Текст книги "Старая дорога"

Автор книги: Джеймс Оливер Кервуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Глава XI

Для Клифтона была полной неожиданностью встреча со старым другом, с которым они бок о бок переживали все ужасы войны во Фландрии. Полковник Денис спас его, вытащив полумертвым из-под неприятельского огня, и с тех пор дружба их крепла с каждым годом, несмотря на то, что жизнь разлучила их. Если бы он увидал Дениса на улице, он не был бы так поражен. Но встретить его здесь, как вероятного участника в той таинственной драме, в которую сам он оказывался впутанным, видеть, как радостно вспыхнули при его приходе глаза Антуанетты Сент-Ив!.. Сердце Клифтона бешено забилось.

Джон Денис не был захвачен врасплох. Он знал, что Клифтон здесь и пришел за тем, чтобы повидать его. Но пальцы его сжали руку Клифтона, как стальные, и голос его дрожал от искреннего волнения. Сент-Ив отошел в сторону, глаза Антуанетты заблестели тем мягким блеском, который часто предшествует слезам, когда она увидела, как у Джона Дениса дрожали губы.

Но Клифтон с болью заметил, как резко изменился человек, который славился своей храбростью на полях сражений. Он постарел на много лет. Плечи его сгорбились. В глазах затаилось страдание, и он, видимо, делал над собой усилие, чтобы скрыть свое возбуждение.

Оно прорвалось, однако, в словах:

– Благодарение небу! Нет во всем мире человека, который был бы мне так нужен, как нужны вы!

Странно прозвучали эти слова в устах такого человека, как полковник Денис! И странно было, что почти то же сказала ему Антуанетта Сент-Ив! Клифтон обернулся к ней и перехватил ее взгляд, от которого еще сильней забилось у него сердце. Но, заметив, что он поймал ее врасплох, она снова вскинула головку и, немного погодя, вышла из комнаты, извинившись перед гостями.

Гаспар также поспешил наверх.

Оставшись с Клифтоном наедине, полковник Денис вздохнул.

– Удивительно складывались события за последнюю неделю. Не стану пока посвящать вас в неприятные детали, чтобы не испортить вам обед Антуанетты. Но кое-что вас заинтересует. Вы помните, например, тот день, когда шли большой дорогой к Брэнтфордтауну в сопровождении мальчика и собаки? Вас обогнал автомобиль…

Клифтон кивнул головой с оттенком свойственного ему юмора.

– Нас много автомобилей обгоняло, Джон.

– Но в этом сидели мы с Антуанеттой. Я был так поражен сходством, что не сумел скрыть своего волнения, и Антуанетта заставила меня рассказать все, что я знаю о человеке, призрак которого мне померещился. Вы знаете, Клифтон, как осыпают цветами друзей после их смерти? Я расписал вас как самого сильного, самого порядочного, самого твердого борца и женоненавистника, от кончика ваших сапог до…

– Черт возьми!

– В чем дело?

– Ничего, продолжайте.

– И после этого, вообразите себе ее изумление, когда ей пришлось быть свидетельницей того, что произошло у Хурда. Вы ведь знаете, что она была там?

– Да, знаю. И мне любопытно, почему она не выдала себя, когда могла подумать, что я убью Хурда, почему не выбежала, не закричала, не ударилась в истерику, как сделало бы большинство женщин. Ну, в обморок бы упала! – это было бы тактично.

– Помнится, я задал ей такой же вопрос. И знаете, что она ответила мне? Будто с самого начала знала, что вы не убьете его! И хотела услышать правду о разорении и смерти вашего отца! Видите, это характерно для нее: она самая красивая, самая чистая, самая милая девушка в Квебеке, но она превращается в маленькую тигрицу, безжалостно-решительную, когда надо бороться с каким-нибудь злом или несправедливостью. Она не испугалась, когда вы дрались с Хурдом, не закричала и не упала в обморок, потому что верила, что правда на вашей стороне. Она вообще непоколебимо верит в Клифтона Бранта. Говорила она вам это?

– Напротив, она сердилась на меня, когда вы вошли.

Лицо Дениса в первый раз прояснилось, и веселые искорки вспыхнули в глазах.

– Я мог бы догадаться, судя по тому, как радостно она встретила меня. Что вы наделали?

– Сказал, что полюбил ее с того самого момента, как услыхал ее голос, и сейчас окончательно осознал это.

