Текст книги "Жизнь ради звезд"

Автор книги: Джеймс Бенджамин Блиш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

5. «ПАРЕНЬ, ТЫ ТУП!»

Пока ячейки памяти вели свою болтовню и вызывали сны, огромный город летел среди звезд со скоростью, которая после осторожных движений Скрэнтона в пределах локальной группы звезд казалась головокружительной. Круглосуточно на улицах толпились мириады людей, спешивших по каким-то своим делам. В дополнение к постоянному порханию Жестяных Кэбов часто доносился отдаленный рев подземных поездов, курсирующих в тоннелях, пробитых в гранитном киле города. Вся эта суета казалась бесцельной и веселой, но она же вызывала ощущение неразберихи.

Занятия оставляли Крису очень мало времени на знакомство с городом. Теперь от образованием занимались не только Отцы Города. Никто не может по-настоящему чему-то _н_а_у_ч_и_т_ь_с_я_ посредством гипнопедии; машинное обучение, в лучшем случае, позволяет студенту накопить сумму фактов; но оно не показывает, как их связать, а тем более, как ими воспользоваться. Для развития ума – а не только памяти – требуется настоящий учитель, человек.

Приземистая энергичная женщина, доктор Хелена Бразиллер, оказалась самым лучшим преподавателем из всех, когда-либо встречавшихся Крису, – и куда более строгим надсмотрщиком, чем все прежние. Отцы Города изнуряли Криса, давая нагрузку его памяти, а доктор же Бразиллер – заставляла его р_а_б_о_т_а_т_ь_.

– Фундаментальное уравнение школы Блэкетта-Дирака имеет следующий вид:

BUG^1/2

P = -

2C

где "Р" – магнитный момент, "U" – угловой импульс, "С" и "G" имеют свои обычные значения, а "В" – константа, величиной примерно 0,25. Первое преобразование этот тождества дает выражение:

| 2PC | 2

G = | – |

| BU |

являющееся традиционной сокращенной формой первичного спиндиззи-уравнения, называемого производной Локка. И Дирак и Локк полагали, что оно останется справедливым для крупных тел, таких, как газовые гиганты и солнца. Покажите на доске с помощью пространственного анализа, почему это предположение ошибочно.

Как казалось Крису, ответ можно получить гораздо проще. Конечно, доктор Бразиллер могла бы сказать ему, что зависимость между гравитацией и вращением тела относится только к электронам и, с практической точки зрения, исчезает в макромире – но это было не в ее манере.

Она хотела, чтобы Крис не только повторил исходные рассуждения Блэкетта, Дирака и Локка, но понял сам – а не просто потому, что так сказала она – в чем эти ученые заблуждались, а следовательно, почему закону, впервые предложенному еще при свете газа в почти доисторическом 1891 году и точно сформулированному как фактор Лэнда в 1940, тем не менее не удалось поднять с Земли даже песчинки до 2019 года.

– Но, доктор Бразиллер, почему нам не достаточно просто сказать, что они ошибались? Теперь это известно любому. К чему бесконечные повторения?

– Потому что именно этим занимались все великие люди. Вплоть до тринадцатого века никто в мире, за исключением нескольких посвященных ученых, не мог выполнить длинного деления; затем Фибоначчи ввел на Западе арабские цифры. Теперь любой идиот может сделать то, для чего в свое время требовался выдающийся ум. Ты хочешь сказать, что раз Фибоначчи нашел лучший способ выполнения длинного деления, тебе нет необходимости узнать, в чем преимущества этого способа? Или, если великий изобретатель, такой как Локк, не знал пространственного анализа, тебе можно быть столь же невежественным, спустя сотни лет? Они потратили свои жизни, чтобы сделать для тебя простым то, что было для них невероятно сложно, и пока ты не поймешь этой сложности, вряд ли ты поймешь упрощения. Возвращайся к доске и попробуй еще раз.

