Текст книги "Эльфийский корабль (Приключения Джонатана Бинга - 1)"

Автор книги: Джеймс Блейлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Оба они осмотрелись, надеясь, что последний гоблин вылезет сам и тогда они смогут окунуть его в реку. Они были удивлены, не найдя больше гоблинов, кроме одного, того самого, который все еще с идиотским видом крутился и крутился вокруг мачты, гогоча и пронзительно вопя. Джонатан взглянул на Профессора и покачал головой.

– Туповатые ребята, верно? – усмехнулся он. Профессор полностью с ним согласился. Какое-то время Джонатан, Профессор, Дули, Ахав и невидимый Эскаргот просто молча стояли и смотрели, как кружится этот гоблин. В какой-то момент он замедлил движение, а потом выпустил мачту и, пошатываясь, стал выписывать по палубе замысловатые круги, как водяной жук, пока не свалился навзничь и не остался там лежать.

Путешественники не трогали его до тех пор, пока через минуту-другую он не приподнялся, и не начал, прищурившись, оглядываться, и не обнаружил с удивлением, что все его приятели куда-то исчезли. У него был жалкий вид маленького, встрепанного и потерявшего всякую надежду гоблина. У Джонатана тут же пропала охота дурачить его или бить по голове. Гоблин попытался загоготать в традиционной манере гоблинов, но издал лишь жалкий кудахтающий звук.

– Что ты можешь сказать в свою защиту? – спросил Джонатан.

Но гоблин посмотрел на него тупым взглядом, а затем издал звук, больше всего напоминающий утиное кряканье. Дули закрякал ему в ответ, но это не произвело на гоблина никакого впечатления.

– Они не умеют говорить, как люди, – объяснил Эскаргот. Единственное, что умеют делать эти проклятые дураки, – это ржать. Насколько я знаю, они даже друг друга не понимают. Слишком уж тупы они.

– Что будем с ним делать? – спросил Джонатан. – Оставим себе?

– Ни за что, – сказал Эскаргот. – Вы когда-нибудь видели, как они едят? Вас просто стошнит от этого зрелища. Раскидывают повсюду кости и пытаются расчесывать ими свои волосы. Да и, кроме рыбы и всякого речного мусора, они ничего не едят. Среди них нет ни одного, кто обладал бы хоть какими-то зачатками разума.

– Давайте заставим его прогуливаться по планширю* [Планширь – планка, выступающая над бортом судна по его краю; древние пираты наказывали провинившихся, заставляя их бегать по планширю и подгоняя саблями и шпагами.], – закричал Дули. – И будем тыкать ему в зад абордажной саблей!

– Точно! – воскликнул Эскаргот, который стоял позади гоблина, чтобы тот не догадался о его существовании. – У меня есть некоторый опыт в этом искусстве. Это такая вещь, для которой вам вряд ли удастся найти добровольцев, и пираты будут ждать от вас, что вы все сделаете хорошо. Существуют обычные методы...

– Вот что я скажу, – перебил его Профессор. – Почему бы вам не попрактиковаться в этом в другой раз? Я бы хотел сейчас осмотреть ногу Джонатана, единственного среди нас, кто серьезно пострадал и теперь хромает. Кроме того, мне кажется, нам следует поднять якорь и отплыть с помощью гребного колеса подальше. То, что плот отвязан, ставит нас всех в опасное положение.

– Верно, – сказал Эскаргот. – К тому же у нас нет никакого планширя, а плот возвышается над водой всего на фут. Никакого интереса.

Эскаргот приподнял гоблина, подцепив его за край штанов и ворот рубашки, и пару раз качнул туда-сюда. Он уже собрался было сбросить несчастное создание в реку, но тут Джонатан попросил его подождать немного. Эскаргот поставил бормочущего гоблина на палубу, и Джонатан повернул его другим боком. Там на веревке, которую гоблины используют в качестве пояса, висел кожаный мешочек. Джонатан отвязал его, открыл и высыпал содержимое на палубу. Целый поток мраморных шариков, искрящихся в свете горящих фонарей, хлынул из мешочка. Сначала выкатилось десять, потом двадцать, тридцать, пятьдесят, сто шариков, а мешочек словно и не пустел. Джонатан опять завязал его, а Дули побежал собирать шарики. Ни слова не говоря, Джонатан толкнул гоблина, и тот полетел в воду. Он пожалел, что у него не оказалось в руках чего-нибудь тяжелого, чтобы швырнуть вслед, но потом подумал, что это не принесло бы пользы.

