйд беспомощно смотрели друг на друга, потом – оба одновременно – повернулись к ученому. Граусс застыл у доски. Глаза его бешено вращались за толстыми линзами очков.

– Жуки! – произнес он наконец. – Мы тут санимаемся серьес-ными фещами, мошно скасать, делаем прорыф ф науке, а фы нам кофорите о каких-то жуках? При чем тут жуки? Откуда они фоопще фсялись?

– Док считает, что вы чокнутый, – перевел Уэйд.

– Ну уж не больше, чем он, – парировал Копински. – Откуда следует, будто кто-то намеренно крадет время? Послушайте, вот мы составили карту данных. Посмотрите сами. Это вовсе не похоже на работу шайки воров. Это, скорее, напоминает распространение эпидемии насекомыми. У нас есть специалист, который может пролить свет на это дело.

Граусс замахал руками, как шкипер, севший на мель у берега Миссисипи.

– Но у пришельцы есть мотиф! Они хотеть фремя, чтобы жить карашо и у них есть технологий, чтобы фзять его. Но жуки? Зачем этим жукам фремя? – Он махнул рукой в сторону Копински. – Он каворит, эссен? Кушать? Как они едят фремя? Какой питательный ценность иметь фремя? Сколько калорий в отин час?

Копински покачал головой.

– Для них это не время, а еда.

– Они могут превращать одно в другое, – вмешалась Дина. – Это вроде того, как энергия и масса переходят друг в друга в нашей Вселенной… Пространство и время в эйнштейновских системах отсчета…

Граусс заморгал. Уэйд удивленно посмотрел на женщину. Хасли кивнул.

– Мне кажется, есть достаточно оснований, чтобы пересмотреть весь ход расследований, – произнес Лэнглон. По его тону было ясно, что он мечтает об одном – как-нибудь прекратить этот диспут. Однако никто не обратил на него внимания.

– Как эта пища и фремя, как они трансформируются? – спросил Граусс. Голос его постепенно терял уверенность.

– Не имею понятия, – ответил Копински. – Это по вашей части. Почему бы не предположить, что такое возможно, и не поработать над этой гипотезой, вместо того, чтобы все отрицать. Надо посмотреть, куда она нас приведет.

– Методом индукции, а не дедукции, – вставила Дина на тот случай, если кто-нибудь не понял.

– Как мы вообще в это вляпались? – простонал Уэйд, обводя присутствующих мученическим взглядом.

В этот момент зазвонил селектор внутренней связи. Лэнглон уставился на аппарат зачарованным взором, словно кролик на удава.

– Лучше ответить, – посоветовал ему Уэйд. Лэнглон нажал на кнопку.

– Да, Бетти?

– Извините, что опять помешала вам, мистер Лэнглон, – послышался голос секретарши, – но у меня два джентльмена, которые хотят видеть мистера Копински и мистера Уэйда. Я сказала, что у вас совещание, но они настаивают. Один из них священник, другой…

– Их-то я и жду, – обрадовался Копински. Лэнглон вопросительно посмотрел на Уэйда. Тот покорно кивнул, всем своим видом показывая, что хуже все равно не будет.

– Впустите их, пожалуйста, – разрешил Лэнглон, и в кабинете появился отец Мойнихэн, а за ним Эрингер.

– Переходя улицу перед вашим зданием, просто рискуешь жизнью, это уж точно, – весело заметил священник. – Все равно что Лэндсдаун-роуд в Дублине, когда англичане выигрывают у ирландцев в регби.

Бетти с виноватым видом маячила в двери позади посетителей. Она была очень похожа на растерянного бобра, у которого обрушилась плотина.

– Извините, мистер Лэнглон, но они так настаивали… – пробормотала секретарша.

Копински представил присутствующих друг другу. Новости Эрингера состояли в том, что здание Сайкомпа объявлено опасным для жизни, люди эвакуированы, а теперь инженеры изучают прилегающий к нему мост Куинсборо, где наблюдаются те же проблемы. По пути в Бюро он узнал от отца Мойнихэна о предположениях Копински и был ими очень заинтригован. «Во всяком случае, в этом что-то есть», – так звучал его предварительный вердикт.