– Однако! И Антуанетта Сент-Ив стерпела такую дерзость?

– Нет, Джон. Думаю, что она враг мне на всю жизнь, но, повинуясь судьбе, я буду продолжать любить эту ненавидящую меня особу… разве только… вы?..

Джон покачал головой.

– Нет, Клифтон. Та часть моего сердца, которая должна бы вмещать любовь к женщине, давно умерла.

– Я так и думал. Глупая фантазия с моей стороны. Но вы не сказали мне – на что я вам нужен? Что угрожает вам обоим?

– Потом, потом… Я обещал…

– А полковник Денис всегда исполняет свои обещания, – раздался подле них мягкий голос. – Обед готов, и Гаспар голоден, как волк. Кэптен Брант, снизойдете ли вы до того, чтоб предложить мне руку? Обязуюсь касаться ее лишь кончиками пальцев…

Клифтон рассчитывал, что за обедом немного выяснится положение, но если трем его собеседникам и угрожала опасность, то они ни одним словом, ни одним намеком не упоминали о ней.

Клифтон осторожно коснулся скользкой для него темы: он спросил Антуанетту Сент-Ив – понравились ли ей Бенедикт Эльдоз и его жена?

– О, да! Я провела у них три дня. Влюбилась в Джо и Бима и, кажется, усыновлю их.

– Усыновите? – растерялся Клифтон.

– Да, усыновлю, – холодно повторила она. – Джо нужен женский присмотр, а у Клэретт Эльдоз довольно хлопот со своими малышами. Она самая милая женщина, какую я когда-либо видела. Мсье Эльдоз – счастливый человек, что у него такая жена! – Выпустив эту стрелу, она вызывающе глянула на Клифтона. – Разумеется, было оговорено, что если встретятся возражения с вашей стороны или вы пожелаете принять участие… Впрочем, мы успеем поговорить об этом завтра, кэптен Брант, по приезде Джо и Бима…

– Джо и Бим едут сюда? Но Джо… как он?..

– О, мы с ним друзья! – улыбнулась она, и глаза блеснули, – вначале он, правда, побаивался меня, и это совершенно естественно, если принять во внимание, что ему внушалось. Он, по-видимому, питает суеверный страх перед подстриженными волосами, и готов был бежать от меня, как от зачумленной. Но позже, когда я разъяснила ему некоторые тонкости, он стал очень мил. Не хотите ли еще чашечку кофе, кэптен Брант?

Когда обед подходил к концу, Джон Денис откровенно выразил желание тотчас уйти вместе с Клифтоном. Встали из-за стола, и Денис прошел вперед вместе с Гаспаром, как будто намеренно оставив Клифтона наедине с девушкой.

Клифтон никогда не мог забыть, какая она стояла перед ним в ту минуту, спокойная и красивая, с молчаливой мольбой в гордых глазах. Она протянула ему руку.

– Полковник Денис расскажет вам все, кэптен Брант, – сказала она. – И я всей душой надеюсь, что не ошиблась в вас, что вы поможете нам в час испытания. Почему я верю, что вы выведете нас из положения, как будто безнадежного, – это для меня самой загадка. А все-таки верю. Вы – борец!

– И вместе с тем бессердечный, бездушный, сухой человек…

– Простите меня! Это была нехорошая выходка с моей стороны.

– Так вы не презираете меня?

– За что?

– За дерзость, с какой я предложил вам свою жизнь, за еще большую дерзость, с какой я открыл вам тайну моего сердца – мою любовь к вам!

– Мсье!

Он нагнулся к ее руке, не глядя ей в глаза.

– Если то, что гнетет вас, может быть устранено ценой моей жизни – оно будет устранено, мадемуазель Сент-Ив! – мягко сказал он и вышел на темную узенькую уличку, лепившуюся у скалистой громады, с волнующим сознанием, что тонкие пальчики на одну секунду крепче прижались к его руке.

Глава XII

Четверть часа спустя Джон Денис и Клифтон Брант входили в частный кабинет первого в небольшом здании, занимаемом Лаврентьевской компанией бумаги и мязги. Клифтон с радостным восклицанием оглянулся вокруг. Это было равносильно возвращению домой. Та же комната, тот. же большой дубовый письменный стол, с которого он и Джон Денис взяли последние две сигары, выкуренные ими перед отъездом на войну, десять лет назад. Все те же картины и карточки висели по стенам, и атмосфера в этой старомодно обставленной комнате была по-прежнему непринужденная, атмосфера, создаваемая человеком, который ставил себе в жизни иные цели, кроме наживания долларов.

