Текст книги "Отряд обреченных"

Автор книги: Джеймс Алан Гарднер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

МЕЛАКВИН – ОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

Мелаквин № 72061721 – согласно каталогу. Третья планета в системе Уфри.

Данные обзора с орбиты: ЗАСЕКРЕЧЕНО.

Данные разведки: ЗАСЕКРЕЧЕНО.

Исторические данные: ЗАСЕКРЕЧЕНО.

Официальный статус: НЕПРИГОДНА К ИСПОЛЬЗОВАНИЮ.

Данные «Регистрационного каталога подведомственных Адмиралтейству объектов», предназначенного для персонала научного отдела МЕЛАКВИН – НЕОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ (Часть 1)

Впервые я услышала о Мелаквине от умирающей проститутки на одном из дальних миров – Хе’Баре. В темном переулке она получила удар ножа под ребра и свалилась без чувств у моего порога – я обнаружила женщину, вернувшись с продолжительной прогулки. Потом она полтора часа истекала кровью на моей постели.

– …надо думать, я на пути в Мелаквин, – сказала умирающая.

Я не была уверена, что расслышала правильно, – она то неразборчиво лепетала что-то, то неожиданно начинала говорить связно, – и попросила повторить.

– Я на пути в Мелаквин. Планета, откуда нет возврата. Слышала про такую? – Увидев мой отрицательный жест, женщина продолжала: – Значит, никакой ты, к черту, не разведчик. Мне ведь разведчик рассказал о ней. Тебя отправляют туда, чтобы ты сгинула и никогда не вернулась домой к голубому-голубому небу, к своему маленькому мальчику. Он видел, что мы смотрим, и улыбался, широкой такой улыбкой…

Она продолжала бредить, перескакивая с одного на другое, а я села к компьютеру, вызвала регистрационный каталог и затребовала данные на Мелаквин. Там не оказалось ничего.

Женщина между тем смолкла и лежала с закрытыми глазами. Умерла? Подошла к ней, чтобы проверить пульс, но она услышала мои шаги и испуганно отпрянула:

– Ты не вызывала копов?

– Кого?

– Полицию.

– Ты же просила не звонить им.

– Да-да. Ты не ответила на мой вопрос.

– Я не вызывала их.

– Хорошо, – умирающая приподняла голову, ею тут же овладел приступ кашля, из уголка рта по текла струйка крови. Она облизнула губы, как бы не понимая, что это такое.

– Я избранная.

– Похоже на то.

– Избрана умереть.

– Да.

На ее губах промелькнула хитрая улыбка.

– Не понимаешь, о чем я?

– Я читала об избранных, – ответила я. – Согласно вашей религии, любая попытка предотвратить смерть является вызовом воле вашего бога.

– Ничего ты не понимаешь…

Женщина снова уронила голову на полотенце, которую я положила поверх подушки. Ее дыхание становилось все тише, все медленнее. Глаза, слепо уставившиеся в потолок, придавали ее лицу восторженное, сияющее выражение, которое раздражало меня – как обычно.

– Ты не можешь закрыть глаза? – попросила я.

– Зачем?

– Мне не нравится твой взгляд.

– Ты не хочешь, чтобы тебе пришлось закрывать их самой, – презрительно пробормотала она, но глаза закрыла. Когда умирающая снова заговорила, ее голос дрожал: – Это не больно, знаешь ли.

– Конечно нет. Я вколола тебе двадцать кубиков пиколина.

Она меня не слышала.

– Это не больно, потому что богиня добра к тем, кто идет, когда она призывает. Что бы ты ни натворила, скажи «да», и она споет тебе, усыпит тебя. Ла, ла-ла, ла, ла-ла…

Срывающимся шепотом она запела колыбельную, ту самую, которую когда-то много лет назад пела мне мать на моей родной планете Агуа; пела, перекрывая бурю, грохотавшую за стенами дома каждую ночь. День ушел, Ночь близка. До свидания, солнце! Спи, моя радость, Не плачь.

