Текст книги "Искатель. 1990. Выпуск №2"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Владимир Рыбин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Мег опустила рюкзак на пол и оглядела комнату.

– Зачем мы перебрались в эту жуткую дыру? Неужели нельзя было остаться в мотеле? – спросила она, безнадежно махнула рукой и рухнула на кровать.

Чак подошел к окну, взглянул на берег. Он простоял так несколько минут, словно зачарованный, наблюдая за шумной толкотней, потом повернулся и подошел к кровати.

Мег взглянула на него.

– Если честно, Чак, иногда я думаю, что ты совсем с приветом, – призналась она. – Зачем было съезжать из мотеля. Там было удобно. А в этой жуткой дыре что мы забыли?

Чак посмотрел на нее остекленевшим взглядом.

– Какого мотеля?

Мег вздрогнула. Закрыла руками лицо.

– Чак! Ну что такое? Ты из меня чокнутую хочешь сделать, да? Я тебя спрашиваю про Пока, а ты говоришь: кто это такой? Теперь я… а ты говоришь: какой мотель! Что это значит? Что с тобой… или не с тобой, а со мной?

– Со мной все в порядке, крошка, – спокойно объяснил Чак. – Просто мы никогда не встречались с Поком. И никогда не останавливались в мотеле.

Мег в отчаянии запустила руки в спутанные волосы.

– В смысле, так я должна сказать полиции?

Чак ухмыльнулся.

– Видишь, крошка, оказывается мозги у тебя все-таки есть. Да, все так. Никакого Пока… никакого мотеля.

Вдруг ее опостылевшие, приставучие родители, опостылевший дом показались раем земным, сулящим спасение.

– Нет, Чак. – Стиснутыми кулачками она застучала по лбу, да так, что сделала себе больно. – Нет! Я уезжаю! Ты оставайся с этим сумасшедшим индейцем, на здоровье! А я ничего не хочу знать… И ничего никому не скажу. Все, я уезжаю!

– Неужели?

Он сказал это таким тоном, что она застыла на месте.

Чак вытащил свой нож с пружиной. Она попятилась, увидев сияющее лезвие.

– Ты с нами, крошка, – сказал он мягко. – Я ведь тебя предупреждал, и ты сказала: я с вами. И если ты сейчас хочешь выйти из игры, мне придется тебя немножечко поцарапать. Неужто тебе охота до конца жизни ходить со шрамами на лице?

Она в ужасе смотрела на нож. Чак удовлетворенно хмыкнул. Убрал нож обратно в карман.

– Ладно, крошка, идем посмотрим на город.

Она сидела неподвижно, обхватив руками живот.

– Тебе туда… через коридор, – подсказал Чак.

Скорчившись, она прошла в дверь напротив. Услышав, как в туалете заработал слив, Чак вышел и запер за собой дверь. И стал ждать Мег на лестничной площадке.

Плечом к плечу они спустились по ступенькам, прошли мимо улыбающегося индейца-толстяка – и оказались в котле, что бурлил возле гавани.

Пок Тохоло крепко держался за дверцу грузовика.

Водитель, веснушчатый, лысеющий крепыш-коротышка, изнывал от скуки… вот бы с кем-нибудь поболтать… хоть с кем. И когда он увидел на обочине голосовавшего Пока, он нажал на тормоз и помог Поку затащить в кабину его рюкзак. Едва Пок устроился поудобнее и грузовик с ревом понесся в сторону Парадиз-Сити, водитель снял со рта замок.

