Текст книги "Белый джаз"

Автор книги: Джеймс Эллрой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Занимаюсь криминалистической экспертизой – на столике в собственной гостиной.

Проверяю на отпечатки: журналы, магнитофон, бобины: куча смазанных и четыре сносных отпечатка. Для проверки снял свои собственные – это подтвердило, что тогда, трясущимися пальцами, я все испортил.

Зазвонил телефон.

– Да?

– Рэй Линкер, Дейв.

– Вы закончили?

– Именно что «закончили». Во-первых, ни одного сносного отпечатка – а ведь мы проверили обе комнаты. В порядке исключения взяли отпечатки пальцев у клерка – он же владелец – сторожа и уборщицы – все трое негры. В комнатах – только их отпечатки – и больше ничьих.

– … Твою мать.

– Вкратце так оно и есть. Мы взяли на анализ мужскую одежду и проверили пятна спермы, обнаруженные на шортах. Группа крови снова первая, резус положительный и биохимия совпадает – так что ваш взломщик, или кто он там, – большой любитель пожить в мотелях.

– Ч-черт.

– Вкратце так и есть; вот с фотороботом нам повезло больше. Клерк и наш художник вместе составили его портрет, который ждет тебя в Бюро. А теперь…

– А как насчет снимков? Вы сказали клерку, что он понадобится нам для опознания?

Рэй вздохнул – почти рассерженно: «Дейв, парень смылся во Фресно. Он намекнул, что твое поведение его обеспокоило. Я предложил ему официальную компенсацию за выбитую тобой дверь, но он сказал, что это его не устроит. Он также сказал, чтобы его не искали, – он ушел, и с концами. Я не стал упрашивать его остаться, так как он заявил, что пожалуется на то, что ты выбил дверь».

– Твою мать… Рэй, ты проверял…

– Разреши предвосхитить твой вопрос. Я спросил остальных служащих, видели ли они того человека, оба ответили, что нет, и я им поверил.

Ч-черт. Мать вашу.

Подавляя зевок: «Сколько шума из-за какого-то 459-го, а, Дейв?»

– Ну да, только не спрашивай у меня почему.

Щелк – больно кольнуло в ухо.

Что ж, продолжим снимать отпечатки.

На конвертах пластинок отпечатки смазаны, а на самих пластинках с их желобками – ничего путного не снимешь. На моем хай-фай – Чамп Динин: «Меееед-ленные мысли: Чамп играет Дюка».

И пусть играет – а я полистаю журналы «Замочная скважина»:

Пианино, саксофон, бас – нежная, мелодичная музыка. Пикантные снимки, намеки: блондинистая нимфа М. М. добивается гея Р. X – и пойдет на все, чтобы вернуть его, так сказать, на путь истинный. Нимфоманка Д. М. – одаренная гигантскими размерами ищет столь же одаренных в спортзале Истона. Не меньше десяти дюймов – у нее даже линейка для этих целей припасена. Среди последних завоеваний: жеребчик – звезда порнофильмов Ф.Т., эстрадный юморист М.Б., немногословный актер вестернов Дж. С.

Надрывный сакс, пульсирующий бас.

И истории – байки странствующих торговцев. Фотографии, само собой: неряшливые матроны с сиськами, едва не вываливающимися из лифчиков. Трели на пианино – просто роскошно.

Под переливы Динина осилил один журнал. «Замочная скважина», июнь 1958 года.

У М. М. и бейсболиста Д. Д. М. – роман – и влюбленная в Д. Д. М. звезда слетает с катушек. Шикарный отель «Плаза» – десять дней и десять ночей любовного безумия.

Альтовые трели на саксофоне – вокруг меня кружатся Гленда, Мег, Люсиль.

Объявления: увеличение полового члена, обучение юриспруденции на дому. «Индиго» а-ля Динин – духовые инструменты, низкий диапазон.

Рассказ о папе и дочке – сразу начинается с диалога. И фото: неказистая брюнетка в бикини:

– Ну-у… ты похож на моего папу.

– Похож? Хотя я достаточно стар, чтобы быть им. Игра есть игра, правда? Я могу быть папочкой, поскольку гожусь на эту роль.

– Как там в песне поется: «Мое сердце принадлежит папе»?

Пробежим глазами статейку: сиротка Лоретта желает папу. Злой Терри лишает ее девства – она спит с ним и ненавидит это. Она продает себя взрослому мужчине, и потом ее убивает проповедник. И прилагается фото – Рафия; та самая брюнетка, задушенная поясом.

