Текст книги "Искатель. 1978. Выпуск №3"

Автор книги: Джеймс Хедли Чейз

Соавторы: Роберт Шекли,Сергей Абрамов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Не нравится мне твой тон, Николай Петрович. Голоса победителя не слышу.

Тон у меня действительно минорный, но я просто устал на следственном марафоне. И еще не дошел до финиша.

22

Утро следующего дня начинается у меня с телефонных звонков. Сначала звоню Немцовой.

– Раиса Григорьевна? Соболев вас приветствует. Ни вчера вечером, ни ночью вас никто не потревожил, нет? Отлично. Теперь можете спокойно выходить: Ягодкин арестован. Челидзе струсил, и это вас спасло. Ну а если бы не струсил, вы могли стать соучастницей Ягодкина.

Потом по внутреннему телефону вызываю Жирмундского. Он знает, о чем я спрошу, поэтому сразу же выдает готовый ответ:

– В милицию я уже звонил. Заявление Бауэра получено и тут же передано в МУР одновременно с просьбой посольства.

– Соедини меня с угрозыском, – говорю я.

Трубку подымает старший инспектор Маликов, с которым я уже встречался в связи с делом Гадохи. Оказывается, он меня помнит и потому позволяет себе пошутить.

– Третье дело вам сдаем, товарищ полковник. Отрадно. Могу еще парочку подбросить.

– Не помню второго.

– А дело об убийстве на Минском шоссе. Его у нас забрал ваш помощник. Кстати, и первое и второе мы бы закрыли: там нет даже подозреваемых. Один сгорел, второй, угробив машину, сам же разбился. Только в третьем деле надо вора искать. Посольство требует, да поскорее.

– Уже нашли, – усмехаюсь я.

– Кто?

– Мы же и нашли. Так что передавайте дело. Облегчаем вашу работу.

Обмен любезностями завершает переговоры. А дело закрыть нельзя. Ни первое, ни второе, ни третье.

Отто Бауэр. Коммерсант. Представитель мюнхенской фирмы «Телекс» с ее филиалом в Вене. И Бауэр не подставное лицо, он действительно занимается торговыми делами в Москве. Но то, что у него есть и другие хозяева, знаем пока только мы. Знаем, но привлечь к ответственности не можем. Правда, катушку с магнитофонной записью мы у него, пожалуй, найдем, но запись подтвердит только розыгрыш Челидзе и Шелеста. А Бауэру мы даже экспертизы физиков не предъявим. Он посмеется и скажет: нашел где-то на улице, прослушал дома и оставил у себя как любопытную диковинку. В чем же его обвинишь? В шифрованной переписке на почтовых марках он не участвовал, с Ягодкиным, скажем, незнаком, а имя Отто так же популярно в Германии, как у нас Владимир или Олег. Даже если признается Ягодкин, Бауэр может хладнокровно все отрицать. Никаких очевидцев их знакомства ни у нас, ни у Ягодкина нет. Свидетельство Линьковой неубедительно. В первый раз она видела его только мельком накануне превращения Ягодкина в филателиста. На прошлой неделе так же мельком заметила его в подъезде гостиницы «Националь» на улице Горького. На официальном допросе она может сказать только то, что Бауэр чем-то напоминает Лимманаса, как его называл тогда Ягодкин, но категорически утверждать, что это одно и то же лицо, она, конечно, не будет. Случайная встреча со случайным человеком… Так что никаких оснований для того, чтобы задержать Отто Бауэра, у нас не имеется. Да и пусть улетает он со своей липовой записью.

– Значит, ни документов, ни билета на самолет ему не возвращаем? – спрашивает Жирмундский, когда я излагаю ему свои соображения о Бауэре.

– А зачем? Они пойдут в дело Ягодкина вместе с западногерманской валютой, а новый паспорт и билет Бауэр получит в посольстве.

Я смотрю на часы. Уже полдень. Пора начинать генеральную репетицию.

Звоню по внутреннему телефону.

– Ягодкина на допрос.

Ягодкин появляется, садится на стул напротив меня..

– Можно закурить, гражданин следователь?

Я протягиваю ему сигареты. Он закуривает с наслаждением давно не курившего человека. Глаза еще спокойные, и не дрожат руки. Значит, допрос будет трудный.

