Текст книги "Логово"

Автор книги: Джеймс Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2

Приблизившись к лабораторному корпусу, машина сбросила скорость. Водитель ослабил педаль газа, но не нажал на тормоз. Хрустящие осенние листья падали на землю перед машиной, свернувшей на длинную извилистую дорогу между деревьями, что вела к огромному красному кирпичному зданию.

Прелестное местечко облюбовали для себя люди, занимающиеся наблюдением за вредителями и их уничтожением, подумал Лукас, удерживая свой «ауди» на положенной скорости. В самом сердце графства Сарри, в окружении не меньше десяти акров лугов, полей и лесов, здесь мог бы быть неплохой домик для генерала в отставке или экологически чистая ферма. По виду никак не скажешь, что тут в основном занимаются разработкой новых методов уничтожения вредителей. Он работал на компанию, которая занималась уничтожением крыс, но участвовала также и в других разработках и лабораторных исследованиях, например, в изучении личинок древоточца, сухих гнилушек, влагонепроницаемости, изоляционных материалов, защитных средств древесины и гигиенических средств. Она производила собственную продукцию для рынка, однако бизнес, которому компания была обязана своим возрождением и постоянным расширением в последние пять лет, назывался – истребление крыс. Нападения, совершенные крысами четыре года назад в Лондоне, сделали компании, подобные его собственной, процветающими предприятиями. «Крысолов» был среди них самой большой и заслуживающей доверия.

Во время Нашествия Пендер работал в качестве энтомолога на компанию, занимавшуюся главным образом защитой леса. Он написал несколько весьма престижных статей о жизни насекомых и для денег сотрудничал с энциклопедиями. Его компания тогда располагалась в Хаддерсфилде, и ему повезло, что он не видел собственными глазами кошмарный крысиный поход на Лондон и эвакуацию населения. Грызуны, новое поколение чудовищных черных крыс, в конце концов были уничтожены газом, изгнаны из своих подземных логовищ с помощью сверхзвуковых машин, не говоря о тех, что были перестреляны, потому что сумели как-то спастись от газа, так что угроза населению была ликвидирована. Однако далеко не все поверили в это, ибо болезни, разносимые крысами, могли отнять жизнь у сотен людей. Да и память о тех, кто был разорван на куски, не так легко было уничтожить.

Правительственная комиссия возложила ответственность за случившееся на соответствующее министерство, но так как сам министр был убит крысами, то всеобщее возмущение свелось к обвинению в личной небрежности. Ничего подобного не должно было повториться, поэтому все коллекторы, туннели, подвалы, склады были проверены, продезинфицированы, а возбуждавшие хоть какие-то подозрения разрушены. Грандиозная операция стоила не один миллион налогоплательщикам, но никто не протестовал. Слишком велик был ужас от пережитого.

Поэтому первый по-настоящему вздох облегчения был сделан, когда появились сведения о коричневой крысе. Она всегда была врагом черной крысы и превосходила ее количеством, пока не была вытеснена новым поколением Rattus rattus,или черной крысы, ибо оно оказалось не только сильнее, но и хитрее. Возвращение же коричневой крысы стало добрым знаком, означавшим победу над черной крысой. К тому же она была поменьше и бороться с ней было неизмеримо легче. Компании по борьбе с вредителями процветали еще и потому, что всякий, заметивший следы вредителей, должен был немедленно доложить об этом местным властям, которые имели право объявлять карантин и начинать расследование. Министерство сельского хозяйства и Департамент защиты окружающей среды работали в тесном контакте со многими компаниями, однако главный контракт был заключен с «Крысоловом» благодаря усилиям Стивена Говарда, молодого ученого компании, сыгравшего огромную роль в окончательной победе над крысами во время Нашествия. Он завел тогда много друзей в правительственных кругах, поразив их своей энергией и знанием предмета, и Пендер не сомневался, что связи в министерствах гораздо более способствовали его продвижению в компании, чем его таланты биолога и администратора.

