Текст книги "Святилище пиктов"

Автор книги: Джей Болтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Джей Болтон

Святилище Пиктов

(«Северо-Запад Пресс», 2003, том 59 «Конан и Святилище Пиктов»)

Резкий крик птицы и хлопанье крыльев заставили человека, быстро идущего по лесной тропе, в мгновение ока исчезнуть за толстым стволом ближайшего клена.

Птица так и осталась невидимой в густой зелени – только качнулись ветки. И снова в лесу воцарилась тишина – душная, тяжелая и полная угрозы.

Человек осторожно выглянул из-за дерева. Настоящий великан – около семи футов роста, – он двигался с грацией тигра. Его костюм был обычен для жителей пограничья: мягкие высокие сапоги, короткие штаны, сшитые, правда, не из кожи, как у большинства поселенцев к западу от Боссона, а из шелка, кожаная куртка-безрукавка, стянутая широким поясом, за которым торчал короткий топор.

Кроме топора человек был вооружен большим двуручным мечом. Один вид этого грозного оружия говорил о том, что его хозяин не земледелец и не охотник. Таким мечом мог владеть только опытный воин.

«Клянусь Кромом! Неспроста эта пичуга раскричалась! Ведь не я же ее спугнул… И никто из пиктов не сделает такой глупости, разве что спьяну. А кто здесь еще может быть?»

Мысль о том, что птица могла кричать просто так, без причины, не пришла ему в голову. В пиктских дебрях ничего просто так не случалось. Кто так считал, тот очень скоро отправлялся к престолу Митры.

Человек бесшумно скользнул в заросли. Несмотря на погожий солнечный день, в лесу царил полумрак. Лучи солнца почти не проникали под густую зеленую завесу, отделявшую царство света, простора и свежего ветра от душного царства зловещих теней, лежащего под кронами деревьев. Человек словно сам превратился в тень: он будто скользил над землей, быстро, но в то же время осторожно пробираясь к подозрительному месту. Движение его не замедляли ни сплетения лиан, ни колючий кустарник. Обнаженный меч тускло мерцал в зеленоватом сумраке.

«Где-то здесь…»

Великан замедлил шаг и пригнулся, словно хищник перед прыжком, готовый к немедленному отпору.

И тут до его слуха донесся слабый стон. Человек с мечом на мгновение замер, обводя взглядом стволы деревьев и кусты, прислушиваясь и принюхиваясь, затем медленно двинулся в направлении звука.

Почти обнаженное, покрытое коркой грязи и засохшей крови тело лежало за полусгнившим замшелым бревном. Мутные, полные муки и тоски глаза загорелись, увидев иссеченное шрамами лицо и гриву черных волос.

– Конан…

– Троттен, старина! – Конан наклонился над раненым. – Чего это ты тут разлегся?

Троттен был одним из лучших следопытов в приграничье, уступая в умении и опыте лишь самому Конану: никто из цивилизованных людей, даже родившихся и выросших под сенью Пиктской пущи, не мог на равных тягаться с могучим варваром из Киммерии.

– А мы уж думали, твой череп давным-давно скалится на шесте в какой-нибудь пиктской деревушке, – продолжал киммериец, заботливо приподнимая Троттена и прислоняя его к стволу дерева. – На-ка, глотни!

Следопыт с жадностью приник к горлышку фляги, долго пил, наконец обессилено опустил голову.

– Уф, полегчало… Как ты здесь оказался?

– Занимаюсь обычным делом, – пожал плечами Конан. – Пикты в последнее время совсем обнаглели – шныряют среди бела дня под самыми стенами Велитриума. Такое нахальство не по нутру ни жителям города, ни его правителю. В конце концов этот жирный индюк вспомнил обо мне – и вот я здесь, собираюсь лишний раз доказать, что не зря получаю жалованье. Если повезет, то притащу в Велитриум какое-нибудь пугало в перьях, там из него сумеют выжать все. Ну а не получится – разнюхаю все сам, пока не ослеп, хвала Крому! Но со всеми этими делами придется денек подождать. Сначала надо тебя отправить за Громовую реку.

