Текст книги "Следопыт, или На берегах Онтарио"
Автор книги: Джеймс Фенимор Купер
Жанр:
Про индейцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Таков был человек, которого сержант Дунхем прочил в мужья своей Мэйбл. Впрочем, сделав этот выбор, он руководствовался не столько ясным и отчетливым представлением о достоинствах друга, сколько личной к нему симпатией: никто не знал Следопыта ближе, чем сержант, хотя он меньше ценил в ней как раз его самые лучшие качества. Старому солдату было невдомек, что у дочери могут быть серьезные возражения против его избранника; с другой стороны, отец усматривал в этом браке много преимуществ для себя лично заглядывая в туманное будущее, он видел себя на закате дней окруженным внуками, которые будут ему вдвойне милы и дороги по обоим их родителям.
Когда сержант впервые заговорил об этом браке со своим другом, тот выслушал его благосклонно, и теперь отец с удовольствием убедился, что Следопыт душой был бы рад жениться на Мэйбл, если бы его не тревожили сомнения, что он ее недостоин.
Глава 10
Хоть и спросила я о нем, однако
В него не влюблена
Капризный мальчик,
Красиво говорит, но есть ли толк в словах!
Шекспир. «Как вам это понравится»
Целая неделя прошла в обычных, повседневных занятиях. Мэйбл постепенно освоилась со своим положением, которое хоть и забавляло ее новизной, но уже слегка наскучило томительным однообразием; да и офицеры и рядовые гарнизона стали привыкать к присутствию цветущей молодой девушки, чьи одежда и манеры носили отпечаток скромного изящества, приобретенный нашей героиней в доме своей покровительницы; гарнизонная молодежь уже меньше докучала Мэйбл плохо скрытым восхищением и скорее радовала подчеркнутой почтительностью; наша скромница неизменно относила ее за счет популярности своего отца, но то была скорее дань ее собственному сдержанно приветливому и располагающему обращению, нежели авторитету, каким пользовался сержант.
Знакомства, завязавшиеся в лесу или в какой-нибудь другой такой же не совсем обычной обстановке, очень скоро исчерпывают себя. Недели пребывания в крепости оказалось достаточно, чтобы Мэйбл решила, с кем она не прочь сойтись поближе и кого ей лучше избегать. То промежуточное положение, какое занимал ее отец, который, не будучи офицером, все же значительно возвышался над простыми рядовыми, держало ее на отшибе от двух больших каст, на которые делится военная среда, и это, естественно, сужало круг людей, с коими ей приходилось общаться, и значительно облегчало ей выбор. И все же она скоро заметила, что даже кое-кто из тех, кто мог претендовать на место за столом самого коменданта, был склонен закрыть глаза на разделяющие их условности ради удовольствия созерцать изящную женскую фигурку и очаровательное личико. Не прошло и двух-тpex дней после ее прибытия в крепость, как у нее завелись поклонники и среди офицеров. В особенности квартирмейстер гарнизона, мужчина средних лет, не раз уже связывавший себя узами брака, но недавно вновь овдовевший, явно старался поближе сойтись с сержантом, хотя они и без того постоянно встречались по службе; даже самые молодые его сотрапезники вскоре заметили, что этот напористый человек – кстати, шотландец, по фамилии Мюр, – что-то зачастил к своему подчиненному. Однако, кроме безобидной шутки или намека на очаровательную «сержантову дочку», никто ничего не позволял себе по его адресу, хотя Мэйбл Дунхем вскоре стала признанной «богиней» молодежи и в офицерской столовой за нее постоянно поднимались бокалы.
Как-то в конце недели после вечерней переклички Дункан Лунди послал за сержантом Дунхемом для разговора по делу, видимо, требовавшему свидания с глазу на глаз. Старый майор жил в фургоне, который можно было перевозить с места на место, смотря по надобности, что позволяло ему кочевать по всей крепостной территории. Сейчас фургон стоял в центре главной пощади, где и нашел его сержант. Войдя, он был тут же принят без обычного в таких случаях выстаивания в передней. Надо заметить, что командный состав крепости и простые рядовые жили примерно в равных условиях, если не считать того, что офицерам отводились более просторные помещения, так что Мэйбл с отцом пользовались почти теми же удобствами, что и сам комендант.