На старых местах висели портреты масляными красками Уильяма Дениса и Сесиля Стэндфорда, давно умерших основателей Лаврентьевской компании, и между ними – портрет Джона Дениса, дедушки полковника, который первый открыл неисчерпаемые лесные богатства бассейна Мистассини. Над дубовым столом на простой деревянной доске рукой Уильяма Дениса вырезано было ножом: «Честь дороже доллара».

Клифтон вслух прочел эти слова.

– Вы здесь не переменились! Чувствуется дух Лаврентьевской компании – этого пионера в своей области, спасителя квебекских лесов.

– А сейчас все это погибло, – сказал Джон Денис с оттенком отчаяния в голосе.

– В чем дело?

– Происходит то же, что с вашим отцом. Если ничего неожиданного не произойдет, Лаврентьевская компания вскоре окончит свои дни жалким банкротом. А это будет ударом в самое сердце для Антуанетты Сент-Ив и ее брата. Вам непонятно, откуда такая тесная связь? Но потерпите немного, вы все узнаете. Для них это не вопрос материальных убытков. О деньгах они думают так же мало, как и я. Антуанетте Сент-Ив грозит более серьезная опасность. Вы знаете Ивана Хурда? Не того Хурда, каким он был когда-то, нет, а нынешнего?

– Бенедикт Эльдоз говорил мне, что он очень богатый человек, политическая сила в провинции и чрезвычайно опасен для тех, кто пытается противостоять ему.

– Вы знаете, как Хурд погубил вашего отца. Но тогда Хурд был пигмеем, сейчас он – гигант. Не могу сказать, чтобы наши законодатели все были продажны и бесчестны. Возможно, что большинство даже обрадовалось бы падению Хурда, но те, что не с ним, боятся его. Он слишком силен и не останавливается не только перед мошенничеством и бесчестными поступками, но даже перед преступлением. Вот какого человека вы унизили в Монреале! Вот какого вы приобрели врага!

Джон Денис развернул на столе карту:

– Взгляните, – сказал он, – я перехожу к сути дела. Вот ваш старый друг – река Мистассини. Красным очерчены концессии Лаврентьевской компании – две тысячи квадратных миль; граница проходит в сорока милях на западе и на востоке, а по реке пятьдесят миль. Каждый поток, каждая речка, по которым мы можем спустить лес с наших участков, вливается в Мистассини. А Мистассини – единственный путь к озеру святого Иоанна и нашим фабрикам, которые еще три года назад выпускали ежегодно свыше ста тысяч тонн бумаги. Стоит преградить нам путь по Мистассини – и мы обескровлены, мы погибли!

– Я начинаю понимать, Джон. Старая система! Но отец пользовался для сплава, в сущности, небольшим ручьем, который только в половодье переполнялся водой, и Хурду не трудно было его обескровить. А Мистассини, величайшая из рек, текущих с севера…

– Может спустить пять миллионов бревен – не более того. И это количество нам необходимо для того, чтобы фабрики наши работали хотя бы на восемьдесят процентов своей пропускной способности. Сплавляя лес в период сплава день и ночь и занимая всю, до последнего дюйма, поверхность реки, мы и то можем дать фабрикам лишь восьмидесятипроцентную нагрузку. Конечно, пойди мы на некоторые сделки с совестью, мы могли бы получить новые концессии или по крайней мере гарантировать себе использование старых. Но мы политикой не занимаемся, и Иван Хурд медленно, но верно, приканчивает нас. Финал наступит ближайшей весной, в период сплава, и все, что имела Лаврентьевская компания, попадет в жадно протянутые руки Ивана Хурда и его шайки.

– Вы забываете об Антуанетте Сент-Ив, – напомнил Клифтон.

Денис указал пальцем на маленькое черное пятно, почти в центре лаврентьевских концессий, на берегу реки.