Троттен слабо покачал головой:

– Тебе надо спешить… Дело слишком серьезное. А я… я уже не жилец, Конан. Четыре дня назад получил стрелу в правую ходулю…

Конан присмотрелся и вздохнул. Глаза сказали ему то, о чем давно говорило обоняние: нога Троттена почернела и распухла. В воздухе стоял тяжелый запах гниющей плоти.

– Во мне уже не кровь, а дерьмо, – тяжело дыша, пробормотал следопыт. – Ты мне можешь помочь только своим мечом. Понимаешь?

Конан медленно кивнул.

– Я надеялся до последнего, хотя еще вчера все было ясно. А когда стал перелезать через это проклятое бревно, то от боли потерял сознание и грохнулся с нее, как пьяная шлюха с порога борделя.

– И спугнул птицу, – пробормотал Конан.

– Когда очнулся, ясно понял, что слишком долго жил на этом свете. Дальше мне ползти незачем. Так что…

Конан вздохнул. В суровой жизни, которую он вел с детских лет, не было места жалости, но подобные просьбы не вызывали у него восторга. Тем не менее неписаный кодекс чести варвара вынуждал его выполнить эту работу: Конан кивнул и поднял меч.

– Погоди! Пока все тихо, я расскажу о том, что со мной произошло. Клянусь преисподней, тебе стоит меня послушать!

Конан, нахмурившись, бросил взгляд по сторонам. В лесу царила тишина.

– Говори, друг.

– Правитель беспокоится не напрасно. Пикты готовят набег, по сравнению с которым резня в Конаджохаре полгода назад – детская забава. Велитриум эти дьяволы могут сожрать на завтрак, а где они будут ужинать…

– Зубы поломают! – ощерился киммериец.

– Я знаю, о чем говорю. Не знаю только, когда… и где. Они ведь могут и обойти Велитриум, пройти южнее, через Тандару… или севернее, там даже удобнее. Во имя Митры, Конан, запомни мои слова: все пограничье, весь Боссон содрогнутся – и скоро!

Троттен замолчал и провел языком по пересохшим губам. Киммериец вновь поднес к его рту свою флягу. Отпив несколько глотков и переведя дух, следопыт продолжал:

– Ты знаешь, я ушел на разведку около двух месяцев назад, вместе с Лотто и Ривьером. Мы прошли всю Конаджохару, нигде не встретив даже следа пиктов. Вышли к Черной реке, севернее форта Тускулан, почти у самых болот. Там нас и сцапали, как будто знали, что мы идем именно туда, устроили засаду по всем правилам. Ривьеру повезло больше, чем нам с Лотто, он успел прикончить двух размалеванных псов, а потом свалился с раскроенным черепом. Меня с Лотто взяли в плен – мы успели только схватиться за оружие, но пустить в ход не сумели.

– Скорее всего вас заметили давно и вели до самой реки, – буркнул Конан. – А сразу не напали потому, что хотели убедиться, не идет ли следом более сильный отряд. Пикты обычно используют этот прием, если их не слишком много и они не уверены в своей победе.

– Связанных, как баранов, нас переправили через Черную. Очухались мы уже на западном берегу, в деревне Гвавель… ты ее знаешь…

Конан кивнул: конечно, он ее знал. Землю Конаджохары – девятнадцать лиг с востока на запад и девятнадцать с севера на юг – он исходил вдоль и поперек, часто бывал и за Черной рекой, углубляясь в пиктские дебри так далеко, как не отваживались и храбрейшие из следопытов. Сейчас в Конаджохаре безраздельно хозяйничали пикты. Полгода назад колдун клана Ворона Зогар Саг, родом из этой самой Гвавели, сумел объединить около десятка племен, и раскрашенная орда, взяв приступом форт Тускулан, хлынула на восток. Только неожиданная смерть Зогар Сага спасла Велитриум от незавидной участи сожженных конаджохарских деревень: потеряв предводителя, пикты сражались уже не столь яростно.

С тех пор граница проходила по Громовой реке, а Конаджохара стала камнем преткновения для нескольких пиктских кланов, которые никак не могли решить, кому из них владеть этой землей. Но какая разница аквилонцу, пикт какого клана размозжит ему голову медным топором?! Любой дикарь был непримиримым и вечным врагом любого хайборийца.