– Входите, сержант, входите, дорогой друг, – приветствовал гостя майор Лунди, когда его подчиненный почтительно остановился у порога комнаты, представлявшей нечто среднее между спальней и библиотекой. – Входите и садитесь на этот стул. Сегодня я позвал вас по делу, не имеющему отношения ни к платежным ведомостям, ни к расписанию дежурств. Мы с вами старые боевые товарищи и стойко пережили вместе, что это может сроднить даже майора с его вестовым и шотландца с янки. Садитесь же, дружище, и чувствуйте себя как дома. Сегодня, кажется, выдался погожий денек?
– Так точно, майор Дункан! – подтвердив сержант, присаживаясь на кончик стула; как многоопытный служака, он не поддавался на начальственную ласку, сохраняя должную почтительность – Отличный денек, сударь, и есть надежда, что хорошая погода постоит. Дай-то бог! Урожай обещает быть хорошим. Увидите, наши молодцы из Пятьдесят пятого еще покажут себя такими же дельными фермерами, как и солдатами. Я никогда не видал в Шотландии такого картофеля, какой мы, должно быть, соберем на новом поле. Да, майор Дункан, картофеля будет вдоволь, нынешняя зима авось будет у нас полегче той.
– Жизнь не стоит на месте, сержант – растет благополучие, но растут и потребности. Вот и мы стареем, и я уже подумываю, что пора оставить службу и немного пожить для себя. С меня хватит. Достаточно я поработал на своем веку!
– У короля, дай бог ему здоровья, еще много найдется для вас дел.
– Возможно, сержант Дунхем, но не мешало бы, чтобы у него нашлась для меня и вакансия подполковника.
– Этот день будет праздником для Пятьдесят пятого полка, сэр!
– Смею вас заверить, для Дункана Лунди тоже. Но, сержант, хоть вам еще не приходилось быть подполковником, зато у вас была хорошая жена, а если не считать чина, только это и может сделать человека по-настоящему счастливым.
– Да, я был женат, майор Дункан, но мне уже давно ничто не мешает безраздельно служить его величеству и думать только о своих обязанностях.
– Ну, а как же быстроногая розовощекая дочурка, которую я за последнее время то и дело вижу у нас здесь? Нечего таиться, сержант! Уж на что я старик, а и сам бы влюбился в эту прелестную девушку и послал бы свой чин подполковника ко всем чертям.
– Все мы знаем, кому принадлежит сердце майора Дункана Некая прекрасная леди в Шотландии ждет не дождется его осчастливить, как только долг службы позволит ему возвратиться на родину.
– Ах., сколько же можно жить надеждами, сержант! Далекая невеста в далекой Шотландии! – возразил начальник, и тень неподдельной грусти набежала на его суровое, с резкими чертами лицо шотландца. – Что ж, если у нас нет нашего любимого вереска и овсянки, зато мы не терпим недостатка в дичи, а горбуши здесь не меньше, чем семги в Бервик-на-Твиде note 19Note19
Бервик-на-Твиде – порт на границе между Англией и Шотландией при впадении реки Твид в Северное море.
[Закрыть]. Верно это, сержант, что наши люди недовольны: их будто бы закормили голубями и дичью?
– Вот уж с месяц никто на это не жалуется. Ведь летом не так уж много птицы и оленины. Обижаются больше насчет горбуши, но до осени, думается, потерпят. Я не предвижу особых беспорядков из-за провизии. Вот шотландцы – те, пожалуй, кричат больше, чем позволительно, требуют овсяной муки, а на пшеничный хлеб и смотреть не хотят.
– Ничего не попишешь, сержант, такова человеческая натура – чистокровная шотландская человеческая натура Овсяная лепешка, по правде сказать, ни с каким хлебом не сравнится, я сам сплю и вижу, как бы отведать кусочек.
– Если уж очень допекать будут – я про наших солдат говорю, мне и в голову не придет сказать это о вас, – если люди будут так тосковать по своей природной пище, я бы позволил себе предложить, чтобы нам завезли сколько-нибудь овсяной муки или хотя бы тут ее приготовить, только бы крикуны утихли. Я думаю, много и не понадобится, чтобы излечить их от тоски.
