Текст книги "Кошачьи истории"

Автор книги: Джеймс Хэрриот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

ОСКАР. СВЕТСКИЙ КОТ

1

Как-то вечером, в конце весны, когда мы с Хелен еще жили в квартирке под крышей Скелдейл-Хауса, из коридора далеко внизу донесся вопль Тристана:

– Джим! Джим!

Я выбежал на площадку и перегнулся через перила:

– Что случилось, Трис?

– Извини, Джим, но не мог бы ты спуститься на минуту? – Его обращенное вверх лицо было встревоженным.

Я сбежал по длинным маршам, перепрыгивая через две ступеньки, и когда, немного запыхавшись, добрался до Тристана, он поманил меня за собой в операционную в дальнем конце коридора. Там у стола стояла девочка лет четырнадцати, придерживая свернутое одеяло, все в пятнах.

– Кот! – сказал Тристан, откинув край одеяла, и я увидел крупного трехцветного кота. Вернее, он был бы крупным, если бы его кости были одеты нормальным покровом мышц и жира, но таз и ребра выпирали сквозь шерсть, и когда я провел ладонью по неподвижному телу, то ощутил только тонкий слой кожи.

Тристан кашлянул:

– Тут другое, Джим.

Я с недоумением посмотрел на пего. Против обыкновения, он был совершенно серьезен. Осторожно приподняв заднюю ногу, он передвинул кота так, что стал виден живот. Из глубокой раны наружу жутковатым клубком вывалились кишки. Я еще ошеломленно смотрел на них, когда девочка заговорила:

– Я эту кошку увидела во дворе Браунов, когда уже совсем темно было. Я еще подумала, что она очень уж тощая и какая-то смирная. Нагнулась, чтобы ее погладить, и тут увидела, как ее изуродовали. Сбегала домой за одеялом и принесла ее к вам.

– Молодчина, – сказал я. – А вы не знаете, чей это кот?

Она покачала головой.

– Нет. По-моему, он бродячий.

– Да, похоже… – Я отвел глаза от страшной раны. – Вы ведь Марджори Симпсон?

– Да.

– А я хорошо знаю вашего отца. Он наш почтальон, верно?

– Ага! – Она попыталась улыбнуться, но губы у нее дрожали. – Ну так я пойду. Вы его усыпите, чтобы он не мучился, правда? Ведь вылечить такое… такое нельзя?

Я покачал головой. Глаза девочки наполнились слезами, она тихонько погладила тощий бок и быстро пошла к двери.

– Еще раз спасибо, Марджори, – сказал я ей вслед. – И не тревожьтесь, мы сделаем для него все, что можно.

Мы с Тристаном молча уставились на растерзанное животное. В ярком свете хирургической лампы было хорошо видно, что его буквально выпотрошили. Вывалившиеся кишки были все в грязи.

– Как по-твоему, – спросил наконец Тристан, – его переехало колесом?

– Может быть, – ответил я. – Но не обязательно. Попался в зубы большому псу, а то кто-нибудь пнул его или ткнул острой палкой.

С кошками всякое бывает: ведь некоторые люди считают их законной добычей для любой жестокости.

Тристан кивнул.

– Ну да он все равно подыхал с голоду. От него один скелет остался. Его дом наверняка где-нибудь далеко.

– Что же, – сказал я со вздохом. – Остается одно. Кишки ведь в нескольких местах порваны. Безнадежно.

Тристан только тихонько засвистел, водя пальцем по пушистому горлу. И – невероятная вещь! – мы вдруг услышали слабое мурлыканье.

– Господи, Джим! – Тристан поглядел на меня округлившимися глазами. – Ты слышишь?

– Да… поразительно. Наверное, ласковый был кот.

Тристан, низко наклонив голову, почесывал кота за ухом. Я догадывался, что он чувствует: хотя к нашим пациентам он относился словно бы с бодрым безразличием, обмануть меня ему не удавалось и я знал, что к кошкам он питает особую слабость. Даже теперь, когда мы оба разменяли седьмой десяток, он частенько описывает за кружкой пива проделки своего старого кота. Отношения между ними весьма типичны: оба немилосердно изводят друг друга, но связывает их самая нежная дружба.

– Что делать, Трис, – сказал я мягко. – Другого выхода нет.