– Слушай, друг! Ты зря в эти края собрался! Радио слышал? Нет? Да ты что? Я только его и слушаю, когда не дома – дома приходится слушать жену. Про Палача слышал? Вот… то-то же! Хоть что-то новенькое, а то плетут все одно и то же… Никсон со всеми своими делами. Уши вянут… а тут совсем другой коленкор! Все кругом только и судачат, что об этом злодее! А ты откуда? Из Джексонвилла? Да, конечно, знаю… чего я только не знаю на этой трассе! Отпуск, а? Да, брат, не туда ты в отпуск собрался, точно говорю! Этот Палач… я так полагаю, у него мозги расплавились. Вот по радио сию минуту передали – полиция ищет какого-то индейца. И уж это без дураков… у нас полиция толковая. Если объявили, что этих толстосумов шваркнул индеец, значит, так оно и есть. Понимаешь, я против индейцев ничего не имею, но для меня все они едины… улавливаешь? Не думай, я не расист какой. Я так думаю, что и для индейцев все белые едины. А что, логично! Нет, но ты только представь! Этих толстосумов шваркнул индеец! Сказать, что я про это думаю? А вот что: на этих трех толстяков всем накласть. Ну вот, а по радио только что про него передавали. Эта шлюха его видела своими глазами: Менди Люкас. Она подтрясывает богатеньких в клубе «Пелота». Заведение еще то, я тебе доложу! В общем, она видела, как этот малый вылезал из ее машины… представляешь? Из ее машины! Я тут в кафешку заехал чего-нибудь перехватить, а она в телеящике красуется… в телеящике! Шлюха! Нет, я бы с такой и сам не прочь побарахтаться. Товар-то у нее в порядке. Одни титьки чего стоят! В общем, полиция ее охраняет. Она заявила, что узнает этого малого из тысячи, так вот, полиция собирается выстроить в линию всех индейцев города, чтоб им пусто было, а уж ей останется только пальцем на него показать. Как тебе это нравится? Говорю тебе, друг, индейцу в Парадиз-Сити сейчас лучше не соваться… смотри, а то хвост прищемят по ошибке, потом разбирайся!

Лицо Пока во время этой тирады оставалось бесстрастным, но в черных глазах пылал огонь.

Полицейский Уоргейт зевнул, потянулся… сейчас бы закурить. Было 2.45. Пост на автостоянке за клубом «Пелота» он занял два часа назад. Инструктировал его сержант Беглер.

– Слушай, Майк, – говорил Беглер, – забраться в комнату этой девушки можно только по пожарной лестнице. Она – единственная наша свидетельница. За ее безопасность ты отвечаешь.

Уоргейта это задание оскорбило. Кому она нужна, эта шлюха, не много ли чести ее охранять? Но за это он получал зарплату и потому выполнял приказ, изнывал от желания закурить и сам себя жалел.

Пок появился из-за угла подобно черному призраку, прижался к стене, на которую падала густая тень. В руке у него был нож. Он стал ждать, наблюдая за неспешно ходящим взад-вперед Уоргейтом.

Из клуба доносилась дробь ударных, всхлипы саксофона.

Уоргейт остановился, оперся спиной о пожарную лестницу. Оглядел залитую лунным светом стоянку, заставленную машинами. До закрытия клуба еще полчаса – раньше здесь никто не появится. Можно и закурить. Когда он чиркнул спичкой, Пок бросил нож.

Крик Уоргейта утонул в громком завывании саксофона. Пок шагнул вперед, вытащил нож из тела и вытер его о рукав Уоргейта, потом полез по пожарной лестнице.

На дверях шести девушек, живших на верхнем этаже клуба, висели таблички с именами.

Это была идея их агента.

– Девушкам приятно думать, что они – звезды, – объяснял он, выколачивая контракт из менеджера «Пелоты». – Вы же хотите, чтобы они были довольны?

Поэтому найти комнату Менди Люкас Поку не составляло труда.

Когда он приоткрыл дверь, в ноздри ему ударил запах дешевой парфюмерии и пота.

Свет луны падал прямо на спящую девушку. Став главной свидетельницей, Менди с работой в клубе сразу распрощалась. Она только и делала, что спала – наверстывала упущенное.

Ей снился ее телевизионный триумф, волнующий момент, когда впервые в жизни на нее была направлена телевизионная камера.

Рука в перчатке мягко сомкнулась вокруг ее носа и рта. Девушка проснулась, забилась в ужасе, тело ее выгнулось дугой, но хватка Пока только крепла. Свободной рукой он вонзил ей в сердце наточенный как лезвие нож.

Глава 5

Уолтон Уолбек оказался первым среди богачей, членов клуба «Пятьдесят», кто обнаружил в своей почте записку.

Этот высокий, бледнолицый и весьма изнеженный мужчина унаследовал от отца весьма солидное состояние и за всю свою жизнь не ударил и пальцем о палец, не освоил никакого полезного занятия, разве что научился недурно играть в бридж. Сейчас, в шестьдесят пять лет, он был обузой для своих знакомых – друзей у него не было, – обузой для себя самого и как черт ладана боялся смерти.