– Я вас предупреждал, что все знаем о вас?

– Предупреждали. Только ваше «все» – это мое «ничего». Меня могли бы уличить только факты. А у вас всего один: чужой паспорт и попытка бегства. Не могу не при знать: было!

Ягодкин хорошо знает Уголовный кодекс. Статья о попытке бегства за границу – это одно, а статья об антисоветской деятельности в интересах иностранной разведки – совсем другое.

– Как оказались у вас документы Бауэра? – спрашиваю я.

– Нашел в вагоне метро на скамейке. Соседей не помню.

– Зачем же вы вклеили свою карточку в чужой паспорт?

– Затем, чтобы воспользоваться им как своим.

– И авиабилетом до Вены?

– Неумный вопрос. Все затем, чтобы удрать за границу.

– Разве у нас вам так плохо жилось?

– Всегда ищешь лучших возможностей в жизни. У нас две личные автомашины – это уже предлог для вмешательства ОБХСС, а за границей только признак зажиточности.

– А Бауэр не способствовал вашему побегу?

– Косвенно, как владелец паспорта.

– Это свидетельство вашей лжи. Вы связаны с Бауэром, и ваша попытка к бегству, – я выбрасываю свой первый козырь, – это в его кодовой системе переосмысленный вами «вариант зет»!

Хороший удар. У Ягодкина в глазах искорки ужаса. Но воля берет верх, искорки тухнут.

– Что значит «переосмысленный»? – медлит он.

– То, что вам надлежало скрыться где-нибудь на периферии, а вы предпочли бежать за границу с паспортом Бауэра.

– А при чем здесь «вариант зет»? Я вас не понимаю.

– Откуда же, вы думаете, мы взяли эти два слова?

– Не интересуюсь.

– Ладно, к вопросу о «варианте зет» мы еще вернемся, а пока ответьте на вопрос из вашей военной биографии.

– Она чиста как стеклышко, протертое замшей.

– Мы проверили: все совпадает. Но интересует нас лишь один эпизод вашей фронтовой биографии. Ваше отступление из Минска.

– А что тут интересного? Хаос, сумятица, смятение чувств. Отступали по болоту, обходя прорвавшуюся по шоссе танковую колонну противника. Под ногами кочки, осока, грязь. А кругом мгла, туман, ольшаник простреливаемый. Гибли люди без счета. Ну а мне повезло, уцелел.

– А кто с вами рядом был, не припомните?

– Разве теперь вспомнишь? С одним, можно сказать, два дня до смерти шли: так на руках у меня и отдал богу душу. А я даже, как звать его, позабыл.

Я бросаю еще один козырь.

– А Клюева не помните – бывшего штрафника из вашей роты?

И опять в глазах его вспыхивают искорки страха. И тут же гаснут: сильной воли человек.

– Не припоминаю.

– Лжете, Ягодкин, помните. И он вас четверть века помнил. И в Москве вас нашел, чтобы посчитаться за старые дела-делишки. Ведь мы знаем об этом визите и о его последствиях.

– Басни.

– Вот и прочтите одну из них. – Я передаю ему копию заявления Клюева.

Ягодкин читает, не подымая глаз, только руки дрожат – вот-вот разорвет он этот листок. Читает он долго, я думаю, перечитывает каждую строку по нескольку раз, размышляя, как обесценить этот документ. Наконец наши взгляды встречаются – мой уверенный и его озлобленный взгляд попавшего и капкан волка.

– Не так все было, гражданин следователь. Оклеветал он меня.

Я не говорю Ягодкину об анонимке: в деле она не рассматривалась, Клюев и так все признал. Но об анонимке вспомнил сам Ягодкин.

– Я знаю, что здесь только вы задаете вопросы, гражданин следователь. Но разрешите и мне задать вам вопрос.

– Спрашивайте.

– Вы знакомились с делом Клюева?

– Конечно.

– Не было ли в этом деле указующего письма без подписи обо всех его преступлениях перед законом?

– Анонимные письма в суде не рассматриваются.

– Но у следователя по его делу было такое письмо. Это я написал его. Перечислил все им содеянное.

Я вижу ход Ягодкина и куда он ведет. Подлец охотно признает любую пакость, когда она уменьшает его вину. Если бы анонимные письма рассматривались судом, то Ягодкин мог бы отвести обвинение Клюева как месть за его заявление в угрозыск.