Впрочем, «живое» обучение имело и свои плюсы: одним из них был Пигги Кингстон-Трооп. Пигги – на самом деле его звали Джордж, но его никто так не называл, даже доктор Бразиллер – никак не походил на идеального друга и товарища, но он единственный в маленьком классе был ровесником Криса: все остальные оказались намного младше. Из этого Крис сделал вывод, что Пигги не относится к числу преуспевающих учеников, и не ошибся.

Казалось, Пигги был рад встретить кот-то столь же отставшего, неважно от чего, как и он сам. Во многих отношениях он оказался довольно приятным парнем; светловолосым, пухленьким, приветливым, сообразительным, склонным не придавать значения почти ничему из того, что другие считали важным. В этом он являл полную противоположность Крису, который из-за своего невежества зачастую серьезно и почти угрюмо относился к вещам, которые впоследствии оказывались незначащими пустяками. Разногласия в серьезных оценках разрешались в пользу то одного, то другого, и приятели ссорились почти постоянно. Первая из таких стычек касалась антинекротических препаратов.

– Ты собираешься стать гражданином, не так ли, Пигги?

– Ну, разумеется. Я твердо решил.

– Я тоже хотел бы. Но загвоздка в том, что я даже не знаю, чем хочу заниматься – не говоря уже о том, на что годен.

Пигги обернулся и уставился на него. Они шли из школы и остановились на мосту Тюдор Тауэр Плейс, пересекавшем Сорок Вторую улицу. Когда-то вид отсюда в сторону Пятой авеню на Ист-Ривер перекрывало здание ООН, но в годы Террора оно было разрушено, и ныне на его месте находилась обширная площадь, а за ней – звездная вселенная.

– Что значит _з_а_н_и_м_а_т_ь_с_я_? – удивился Пигги. – Может, у тебя и возникнут небольшие сложности, раз ты родился не здесь. Но ведь есть способы это обойти. Самое главное, не верь всему, что тебе тут рассказывают.

Все, что говорил Пигги, для Криса на добрых восемьдесят процентов звучало абсолютной бессмыслицей.

– Ты знаешь все лучше меня, – признал Крис. – Но в законах четко сказано, что человек должен быть к чему-то пригоден, прежде чем ему разрешат стать гражданином и начнут давать препарат. Кажется, есть три способа показать себя.

Крис на секунду сосредоточился. Если прикрыть глаза и отчетливо представить себе серый газ, через мгновение появится ощущение сонливости, схожей с той, которая сопровождала сеансы гипнопедии, когда он насыщался фактами. И в этот раз трюк сработал; почти тут же Крис услышал собственный голос, подражавший забавной монотонности Отцов Города:

– Для получения гражданства имеются три общих предпосылки. Таковыми являются: 1) проявление какого-либо безусловно полезного таланта, например, в компьютерном программировании, административном управлении, или иного дара, заслуживающего сохранения для использования последующими поколениями граждан; 2) явная склонность к любой интеллектуальной деятельности, включая научные исследования, искусство и философию, поскольку в этих сферах обычного срока жизни, как правило, недостаточно для достижения совершенства, не говоря уже о его полезном применении; и 3) успешное прохождение Тестов на Гражданство, предназначенных для выявления потенциала у тех отставших в развитии восемнадцатилетних, чьи достижения крайне скромны. С какой стороны ни взгляни, все это не просто!

– И кто это говорит? – сочась презрением, заявил Пигги. – Отцы Города. А что они об этом знают? Они всего лишь куча машин, и совсем не разбираются в людях. Эти правила просто чушь.

– Для меня они не чушь, – возразил Крис. – Ясное дело, что антинекротики не дают кому попало; насколько я знаю, они более дефицитны, чем германий. На Скрэнтоне главный босс даже запрещал упоминать о них публично. Так что должен иметься _к_а_к_о_й_-_т_о_ надежный способ отбора тех, кто их получает.

– Почему?

– Почему? Ну, во-первых, потому что город похож на остров – остров посреди самого большого океана, какой только можно вообразить. Миграция населения, не считая единичных случаев, просто невозможна. Если все получат препарат и станут жить вечно, очень скоро население увеличится настолько, что мы будем наступать друг другу на ноги.