– Готье Сент-Ив, отец Антуанетты и Гаспара, более четверти века был правой рукой Уильяма Дениса в его культурной работе в лесах. Потеряв жену, когда Антуанетте было шесть лет, а Гаспару – четырнадцать, он умер от горя два года спустя. За несколько лет до его смерти, ввиду его заслуг, Компания выделила ему участок в двести квадратных миль, обозначенный здесь черным. Гаспар вырос, и выяснилось, что он, как и отец, страстно любит лес и не мыслит себе жизни вне леса. Он стал сам вести разработку их участка, сам работал наряду с дровосеками и сплавщиками; лес, готовый к переработке, он продавал Лаврентьевской компании; много это ему с сестрой не давало, потому что Гаспар любит деревья, пожалуй, даже больше, чем людей, и соглашается срубать лишь перестой или деревья, покалеченные и пострадавшие от огня. Он держится системы, благодаря которой можно надолго сберечь наш запас лесных материалов, системы, которой с самого начала, но не с такой педантичной строгостью, держалась и Лаврентьевская компания. Теперь вам понятно, каким образом Антуанетта Сент-Ив оказывается втянутой в борьбу не на жизнь, а на смерть с Иваном Хурдом? Но главная опасность для нее – не в этом. Я перейду потом к другой стороне вопроса. Пока дорисую вам общую картину положения. Вам не надоело еще?

– Я – весь внимание. Продолжайте…

– Если припомните, затея колонизировать лесные угодья исходила от Хурда и его приспешников. За ваше отсутствие они выработали целую систему и проводят ее организованно. Согласно нашему договору, в любое время границы наших участков могут быть передвинуты «в интересах колонизации». Между тем вам прекрасно известно – много ли шансов у колониста просуществовать в наших диких лесах, где он легально может вырубать лишь по пяти акров в год? Заметьте – легально. Зато правительство разрешает ему вырубать весь лес, пострадавший от огня. И вот эти поп bona fide колонисты, устроенные Хурдом и ему подобными, поджигают лес и, спустя сорок восемь часов, в их распоряжении обширная площадь, которую они могут разрабатывать самым легальным образом. Они – лесные пираты, и не только обогащают мошенников вроде Хурда, доставляя им дешевый материал для переработки на бумагу, но и причиняют неисчислимые убытки своими поджогами.

Все это вам известно, Клифтон. Мы впервые узнали, что Хурд и его шайка протягивают лапы к Лаврентьевской концессии, когда нам сообщили четыре года назад, что от нас изъято двести квадратных миль «для целей колонизации». Явились «колонисты», нанятый народ, начались пожары; затем приспешники Хурда скупили у этих «колонистов» лес, по цене ниже той, которую мы давали, – и в результате Хурд спустил по Мистассини двести тысяч бревен, урезав наш сплав ровно на такое количество.

Потом одновременно нам нанесен был другой, сильнейший удар: правительство отказалось возобновить с нами арендный договор на два крупных лесных участка, из которых один расположен по течению Мистассини, ниже наших, и продало эти участки Хурду, который поэтому ближайшей весной спустил по Мистассини уже полтора миллиона бревен, отчего мы могли спустить всего три с половиной вместо прежних пяти миллионов. Производство наших фабрик упало на 30 процентов, что лишило куска хлеба сотни рабочих.

Голос Джона Дениса дрогнул; он побледнел от волнения и заходил взад и вперед по комнате, не глядя на Клифтона.

– Мы, разумеется, приняли вызов и предпочли разорение попрошайничеству и бесчестью, – продолжал он, помолчав. – В результате, два года назад производство сократилось до пятидесяти процентов первоначального, и мы вынуждены были порвать наш контракт с одним нью-йоркским издателем, который для одного воскресного выпуска своей газеты использует семьдесят акров леса. Мы искали поддержки, но против той коалиции политических величин, которую составил Хурд, ничего нельзя было поделать. Оставалось только закрыть самую большую нашу фабрику и перейти на уменьшенную продукцию, довольствуясь двумя миллионами бревен в год. Мы так и поступили. Но… но тут-то и выяснилась вся мерзость… Я подхожу к тому, что угнетало меня все это время так, что я и физически, и морально стал никуда не годен. Повторяю, не материальные потери угнетают меня, но унижение, но гибель дела, созданного моим отцом, но… Антуанетта. Я отдал бы полжизни за то, чтобы верить, как она, в благополучный исход.

– Не ударяйтесь в сентиментализм, Джон. Хурд испортил вам нервы, но вы ведь не собираетесь выкидывать белый флаг, и опускаться на дно еще рано. Бодрее!

Джон хотел было ответить, как вдруг зазвонил телефон, стоявший на столе.