Я потянулся за шприцем, но мне стало как-то неприятно втыкать иглу в это изуродованное тело, и я прикрыл голову кота краем одеяла.

– Полей сюда эфиром, – сказал я. – Он уснет, и все.

Тристан молча отвинтил крышку флакона с эфиром и поднял его. И тут из бесформенных складок снова донеслось мурлыканье. Оно становилось все громче, словно где-то вдали урчал мотоцикл.

Тристан окаменел. Пальцы напряженно сжимали флакон, глаза уставились на одеяло, из которого доносились эти дружелюбные звуки.

Потом он посмотрел на меня и сглотнул:

– Рука не поднимается, Джим. Может, попробуем что-то сделать?

– Убрать все это на место?

– Да.

– Но ведь кишки повреждены, кое-где это просто решето.

– Так их же можно зашить, а?

Я приподнял одеяло и вновь осмотрел рану.

– Трис, я просто не знаю, с чего тут можно начать. И ведь кишки все в грязи.

Он только молча смотрел на меня. Правда, особых убеждений мне не требовалось. Мне не больше Тристана хотелось заглушить эфиром это ласковое мурлыканье.

– Ну ладно, – сказал я – Попробуем.

Голова кота скрылась под маской, побулькивал кислород, а мы промывали теплым физиологическим раствором выпавшие кишки. Но удалить все комочки присохшей грязи было попросту невозможно. Затем началась невероятно медленная штопка множества отверстий в маленьких кишочках, но я вновь с радостью убедился, насколько гибки пальцы Тристана: он орудовал небольшими круглыми иглами куда более ловко, чем я.

Потрудившись так два часа и израсходовав ярды и ярды кетгута, мы наконец засыпали заштопанную брюшину сульфаниламидом и вложили клубок в брюшную полость. Когда я сшил мышцы и кожу, наш пациент обрел вполне благопристойный вид, но меня томило скверное чувство, словно, убирая комнату, я заметал мусор под ковер. Такие повреждения при такой загрязненности… Перитонита не избежать!

– Во всяком случае, Трис, он жив, – сказал я, когда мы начали мыть инструменты. – Посадим его на сульфапиридин и будем надеяться на лучшее.

Хотя антибиотиков тогда еще не существовало, это новое средство было значительным шагом вперед.

Дверь открылась, и в нее заглянула Хелен.

– Что-то ты долго, Джим… – Она подошла к столу и поглядела на спящего кота. – Бедняжка. И такой тощий!

– Видела бы ты его, когда мы за него взялись! – Тристан отключил стерилизатор и завинтил кран анестезирующего аппарата. – Сейчас он выглядит много лучше.

– А у него серьезные повреждения? – спросила Хелен, поглаживая пеструю шкурку.

– Боюсь, что да, Хелен, – сказал я. – Мы сделали, что могли, но он вряд ли выкарабкается.

– Жалко! Он ужасно симпатичный. Все лапки белые, а расцветка такая интересная. – Она провела пальцем по рыже-золотистым полоскам, просвечивавшим на серо-черном фоне.

Тристан засмеялся:

– В его родословной явно присутствует рыжий котище.

Хелен улыбнулась, но как-то рассеянно и задумчиво. Потом быстро вышла из комнаты и вернулась с картонкой.

– Да-да, – сказала она, что-то взвешивая. – Это ему для постели, а спать он будет у нас, Джим.

– Ах так?

– Но ему же требуется тепло, правда?

– Конечно.

Позже в сумраке нашей спальни я, засыпая, созерцал мирную сцену: по одну сторону камина – Сэм в своей корзинке, по другую – кот на подушке в картонке под теплым половичком.

Бесспорно, было приятно сознавать, что мой пациент устроен так уютно, но, закрывая глаза, я подумал, что утром, возможно, все будет кончено.

Когда я открыл их в половине восьмого, то понял, что кот еще жив, – моя жена уже встала и беседовала с ним. Я подошел к ним в пижаме, и мы с котом поглядели друг на друга. Я почесал ему горло, а он открыл рот и испустил хрипловатое «мяу!» Но при этом не шевельнулся.

– Хелен, – сказал я. – У него в животе все держится только на кетгуте. По меньшей мере неделю он должен питаться исключительно жидкостями, хотя, вероятно, и при этом ему все равно не вытянуть. Если он останется здесь, тебе придется поить его молочком с ложечки чуть ли не каждый час.