– А, перестань. Оглянись вокруг. Тебе что, кто-то оттоптал ноги?

– Нет, но это лишь потому, что применение препарата ограничено, и еще потому, что не всем разрешается иметь детей. Вот, например, ты, Пигги – твои отец и мать большие шишки в этом городе, но ты единственный ребенок, первый ребенок, которого им разрешили завести за сто пятьдесят лет.

– Не трогай их, – прорычал Пигги. – Вот что я тебе скажу – они просто плохо сыграли свою партию. В общем – это не твое дело.

– Хорошо. Тогда возьмем меня. Если я не проявлю себя как-то до того, как мне исполнится восемнадцать – а я и понятия не имею, на что я годен – я не стану гражданином и не получу препарат. И даже если я получу гражданство, скажем, пройдя Тесты, мне все равно придется долго доказывать свою необходимость для города прежде, чем мне разрешат завести хотя бы одною ребенка. Это единственный способ сохранять стабильной численность населения. Это элементарная экономика, Пигги, а в ней я кое-что смыслю.

Пигги задумчиво сплюнул через перила. Хотя трудно было сказать, относится этот плевок только к экономике или ко всему спору в целом.

– Ну, ладно, – сказал он. – Предположим, ты получишь препарат, и тебе разрешат иметь ребенка. Почему бы им не дать препарат и ребенку тоже?

– С какой стати, если он не удовлетворяет требованиям?

– Парень, ты _т_у_п_! Неужели ты не понимаешь, что для этого и существуют Тесты на Гражданство? Они лазейка – аварийный люк, уловка – в этом их единственный смысл. Когда ты не можешь пройти другим путем, идешь этим. По крайней мере, если у тебя есть хоть какие-то связи. Если ты никто, возможно, Отцы Города и провалят тебя. Но если ты кто-то, они не будут слишком строгими. В противном случае, мой отец может вправить им мозги – он их программирует. Но в любом случае, раз подготовиться к Тестам возможности нет, значит это явное жульничество.

Крис был потрясен, но упрямо продолжал:

– Но это вообще другого рода тесты. Они выявляют не твои знания по разным предметам, а врожденные задатки. В тебе находят что-то такое, чему нельзя научиться. В этом смысл.

– Ерунда и чушь. Раз к тесту нельзя подготовиться, его невозможно пройти. Если это не подтасовка, то он вообще лишен смысла. Послушай, Рыжий, ты так веришь в то, что каждый получающий препарат должен иметь толковые мозги, а что ты скажешь об охраннике, который вас встретил? У него нет детей, и он всего лишь коп… но он почти одного возраста с мэром!

До сих пор у Криса хватало сил отстаивать свою позицию, но это заявление подействовало не него как неожиданный удар по физиономии.

Сначала Криса обеспокоило, что в соответствии с его идентификационной карточкой ему придется жить в чужой семье, а узнав, что назначенная квартира принадлежит сержанту Андерсону, он пришел в ужас. Первые дни в квартире Андерсона – она находилась в части города, ранее называвшейся Челси – Крис провел, словно в стане врага, неуклюже скрывая свою неприязнь и подозрения под официальной любезностью.

Однако вскоре он перестал считать Андерсона страшным людоедом, а жена сержанта, Карла, оказалась самой сердечной и доброй женщиной, когда-либо встречавшейся Крису. Детей в семье не было, но, будь Крис их сыном, он не мог бы ожидать более теплого отношения. Кроме того, Андерсон был лучшим опекуном для новоиспеченного пассажира, так как мало кто, даже мэр, знал город лучше, чем он.

По сути, Андерсон был далеко не простым копом. Полиция города в то же время являлась также и силами обороны, и космической пехотой – на случай, если понадобится провести рейд или высадить группу на неизвестную планету. Формально многие занимали более высокие посты, чем сержант охраны, но Андерсон и его коллега, смуглый неразговорчивый человек по фамилии Дьюлани, возглавляли отборные команды и почти ни от кого не зависели, подчиняясь непосредственно мэру Амальфи.