Не было сил смотреть на женщину, поющую колыбельную, на ее лицо с багровыми ссадинами, полученными во время ночной схватки, которая ее и погубила. Я достала учебник и до самого рассвета читала руководство по выживанию. К тому времени, когда я оторвалась от него, пение уже давно смолкло. МЕЛАКВИН – НЕОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ (Часть 2)

Когда-то Филар Тобит был разведчиком. Для него не существовало иного выбора, потому что он родился с похожей на плавник левой рукой, три пальца которой напоминали маленькие сосиски. Тобит лишился этой уродливой руки на планете, в качестве названия которой фигурировал номер, а ее обитатели больше всего напоминали скопление покрытых пятнами булыжников. Один из этих «булыжников» откусил Тобиту руку еще до того, как парень сообразил, что они могут двигаться, – откусил, словно отрезал.

Создание умерло еще до того, как откушенная рука проскочила далеко в глотку, – человеческая плоть оказалась для него страшно ядовитой. Согласно статистике, человеческая плоть токсична для восьмидесяти семи процентов чужаков, пытавшихся использовать ее в качестве пищи. Эти сведения в какой-то степени служат утешением для разведчиков – как если бы они были пчелами, понимающими, что умирают, но их укус не пропал зря.

Однако Филар Тобит не умер. Его спутник вовремя остановил кровотечение – разведчики проходят хорошую школу и знают, как помочь практически в любой аварийной ситуации, а потом доставил товарища в госпиталь.

Этот новый Тобит представлял для Адмиралтейства проблему, так как теперь не обладал отталкивающе уродливой рукой и превратился просто в однорукого человека. В дальнейшем руку можно было заменить протезом, управляемым электрическими сигналами мышц; он, конечно, уступал бы нормальной руке, но был бы в тысячу раз эффективнее утраченной. Может, кто-то в Адмиралтействе и подумывал о том, чтобы снабдить Тобита протезом, представлявшим собой дубликат утраченной уродливой руки… но это было бы воспринято как надругательство не только над всеми разведчиками, но даже обычными космонавтами. Кроме всего прочего, обычный протез стоил дешевле моделирующего уродливую руку, а флот не любит зря тратить деньги.

В результате Адмиралтейство вынуждено было признать, что теперь Тобит слишком похож на обычного человека и потому не годится на роль разведчика. Парень получил новую пластиковую руку и стал преподавать в Академии.

Надо сказать, он не слишком-то ладил со своими учениками – впрочем, как и мы с ним. Это нормально. Все наши преподаватели в прошлом были разведчиками, получившими потом безопасную канцелярскую работу в результате несчастного случая или из-за бесхарактерности, которую не смогли преодолеть. Это были отбросы, о чем все мы знали. Педагоги, в свою очередь, терпеть не могли нас, испытывая чувство вины перед теми, кому предстояло стать просто углем, бросаемым в топку исследования новых планет. Не исключено, что все так и задумывалось Адмиралтейством – продемонстрировать нам, какими жалкими могут стать разведчики.

Однако у Тобита имелся и присущий лишь ему недостаток – пьянство. Те из преподавателей, кто сохранил уродливые черты, благодаря которым и стал в свое время разведчиком, постоянно находились под угрозой возвращения в строй и потому опасались нарушать правила. Тобиту же бояться было нечего, кроме увольнения, а это ни одного разведчика не страшит. Так что парень коротал время, что называется, до бровей наливаясь самым старым зельем в мире, и редко бывал трезв. Каждое утро он ковылял на занятия, источая алкогольные пары, запах которых ощущался даже с другого конца классной комнаты. Каждый вечер он сидел в академической комнате отдыха, сжимая искусственной рукой стакан с виски, на котором золотистыми буквами было написано: СЛЕПАЯ СВИНЬЯ. В конце концов он упивался до того, что сползал со стула на пол, и студентам приходилось тянуть жребий, кому тащить Тобита в его комнату.

В один такой вечер вытянуть короткую соломинку довелось мне и еще одному курсанту по имени Ламинир Джелка. В те времена я сходила с ума по Джелке: он был выпускник, я первокурсница – полагаю, больше ничего и не требовалось. В силу какого-то генетического отклонения голова у него была совершенно лысая, с пятнами поврежденной ткани, но в полумраке, да с полузакрытыми глазами эти покрытые струпьями пятна выглядели почти как волосы.