– Да вы, я вижу, пройдоха, сержант! Но черт меня побери, если вы неправы! Однако на свете есть вещи получше овсяной муки. У вас, например, прелестная дочка, Дунхем.
– Девочка – вылитая мать, майор Дункан, она выдержит любой инспекторский смотр. Обе они выросли не на овсянке, а на добротной американской муке. Ей никакой смотр не страшен, сэр!
– Я в этом не сомневаюсь. Ну, а теперь не стану вас больше манежить, сержант, а двину вперед свои резервы. Квартирмейстер Дэйви Мюр имеет виды на вашу дочь, он просил меня похлопотать за него перед вами – боится, видно, уронить свое высокое достоинство И то сказать, добрая половина наших юнцов пьет за ее здоровье, в полку только и разговоров, что о ней.
– Это большая для нее честь, сэр, – ответствовал сержант сухо, – но у наших джентльменов скоро найдется что-нибудь более занятное для разговоров. Месяца через два, сэр, я надеюсь увидеть свою дочь замужем за честным человеком.
– Что ж, Дэйви честный малый, а для квартирмейстера это большая заслуга,
– заметил майор с усмешкой. – Так, значит, вы разрешаете обнадежить нашего юношу, уязвленного стрелой амура?
– Спасибо, ваша честь, но Мэйбл – невеста другого.
– Вот это новость так новость! Представляю, какой переполох она вызовет в крепости! Впрочем, я рад за вас, сержант: говоря по совести, я не поклонник неравных браков.
– Я того же мнения, ваша честь, и не хотел бы видеть свою дочь офицерской дамой. Быть тем, чем была ее мать, вполне достаточно для благоразумной девушки.
– А нельзя ли узнать, сержант, кто счастливец, которого вам угодно будет назвать своим зятем?
– Следопыт, ваша честь!
– Следопыт?!
– Вот именно, майор Дункан! Не правда ли, это такое имя, которое не требует никаких пояснений. На всей границе нет человека более известного, чем мои честный, храбрый, преданный друг!
– Что верно, то верно! Но способен ли он сделать счастливой двадцатилетнюю девушку?
– А почему бы и нет, ваша честь? Ведь этот человек достиг вершин в своем звании. У нас при армии не найдется проводника, которого бы и вполовину так уважали, как Следопыта, и который хотя бы вполовину такого уважения заслуживал.
– Это все правильно, сержант, но разве слава лихого разведчика способна увлечь молодую девушку?
– Говорить об увлечении молодой девицы, сэр, по моему глупому рассуждению, это все равно, что спрашивать мнения какого-нибудь невежи новобранца. Если бы мы стали равняться на молодых рекрутов, мы не могли бы построить войсковую часть в должный боевой порядок.
– Ну при чем же тут невежа рекрут? Для молодой девушки своего положения ваша дочь умна и развита, в старом Альбионе note 20Note20
Альбион – старинное название Англии.
[Закрыть] не сыскать лучшей. И она дала согласие на этот брак? Хотя, по-видимому, дала, раз вы говорите, что она обручена.
– Разговора промеж нас еще не было, майор, но в согласии ее я уверен, у меня для этого много оснований.
– И что же это за основания, сержант? – спросил майор, уже по-настоящему заинтригованный. – Признаюсь, мне, как старому холостяку, любопытно узнать, как судит о таких вещах молодая девица.
– Видите ли, майор, когда я заговариваю с моей девочкой о Следопыте, она никогда не опускает глаз, соглашается со всем, что я говорю в его пользу, и рассуждает так открыто и прямо, без всякого стеснения, точно уже считает его своим будущим мужем.
– Гм! И по этим признакам, Дунхем, вы судите о чувствах вашей дочери?
– Натурально, ваша честь! Человека видно, когда он говорит то, что думает. Когда кто из наших солдат хвалит своего офицера и при этом глядит мне прямо в глаза – а ведь эти бестии, чтобы не прогневить вашу честь, любят посудачить о своих старших, – если, говорю, человек смотрит мне прямо в глаза и хвалит своего капитана, я сразу вижу, что это парень честный и говорит то, что думает – Скажите, сержант, а разве предполагаемый жених не намного старше хорошенькой невесты?