Тем не менее и теперь, когда Пендеру был тридцать один год, а Говарду на год меньше, они дорожили своей дружбой, начавшейся в студенческие годы. Оба они изучали зоологию в университете, однако потом жизнь их развела и встречались они очень редко, правда, иногда перезванивались. Но вскоре после Нашествия, когда город был уже очищен от крыс, и жизнь вошла в нормальную колею, они встретились, и Говард пригласил Пендера в Лондон. К тому времени Говард возглавлял исследовательский отдел компании «Крысолов», дел было невпроворот из-за большого правительственного заказа, да и другие страны не обходили вниманием компанию, потому что весь мир заразился английским страхом. Говарду срочно требовались толковые сотрудники, у Пендера же были свои причины желать перемен. За пять недель он стал для компании чем-то вроде «аварийного мастера» в своей области, или, попросту говоря, крысоловом. Работа давала ему хороший заработок, потому что содержала в себе элемент опасности, и вскоре Пендер владел уже всеми способами выслеживания и истребления вредителей. Он изучил строение крысы, ее образ жизни, привычки, предпочтения и, конечно же, все яды, используемые для борьбы с ней. Во время первого года его работы на компанию были обнаружены лишь три группы черных крыс, с которыми удалось быстро справиться. Никто не знал, как они избежали воздействия ультразвука, загонявшего их в специальные помещения, куда подавался газ, однако предполагалось, что они не могли вырваться из подземелий в это время. Все с облегчением приняли известие, что крысы стали приносить меньше детенышей, ибо ультразвук особенно воздействовал на молочные железы, иссушая их, и потомство погибало от голода. Обнаруженные крысы были старые и полуголодные, и, даже если их оставляли для наблюдений, они скоро погибали. Многие биологи пришли к выводу, что постоянное воздействие ультразвука разрушает мозговые клетки и таким образом подавляет нормальное функционирование организма крысы. Это было разумно.

Неожиданностью стало то, что новое поколение, сумевшее выжить, подверглось мутации. Некий зоолог, Уильям Барлетт Шиллер, говорили, нелегально ввез в страну крысу или несколько крыс, никто не знал в точности, с острова неподалеку от Новой Гвинеи, где проходили ядерные испытания. Их логово было обнаружено в подвале старого здания возле лондонского порта, что принадлежало зоологу до его смерти. Он скрестил животное – или животных – с нормальными корабельными крысами, или черными крысами, как их обыкновенно называли, и получил новую породу. Написанные Шиллером статьи о воздействии радиации и мутациях были обнаружены в его кабинете вместе с рисунками вскрытых животных. Об этом много писали средства массовой информации, даже правительство опубликовало все, ничего не засекретив, и все же... Все же, разговаривая со Стивеном Говардом, Пендер чувствовал какую-то недосказанность.

Он припарковал машину и, войдя в здание, помахал рукой девушке, сидевшей за столом.

– Как Чешир? – спросила она.

– Холодно, – усмехнулся он. – Стивен Говард у тебя?

– Да, но ему скоро надо уходить. Приехали из министерства сельского хозяйства, так что он пойдет показывать им лаборатории перед ленчем.

– Ладно, попытаюсь перехватить его.

Пендер поднялся по лестнице и пошел в самый конец длинного коридора, по одну сторону которого были окна, выходящие в парк, по другую – множество дверей. Когда он встал возле открытой двери, его приветствовал стук пишущей машинки.

– Джин, привет! Он здесь? – спросил Пендер, переступая порог приемной.

Секретарша Говарда подняла голову от машинки и одарила его ослепительной улыбкой.

– Привет, Лук. Как съездил?

– Ничего, – уклончиво ответил он и, вопросительно подняв брови, кивнул в сторону кабинета начальника исследовательского отдела.