Конан, предки которого на протяжении тысяч лет сражались с предками нынешних пиктов, был еще более непримиримым врагом лесных дикарей. За годы странствий по цивилизованным странам он не утратил звериного чутья на опасность, не раз спасавшего ему жизнь. Сейчас его инстинкт молчал.

Вряд ли поблизости находятся враги, но, слушая Троттена, киммериец все равно держал ухо востро. Расплатой за беспечность всегда была жизнь, а Конан, в отличие от Троттена, не считал, что чересчур зажился на этой земле.

Следопыт тем временем продолжал говорить. Он был совсем плох, каждое слово Троттен будто выталкивал из себя, часто останавливался, чтобы перевести дух, иногда его речь становилась совсем тихой и неразборчивой, и тогда Конан склонялся к самым губам умирающего.

– В Гвавели нас бросили на площади, перед шалашом колдуна. Веревки, разумеется, не развязали. Мы были уверены, что нам не дожить до заката… Ты знаешь, как пикты истязают пленных. Сознаюсь, мысль о предстоящих пытках сверлила мне мозг. Я боялся, что не смогу их выдержать, буду орать и извиваться на потеху этим ублюдкам. Судя по лицу Лотто, его обуревали те же сомнения.

«Выдержишь?» – спросил он меня одними губами.

«Постараюсь», – прохрипел я, сплевывая кровь

Удар по ребрам заставил меня прикусить язык.

Между тем пикты даром времени не теряли: нас быстро привязали к двум столбам на площади, развели большой костер…

Перед шалашом колдуна собралась огромная толпа, наверное, все обитатели деревни. Однако сам колдун не появлялся. Я напряг мышцы, когда нас привязывали, но пикты знали свое дело. Я с ужасом понял, что очень скоро мы с Лотто запоем на два голоса – ясно, что пыток не избежать. Тут и колдун появился, не из шалаша – из леса. Толпа внезапно раздалась в стороны, и мы увидели, что в распахнутые ворота входит он. И важной походкой, что твой король, направляется к нам.

– Ты ведь видел Зогар Сага? Тот старый пень был кровожадным чудовищем, но он был пиктом!

Голубые глаза Конана сверкнули, рука непроизвольно стиснула рукоять меча.

– Ты хочешь сказать…

– Да! Новый колдун клана Ворона – белый! Конан прищурился, размышляя.

Строго говоря, пикты тоже принадлежали к белой расе, но скажи об этом любому пограничному жителю, и останешься без нескольких зубов или получишь синяк под глазом, это уж как повезет. Низкорослые мускулистые дикари были очень смуглыми и внешне никак не походили на хайборийцев.

Точно так же и пикты не переносили любого не пикта. И уж совсем невероятным казалось, что белый смог получить в клане верховную власть.

– Говорю тебе. – Троттен сжал руку Конана. – Он белый, но не аквилонец. Скорее, он похож на тебя – очень высокий, черноволосый…

«Киммериец? Но это уже сущий бред».

– Видел бы ты, как пикты дрожали перед ним! Старый Зогар даже мечтать не мог о таком величии. На голове у него были перья – обычное украшение колдуна, но волосы схвачены золотым обручем с огромным рубином. Даже в столь жалком положении я не мог не восхититься игрой света на гранях камня. Это нечто невиданное!

Колдун был обнажен до пояса, и грудь его была разрисована – ну, как всегда у пиктов. Только там, где сердце, я заметил татуировку – иглу, вроде наконечника копья…

– Наконечника копья, говоришь? – переспросил Конан. Лицо варвара окаменело – воспоминания прошлого стремительно пронеслись в голове: таинственный Талисман Света, черный колдун Нэг, полчища мертвецов-зомби и еще девушка… как ее звали? Кажется, Эшали. Ее киммериец припомнил с удовольствием: лицо его смягчилось и загадочная улыбка заиграла на губах. -

– Что с тобой, Конан, тебя что-то встревожило?