– Возможно, следствие не придало ему большого значения, – говорю я. – И кем бы ни был Клюев, срок его заключения рано или поздно закончится. А свидетельство его о вашем пребывании в плену у немцев и о вашем согласии работать на их разведку все равно остается таким же уличающим вас свидетельством, даже если бы он был соучастником вашего преступления.

Он опять меняется у меня на глазах. Не суетится, не ерничает, не пытается ничего опровергнуть. Только говорит снова медленно-медленно, как будто все уже решил.

– О чем плакать? – вздыхает он. – Было. И плен и вербовка. Взяли подписку и отпустили через несколько дней на том же участке фронта. Но ведь не работал же я на гитлеровскую разведку. Войну прошел с боями, наградами и чистой совестью. Никого не продал, не предал. О Клюеве не говорю, дезертир он и ворюга, и жалеть его не за что. А то, что он сказал обо мне, – правда. Но ей уже больше тридцати лет, можно было бы и простить.

– На немецкую разведку в годы войны вы действительно не работали – охотно верю. А вот через три десятка лет о вас все-таки вспомнили. Нашлась где-то в архивах гитлеровских преемников ваша подписочка. И не тронули бы вас из за нее: только мужество надо было иметь, мужество признания. А вы шантажа испугались. Все у вас было: работа, в которой вы были мастером, семья, которую могли бы и не разрушать, перспектива честной, незапятнанной жизни. Но вот приезжает из Мюнхена или Кельна некий господин Бауэр, представитель уже не гитлеровской и даже не западногерманской разведки. И честная жизнь гражданина Ягодкина кончается. Появляются доллары, кляссеры с редкими марками, да и расплата не слишком трудная: всего-навсего сколотить вокруг себя группу своих людей, которым весело хочется жить, не утруждая себя хождением на работу, и на которых мог бы опереться уже более опытный, чем вы, другой специально засланный агент. Тут пригодились бы и бывшие уголовники, и просто жадные до денег люди, и злобные антисоветчики, готовые на все, чтобы порадовать хозяев «Свободной Европы». К счастью, времени у вас было мало, не успели вы расширить «компашку», да и довериться вы могли только двум, полученным в наследство от вашего «однофамильца» из Марьиной рощи. Один просто ловкий мошенник, валютчик и спекулянт, другой – бандит, способный на любое преступление за пару сотенных. Наследство небогатое, хотя трюк с однофамильцами, как прикрытие, роль свою сыграл.

Только надо было так случиться, что первый Ягодкин был совсем не Ягодкин, а Гадоха – один из моих старых знакомых. Тут уж вам не повезло. Вот отсюда-то и начался новый ваш след как изменника Родины, подлеца и убийцы. Да, да, убийцы, потому что на ваших руках кровь убитого по вашей указке советского человека. А начнем мы с вашего развода, с ваших первых знакомств, с поисков связных, которые могли бы перевезти за границу на вид совсем новенькие советские марки, а на самом деле марки с зашифрованным на обороте текстом и затем покрытые непрозрачным бесцветным клеем.

– Это только ваша гипотеза, гражданин следователь, – снова очень спокойно возражает Ягодкин. – Я действительно посылаю своим зарубежным друзьям новые советские марки, но никаких манипуляций с ними не происходит. Марки так и остаются марками, а не способом секретной связи с заграницей, в чем вы меня обвиняете.

– Почему же вы, посылая марки, не пользуетесь обычной почтовой связью? – вмешивается в допрос Жирмундский.

– Потому что не хочу рисковать.

Мы переглядываемся с Жирмундским, и я понимаю его предостерегающий взгляд: пока не говорить о Чачине и о расшифрованном нами тексте на обороте переданной ему почтовой марки, приберечь главный наш козырь к финалу. Что ж, прибережем. Тем более что деятельность Ягодкина на поприще советской филателии далеко не исчерпана.

– Значит, вы признаетесь в том, что ваш интерес к филателии и связанным с нею обменным операциям с зарубежными коллекционерами возник у вас с приездом в Москву и визитом к вам господина Бауэра? – суммирует свой вопрос Жирмундский.

– Нет, не признаюсь.