– В такое время! Только Антуанетта и Сент-Ив знают, что я здесь!

Он взял трубку. Клифтон видел, как постепенно менялось выражение его лица. Бледные щеки вспыхнули, и на лбу проступили капли пота. Закончив разговор, он обернулся к Клифтону. Он улыбался, но было что-то жесткое в этой улыбке.

– Антуанетта Сент-Ив, – объяснил он. – Иван Хурд в городе и только что говорил с ней. Будет у нее через полчаса. Вот он – взрыв, Клифтон! Хурд поставит ультиматум – у Антуанетты готов ответ. После этого начнется сущий ад!

Глава XIII

Переданное ему по телефону известие заметно повлияло на Джона Дениса: исчезла напряженность, которая все время чувствовалась в нем; глаза холодно и ясно, почти с улыбкой, смотрели на Клифтона.

– Довольно неожиданно, – сказал он. – Но я отчасти рад. Хурд ставит вопрос ребром. После сегодняшнего вечера все пути, кроме одного, будут отрезаны. Мне это по душе. Не люблю идти ощупью. Антуанетта постарается внести ясность в отношения. Однако мне надо вернуться к тому месту моего повествования, на котором меня прервал телефонный звонок. Вы поймете тогда, что происходит сейчас на улице Нотр Дам.

Он снова указал пальцем на маленькое черное пятнышко на карте.

– Когда мы расквитались с большинством наших кредиторов и сократили продукцию, Хурд недоумевал. У нас оставалось предприятие сравнительно небольшое, но здоровое. А нашими концессиями он мог воспользоваться, только в буквальном смысле слова приперев нас к стене. Он стал искать другие способы достижения своей цели и обратил внимание на субконцессию Сент-Ива. Он понял, что овладеть этим участком, расположенным в самом центре наших разработок, – значит схватить нас за горло.

Он предложил Гаспару Сент-Иву за его двести квадратных миль столько же, сколько предлагал нам за две тысячи. Целое состояние! Но предложение, разумеется, было отклонено. Тогда-то Хурд в первый раз и увидел Антуанетту Сент-Ив. Вы легко можете представить себе, что произошло. С этой минуты мерзавца охватила страсть, отодвинувшая на второй план все остальное. Он был настолько умен, что повел себя пристойно, если, впрочем, можно считать пристойным, что он сделал предложение к концу второй недели знакомства…

Клифтон усмехнулся.

– Должен вам заметить, Джон, что я не выжидал двух недель, чтобы сказать мадемуазель Сент-Ив то же самое, что сказал ей Иван Хурд.

– И я до сих пор удивляюсь, как вы уцелели. Очень уж хорошего мнения о вас, вероятно, Антуанетта. Положим, разница ей, конечно, ясна. Хурду же она определенно дала понять, что видит его насквозь и презирает.

Но Хурд не такой человек, чтобы отказываться от того, что он наметил. Он привык брать препятствия, как танк, который минует проволочные заграждения и окопы. Отказ Антуанетты лишь сильнее разжег его страсть. Он не рассчитывал на то, что она может полюбить его: видел, что она его ненавидит, но это только распаляло его желание. Он хочет обладать ею, и, я думаю, сейчас, на улице Нотр Дам, готов половину своего состояния сложить ради этого к ее ногам. Предлагал он вместе со своим именем и состоянием и другое: предлагал прекратить борьбу против Лаврентьевской компании, вернуть нам все отобранные участки. Это предложение было сделано через меня, в надежде, что я повлияю на Антуанетту. Когда он окончательно осознал, что она ни во что не ставит все, что он может предложить ей, он перестал маскировать свою подлинную сущность – сущность зверя джунглей. Он решил загнать ее в угол, как загнал нас, вынудить ее отдаться ему. И начал с того, что с этой целью провел одно из самых подлых гражданских законоположений нашей провинции.

Вы видели, как привязаны Антуанетта и ее брат к остаткам старины и древним реликвиям, сохранившимся с того времени, когда первые пионеры положили здесь начало Новому Свету? Их уж немного осталось. Антуанетта и Гаспар только и мечтают о том, чтобы ценою каких угодно жертв сберечь от разрушения последние. Хурд узнал об этом и придумал новую ловушку. Его агенты действовали исподтишка. Он скупил в Квебеке и в окрестностях на миллион долларов недвижимости, в том числе все, что имело историческое значение, мало того, благодаря своему влиянию, он добился того, что улицы Notre Dame, Petit Champlin и Cul de Sac были обречены на перепланировку. Дом Сент-Ива, вместе с другими, должен быть снесен! Конец мечтам, конец счастью Антуанетты Сент-Ив! И если она хочет спасти то, что так дорого ее сердцу, нет другого выхода, как только отдаться Хурду!