– Нет-нет, продолжай, друг, – отмахнулся северянин от воспоминаний.

– И вот, этот парень, остановившись в трех шагах, долго глазел на нас и о чем-то думал. Глаза его были черны, как кожа кушита! Просто дырки в черепе, из которых на меня глянула ночь! Я даже почувствовал холод, меня всего затрясло, и я ничего не мог поделать с этой проклятой трясучкой: дрожал так, что зубы стучали не хуже пиктских барабанов. Тут впервые я подумал, что нас ждет кое-что хуже пыток и смерти.

А колдун, повернувшись к молчавшим пиктам, только бросил:

– Не сегодня и не здесь.

И – ни звука! Пикты послушно стали расходиться. А ведь лишить их любимого зрелища – это все равно что отнять кость у голодного пса. А тут не то что не взвыли, никто даже не пикнул. Колдун скрылся в своем шалаше, а нас отвязали и бросили в какой-то сарай до утра. Утром они за нами явились размалеванные, что шлюхи в Велитриуме. Без колдуна пришли, приказали идти вместе с ними.

Шли мы на запад – солнце все время за спиной оставалось, долго шли, то болотом, то лесом. Не знаю, куда они нас тащили, только чем дальше в лес, тем на душе у меня тревожнее становилось. Что-то скверное есть в тех болотах, я бы туда по собственной воле ни за что не полез. Холодом от них веет могильным… Ты меня знаешь, Конан, я никогда трусом не был, но тут и меня проняло, да и сами дикари, вижу, трясутся, словно хвосты заячьи, и все молчком топают.

«Ну, – думаю, – не иначе в гости к колдуну направляемся».

Я как встречу с ним представил, как глаза его вспомнил, у меня сердце заколотилось.

И тут случай этот представился, и, уж поверь, я его не упустил. Прыгнул в воду головой вниз – лучше утонуть, чем сдохнуть от пыток. Обратную дорогу я хорошо запомнил. Удивительно, эти демоны даже не гнались…

Конан стремительно наклонился к другу, зажимая ему рот ладонью. Прислушался – не показалось ли?

Нет – вот опять зашуршало. Киммериец взглянул на Троттена – следопыт глазами дал понять, что тоже услышал. Конан осторожно выглянул из-за бревна, долго и пристально всматривался в густую зелень.

Шагах в пятидесяти веточка слегка шелохнулась – словно от дуновения ветерка.

«Да только ветер сейчас не с той стороны. Слишком близко дикари подобрались, – посетовал про себя Конан. – Сколько их, двое? Да нет, пожалуй, трое… Кром, один прямо сюда ползет! Ну что ж – встретим!»

Киммериец отдал Троттену свой топор, знаками показал, что врагов всего трое и где находится каждый из них. Следопыт кивнул в ответ, мол, понятно.

Словно змея, Конан бесшумно скользнул в заросли ежевики.

Пикты были совсем рядом. Сейчас прижавшемуся ухом к земле киммерийцу казалось, что лес содрогается от их тяжелой поступи.

Не каждый осмелился бы устроить в конаджохарских лесах засаду на пиктов – эти бестии чуяли любую опасность за лигу и нередко ничего не подозревающий охотник сам превращался в дичь.

Конан тоже не любил засад, но совсем по другим причинам. Для северянина существовал только один достойный способ боя – когда ты лицом к лицу с противником, глаза в глаза, клинок против клинка. Стрельба из-за кустов и удары в спину не для него. Он и сейчас не собирался изменять этим правилам, готовясь выйти навстречу врагам.

Но в этот раз что-то сразу не заладилось, и, когда Конан понял, в чем дело, было уже слишком поздно. Пиктов оказалось больше – двое против него, двое против Троттена.

С криком, в котором смешалась ярость и досада, Конан бросился на врагов. Пикты, не ожидавшие нападения, на мгновение застыли, и этого вполне хватило киммерийцу.

Сверкнуло лезвие двуручного меча, и оба воина рухнули на землю, скошенные одним, страшной силы ударом.