Чамп Динин надрывается, а я думаю:

Лоретта равняется Люсиль, Терри – равняется Томми. «Сиротка» Лоретта – ХЗ. Люсиль хочет папочку Джея-Си – трудно представить, что девочка вдруг возжелала этого жирного ублюдка.

Диалог – наверняка записан на пленку.

А автор сего «творения» – наш вуайерист.

«Замочная скважина», июль 1958 года – сплошные байки о кинозвездах. Посмотрим выходные данные – адрес в Долине – завтра надо будет туда наведаться.

Зазвонил телефон – делаю тише – беру трубку:

– Глен…

– Да. Ты сумасшедший или просто самонадеянный?

– Не знаю, может, и то и другое. Слушай, давай я приеду на съемочную площадку?

– Не надо. Сид Фритцелл снимает ночные сцены.

– Тогда поедем в отель. Мы не можем ни к тебе, ни ко мне – слишком рискованно.

Тот смех. «Сегодня читала в „Таймс", что Говард Хьюз и иже с ним улетели в Чикаго на какое-то совещание Министерства обороны. Дэвид, домик для гостей на Голливудских холмах свободен, и у меня есть ключи».

За полночь – будем считать, что бояться нечего. «Давай через полчаса?»

– Давай. Буду скучать.

Я положил трубку и врубил пластинку на полную громкость. Эллингтон/Динин, «Кролик». И сразу – воспоминания: сорок второй год, я – морской пехотинец, Мег, эта мелодия – мы танцуем в «Эль Кортез Скай Рум».

Теперь-то что – прошло шестнадцать долгих лет. Телефон под боком, осталось только набрать номер.

– Алло?

– Хорошо, что я застал тебя, – правда, я думал, что охотишься за Стеммонсом.

– Ну надо же мне иногда спать. Слушай, эксплуататор…

– Убей его, Джек.

– Ладно, согласен. Десять?

– Десять. Прикончи его и дай мне выиграть время.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Голливудские холмы – большой дом в испанском стиле, чуть поодаль от Малхолланд-драйв.

Окна светятся, у порога – машина Гленды. Дюжина комнат с лишком – ничего себе бордельчик на одну персону.

Я припарковался – и тут мои фары осветили «шеви» пятьдесят пятого года выпуска. Чертовски знакомый: тачка Гарольда Джона Мишака.

Чтобы убедиться, врубаю дальний свет: на крыле – логотип компании Говарда Хьюза.

Ночная тишь – темные дома, и лишь в одном горит свет.

Я выбрался из машины и прислушался: голоса – его и ее – тихие, приглушенные.

На крыльцо, пробую дверь – заперто. Голоса: его – раздраженный, ее – спокойный. Обхожу дом, снова прислушиваюсь.

Мишак: «… А могло быть и хуже. Ты будешь со мной – можешь притворяться, что это Клайн. Я видел, как он приезжал к тебе в Гриффит-парк, – что касается этого, ты можешь продолжать с ним встречаться – я не собственник, и партнеров у меня нет. Мистер Хьюз никогда не узнает, ты просто будешь спать со мной и достанешь деньги Клайна – а они у него есть, потому что он связан с мафией. Мистер Хьюз мне сам об этом сказал».

Гленда: «А как я узнаю, что ты – один?»

Мишак: «По тому, что Гарольд Джон – единственный человек в Лос-Анджелесе, который не боится ни мистера Хьюза, ни этого твоего лейтенанта, который считает себя таким невшибенным».

Обегаю дом, к окну столовой. Занавески висят неплотно, смотрю:

Гленда пятится назад, Мишак надвигается на нее, сдвигая бедра.

Движутся медленно – оба; за спиной Гленды – подставка для ножей.

Попробовал открыть окно – не поддается.

Гленда: «Так как я узнаю, что это будешь только ты?»

Гленда – одна рука шарит за спиной, вторая манит – иди, мол, сюда.

Гленда: «Думаю, нам будет хорошо вместе».

С тыла, задняя дверь – я вышиб ее плечом и вбежал в дом.

Коридор, кухня, а там —

Клинч: его руки ощупывают ее тело, ее руки нащупывают рукоятки ножей.

Стоп-кадр: я не могу пошевелиться. Застыв на месте, смотрю:

Ножи – в его спине, в шее – глубоко, по самую Рукоятку. Скрип кости – Гленда с силой надавила на Рукояти – мокрыми от крови ладонями. Мишак бросился НА НЕЕ.