В то утро за завтраком – яйца в мешочек – он нервничал более обычного. Жуткая смерть миссис Данк Браулер его просто потрясла. Старушенцию он ненавидел от всего сердца, но как партнер по бриджу она его вполне устраивала. Какая жуткая смерть! Ужас! А потом еще этот развязный комментатор в утренних новостях подлил масла в огонь. «Похоже, полиция не знает, с какой стороны взяться за дело». Как тут не забеспокоиться! А дальше – эта женщина… Менди, как там ее… закололи ножом! И полицейского, что ее охранял – тоже! Охрана! И это полиция называет охраной?

Струны его нервов забренчали совсем не в лад, когда он услышал, как его слуга Джексон что-то выронил в кухне.

Он потянулся к очередному письму и увидел перед собой конверт, надписанный аляповатыми печатными буквами. Что это еще за мерзость? Чуть поколебавшись, он вспорол клапан, извлек сложенный лист писчей бумаги и резким движением пальцев развернул его.

Записка была написана крупными корявыми буквами; Уолбек вчитался в строки, и сердце его бешено заколотилось, вдоль позвоночника поползли ледяные щупальца страха.

«Если вам дорога жизнь.

Точно следуйте этим инструкциям:

Положите в конверт пять банкнот по сто долларов и прикрепите конверт клейкой лентой к днищу телефона-автомата в будке А в вестибюле аэропорта сегодня в 12.00.

Иначе вас ждет смерть.

Думаете вас защитит полиция? Спросите Менди Люкас.

ПАЛАЧ

Эту записку вложите в конверт с деньгами, и вам гарантирована безопасность».

Уолбек отбросил письмо, будто оно его укусило. В панике он вскочил на ноги и бросился в другой конец комнаты к телефону. Но на полпути остановился. Сердце тукало по ребрам так неистово, что он того и гляди мог потерять сознание.

– Джексон! – позвал он и бухнулся в кресло. – Джексон!

Слуга, терпевший его прихоти вот уже десять лет, не спеша подошел к двери. Он был примерно на год моложе Уолбека, но сохранился заметно хуже.

– Вы звали, сэр?

Уолбек посмотрел на слугу, и сердце у него упало. От Джексона нечего ждать помощи, какая помощь, он еще будет счастлив, что хозяин попал в такое кошмарное положение. Он знал, как его «любит» Джексон, и не питал на этот счет никаких иллюзий.

– Нет… ничего… уходи! Что ты на меня уставился? Занимайся своим делом!

– Да, сэр.

Когда Джексон вышел, Уолбек заставил себя подняться. Подошел к бару и налил себе хорошую порцию бренди. Выпил, подождал, пока алкоголь начнет действовать. Мозг его тем временем метался под черепной коробкой, будто попавшая в капкан мышь.

Палач!

Маккьюэн, миссис Данк Браулер, любовница Риддла… теперь еще эта Менди!

Этот тип – просто сумасшедший, и полиция ничего с ним не может сделать!

Неверной походкой он вернулся к столику для завтрака и снова глянул на письмо.

Сообщить полиции? Вызвать своего адвоката? Но чем они смогут помочь?

Нет… лучше всего… и надежнее всего – заплатить. Конечно, заплатить, и немедленно! Сейчас же в банк, снять деньги, потом – в аэропорт. Да и сумма не бог весть какая… всего пятьсот долларов… укус комара!

Пок Тохоло с рюкзаком за спиной вошел в вестибюль аэропорта и смешался с толпой авиапассажиров. Нашел свободное место возле ряда телефонных будок и сел, положил между ног рюкзак. Никто не обратил на него внимания, он мгновенно стал частью фона. Здесь было несколько семинолов в цветных рубахах и джинсах, стоя небольшими группками, они ждали своих самолетов. Пок развернул газету и стал читать спортивную страницу.

Чуть после 11.30 он увидел: в вестибюль входит Уолтон Уолбек. Он был завсегдатаем клуба «Пятьдесят», и Пок его мгновенно узнал. Уолбек направился к телефонной будке А. Там разговаривала какая-то девушка, и Уолбек принялся ждать, нервно поглядывая по сторонам, отирая высокий лоб шелковым платком.