Теперь успеть помочь другу. Через валежник, через колючие кусты ежевики… Уже не скрываясь, с громким вызовом на поединок – может, это привлечет внимание пиктов или хотя бы даст выиграть время. Впереди послышался хриплый стон. Затем возня…

Конан вырвался из кустов, перемахнул через колоду, сбив с ног замешкавшегося пикта, склонившегося над окровавленным телом Троттена. Удар был настолько силен, что воин кубарем покатился по траве да так и остался лежать бездыханным. Второго киммериец нашел в нескольких шагах с проломленной топором головой.

Конан похоронил всех в одной могиле. Отыскал небольшую ложбинку, перетащил тела и старательно завалил камнями, чтобы дикие звери не растащили останки.

Слова Троттена не шли у Конана из головы. Но сведений слишком мало. Наверняка придется лезть к пиктам в логово, чтобы узнать все подробнее. Так стоит ли откладывать? Кроме того, таинственный колдун, судя по всему, земляк киммерийца, весьма заинтересовал Конана. В душе варвара кипели презрение и ярость к предателю. Черная метка на груди колдуна всколыхнула мрачные воспоминания, а огромный рубин разбудил любопытство варвара.

Конан принял решение. Отсюда через леса Конаджохары, через Черную реку до пиктской деревушки Гвавель он знал дорогу. Далее на запад, в глубь болот. Так далеко киммериец еще не забирался. Дурные слухи о болотах ходили по всему приграничью – злые места, населенные демонами.

Три дня крался Конан нехожеными лесными тропами, забираясь все дальше и дальше в глубь страны пиктов. Он поднимался с первыми лучами солнца и шел до заката, порой прихватывая часть ночи и ориентируясь только по звездам. Переправившись через Черную реку, он обогнул земли пиктов, принадлежавших клану Ворона и повернул на запад, туда, куда вели Троттена и Лотто, и где, как считал погибший следопыт, находилось логово таинственного белокожего колдуна. Конан чувствовал, что именно там он найдет корень зла, источник нависшей над западной Аквилонией опасности.

Впрочем, добро, зло – пусть над этим ломают голову мудрецы. Конан делал лишь то, что считал нужным, помня о службе, которую обязан нести. К тому же его гнало вперед любопытство.

Опасности? Ха! Кто более опасен – тигр или волки? Вопрос спорный.

Тем не менее путь Конана был действительно опасен. Лес кишел пиктами, как захудалый постоялый двор клопами.

В первый же день Конана обогнал отряд его старых знакомых – пиктов из клана Ворона. Киммериец двинулся следом за ними и чуть было не столкнулся с воинами другого отряда, шедшего с севера, в волосы которых были вплетены перья ястреба.

Дойдя до лесной дороги, по которой час назад прошли Вороны, клан Ястреба также повернул на запад. В течение дня перед Конаном поочередно сменились Филины, Гадюки, Рыси, даже Волки – самое могучее племя, жившее далеко к северу от этих мест. Все говорило о том, что лесная дорога, вернее, просто широкая тропа, на которую посчастливилось выйти Конану, вела именно туда, куда он и стремился попасть.

В конце концов киммерийцу надоело тащиться следом за пиктским войском, и, отойдя от торной дороги примерно на лигу, он пошел быстрее.

На третий день начались болота.

Конан не любил болот. Даже больше – он их терпеть не мог. Если раньше он бежал волчьей рысью, то сейчас тащился словно улитка, а противное чавканье, с которым Конан выдирал сапоги из вонючей жижи, разносилось по всей округе. Гудение полчищ изголодавшихся москитов не смолкая звенело в ушах.

– Пикты, наверное, все разом оглохли, – бурчал киммериец себе под нос, – раз не слышат, как я шлепаю по этой каше.

На закате третьего дня Конан набрел на островок, где и решил заночевать. Мокрый до нитки, измазанный грязью киммериец растянулся во весь рост на мягком мху, положив рядом с собой обнаженный меч. Глубоко вздохнув, закрыл глаза.

…И тут же открыл их. Где-то совсем рядом – ему показалось, что прямо над ухом, – раздался пронзительный вой, от которого любой человек вскочил бы и побежал во все лопатки – неважно куда, лишь бы подальше.