– Но у нас есть свидетельство вашей бывшей жены.

– Она может свидетельствовать только о том, что было в действительности. Действительно, я купил у богатого иностранца его редкую коллекцию марок. Естественно, я не собирал ее, но у филателистов не спрашивают, приобретал ли он свою коллекцию оптом или поштучно. Значение имеют сами марки, а не их бывшие собственники. Кстати, бывшего собственника купленных мною марок звали не Бауэром.

– Ну, Лимманисом, как вы назвали его вашей жене. У гастролеров из иностранных разведок обычно десятки разных фамилий.

– О своей профессии он мне не рассказывал. Речь шла только о марках.

– Странно не это. Странно то, что пополняли вы свою коллекцию главным образом из зарубежных источников.

– Европейский марочный рынок богаче нашего.

– А связных для гастролей на этом рынке подыскивал вам Челидзе?

– Об этом спросите его самого.

– Это он для вас пытался завербовать инженера Еремина?

– Завербовать? Для меня? Не пугайте, гражданин следователь. В первый раз слышу эту фамилию.

– Не лгите, Ягодкин. Челидзе с ним вел переговоры от вашего имени. Ведь Еремин шел к нам, чтобы рассказать об этом. Вот тогда он и был сбит вашим автомехаником.

– Почему моим? Родионов обслуживал на станции десятки автомашин. И, кстати, как мне рассказали, сбил случайно, пытался удрать от погони и в результате погиб сам в автомобильной аварии.

– Но он ехал в машине с поддельным городским номером, а, кроме того, в его бумажнике нашли несколько новеньких сотенных купюр, которыми кто-то мог заплатить за убийство Еремина.

– И этот «кто-то» я?

– Это выяснится на допросе Челидзе. Связь с Родионовым вы поддерживали через него.

Ягодкин брезгливо морщится. Ведь он, по-видимому, уже осведомлен о побеге Челидзе.

Исчезновение Челидзе позволяет Ягодкину вилять. Вероятно, он и далее будет пользоваться этим исчезновением, ускользая от самых опасных поворотов допроса.

Что ж, попробуем все-таки остановить его на таком повороте.

– С подследственной Немцовой вас познакомил Челидзе?

– Возможно.

– Отсюда и ваша близость к ней?

– Нельзя игнорировать женщину с таким обаянием. Ни один холостяк не прошел бы мимо.

– А почему вы так интересовались ее работой в области, мягко говоря, весьма далекой от ваших профессиональных забот?

– Откуда вам это известно?

– От самой Немцовой. Зачем, например, вы послали в ее институт под видом телефонного мастера того же Челидзе?

– Она что-то путает. Вероятно, это была его инициатива.

– Для чего?

– Спросите у Челидзе. Я не смешивал своих и его интересов.

Жирмундский снова подмигивает мне: пора, мол, переходить к Чачину. Я отвечаю кивком, предоставляя ему инициативу. Жирмундский тут же переходит к допросу:

– Как вам удалось спровоцировать Чачина?

– При чем здесь провокация? От Челидзе я узнал, что Чачин едет в Западную Германию. Пригласил познакомиться, почему-то был уверен, что у нас обоих имеются обменные марки. Так и оказалось, даже уговаривать не пришлось. Коллекционер всегда поймет коллекционера. И хотя Чачин сам собирает советские марки, кто ж откажется от зарубежных новинок – для обмена хотя бы. Лично я послал Кьюдосу две новехонькие советские марки «Союз» – «Аполлон», ну а Чачин из своих мог обменивать любые дубли.

– Взамен вы ничего не получите, – говорит Жирмундский. – Обе ваши марки у нас. Мы их разгримировали и расшифровали текст. Вот он, полюбуйтесь.

И кладет перед Ягодкиным фотоснимок обеих марок с цифровой записью и листок бумаги с расшифрованным текстом. Ягодкин, не нагибаясь к столу, читает. Руки опять дрожат.

– Для меня это такая же новость, как и для вас. Марки для обмена доставил Челидзе. Я только передал их Чачину.

