Текст книги "С чистого листа"

Автор книги: Джейк Саймонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Здравствуйте, офицер, – сказал Адам, искусно подражая тягучей американской речи. – Вы говорите по-английски?

– Немного, – неуверенно и с сильным акцентом ответил полицейский; Адам явно застал его врасплох.

– Я хотел задать вам вопрос, – сказал Адам. – Могу я задать вам вопрос?

Полицейский сдержанно кивнул.

– Я кинорежиссер, – продолжал Адам. – Из Америки. Понимаете? Снимаю картины.

Офицер выглядел смущенным.

– Картины?

– Да, ну, знаете, фильмы. «Терминатор»? «Крепкий орешек»? «Бэтмен»?

– О’кей, – без тени улыбки сказал офицер. – И что?

– Я снимаю фильм, действие которого происходит в Тель-Авиве, и мне нужно, чтобы в нем сыграл полицейский.

– Полицейский?

– Да, как вы. Повернетесь боком?

Поколебавшись немного, офицер продемонстрировал профиль. И тогда Адам понял, что полицейский у него в руках.

– Да, вы бы идеально смотрелись в кадре, – сказал он. – Как вас зовут?

– Как меня зовут?

– Да.

– Яаков Риф.

– Откуда вы?

– Я?

– Да, откуда вы родом?

– Из Гиватаима.

– У вас есть номер, по которому я мог бы связаться с вашими вышестоящими офицерами и спросить у них разрешения, Риф?

До такого уровня английского офицер не дотягивал, и ему потребовалось время, чтобы переварить услышанное. Драгоценные минуты шли, но Адам не мог рисковать; один неверный ход мог все испортить. Наконец офицер достал листок бумаги и, приложив его к машине, записал номер. Адам решил брать быка за рога.

– Мы платим по тысяче долларов в месяц, – сказал он. – Понимаю, это немного, но речь идет о небольшой роли. Как вы на это смотрите?

Когда с помощью повторений и жестов офицер понял, о чем говорит Адам, он закивал, как школьник. Его рука впервые за весь разговор отпустила пистолет. Теперь или никогда.

– Эта машина, – проговорил Адам, – вы умеете быстро на ней ездить?

Офицер кивнул.

– У вас хорошо с быстрой ездой?

Еще один кивок. И на сей раз слабая улыбка. Адам походил вокруг машины, разглядывая ее под разными углами через сложенный из пальцев «объектив».

– Вы хотеть, я садиться в машину? – спросил офицер.

У Адама замерло сердце. Он равнодушно пожал плечами.

– О’кей, – сказал он.

Дальше было просто. Офицер позировал за рулем. Адам попросил показать вид с переднего сиденья, и полицейский любезно предложил ему сесть рядом. В салоне так сильно пахло елочкой-отдушкой, что кашель, которым зашелся Адам, был притворным лишь отчасти. Как бы там ни было, офицер вскоре предложил ему воды. Адам с опаской глянул на часы. Ровно семь минут. Он поймал взгляд Игаля, ожидавшего на другой стороне улицы, и поднял стакан в знак приветствия.

Люди существуют, чтобы их использовали, понял Адам. Вовсе не обязательно иметь пистолет, чтобы получать от них, что тебе нужно. Нащупай брешь – деньги, секс, месть, гордыня, – и они твои. Целиком и полностью. Он чувствовал себя сверхчеловеком. И притом борцом за свободу, демократию, благо народа. Он чувствовал себя особенным.

12

– Жду не дождусь, когда мы поимеем Бюро, – сказал Авнери, – этих паскуд.

Они сидели в фургоне, припаркованном в тени под разбитым уличным фонарем на стоянке «Теско».

– Все они выродки, это верно, – сказал Юзи, почесывая пальцы, – но стоит ли оно того?

– Стоит чего?

– Жизни в подполье. В бегах.

– Что, хвост поджал?

– При чем тут хвост?

– Слушай, Юзи, ты уже согласился на операцию «Смена режима». Если ты собираешься меня кинуть, так и скажи. Я могу прямо сейчас умыть руки.