Именно этот факт и послужил первой темой дружеской беседы Криса со своим опекуном. Крис еще не видел Амальфи собственными глазами. Хотя все в городе говорили о мэре так, будто знали его лично, Андерсон был одним из тех, кто действительно его знал и встречался с ним несколько раз в неделю. Крис не мог сдержать своего любопытства.

– Ну, люди всегда так говорят, Крис. На самом деле, мало кто встречается с Амальфи часто, у мэра слишком много дел. Но он занимает этот пост давно и хорошо справляется; люди считают его своим другом, потому что доверяют ему.

– Но _к_а_к_о_й_ он?

– Он человек сложный… Впрочем, почти все люди сложны. Пожалуй, я бы сказал, что он «изощренный». Он замечает между событиями взаимосвязи, незаметные другим. Он оценивает ситуацию как человек, бросающий взгляд на одежду и мгновенно замечающий ту единственную нить, потянув за которую, можно распустить все. Особого выбора у него, впрочем, нет – он слишком перегружен, чтобы заниматься делами постепенно, стежок за стежком. По-моему, он убивает себя чрезмерной работой.

К этому разговору Крис вернулся еще раз, расстроенный спором с Пигги.

– Мистер Андерсон, вчера вы сказали, что мэр убивает себя чрезмерной работой. Но Отцы Города говорят, что ему несколько сот лет. С помощью лекарств он должен жить вечно, ведь так?

– Вовсе не так, – запротестовал Андерсон. – _Н_и_к_т_о_ не может жить вечно. Во-первых, рано или поздно произойдет несчастный случай. И вообще, препараты, строго говоря, не являются «лекарством» от смерти. Ты знаешь, как они действуют?

– Нет, – признался Крис. – В школе этот еще не касались.

– Ячейки памяти расскажут тебе детали – я, наверняка, большинство из них забыл. Но суть сводится к тому, что имеется несколько антинекротиков, каждый из которых действует по-своему. Основной, аскомицин, активизирует некоторые ткани в организме, именуемые ретикулоэндотелиальной системой – часть ее составляют белые кровяные тельца, ответственные за так называемый «неспецифический иммунитет». Это приводит к тому, что в течение примерно семидесяти последующих лет человек не может заразиться никаким инфекционным заболеванием. В конце этого периода дается еще одна доза, и так далее. Этот препарат – не антибиотик, как можно предположить из его названия, а часть эндотоксина – сложного органического сахара, называемого маннозой; а имя у него такое оттого, что получается он в результате брожения, как и антибиотики.

Другое вещество – ТАТП, триацетилтрипаранол. Оно замедляет в организме синтез жира, называемого холестерином; тот накапливается в артериях и вызывает апоплексические удары, инсульты, повышенное кровяное давление, и тому подобное. Этот препарат нужно принимать ежедневно, поскольку организм все время пытается вырабатывать холестерин.

– Но значит, он для чего-то нужен? – осторожно возразил Крис.

– Холестерин? Несомненно. Он крайне необходим для развития зародыша, так что женщинам, вынашивающим ребенка, приходится на время прекращать прием ТАТП. Но мужчинам он не нужен – а мужчины гораздо более подвержены заболеваниям органов кровообращения, чем женщины.

Сейчас используются еще два антинекротика, не такие важные. Один, например, блокирует синтез гормона сна. Это вещество первоначально обнаружили в крови жвачных животных, кровеносные сосуды которых столь несовершенны, что если животное ляжет, то околеет.

– Значит, вы _н_и_к_о_г_д_а _н_е _с_п_и_т_е_?

– Нет времени, – угрюмо отозвался Андерсон. – А теперь, слава Богу, и необходимости. Аскомицина и ТАТП достаточно, чтобы исключить две основные причины смерти: сердечные заболевания и инфекции. Исключив только их, можно продлить среднюю продолжительность жизни по меньшей мере на двести лет.