Еще два ножа – Гленда продолжает слепо колоть…

Мишак хватается за подставку – достает секач.

Я подошел ближе – ноги точно ватные – в ноздри ударил запах крови.

Он попробовал ударить ее ножом – промахнулся – и шатаясь, задел подставку. Она продолжала колоть – в спину, в лицо, – лезвия продырявили его щеки.

Бульканье, хрипы, жалобный вой – умирающий Мишак. Рукояти ножей торчали под разными углами – я опрокинул его, повернул рукоятки, убил его.

Гленда – ни звука, только взгляд – МЕДЛЕННО – так уже было.

МЕДЛЕННО:

Мы выключили свет и прождали минут десять – снаружи не донеслось ни звука. Тогда принялись строить планы – обнимая друг друга окровавленными руками.

Нам повезло – ковра в столовой не было. Приняв душ, мы переоделись – в домиках Хьюза хранился запас мужской и женской одежды. Испачканную кровью мы уложили в мешок, вымыли пол, ножи, подставку.

Одеяла в платяном шкафу – завернули тело Мишака и заперли в багажнике его «шеви». Без десяти два, ночь – выбрались через заднюю дверь, никаких свидетелей. И снова в дом – наши-то машины стояли близ Малхолланд.

План – есть на кого свалить: Блуждающий Огонь – любимый лос-анджелесский непойманный убийца.

В одиночку веду машину Мишака в сторону Топанга-каньон. Детский лагерь «Хиллхейвен» – заброшенный, обитаемый разве что пьянчугами. Осветил все шесть домиков-хижин – никого.

Я отогнал машину подальше от глаз.

Протер ее.

«Хижина маленькой пумы» – оттащил туда тело.

Сломал ему глотку – точь-в-точь как это делал со своими жертвами Блуждающий Огонь.

Обвалял покойника в опилках – чтобы засорить раны. Это затруднит экспертизу: закрытые раны – идентифицировать нож практически невозможно.

Будем надеяться.

Говард Хьюз побоится огласки – не станет требовать поисков убийцы своего подручного.

Пешком добрел до Тихоокеанского шоссе. МЕДЛЕННО приходит страх —

За мной следят мириады воображаемых хвостов.

Хвост в эту ночь означал бы пожизненные неприятности.

На шоссе меня подобрала Гленда. Мы вернулись на Малхолланд и там поехали ко мне – на двух машинах, легли в постель – только чтобы поговорить.

Ни о чем – она еще держалась. Перед глазами – цветное кино – Гленда с ножами – пришлось нажать на нее. Убедиться, что ей это не понравилось.

Я ударил ладонью по подушке возле ее лица.

Направил свет ночника ей в глаза.

И принялся рассказывать:

Как мой отец пристрелил собаку – как я потом поджег его сарай для инструментов; как он ударил мою сестру, а я попытался застрелить его, но ружье заклинило; и про двух Тони – ублюдков, которые мучили мою сестру и которых я убил; а также про тех пятерых, которых я убил помимо этого. Причем за деньги – так что, мол, дает тебе право так стильно играть?

Еще раз врезал по подушке, чтобы она заговорила, – ни стиля, ни слез.

Она барахталась, как могла, раскатывала на роликах в драйв-ин – и мнила себя актрисой. Чтобы заплатить за квартиру, иногда спала с мужчинами за деньги – кто-то из ее клиентов рассказал о ней Дуайту Жиллетту. Тот и предложил ей: работай на меня, а выручка поровну. Онасогласилась и стала работать на него – основными ее клиентами были военные нижних чинов. Раз даже спала с Джорджем Инджем – он обошелся с ней сносно – тогда как Дуайт регулярно поколачивал ее.

И она слетела с катушек. Мнимая актриса придумала вот что: купить у Джорджи пушку и припугнуть Жиллетта. Теперь у мнимой актрисы появляется реквизит: настоящий пистолет.

Как-то Дуайт заставил ее отвезти своих «племянников» к «своему брату» в Окснард. Это было здорово – симпатичные маленькие негритята, – а спустя неделю их показали по телевизору:

Два четырехлетних мальчика – заморенные голодом, замученные и изнасилованные – были обнаружены мертвыми в окснардском коллекторе.

Мнимая актриса, девочка на побегушках – тут в ней проснулась настоящая актриса:

Надо убить Жиллетта – пока он не отправил на смерть еще чьих-нибудь детишек.

Она его и убила.

Ей это не понравилось.