– Совершенно верно, сэр: Следопыту уже под сорок, и Мэйбл должна радоваться, что у нее будет такой опытный спутник жизни Мне тоже было под сорок, когда я женился на ее матушке.
– И вы думаете, что зеленая охотничья блуза и лисья шапка, в какой щеголяет наш достойный проводник, понравятся вашей дочери больше, нежели щегольской мундир Пятьдесят пятого полка?
– Возможно, что и нет, сэр. Тем для нее полезнее, если придется ей кое-чем и поступиться от этого молодая девица становится лучше и благоразумнее.
– А вы не боитесь, что она еще смолоду останется вдовой? Ведь Следопыт постоянно рискует жизнью, гоняясь за диким зверем, не говоря уж о дикарях-индейцах.
– Пуля дура, сами знаете, Лунди (Майор любил, чтобы его так называли, когда он беседовал с солдатами запросто.) От безвременной смерти никто не защищен и у нас в Пятьдесят пятом, так что Мэйбл ничего не выиграет, выйдя замуж за военного К тому же, сэр, говоря по совести, я сильно сомневаюсь, чтобы Следопыт погиб от пули или чтобы с ним случилось что неладное в лесу.
– Откуда у вас эти мысли, сержант? – спросил майор, воззрившись на своего подчиненного с тем почтительным удивлением, с каким шотландцы того времени – еще в большей мере, чем нынешние, – склонны были воспринимать явления потустороннего мира. – Ведь он подвергается такой же опасности, как и любой наш солдат. , да что я говорю – несравненно большей Почему же он надеется спастись там, где другие гибнут?
– Я не сказал бы, ваша честь, что Следопыт считает себя более неуязвимым, чем мы с вами, а только что этого человека пуля не берет. Мне часто приходилось видеть, как он управляется со своим ружьем, будто это пастушеский посох, когда пули градом сыплются вокруг, и как при самых невероятных обстоятельствах смерть обходит его стороной, – вот это и дает мне уверенность, что у провидения какие-то другие насчет него планы, А ведь если во владениях его величества есть человек, который заслуживает такой смерти, так это, конечно, Следопыт…
– Об этом не нам судить, сержант, – оборвал его майор, заметно помрачнев; видно, разговор этот навеял на него грусть. – Чем меньше мы будем этого касаться, тем лучше. Но удовлетворит ли вашу дочь – вы, кажется, назвали ее Мэйбл, – удовлетворит ли ее брак с человеком, который только работает для армии, а не состоит на действительной службе? Ведь у него нет надежды на производство в чин!
– Он уже и так оставил за флагом всех других проводников, и слава его гремит по всей границе. Короче говоря, это дело решенное, ваша честь, а как вы изволили рассказать мне про господина Мюра, не откажите сообщить ему, что девушка, можно сказать, получила пожизненное назначение и приписана к другому полку.
– Ладно, ладно, дело ваше! Ну, а теперь, сержант Дунхем…
– Слушаюсь! – ответил сержант, вскакивая и становясь во фрунт.
– Вам известно, что я намерен на весь будущий месяц послать вас в район Тысячи Островов. Все наши обер-офицеры побывали там этим летом со служебным поручением – по крайней мере, те, что у меня на хорошем счету, – теперь ваш черед. Лейтенант Мюр, правда, рвется ехать, но он у нас числится квартирмейстером, и я не хочу нарушать установленный порядок. Вы уже отобрали людей?
– Все готово, ваша честь! Люди извещены, а с приехавшей вчера лодкой, слышно, пришло сообщение, что отряд на озере ждет не дождется, чтобы его сменили.
– Это верно, сержант, и вам надо выехать не позже чем послезавтра, если не завтра вечером. Я на вашем месте постарался бы отплыть в темноте.
– То же самое говорит и Джаспер, ваша честь, а молодому Джасперу Уэстерну я верю в этих делах, как никому другому.