Но смерть все равно неизбежна, Крис. Если даже не произойдет несчастный случай, можно заболеть раком, который мы пока не можем предотвращать – правда, аскомицин воздействует на опухоли так сильно, что рак больше не убивает людей. Но все равно, мучает их настолько сильно, что они предпочитают умереть. Человек может умереть от голода, или от отсутствия антинекротиков, от пули или от чрезмерной работы. Мы, в городах, живем долго, это так; _н_о _б_е_с_с_м_е_р_т_и_я _н_е с_у_щ_е_с_т_в_у_е_т_. Это такой же миф, как и единорог. Даже сама вселенная не будет существовать вечно.

Крису представилась долгожданная возможность задать тяготивший его вопрос.

– Когда-нибудь – _к_о_г_д_а_-_н_и_б_у_д_ь_ случалось, чтобы человеку переставали давать препараты, после того, как он стал гражданином?

– Умышленно? Никогда не слыхал о подобном, – нахмурившись сказал Андерсон. – Во всяком случае, в нашем городе. Если Отцы Города хотят, чтобы человек умер, его расстреливают. Зачем ему мучиться остаток дней? Это было бы жестоко.

– Но ведь никакие тесты не дают полной гарантии. Предположим, человеку дадут гражданство, а затем обнаруживается, что он на самом деле – ну – не такой уж гений, как раньше думали?

Сержант, прищурившись, взглянул на Криса. Последовала долгая пауза, во время которой Крис явственно слышал, как в его висках пульсирует кровь. Наконец, Андерсон медленно произнес:

– Понимаю. Похоже, кто-то насвистел тебе страшную чушь. Крис, как ты думаешь, сколько просуществовал бы город, если бы гражданами могли стать только гении? Он опустел бы всего за один перелет. Все устроено по-другому. Смысл препаратов в сохранении навыков – и совершенно не важно, что это за навыки. Значение имеет лишь одно: логично ли сохранять данного человека, вместо того, чтобы обучать нового каждые сорок-пятьдесят лет.

Возьми, например, меня. Я вовсе не гений; я всего лишь полицейский босс. Но я хорошо справляюсь со своей работой; достаточно хорошо, чтобы Отцы Города не видели смысла в воспитании и обучении кого-то другого из нового поколения. Они держат меня, а я всего лишь коп. Почему бы и нет? Меня это устраивает, мне нравится эта работа, и когда у Амальфи есть дело, он зовет меня или Дьюлани – а не первого попавшегося офицера; потому что ни один из них не имеет стольких лет опыта в той конкретной работе, которую мы выполняем. Когда мэру нужен сержант охраны, он зовет меня; когда ему нужна группа высадки, он зовет Дьюлани; а когда ему нужен гений, он зовет гения. На борту этого города есть по одному человеку любой профессии, и пока эта система работает, более одного не требуется. Или более Х, где Х – необходимое число.

Крис улыбнулся.

– А вы, оказывается, отлично помните детали.

– Я их помню все, – согласился Андерсон. – Во всяком случае те, что мне известны. Если Отцы Города вкладывают что-то в твою голову, очень трудно от этого избавиться.

Его речь прервал чистый мелодичный звук, наподобие короткого напева, раздавшийся где-то в квартире. Сержант повернул свою массивную голову, а затем тоже улыбнулся.

– Сейчас будет наглядная иллюстрация, – сказал он с явно довольным видом и коснулся кнопки на подлокотнике своего кресла.

– Андерсон? – произнес густой голос. Крис тут же подумал, что Медведь из древнего мифа о Златовласке, должно быть, говорил именно так.

– Да. Слушаю, сэр.

– Нам подворачивается контракт. Мне и Отцам Города он кажется весьма выгодным, и я склонен его подписать. Поднимись сюда и ознакомься, на всякий случай, с условиями. Дело предстоит непростое, Джоэл.

– Сию минуту. – Андерсон коснулся кнопки, его улыбка стала шире и еще более мальчишеской, чем обычно.

– Мэр! – вскрикнул Крис.

– Ну.

– Но о чем шла речь?

– О том, что он нашел для нас какую-то работу. Если не возникнет препятствий, мы совершим посадку всего через несколько дней.