Наконец, девушка повесила трубку, вышла из будки и быстро зашагала прочь. Уолбек забрался в будку, захлопнул за собой стеклянную дверь. Его спина скрывала все его манипуляции. Через несколько мгновений он вышел, украдкой глянул направо, налево и поспешил к выходу.

Пок обвел взглядом переполненный вестибюль. Войти в будку и проверить, есть ли деньги? Соблазн был велик, но Пок сдержался. То, что он здесь, уже огромный риск.

Заявил Уолбек в полицию или нет? А они: велели ему следовать инструкциям и теперь ждут, кто придет за деньгами?

Пок еще раз огляделся. Вокруг никого, кто смахивал бы на фараона; но это ничего не значит. Если Уолбек связался с полицией, фараоны не будут маячить возле будки, а установят за ней наблюдение из какого-нибудь укромного уголка, готовые в нужную секунду кинуться наперехват.

Он продолжал читать газету. Время от времени в будку А кто-то заходил. Деньги – если они там – прикреплены к автомату снизу, на них не наткнешься, если не искать специально… ведь так?

Наконец он поднялся и прогулочной походкой направился к выходу – там стояли автобусы, курсировавшие между аэропортом и городом.

У выхода он задержался, будто что-то вспомнил, подошел к телефонной будке напротив той, куда заходил Уолбек, и захлопнул за собой дверь.

Чак посмотрел на часы: 11.45. Он сидел на кровати и курил: под ногами скопилась кучка окурков.

Мег сидела на стуле у окна и смотрела на текший внизу людской поток. Она знала: Чак чего-то ждет, но уже научилась не задавать вопросов.

Звонок телефона заставил их обоих вздрогнуть.

Чак схватил трубку.

– Чак?

Он узнал голос Пока.

– Угу.

– Аэропорт… будка А, – сказал Пок, и раздались гудки.

Чак положил трубку на место. Глаза его загорелись. Пок не стал бы звонить просто так… значит, деньги принесли… номер удался!

– Тебе надо кое-куда съездить, – тоном, не терпящим возражений, произнес Чак, глядя на Мег. – Слушай внимательно. Автобусом доедешь до аэропорта. Где остановка, знаешь?

Она безмолвно кивнула.

– В аэропорту войдешь в главный вестибюль. Справа – ряд телефонных будок. Они все обозначены буквами: А, В, С и так далее. Зайдешь в будку А. Дальше слушай внимательно: наберешь этот номер. – Он протянул ей клочок бумаги. – Это телефон городского центра информации по туризму. Тебя интересует, где можно выкупаться бесплатно.

Мег слушала, и глаза ее округлялись.

– Должна же ты зачем-то зайти в телефонную будку, – продолжал Чак. – Вдруг полицейский тебя об этом спросит? Или почему ты вообще оказалась в аэропорту. Скажешь, что у тебя отпуск, вот ты и решила, что и на аэропорт стоит поглядеть… скажешь, что аэропорты – это вообще твоя слабость. – Он окинул ее изучающим взглядом. – Никакой фараон тебя ни о чем спрашивать не будет, но если что, легенда у тебя должна быть наготове. Ясно?

Она кивнула.

– Так, слушай дальше… пока будешь набирать номер, пошарь под дном аппарата. К нему клейкой лентой прикреплен конверт. Конверт забираешь, кладешь в сумочку. Только чтобы никто не видел. Поняла?

Она облизнула губы.

– А почему ты сам не поедешь? Зачем посылаешь меня? – внезапно охрипшим голосом спросила она.

Чак свирепо глянул на нее.

– Опять старые песни?

Она дернулась, как от удара.

– Нет… я все сделаю.

– Вот и умница. С конвертом вернешься прямо сюда. Пок будет за тобой наблюдать. Имей это в виду.

С каменным лицом она взглянула на него.

– Кто такой Пок?

Он осклабился, потом кивнул.

– Молодец, делаешь успехи… но помни, ты под присмотром. А теперь вперед.

Она подхватила свою обшарпанную сумочку и вышла. Он прислушался к звуку ее удаляющихся шагов, потом, убедившись, что она ушла, сам сбежал по деревянным ступеням, кивнул толстяку-индейцу, сидящему за своим столиком, – и оказался на залитом солнцем берегу.

Он быстро пробирался сквозь толпу. Вот и остановка… Он спрятался за лотком с бананами. Мег и еще несколько человек стояли и ждали автобуса. Вскоре он приехал, и Мег поднялась в салон.