– Нет его, – сказала Джин. – Пошел в лабораторию проверить, все ли в порядке. Приехали из...

– Знаю, знаю. Из министерства. Она кивнула.

– Я только брошу портфель и пойду его искать. Наверно, он хотел меня видеть?

– Да. У него есть для тебя еще один маршрут.

– Господи, я ведь только вернулся. Мне еще писать отчет.

– Кажется, там немного работы. Пендер вздохнул.

– Наверно, я должен быть благодарен и за это. Как твой приятель?

– При мне, – сказала она. – Но на ленч я согласна. Возле двери Пендер, обернувшись, улыбнулся.

– Я тебе сообщу, – сказал он и быстро прикрыл за собой дверь, спасаясь от карандаша, запущенного ему в голову.

Он хмыкнул и отправился в обратный путь по коридору, морщась от брани, летевшей ему вслед.

Двое из его коллег были в большой общей комнате. Еще двое были в дальних командировках в разных концах страны, где обнаружились крысы, а шестой уволился месяц назад, до смерти устав от «мохнатых зверьков».

Оба, и энтомолог, как он сам, и биолог, помахали ему в знак приветствия и продолжили стучать на машинках. Они тоже ненавидели писанину, входившую в круг их обязанностей, однако понимали, что избавиться от нее можно, только ничего не запуская. Пендер открыл портфель, достал бумаги со своими заметками и положил их на стол. Потом пошел искать Стивена Говарда.

Он шел по расположенным внизу лабораториям, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на клетки с крысами и мышами. Многие животные выглядели вялыми, потому что на них пробовали разные яды в небольших дозах, а потом следили за их реакцией. Другие, с горящими глазами и даже чересчур активные, просовывали дрожащие мордочки сквозь тонкие прутья, изо всех сил стараясь вырваться на свободу. Пендер бросил взгляд на несколько генераторов ультразвука, стоявших рядом на скамейке. Их присылали со всех концов земли, чтобы компания испытала их и дала положительное заключение. Многие работали на принципе изгнания грызунов из зданий, а не привлечения их внутрь, и владельцы фабрик и заводов считали их бесценными, если надо было решить проблему в отдельно взятой фабрике или в магазине.

Он сел на скамейку рядом с техником, который внимательно осматривал механизмы изнутри.

– Хороши? – спросил Пендер. Техник удивленно поднял голову.

– А, здравствуйте, мистер Пендер. Давно вас не видел. – И он опять наклонился над работой. – Да нет, ни одна из них не годится. Не та частота. Думал, японская будет поэффективнее, потому что у нее диапазон побольше и на верхней границе она могла бы работать. Но крысы и к ней привыкают.

– Сколько она берет?

– Около трех тысяч квадратных футов. В ней прерывистый передатчик, поражающий крыс какое-то время. Восемнадцать килогерц они боятся больше всего, но и вы, и я на нее тоже будем реагировать. Самое плохое с этими крысами, что они быстро ко всему привыкают, и даже эта частота через какое-то время уже меньше на них действует.

– Но какое-то время это все-таки работает?

Техник кивнул.

– Да, небольшое.

– А что с ультразвуковыми машинами, которые не разгоняют, привлекают?

– То же самое. В тот раз в Лондоне они сработали, потому что раньше не применялись. У крыс не было возможности к ним привыкнуть. То же самое, когда они впервые попали под пули.

– Некоторые все же спаслись.

– Не так много, чтобы делать из этого проблему. Да и с этими скоро покончили.

– А если они выжили и дали потомство, то могли они развить способность к сопротивлению к звуковым волнам?

– Возможно.

Пендер внутренне содрогнулся. Все сходилось на том, что в Лондоне где-то произошла утечка.

– Вы не видели мистера Говарда?

– Минут двадцать назад они были тут с мистером Леманном. Потом ушли, наверно, туда, где фермы.