6. ПЛАНЕТА ПО ИМЕНИ РАЙ

С воздуха ничего на Рае различить было невозможно. По мере того, как город осторожно снижался, поле вокруг него полностью очертилось в виде пузыря, окутанного клубящимися черными тучами. Тут и там сверкали зелено-голубые молнии, широкие и совсем узкие. Все это сопровождалось потоками мокрого снега и дождя. На меньшей высоте снег исчез, но дождь усилился.

После стольких месяцев, когда Крис не видел ничего, кроме проносящихся мимо звезд, грохочущий мрак пугал его и тревожил. Сидя с Пигги на старом пирсе в конце Ганзеворт-стрит, – отсюда Герман Мелвилл отправлял в далекое Южное Море героев своих книг «Тайпи», «Ому» и «Марди», – Крис, не отрываясь, смотрел на грозу. Он испытывал такой же сильный страх, как и Пигги, который, действительно, за всю свою жизнь не видел подобной погоды. Со времени рождения Пигги это была первая посадка Нью-Йорка.

Трудно было представить, как Амальфи управляет движением, но, тем не менее, город продолжал снижаться: он подписал контракт с Раем, а работа есть работа. Кроме того, ждать, пока гроза стихнет, бессмысленно. Всегда и везде на Рае стояла такая же погода, за исключением тех случаев, когда она ухудшалась. Так говорили местные жители.

– Ух, ты! – воскликнул Крис в двадцатый или тридцатый раз. – Не гроза, а прямо битва молний! Взгляни _т_у_д_а_! На какой мы сейчас высоте, Пигги?

– Откуда я знаю?

– Как ты думаешь, Амальфи знает? Я имею в виду, знает точно?

– Наверняка, знает, – жалобно сказал Пигги. – Ему всегда удаются сложные посадки. Он никогда не ошибается.

ТРАХ!

На мгновение вся сфера вокруг города оказалась покрыта электрическим пламенем. Невероятной силы треск отражался вновь и вновь от бетонных стен башен. Крису и в голову раньше не приходило, что поле, защищавшее целый город от жестокой радиации, камней и глубокого космического вакуума, может пропускать шум, если снаружи, как и внутри, имеется воздух – но теперь сомневаться в этом не приходилось. Казалось, спуск длился уже целую вечность.

Вскоре Крис обнаружил, что ему это начинает нравиться. В промежутке между раскатами грома он закричал, умышленно пугая Пигги:

– Теперь он летит вбок. Он заблудился.

– Что ты понимаешь? Заткнись.

– Я _в_и_д_е_л_ грозы. И знаешь что? Мы останемся висеть тут вечно. Будем носиться, проклятые, как ГМТ. – Небо осветилось. ТРАХ! – Ух, какая красота!

– Если ты не заткнешься, – плачущим голосом завопил Пигги, – я заеду тебе прямо по носу!

Эта угроза вряд ли могла быть приведена в исполнение. Хотя Пигги и превосходил весом Криса фунтов на двадцать, Крис был гораздо сильнее. Прекрасно зная об этом, Крис мог высмеять приятеля и уже открыл рот, но в то же мгновение он почувствовал, как доски старого пирса содрогаются под ними от топота стальных сапог. В испуге он обернулся и тут же вскочил.

Двадцать мужчин в скафандрах стояли, безликие и грозные, как фаланга гигантских роботов. Один из них шагнул вперед, отчего доски пирса заскрипели и затрещали под его тяжестью, и вдруг обратился к Крису.

Голос ревел металлом, будто регулятор громкости был повернут до отказа, чтобы перекрыть громовую канонаду, но Крис узнал его без труда. Перед ним, в полном космическом снаряжении, стоял его опекун.

– КРИС! – Громкость звука слегка понизилась. – Крис, что ты тут делаешь? И сын Кингстон-Троопов! Пигги, тебе-то это следует знать! Мы садимся через двадцать минут – а тут выходной люк. Валите отсюда – оба.

– Мы просто смотрели, – вызывающе сказал Пигги. – Мы можем смотреть, если нам хочется.

– У меня нет времени спорить. Вы идете, или нет?

Крис потянул Пигги за локоть.