– Я не видел раньше таких мешков, – сказал Эскаргот, разглядывая его, – но похоже, что он сделан эльфами.

– Он принадлежал Сквайру, – ответил Джонатан и тяжело опустился на палубу.

Глава 20

Решение принято

Профессор поднял якорь и вместе с Эскарготом принялся отталкивать плот шестами от берега, чтобы выплыть на более глубокое место; и только потом с носа и кормы бросил якоря. Они провели ночь спокойно, без всяких происшествий, даже не заботясь о том, чтобы вести ночной дозор. Как только облака из черных превратились в серые, за час до того, как из-за гор на востоке появилось солнце, путешественники были уже в пути воспользовавшись попутным утренним ветром, они шли под всеми парусами. Они весь день крутили педали колеса, и то же самое делали весь следующий день, и через день. Ночью они слышали далекий бой барабанов гоблинов, грохот гонгов, которые стали раздаваться вскоре после захода солнца. То тут, то там путешественники видели среди деревьев огни факелов, и чем ближе они подплывали к Лесу Гоблинов, тем чаще их видели. Небольшими стаями гоблины время от времени проходили вдоль реки, почти не обращая внимания на тех, кто находился на плоту. Только одна компания остановилась на берегу, и гоблины принялись швырять в реку камни – ни один из них, правда, не упал даже близко от плота. Все дело было в том, что камни летели куда угодно, но только не туда, куда они целились.

В один из этих дней они миновали Ивовый Лес. Как и прежде, городок стоял пустой и разрушенный, сваи пристани торчали из зеленых вод Ориэли, а за ними виднелся разрушенный сарай для лодок.

– Как насчет того, – спросил Джонатан, – чтобы пристать и проведать волшебника Майлза? Может, он нам как-нибудь поможет.

– Думаю, мы будем полными идиотами, если пристанем хоть где-нибудь, тут же возразил Эскаргот. – А кроме того, волшебник Майлз не останавливается надолго в одном месте. Скорее всего, с тех пор как вы видели его в последний раз, он уже ушел далеко-далеко.

– Он прав, – заметил Профессор Вурцл. – В конце концов, его все это не касается. И он, видно, занимается своими делами. Было бы слишком неразумно распространяться о наших планах.

– Верно, – согласился Джонатан. – Правда, он симпатичный парень, и, думаю, было бы приятно встретиться с ним опять. Но нам нельзя даром терять время.

И они не стали причаливать к берегу и останавливаться на пристани Ивовый Лес, а отправились дальше.

За эти три дня мимо них дважды проплывали плоты в сторону побережья. Первый, очевидно, был пуст – на палубе никого не было и никто не сидел на румпеле. Видимо, поэтому плот несся по течению боком. Дули дико закричал, когда он чуть не столкнулся с ним, надеясь, что кто-то, может быть, просто решил прикорнуть в шалаше на палубе. Но если даже кто-то и был там, он явно не собирался вылезать на чьи-то крики – и в ответ Дули не услышал ничего, кроме молчания. На втором плоту наблюдалась чуть большая активность. У руля с равнодушным видом сидел человек, у которого была длиннющая борода, а второй лежал на палубе и дремал. Из трубы, торчащей из крыши небольшого тента, установленного посередине палубы, поднимался дымок – вероятно, кто-то был и внутри, готовил еду или просто топил печку.