Пендер не стал больше мешать технику и направился к выходу из лаборатории. Он аккуратно закрыл за собой дверь и вошел в длинное, похожее на ангар помещение, на дверях которого висела табличка «Осторожно. Яды». Пендер прошел помещение до конца, задыхаясь от запаха гниющей соломы и испражнений, бьющего в нос. То с одной, то с другой стороны мелькала в клетке черная спина. Кормораздатчики, где помимо еды были еще другие привлекающие крыс компоненты, располагались в клетках не абы как. Чувствительность крысы на незнакомые запахи была предварительно возбуждена и заставляла съедать положенную ей пищу прежде, чем она разбиралась в ее составе, – но вся эта операция была не из легких. Огромных трудов стоило найти привлекательный для крыс компонент, зато его использование невероятно облегчало уничтожение грызунов.

Людей тут видно не было, и он решил, что Говард и главный биолог Майк Леманн отправились посмотреть на наружные фермы. С облегчением он покинул ангар, наполненный запахом смерти. Посыпанная гравием дорожка вела в парк, потом на заросший травой луг. Там он увидел двух мужчин, осматривающих огромный крысиный загон.

Они обернулись, услыхав его шаги, и, по крайней мере, Леманн радостно поздоровался с ним. От тесного сотрудничества дружба Говарда и Пендера дала трещину. Говарду казалось, что Пендер иногда забывал, что работает подначалом заведующего исследовательским отделом, а не наравне сним.

– Привет, Лук, – сказал он.

– Привет, Стивен. Привет, Майк, – ответил Пендер.

– Как съездил, Лук? – спросил Леманн, всегда готовый поговорить о деле. По праву именно он должен был стать заведующим исследовательского отдела: во-первых, потому что был старше Говарда, а во-вторых, потому что отработал на компанию больше пятнадцати лет. Тем не менее он не выказывал никакого видимого неудовольствия в отношении человека, которого сам же первый привлек к работе в компании, но Пендер, бывало, замечал пренебрежительные нотки в его голосе, когда он обсуждал какую-то определенную техническую проблему со своим начальником.

– Что, не поддаются на ворфарин? – спросил Пендер, наклонись над проволокой. – Да, так и есть.

– Размножаются? – не без волнения спросил Говард. Пендер поднял на него глаза и не в первый раз поразился, как он быстро стареет. Похоже было на то, что Говард самстарается постареть, словно это как-то упрочивает его пребывание на посту начальника. Редеющие волосы были гладко зачесаны назад. Верхнюю губу украшала тонкая полоска светлых усов. Даже очки у него были в тяжелой и некрасивой оправе. Теперь тебе осталось только завести трубку, подумал Пендер, и его мысли вновь вернулись к обсуждаемому предмету.

– Конечно, размножаются. Раньше не поддающихся на нашу продукцию крыс можно было найти только в Монтгомеришире, Шропшире, Ноттингемшире, Глостершире и Кенте, не считая пары мест в Дании и Голландии...

– И еще в наших лабораториях, – перебил его Говард.

– Ну да, только здесь специально таких выращивали. Они свою стойкость передают по наследству естественным путем. Как бы то ни было, но теперь они есть в Чешире, и несколько недель назад я нашел несколько групп в Девоне.

– Но это не черные крысы? – спросил Говард с надеждой.

– Нет, обычные коричневые. Чудовища еще не появились, но скоро, думаю, нам придется искать что-нибудь новенькое, если мы хотим оставаться хозяевами положения.

Пендер оглядел землю возле заграждения.

– Кто-то пытался проникнуть внутрь? – спросил он, показывая на вырытые норки.

– Да, дикие крысы, – ответил Леманн. – Они знают, что здесь полно еды, и пытаются присоединиться к своим ручным родственникам. Жизнь пленника тоже может вызывать зависть. Но ограждение идет на два фута под землей, так что им никак не удается пролезть внутрь.