Едва автобус ушел, Чак побежал к причалу, где запарковал «бьюик». Лихо газуя по боковым улочкам, он примчался в аэропорт на десять минут раньше автобуса. В вестибюле аэропорта он огляделся – найти место, откуда просматриваются телефонные будки, а самому при этом оставаться незамеченным.

Устроившись около газетного киоска, он увидел: в вестибюль быстро вошла Мег. Направилась прямиком к будке А, и он удовлетворительно кивнул.

Вроде не паникует. Не трясется от страха.

Она вошла в будку, закрыла за собой дверь. И вдруг… мышцы живота у Чака завязались тугим узлом. Откуда ни возьмись появились два детектива. В штатском, но он готов был поклясться, что это детективы: рослые, гладко выбритые, подтянутые, широкоплечие и целеустремленные. Они взрезали толпу, приближаясь к линии телефонных будок… на лбу у Чака выступила испарина.

Выдаст ли его Мег? Эта мысль пришла первой. Надо рвать когти, уносить из города ноги к чертовой матери! Он оцепенел от страха, просто стоял и смотрел.

Детективы неожиданно поменяли курс и остановились перед молодым индейцем-семинолом, только что вошедшим в вестибюль.

Чак смахнул пот с подбородка и перевел дыхание. Детективы препроводили индейца в угол и устроили ему перекрестный допрос. Он протестовал и размахивал руками, а люди стояли, разинув рты.

Опомнившись, Чак перевел взгляд на будку А – оттуда как раз вышла Мег и направилась к выходу. Она не видела того, что произошло десять секунд назад, но шла слишком быстро… подозрительно быстро.

Чака снова сковал страх.

Вдруг один из полицейских сейчас обернется и увидит ее? Куда это, интересно, эта крошка так спешит? Но Чак тревожился напрасно. Детективы увлеченно допрашивали индейца.

На негнущихся ногах Чак вышел из аэропорта. Вон и Мег, садится в автобус. Он поспешил к своему «бьюику».

В автобусе ехало всего пять пассажиров. Мег заплатила за билет и прошла в дальний конец салона, где не было вообще никого. Водитель, когда она садилась, взглянул на нее с любопытством. Да, вид у нее, наверное, будь здоров. По спине ползли мурашки, едва она села, ее заколотило, как в лихорадке. Лишь бы другие пассажиры ничего не заметили. Несколько минут она пыталась унять дрожь, но вот автобус, погромыхивая, выбрался на шоссе, а на нее все никто не оборачивался. И постепенно она успокоилась.

Автобус влился в густой поток машин, и Мег открыла сумочку, вытащила из нее коричневый конверт, взятый в будке. Посмотрела на него, перевернула, поколебалась минутку, потом – она должна знать! – достала из сумки пилочку для ногтей и вскрыла конверт.

Внутри оказалось пять купюр, по сто долларов каждая. При виде этих денег, она вся скорчилась от страха… а это что? Записка… Палач! Страх сменился ужасом. К горлу подкатил ком, рот наполнился слюной. Ее чуть не вывернуло наизнанку, но ей все же удалось справиться со спазмом. Она снова прочитала записку, чувствуя, что покрывается холодным потом. Вот все и выяснилось! То, чего она смутно опасалась, оказалось правдой!

Палач!

Пок – это Палач!

Сколько людей он убил? Мысли ее заметались – она попыталась вспомнить. Хотя так ли это важно? Разве одного убитого мало?

Трясущимися руками она положила деньги и записку в конверт, убрала обратно в сумочку.

А Чак повязан с этим жутким индейцем… и она повязана тоже!

Она повернула голову и стала смотреть сквозь замызганное окно – пальмы, пляжи, купальщики, – парализованная от ужаса.

Потом заставила себя сосредоточиться, подумать.

Пок запугивает людей и вымагает у них деньги, а она эти деньги собирает! Ведь ее могла караулить полиция! Ее могли арестовать, когда она брала конверт из-под телефона!

И обвинить в убийстве!

Ну, нет! Связываться с убийством она не желает – этого не стоит даже Чак! В голове все помутилось, ну где же, где же выход? Что делать? Рот опять наполнился слюной, усилием воли она снова подавила позыв к рвоте.

Заявить в полицию?