Дули опять закричал, но рулевой лишь бросил на него угрюмый взгляд, который отнюдь не располагал к улыбке и веселью. На нем была одежда мрачных, темных тонов, а на голове – широкополая шляпа размером с колесо телеги. В какой-то момент Джонатану подумалось: а не сострить ли ему насчет "трупного окоченения"? Но плот носил следы такого запустения и разрухи, а у рулевого был настолько отрешенный и фанатичный взгляд, что вряд ли можно было рассчитывать на успех шутки. Этот парень, казалось, только и ждал подходящего момента, чтобы сойти с ума, – видно, он относился к тем, кого в трудной ситуации лучше всего оставить в покое.

Второго декабря днем путешественники обнаружили, что они быстро приближаются к Лесу Гоблинов, а следовательно, и к Высокой Башне. Вечером они встали на якорь посередине реки, выбрав место, где она имела наиболее широкое русло, – всего в нескольких милях от Леса. Они опасались, что окажутся рядом с ним ночью, и поэтому не стали плыть пока дальше, решив, что дождутся утра. Тогда, если повезет и будет попутный ветер, они на всех парусах и крутя гребное колесо смогут быстро пройти опасный участок при свете дня. Если только, конечно, отправятся в путь достаточно рано.

Становилось все холоднее, как будто осень всерьез надумала уходить, ведя за собой зиму. Путешественникам казалось, что с каждой пройденной милей температура воздуха опускается по крайней мере на градус. Утром друзья обнаружили, что крыша рубки и вся палуба покрыты инеем. Когда не нужно было крутить педали или сидеть у руля, вся команда собиралась в рубке и грелась у огня, весело потрескивавшего в печке. Ахав всегда был готов выскочить наружу, если кто-то направлялся к двери, но еще больше он был готов броситься обратно после недолгого пребывания на воздухе. Только Эскаргот, казалось, забыл о холоде и большую часть времени проводил на палубе – "дышал воздухом", как он любил говорить.

Пару раз путешественники обсуждали свои цели, хотя эти обсуждения мало что давали. Джонатана немного раздражало, что у них вообще есть какая-то цель. Его единственной целью был городок Твомбли, и у него в запасе оставалось всего три с половиной недели – ведь он должен был прибыть домой до Рождества. Той ночью, когда они стояли на якоре ниже Леса Гоблинов, он решил обязательно обсудить все дальнейшие планы, поскольку Эскаргот, очевидно, полагал, что все они должны принять участие в какой-то безумной осаде замка на Гряде У Высокой Башни.

Когда вечером они забрались в рубку и принялись за остатки форели с картошкой, которую ели на обед, Джонатан заговорил.

– Ну, – сказал он, отделяя рыбные кости от мяса, – послезавтра мы должны быть у Высокой Башни. Что вы намерены делать, Эскаргот?

– Все очень просто, как эта форель, – произнес Эскаргот, подцепляя за плавник кусок пучеглазой рыбины и покачивая ею. – За милю от города на реке есть заводь. В похожей заводи у Стутона мы по собственной глупости встали на якорь. На карте она есть. – Эскаргот указал рыбьей головой в ту сторону, где лежала карта Твикенгема. – Ее называют Заводью Хинкла, хотя это не имеет особого значения. Как-то мне пришлось скрываться там несколько лет назад. Три дня я бродил в этой проклятой чаще, питаясь засохшими кореньями, и мне еще повезло, что у меня были хотя бы они. Насколько я помню, эта заводь в длину ярдов тридцать-сорок. И сейчас там должна быть достаточно высокая вода. Мы запрем все наши вещи в рубке, закроем ставни, наломаем веток, прикроем ими плот и отправимся в город окольным путем, чтобы узнать царящую там обстановку.

Джонатану очень не понравилось все это. Ему всегда больше нравилось соглашаться с предложениями, но здесь был не тот случай – сейчас требовалось сказать прямо то, что думаешь.

– Если честно, – начал Джонатан, – то мне почему-то кажется, что меня, Профессора и Дули втягивают в какое-то дело без нашего согласия. Нас заставили поверить в то, что мы просто должны доставить вас в Высокую Башню, а сами отправляться дальше. Если нам повезет, мы прибудем в городок Твомбли за неделю до Рождества. Если же мы, как вы предлагаете, оставим плот без присмотра в Заводи Хинкла, то, вернувшись, скорее всего обнаружим, что его опять захватили гоблины, которые отправятся вниз по течению и по дороге съедят вместе с рыбой и медовые пряники. Поэтому единственное, что я могу сказать, – все эти дела с украденными часами никого из нас не касаются.