– Мне нужен твой отчет, и чем быстрее, тем лучше, – сказал Говард. – Сейчас тут будут люди из министерства, жаль, что у меня нет в руках твоих разысканий. Кажется, мы можем потребовать от правительства дополнительных денег. – Он не мог скрыть раздражения оттого, что его сотрудник не в состоянии тут же отпечатать и вручить ему отчет.

Пендер ласково улыбнулся.

– Стивен, нужно время, чтобы накопить факты. Вряд ли ты заинтересован в поспешных выводах.

– Нет, нет, конечно же, нет. Извини, Лук. Мне не стоило выказывать такое нетерпение, но твой отчет мог бы оказать влияние на нашу работу в ближайшие несколько лет.

– Ну, не думаю, чтобы машины решили все наши проблемы, – вступил в разговор Леманн, и по его необычной резкости Пендер понял, о чем шел спор.

– Майк, еще не время об этом говорить. – Говард и не думал скрывать раздражение. – Нам все время присылают новые образцы, и каждый следующий лучше предыдущего.

– Знаю, наш отдел готовой продукции гробит много времени, используя лучшие идеи других фирм.

Лицо заведующего исследовательским отделом стало багровым от злости.

– Разве тебе, Майк, не известно, что наш бизнес существует, чтобы делать деньги? Если бы у нас была нужная машина, мы могли бы потребовать от правительства дополнительных денег для ее массового производства.

– Так это если бы они в самом деле были эффективны. А ты как думаешь. Лук, что лучше – яд или машина?

Пендер не имел ни малейшего желания вступать в спор, тем более что у него самого не было ответа на этот вопрос.

– Не знаю, Майк. Наши яды перестают срабатывать, значит, надо использовать машины. Думаю, стоит получше изучить коммуникационную систему крыс. Мы ведь знаем, что они сами вырабатывают сверхзвуковые волны и для ориентации у них есть эхоуловители, так что можно попробовать найти способ машинного воздействия на них, не все нам губить их эндокринную систему.

– Однако альфа-хлоразол, хлорфасинон и другие еще не опробованы, – сказал Леманн.

– Нет, но будут, – прервал его Говард. – Сейчас мы именно этим занимаемся. Ладно, когда мне ждать твой отчет, Лук?

– Я мог бы начать сегодня, но Джин сказала, у тебя есть для меня еще одно маленькое путешествие.

– Что? Ах да, я забыл. Извини, больше послать некого. Кемпсон и Олдридж пишут отчеты, Макрэ и Нолан на севере. Ты один остаешься.

– Все в порядке, я не против. В чем проблема?

– По другую сторону за Лондоном есть охранная зона. Там появились крысы, но обычные средства на них не действуют. Вроде, говорят, беспокоиться пока еще не из-за чего, но по закону они обязаны были доложить, вот и доложили. Я бы хотел, чтобы ты поехал туда прямо сегодня.

– Ты хочешь сказать, что это я должен там все обследовать? А местный совет на что?

– Боюсь, придется тебе. Лондон все еще считается опасной зоной, и в нашем контракте с министерством есть пункт, по которому мы обязаны посылать своих экспертов, если какие-то проблемы возникают в пределах тридцати миль.

– Почему же они не позвали нас до того, как начали применять яды? – с раздражением спросил Леманн. – Вот так все и началось. Любители не знали, какую надо давать дозу ворфарина, а крысы тем временем успели к нему приспособиться.

– Они не считали это чем-то важным. И сейчас не считают. Просто хотят обезопасить на всякий случай.

– Так где же эта охраняемая территория? – спросил Пендер. – Что-то я о такой не слышал вблизи Лондона.

– Есть такая, – ответил Говард. – Зеленый пояс. Лес, который начинается где-то на окраине Восточного Лондона. Эппинг-форест.