Мы с Джелкой закинули руки Тобита себе на плечи и потащили на два этажа вверх. От него несло потом, слюной и виски. Искусственная рука лежала как раз на моем плече, и я боялась, что она отломится. Тогда я выглядела бы глупо в глазах Джелки: воображение уже рисовало мне, как я, разинув рот, таращусь на отвалившуюся руку, и вся кровь приливает к моим щекам (моей щеке). Поэтому я двигалась очень осторожно, мучаясь мыслью, что Ламинир подумает, будто я хочу переложить на него всю тяжесть бесчувственного тела.

Когда мы добрались до двери Тобита, нам пришлось поплевать ему на ладонь, чтобы смыть грязь; иначе опознающая пластина просто не пропустила бы его.

Койка находилась почти у самой двери. Джелка готов был положить Тобита на нее – лицом вниз, чтобы тот не захлебнулся рвотными массами, – и тут же уйти. Я же, из-за своей влюбленности, страстно желала пробыть в обществе Ламинира как можно дольше и потому убедила его, что мы должны снять с уснувшего пьяницы, по крайней мере, ботинки и устроить его поудобнее.

Наш преподаватель явно уже много дней не менял носки. Мы сморщили носы, расшнуровывая его ботинки и чувствуя застарелую вонь. Ужасно противный запах; у меня просто в голове не укладывалось, как Тобит выносит его. Всех разведчиков программировали таким образом, что мы были просто одержимы чистотой, но он каким-то образом сумел преодолеть внушение.

Едва мы покончили с ботинками, возникло отчаянное желание немедленно вымыть руки. Ванная находилась в конце короткого коридора, сразу за распахнутой дверью кабинета, где на полу повсюду валялись книги, ботанические образцы и пропахшая виски форма: еще один вызов программированию любого разведчика. При виде этого безобразия меня затошнило, но в то же время стало интересно. Пусть и на свой лад, но этот парень сумел освободиться от жестких правил службы на Флоте.

Мы мыли руки, используя кусок белого мыла, покрытого темными трещинами, болтая о чем-то – я забыла, о чем именно; скорее всего, о беспорядке в квартире – и я терзалась вопросом, как среагирует выпускник, если первокурсница поцелует его. Неожиданно голос «обожаемого наставника» заставил нас повернуть головы в сторону двери.

– Добрый вечер, – язык у него заплетался, он тяжело привалился к дверному косяку, чтобы не упасть. – Мне бы отлить. Если зрелище писающего мужчины оскорбляет вас, можете не смотреть.

– Мы лучше пойдем. – Джелка стряхнул воду с рук.

– Никуда вы не уйдете, – ответил Тобит. – Уйду я, – он скрылся в туалете рядом с нами. Чтобы не смотреть на него, мы уставились на грязную ванну. – Вам, наверно, интересно знать почему, – продолжал Тобит, застегивая молнию. – Вы отпразднуете со мной мой день рождения.

– Нет, мы просто помогли вам… – начала я, но он не обратил на мои слова никакого внимания.

– Сегодня мне исполнилось сорок – если исходить по тому, как отмеряют года на Ригеле IV. Вчера мне исполнилось тридцать восемь, по летосчислению на планете Барнард, а за день до этого – сто, вот повеселились бы мы на Грининге! Это величайшее достижение для человечества, что оно смогло расползтись по всей галактике. С помощью регистрационного каталога можно праздновать свой день рождения хоть ежедневно. Ну, пошли ко мне.

Он оторвался от косяка и исчез в глубине коридора. Мы с Джелкой обменялись взглядами и направились в кабинет Тобита.

Он сидел, прижавшись лбом к экрану компьютера, а одним пальцем старательно отстукивая что-то на клавиатуре.

– Я сам написал эту программу, – бормотал он себе под нос. – Она обшаривает базу данных, вычисляя, какой день рождения я буду праздновать завтра. Может, вы не заметили, но сейчас как раз полночь, а я люблю начинать праздновать минута в минуту.