Эскаргот ответил не сразу. Он закрыл ставни и снял свой плащ, очевидно понимая, что любому трудно вести серьезный разговор с человеком-невидимкой. Затем он разжег трубку и долго пыхтел ею, пока она не разгорелась, как дровяной склад во время пожара.

– Вам не повезет, – наконец произнес он, глядя на Джонатана. – А все это дело, неважно, связано оно с часами или нет, – это и ваше дело. И вы не встретите Рождество, если не сделаете этого.

Голос Эскаргота нисколько не был угрожающим; он произнес все это сухо, и потому его слова произвели на Джонатана гораздо больший эффект. Он уже был готов разозлиться. Профессора же это заявление не убедило нисколько, он сидел, погрузившись в свои мысли. А Эскаргот тем временем продолжал:

– И нам понадобится ваш прибор для поиска этих проклятых часов. Кто знает, где он их хранит. Может, у себя в кармане, а может, в комнате на втором этаже. А может быть, в стене башни, в тайнике. Даже если я просто приду туда и оглушу чем-нибудь тяжелым этого гнома, я вряд ли наткнусь на часы. Даже не стоит и затевать все это без прибора.

– Я дам вам его, – сказал Профессор Вурцл. – Возьмите. Мне он не нужен. Просто нечто редкое. Никому из нас не следует вмешиваться. И позвольте мне сказать прямо сейчас, сказать от имени всех нас, что мы не боимся этого гнома. Я слишком стар, чтобы бояться таких вещей. Но, ей-богу, если говорить о вашем плане честно, вся эта каша заварена вами и, будьте добры, расхлебывайте ее сами! Рисковать должны вы, а не мы.

Эскаргот медленно кивнул, как будто соглашаясь с логикой Профессора. Затем он задумчиво попыхтел трубкой.

– Я знаю, Профессор, что вы решили все именно так не потому, что боитесь. Но это связано и со мной. Не буду кривить душой – я знаю этого гнома. Я знаю, кто он и что у него есть. И поэтому, парни, я не намерен отправляться в его чертоги в одиночестве. Ни ради вас, ни ради городка Твомбли, ни ради всей этой проклятой долины. Ни ради чего.

– Ради Дули, – напомнил Профессор. Дули в это время сидел, пристально глядя в тарелку с обглоданными рыбными костями.

– Я позабочусь о парне, – сказал Эскаргот. – Он не играет здесь никакой роли. Но я не пойду к Высокой Башне один. Вы не знаете этого гнома, хотя и видели его. Он сейчас никакой не фокусник. Он нагнал страху даже на эльфов.

– Думаю, вы ошибаетесь, говоря, что я видел этого джентльмена, проговорил Профессор. – Не имел такого удовольствия и надеюсь, что никогда не буду иметь.

– Обезьяна, – сказал Эскаргот. – Именно он и был хозяином той проклятой Беддлингтонской обезьяны. И это была совсем не обезьяна, по крайней мере тогда, когда вы ее видели. Не скажу точно, кто это, но она говорила человеческим голосом. Может быть, она была обезьяной лишь частично, а может, и совсем не была ею. Кто знает.

Даже тогда он уже замышлял свои грязные фокусы в горах, но никто не знал об этом. Все думали, что обезьяна – это всего лишь шутка и все дело в чревовещании пли в чем-то вроде этого. Конечно, это был обман, но дело вовсе не в чревовещании. И он управляет не только животными. Он может делать то же самое и с погодой. Взмахом своей трости он может заставить дождь залить всю долину, а лягушек – вылезти из рек.