– Не заводись, Авнери. Конечно, я все сделаю.

– Значит, и думать забудь об этом.

– Хорошо, хорошо. Доверься мне.

– Я доверяю тебе точно так же, как ты доверяешь мне, – сказал Авнери.

Оба улыбнулись, и Юзи прочистил горло. На дворе уже стояла нудная, жаркая ночь.

– Тебе не кажется, что стоит проведать наших поляков? – спросил Юзи. – Они уже почти час как затихли.

– Что-то тебя на сантименты потянуло, – сказал Авнери. – Ну, загляни к ним, если хочется.

Юзи фыркнул и откинулся на спинку сиденья. Какое-то время он всматривался в темноту за окном. Потом вылез из машины и подошел к кузову. Как только он собрался открыть дверь, послышался голос:

– Юзи.

Опять в ухе не было зуда.

– Чего тебе надо? Я занят.

– Сейчас ночь. Мы условились разговаривать по ночам.

– Если говорить не о чем, можно и помолчать, – вполголоса сказал Юзи, настороженно оглядываясь по сторонам.

– Но нам есть о чем поговорить. Много о чем.

– Не сомневаюсь. Но сейчас я занят, о’кей? Я на операции.

– На операции? На какой операции? Ты не рассказывал мне ни о какой операции.

– Я не должен тебе обо всем рассказывать. Ты мне не мать. Это личная операция, к тебе она никакого отношения не имеет. Я с тобой когда-нибудь с ума сойду. Свихнусь.

Наступила тишина, и Юзи решил, что Коль ушел. Но потом, едва он потянулся к ручке двери, голос опять заговорил.

– Верь в себя, Юзи, – спокойно произнес он.

Юзи покачал головой и вздохнул. В боковом зеркале виднелось удивленное лицо Авнери. Тот явно не понимал, что происходит. Юзи показал жестом, что все в порядке. Потом – несмело – открыл дверь фургона.

В полумраке, словно неотесанные колоды, валялись три пленника. Тишина стояла как в склепе. У Юзи чесались пальцы, он выругался. Забравшись внутрь, он закрыл дверь и присел на корточки между свертками, подсвечивая себе зажигалкой. Несмотря на жару, по коже пробирал мороз. Юзи не мог объяснить, откуда этот ужас; в прошлом его бы такое не зацепило. Прежде чем что-то предпринимать, он прикурил от зажигалки сигарету и глубоко затянулся. Один из мужчин закашлял и глухо простонал. По меньшей мере он жив. Остальные двое лежали абсолютно тихо, как трупы.

Юзи протянул свободную руку и легко опустил ее на лоснящуюся грудь ближнего к нему человека. Это мог быть кто угодно; лента закрывала пленников с ног до головы, их невозможно было отличить друг от друга. Грудь нормально поднималась и опускалась. Юзи убрал руку и передвинулся к третьему мужчине. Его грудь как будто не двигалась. Юзи слегка надавил на нее раскрытой ладонью. Ничего. По крайней мере, ему так казалось. Зажигалка вспыхнула и потухла, погрузив мир во мрак; остался только красный кончик тлеющей сигареты. Тишина в фургоне сделалась почти осязаемой. Юзи чиркнул зажигалкой и снова посмотрел на поляка. Повернув голову, он приложил ухо к носу мужчины. Ничего – ничего. Зажигалка потухла.

Как раз когда Юзи собирался зажечь ее снова, раздался резкий, щелкающий звук, и что-то ударило ему в лицо. Затем последовал приглушенный стон и вопль, к которому присоединился другой, более низкий голос. Второй удар опрокинул Юзи на спину. В темноте вокруг него брыкались и извивались упакованные поляки, оглашая фургон потусторонними звуками. Юзи встал на четвереньки и принялся шарить по полу в поисках зажигалки. Фургон скрипел и прыгал на подвесках. Юзи понимал, что надо звать на помощь, но не мог этого сделать. То ли гордость мешала, то ли страх. Возможно, и то и другое. Он широко открыл глаза, потом еще шире, но ничего не было видно. Зловещая какофония продолжалась: все те же нечеловеческие звуки, потрескивание упаковочной ленты, бьющиеся, как вытащенные из воды рыбины, тела.