– Ладно, ладно… – Она снова погрузилась в задумчивость.

И все следующие дни она действительно то и дело поила его с ложечки, но не только молоком. Через регулярные промежутки ему в глотку лился мясной экстракт, костный бульон и всевозможные детские смеси. Как-то, вернувшись пообедать, я застал Хелен на коленях перед картонкой.

– Мы назовем его Оскаром! – объявила она.

– Он что – останется у нас?

– Да.

Я люблю кошек, однако в нашей тесной квартирке мы уже держали собаку, и мне представились разнообразные будущие трудности. Но я спросил только:

– А почему, собственно, Оскаром?

– Не знаю. – Хелен уронила несколько капель мясного соуса на красный язычок и внимательно смотрела, как кот глотает их.

В женщинах меня пленяет, в частности, их загадочность, их непостижимая логика, а потому я не стал спрашивать дальше. Но ход событий меня вполне удовлетворял. Я все еще давал коту сульфапиридин каждые шесть часов, а утром и вечером измерял ему температуру, по-прежнему ожидая, что она вот-вот стремительно подскочит, начнется рвота и напряженная брюшная стенка неумолимо возвестит о перитоните. Однако ничего подобного так и не произошло.

Казалось, инстинкт подсказал Оскару, что ему следует двигаться как можно меньше: во всяком случае, день за днем он лежал абсолютно неподвижно, поглядывал на нас… и мурлыкал.

Его мурлыканье прочно вошло в нашу жизнь, и, когда в конце концов он покинул свое ложе, прошествовал в нашу кухоньку и продегустировал обед Сэма, состоявший из мясных обрезков с сухарями, это была триумфальная минута. Я не стал портить ее опасениями, не слишком ли рано он перешел на твердую пищу. Ему виднее, про себя решил я.

С этой минуты было уже чистым наслаждением наблюдать, как тощее мохнатое пугало толстеет и наливается силой. Кот ел, ел, ел и, по мере того как плоть нарастала на его костях, черные и золотые полосы уже глянцевитой шкурки становились все ярче. Мы оказались владельцами удивительно красивого кота.

Когда Оскар совсем выздоровел, Тристан стал нашим постоянным гостем. Возможно, он считал – с полным на то правом, – что жизнью Оскар в первую очередь был обязан ему, а не мне, и часами играл с ним. Больше всего он любил тихонько выдвигать ногу из-под стола и тут же отдергивать, прежде чем кот успевал в нее вцепиться.

Оскар (и его можно понять!) сердился на такое поддразнивание, однако он сумел показать характер: устроил однажды вечером засаду на Тристана и ловко укусил его за лодыжку, прежде чем тот вновь принялся за свои штучки.

На мой взгляд, Оскар очень украсил наш семейный очаг. С Сэмом они стали такими друзьями, что водой не разольешь. Хелен его просто обожала, а я, возвращаясь вечером домой, каждый раз думал, что умывающаяся у огня кошка придает комнате особый уют.

2

Оскар уже несколько недель был признанным членом нашей семьи, но затем Хелен как-то встретила меня на пороге, расстроенная чуть не до слез.

– Что случилось? – спросил я.

– Оскар… он исчез…

– Как так – исчез?

– Джим, по-моему, он убежал!

– С какой стати? – Я посмотрел на нее с недоумением. – Он же часто в сумерках спускается в сад. Ты уверена, что его там нет?

– Совершенно уверена. Я обыскала весь сад, а заодно и двор. И по улицам ходила. Ты вспомни… – У нее задрожали губы. – Он ведь уже убежал от кого-то.

Я взглянул на часы:

– Почти десять. Да, странно. В такое время ему следует быть дома.

Я еще не договорил, когда внизу раздался звонок. Я кубарем скатился с лестницы, галопом обогнул угол коридора и увидел за стеклом миссис Хеслингтон, жену нашего священника. Я распахнул дверь – в ее объятиях покоился Оскар.

– Это ведь ваш котик, мистер Хэрриот? – спросила она.

– Да-да, миссис Хеслингтон. Где вы его нашли?

Она улыбнулась:

– Видите ли, это даже как-то удивительно. У нас было собрание Материнского союза, и мы вдруг заметили, что ваш котик сидит в комнате и слушает.