– Пошли, Пигги. Что торчать на дороге?

– Отвяжись. Я не на дороге. Они могут пройти мимо меня. Я не собираюсь уходить только потому, что он так сказал. Он не _м_о_й_ опекун – он всего-лишь простой коп.

Протянулась рука, и на конце ее раскрылись стальные клешни.

– Дай мне свою карточку, – раздался резкий голос Андерсона. – Я позже сообщу тебе, в чем ты обвиняешься. Если ты сейчас не уйдешь, я велю двоим людям увести тебя – хотя я и не могу разбрасываться ими, – а когда это будет занесено в твою карточку, ты проведешь остаток первой жизни, сожалея о случившемся.

– Ну ладно. Не брызгай слюной. Я ухожу.

Стальная рука оставалась недвижно протянутой, клешни угрожающе раскрытыми.

– Я жду карточку.

– Я сказал, что ухожу!

– Тогда иди.

Пигги сорвался с места и побежал. Бросив смущенный взгляд на облаченную в доспехи фигуру опекуна, Крис последовал за Пигги, лавируя между массивными статуями из вороненой стали, бесстрастно стоявшими почти вдоль всего пирса.

Пигги уже исчез из виду. Пока Крис, озадаченный, бежал домой, город совершил посадку под аккомпанемент раскатов грома.

К сожалению, для Криса посадки как бы и не было. Занятия шли своим чередом, так что он имел лишь самое смутное представление о происходящем. Хотя муниципальная трансляционная сеть, Дабл-ю-Эн-Уай-Си, WNYC, ежечасно передавала сводки новостей, десятилетия скудного на события космического путешествия выработали унылый стандарт, делавший эти передачи пустыми и бессодержательными. Всю серьезную информацию, которую Крису удавалось добыть, он получал от сержанта Андерсона, но и она не отличалась обширностью, поскольку сержант теперь редко бывал дома; он был занят укреплением плацдарма на Рае. Тем не менее, Крис кое-что узнал, подслушав несколько разговоров сержанта с Карлой:

– Они хотят, чтобы мы помогли им провести индустриализацию планеты. На первый взгляд, это просто, но загвоздка в том, что у них феодальный строй – шестьдесят шесть тысяч человек, которых они называют Избранными являются, по сути, единственными землевладельцами. Им принадлежит огромное количество крепостных – никто никогда не давал себе труда их сосчитать. Архангелы хотят, чтобы все оставалось так же, даже после создания тяжелой промышленности.

– Звучит невероятно, – сказала Карла.

– Это невозможно, в чем они убедятся, когда мы закончим работу. В этом-то вся проблема. Мы не имеем права менять общественный строй планеты, но не можем выполнить контракт, не дав толчка революции – долгой, медленной, но революции. И когда сюда впоследствии заявится полиция и выяснит это, нам придется отвечать за нарушение условий контракта.

Карла мелодично рассмеялась.

– Полиция! Дорогой, неужели это слово для тебя – ругательное? А ты кто? Сколько веков должно пройти, прежде чем ты привыкнешь к этому?

– Ты знаешь, что я имею в виду, – нахмурившись, произнес Андерсон. – Да, правда, я полицейский. Но я не земной коп, я _г_о_р_о_д_с_к_о_й полицейский, в этом-то вся разница. Ну, ладно, поживем – увидим. Что у нас на обед? Мне нужно уходить через полчаса.

Гроза, как и было обещано, не стихала. Когда представлялся случай, Крис наблюдал, как распаковывают и готовят к отправке механизмы, а потом сопровождал их в доки, расположенные по периметру города, за пределами которого постоянно плавали и ползали яркие болотные вездеходы колонистов Рая. Отличаясь разнообразных цветов и размеров, вездеходы имели одинаковую конструкцию: большой цилиндр из какого-то прозрачного материала, скрепленный металлическими ребрами и снабженный с обеих сторон гусеничными лентами с такими большими грунтозацепами, что они могли служить лопастями, когда почва становилась особенно жидкой. Оболочка была герметичной, но Крису казалось, что подобное устройство вряд ли сможет двигаться по воде, даже если снабдить его винтом; в такой ситуации оно, самое большее, могло только удержаться на плаву, передавая радиосигналы с просьбой о помощи. Для этой цели вездеходы были густо усеяны антеннами. Похоже, они скорее предназначалось для защиты от воды, чем для плавания в ней.