Наконец дверь распахнулась, включился верхний свет, и в проеме появился Авнери с «береттой» наготове. Серией резких ударов рукоятью пистолета вкупе с потоком русской брани он усмирил хаос. Потом помог Юзи выбраться из кузова.

– Ну ты даешь, – рассмеялся Авнери, захлопывая дверь. – Что с тобой такое?

– Иди к черту, – отозвался Юзи, – не трогай меня.

Он забрался в кабину и вставил очередную сигарету в отбивающие дробь зубы. У него не было зажигалки. Он скрестил руки, выругался и постучал головой о спинку сиденья.

Дверь открылась, и, все еще посмеиваясь, в машину сел Авнери.

– Что такого смешного?

– Расслабься, дружище, расслабься, – сказал Авнери. – У тебя была тяжелая ночь.

Юзи с досады стукнул по приборной панели, и оба замолчали. Он прикурил, воспользовавшись салонной зажигалкой, которую потом вернул в маленький паз. Когда сигарета дотлела, он достал из кармана коноплю и начал скручивать косяк.

– Брось, – проговорил Авнери, – мы же на операции. Брось.

– Никакая это на фиг не операция, – буркнул Юзи. – Я ушел из Бюро, помнишь? Нет больше операций.

– Слушай, просто убери косяк. Если обдолбишься и что-то пойдет не так, нам крышка. Я видел, как ты там разговаривал с самим собой.

– Чего ты пристал, Авнери? Это всего лишь косяк.

– Только не на операции. Только не тогда, когда я на твоей стороне.

– А на моей ли ты стороне? Ты по-прежнему работаешь на Бюро, пусть и уборщиком дерьма.

– Ты о чем? Я делаю тебе одолжение.

– По-твоему, это одолжение? Это не одолжение. Это баш на баш. Я тоже помогаю тебе с твоим политическим фокусом, не забывай. Добываю тебе деньги.

– Без разницы. Я просто не хочу, чтобы со мной на операции был обкуренный напарник, вот и все.

– Пошел ты, Авнери.

Юзи зажег косяк и начал курить. Наступила пауза. Юзи разглядывал супермаркет через лобовое стекло. Последние посетители давно покинули магазин, и было видно, как сотрудники ходят туда-сюда, загружают полки, моют полы. Скоро придет время покончить со всем этим и ехать домой, поспать несколько часов. Юзи начало отпускать. Он посмотрел на Авнери, который сидел, прислонившись головой к боковому окну.

– Хочешь? – спросил он, протягивая косяк.

– Да пошло оно все, – сказал Авнери и хорошенько затянулся.

Вышла луна, и сотрудники «Теско» начали разъезжаться. Юзи и Авнери курили.

– Давай начинать, – сказал Юзи.

– Рано, – возразил Авнери. – Людей еще слишком много.

Машина наполнялась дымом, воздух был спертым и неподвижным. Авнери открыл люк. Повисла пауза.

– Думаю, за нами следят, – угрюмо проговорил Юзи.

– За нами никто не следит.

– Я чувствую.

Авнери покачал головой.

– Шпионский синдром начинается? Пора тебе завязывать с травкой, – сказал он. – Ты уже не тот, что прежде.

– Мы оба не те.

– Но в твоем случае виновата травка.

– Ты что, терапевт?

– Пора тебе бросать эту дрянь. Ну, привычку эту.

– Короче.

Они помолчали.

– Есть идеи, куда податься? – просил Авнери.

– Когда?

– После операции «Смена режима». Когда мы начнем с чистого листа.

– Говорю тебе, я останусь здесь, в Лондоне. Иначе я бы и не подумал спасать свой бизнес. Не подумал бы марать руки об этих придурков, что у нас в кузове.