Но Граусс не собирался уступать свои позиции без боя.

– Почему тогта есть фее эти заплаты по фсему горот? Почему эти жуки едят фремя сдесь и сдесь, а не там и там? – он повел рукой в одну сторону, потом в другую. – Почему они едят фремя на телефонной станции и едят фремя в аэропорту Кеннеди, а фот ф парке и на стадионе для пейспола они его не едят? Какая разниса? Фремя есть фремя, так? Где сдесь смысл? Я не фишу.

Уэйд с любопытством посмотрел на Эрингера. Тот лишь пожал плечами.

Ненадолго установилась тишина. Потом Дина проговорила:

– Интересно, что бы сказали эскимосы, если бы узнали, как много у нас слов для обозначения строительного материала. Уэйд непонимающе вскинул голову.

– Что такое?

– Видите ли, может, это как в случае с эскимосами… Для нас снег – это просто снег, а у них есть множество слов для обозначения этого вещества, потому что оно служит им в разных целях. – Дина посмотрела на всех присутствующих в поиске поддержки, но быстро убедилась, что их взгляды лишены какого-либо понимания или одобрения. Однако она продолжила. – Так же и время для этих жучков, о которых мы говорим. Для нас это просто… – она щелкнула пальцами, безуспешно пытаясь найти нужные слова, -…просто время, всегда одинаковое. Но для них могут существовать разные виды времени. – Она медленно кивнула, как бы стараясь окончательно сформулировать мысль. – Я хочу сказать, что они могут видеть в нем разные сорта того… того, чем они питаются. Таким образом, причина, по которой они едят время в одних местах и не трогают его в других, в том, что некоторые сорта времени лучше «на вкус».

– Лучше на вкус? – растерянно повторил Уэйд и взглянул на Лэнглона. Граусс не произнес ни слова – он стоял, сгорбившись, и был похож на тощую хищную птицу, сжимающую в когтях маркер.

– Если это полная группа преобразований, то можно ждать чего угодно, – сдержанно заметил Хасли. – Если вещество из их вселенной аналогично времени в нашей, и наоборот, то время для этих жуков может иметь тьму разных сортов. И они различают их не хуже, чем мы способны отличить мел от сыра.

– Или гранит от дерева, – кивнул священник. – Они отличают их на вкус, а? Честное слово, тут есть над чем поразмыслить в течение нескольких длинных дождливых воскресений.

Казалось, каждый теперь ждал, какие идеи появятся у остальных. Эрингер медленно подошел к окну и выглянул на улицу.

– Почему бы и нет? – произнес он, поворачиваясь. – Дина сказала, что время кажется нам всегда одинаковым, но так ли это на самом деле? Я знаю, что инструменты, которыми мы, физики, измеряем время, не различают один вид времени от другого. Но разве не правда, что мы, существа более чувствительные, чем любой инструмент, хорошо знаем, что у каждого времени свой цвет и аромат? – Он замолчал, как бы приглашая всех что-нибудь добавить, потом кивнул в сторону священника. – Отец Мойнихэн только что упомянул об этом. Мы знаем, как медленно тянется время в дождливое воскресенье и как оно летит, когда мы развлекаемся на вечеринке; или возьмем утро, когда вы собираетесь к дантисту, и утро, когда вы несетесь в аэропорт. Понимаете, что я имею в виду? Мы все знаем, что разные сорта времени ощущаются по-разному. Они даже текут с разной скоростью.

Священник потер нос. Вид его выражал сомнение.

– Вы хотите сказать, что повседневные дела, которые имеют смысл для людей и их Создателя, могут иметь какой-то смысл и для микробов? Нет, для меня это уже слишком. Нет-нет, с этим я никогда не смогу согласиться.

Эрингер покачал головой.