Неужели же все-таки он ускользнет от нас? Ведь пока Еремин без сознания, бесспорно доказать можно только два преступления Ягодкина: попытку с чужим паспортом бежать за границу и тайную вербовку его гитлеровской разведкой в первые дни войны. Но доказать, что побег был запланирован и подготовлен самим Бауэром, мы не можем, а на гитлеровскую разведку он не работал ни в первые, ни в последние дни войны. Все остальное он отрицает, подставляя под удар исчезнувшего Челидзе.

Допрос Челидзе! А когда найдем его? Сколько времени потребуется?

Телефонный звонок прерывает мои раздумья. Странный телефонный звонок в минуты молчания, когда решается судьба человека. Я апатичен. Жирмундский морщится. Ягодкин вздрагивает: а вдруг это тот самый звонок, который ставит точку в его последнем слове защиты?

Прав Ягодкин: это именно тот звонок!

Я машинально поднимаю трубку. Звонит Булат из Тбилиси.

– Только что взяли Челидзе на даче его брата за городом.

– В Москву, – выдавливаю я с трудом застревающие в горле слова, – сейчас же в Москву. Предусмотрите все: охрану, доставку, передвижение по городу.

И, не глядя на Ягодкина, нажимаю кнопку звонка на столе. Входит дежурный.

– Уведите обвиняемого.

На Ягодкина я уже не смотрю. Мне все равно теперь, как он выглядит, как реагирует на звонок, о чем размышляет. Жирмундский наклоняется над столом.

– Откуда? Кто?

– В Тбилиси арестован Челидзе. Показания Еремина у нас не сегодня-завтра будут. Теперь все. Конец. Точка.

Джигсо! Составная картинка-загадка, представлявшая когда-то груду распиленных мелких кусочков, уже собрана полностью.

Сложи так! – говорит нам ее название.

Сложи так.

Роберт ШЕКЛИ
МАКС ВЫПОЛНЯЕТ СВОЙ ДОЛГ

Рисунок В. КОЛТУНОВА

Успешно приземлившись на Регулюсе V и разбив лагерь, члены экспедиции активировали Макса, патрулирующего робота ПР-22-0134, которому предписывалось охранять лагерь от туземцев. Сначала Макс был цвета вороненой стали, но затем его любовно перекрасили в радующий глаз нежно-голубой цвет. Робот был всего лишь четырех футов роста и передвигался на двух шарнирных ногах.

Честно говоря, Макс не обладал качествами, которые ему приписывали. ПР-22-0134 был не более рассудительным, чем уборочная машина Мак-Кормика, и примерно таким же добряком, как прокатный стан. Что же касается моральных устоев, то Макс великолепно выдерживал сравнение с камнедробилкой и не претендовал на большее.

Началась эта история с того, что капитан Битти и лейтенант Джеймс снарядили реактивный вездеход и отправились в двухнедельную разведывательную экспедицию. Присматривать за лагерем остались лейтенант Халлоран и Макс.

Халлоран был невысокий веснушчатый крепыш. Он обладал жизнерадостным характером, изобретательным умом и не лазил в карман за словом. Позавтракав, Халлоран вышел на связь с разведывательным отрядом, после чего, уютно устроившись в шезлонге, погрузился в созерцание пейзажа.

Для любителя мрачных, заброшенных пустынь Регулюс V был бы исключительно подходящим местом: повсюду расстилался унылый однообразный ландшафт: скалы и валуны, покрытые застывшей лавой. В бледном небе летали немногочисленные пташки, похожие на воробьев, а среди валунов сновали какие-то зверьки, отдаленно напоминавшие койотов. Сплюнув, Халлоран поднялся на ноги.

– Я немного пройдусь, Макс, – обратился он к роботу. – А ты присматривай за лагерем.

Робот уставил на Халлорана сенсорные элементы.

– Слушаюсь, сэр.

– Не пускай в лагерь туземцев, особенно двухголовых с вывернутыми коленками.

– Слушаюсь, сэр. – Когда речь заходила о туземцах, Макс полностью терял свое и без того скудное чувство юмора.

– Вы знаете пароль, мистер Халлоран?

– Да, Макс. А ты?

– Я знаю, сэр.

– О'кэй. Тогда до встречи.

Побродив часок по окрестностям и не найдя ничего достойного внимания, Халлоран возвратился. ПР-22-0134 спокойно патрулировал вокруг лагеря.

– Привет! – весело окликнул робота лейтенант. – Что нового?