Глава 3

Преподобный Джонатан Мэттьюз смотрел, как два человека закапывают могилу, и еще раз мысленно помолился за усопшую. У него был не совсем обычный приход, в основном состоящий из лесных жителей, хотя и это не очень точно, потому что всего несколько человек работали в самом лесу. Огромный лес со всех сторон был окружен городом из кирпича и бетона. Меньше чем в десяти милях располагался центр города, где можно было найти заработок получше. Однако самые стойкие еще оставались работать на земле, всего несколько разобщенных семей, которые за свой тяжелый труд получали слишком малое вознаграждение. Некоторые лесничие и их семьи тоже посещали его церковь на Хай-Бич, и он был благодарен им за покровительство. Они жили сами по себе, эти лесные попечители, как ему нравилось называть их, – суровые мужчины, почти все придерживающиеся едва ли не викторианских обычаев, чья привязанность к лесу и его обитателям была достойна самого большого уважения. Он чувствовал, что их суровость – это суровость самой природы, результат их пребывания вне дома в любую погоду и постоянной борьбы за жизнь леса, несмотря на его расположение, но это понимали немногие.

Церковь Невинных Младенцев насчитывала немало лет, и ее стены из серого камня нуждались в срочном ремонте. Маленькая, окутанная очарованием древности, она редко заполнялась даже наполовину. Преподобный Мэттьюз был тут викарием больше лет, чем давал себе труд помнить, и теперь очень горевал из-за потери такой благочестивой прихожанки, какой была миссис Уилкинсон. Даже в семьдесят шесть лет она оставалась одной из его самых активных прихожанок, никогда не пропускала воскресную службу и утренние службы тоже, а уж трудилась она даже в последние годы на благо церкви и прихода как истинная христианка.

На похоронной церемонии час назад присутствовало много народу, потому что миссис Уилкинсон все очень любили, однако теперь на кладбище при церкви оставались лишь он да еще два могильщика. Их лопаты легко входили в кучу земли возле открытой могилы, и комья земли с глухим стуком падали на гроб, вызывая дрожь в худеньком теле викария. Музыка конца. Это был конец земной жизни, и, что бы он сам ни говорил пастве о великолепной жизни потом, страх терзал его.

Сомнения появились недавно. Когда-то его вера была непоколебима так же, как любовь к человечеству. А теперь, когда его собственная жизнь приближалась к концу, даже если Бог подарит ему еще пять или пятнадцать лет, его мысли путались. Он думал, что понимает или, по крайней мере, принимает жестокость мира, но чем слабее становилось его тело, тем слабее становилась вера. Говорят, человек одолел еще одну ступень цивилизации, но жестокость никуда не девалась и даже приняла еще более отвратительные формы, чем раньше. Его собственные испытания были уже позади, но они не укрепляли его дух, а, наоборот, постепенно разрушали его, делая его все более ранимым и беззащитным. Часто измученные прихожане спрашивали его, как Бог допускает такое. А он отвечал, что никто не знает путей Господа, которые в конце концов ведут к справедливости, и люди утешались немного, да и сам он тоже немного утешался.

Такие, как миссис Уилкинсон и его дорогая покойная жена Дороти, несомненно, будут вознаграждены, ибо они были хранительницами еще не совсем исчезнувшей доброты. Однако тяжелые удары земли по дереву почему-то принизили идеал, наверное, потому что придавали смерти еще большую реальность. А что, если Бог в самом деле не такой, как они думают? Он провел рукой по мгновенно взмокшему лбу. Прихожане ничего не должны знать о его сомнениях. Им нужна его твердость. И он боролся с ними втайне от других, преодолевая их в молитве. Годы берут свое. В этом все дело. Нет, он восстановит свою прежнюю веру и заставит умолкнуть греховные сомнения. И очень скоро. Прежде, чем умрет.