– Если уже так поздно, – сказал Джелка, – то нам пора идти.

– И бросить меня одного в день рождения? Ах ты, бессердечный засранец! Не волнуйся, я скоро отключусь, и вы свалите отсюда. Наверняка украдете что-нибудь… я ведь и не вспомню потом ваших лиц. У меня здесь есть чем поживиться. Медаль Доблести где-то валяется, – он махнул рукой в сторону заваленного письменного стола. – Когда-нибудь я ее найду, просто чтобы убедиться, что и в самом деле она у меня имеется. Со временем я стал забывать, что было на самом деле, а что нет. Может, вы не заметили, но я пьян.

Терминал начал наигрывать первые такты «Happy Birthday», и Тобит победоносно взревел:

– Ага! Завтра у меня снова день рождения! Видите, на экране? Подойдите поближе… видите? – он постучал пальцем по тексту на экране и прочел: – С днем рождения, Филар, старый пьяница. Тебе исполнился сорок один год по летосчислению… Черт! Мне исполнился сорок один по летосчислению Мелаквина! Что вы на это скажете?

Он смотрел на нас с такой гордостью, словно проделал какой-то невероятный трюк. Джелка нахмурился.

– Ничего не знаю о Мелаквине, сэр.

– Ничего не знаешь о Мелаквине? НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ О МЕЛАКВИНЕ? И ты еще называешь себя разведчиком! Мелаквин, курсант, это огромная, надменная, мерзкая девственница. Обнаружена пятьдесят лет назад, но ее все еще никто не трахнул. – Мы тупо уставились на Тобита. – Черт возьми! – взревел он. – Мелаквин до сих пор не исследован!

– Вы хотите сказать, туда никогда не посылали разведчиков?

– Почему же? Посылали, и не один десяток. Каждый в пределах двух часов уходил в «Ох, дерьмо». Или просто исчезал. И никакой связи, что, как известно, равнозначно знаменитому «Ох, дерьмо»…

– Что же такого опасного на этой планете?

– Вопрос, конечно, интересный. Вот только ответа никто не знает.

– Если столько разведчиков погибли, – продолжал Ламинир, – почему туда посылают новые команды? Не может же Высший совет быть так преступно безответственен…

– Много ты знаешь о Высшем совете! – перебил его Тобит. – Кроме того, по внешним признакам Мелаквин как нельзя лучше подходит для колонизации: океан, леса, травянистые равнины… Он даже больше похож на Землю, чем сама Земля в наши дни. Плодородная почва, умеренный климат, воздух пригоден для дыхания… Все, ну, просто все прекрасно, если не считать какой-то загадки со смертельным исходом. Может, дело в микробах, или растениях, или животных, или разумных существах. Хочется же понять, в чем дело, черт подери!

– Но ведь признаки развитой культуры нельзя не заметить с орбиты, – я решила вмешаться. – Города, оросительные каналы…

– Не учи ученого, курсант… Я сам преподаю вам всю эту чушь! – рявкнул Тобит. – Мелаквин нарушает все правила, понятно? Мелаквин нарушает все правила.

Он замолчал, как бы полагая, что сообщенные им сведения требуют от нас глубокого осмысления. Спустя минуту Филар Тобит уже храпел, а мы на цыпочках поспешили удалиться.

МЕЛАКВИН – ИСТОРИЯ ЯРУНА

– У меня был друг в Академии, – негромко произнес Ярун. Его лицевые мускулы начинали болеть, если он слишком долго не спал; речь становилась невнятной, и он стыдился этого.

Прошло уже несколько минут, как медики убедили адмирала пройти осмотр, и мы с Яруном стояли, прислонившись к переборке неподалеку от входа в лазарет. Часы показывали 4.50; корабль, казалось, вымер.

– Плебон – ты знала его? Когда ты заканчивала, он был первокурсником.

Я покачала головой.

– Лицо у него было очень похоже на мое. «Зеркальные отражения», так мы себя называли, хотя он африканец, а я южный славянин. Это нас и сблизило.

– Понятно.

– Когда мы закончили Академию, его направили на «Лиственницу», фрегат, исследующий Большую и Малую Медведицы. За первый год только одна высадка.