Такие дела не проходят бесследно – раны затягиваются медленно, и только элегантность игры спасает от воспоминаний.

Я обнял ее.

Я принялся говорить о Кафесьянах – взахлеб.

Чамп Динин убаюкал нас.

Проснулся я рано. И тут же услышал, как в ванной безутешно рыдает Гленда.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Харрис Дюланж – лет пятьдесят, гнилые зубы.

– Ну, коли и я, и мой журнал чисты, как у кота яйца, так и быть, расскажу вам, что такое «Замочная скважина». Перво-наперво мы нанимаем проституток и начинающих актрисулек для фотосессий. Писанина – вашего покорного слуги, он же – главный редактор; или каких-нибудь ребятишек из колледжа, которые высылают мне свои фантазии в обмен на бесплатные номера журнала. Словом, то, что в «Строго секретно» называют «тонкий намек на толстые обстоятельства». Потом всю эту бурду сдабриваем инициалами кинозвезд, и наши идиоты читатели (полагаю, умные нас все-таки не читают) думают: «Ого, неужели это и правда про Мэрилин Монро?»

Устал как собака – рано утром пришлось заезжать в Бюро за пинкеровским фотороботом. Эксли запретил расклеивать его по городу – а после событий сегодняшней ночи у меня не осталось сил, чтобы спорить с ним.

– Лейтенант, что это вы замечтались? Понимаю, не самый красивый офис в мире, но…

Я извлек из кармана июньский номер за 1958 год. Кто-то написал статью о «дочке и папе?»

– Мне даже смотреть не надо. Про пухленьких брюнеток, желающих переспать с «папочкой», – так это Чамп Динин.

– Что-о? Да вы хоть знаете, кто такой Чамп Динин?

– Вернее, кем он был – он недавно умер. Я знал что это псевдоним.

Я показал ему пинкеровский портрет. Дюланж безразлично воззрился на него: «Это еще кто?»

– Большая вероятность, что тот самый парень, который написал эту статью. Вы его что – не видели?

– Нет. Мы с ним общались исключительно по телефону. Симпатичный парень, однако. Что удивительно, я думал, там – страх божий.

– Он не говорил, что его настоящее имя – Ричи? Это может помочь в установлении его личности.

– Нет. Мы всего раз говорили по телефону. Он представился «Чамп Динин» – я еще подумал: «Замечательно – такое может быть только в Лос-Анджелесе». Лейтенант, разрешите спросить – наш Чампстер, часом, не вуайерист?

– Да.

Дюланж кивнул и потянулся. «Почти год назад, где-то на Рождество, ни с того ни с сего звонит мне этот псевдо-Чамп: мол, у него есть кое-что в духе журнала «Замочная скважина» – вроде историй, подслушанных в борделе. Я сказал: «Прекрасно, присылайте – если что, договоримся». Ну и… он прислал мне две истории. Обратным адресом значился почтовый ящик до востребования – помню, мне еще подумалось: он что – в бегах или живет в почтовом ящике?

– Продолжайте.

– Значит, истории оказались хорошими. В смысле – хорошими для этого журнала – а я редко плачу за статьи, обычно только за фотографии. Короче, это оказались две истории про «дочки-папочки», и диалоги были очень реалистичными. Такое впечатление, что он их где-то подслушал. Правда, сами истории подкачали, но, в любом случае, я послал ему сто баксов наличными и записку: «Продолжай в том же духе, мне нравится».

– Статьи были написаны от руки?

– Да.

– Вы сохранили эти письма?

– Нет. Я их перепечатал, а потом выбросил.

– И так – каждый раз?

– Всегда. Сочинения Чампа выходили в четырех номерах, и всякий раз я перепечатывал их на машинке, а рукопись отправлял в корзину для бумаг. Помимо июньского номера статейки Чампа появлялись в февральском, майском и сентябрьском номерах. Хотите копии? Через недельку я вам это организую – вот только со складом свяжусь.

– А побыстрей никак?

– Для мокроспинников, которые работают на моем складе, неделя – и то будет слишком быстро.

Я достал свою визитную карточку и положил на стол. «Пришлите их мне на работу».

– Ладно, но, боюсь, вы будете разочарованы.

– Почему вы так думаете?

– Этот Чамп – артист одного номера. Псевдоинцест с пухленькими брюнетками в главной роли. Я вот думаю подкинуть ему мыслишку – чтобы он заменил главную героиню. Рита Хейворт, жаждущая секса с якобы «папочкой», звучит намного пикантней, а?