Могильщики уже кончали работу и тяжело дышали от усталости. Он отвернулся, не желая больше смотреть на чернеющее углубление – печать смерти на земле, и обвел взглядом покойное, залитое солнцем кладбище. Шорох листьев действовал на него гораздо лучше, чем шум, производимый работой могильщиков. Однако он продолжал пребывать в угнетенном состоянии духа и подумал, не это ли влияет сегодня на его восприятие леса. Викарий никак не мог отделаться от ощущения, что за ним наблюдают. Может, сказывается переутомление? Может, поэтому ему кажется, что дюжина глаз следит за ним из-за деревьев, словно раздевает его и заглядывает в самую глубину его неправедного "я"?

Он помахал головой, желая избавиться от неприятного ощущения, пока оно не сломило его волю. И все-таки в последнее время лес переменился. Никто из его прихожан не говорил ему об этом, но он-то видел странные глаза лесничих. Замечал, как внимательно они вглядываются в подлесок.

Он смотрел вдаль и хотел заглянуть еще дальше. Кто-то там есть? Да нет, это ветер. Он должен покончить со своими дурными мыслями, взять себя в руки. Эппинг-форест и его обитатели – вот его жизнь. Он любит лес. Но почему он вдруг показался ему опасным?

* * *

Брайан Моллисон, широкоплечий, с крепкой грудной клеткой и мощными бедрами мужчина сорока лет, ненавидел свою мать и питал отвращение к детям, которых ему приходилось учить. Если бы он женился – если бы его мать позволилаему жениться, – он бы, наверное, сумел избавиться от своих проблем. Любовь и сексуальное удовлетворение смягчили бы или, по крайней мере, отвлекли бы его от патологических наклонностей. А может, и нет.

Это началось, когда он был еще подростком, но ему удавалось хранить свою тайну от окружающих. Лучше всего были укромные уголки, куда редко заходили люди и где ему не грозила никакая опасность. Шли годы, и в конце концов он понял, что этого ему уже недостаточно. Чего-то не хватало. Потом он понял, чего именно. Опасности. Или, точнее, возбуждения от ощущения опасности.

Проблема заключалась в том, что ему нравилось обнажать свое тело, или, опять же точнее, гениталии. Сначала его совершенно удовлетворяло делать это на природе в укромных местечках, но показывать себя людям оказалось куда более возбуждающим. Он обнаружил это в один прекрасный день в новой школе, куда был назначен учителем физкультуры. Его мать – глупая корова – забывала следить за резинками в его спортивных костюмах, и, когда он показывал мальчикам (дело было в мужской школе), как надо кувыркаться в воздухе, приземляясь на корточки, тридцать раз без остановки, штаны у него упали до колен, к великой радости учеников. Наверное, это стало началом, по крайней мере, в этой школе, но на ребят он тогда здорово накричал. Правда, он не столько рассердился, сколько хотел скрыть смущение, потому что понял, натянув штаны, что испытал неизвестное ему до тех пор наслаждение. Ну что ж, не стоило жалеть о случившемся. Продолжал он злобствовать или были другие причины, неизвестно, но в школе его очень не любили, и, если бы не его мать, его вообще бы никто не любил.

Все годы он был очень осторожен, потому что дорожил своей работой, позволявшей ему обеспечивать себя и больную мать – слабоумную суку, а малейший намек на нечто сомнительноеозначал немедленный конец его карьеры. Но он-то не считал, что совершает нечто сомнительное. Просто емуэто нравилось.

Он едва не терял сознание от наслаждения, когда в своем широченном пальто с бездонными карманами влезал в набитый вагон метро в час пик. От одной мысли, что лишь тонкий слой материи отделяет его возбужденный член от женского тела, притиснутого к нему, у него подгибались колени. Ему только надо было очень следить за своим дыханием. Женщины всегда понимали, что происходит, да и вряд ли это железное прикосновение можно было спутать с чем-то еще. Они обычно краснели от смущения и старались отойти подальше на следующей остановке или обращали на него уничтожающий взгляд, который он стойко выдерживал. Суровое выражение лица, коротко подстриженные волосы, тяжелая челюсть, покривленный на занятиях боксом нос всегда помогали ему выходить победителем. Не так-то легко было с ним справиться.