– Можешь ставить на себе крест, если хочешь. А я полечу в какое-нибудь уютное местечко.

– Попробуй Грецию. Там сейчас дешево.

– Я не говорю по-гречески, – ответил Авнери.

– Научишься.

Они замолчали, пережидая, пока мимо, спеша домой и прочесывая фарами дорогу, пронесется очередная машина.

– Забавно, правда? – проговорил Юзи. – До чего мы докатились.

– Забавно? – переспросил Авнери.

– Год назад мы были богами. А теперь посмотри на нас. Устроили мышиные разборки с какими-то шестерками-однодневками. Смешно, да?

– Ага. Смешно.

Они умолкли, докурили косяк и еще немного понаблюдали за супермаркетом. Работники продолжали расходиться. Потом время пришло. Авнери отпустил ручной тормоз, и фургон бесшумно покатился из тени к баку для стеклотары. Юзи с Авнери натянули лыжные маски, после чего Юзи с помощью болторезов открыл крышку. Авнери выволок три свертка наружу и положил на асфальт. Пленники дышали, но других звуков не издавали.

– Ну что, дети мои, – сказал Юзи по-русски. – Теперь вашим глазам должно стать лучше. Кто желает прозреть?

Он наклонился к первому поляку и оборвал ленту вокруг его глаз. Пара зрачков забегала из стороны в сторону.

– Ну чисто арабка, – сказал Авнери, возвращая зрение второму пленнику.

Юзи рассмеялся и проделал ту же процедуру с третьим. Потом он засмеялся еще громче, чтобы показать, что ему не страшно. Вот они: три сморщенные мумии с глазами.

– А теперь, мои польские дети, – проговорил он, слушая собственный голос, – начнем урок. Мы учимся не разводить Томислава Кащеева. Сосредоточьтесь, дети, потому что вам предстоит сдавать экзамен.

Широко распахнутые глаза. Ерзанье по земле. Юзи мутило, но он не признавался в этом, даже себе. Раны болели. Бизнес есть бизнес.

– Не тяни, – шепнул Авнери.

– Видите там, у меня за спиной? – спросил Юзи. – Контейнер для тары. Знаете, его опустошают всего раз в две недели.

Первые двое сопротивлялись и приглушенно мычали, когда Юзи и Авнери взваливали их на плечи и бросали в бак. Третий обмяк, подчинился и только всхлипывал. Бутылки начали тарахтеть и звякать, когда мужчины испуганно забились в темноте.

– Учитесь прилежно, – разнесся по контейнеру голос Юзи, – не забывайте о предстоящем экзамене. Берегитесь падающих бутылок. И помните: в следующий раз не разводите Томислава Кащеева.

Захлопнув крышку, он быстро, не оборачиваясь, забрался в фургон и закурил. Авнери присоединился к нему и откатил машину обратно в тень, подальше от камер видеонаблюдения. Там он сбил оставшиеся фальшивые номерные знаки и, дав по газам, скрылся в ночи.

13

В ту ночь Юзи не мог уснуть. Он знал, что его постигнет такая кара; бессонница всегда мучила его после операций. Адреналин. Он долго лежал, вдавив голову в подушку и бормоча о чем-то Колю. Потом сидел перед компьютером: чесал пальцы, курил косяк за косяком, ел клубничные муссы и гипнотизировал мерцающий экран. Прежде чем захлопнуть над поляками крышку гроба, он приклеил на внутреннюю стенку одноразовую камеру размером с ноготь. Именно она передавала образы, которые Юзи всю ночь отслеживал на экране компьютера; зернистые, черно-зеленые образы, три свертка, заваленные осколками стекла, то ерзающие, то снова затихающие. Юзи чувствовал себя ребенком, который наблюдает за гусеницами в банке. Несколько раз его подмывало вернуться и отпустить поляков. Но он не поддался импульсу.