– Молодому Джасперу – Пресная Вода? – переспросил майор, и на суровом его лице промелькнула улыбка. – Разве он с вами едет?
– А вы когда-нибудь слышали, ваша честь, чтобы «Резвый» выходил из порта без Джаспера Уэстерна?
– Что правда, то правда, но нет правила без исключения. За последние дни у нас в крепости появился, по моим наблюдениям, этакий бывалый моряк.
– Так точно, ваша честь, его зовут мастер Кэп, он мой шурин и сопровождал мою дочь.
– Так почему бы вам не поручить «Резвый» ему вместо Джаспера? Вашему шурину будет небезынтересно прокатиться по озеру, и вам не нужно будет с ним расставаться.
– Я как раз хотел просить разрешения у вашей чести взять его с собой, но только волонтером. Джасперу будет очень обидно, если мы без всякой причины снимем его с командования, а братец Кэп до того презирает пресную воду, что вряд ли захочет быть у нас за капитана.
– Ну что ж, сержант, оставляю все это на ваше усмотрение. Пусть куттер поведет Джаспер. Вы и Следопыта с собой берете?
– Если ваша честь не возражает. Там хватит дела обоим проводникам – и белому и индейцу.
– Пожалуй, вы правы. Итак, сержант, желаю вам удачи. И помните: когда оставите позицию, сройте там все укрепления. К этому времени пост уже будет нам без надобности, если только мы не просчитались во всех наших планах. Слишком это опасная позиция, чтобы без нужды за нее держаться. А теперь можете идти.
Сержант отдал честь, лихо повернулся на каблуках и уже притворил за собой дверь, когда майор позвал его обратно:
– Да, вот еще что, совсем из головы вылетело: младшие офицеры просили меня устроить состязание в стрельбе, и я назначил его на завтра. «Допускаются все желающие, победителям будут розданы призы, – продолжал майор, уже читая по бумаге, – порошница, оправленная в серебро, и такая же кожаная фляжка, а также шелковый женский капор. Последний даст возможность победителю проявить галантность, преподнеся его своей даме сердца».
– Что ж, очень приятно, ваша честь, особливо для того, кто окажется победителем. А можно Следопыту участвовать?
– Как же мы можем запретить ему, если он сам вызовется! За последнее время я не вижу его на наших соревнованиях. Очевидно, он не находит здесь достойных соперников.
– В том-то и дело, майор Дункан. Следопыт честный малый, он знает, что во всей округе ни один стрелок за ним не угонится, и не хочет портить молодым людям удовольствие. По-моему, пусть он решает. Положимся на его деликатность, ваша честь. Я не знаю человека более совестливого.
– В данном случае придется, сержант: время покажет, насколько он совестлив в других отношениях. Доброй вам ночи, Дунхем!
И сержант ушел, предоставив Дункана -Лунди собственным размышлениям. Эти мысли были, видимо, отнюдь не неприятного свойства, о чем говорила улыбка, то и дело набегавшая на его лицо, которое обычно носило отпечаток угрюмой серьезности. Не прошло и получаса, как послышался стук в дверь. Майор сказал: «Войдите» – и на пороге показался человек средних лет, в офицерском мундире, имевшем, однако, изрядно поношенный вид. Это и был Мюр, занимавший мысли майора.
– Я пришел, сэр, по вашему приказанию, узнать свою участь, – сказал квартирмейстер, выговаривая слова с резким шотландским акцентом и садясь на предложенный стул. – Представьте, майор, приезд этой девушки вызвал в гарнизоне не меньший переполох, чем появление французов под Тайем. Я еще не видел такой сокрушительной победы, одержанной за столь короткое время.
– Уж не вздумаете ли вы уверить меня, Дэйви, что ваше юное бесхитростное сердце после семидневного знакомства запылало огнем? На сей раз, сэр, вы превзошли самого себя. Это напоминает мне пресловутый шотландский эпизод из вашей биографии, когда пожар, занявшийся в вашем сердце, произвел в нем такое опустошение, что юным девам нетрудно было увидеть, чего стоит заключенное в нем горючее.