Любил он и кинотеатры, где сидел в темноте с расстегнутыми штанами, положив на колени пальто, которое был готов отодвинуть в любую подходящую минуту.

Общественные туалеты его не устраивали. Правда, он делал попытки постоять там над писсуаром, держась за пенис, но присутствие других мужчин, занятых тем же самым, кто бы они ни были, мешало ему. К тому же раза два к нему подъезжали, и он отчаянно испугался.

На вокзалах тоже было неплохо, если ему случалось отыскать где-нибудь в пустынном местечке одинокую женщину. Ужасно приятно было стоять перед ней и наблюдать, как она каменеет от страха, а потом медленно расстегивать пальто – с этим вообще ничто не могло сравниться. Конечно, потом он быстро исчезал, но за все приходится платить. Да и сердце надо было успокоить.

А вот в электричке он больше ни за что не осмелится. Одно время все шло хорошо. Он переходил из вагона в вагон на остановках, пока не набредал на такой, где сидела одинокая женщина. Они всегда замирали на своем месте, а он спрыгивал на следующей остановке, прежде чем, опомнившись, они успевали поднять шум. Но одна дура испугалась и устроила грандиозную истерику. Несмотря на его мольбы, она дернула стоп-кран, и, хотя он упал на нее, когда поезд начал замедлять ход, ему не удалось ее успокоить. Она совсем сошла с ума от страха. Ее вопли до сих пор стоят у него в ушах. Господи, неудивительно, что их убивают.

Пришлось ему прыгать с поезда, и он ободрал себе все коленки в темноте. Хорошо еще, что не попал под встречный поезд. Ему повезло, но домой он добирался чертовски долго, потому что не посмел сесть в электричку. После этого он две недели не выходил из дому. Так она его напугала. Старая дура вконец извела его своим нытьем, еще хотела позвать врача, решила, что он заболел, но он сказал ей, что всего лишь упал, отлежится несколько дней, и все будет в порядке.

Когда же его выздоровление затянулось больше чем на неделю, она опять принялась изводить его своим ворчанием, и он с радостью вернулся к работе. Удивительно, где эта слабая женщина находила силы для безостановочного словоизвержения. А иногда ему приходило в голову: уж не подозревает ли она чего? В последнее время он ловил на себе какие-то непонятные взгляды. Да нет, откуда ей знать? Ведь он всегда был очень осторожен и сам замывал подкладку пальто после каждого приключения. Просто она стареет и дряхлеет. В этом все дело. Боится, что он оставит ее одну.

Тот случай заставил его быть еще более осторожным, чем раньше, и избегать таких мест, где он мог оказаться в ловушке. И он полюбил Эппинг-форест.

Он никак не мог понять, почему не приходил сюда прежде, ведь это так естественно. Здесь было много укромных местечек, где взрослые дуры прогуливали собачек, девушки катались на лошадях, мальчишки играли в футбол и было где спрятаться: хочешь – в высоком и густом подлеске, хочешь – за деревьями. Конечно, постоянно приходилось быть начеку, чтобы не попасться на глаза лесничим, не всегда носившим униформу, да и полицейские машины не обходили эти места своим вниманием. Однако мужчина в спортивном костюме вряд ли мог вызвать тут подозрение. Лучше места не придумаешь, просто рай для таких, как он. Да и для здоровья полезно.

Он вылез из машины, побитого «Морриса-1100», прямо возле главной дороги, и вся поездка от их маленького домика с терраской в Лейтонстоуне заняла не больше десяти минут. В школе он был свободен и решил использовать солнечный денек. Мало удовольствия стоять под дождем и выставлять себя на холод. В плохую погоду к тому же труднее найти зрителя, а без зрителя не то удовольствие. В прошлую зиму он здорово простудился.