– Еще бы. А как насчет других сотрудников?

Он постучал себя по голове. «Вот все мои сотрудники. Ведь в нашем шикарном офисе не так много места». Не по себе – я подумал о Гленде. «Вы расплачивались с ним чеком?»

– Нет, каждый раз наличными. Когда мы говорили по телефону, он сам об этом попросил. Лейтенант, вы становитесь беспокойным, так что скажу сразу: проверьте почтовый ящик 5841 на главпочтамте. Туда-то я и посылаю деньги. Всегда наличными – и, если вы уже собрались натравить на меня Внутреннюю налоговую службу, прошу вас, не надо – потому что я учел Чампстеровы гонорары в какой-то из статей «малой кассы».

Жара – мерзкая утренняя потливость. «А голос – что у него был за голос?»

– Голос придурка, который мнит себя великим джазменом. Кстати, знаете – моего младшего брата подозревали в убийстве Черной Орхидеи?[21]21
  «Черная Орхидея» – роман Д. Эллроя о расследовании зверского убийства молодой голливудской старлетки Э. Шорт.


[Закрыть]

Установить наблюдение на главпочтамте – слишком много времени. Попытаться получить ордер на изъятие содержимого ящика – то же самое. Просто взять и взломать ящик – так и сделаем – позвоню Джеку Вудсу.

И снова таксофонные медяки:

Джек Вудс – нет дома. Мег – попросил снять со счета десять штук наличными. И никаких «почему», последние новости: они с Джеком снова вместе. Едва удержался от грязной усмешки: отдай эти деньги ему – я заказал ему Джуниора Стеммонса.

Мишак, утыканный ножами, – я вижу его, чувствую рукоять ножа, как лезвие вгрызалось ему в позвоночник.

И снова звонки:

Пробую разыскать Майка Брюнинга и Дика Карлайла – но их нет ни в Бюро, ни в участке 77-й улицы. Перед глазами живо встает картина: насмерть перепуганный, затравленный легавыми Лестер Лейк.

И тотчас же – другая картина – Гленда: «Черт, Дейв, ты видел, как я плачу».

И снова я поехал в Черный город – порасспрашивать народ. Бары и джаз-клубы, открытые в этот ранний час, – мне туда. Имена:

Томми Кафесьян, Ричи – старый приятель Томми? Тилли Хоупвелл – любовница – Томми К. и покойный Уорделл Кнокс? Ну, и наобум: Джонни Дьюхеймел – бывший боксер, переквалифицировавшийся в легавые.

Все это я пытался узнать:

У шлюх, у торчков, у бродяг, у алкашей, у барменов. Результаты: Ричи никто не знает, белых вуайеристов никто не видел. Тилли Хоупвелл – кое-кто из нариков припомнил, что она тоже торчала, но недавно лечилась в наркодиспансере. Уорделл Кнокс – «его убили, я не знаю кто». Школьник Джонни – «вроде такой боксер был».

Фоторобот вуайериста тоже не опознал ни один.

Вечер – открываются все новые клубы. И снова имена – и снова глухо – только и оставалось, что наблюдать за толпившимися у игровых автоматов. Ребята, заправлявшие автоматы в клубе «Рик-рак», – белые и мексы: тут как тут – федералы с фотоаппаратом. Щелк-Щелк – люди Микки на пленке – камикадзе Микки.

Не протолкнуться от «плимутов» полицейского образца – федералы, ребята из Управления. Неуемная дрожь в коленях: а что, если за мной был хвост – ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ?

Останавливаюсь у таксофона – десятицентовые монетки закончились – кидаю жетоны:

Звоню Гленде – и себе – ее нигде нет. Джек Вудс уже не отвечает. Еду в «Било Лито» – спрашиваю, получая в ответ лишь презрительные усмешки.

Минимальный заказ – две порции напитка – усаживаюсь на табурет у стойки и заказываю два виски. Широко открытые глаза – от стены до стены – сплошные негры.

Виски разливает по телу тепло, мне приходит идея: дождаться Томми К. и выволочь его на улицу. Спишь ли ты со своей сестрой – а твой отец? – и лупить кастетом, пока из него не посыплются семейные тайны.

Бармен приготовил было третью порцию – я отказался. На сцену поднялся небольшой эстрадный ансамбль – я поманил саксофониста. Он согласился: двадцатку за попурри из Чампа Динина.