– Вы все шутите, майор Дункан! Вы, кажется, будете шутить, даже когда неприятель появится у ворот. Ну что дурного в том, если молодые люди предаются влечению сердца?
– Вы так часто предавались ему, Дэйви, что это, должно быть, утратило для вас прелесть новизны. Если считать тот неофициальный случай в Шотландии, когда вы были еще юношей, вы уже четыре раза познали прелести брака.
– Три раза, майор! Четвертый мне только предстоит. Я еще не выполнил всей программы – нет, нет, всего лишь три раза!
– Очевидно, Дчиви, вы опускаете тот случай, когда дело у вас обошлось без церковного благословения?
– А чего ради я буду считать его, майор? Даже суд отказался признать этот брак, чего же вам еще надо? Известная вам женщина воспользовалась моей влюбчивостью, этой прискорбной слабостью моей натуры, и навязала мне контракт, впоследствии признанный незаконным.
– Помнится, не все смотрели так – была и другая точка зрения.
– На любое дело можно посмотреть и так и этак, дорогой майор! Бедная женщина умерла, не оставив потомства, и, значит, вопрос исчерпан. Но особенно не повезло мне во втором браке – я называю его вторым из уважения к вам, майор, исходя из сугубо условного предположения, что мой первый брак был браком. Но, будь он первым или вторым, особенно не повезло мне с Дженни Грейм – она умерла на пятом году нашего супружества, тоже не оставив потомства. Жила бы Дженни до сих пор, я не женился бы вторично, уверяю вас!
– Но она умерла, и ты женился еще два раза, а теперь не прочь жениться и в третий.
– Против правды трудно спорить, и я всегда готов ее признать. Но я вижу, Лунди, ты в такой прекрасный вечер несколько в мрачном настроении.
– Не то чтобы в мрачном. Мюр, но меня одолевают грустные мысли. Почему-то мне вспомнилось детство, когда я, помещичий сынок, и ты, сынок пастора, носились вместе по нашим родным холмам – два счастливых, беспечных мальчика, не заглядывавших в далекое будущее. А потом я задумался об этом будущем, оно оказалось не столь уж приятным.
– Уж тебе-то, Лунди, грех жаловаться! Ты дослужился до майора, а вскоре получишь и чин подполковника, если верить слухам; я же недалеко ушел от первого чина, который купил мне твой почтенный родитель, – какой-то жалкий квартирмейстер!
– А твои четыре жены?..
– Три, Лунди, всего-навсего три законные жены, если верить нашим нелицемерным и нелицеприятным законам!
– Ну, пускай будет три. А ведь ты знаешь, Дэйви, – продолжал майор, незаметно для себя переходя на диалект своей юности, как это часто бывает с шотландцами, стоит лишь им заговорить о предмете, особенно близком их сердцу, – ты знаешь, Дэйви, мой выбор давно уже сделан, и знаешь, с какой безнадежной тоской я жду счастливого часа, когда смогу назвать любимую женщину своей, тогда как за это время ты, не имея ни имени, ни состояния, ни заслуг, – сколько-нибудь серьезных заслуг, разумеется…
– Полегче, Лунди, не увлекайся, дружище, в жилах Мюров течет благородная кровь!
– Пусть гак, Мюр, но, не имея за душой ничего, кроме благородной крови, ты был четыре раза женат. Что ни говори, старый друг, а по части семейного счастья я оказался пасынком судьбы!
– А кто же из нас в конце концов в выигрыше, майор, говоря начистоту, как это водилось у нас, когда мы были детьми – Мне нечего скрывать. Мои надежды все больше отодвигаются в туманную даль, тогда как ты…
– , так же далек от их свершения, клянусь честью, майор Дункан! Каждый новый опыт, на который я возлагал надежды, не приносил мне ничего, кроме разочарований. Таков удел человеческий! Ах, Лунди, жизнь – это суета сует, и ничего нет суетнее брака.
– А все же ты готов в пятый раз сунуть голову в петлю?
– Всего-навсего в четвертый, майор Дункан, – заявил квартирмейстер внушительно и тут же, засияв мальчишеским восторгом, продолжал:
– А Мэйбл Дунхем так прелестна! Наши шотландские девы милы, но их не сравнишь со здешними красотками.