Киммериец давно избавился от такой глупой привычки. Он продолжал лежать, только крепче сжал рукоять меча.

Конан узнал этот леденящий душу крик.

Многие жители пограничья слышали подобные вопли по ночам, особенно при сильном южном ветре. Они доносились с болот, окружающих Конаджохару. Ну, а здесь, в сердце Пиктской пущи, почему бы болотному демону не выйти на прогулку?

Высокая худая фигура вынырнула из вечернего тумана. Высоко, будто цапля, поднимая ноги, она шла прямо на островок.

Киммериец стиснул зубы. У него был шанс остаться незамеченным – демоны плохо различали неподвижные предметы. Но если тварь попросту наступит на него? Островок настолько мал, что это вполне вероятно. Конан знал, с какой дьявольской быстротой могут двигаться эти бестии, а если демон завопит, то на призыв тут же сбегутся его приятели: весьма проворные ребята с хорошо заточенными коготками почти в фут длиной. Эти коготки очень ловко могут отхватывать головы, киммериец такое видел неоднократно. Выход один – бить так, чтобы демон не успел даже пикнуть.

Киммериец лежал не шевелясь. Тварь почему-то замешкалась.

«Учуял?»

Демон сделал пару шагов и снова застыл в пяти ярдах от Конана, принюхиваясь и поводя своей безобразной головой со светящимися глазами вправо-влево.

Медлить было нельзя.

В одно мгновение тело Конана взметнулось вверх и вперед. Миг – и киммериец стоит на согнутых ногах в двух ярдах от чудища. Тварь резко обернулась, огромные горящие глаза остановились на нежданном враге. Меч варвара коротко свистнул, послышался чавкающий звук…

Конан расслабил напряженные мышцы и перевел дух. Его клинок был точен: косой, снизу вверх удар аккуратно отделил левую лапу и плечо вместе с головой от туловища. Бесформенный ужасный обрубок еще стоял несколько мгновений, содрогаясь от фонтанирующей крови, и наконец упал на землю.

Конан перевел дыхание.

Вдалеке слышались завывания демонов. Тварь, разрубленная пополам, издохла мгновенно, не успев воззвать к сородичам.

Могучий вековой лес жил ночной жизнью: рыкнул вышедший на охоту ягуар, где-то затрубил мастодонт, далеко-далеко взывала к звездам заунывная песня волков. Древней чаще не было дела ни до Конана, ни вообще до всего людского рода.

Конан вытер клинок о траву и снова прилег на моховую перину. Проспав до рассвета, он утром чувствовал себя бодрым и отдохнувшим, как будто спал на роскошной постели.

Киммериец продолжил свой путь. О схватке с демоном он и не вспоминал – велика важность… Так, незначительный эпизод, один из многих.

Солнце не успело пройти и половины пути до полудня, когда Конан вдруг понял – что-то вокруг изменилось. Подсознательно он ощущал это и раньше, а тут будто пелена с глаз спала: варвар застыл, до колен увязнув в илистой грязи.

Место, где он сейчас находился, ничем примечательным не выделялось. Все то же лесное болото, поросшее чахлыми лиственницами, соснами и березами, кочкарник, изумрудно-зеленые лужайки, скрывающие бездонные окна, мох, вереск – все как вчера. И все-таки…

Конан поднял голову, медленно огляделся. Обостренное чутье на опасность подсказывало – нет, громко кричало, – что он прямиком лезет в змеиное гнездо. Ему припомнились слова Троттена о необъяснимом ужасе, который тот испытал в этих местах. Сейчас он понимал, о чем говорил следопыт.

«Кажется, я у цели».

Некоторое время Конан раздумывал. Приняв решение, он повернул налево, туда, где по его расчетам находилась дорога. Он действительно вскоре вышел на нее. Сотни, если не тысячи ног, обутых в сапоги, превратили тропу в грязное месиво, двигаться по которому было еще труднее, чем по болоту.

Но теперь Конан не спешил.

Киммерийцу казалось, что сам воздух здесь пропитан злобой… Даже не злобой, а чем-то настолько чуждым людям – и не только им, а самому миру: этим деревьям, кустам, болоту, небу и солнцу! Всему, даже пиктам!