Приглушенный свет. Вибрафон[22]22
  Вибрафон – муз. инструмент, состоящий из деревянных пластин, закрепленных на станине, и палочек.


[Закрыть] – ударные – саксофон – труба – поехали!

Мелодии – то громкие и быстрые, то медленные и нежные. Во время звучания одной из таких бармен и поведал мне историю жизни мифического Чампа Динина.

Вот что я узнал:

Появился из ниоткуда. Выглядел белым – но, по слухам, примесь негритянской крови у него все же имелась. Играл на пианино, на басу и саксофоне, сочинял музыку – джазовую, естественно; еще кое-чем промышлял. Красавец-жеребец, он трахался в борделях и ни разу не дал себя сфотографировать. Потом влюбился: три богатенькие наследницы и их мамаша. Четыре любовницы – в положенный срок – четыре ребенка. И по концовке его пристрелил рогоносец – папаша семейства.

Рюмка виски все еще стояла на стойке – одним махом я осушил ее. История моего вуайериста – и его история – все может быть:

Прослушка в борделях – точно так же, как в «Замочки скважине». Семейная интрига – как у КАФЕСЬЯНОВ.

Я выбежал на улицу – перешел дорогу в поисках таксофона. Номер Джека Вудса, три гудка. «Алло?»

– Это я.

– Дейв, не спрашивай. Я все еще ищу его.

– Ищи-ищи, я звоню не за этим.

– Тогда зачем?

– Еще две штуки, если согласишься. Знаешь главпочтамт в центре – ну, тот, что работает круглосуточно?

– Конечно.

– Ящик 5841. Взломай его и принеси мне содержимое. Подожди часов до трех, тогда тебя никто не заметит.

Джек присвистнул. «А, у тебя ж неприятности с федералами. И ты не можешь получить ордера на изъятие…»

– Так да или нет?

– Да. Мне нравится, когда у тебя неприятности – тогда ты становишься щедрым. Позвонишь завтра, лады?

Я повесил трубку. Тут меня осенило: номера машин. Работа Джека – те четверо, которых тряс Джуниор. Покопавшись в блокноте, я набрал номер транспортной полиции:

Медленно диктую цифры и начинаю ждать. Холодный воздух выветрил хмель из моей головы – наркоторговцы, которых тряс Джуниор, – возможно, кто-то из них сдаст мне Джуниора и Томми.

Вот что мне сообщили:

Патрик Деннис Орчард – мужчина, белый – 1704, Лай-Пойнт; Лерой Джордж Карпентер, мужчина, негр, 819, 71-я улица; Стивен (второго имени нет) Венцел, мужчина, белый, 1811, Сент-Эндрюс.

Двое из трех – белые, что удивительно. Думается: Лестер Лейк дал мне адрес Тилли Хоупвелл. Так, вот он: 8491, Саут-Тринити, квартира 406.

Это близко – я быстренько туда доехал. Пятиэтажное здание – я припарковался двумя колесами на тротуар.

Лифта не было – я взбежал по лестнице. Квартира 406 – нажал кнопку звонка.

Глазок приоткрылся. «Кто там?»

– Полиция!

Зазвенела цепочка, дверь открылась. Тилли: мулатка под тридцать, должно быть, наполовину белая.

– Мисс Хоупвелл?

– Да. – Выговор не тягучий, как обычно бывает у негров.

– Несколько вопросов.

Она отошла назад, видимо чем-то напуганная. Прихожая: потерто, но чисто. «Вы – из инспекции по надзору?»

Я закрыл дверь. «Полицейское управление Лос-Анджелеса».

Мурашки. «Борьба с наркотиками?»

– Административные правонарушения.

Она смахнула с телевизора газеты. «Я чистая. Как раз сегодня прошла наллиновый тест. Понятно?»

– Это меня не интересует.

– Тогда…

– Начнем с Томми Кафесьяна.

Тилли отступила на шаг, смахнула пыль со стула, бухнулась на него.

– Чего, мистер по-лицейский?

– Ничего. Не надо строить из себя тупую негритянку. Томми Кафесьян.

– Мы знакомы с Томми.

– Близко знакомы?

– Да.

– И также близко знакомы с Уорделлом Кноксом и Лестером Лейком?

– Верно. И я не из тех негритянок, которые считают это таким уж грехом.

– Уорделл мертв.

– Я знаю.

– Его убил Томми.

– Томми – плохой человек, но я не стану утверждать, что это он убил Уорделла. И даже если так, он находится под защитой полиции, так что я не сообщаю вам ничего нового.