Она поежилась. Легко сказать: в полицию! Ну, допустим, она идет в логово этих фараонов и обо всем им рассказывает. Пусть даже они ей поверят, что дальше? Отправят назад к родителям? Скорее всего запихнут куда-нибудь, где она якобы будет в безопасности! Мозг ее яростно искал выход, но лишь ударялся о стенки черепной коробки, словно теннисный мячик.

Она закинула ногу на ногу, еще раз переменила позу. Стиснула кулачки, застучала ими по коленкам, потом опомнилась и в страхе посмотрела вдоль прохода. Никто в автобусе не обращал на нее внимания. Ей хотелось закричать, чтобы эти пятеро ее услышали: люди, помогите!

Но она заставила себя сдержаться. Нет, выход только один. Сразу же, сейчас же – в Майами. Из Майами – на север, как можно дальше от Парадиз-Сити. И затеряться где-нибудь, забыть про Чака, и все начать сначала.

Стоило ей принять это решение, паника враз схлынула.

Уж этот номер она как-нибудь провернет, невелика хитрость. Через пару миль автовокзал. Она попросит водителя остановиться. И автобусом же – до Майами. А оттуда…

И снова ее сковал лед отчаяния.

Все ее барахлишко – в этой вшивой комнатенке, где заправляет толстяк-индеец! А с собой – ничего! И что она за дура такая? Только сама себя заводит! Ну как, как она доберется до Майами? Все ее бегство – два доллара в сумочке, да и тех не наберется!

Минуту она сидела, вперив застывший взгляд в окно.

Два доллара? Что она, совсем спятила? А пятьсот? Только… хватит ли у нее духа их взять? Ведь тогда она – соучастница или как там это называется у фараонов? Зато – свобода! Кончится этот кошмар! Вот уж точно надо быть дурой, чтобы этим подарком не попользоваться!

Она глубоко, сквозь бившую дрожь, втянула в себя воздух.

Пять сотенных ей хватит, чтобы добраться до Нью-Йорка. Там она растворится… устроится на работу!

Дрожь улеглась, вернулась уверенность в себе. Украдкой она открыла сумочку и пересчитала пять сотенных купюр, не вынимая их из конверта.

Так тому и быть!

Она едва не зарыдала от облегчения.

Никакого тебе больше Чака! Никакого Пока! Никакой полиции!

И никаких сомнений! Она решительно захлопнула сумочку, поднялась с места и пошла по проходу к водителю.

– Остановите, пожалуйста, у автовокзала, – попросила она, удивившись, как ровно звучит ее голос. – Уже близко, да?

Водитель автобуса был отцом пяти дочерей. Девчонки все добрые, симпатичные, аккуратные. Старшая – примерно ровесница вот этой, подумал он. Да он просто счастливчик! Слава богу, дочки у него – народ вполне приличный, порядочный. А эта! Вся потом провоняла! А одета во что? Рвань да грязь! Такую дочку иметь – не дай господь!

– Угу… через пару минут, – буркнул он, не глядя в ее сторону. – Остановлю.

– Спасибо, – поблагодарила Мег и вернулась на место.

Через несколько минут автобус подрулил к людному в этот час автовокзалу. Едва автобус начал тормозить, Мег двинулась по проходу. В дверях выдавила из себя улыбку.

– Спасибо.

– Тебе спасибо, – откликнулся водитель со злой иронией. Включил сцепление, и автобус тронулся.

Вцепившись в сумочку, Мег зашагала к кассе.

– Привет!

Ее словно громом поразило. Она медленно повернулась, цепенея от ужаса.

Из окошка «бьюика» на нее смотрел Чак. На лице его поигрывала знакомая ухмылка.

– Тебя подвезти, крошка? – спросил он.

Эллиот Хансен считался блестящим мастером бриджа, мирового уровня, но его вполне устраивал пост секретаря клуба «Пятьдесят» – он был отпетым гомосексуалистом, и спортивная сторона бриджа его абсолютно не интересовала.

В этот жаркий и солнечный день он сидел за своим столом и разглядывал детектива Лепски, как разглядывают большого мохнатого паука, невесть откуда свалившегося к вам в ванну.