Конану никак не удавалось отделаться от мысли, что с каждым шагом он удаляется дальше и дальше от земли, на которой родился и жил почти сорок лет, что он уходит куда-то в невообразимое нечто.

Или ничто?

«В гости к Крому, что ли?»

Скорее уж, в преисподнюю, потому что это загадочное нечто определенно было враждебным – именно в силу своей чужеродности.

Пытаясь разобраться в своих чувствах, Конан окончательно запутался, наконец он плюнул на все мудрствования, крепче сжал меч и пошел дальше, понимая одно: там, впереди, – враг, а какой – неважно.

Местность мало-помалу повышалась. Лиственницы и ели сменились кленами и дубами. Идти стало легче, но Конан замедлил шаг.

«Теперь уже скоро. Немного осталось».

Перед киммерийцем открылся невысокий пригорок, к вершине которого он направился в надежде осмотреться и наметить дальнейший путь. И хотя находился холмик всего-то в нескольких шагах, дорога к нему заняла уйму времени.

Солнце успело высоко подняться над лесом, прежде чем он достиг вершины.

Пришлось удвоить осторожность – вся земля вокруг была испещрена многочисленными следами пиктов, но еще раньше Конан почувствовал сладковатый запах дымка, который принес с собой западный ветер. Небольшие отряды воинов так и сновали взад-вперед, торопясь по своим непонятным делам.

Наконец Конан выбрался на пригорок и смог оглядеться. Прямо от подножия простиралось бескрайнее болото.

Но болото необычное: его поверхность, практически лишенная иной растительности кроме мха, бугрилась и топорщилась, словно свежая пашня после нашествия кротов. Вся местность была изрезана складками, точно исполинское зеленое покрывало, откинутое великанской рукой, с равномерно рассеянными на ней камнями, и, если бы не их правильный облик и четкие, хотя и притертые временем грани, Конан решил бы, что раньше здесь была гора, разобранная неведомыми каменотесами на отдельные глыбы.

Однако киммериец не сомневался, что видит перед собой мертвый город. За время долгих странствий он повстречал их достаточно и в знойных землях юга, и далеко на востоке за морем Вилайет.

Руины некогда огромного человеческого поселения дышали древней силой и тайной. Конан не чувствовал в ней враждебности, но все же источник зла находился именно здесь. Пытливый взгляд киммерийца поневоле все время возвращался к одному и тому же месту, где среди развалин и остатков фундаментов громоздилось непонятное сооружение в виде циклопического кольца, опоясанного цепью каменных менгулов. В самом центре его находился небольшой долмен, словно гигантская землянка, отмытая дождями, с крохотным глазком чернеющего входа в подземелье. Именно оттуда тянуло угрозой и могильным холодом, чувствующимся даже на расстоянии.

Многочисленные отряды пиктов расположились вокруг каменного кольца походным лагерем. Сразу бросилась в глаза непривычная для столь многолюдного сборища тишина и какое-то необъяснимое, немного торжественное состояние воинов, застывших, будто каменные изваяния, вокруг своих костров. Никто не смел входить внутрь кольца, как заметил Конан, и лишь вожди кланов переносили туда странные свертки, аккуратно складывая их у входа в долмен и поспешно покидая таинственный круг.

Солнце уже давно перевалило за полдень, когда над болотом послышался жалобный плач, словно погребальная песнь, которая, казалось, шла из-под самой земли. И верно, вскоре из подземелья потянулась длинная вереница пиктов в нелепых и непривычных для них одеяниях, вроде жреческих хламид, которые эти дикари и носить-то не умели.

Конан от души посмеялся, глядя на столь необычное зрелище, но эти недавно посвященные адепты неведомых сил вели себя так важно и надменно, будто шагали во главе колонны богов. Некоторые из них несли чаши, вырезанные из человеческих черепов, – они-то и исполняли гимн, от которого у киммерийца сводило зубы. Лица и руки жрецов были разрисованы яркими красками. Видимо, полностью отказаться от своих дикарских привычек пикты все-таки не смогли.