Эскаргот на минутку замолчал, а затем продолжил:

– Когда я услышал о том, что в болоте нашли корабль эльфов, я понял, что надвигается беда. В этом не было никаких сомнений. Единственная причина, по которой корабль поднялся вверх по реке, – они искали часы. И они нашли их, но слишком дорогой ценой. Часы остановили все вокруг. Остановили все намертво. У кого есть эти часы, тот может делать все, что захочет. У меня были эти часы, и я, признаюсь, отколол несколько стоящих шуток. Но я не знал, что это часы дьявола. С ними не так-то легко управиться – если вы не знаете как. Вы должны изучить и прочувствовать их. Все, что я вытворял с их помощью, – это таскал пироги и тому подобное. Правда, я мог делать это и без часов. Однажды мне повстречался волшебник Майлз. Я не сказал ему, что у меня есть такие часы, но попросил его рассказать, что же они представляют собой на самом деле. Он сказал, что часы показывают время. Я возразил, что любые часы показывают время, если они не сломаны. Тогда он сказал, что на самом деле это не часы показывают время, а человек с их помощью узнает, сколько времени. А эти часы именно показывают время. Вы понимаете, что я имею в виду?

Джонатан полагал, что да, и кивнул, хотя все это ему казалось немного преувеличенным и невероятным. На лице у Профессора было написано изумление.

– Я не уверен, что правильно вас понял. Объясните, что все это значит?

– Только то, что я сказал, – таинственно произнес Эскаргот. – Вы же не думаете, что сначала появилось время, прежде чем появились часы, чтобы показывать его, верно? Так вот, были часы. Есть один человек, который должен был завести их, и гном, который не должен был, но завел. Нам повезло, что он не сделал этого намного раньше, ведь тогда он бы успел натворить много бед. Потому что Майлз сказал мне, что время – это совсем не то, что вы думаете. Это и все, и одновременно ничто. Если вы поняли эти часы, то можете завести их обычным способом, а можете – на обратный ход, и можете совсем остановить их. Когда я впервые завел их, они воздействовали только на то, что было расположено в пределах десяти футов. Когда же я продавал их, они могли замедлять и останавливать все вокруг в пределах двадцати пяти футов. Но Шелзнак... неизвестно, что он сделал с этими часами. У Стутона такой вид, как будто он превратился в город-призрак лет двадцать тому назад. И мне это не нравится. И вы сами сказали, что на пристани Ивовый Лес творится то же самое. Люди покинули свои жилища, дома разрушены. Некоторые – гоблинами, но большая часть – самим Шелзнаком. Им и этими проклятыми часами. Я пойду за ними, как я уже сказал, но я не пойду один.

– Объясните наконец почему, – спросил Профессор, – вы продали часы этому дьяволу? Думаю, вы получили взамен нечто большее, чем нелепого поросенка, о котором мы уже слышали.

– О, намного большее, – таинственно произнес Эскаргот, – но я до сих пор не получил половину обещанного. У меня что-то пересохло в горле, и, если вы не возражаете, я открою бутылочку эля, которую мы припасли.

– Откройте две, – сказал Джонатан.

– Лучше три, – добавил Профессор. Внезапно рыбьи кости, сложенные грудой на тарелке, показались Джонатану такими отвратительными, что он схватил ее, выскочил на палубу и бросил все в реку. Ветра почти не было, и вокруг было тихо, как в могиле. Даже Лес Гоблинов, виднеющийся вдалеке темной полосой, словно вымер. Среди деревьев не мелькали факелы, и барабаны не стучали. Наверное, для гоблинов это была слишком холодная погода Река под плотом была глубокой и темной, и Джонатану вдруг пришло в голову, что вот эта самая вода всего пару дней назад бежала мимо городка Твомбли Какие-то потоки крутились вокруг удочки мэра Бэстейбла, а вот эти толкали мельничное колесо А через несколько дней они достигнут побережья и станут частью океана. И кто знает, какие еще чудеса увидит эта вода. А то, что предстояло увидеть самому Джонатану, находилось, по-видимому, в замке Высокой Башни.

Когда он вернулся в рубку, Эскаргот и Профессор уже принялись за эль. Оба были погружены в свои мысли и молчали. Дули решил не принимать участия в разговоре, а, усевшись на постели, принялся за свою книгу, описывая события, где главным действующим лицом был Король Жаб.