– А вы – умная девушка, Тилли.

– Для цветной, вы хотите сказать?

– Просто умная. А теперь скажите – за что Томми мог убить Уорделла? Не из-за вас, случайно?

Аккуратная, почти чопорная – эта наркоманка с повадками учительницы. «Томми и Уорделл не стали бы ссориться из-за бабы. Опять же, я не говорю, что его убил Томми, но если он это и сделал, то, скорей всего, где-то замешаны деньги – или торговля наркотой. Что тоже не должно вас волновать, учитывая корзинки к Рождеству, которые миссис Джей-Си отсылает в Центральный полицейский участок».

Сменим тему: «Вам нравится Лестер Лейк?»

– Конечно.

– Вы ведь не хотите, чтобы его загребли по ложному обвинению в убийстве?

– Нет, но кто сказал, что так будет? Только полный дурак не заметит, что Лестер из тех, что мухи не обидят.

– Да ладно, вы же прекрасно знаете, что так никогда не бывает.

Забеспокоилась – сразу видно, недавно из наркодиспансера. «А что вам за дело до Лестера?»

– Мы помогаем друг другу.

– Вы хотите сказать – вы и есть тот самый домовладелец, для которого Лестер стукачит? Если хотите ему чем-то помочь, почините ему ванну.

И опять смена темы: «Джонни Дьюхеймел».

– А теперь я точно скажу: «Чего? Джонни как?»

Еще имена: «А Лерой Карпентер… Стивен Венцел… Патрик Орчард… или полицейский по имени Джордж Стеммонс-младший».

Рядом, на подносике – сигареты. Дрожащей рукой Тилли потянулась за ними.

Я выбил подносик у нее из рук – чтобы разговорить ее.

– Этот Джуниор – дерьмо собачье! Стив Венцел – мой друг, а этот урод Джуниор отобрал у него деньги и дурь и обозвал белым негром! Этот Джуниор наговорил ему всякой чуши! И я сама видела, как этот псих Джуниор глотал таблетки возле клуба – в открытую!

Прошу заметить: мои деньги. «Какую такую чушь? Да ладно вам, вы ведь только что из диспансера и вполне можете уколоться. Так что за чушь он говорил?

– Не знаю я! Стив просто сказал «всякую чушь»!

– Что еще он говорил вам про Джуниора?

– Больше ничего! Только то, что я вам сказала!

– Патрик Орчард, Лерой Карпентер – их вы знаете!

– Нет! Я знаю только Стива! И не хочу стукачить!

Двадцать, сорок, шестьдесят – я положил купюры ей на колено. «Томми и его сестра Люсиль. Все, даже плохое. Томми никогда не узнает, что это вы мне рассказали».

Глаза наркоманки – к черту страх. «Томми говорил мне, что иногда Люсиль подрабатывает проституткой – и еще – что один парень из оркестра Стэна Кентона порекомендовал ее хозяину конторы по вызову из Беверли-Хиллз, Дугу… как же его… Дугу Анселету. Томми говорил, что Люсиль поработала на этого человека некоторое время, а потом он ее выгнал, потому что она заразила нескольких клиентов гонореей».

Тут же пришло в голову: Гленда – некогда тоже работала на Анселета. Кассета – клиент говорил Люсиль: «Заразила меня кое-чем».

Тилли – глаза наркоманки, еще купюра.

* * *

Карпентер, Венцел, Орчард – проехался по адресам с юга на север, дома никого не случилось. Снова свернул к югу; открыл окна – холодный воздух здорово прочищает мозги.

Убить Джуниора – раньше или позже, потом заклеймить пидором – посмертно. Снова обыскать его квартиру, избавиться от доказательств – потрясти его жертв. Разобраться с ограблением дома Кафесьянов – привязать его к проступкам Джуниора. И – большой знак вопроса – досье на Эксли.

Награда, предложенная Эксли за раскрытие дела, – командование Отделом по расследованию ограблений. Это наводит на мысли о Дадли Смите, который руководит расследованием дела об ограблении мехового склада, – и о его протеже, Джонни Дьюхеймеле.

Джонни и Джуниор – соучастники ограбления?

Мой инстинкт говорит: маловероятно.

Снова инстинкт: сдать Джонни Даду – нейтрализовать Эксли, подлизаться к Даду.

К югу, прибавив скорость: по слухам, Смит и его Ребята орудуют в участке 77-й улицы. Туда – у входа толпятся журналисты – им вешает лапшу на уши какой-то капитан полиции:

– Мы игнорируем убийства цветных цветными? Никогда!