– Нет, я вовсе не хочу сказать, что они реагируют на происходящие у нас события, которые имеют смысл лишь на субъективном человеческом уровне. Я просто хотел проиллюстрировать свою мысль. Но величины, которые можно объективно измерить, например, скорость изменения различных физических переменных, действительно могут придавать разные характеристики различным временным интервалам, равносильные свойствам, которые различают жуки в своей вселенной.

– Хорошо, согласен, – дал свое благословение отец Мойнихэн.

– Например, скорость изменения электрического поля! – воскликнул Хасли. – Особенно когда это происходит регулярно, а плотность энергии выступает в качестве второй переменной. Что и присутствует во всех наиболее пораженных местах.

– Кажется, вы поняли, – сказал Эрингер, отходя от окна. Хасли торопливо кивнул.

– Теперь все сходится, – объявил он. – И почему это происходит в таких местах, как вычислительные центры или аэропорты, и почему ситуация улучшается, когда их закрывают: жуки теряют интерес и отправляются искать более лакомый кусочек.

– Да, и почему эффект слабее на менее активных установках, таких, как персональные компьютеры, телефонные станции в ночное время или индивидуальные электронные аппараты, – согласился Эрингер.

Копински поднял руку и с удивлением посмотрел на свой хронометр.

– Вы считаете, что именно поэтому мои электронные часы отстают от механических? Жукам нравится электроника и… они едят там время?

– Совершенно верно, – подтвердил Эрингер.

– Черт! – выдохнул Копински. Он не отрывал глаз от циферблата, будто ожидал увидеть, как вокруг него начнут летать насекомые.

– И вот почему ничего не случилось в церкви святого Вита, – продолжил священник. – Там все часы механические, как было предназначено Богом.

Копински нахмурился.

– Погодите. Если все так, почему же мои заводные часы последний раз отставали от ваших?

– Потому что вы только что вернулись из Сайкомпа, – подсказал Эрингер. – Самые большие потери времени происходят внутри мощных компьютеров. Там образуются самые большие скопления жуков и, вероятно, происходит их размножение.

Определенно, в этом был смысл. Копински кивнул.

– Вот почему в таких местах появлялась красная дымка, – догадался он.

– Да. Давайте назовем это «время эпицентра». Итак, замедление начинается в эпицентре. На ранней стадии мы замечаем более вялую работу электроники, а вне машин и в непосредственной близости от них не наблюдается ничего аномального. Но, если я не ошибаюсь, замедление в эпицентре приводит к образованию чего-то похожего на «временную дыру». Это заставляет время из окружающего пространства стекать в эту «дыру», и недостача постепенно захватывает все большую область. И если поверхность в нашей Вселенной есть нечто, по чему они могут двигаться, то популяция жуков растет. Район их распространения – тоже.

И что же дальше? – размышлял Копински. Это вроде атаки термитов: все кажется нормальным до тех пор, пока дом вдруг не начнет разваливаться.

– Вот отчего кузина Мэй свалилась в подпол кувырком, – рассеянно пробормотал священник. Он, видимо, пришел к такому же выводу.

– Из вычислений, которые я видел в Сайкомпе, можно сделать вывод, что местное время по соседству с машинами замедлялось почти на двадцать процентов, – добавил Эрингер. – Это как раз та величина, которая необходима, чтобы сдвинуть нормальный спектр видимых световых волн в сторону красного цвета. Что и наблюдалось.

Копински с довольным видом посмотрел на Уэйда. Как бы то ни было, а это подтверждало его теорию.

– Вот видите, – сказал он, как будто ему с самого начала все было ясно.

Уэйд и Лэнглон обменялись взглядами.

– Что вы об этом думаете? – произнес наконец Лэнглон. – Мне кажется, более безумных идей я в жизни не слыхал. Уэйд кивнул.

– Я тоже. Она настолько безумна, что может оказаться верной. – Он пожал плечами, как будто извиняясь за банальность. – Но от Джо этого следовало ожидать.

Взгляд Граусса блуждал. В какой-то момент казалось, что великий теоретик готов согласиться с их доводами, но затем он сконцентрировался и задал вопрос, ответа на который никто не знал.