Когда Джонатан уселся на свое место, Эскаргот утер рукавом рот и произнес.

– Вот такие дела, ребята. Вы знаете, кто я. Я много кем был, но я никогда не был тем, кем не был, можете мне поверить У меня есть вот этот плащ, который таким, как я, нравится гораздо больше каких-то дьявольских часов. И у меня есть субмарина в Гавани Дроздов, на которой я со своим мальчиком могу на недельку отправиться на Острова И впереди еще множество стран, в которых я когда-нибудь окажусь, и будь я проклят, если этого не произойдет Это может случиться и сейчас.

– Сколько времени уйдет на то, чтобы добыть эти часы? – спросил Джонатан.

– Вот как я понимаю ситуацию, – сказал Эскаргот, – или мы заберем эти часы, или нет. Если у нас ничего не выйдет, то нам меньше всего придется беспокоиться о том, чтобы добраться в городок Твомбли к Рождеству. Второго шанса у нас не будет – никогда. А если мы добудем их, то через три дня будем уже на пути домой.

– Значит, независимо от того, добудем мы их или нет, через три дня мы должны быть в пути, – подвел итог Джонатан.

– Идет! – воскликнул Эскаргот, протягивая руку. Дули поспешно вскочил со своей постели и тоже пожал всем руки Он сказал, что сначала было бы неплохо поплевать на руки, а затем пожимать их, прежде чем идти на такое дело, но Профессор предложил на этот раз отказаться от заведенных правил простого рукопожатия в данных обстоятельствах будет достаточно. Это даже больше, чем можно было ожидать.

Глава 21

Опоссумы и жабы

Они отправились в путь еще до рассвета. Воздух казался ужасно холодным, но на палубе не было льда – лишь немного инея, – очевидно, мороза все же не было. Джонатан никогда не любил холод и предпочел бы заниматься кражей часов в более приятную погоду. Поэтому он старался думать о том, что, может быть, вскоре немного потеплеет. По крайней мере, он надеялся на это. Ветер был сильным и дул почти прямо против течения, и поэтому мимо берегов, где был расположен Лес Гоблинов, плот несся очень быстро.

Ветви больших ольховых деревьев, росших вдоль берега, низко опускались в воду, затеняя сам берег, поросший мхом, и придавая лесу дремучий вид, словно в нем царила кромешная тьма и лесная трава никогда не видела солнечного света. Дикий виноград своими длинными зелеными щупальцами оплетал деревья, свешивался с кончиков ветвей, покрытых серо-зеленым мхом, и с него капала утренняя роса. Путешественники обогнули выступающий берег и обнаружили там тролля, который безуспешно пытался глушить дубинкой рыбу. Он наклонился, свесив голову между ног, и в этот момент увидел плот. Тролль наклонился так низко, что его нос был всего в дюйме-другом от неспокойной поверхности Ориэли. Почему-то это зрелище, которое он видел вверх ногами, повергло тролля в панику – он споткнулся, размахивая руками, словно стараясь удержать равновесие, и рухнул головой вперед в воду. Но тут же с яростью вскочил на ноги. Дули что-то крикнул ему, а затем приложил ладони к ушам и помахал пальцами, показывая, что он свой парень и ему по сто раз в день приходится иметь дело с троллями. Но тролль тут же сломал ветку у росшей рядом ольхи и бросил ее в плот, ухитрившись попасть ею прямо в стенку рубки. Дули швырнул ветку обратно, но она пролетела всего двадцать ярдов и шлепнулась в воду. К этому моменту тролль забыл о плоте и вновь принялся бить дубинкой по воде, стараясь оглушить рыбу.

Дальше берега Ориэли были пусты. Путешественники не увидели ни цапель, вышагивающих по мелководью, ни бобров или ондатр, занятых постройкой своих домов. Кругом было пусто и тихо.

– Странное место. Здесь так пустынно, – заметил Джонатан, обращаясь к Профессору.

– Чем меньше здесь живности, тем лучше, – откликнулся Вурцл. – А если тебе нужно, чтобы вокруг кто-то копошился, дождись ночи.