– Стой! – приказал Макс. – Пароль?

– Не валяй дурака, Макс. Я не настроен…

– Стой! – крикнул робот.

Лейтенант резко остановился. Фотоэлектрические элементы робота угрожающе засверкали, послышался двойной щелчок – включилась боевая система. Халлоран решил действовать с осторожностью.

– Ну вот, я остановился, – игриво сказал он. – Меня зовут Халлоран. Теперь все в порядке, Максик?

– Скажите, пожалуйста, пароль.

– «Колокольчики». Тебя это устраивает, бродяга?

– Не шевелитесь, – ледяным тоном приказал робот. – Вы неправильно назвали пароль.

– Как ты смеешь, черт побери? – загремел Халлоран. – Я же сам тебе его дал!

– Это старый пароль.

– Старый? Ты что, взбесился, мерзавец? «Колокольчики» – единственно правильный пароль, и он не может быть старым, потому что не было никакого нового. Если только… – Тут Халлорана осенила мысль, от которой по телу поползли мурашки. – Если только… – упавшим голосом повторил он, – капитан Битти не дал тебе перед уходом новый пароль. Это так?

– Так, – равнодушно подтвердил робот.

– Мне следовало предусмотреть это, – сказал Халлоран и примирительно улыбнулся. Подобные накладки случались с ним не впервые, но в лагере всегда был кто-то, и дело кончалось дружеской выволочкой. Конечно, и сейчас беспокоиться не о чем, минимум здравого смысла – и нелепая ситуация будет устранена.

– Макс, – увещевающе заговорил Халлоран, – я понял, в чем дело, дружище. Капитан Битти дал тебе новый пароль, но забыл сообщить его мне. Вот потеха!

Робот молчал. Халлоран продолжал:

– Но в любом случае ошибку легко исправить, не так ли?

– Искренне надеюсь, что так, – великодушно ответил робот.

– Это совсем просто! – весело сказал Халлоран. – У нас с капитаном заведено, что когда он дает тебе новый пароль, то сообщает об этом мне. Но на случай недоразумения – такого, как сейчас, – он записывает этот пароль на бумаге.

– В самом деле? – поинтересовался Макс.

– Да. Всегда. И, безусловно, сейчас тоже. Видишь сзади палатку?

Робот развернул один сенсорный элемент на сто восемьдесят градусов, не спуская второго «глаза» с Халлорана.

– Вижу.

– О'кэй. Внутри палатки стоит стол. На нем находится серая металлическая коробка. Так вот, в коробке лежит листок бумаги, на котором записаны частоты, волны радиосвязи и пароль. Видишь, как все просто!

Робот выслушал лейтенанта с видимым равнодушием. Халлорану даже показалось, что Макс зевнул.

– Вы должны знать, как произносится пароль, а не где он записан, – последовал бюрократический ответ. – Если вы назовете пароль, я пропущу вас в лагерь. В противном случае согласно полученному приказу я не имею права так поступить.

– Проклятье! – взорвался Халлоран. – Послушай, ты, жестяной идиот, ведь это же я, Халлоран, ты меня прекрасно знаешь, пустоголовый болван! Я, который активировал тебя своими собственными руками! Вдохнул в тебя, консервную банку, жизнь! Прекрати эту комедию и впусти меня в лагерь!

– Ваше сходство с мистером Халлораном и впрямь просто удивительно, – честно признал робот, – но я не имею права доверять своим чувствам. Я поверю в истинность ваших слов только тогда, когда вы назовете правильный пароль.

Халлоран с трудом подавил новый приступ ярости.

– Макс, старый дружище, – ласково заговорил он, – ты что, принимаешь меня за туземца?

– Поскольку вы не знаете пароля, я руководствуюсь именно этим предположением, – сдержанно подтвердил демагог робот.

– Макс! – завопил Халлоран и шагнул вперед. – Ради бога…

– Не пересекайте круг! – крикнул робот, и сенсорные элементы угрожающе вспыхнули. – Я не знаю, кто вы такой, но отойдите назад.

– Хорошо, хорошо, – поспешил подчиниться Халлоран. – Не нервничай…

Он отступил на несколько шагов, уселся на выступ валуна и задумался. Дело принимало серьезный оборот.