С рассветом начали падать бутылки. Один сверток, оказавшийся особенно в неудачном положении, завалило с головой всего за час. Некоторые бутылки разбивались; крови Юзи не видел. Поддаться порыву и освободить пленников было бы непозволительной роскошью. Юзи понимал, что кляпы к этому времени уже не будут настолько эффективно выполнять свою функцию, ведь их разжевывали много часов подряд, и они пропитались слюной. Он знал, что испытания поляков скоро закончатся.

И в самом деле, ближе к полудню в контейнер с бутылками внезапно ворвался свет. Две минуты спустя полицейский в светоотражающем жилете забрался внутрь и, увязая в стекле, стал осторожно пробираться к странным коричневым тритонам, которые теперь неистово колотили хвостами, надеясь, что их спасут. Юзи дождался, пока полицейский сорвет упаковочную ленту с лиц – и он, Юзи, сможет удостовериться, что все остались живы. Потом он щелкнул по красной кнопке в углу экрана и на вопрос «Вы уверены?» ответил «Да». Экран почернел. В нескольких милях от него с шипящим звуком, на который никто не обратил внимания, самоуничтожилась камера.

Юзи не терзался страхами, что ему это аукнется. Он видел ужас в глазах своих жертв. Он знал, что они никогда не посмеют нанести ответный удар или привлечь полицию. Их унизили, и слух об этом скоро разнесется. Он в безопасности. Нет, следующие несколько недель, пока он отсиживался в тесной будке у ворот Хасмонейской школы для девочек в Хендоне, вооруженный всего-навсего передатчиком двухсторонней связи и монитором видеонаблюдения, и ждал, когда заживут раны, ему – как обычно – не давало покоя брюссельское убийство, его первое убийство для Бюро. Он отнимал жизни и до того, как поступил в разведку, конечно отнимал. Но только в пылу и в гуще сражения. Брюссельское убийство было, что называется, его первым хладнокровным. И донимало его больше остальных.

Как ни странно, шлюху, Анну Марию, в ту ночь на самом деле убил не Юзи – не Адам. По крайней мере, вина лежала не только на нем. Анна Мария наткнулась на информацию, грозившую провалом важнейшей секретной операции, в которой фигурировали жучки, ООН, незаконные поставки оружия и санкции против Ирана; Адам даже не помнил всех подробностей. Но утечка была достаточно опасной, чтобы Бюро подписало Анне Марии смертный приговор и приказало Адаму с Авнери привести его в исполнение. То была их первая совместная операция, и их тогда связывала дружба, насколько она вообще допустима в мире международного шпионажа. Обоих воротило от мысли, что нужно убить невинную женщину голыми руками. Они не были кидонами, но прошли основательную подготовку. В их арсенале имелось несчетное количество способов бесшумно и быстро выдавить из человека жизнь, а после избавиться от улик. Но оба жалели Анну Марию. Они знали, что она мать, растит двух малышей и влачит убогое существование в наркотическом дурмане, которому – что поразительно – не удается заглушить в ней любовь к жизни. Приказ, который нелегко исполнить. Нет, они не ставили под сомнение факт, что Анну Марию нужно убрать. Оба были убеждены: если Бюро отдало такой приказ, то только ради спасения многих жизней. Ради защиты Израиля, ради блага всего мира. Тогда они все еще в это верили. Они не ставили под сомнение приказ; но им было нелегко.

Разделить ответственность за удар было идеей Авнери. Он читал об американских системах смертной казни, и вдохновился фактом, что электрические стулья подключают к нескольким рубильникам, так что никто не знает, на кого именно ложится ответственность за фатальный разряд. Авнери предложил убить Анну Марию по такому же принципу. Детали додумали вдвоем. Через торговавшего автомобилями сайана они раздобыли два идентичных незарегистрированных «мерседеса» и поставили на них фальшивые номерные знаки. Когда Анна Мария, по своему обыкновению, вышла работать на затянутый жутковатыми тенями бульвар Адольфа Макса, сразу за пересечением с северным концом бульвара Аншпах, Адам подъехал к ней в качестве клиента. Она его знала; он раз или два пользовался ее услугами, так что недоверия не было. Он поманил ее к окну, показывая, чтобы она обошла машину и заглянула к нему со стороны дороги. Авнери, припарковавшийся за полквартала, нажал на газ и помчался к ним; в последний момент, когда Анна Мария наклонилась к Адаму, тот толкнул ее под колеса «мерседеса». (Его рука, похожая на бледный трезубец. Холодный толчок ладонью в грудь женщины. Ее перепуганное лицо; волосы, рассыпающиеся по ночному небу. Ее голова ударяется о лобовое стекло. Один-единственный вскрик.) И они с Авнери унеслись прочь.