Эллиот Хансен был статный, осанистый и видный мужчина. Густые седые волосы спадали на воротник. Ровнейшие ряды вставных зубов, которые он чистил минимум три раза в день, так и лучились, стоило ему улыбнуться. Он уверял, что ему шестьдесят, но даже набросив лет семь, вы бы все равно промахнулись. В сфере его общения находились только богачи, люди богатые до неприличия. Он купался в роскоши, пил только старые выдержанные вина. В маленьком мире клуба его окружала только роскошь, но даже сейчас Хансен не упускал случая легонько облапить где-нибудь в туалете первого попавшегося красавчика.

Шеф полиции Террелл решил: к Хансену нужно послать Тома Лепски, здесь нужен именно он, – человек, который не витает в облаках, далек от снобизма, не робеет перед богатством, а самое главное – обладает недюжинным честолюбием.

– Слушаю вас, – нежно пропел Хансен. Он вытащил из-за манжеты надушенный шелковый платок и помахал перед своим изысканным носом.

Своим полицейским голосом, заставившим Хансена поморщиться, Лепски объяснил цель своего прихода.

По происхождению Эллиот Хансен был англичанином. Много лет назад он служил мажордомом у некоего герцога, но однажды герцог здорово вляпался с каким-то бойскаутом. Вскоре английская полиция пресытилась и собственными деяниями Хансена, ему пришлось уехать из страны, и он с радостью принял пост секретаря самого престижного клуба для игроков в бридж во Флориде, клуба для избранных.

Хансен слушал Лепски, едва веря собственным ушам.

– Но, мой дорогой друг, это в высшей степени немыслимо! Один из нашей обслуги? Нет! Нет! Категорически невозможно!

Лепски ненавидел гомосексуалистов не меньше, чем Хансен ненавидел детективов. Он заерзал в кресле, сдерживая раздражение.

– Мы ищем индейца, – сказал он. – По нашим данным, ему года двадцать три – двадцать пять, густые черные волосы, ходит в темных джинсах и цветастой рубахе. У вас есть индеец, который подходит под это описание?

– Такой молодой? – Хансен поморщился. – Нет… нет… все наши индейцы – народ в возрасте. Работают у нас много лет… да, еще как много… и всю жизнь – в цветастых рубахах. – Он отвел голову назад и засмеялся. Произведенный им звук напомнил Лепски ржание кобылы.

– Угу… но поставьте себя на наше место, – напирал Лепски. – Два члена вашего клуба убиты. Третий решил сыграть в ящик сам: убили его любовницу. У нас, естественно, возникает вопрос: нет ли связи между убийцей и вашим клубом? Нам известно, что убийца – индеец-семинол. Улавливаете? Может, кто-то из вашего персонала взялся за отстрел членов клуба?

Хансен высокомерно улыбнулся, демонстрируя шикарные вставные челюсти.

– Уверяю вас, дорогой друг, вы совершенно не там, абсолютно не там ищете. Наши слуги работают у нас не первый год… Далеко не первый. Они нас обожают. Вы себе этого просто представить не можете. Эти индейцы – народ исключительно преданный, такие душки. Они нас обожают.

– А вдруг кто-то из них заимел на вас зуб? – настойчиво допытывался Лепски. – Может, кто-то считает, что с ним плохо обошлись?

– Плохо обошлись? – Хансен искренне поразился. – К персоналу здесь – наипрекраснейшее отношение. Мы как одна семья – большая и счастливая.

Лепски тяжело задышал через нос.

– Вы никого из персонала не увольняли? Может, кто-то не отвечал вашим требованиям?

Во время всего разговора Хансен поигрывал ручкой с золотым пером. Тут она выскользнула из пальцев и покатилась по столу. Он чуть вздрогнул, будто на секунду дал о себе знать какой-то зубной нерв. От глаз Лепски это не укрылось.

Последовала долгая пауза, потом Хансен поднял ручку и принялся снова катать ее между пальцами.