– Легкая служба.

– Судя по письмам, он скучал, хотя… Думаю, на самом деле он был благодарен судьбе. В середине второго года «Лиственница» тайно приняла на борт адмирала О’Хару. Ему было сто сорок, и таблетки уже не помогали. Плебон говорил, что этот человек уже начал умственно деградировать.

– Подозрительно знакомая ситуация, – заметила я.

– Плебон со своим напарником получили приказ доставить адмирала на Мелаквин. Они слышали о зловещей репутации планеты и, нажав на кое-какие рычаги, подали заявление, в котором отказывались от миссии.

– И?

– Совет заявил, что высадка, возглавляемая человеком с опытом адмирала, имеет больше шансов на успех, чем любая другая.

Я смотрела на него, потеряв дар речи. Адмирал в принципе не может возглавлять высадку. Все они выходят из капитанов вроде Проуп и не имеют ни малейшего опыта приземления на чужой планете. Любой курсант к середине первого семестра знает больше, чем адмирал выучит за всю свою жизнь.

– За несколько часов до высадки на Мелаквин Плебон послал мне сообщение, – продолжал Ярун, – где рассказал обо всем. Он боялся, что не вернется.

– И что?

– Связь с отрядом прервалась меньше чем через десять минут.

– Вот что значит расходный материал.

Это наша фраза – лучше, чем сказать «Мне очень жаль» или «Я понимаю твое горе». На самом деле люди говорят подобные вещи для того, чтобы дистанцироваться от чужого горя. Разведчикам дистанцироваться некуда.

МЕЛАКВИН – ТЕОРИЯ

– Итак, твоего друга послали на Мелаквин с дряхлым адмиралом, – резюмировала я. – И с нами будет то же самое. Может, таким образом Адмиралтейство просто избавляется от проблем со стариками?

Ярун пожал плечами:

– Когда «таблетки молодости» перестают помогать, деградация происходит быстро. Некоторые адмиралы, возможно, впадают в детство и, как дети, упрямятся, отказываясь уходить в отставку по доброй воле.

– Их может уволить наделенная полномочиями комиссия.

– Журналисты всегда найдут способ сунуть нос в работу любой комиссии, – заметил мой напарник. – И юристы тоже. Это может плохо отразиться на репутации флота.

– Значит, чтобы избежать гласности, Высший совет просто поручает опостылевшим им адмиралам самоубийственные задания? И кого заботит, если при этом погибнет несколько разведчиков?

Ярун снова пожал плечами и вздохнул:

– Вот что значит расходный материал.

ЧАСТЬ III ПЛАНЫ

ПЛАНИРОВАНИЕ

После долгой паузы Ярун спросил:

– У тебя есть какие-нибудь мысли насчет высадки?

Я размышляла над этим же вопросом – чувство жалости к себе быстро схлынуло, верх взяла выучка.

– Филар Тобит говорил, что Мелаквин больше похож; на Землю, чем сама Земля, – ответила я. – Если он прав, ни к чему брать с собой снаряжение на случай жары и холода.

– А что, если какой-то природный феномен создает резкие вспышки жары и холода?

Я покачала головой:

– Такое возможно… Однако во время высадки на корабле будут вести наблюдения за планетой с орбиты, и если нечто подобное случится, приборы наверняка зафиксируют это.

– Конечно. Но вот скажут ли об этом нам?

– Что?

Ярун не смотрел на меня.

– Даже если Высшему совету известно что-то смертельно опасное о Мелаквине, сообщат ли они нам об этом? Им же не нужно, чтобы миссия прошла успешно – только чтобы адмирал умер.

– Ох, дерьмо!

– Вот именно.

ОБДУМЫВАЕМ ВОЗМОЖНОСТИ

Из глубины коридора показались Хакви и Проуп, заметили нас и дружно опустили взгляды.

– Адмирал Чи все еще у медиков? – спросила Проуп, обращаясь к моей груди.

– Да.

– Что-то долго для простого осмотра.

– Доктор Вересиан – человек основательный, – ответил Ярун, – и меньше всего хотел бы ошибиться в отношении адмирала. К тому же этот конкретный адмирал не производит впечатления пациента, склонного к сотрудничеству.