– Вспомни свой офицерский чин и благородную кровь, Дэйви! Кажется, все твои четыре жены.
– Прошу тебя, Лунди, не путайся в таблице умножения! Трижды одна – это три, а не четыре!
– -Ладно, все три твои жены, сколько я помню, были девушки благородные, из почтенных семейств.
– Совершенно верно, майор, из почтенных семейств, с прекрасными связями.
– Что до четвертой, дочери нашего садовника, тут был явный мезальянс. Так разве ты не боишься, что женитьба на дочери унтер-офицера, да еще твоего сослуживца, плохо отзовется на твоем положении в полку?
– В этом-то и заключается моя постоянная слабость: я всегда женился наперекор рассудку. У каждого человека свои недостатки, и это мой неискоренимый порок. Ну, а теперь, когда мы обсудили, как говорится, принципиальную сторону вопроса, разреши спросить говорил ли ты с сержантом о моем маленьком деле? Замолвил за меня словечко?
– Замолвил, Дэйвид, и, к своему огорчению, убедился, что на сей раз у тебя мало шансов.
– Мало шансов? Офицер, квартирмейстер в придачу, – и меня не удостаивает вниманием дочь сержанта!
– Ты меня отлично понял, Дэйви.
– Но в чем же дело, Лунди?
– Девушка просватана. Рука ее обещана, свадьба назначена, сердце отдано – хотя черт меня побери, если я этому верю! Но она просватана, это факт.
– Что же, это препятствие, майор, но не такое уж серьезное, раз сердце ее в этом не участвует.
– Ты прав, сердце ее, возможно, и свободно: предполагаемый супруг – выбор не дочери, а отца.
– И кто же он? – спросил лейтенант с тем философским хладнокровием, которое рождается привычкой. – Я не вижу здесь ни одного серьезного соперника, кто мог бы стать у меня на дороге.
– Ну, конечно, Дэйви, ты единственно серьезный претендент на всей границе. Но счастливый избранник – Следопыт!
– Следопыт, майор Дункан?
– Не кто иной, как он, Дэйвид Мюр! Предпочтение отдано Следопыту. В утешение тебе могу сказать, что в браке этом, по-видимому, заинтересована не дочь, а отец.
– Так я и думал! – воскликнул квартирмейстер со вздохом облегчения. – Быть того не может, чтобы при моем знании человеческой натуры…
– В особенности женской натуры, Дэйвид!
– Тебе лишь бы сострить, майор, остальное тебя мало трогает. Быть того не может, чтобы я ошибся во вкусах этой молодой девицы: ее не удовлетворит положение Следопыта. А что до этого субъекта, мы еще посмотрим…
– Скажи мне откровенно, Дэйви Мюр… – обратился к нему Лунди; он шагал из угла в угол и вдруг остановился, глядя на собеседника в упор с каким-то комическим недоумением, придававшим его лицу забавную серьезность. – Неужто ты думаешь, что такая девица, как дочь сержанта Дунхема, может почувствовать расположение к человеку твоего возраста и твоей наружности, не говоря уж о твоем бурном прошлом?
– Вздор, Лунди, ты не знаешь женщин и только потому в сорок пять лет еще не женат. Сколько же можно оставаться холостяком?
– А сколько тебе лет, лейтенант Мюр, если позволительно задать такой щекотливый вопрос?
– Сорок семь, и я этого не скрываю, Лунди. Получается, в общем, по одной подруге жизни на каждое десятилетие, – если мне удастся заполучить Мэйбл! Но неужто сержант Дунхем такой простак, что способен отдать свою прелестную дочку этому медведю Следопыту? Да полно, серьезно ли это?
– Можешь не сомневаться! Сержант Дунхем серьезен, как солдат, который ложится под палки.
– Ладно, ладно, майор, мы с вами старые друзья и понимаем шутку – в свободное от службы время, конечно Возможно, досточтимый папаша не уразумел моих намеков, иначе ему бы в голову не пришла такая глупость. Между супругой офицера и женой проводника такая же огромная разница, как между древней Шотландией и древней Америкой. В моих жилах течет древняя кровь, Лунди!