– А почему тогта эти здания, почему они падать? Теперь эти жуки будут кушать горот? Они едят фремя или они едят Нью-Йорк? Или то и трукое? Фы хотеть, чтобы мы и этому повериль?

– Да, здесь мне тоже не все ясно, – признал Копински.

– Я, разумеется, жду полного отчета, – вставил Лэнглон, вспомнив наконец, что он здесь начальник. Но тут селектор на его столе снова ожил, и он снял трубку.

На этот раз Бетти не извинялась.

– Здесь Джэк Орели из лаборатории материалов. Он принес результаты анализов, которые заказывал Копински.

– Пусть войдет, – разрешил Лэнглон.

Вошел широкоплечий смуглый мужчина в белой рубашке без пиджака. Он нашел взглядом Копински, открыл папку и вынул оттуда рентгеновские снимки и фотографии шлифов под микроскопом.

– Скажу тебе прямо, Джо, никто до сих пор не видел ничего подобного, – объявил он.

Копински кивнул на Эрингера.

– Я просто поработал почтальоном, Джэк. Говори с ним. Это доктор Эрингер из института под названием Сайкомп; материалы были взяты именно там. А это отец Мойнихэн, он нам помогает. Остальных ты, кажется, знаешь.

Орели выбрал одну из фотографий, подал ее физику и доложил:

– Нет никаких признаков тех процессов, которые сопровождают нормальное старение материала. В случае коррозии металла или разрушения бетона должны присутствовать следы химической реакции и продукты распада. А здесь их нет. Состав материалов обычный, но они деформированы. И везде наблюдаются такие изменения микроструктуры, с которыми мне никогда не приходилось сталкиваться.

– Никаких химических реакций? – повторил Эрингер. – Итак, вы утверждаете, что износ материала практически отсутствует? Чем же тогда объяснить деформации?

Орели разложил несколько снимков на столе Лэнглона.

– Потерь массы нет. Но уменьшилась ее плотность. Такое впечатление, что все эти материалы – стальные трубы вот на этом снимке, арматура, бетон на этом, – все они каким-то образом превратились в микроскопический пенопласт. В них полно дыр.

– Ты хочешь сказать, как в губке? – удивленно спросила Дина.

– Скорее, они напоминают кукурузные хлопья, – ответил Орели.

– Конечно, в микроскопическом масштабе. – Он показал еще один снимок. – Смотрите, в этом куске металла между отдельными кристаллами видны пустоты, а сами зерна смещены.

– Значит, мы все-таки ошиблись, – с отчаянием констатировал Уэйд. – Эти жуки едят и здания. Как термиты. Но Орели покачал головой.

– Нет. Дыры образовались не от того, что кто-то выгрыз материал. Скорее, они появились в дополнение к уже существующему. – Он поднял глаза и недоверчиво покачал головой. – Как будто во всем объеме материала появилась масса трещин и пузырьков. Это привело к его расширению и скручиванию, отчего и полетела вся ваша механика.

– Подождите, – сказал Копински. – Вы говорите, что там дыры, но не потому, что кто-то их выедает. В материале ничего не убавилось. А дыры начали появляться… из ниоткуда?

Орели развел руками.

– Не знаю, Джо. Что еще сказать? Сами ни черта не понимаем.

– И это исходит из первичных очагов поражения и распространяется на соседние строения, например, на мост Куинсборо, – задумчиво произнес Эрингер. – Откуда берутся дыры? Куда уходит время?

– Он взглянул на отца Мойнихэна; тот выглядел крайне озадаченным.

– А что все-таки происходит с деревом, когда его грызут термиты? – спросил Копински, чтобы нарушить тягостное молчание.

– В конечном счете они перерабатывают древесину в газ, – ответил священник. – В основном в двуокись углерода.

– Гм.

И тут Граусс, который в последние пять минут совершенно притих и впитывал информацию, опять вступил в разговор. Сделал он это весьма драматически.