Настал полдень тысячечасовых суток Регулюса V. В мертвенно-бледном небе сверкали два солнца, два деформированных белых пятна. Они вяло ползли над серым гранитным горизонтом, и от их жгучих лучей спасалось все живое.

В раскаленном небе парили редкие птицы. Разморенные зверьки перебегали от одной крошечной тени к другой. Похожее на росомаху существо что-то грызло возле палатки, но робот не обращал на эту тварь никакого внимания. На выступе валуна, скорчившись, сидел человек и наблюдал за роботом.

Дикая жара и отсутствие воды уже начинали сказываться на самочувствии Халлорана. Анализируя ситуацию, он пришел к выводу, что без воды долго не протянет и погибнет от жажды.

Вода имелась только в лагере. Воды там сколько угодно, но проклятый робот делает ее недоступной!

Через три дня Битти и Джеймс выйдут на связь, но не слишком встревожатся, если Халлоран не ответит: прохождение радиоволн здесь из рук вон скверное. Очередной сеанс связи в тот же вечер, а потом на следующий день. И только тогда, не сумев связаться, Битти и Джеймс позволят себе вернуться в лагерь.

Значит, в лучшем случае пройдут четыре земных дня. Только не все ли ему равно: четыре дня или четыре года?

Когда потеря воды составит десять-пятнадцать процентов от веса тела, он впадет в шоковое состояние. Это может произойти совершенно внезапно. Кочевники-бедуины погибают без воды через двадцать четыре часа. Автомобилисты, потерпевшие аварию в Мохавской пустыне на юго-западе США, не протягивали и суток.

Воздух на Регулюсе V был более знойным, чем в Калахари, и более сухим, чем в Долине Смерти. Местные сутки продолжались тысячу земных часов…

Сколько он еще выдержит? День? Два?

Надо выкинуть из головы Битти и Джеймса – он их не дождется. Он должен во что бы то ни стало добыть воду в лагере. И быстро.

Но как перехитрить этого жестяного истукана?

Лейтенант пустил в ход логику.

– Макс, ты знаешь, что я, Халлоран, уходил из лагеря, и что я, Халлоран, вернулся через час, и что я теперь стою перед тобой, не зная пароля.

– Это звучит довольно правдоподобно, – уклончиво признал робот.

– Тогда… – обрадовался Халлоран.

– Но я не могу этим руководствоваться, – продолжал робот. – Я создан для того, чтобы охранять лагерь от туземцев, а не для ведения переговоров со всякими сомнительными личностями.

– Это я – сомнительная личность? – взорвался Халлоран.

– Ладно, черт с тобой, вынеси хотя бы флягу воды.

– Не имею права. Это противоречит приказу.

– От какого идиота ты получил такой приказ?

– Я его не получал. Но данное заключение вытекает из основного приказа. Я не должен помогать или содействовать туземцам.

Халлоран не выдержал. Однако Макс игнорировал все его оскорбления, поскольку был запрограммирован только на то, чтобы не допускать туземцев в лагерь.

Выложившись до конца, туземец, выдававший себя за лейтенанта, скрылся за скалой.

Через несколько минут из-за скалы, весело насвистывая, вышло какое-то существо.

– Привет, Максик, – сказало существо.

– Здравствуйте, мистер Халлоран, – вежливо откликнулся робот.

Лейтенант остановился в десяти шагах от круга.

– Я осматривал окрестности, но ничего примечательного не заметил, – сказал он. – Что-нибудь произошло за время моего отсутствия?

– Да, сэр, – ответил Макс. – В лагерь пытался проникнуть туземец.

– В самом деле? – Халлоран удивленно вскинул брови. – Как он выглядел?

– Точь-в-точь как вы, мистер Халлоран.

– Черт побери! – воскликнул Халлоран. – А как ты определил, что это не я?

– Он пытался пробраться в лагерь, не зная пароля. Настоящий мистер Халлоран никогда бы не поступил так.

– Конечно, – заверил лейтенант. – Молодец, Максик. Теперь нам надо держать ухо востро.

– Да, сэр. Благодарю вас, сэр.

Халлоран кивнул. Он был доволен собой.

Макс действовал, руководствуясь основополагающим принципом, согласно которому земляне всегда знали пароль. Согласно другому основоположению туземцы никогда не знали пароля, но всегда стремились проникнуть в лагерь. Значит, любое существо, не пытающееся войти в лагерь, лишено этого свойственного туземцам комплекса и, следовательно, должно быть землянином.