С одной стороны, нельзя убить человека, просто толкнув его. Если бы Авнери не летел по той дороге, Анна Мария по сей день была бы жива. С другой стороны, Авнери просто ехал на машине; если бы не Адам, убийства тоже бы не произошло. Вот такую они выдумали головоломку с вопросом виновности, которой хотели уберечь свои души от несмываемого пятна. Но неизвестность оказалась хуже известности. Юзи уже тогда мучился сомнениями. И через десять с лишним лет, когда он сидел в тесной будке у ворот школы для девочек в Хендоне, в тумане скуки, они по-прежнему не давали ему покоя.

В ухе зачесалось, и заговорил Коль:

– Юзи.

– Сейчас не ночь.

– Тебе нужно достать досье на Либерти. Просто напоминание.

– Все равно сейчас не ночь.

– Видишь ли, я не могу всего знать. Я просто голос. Тебе нужно досье, нужно прочесть информацию, увидеть ее фото.

Зазвонил школьный телефон. Коль сказал «Верь», и зуд утих.

– Да? – проговорил Юзи, беря трубку.

– Юзи. Это Илан Авнери.

– Привет, Авнери.

– Мне нужно, чтобы ты это сделал, Юзи.

– Сделаю.

– Когда? Прошло уже три недели.

– Когда дашь мне досье Либерти, тогда и сделаю.

– Досье Либерти? Я же говорил, черт побери. Я работаю над этим. Но выборы приближаются. У нас мало времени.

– Говори об этом своему коню в лондонской резидентуре, а не мне.

– Просто скажи, что сделаешь это.

– Уговор дороже денег.

– Меня это бесит.

– А я при чем? У нас был уговор.

– Слушай, мне нужно организовать встречу, – сказал Авнери.

– Ладно, ладно.

– Я позвоню тебе сегодня вечером.

– Сегодня вечером я занят.

– И чем же ты таким занят?

– Не важно чем. Занят.

– Тогда давай определимся со встречей прямо сейчас.

– Я же говорил, никаких встреч без досье Либерти.

– На кой черт она тебе вообще сдалась? Что ты задумал?

– Ничего. Слушай, мне пора идти. Тут кому-то что-то от меня надо.

Юзи дал отбой, надул щеки и с шумом выпустил из них воздух. Сигаретку бы сейчас. Он подошел к двери и открыл ее. На пороге стояла девушка, помахивающая школьной сумкой, как будто ее в жизни никогда ничего не тревожило.

– Ты охранник? – бесцеремонно спросила она.

– Нет, Микки-Маус.

– Израильтянин?

– Как догадалась?

– Акцент. Я тоже израильтянка, – сказала она, переключаясь на иврит. – Из какого ты города?

– Из Тель-Авива.

– Я выросла в Петах-Тикве.

– Мир тесен, малышка, – нетерпеливо бросил Юзи. – Чего тебе надо?

– Ты не в настроении. Хочется курить?

– А ты откуда знаешь?

– Все вы, парни, курите.

Она достала из кармана пачку «Мальборо Лайтс», оглянулась через плечо и сунула ее обратно.

– Не поделишься со мной сигареткой? – спросил Юзи.

– Я пришла сюда не для того, чтобы угощать тебя сигаретами. Я пришла узнать, не нашел ли ты мой телефон.