– Он просто сидел?..

– Да. Но так, словно слушал нашу беседу с большим интересом. Поразительно! Когда собрание кончилось, я решила отнести его к вам.

– Огромное спасибо, миссис Хеслингтон! – Я выхватил у нее Оскара и зажал его под мышкой. – Моя жена совсем расстроилась. Она уж думала, что он пропал.

Почему вдруг Оскар взял да и ушел? Однако всю следующую неделю он вел себя совершенно так же, как прежде, и мы перестали раздумывать над этой маленькой загадкой. Затем как-то вечером клиент, который привел собаку для противочумной прививки, оставил входную дверь открытой. Когда я поднялся к себе, выяснилось, что Оскар снова исчез. На этот раз мы с Хелен обегали рыночную площадь и все прилегающие проулки, но вернулись домой с пустыми руками и в очень унылом настроении. Было уже без малого одиннадцать, и мы решили ложиться спать, но тут в дверь позвонили.

И я опять увидел Оскара – но уже на округлом брюшке Джека Ньюболда. Джек прислонялся к косяку, и в струе лившегося в дверь душистого ночного воздуха явственно ощущались пивные пары.

Джек служил садовником в богатом особняке. Деликатно икнув, он улыбнулся мне широченной благожелательной улыбкой:

– Вот принес вашего котищу, мистер Хэрриот.

– Ну спасибо, Джек! – сказал я, сгребая Оскара в охапку. – А где вы его нашли?

– По правде сказать, эго он меня нашел.

– То есть как?

Джек на мгновение смежил веки, а потом заговорил четко и раздельно:

– Нынче вечер был особый, мистер Хэрриот. Вы же знаете. Чемпионат по метанию дротиков. Ребята, значит, собрались в «Собаке и дробовике» – видимо-невидимо их там собралось. Одно слово – чемпионат.

– И наш кот был там?

– Ага. Был. Сидел с ребятами. Весь вечер так с нами и просидел.

– Просто сидел?

– Во-во! – Джек испустил смешок. – Можно сказать праздновал. Я сам дал ему капельку наилучшего портера из моей собственной кружки. А он-то только что не начал дротики метать, право слово. Всем котам котище. – Он снова засмеялся.

Поднимаясь с Оскаром по лестнице, я размышлял. В чем тут дело? Эти неожиданные побеги из дома расстраивали Хелен, и я чувствовал, что скоро они начнут действовать на нервы и мне.

Ждать следующего исчезновения пришлось недолго. На четвертый вечер Оскар снова пропал. Но мы с Хелен уже не бросились искать его, а просто ждали.

На этот раз он вернулся раньше. В дверь позвонили еще до девяти. Сквозь стекло в коридор заглядывала старушка мисс Симпсон. Но Оскара у нее на руках не было – он крутился на половичке, ожидая, когда ему откроют.

Мисс Симпсон с интересом следила, как он прошествовал по коридору и свернул за угол к лестнице.

– Вот и хорошо! Я так рада, что он благополучно вернулся домой! Я знала, что это ваш кот, и весь вечер наблюдала за ним.

– Но где…

– Ах да! В Женском клубе. Он пришел вскоре после начала и оставался до самого конца.

– Неужели? А что было в программе вашего вечера, мисс Симпсон?

– Ну, сначала мы обсуждали кое-какие текущие дела, потом мистер Уолтерс из водопроводной компании прочел небольшую лекцию с диапозитивами, а в заключение мы провели конкурс на лучший домашний пирог.

– Так-так… И что же делал Оскар?

Она засмеялась:

– Вращался среди гостей, как будто с большим удовольствием смотрел диапозитивы и проявил заметный интерес к пирогам.

– Вот как! И вы его сюда не принесли?

– Нет. Он нашел дорогу сам. А я, как вы знаете, прохожу мимо вашего дома и просто позвонила, чтобы предупредить вас, что он явился.

– Весьма вам обязан, мисс Симпсон. Мы немножко тревожились.

Я взлетел по лестнице, поставив рекорд. Хелен сидела, поглаживая Оскара, и удивленно на меня посмотрела.

– А я разгадал Оскара!

– Разгадал?