– Нет уж, спасибо, – сказал Джонатан. – И так хорошо И почему-то совсем не хочется привязать плот и сойти на берег, чтобы исследовать его. Этот лес кажется таким древним, он, наверное, давно уже окаменел.

– Там полным-полно грибов, – заметил Профессор. – Я как-нибудь пойду собирать их.

– Я тоже. Давай сходим туда как-нибудь лет через тридцать, – отозвался Джонатан.

Эскаргот весь день сидел в рубке. Он снял свой невидимый плащ, но его нисколько не волновало то, что происходит вокруг. Эскаргот объяснил остальным, что именно он был "козырной картой", которую стоит держать в секрете, и поскольку они сейчас уже совсем недалеко от Высокой Башни, то нет никакого смысла рисковать. Возможно, рядом шныряет кто-то поопаснее глупых гоблинов, просто он не считает нужным обнаруживать пока свое присутствие.

Они бросили якорь, немного не дойдя до Города У Высокой Башни, сразу как стемнело. Джонатан зажег носовой и кормовой фонари, и Профессор, казавшийся всегда очень строгим и лишенным фантазии, фальцетом вдруг весело спел пару старых песен. Они нарочно вели себя так, чтобы создалось впечатление, будто они просто ночуют на реке и ничего подозрительного не происходит. Но каждый из них тем временем зорко всматривался в темноту – не появятся ли гоблины.

Вдали за городом, над темными лесами и болотистыми низинами, возвышался скалистый пик Гряды У Высокой Башни. На вершине стоял замок, известный здесь как Высокая Башня – сейчас она едва была видна в неясной вечерней дымке. Бледный дымок поднимался над ее шпилями, и внутри то тут, то там мелькали огоньки. Огромная башня, установленная выше всех остальных, отличалась своей величавостью; она была серого цвета и почти не выделялась на фоне скалистых утесов, расположенных сзади. Желтые круги света больше всего напоминали Джонатану глаза, и когда он смотрел на стены башни, казавшиеся таинственными этим темным вечером, самый верхний огонь на ней погас, но через секунду зажегся вновь. Это выглядело так, как будто "глаз" подмигивал ему. Хотя Джонатан и знал, что это абсурд, ему не понравилась эта мысль, и он решил больше не думать о замке. Существует масса других вещей, о которых стоит думать.

Около одиннадцати часов Джонатан потушил огни и вместе с остальными улегся спать. Они забрались в свои спальные мешки и лежали в темноте, но никто из них не заснул, даже если и хотел. Время шло: наступила полночь, затем час ночи, два. Наконец где-то в полтретьего Джонатан и Дули выскользнули из рубки и уселись на сиденья перед гребным колесом. Дули прижал палец к губам, предупреждая Джонатана, как тому показалось, вести себя как можно тише. Невидимый Эскаргот вышел на палубу и бесшумно поднял оба якоря, а затем сел на переднее сиденье. Профессор встал у руля, и плот начал медленно двигаться вверх по реке. Только Ахав остался в рубке и крепко спал, совершенно не желая заниматься какой-то ерундой среди ночи.

Они прошли ярдов сто совершенно бесшумно, если не считать легких всплесков лопастей колеса о воду. Затем показалась длинная арка из переплетенных ветвей, и Профессор повел плот в устье Заводи Хинкла. Едва они очутились под покровом деревьев и кустов, росших на берегу, Эскаргот взял шест и начал отталкивать плот с двух сторон от мелководья, направляя его в узкий канал. Они вошли в заводь ярдов на тридцать-сорок, но дно там было мелкое и каменистое, и они остановились. Эскаргот и Профессор привязали плот, и – как удачно это сделал Дули в Стутоне – бросили на мелководье оба якоря. Сейчас им не оставалось ничего другого, как ждать утра.

– Ну и как – удалось нам кого-нибудь одурачить? – шепотом спросил Джонатан, когда все улеглись в рубке.