– Ты его потеряла?

– Очевидно.

– Похоже, не я один сегодня без настроения, – сказал Юзи.

Она слабо улыбнулась.

– О’кей, значит, мне тоже нужно покурить. Здесь можно?

– Смеешься? Мы же в Англии.

– Знаю. Просто хотела проверить, не все ли тебе равно. – Она перекинула сумку с одного плеча на другое. – Так никто не находил телефон?

– Нет. Оставь описание, и я дам знать, если увижу его.

Юзи махнул девушке, приглашая зайти, и стал искать ручку.

– Это айфон, – сказала школьница, – розовый корпус.

– Отлично, – проговорил Юзи, записывая. – Будь внимательнее, малышка.

– Хорошо, папочка.

Она взяла ручку и петлистым девичьим почерком вывела свое имя и контакты. Галь Либерман. Над буквой «ь» она нарисовала сердечко.

– А теперь, – сказала она, – я иду через дорогу курить. Остановишь меня?

– С чего бы?

– Это запрещено.

– Я не учитель. Моя работа оберегать тебя.

Юзи не ожидал от себя таких слов и тем более удивился, что сказаны они были – как ни странно – от души.

– Можно тогда попросить у тебя зажигалку?

Юзи пошарил в кармане и дал ей зажигалку.

– Ай-ай-ай, – сказала она вдруг, – шалунишка.

– Что?

Юзи проследил за ее взглядом. На полу у его ног лежал маленький мешочек конопли. Он наклонился, чтобы убрать его, и, покраснев, замахал руками, выгоняя школьницу из будки.

– Подожди, – сказала она, – подожди минутку.

Они молча замерли друг против друга. Только теперь Юзи увидел ее – увидел по-настоящему. Ее кожа была чистой, детской; жесткие волосы гривой рассыпались по плечам. В этот кратчайший миг она как будто застыла между детством и зрелостью. Почти поспевший плод. Верхние пуговицы блузы были расстегнуты; переброшенная через плечо сумка оттягивала ворот, приоткрывая аккуратную припухлость груди и тонкую кромку нижнего белья.

– Сколько тебе лет? – спросил Юзи.

– Я достаточно взрослая.

– Для чего?

– Чтобы купить у тебя этого.

– Чего этого? – уточнил Юзи, чтобы потянуть время.

– Сам знаешь.

– Меня выгонят с работы.

– Вот беда, – с сарказмом проговорила она.

– Я продаю только друзьям, малышка.

– Теперь я твой друг. Давай, ради меня. Продай по хорошей цене.

– Никогда.

Она закатила глаза, как умеют только подростки.

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Даниил.

– Ладно, Даниил. Я знаю твой маленький секрет. Если я расскажу, что ты держишь здесь наркотики, тебя все равно выгонят.

– Ты никому не скажешь.

– Неужели? Что ты со мной сделаешь, Даниил? – Она смерила его взглядом, и к его паху побежал электрический ток. – Что ты сделаешь?

– Не глупи, – сказал он.

– Это ты не глупи. Мне всего лишь нужен коробок.

Юзи помолчал.

– Никому ни слова.

– Сколько с меня возьмешь?

– Тридцать фунтов.

– Ты что, я же ребенок.

– У тебя нет карманных денег?

– Больше двадцати не дам. Как хочешь.

– У меня есть выбор? – спросил Юзи.

– А ты как думаешь?

– С вами тяжело торговаться, мисс Либерман.

– Зови меня Галь, – сказала она и рассмеялась.

– Хорошо, двадцать фунтов.

– И твоя зажигалка тоже остается у меня.

– Забирай чертову зажигалку. Что-нибудь еще?

– Возможно, – сказала Галь, перевешивая сумку с плеча на плечо. Полоска нижнего белья стала шире. – Это зависит от тебя.

– Ты о чем?

– Будешь здесь завтра?

– Конечно. Весь день.

– У меня окно в одиннадцать. Приду за покупкой.

Она почему-то пожала ему руку. И исчезла.