– Я знаю, почему он уходит по вечерам. Он вовсе не убегает, а наносит визиты!

– Какие визиты?

– Вот именно! – объявил я. – Как ты не понимаешь! Ему нравятся новые знакомства, он любит бывать с людьми, особенно в больших компаниях, – ему интересно, чем они занимаются. Прирожденная душа общества.

Хелен поглядела на симпатичный меховой клубок у себя на коленях.

– Ну конечно же! Он… как это?.. Фланер!

– Ага! Любитель вращаться в высшем обществе.

– Светский кот!

Мы расхохотались, а Оскар сел и уставился на нас с явным удивлением. Его громкое мурлыканье вплелось в наш смех. Смеялись мы еще и от облегчения: с тех пор как наш кот повадился исчезать по вечерам, нас мучили опасения, что он уйдет насовсем. Но теперь они рассеялись.

С того вечера радость, которую он нам доставлял, еще увеличилась. Было очень интересно наблюдать, как раскрывается эта черта его характера. Свои светские обходы он совершал с большой аккуратностью и принимал участие почти во всех событиях общественной жизни города. Он стал завсегдатаем карточных турниров, дешевых распродаж, школьных концертов и благотворительных базаров. И всюду встречал самый благожелательный прием – кроме заседаний местного сельскохозяйственного совета, откуда его дважды изгоняли: по-видимому, членам совета не нравилось, что в их дискуссиях принимает участие кошка.

Сперва меня пугала мысль, что он попадет под машину, но, последив за ним, я убедился, что он всегда смотрит направо, потом налево и лишь потом изящно перебегает через мостовую. Мне стало ясно, что он прекрасно чувствует уличное движение и, следовательно, искалечил его тогда не грузовик и не мотоцикл.

Впрочем, даже это обернулось к лучшему – мы с Хелен считали, что судьба, подарив нам таким образом Оскара, действовала во благо. Он привнес в нашу семейную жизнь что-то важное и сделал ее еще счастливее.

3

И когда разразилась катастрофа, мы никак не были к ней подготовлены.

Мой рабочий день подходил к концу, и, выглянув в приемную, я увидел, что там сидят только два мальчугана и средних лет мужчина.

– Следующий, пожалуйста, – сказал я.

Мужчина встал. У него не было с собой никакого животного. Взглянув на его выдубленное непогодой лицо, я решил, что это работник с какой-нибудь фермы.

– Мистер Хэрриот? – спросил он, нервно крутя в руках кепку.

– Да. Чем я могу быть вам полезен?

Он сглотнул и посмотрел мне прямо в глаза.

– Кот мой у вас…

– Что-что?

– Кот у меня пропал… – Он откашлялся. – Мы прежде жили в Мисдоне, а потом я устроился к мистеру Хорну в Уидерли поля пахать. Вот как мы переехали, кот и пропал. Старый дом пошел искать, я так думаю.

– Но Уидерли ведь за Бротоном… В тридцати милях отсюда.

– Это так. Да ведь с кошками не угадаешь.

– Но почему вы решили, что он у меня?

Он снова покрутил кепку.

– У меня тут родственник проживает. Так я от него слышал, что тут один кот по всяким собраниям повадился ходить. Ну я и приехал. Мы же его где только не искали…

– А скажите, этот ваш кот, как он выглядел? – спросил я.

– Серый с черным и вроде бы рыжий. Хороший такой кот. И где народ ни соберется, он уж тут как тут.

Ледяная рука сжала мне сердце.

– Ну пойдемте ко мне. И мальчики тоже.

Хелен укладывала уголь в камине.

– Хелен, – сказал я, – это мистер… Извините, я не знаю, как вас зовут.

– Гиббонс, Сеп Гиббонс. Крестили меня Септимус, потому что я в семье седьмым был. Вроде бы и нам без Септимуса не обойтись: шестеро-то у нас уже есть. Эти двое – младшенькие.

Мальчики, явные близнецы лет восьми, глядели на нас серьезно и выжидательно.

Если бы хоть сердце у меня не так колотилось!

– Мистер Гиббонс думает, что Оскар – его кот. Он у них потерялся некоторое время назад.

Моя жена положила совок.

– А… да-да. – Она постояла, а потом сказала со слабой улыбкой. – Садитесь, пожалуйста. Оскар на кухне. Я его сейчас принесу.