Он замолчал и встретился глазами с Клифтоном. Каждый из них понимал, что скрывается за холодным и спокойно-напряженным молчанием другого.

– Теперь, – спустя некоторое время закончил Денис, – вы понимаете, что дело идет не только о спасении Лаврентьевской компании, но о защите двухсотлетней старины, о жизни, счастье и чести прекрасной девушки! Мало того, меня пугает Гаспар Сент-Ив. Он – человек, который опоздал родиться. Честь для него – основа всего. И если Иван Хурд победит – он конченый человек, ничто не удержит руки Гаспара. Боится этого и его сестра. Вот почему брат Альфонсо всегда сопровождает Гаспара. Вы думаете, что расстались с ним у входа в уличку Нотр Дам? Но он раньше вас вошел в дом Сент-Ива. Он всегда в распоряжении Антуанетты Сент-Ив и следит за тем, чтобы Гаспар не встретился с Хурдом. Обеспокоена этим и милая девушка в долине Сен-Фелисьен – Анжелика Фаншон, – она даже дала слово, что выйдет за Аякса Трапье, если только Гаспар нападет на Ивана Хурда.

– Вот как! – перебил его Клифтон. – Мне многое проясняется сейчас, Джон. И я вижу лишь один выход.

– А именно?

– Я должен сам убить Ивана Хурда!

Он засмеялся с буйной и почти радостной непринужденностью.

Денис положил руку ему на плечо.

– Узнаю старого Клифтона! Давно мне хотелось слышать такой решительный и твердый голос! Оба мы знаем, что вы не убьете Ивана Хурда, разве необходимость заставит. Но все же во мне заговорила надежда с той минуты, как я узнал, что вы живы и вернулись. Вы – дитя лесов Канады, каким был и мой дед. При ваших знаниях, опыте в лесном деле, при ваших данных борца и уменье внушать людям любовь и уважение, – соединившись все вместе против Ивана Хурда, мы, может быть, и победим. Так мне думается сейчас, хотя недавно еще катастрофа и поражение казались неизбежными.

На Гаспара Сент-Ива при настоящих условиях нельзя рассчитывать как на руководителя лесными работами. И нет другого человека, который мог бы отразить решительный приступ. Сам я не гожусь для этого. Между тем Хурд готовит последний приступ на весну. То, что он затеял, под стать грабежу, убийству, разбою. Раскрыла его планы Антуанетта. Он уже начал проводить их в жизнь.

Благодаря его стараниям на наших разработках среди людей, годами работавших в лесу, начались раздоры. Из Соединенных Штатов и других мест он нагнал сюда целую орду людей из подонков, чуть ли не объявленных вне закона. Он начал строить плотины, чтобы помешать нам сплавлять бревна. Он хладнокровнейшим образом поджигает лес…

Этой зимой и ближайшей весной все разрешится. И… – Он остановился, как бы для того, чтобы сильнее оттенить следующие слова: – И Антуанетта Сент-Ив утверждает, что сейчас пришло время действовать не мужчинам, а женщинам. И в этом последнем этапе нашей борьбы с Иваном Хурдом мы будем проводить ее план. Вот почему она, а не я, вела переговоры с Иваном Хурдом, когда вы явились к нему. Он просил ее пройти в соседнюю комнату, пока примет вас. В результате Антуанетта просит вас сопровождать ее не на жизнь, а на смерть, в экспедиции, которая отбудет из Квебека в леса севера послезавтра утром. Согласны вы, Клифтон Брант? Готовы ли бороться рядом с нами?

– До последнего! – негромко ответил Клифтон. – До последнего!

Он взглянул на часы и протянул руку Денису.

– Если Иван Хурд был аккуратен, он уже четверть часа как беседует с мадемуазель Сент-Ив, – холодным, ровным голосом сказал он. – Я хочу отправиться туда, Джон, походить взад и вперед перед домом, пока не закончится их совещание, а затем встретиться с ним лицом к лицу при выходе из улицы Нотр Дам. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи! – ответил Джон Денис.