– Поверь мне, Дэйви, твоя родословная здесь ни при чем, и кровь у тебя не более древняя, чем кости. Итак, дружище, тебе известен ответ сержанта, известно, что мой авторитет, на который ты рассчитывал, оказался бессилен. Давай же выпьем, Дэйви, за наше старое знакомство, да не забудь, что завтра тебе нужно снарядить людей в поход, и выкинь из головы Мэйбл Дунхем.
– Ах, майор, мне всегда было легче выкинуть из головы жену, чем зазнобу! Когда люди вступают в честное супружество, все у них предрешено заранее до гробовой доски, которая единственно может их разлучить. Меня оторопь берет при мысли нарушить сон покойника, тогда как мысль о возлюбленной будит столько тревог, надежд и волнений, что я чувствую, как кровь бьет во мне ключом.
– Я так и представлял себе, Дэйви: ни от одной своей супруги ты больше не ждал счастья. А ведь есть глупцы, которые мечтают вкусить с любимой женой и загробное блаженство. Итак, пью за твой успех, лейтенант, или за скорейшее выздоровление от любовной горячки. И советую впредь быть осторожнее, а то как бы очередной приступ горячки не оказался для тебя роковым.
– Большое спасибо, майор! А я желаю тебе скорейшего увенчания твоих надежд, о которых мне кое-что известно… Да это вино – чистейшая горная роса. Лунди, оно согревает сердце воспоминанием о старой Шотландии! Что же до глупцов, о коих ты упомянул, им следует довольствоваться одной женой на брата – из опасения, как бы добрые и злые дела многочисленных супруг не разбросали их за гробовой доской по различным дорогам. Мне думается, всякий рассудительный муж должен быть доволен женой, ниспосланной ему жребием, и не гоняться за несбыточной мечтой. Итак, я бесконечно обязан вам, майор Лунди, за все ваши дружеские одолжения; прибавьте к ним еще одно, последнее, и я буду знать, что вы еще не совсем забыли товарища ваших детских игр.
– Что ж, если просьба твоя разумна и твоему командиру позволительно ее удовлетворить, не чинись, голубчик, я слушаю тебя.
– Когда бы вы придумали для меня какое-нибудь порученьице, так, недельки на две, в район Тысячи Островов, мне кажется, дело устроилось бы к общему удовольствию. Не забывайте, Лунди, девица Дунхем – единственная белая девушка на выданье на всей границе!
– Поручения по твоей части всегда найдутся, даже на самом маленьком посту; но это такие пустяки, что сержант с ними вполне справится, и даже лучше самого генерал-квартирмейстера.
– Но не лучше офицера! Не раз замечали, что наш младший командный состав склонен к транжирству.
– Ладно, я подумаю, Мюр, – сказал майор, смеясь. – Завтра утром придешь за ответом. Да, вот тебе прекрасный случай отличиться перед твоей красавицей. Ты превосходный стрелок, а на завтра назначено стрелковое состязание с раздачей призов. Покажи свое искусство, и кто знает, что еще может произойти до отплытия «Резвого».
– В состязании, верно, примет участие главным образом молодежь?
– И молодежь и старики – в твоем лице, например. Я и сам постреляю разок-другой, с тобой за компанию. Ведь я, как тебе известно, тоже стрелок не из последних.
– Что ж, это, пожалуй, разумный совет. Женское сердце капризно, оно любого философа поставит в тупик. Иная из них требует правильной осады и капитулирует, только когда истощены все средства обороны; другую предпочтительнее взять штурмом; а есть плутовки, которых надо застигнуть врасплох, напав на них из засады. Первый способ, возможно, больше приличествует офицеру, но я предпочитаю последний, как более забавный.
– Твои наблюдения, очевидно, основаны на опыте. Ну, а что же ты скажешь о штурме?
– Это годится для людей помоложе, Лунди, – ответил квартирмейстер, вставая и делая майору ручкой – вольность, которую он иногда позволял себе на правах старой дружбы. – Каждому возрасту свое: в сорок семь лет не мешает немножко довериться и голове. Желаю тебе доброй ночи, майор, приятных снов и избавления от подагры.