Как будет существовать в этих болотах хоть какая-то промышленность? С другой стороны, Крис не мог себе представить, как аграрное общество могло выжить среди этих беспрерывных ливней. К тому же, площадь выступающей над водой суши на этой планете была очень мала. Но затем он припомнил кое-что из истории колонизации Венеры, где пришлось столкнуться с подобными проблемами. Там сельское хозяйство постепенно переместилось под воду; но это требовало огромного количества энергии, и людям Рая было еще не под силу. Похоже, они питались преимущественно рыбой и растущими в трясине водорослями.

Крис как можно внимательнее прислушивался к разговорам колонистов в доках – не к разговорам на английском с жителями города, эти беседы касались технических вопросов и были малоинтересны, – а к тому, что колонисты говорили друг другу на своем наречии. Этот язык представлял собой тягучий вариант русского, ныне мертвого универсального космического языка, с которым Отцы Города познакомили Криса в первые дни его обучения. Усвоить такой сложный язык, тем более на борту города, где им пользовались редко, было невероятно трудно. Возможно поэтому, колонисты, чрезвычайно осторожные даже в разговорах между собой, не опасались всерьез, что кто-то из жителей города может им владеть. Все они были убеждены, что их история восходит ко времени, когда городов-бродяг не было и в помине. Кому же могло прийти в голову, что их может понять подросток, торчавший у причалов и разинув рот глазевший на катера.

Из обрывочных слов колонистов и замечаний Андерсона, который появлялся дома все реже и реже, Крис постепенно сложил довольно ясную картину. Будь он гражданином, он мог бы прямо попросить у Отцов Города текст контракта, но пассажиры такого права не имели. В общих чертах, однако, он уловил, что Архангелы предложили создать экономику типа венерианской, с подводным сельским хозяйством и животноводством, на основе передаваемой по радио энергии, вроде той, что держала в воздухе городские Жестяные Кэбы. Городу предстояло прорыть в зыбучей трясине каналы для осушения почвы и построить генераторно-передающую станцию. Необходимо было также использовать предприятия города для обогащения необходимых энергосодержащих металлов, в основном тория, изобилие которого на планете превосходило возможности Рая по его переработке. Архангелы рассчитывали, что после модернизации экономики у них появятся свои обогатительные фабрики, и они смогут продавать чистые металлы другим планетам. Работу они собирались оплачивать германием, хотя очищать его тоже было очень непросто. Межзвездной торговли колонисты не вели и бро-долларов у них было меньше, чем монет в хорошей нумизматической коллекции.

После того, как вся техника, выгруженная на планету, с грохотом и хлюпаньем исчезла в вечной буре, отлучки сержанта Андерсона стали более продолжительными, а число колонистов в доках резко уменьшилось. Теперь к вечеру каждого дня, когда Криса отпускали из школы, он мог увидеть лишь несколько болотных вездеходов – непонятно почему называемых лебедями, чьи владельцы пытались выменять у жителей города какие-нибудь инопланетные редкости для своих дам. Эта торговля тоже быстро шла на спад, так как отдельным горожанам деньги были ни к чему, а лорды и франклины Рая мало что могли предложить на обмен. К огромному огорчению Криса, новая информация была теперь для него почти недоступна.

В этой безвыходной ситуации его осенило. Он все еще таскал с собой маленький дешевый складной нож с вделанным в рукоятку крошечным компасом, последний из тех немногих подарков, которые отец был в состоянии ему сделать. На Рае этот ножик вполне можно превратить в предмет обмена. Как ни больно было Крису расставаться с этой вещицей, напоминавшей о доме, он перестал колебаться, узнав, что сержант Дьюлани и его собственный опекун занесены в официальные списки пропавших без вести.