Те, кто был свободен, без промедления принялись заносить свертки внутрь подземелья. Чашеносцы же покинули круг и разбрелись среди завороженных, словно в гипнотическом сне, воинов. Устрашающего вида сосуды передавались в руки вождей, с жадностью голодных хищников лакающих таинственное питье. Чаши прошли по рукам, пока последний из воинов не пригубил хотя бы каплю напитка, и вернулись к хозяевам. На этом церемония закончилась. Жрецы скрылись под сводами долмена, а пикты через некоторое время потянулись прочь с болота. Но их места тотчас занимались другими, кому не досталось божественного напитка и кто не успел к началу церемонии, ибо бесчисленные отряды дикарей все шли и шли сюда из леса.

Вскоре внутри каменного кольца вновь выросла гора даров и подношений. Терпеливые в своем ожидании пикты неподвижно сидели у костров, не смея даже шорохом нарушить могильную тишину. Конан прекрасно понимал, что здесь он больше не увидит ничего интересного. Нужно попытаться проникнуть внутрь долмена. Но как это сделать, когда повсюду дикари?..

Заморосил теплый летний дождик. Снова выглянуло солнышко. Весь день Конан провалялся на вершине холма, наблюдая за пиктами. Ближе к вечеру торжественный выход жрецов повторился.

Перед закатом отряд дикарей загнал в священный круг десяток пленных хайборийцев – ужасно изможденных и смертельно уставших, – и они тут же повалились на стынущую землю. По действиям воинов киммериец догадался, что жрецы не появятся раньше утра. С несчастными пленниками осталось всего двое сторожей из разных кланов, меняющихся каждые несколько часов.

«Пожалуй, это единственный шанс», – решил Конан и немедленно приступил к осуществлению своего плана.

Конан соскользнул с холма и где бегом, где ползком подобрался к спящему лагерю. Здесь, в самом сердце своих владений, пикты вели себя крайне беспечно, не опасаясь демонов болот и иных обитателей ночи, не боясь, что какой-то смельчак рискнет забраться сюда – поэтому даже не удосужились выставить охрану.

Непроглядная ночь была Конану верным союзником. Незамеченным он подобрался к затухающему костру и осторожно выглянул из-за развалин. Пикты спали вповалку, закутавшись в теплые меховые одеяла. Мощным рывком Конан выдернул из кучи первого попавшегося пикта и, словно гигантский удав, сдавил его в своих могучих объятиях. Послышался хруст ломаемых костей. Пикт даже дернуться не успел, как его душа уже отправилась к предкам. Киммериец завладел одеялом – грязными вонючими лохмотьями, грубо сшитыми из обрывков козьих шкур, – и, морщась от отвращения, завернулся в него с головой. Безжизненное тело он без лишнего шума утопил в одном из бочагов.

Лавируя между кострами, киммериец подобрался к каменному частоколу менгиров. Последний раз критически оглядел себя с ног до головы. Теперь он ничем не отличался от оборванных пленников, беспокойно метавшихся в сонном бреду. Правда, рост… Но с этой проблемой он как-нибудь справится. Конан слегка присел и на полусогнутых ногах прошелся между столбами, поправил спрятанный на спине меч, удовлетворенно хмыкнул.

Ночь стояла – рук не видно. Пробраться между дремлющими часовыми и присоединиться к пленным для ловкого северянина не составило большого труда.

Он бы и в подземелье проник, но там вдруг замелькали огни и послышались голоса. Киммериец устроился среди грязных, потерявших человеческий облик пленников и уже через несколько минут безмятежно дремал.

Бледное туманное утро медленно наползало с востока, растворяясь в густых испарениях болот. Лагерь пиктов постепенно оживал, но давно проснувшийся Конан оставался лежать вместе с другими. За плотной занавесью тумана он не мог ничего разглядеть, и казавшийся таким удачным вчерашний план поутру оказался не столь уж блестящим замыслом. Но отступать было поздно. Оставалось лишь ждать, и Конан терпеливо ждал, хотя неясная тревога ни на миг не покидала его: обострившиеся чувства вновь уловили волны зла, что, подобно морскому прибою, накатывались из черных глубин долмена.