– Друг мой, – озабоченно сказал Халлоран. – Во время экскурсии я сделал весьма тревожное наблюдение.

– Да, сэр?

– Я обнаружил, что наш лагерь разбит на самом краю огромного разлома в коре планеты, по сравнению с которым пропасть Сан-Андреас – ничтожная трещинка.

– Дело плохо, сэр. Вы считаете, что есть риск?

– Еще бы, черт побери! Риск настолько серьезен, что нам предстоит изрядно поработать. Придется перетащить лагерь на пару миль к западу. Немедленно! Возьми фляги с водой и ступай за мной.

– Слушаюсь, сэр, – с готовностью подчинился Макс. – Прошу снять меня с поста.

– О'кэй, ты свободен, – сказал Халлоран. – Можешь идти.

– Не имею права, – ответил робот. – Вы должны назвать пароль и объявить его впредь недействительным. Тогда я смогу прекратить патрулирование лагеря.

– Некогда тратить время на пустые формальности! – завопил Халлоран. – Новый пароль – «Золотая рыбка». Пошевеливайся, Макс, я только что ощутил сильнейший толчок коры.

– Я не чувствовал никакого толчка.

– Еще бы! – рявкнул Халлоран. – Ты же всего-навсего жалкий робот и не способен чувствовать. Проклятье, еще один толчок! Теперь-то ты заметил?

– Кажется, да, – неуверенно пробормотал робот.

– Так торопись же, болван!

– Не могу, мистер Халлоран, – горестно сообщил робот. – Я не имею права прекратить патрулирование, пока меня не снимут с поста по установленной форме! Прошу вас, сэр, снимите меня с поста!

– Не волнуйся, – в отчаянии сказал Халлоран. – Я передумал – мы пока оставим лагерь на месте.

– Но землетрясение…

– Я думаю, что у нас еще есть немного времени. Схожу проверю еще разок.

Он скрылся за скалой. Сердце, словно бешеное, колотилось о грудную клетку, и казалось, что кровь в жилах стала гуще. Перед глазами плясали яркие пятна. Халлоран почувствовал, как подкатывается тошнота, присел, спрятавшись в крошечную тень.

Бесконечный день продолжался. Аморфная двойная белая клякса сползла на один дюйм к горизонту. ПР-22-0134 патрулировал вокруг лагеря.

Поднялся сильный ветер и обдал песком немигающие сенсорные элементы Макса. Робот продолжал обход, не останавливаясь ни на миг. Ветер утих, и из-за скалы появилась фигура. Кто это – Халлоран или туземец? Макс воздержался строить предположения и по-прежнему бдительно нес охрану.

Из-за валуна выскочил тот самый паршивый зверек, похожий на койота, и, петляя, промчался мимо Макса. Сверху спикировала крупная птица. Раздался отчаянный визг, и на брезент палатки брызнула кровь. Птица, тяжело взмахивая крыльями, поднялась в небо, сжимая в когтях еще трепещущую жертву.

Макс не обратил на все это внимания. Он наблюдал за человекообразным существом, которое, пошатываясь, приближалось к лагерю.

Существо остановилось перед кругом.

– Добрый день, мистер Халлоран, – поздоровался Макс. – Должен сказать, сэр, что вы проявляете явные признаки сильной обезвоженности. Подобное состояние приводит к шоку, потере сознания и смерти, если не принять немедленных мер.

– Заткнись, – хрипло приказал Халлоран.

– Слушаюсь, мистер Халлоран.

– И прекрати называть меня мистером Халлораном!

– Почему, сэр?

– Потому что я не Халлоран. Я – туземец!

– Вот как? – удивился робот.

– Да. Ты что, не веришь?

– Такое безапелляционное заявление…

– Ничего, сейчас я тебе докажу… Я НЕ ЗНАЮ ПАРОЛЬ! Этого достаточно?

Чувствуя, что робот колеблется, Халлоран присовокупил:

– Мистер Халлоран велел, чтобы я напомнил тебе критерии твоего поведения: землянин. – разумное существо, которое знает пароль; туземец – разумное существо, которое не знает пароль.