– Согласна. – Проуп взглянула на часы. – Неплохо было бы хоть немного поспать.

На физиономии лейтенанта появилось слащавое выражение, голос зазвучал вкрадчиво.

– Может, капитан, вы попросите доктора поторопиться? В конце концов, этот осмотр – пустая формальность, не так ли?

Он улыбнулся, не столько Проуп, сколько нам – желая убедиться, дошло ли до нас, что он имеет в виду. До нас и в самом деле дошло. У капитана, по крайней мере, хватило благопристойности чувствовать неловкость по поводу всего этого обмана.

– Я поговорю с доктором, – пробормотала она и вошла в лазарет в сопровождении Хакви.

– Испытываю сильное желание перед высадкой выбить лейтенанту зубы, – сказала я. – Чем мне это грозит?

Ярун на мгновение закрыл глаза, вспоминая все, что ему известно по этому поводу.

– Максимальное наказание за побои, нанесенные вышестоящему офицеру, шесть месяцев тюрьмы плюс перевод на менее квалифицированную работу.

– Хм-м-м… – я постучала пальцами по переборке. – Это лучше, чем высадка на Мелаквин.

Мой напарник, прищурившись, на некоторое время задумался, потом покачал головой:

– Это мелкое преступление, и наказание за него может быть отсрочено, если провинившийся должен выполнить задачу первостепенной важности.

– Вроде того, чтобы сопровождать какого-нибудь адмирала к месту его гибели. Уверена, за серьезное преступление наказание не может быть отсрочено.

– Нет…

– К серьезным преступлениям относятся: измена, бунт, дезертирство, убийство, хранение смертоносного оружия на борту космического корабля… что еще?

– Нападение на старшего офицера.

Я задумалась над тем, какой у нас выбор.

– Жаль. Придется вместо Хакви напасть на Проуп. Хотя заняться парнем можешь ты. Коленом по яйцам – как думаешь, подойдет?

– А еще лучше вывихнуть ему плечо. Хочу, чтобы экипаж восхитился моей сдержанностью.

– Тогда поставь ему синяки под оба глаза, – посоветовала я, – и экипаж выплатит тебе премию.

– Где мне ее тратить? На Мелаквине?

Шутливое настроение угасло. Мы снова стояли в тускло освещенном коридоре спящего корабля. И все же перспектива расстаться с жизнью вот так, по-дурацки просто выводила меня из себя.

– Какое наказание за серьезные преступления? – спросила я, хотя знала ответ.

– Изгнание. Других вариантов нет.

– Ближайший мир, куда отправляют ссыльных, Мутикки, верно?

– Точно.

– Мутикки… девяносто процентов поверхности занимает океан, где обитают полуразумные водяные пауки, пожирающие все живое?

– Да, таков Мутикки, – кивнул Ярун.

Пауза.

– Пара пустяков, – улыбнулась я. – Самый зеленый курсант и то не испугается.

– Да уж, мы видели кое-что и похуже, – согласился мой напарник.

Снова последовало долгое молчание. Я прислонилась к переборке, чувствуя, как вспотели ладони. Наконец Ярун очень тихо спросил:

– Мы что, вправду сделаем это, Фестина?

– Высший совет отправляет нас на планету, которая уже погубила черт знает сколько наших товарищей. Они не снабжают нас никакой информацией, даже в пределах стандартного набора. Миссию возглавляет человек явно не в себе, может, даже безумный и наверняка понятия не имеющий о принципах работы разведчиков. По всему выходит, они обрекают нас на смерть, просто чтобы решить свои проблемы. Что такое несколько синяков по сравнению с этим?

– Нам понадобятся свидетели, – прошептал Ярун. Я кивнула на дверь перед нами.

– Если мы нападем на Проуп и Хакви в лазарете, доктор Вересиан и адмирал все увидят.

Еще одна долгая пауза.

– Мы ведь просто выстрелим в них из «станнеров», да? – Мой напарник пристально смотрел на меня.

– Конечно. В наши планы не входит никому причинить серьезного вреда.