– Его мы не одурачили, если вы это хотели услышать, – ответил Эскаргот. – А если и одурачили, то он быстро нас раскусит. Никто не сможет пройти по этому участку реки так, чтобы он не узнал об этом. То есть никто, кроме меня. Будем надеяться, что он не знает обо мне. Вы же его, вероятно, не очень волнуете, как вы понимаете.

Профессор что-то проворчал в ответ, но Джонатан был совершенно уверен в том, что Эскаргот говорит правду. Завтра это должно подтвердиться. Он решил не думать пока об этом, а сделать то, что всегда делал, когда хотел поскорее уснуть, но был слишком взволнован и обеспокоен: он начал считать дырки в огромном воображаемом швейцарском сыре. Когда он дошел до восемьдесят второй, то начал потихоньку засыпать. Восемьдесят третью дырку он подсчитывал четыре раза, а затем не мог вспомнить, какая идет после восемьдесят третьей, а потом и вовсе забыл обо всех дырках, о швейцарском сыре и погрузился в соч. Он проснулся, когда солнце стояло уже высоко.

Дули все еще спал, а Профессор и Эскаргот уже были на ногах. Дверца рубки была открыта, и Джонатан слышал негромкие голоса, доносящиеся с палубы. Он слегка сполоснул лицо, почистил зубы и, забыв о бритье, поспешил туда. Он решил, что или отложит бритье на день-два, или кончит жизнь в какой-нибудь темнице, где никто не потребует, чтобы он брился.

День был мрачный и тусклый, но не очень холодный. Берега заводи покрывали сплошной слой папоротника, заросли винограда, тут же росли маленькие деревца-недоросли. Профессор вылез на берег и небольшим топориком стал срубать ветки, а особенно густо покрытые листьями – кидать на палубу. Эскаргот, находившийся где-то в районе мачты, произнес трагическим шепотом:

– Дайте мне одну из этих веток, дружище.

Джонатан вытянул руку с веткой в сторону мачты, и невидимая рука взяла ее. Он видел, как ветка словно сама вплелась в веревку, обвивающую поперечину мачты. Он протянул еще одну ветку, потом еще и еще – до тех пор, пока мачта не стала напоминать дерево. Затем они точно так же покрыли ветками носовую часть палубы и крышу рубки. На это ушло не так уж много времени, и наконец работа была закончена.

Они осмотрели плот со всех сторон, тут поправили ветки, там добавили, и решили, что с правого борта – то есть со стороны Высокой Башни – он выглядел довольно хорошо замаскированным. С кормы же он больше напоминал груду обломанных кустарников, набросанных поверх палубы плохо спрятанного плота. Но все же это было лучшее, что путешественники могли сделать. Эскаргот заметил, что не стоит волноваться о гуляющих здесь местных жителях. А гоблины, учитывая их умственные способности, попадутся на обман и не заметят плот. Ну а у главного гнома, конечно, есть дела поважнее, чем пробираться через подлесок, росший вдоль Заводи Хинкла. Таким образом, можно считать, плот все же был спрятан весьма надежно.

Они немного подискутировали, стоит ли слоняться весь день вокруг плота и ждать до захода солнца и только потом обследовать городок или же отправляться туда прямо сейчас и начать совать нос в чужие дела. Более безопасным казалось ждать, но, с другой стороны, обследовать незнакомую местность ночью намного сложнее. В конце концов друзья обнаружили, что никто из них не жаждет сидеть просто так. Ждать пришлось бы слишком долго, и именно ожидание часто заставляет бояться и беспокоиться – то, что сейчас было бы самым бесполезным. Поэтому около одиннадцати часов дня они отправились в путь, прихватив с собой немного еды в рюкзаке.

Джонатан и Профессор взяли дубинки, а Дули нес свою "колотилку" – так он называл плоский дубовый брусок, больше напоминающий сломанное весло лодки, чем дубинку. Эскаргот не нес ничего – ни оружия, ни рюкзака, поскольку парящие в воздухе предметы, несомненно, привлекли бы столь несвоевременное внимание. В то же время Эскаргот настоял на том, чтобы Дули взял моток веревки – предмет, по-видимому, просто необходимый для вора.