– Ждите: виновных ждет скорое возмездие!

У дверей – охрана: гражданским вход воспрещен.

Показав жетон, вламываюсь внутрь. Обезьянник переполнен – негры – подозреваемые в убийстве соплеменников, две команды бравых стражей порядка с дубинками наперевес.

– Сынок.

В узком коридоре появляется Смит. Я подошел к нему – рукопожатием он едва не сломал мне кисть. «Сынок, уж не меня ли ты пришел навестить?»

Шаг в сторону. «Я ищу Брюнинга и Карлайла».

– А-а, замечательно. Эти товарищи скоро подтянутся, а тем временем поговори-ка со стариком Дадом.

Стулья вдоль стены – хватаю два.

– Сынок, за тридцать лет и четыре месяца моей полицейской службы я никогда не видел ничего подобного нынешнему федеральному расследованию. Ты сколько работаешь в Управлении?

– Двадцать лет и один месяц.

– А-а, прекрасно. Разумеется, с учетом военной службы. Скажи мне, сынок, – чувствуешь ли ты разницу между убийством белого человека и убийством азиата?

– Я никогда не убивал белого человека.

Дад подмигнул – дескать, эх ты шалунишка. «И я тоже. Все семь человек, которых мне пришлось отправить на тот свет по долгу службы, были чернокожими – разумеется, если считать таковых сынами человеческими. Сынок, ты не считаешь, что вся эта федеральная шумиха – чертовски дерзкий ход?»

– Считаю.

– Лаконично. И, со всей лаконичностью профессионального юриста, скажи мне: как полагаешь, что за этим стоит?

– Политика. Боб Галлодет – кандидат от республиканцев, а Уэллс Нунан – демократ.

– Ну да, случайные знакомые. И самое забавное, что федеральное правительство у нас представляет человек, сочувствующий… сам понимаешь кому. Как я понимаю, этот человек осмелился плюнуть тебе в лицо, сынок.

– У тебя хорошее зрение, Дад.

– Стопроцентное – всё мои парни. Ты ведь ненавидишь Нунана, сынок? И будет правдой сказать, что он, – Дадли подмигнул, – что он считает, что из-за твоей небрежности Сандерлин Джонсон совершил свой полет вне расписания?

Я подмигнул в ответ. «Он думает, что это я купил ему билет на рейс».

Басовитый смех. «Сынок, ты определенно умеешь рассмешить старика. Ты, часом, не католик?»

– Лютеранин.

– А-а, лютеранин. Второстепенная ветвь христианства. Ты все еще веришь, сынок?

– Нет – с тех пор, как мой пастор вступил в Американо-германский союз.[23]23
  Профашистская организация в США.


[Закрыть]

– А-а, Гитлер, да благословит его Бог. Конечно, он был не подарок, но, по мне, так лучше он, чем «красные». Сынок, ваша религия предполагает что-нибудь похожее на исповедь?

– Нет.

– Жаль, потому что сейчас комнаты для допросов перееполнены исповедниками и кающимися – сей благородный обычай призван не допустить нежелательной шумихи вокруг Управления, на кое нацелено федеральное расследование. К делу, сынок. Дэн Уилхайт рассказал мне о несколько… провокационном внимании к семье Кафесьян и о том, что вы – его агент-провокатор. Сынок, не хочешь исповедоваться – поведай свое мнение о том, чего он хочет.

Снова шаг в сторону. «Я сам от него не в восторге. Он возглавил Бюро расследований, а мне чертовски хотелось, чтобы это сделал ты».

– Похвальные чувства, сынок, – разумеется, я их разделяю. Но как ты считаешь – что у него на уме?

Расскажу-ка я ему – перед тем, как сдать Дьюхеймела. «Полагаю, Эксли желает скормить федералам Отдел по борьбе с наркотиками. Это самый независимый из наших отделов, и мне кажется – только кажется, – что он полагает, что это расследование что-то да нароет, и ему нужен козел отпущения, чтобы обезопасить все прочие отделы, а заодно и Боба Галлодета. Эксли, он ведь умен и амбициозен. Я всегда считал, что в один прекрасный день он устанет от работы в полиции и займется политической карьерой, и мы прекрасно знаем, как тесно он связан с Бобом. И еще я думаю – он, наверное, убедил шефа Паркера пожертвовать Отделом по борьбе с наркотиками – тоже печется о своем будущем, черт бы его побрал».