– Йа! Майн Готт! Йа! – воскликнул ученый, подпрыгнув и заставив вздрогнуть окружающих. – Теперь я видеть фея картина. Фо фсе-ленной ф том исмерений фремя и пространстфо, они конфертируемы. И жуки метаболисируют отно ф тругое. Фремя поглощается и префращается ф пространстфо. А пространстфо рассеивается, как рассеиваются термитами газы. – Он гордо посмотрел на Эрингера. – Йа? Наин? Что фы думать об этом, доктор?

– Что он говорит? – спросил заинтригованный Уэйд. Эрингер недоверчиво покачал головой.

– Граусс полагает, что жуки едят время и выделяют пространство. Их метаболические процессы превращают одно в другое. Эта самая безумная идея из тех, что я слышал за сегодняшний день, а я бы не назвал его скучным.

Граусс в отчаянии развел руками.

– Почему фы думать, что это бесумие? – возразил он. – Я сегодня только и слушать отни сумасшедшие идеи. Кипотезы, которые фы ислагаете, они тоже есть сумасшетшие, и те, что он говорит, и она, и он. Почему мне нелься? А фее фместе становится расумным. Понимаете… – Он повернулся к доске и несколькими быстрыми движениями стер все, что там было.

– Разве я сказала что-нибудь такое? – начала Дина, но ее никто не слушал. Все смотрели на Граусса.

Немец положил губку и стал лицом к доске.

– Положим, что оснофное урафнение имеет не обычную форму эйнштейнофский отношений между фременем и пространстфом, как это, – начал он и нацарапал наверху знакомую формулу Е=mc?. – Итак, фосьмем пространстфо, которое есть объем или длина ф кубе, и рафнять кфадрат скорость сфета. – Он написал формулу, посмотрел на нее и покачал головой. – Но в расмерностях мы фидим, что отсутстфует баланс между дфумя частями урафнений. Для сафершенность мы долшен фстафить фактор, имеющий расмерность длина помношена на фремя. – Он снова стал быстро писать, добавляя нужные коэффициенты. – Унд сдесь, из фырашений скорости мы фидим, что фактор есть итентичен интеграл по фремя от расстояний. Унд теперь мы спрашивать, какая это феличина, которая иметь такие расмерности? – Он обвел слушателей пытливым взглядом, как профессор во время лекции.

– Ему нужен множитель, чтобы сбалансировать уравнение, – пояснил Эрингер. – И он должен иметь размерность длины, помноженной на время. В обычной механике его можно выразить в виде интеграла по времени от расстояния. А говоря попросту, что увеличивается вместе со временем, когда ничего не происходит?

– Скука, – вырвалось у Дины.

Селектор Лэнглона опять зазвонил.

– На линии начальник Бюро, – объявила Бетти. – А у него на линии губернатор штата, а у губернатора – президент. Мост Куинсборо закрыт и может рухнуть в любой момент. Одна из башен Международного торгового центра начала падать. За последние полчаса эвакуировали людей еще из семи зданий; двенадцать кварталов города закрыты для любого транспорта. Они хотят знать, что вы собираетесь предпринять. – Лэнглон уставился на аппарат с таким выражением, за которое рыба на прилавке могла бы получить приз. – Что мне сказать им?

В комнате воцарилась мертвая тишина.

– Так как же нам избавиться от жуков? – спросил наконец Уэйд, прерывая всеобщее молчание. – Как с ними бороться? Побрызгать, отравить их? Что еще?…

– Послушайте, не знаю, есть ли в этом какой-то смысл, но если этим жукам… в общем, если им… нравится пожирать время, которое связано с электрической активностью, то, возможно, время без электричества окажется для них несъедобно, – предположил Хасли.

– Что-что? – вскинулся Эрингер. – Вы хотите сказать, что мы можем уморить их голодом? Хасли кивнул.

– Нечто в этом роде. – Он снова пожал плечами и обвел взглядом остальных.

Эрингер встретил вопрошающий взгляд Лэнглона – тот все еще держал палец на кнопке селектора, за которым стоял ряд ждущих ответа высоких персон.

– Мысль неплохая, – подтвердил физик. – Надо попытаться уморить их голодом. И как знать – может, это и сработает.