Через минуту она вернулась с котом на руках. Едва она показалась в дверях, как мальчуганы закричали наперебой:

– Тигр! Это Тигр! Тигр!

Лицо их отца словно осветилось изнутри. Он быстро прошел через комнату и нежно провел заскорузлой ладонью по пестрому меху.

– Здорово, малый! – сказал он и обернулся ко мне с сияющей улыбкой: – Это он, мистер Хэрриот. Он самый. А выглядит-то как!

– Вы его звали Тигром? – спросил я.

– Ага, – ответил он радостно. – Из-за рыжих полосок. Это ребята его так прозвали. Просто извелись, как он пропал.

Тут мальчуганы повалились на пол, а Оскар прыгнул к ним и, восторженно мурлыча, принялся игриво бить их лапами.

Сеп Гиббонс снова опустился на стул.

– Вот так он с ними всегда играл. Возились на полу целыми днями. Очень мы без него скучали. Такой кот хороший.

Я взглянул на обломанные ногти, царапающие кепку, на простое открытое честное лицо одного из тех йоркширских тружеников, которые внушали мне неизменную симпатию и уважение. Работники вроде него получали в те дни тридцать шиллингов в неделю, что яснее ясного подтверждали залатанная куртка, потрескавшиеся, хотя и начищенные, сапоги и одежда мальчиков, которую они явно донашивали после старших братьев.

Но все трое выглядели чистыми и умытыми; волосы мальчиков были тщательно расчесаны и приглажены. Хорошая семья, подумал я, не зная, что сказать.

За меня это сказала Хелен:

– Так что же, мистер Гиббонс! – Тон ее был неестественно бодрым. – Конечно, берите его.

Он нерешительно спросил:

– А вы-то как, миссис Хэрриот?

– Ничего… Он же ваш.

– Да ведь говорят, раз нашел, так и твои. По закону вроде бы. Мы ведь пришли не затем, чтобы его назад требовать или там…

– Да-да, конечно. Я понимаю, мистер Гиббонс. Но ведь он у вас вырос, и вы его столько времени искали. Не можем же мы его у вас отнять.

Он быстро кивнул.

– Большое вам спасибо. – Он помолчал, сосредоточенно хмурясь, потом нагнулся и подхватил Оскара на руки. – Ну, нам пора, а то опоздаем на восьмичасовой автобус.

Хелен взяла мордочку Оскара в ладони и несколько секунд смотрела на него. Потом погладила мальчиков по голове.

– Вы ведь будете о нем хорошо заботиться?

– Да, миссис, спасибо. Вы не беспокойтесь! – Они поглядели на нее и заулыбались.

– Я вас провожу, мистер Гиббонс, – сказал я.

Пока мы спускались по лестнице, я щекотал пушистую скулу, прижимавшуюся к широкому плечу, и в последний раз слушал басистое мурлыканье. В дверях я пожал Гиббонсу руку, и они пошли по улице. На углу они остановились и помахали мне. А я помахал им – мужчине, двум мальчикам и коту, который глядел на меня через плечо прежнего хозяина.

В ту пору моей жизни я взлетал по лестнице, перепрыгивая через две-три ступеньки, но на этот раз я поднимался по ней, еле волоча ноги, как старик. Горло у меня сжималось, глаза пощипывало.

Выругав себя сентиментальным дураком, я с облегчением подумал, что Хелен приняла случившееся на редкость хорошо. Ведь она выходила этого кота, горячо к нему привязалась, и, казалось бы, такой непредвиденный удар должен был страшно ее расстроить. Но нет, она вела себя в высшей степени спокойно и разумно. Конечно, с женщинами никогда не угадаешь, но всетаки легче…

Значит, и мне нужно взять себя в руки. Изобразив на лице подобие бодрой улыбки, я твердым шагом вошел в комнату.

Хелен сидела, прижав лицо к столу, одной рукой обхватив голову, другую бессильно протянув перед собои. Ее тело сотрясалось от отчаянных рыданий.

Я впервые видел ее такой и, совершенно растерявшись, забормотал какие-то утешения, но рыдания не стихали.

Я беспомощно придвинул стул к столу и начал поглаживать ее по голове. Возможно, я и нашел бы что сказать, но только на душе у меня было так же скверно.