– Ну… разве что в прошлом… да, такое бывало, – выдавил он медленно и неохотно. Ему вспомнился тот молодой индеец. Когда это было? Четыре месяца назад? Он старался не вспоминать об этом неприятном случае, но сейчас память все высветила с пугающей ясностью. Как его звали? Тохоло? Да… его отец работает в клубе уже двадцать лет. Однажды этот старик пришел к нему и попросил взять на работу сына. Увидев его, Хансен согласился… такой красивый, прекрасно сложенный мальчик! Но какой дикарь! Когда Хансен ему улыбнулся… они были одни в туалете, возле умывальника, и он его легонько погладил. Воспоминание ожгло Хансена. Каков дикарь! Тут любой испугается. Он, конечно, позволил себе лишнее. Но уж слишком обманчивый вид был у парня. Короче, пришлось от него избавиться. Отцу он тогда как можно вежливее объяснил: ваш сынок в клубе пока не на месте… слишком молод. Старик тогда посмотрел на него недобрым взглядом. Хансен обеспокоенно задвигался в кресле. Перед ним возникли черные глаза, пылавшие презрением.

Но не говорить же этому кошмарному детективу насчет Тохоло! Только начни объяснять… нет! Невозможно!

– Вы помните конкретно какого-нибудь индейца, которого пришлось уволить? – повторил вопрос Лепски.

Суровый полицейский голос резанул по нервам Хансена.

– Такого не случалось уже несколько лет, – сказал он. – Люди, конечно, уходят. – Он посмотрел на Лепски и тут же отвел глаза в сторону. – Возраст поджимает. Мы отправляем их на пенсию.

Лепски уже учуял след.

– У вас есть список персонала?

Хансен растерянно моргнул. Вытащил шелковый платок и коснулся им висков.

– Конечно.

– Можно посмотреть?

– Но, уверяю вас, вы просто тратите время.

Лепски откинулся в кресле. Лицо худощавое, подумал Хансен, прямо ястреб.

– Мне платят за то, чтобы я тратил время, – жестко возразил Лепски. – Вы, что, не хотите мне показывать этот список?

На Хансена вдруг накатила слабость. Но он призвал в помощь все свое достоинство.

– Прошу вас держаться в рамках приличий, – сказал он, но голос его предательски подрагивал. – Если хотите видеть список, я вам его покажу.

Полицейские глаза Лепски тускло замерцали.

– Да, я хочу его видеть.

– Пожалуйста.

Хансен открыл ящик стола. Передал Лепски книгу в кожаном переплете.

Лепски изучил список имен, который не сказал ему ровным счетом ничего, но он был убежден: Хансен пытается что-то скрыть.

– Мне нужна копия. Со всеми этими людьми придется поговорить, – отчеканил он и бросил книжку на стол.

– Пожалуйста.

Но Хансен продолжал сидеть неподвижно. Какой-то момент они смотрели друг на друга, потом Лепски сказал:

– Прямо сейчас, я подожду.

– Пожалуйста.

На трясущихся ногах Хансен поднялся и, подхватив книгу, вышел. Через пять минут он вернулся и протянул Лепски лист бумаги.

– Вот, держите… вряд ли это вам что-то даст, но раз вы просили…

Лепски изучил список, потом поднял голову и тусклыми глазами уставился на Хансена.

– Одного не хватает, – сказал он. – В вашем списке было пятнадцать индейцев, а здесь – четырнадцать.

Лицо у Хансена вытянулось.

– Извините… вы не представляете, сколько страданий мне доставляют мои сотрудники. Секретарша – почти полная идиотка.

– Неужели? – Лепски протянул руку к списку в кожаном переплете, который Хансен держал под мышкой. Побледнев, Хансен передал список.

Лепски быстро сверил имена.

– Кто такой Тохоло? – спросил он.

Хансен облизнул пересохшие губы.

– Она не включила в список Тохоло? Что же она, совсем того? Это наш старейший и самый верный работник! Уверяю вас, можете о нем не думать. Тохоло! Да он работает лет двадцать!

Лепски поднялся.

– Хорошо… извините, что пришлось побеспокоить. – Он пошел к выходу, потом остановился и спросил: – Вы не возражаете, если я поговорю с Тохоло прямо сейчас?

Хансен плюхнулся в кресло. Взял ручку с золотым пером, посмотрел на нее. Он как-то сразу сник и обернулся глубоким стариком.

– Если не будете мешать членам клуба, говорите, – хрипло произнес он. – Он в баре.

– Где у вас бар?

Хансен продолжал смотреть на свою ручку.

– В дальнем конце коридора, левая дверь.

Тут он взял себя в руки. Надо что-то предпринять. Не позволять же, чтобы вся его отлаженная жизнь взяла и рухнула? Он поднялся и в отчаянии посмотрел на Лепски.