Текст книги "Конан и честь империи"

Автор книги: Джеральд Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава пятая
Чужие тайны

24 день Первой летней луны.

Спустя некоторое время после отъезда Темвика Магнуссона, Грайтиса и госпожи Ренисенб коронный замок Вольфгарда украдкой покинули еще две примечательных личности. Они предпочли отправиться пешком, сперва с удрученным видом постояв у изгороди запертой «Короны» – точно помянули дальнего сородича, на днях ушедшего в далекое безвозвратное странствие.

Затем пара – походившая на уроженцев какой-нибудь из Полуночных стран, ведущих себя с достоинством людей, знающих свою высокую цену – спустилась вниз с Коронного холма и свернула к восходной части города. Встречные прохожие частенько замешкивались и сбивались с шага, чтобы глянуть им вслед. Некоторые, постарше летами и явившиеся в Вольфгард среди торговых гостей, начинали озадаченно хмуриться, словно пытаясь вспомнить: не сводила ли их судьба раньше с этим мужчиной или этой женщиной?

Воспоминания приводили к тому, что почтенные торговцы либо с облегчением переводили дух, либо хлопали себя по лбу и, позабыв о прочих делах, торопливо устремлялись к приютившим их постоялым дворам, бормоча себе под нос что-то маловразумительное.

Парочка же спокойно шла своей дорогой – через Круглую площадь, вдоль Железных Рядов. Там они снова приостановились: мужчине возжелалось непременно глянуть на доставленные из Немедии и разложенные в надлежащем порядке на огромном прилавке образчики прямых тяжелых мечей. Женщина со стоическим видом ожидала, пока спутник удовлетворит свое любопытство, но под конец не выдержала и утянула его за собой, сорвав едва не состоявшуюся покупку.

– Скажи на милость, с чего ты взял, будто с тобой они станут разговорчивее? – Дженна упрямо пыталась подладиться под размашистые шаги супруга, с грустью отметив, что совершенно разучилась ходить в обычнейших козловых сапожках и широченной домотканой юбке, наскоро сооруженной из длинного отреза шерстяной материи в броскую черно-алую клетку. – Раз они не пожелали ничего говорить Эртелю, значит, не скажут никому. В том числе и тебе. Приглашение Фрама – только вежливые слова. Ты больше не его близкий приятель, которому можно раскрывать тайны, забыл? В лучшем случае он потолкует с нами о старых добрых временах, в худшем тамошние караульные состроят каменные лица и пробурчат, что почтенный староста крайне занят и у него нет времени беседовать со всякими мимохожими… как там у подгорного народца принято оскорблять людей – дылдами или кривыми оглоблями?

– Между прочим, я тебя не звал. Сама напросилась, а могла бы сидеть с детишками, – съязвил Конан.

– Знаешь, что мне сказали ненаглядные отпрыски? – бархатно-напевный голос Зенобии разительно переменился, став очень похожим на тонкий выговор дочери: – «Мамочка, у отца такой вид, словно он задумал что-то сотворить. Или натворить. Наверное, его рассердили эти подгорные карлики, и он собрался к ним наведаться. Ты бы сходила вместе с ним… так, на всякий случай». А твой наследничек заявил, что ему заранее жаль бедных двергов и он постарается спрятать все режущие предметы, каковые могут попасть тебе на глаза.

– Я этому малолетнему остроумцу… – грозно посулил правитель Аквилонии. – Йен, ну растолкуй ты мне – в кого он таким уродился? Почему у него каждое слово с подковыркой? Отчего любые вертихвостки – что у нас дома, что здесь, в Вольфгарде – бегают за сопляком двенадцати лет? Не за Конни, обрати внимание, а именно за его младшим братцем? Что начнется в Тарантии, когда он подрастет?

– Мальчику досталось твое умение быстро находить общий язык со слабым полом, – хмыкнула Дженна. – Скажи спасибо, что пока он не злоупотребляет этим талантом… Не увиливай от ответа! Ради чего мы отправились к двергам, причем вот так, корча из себя простецов? Ты хоть знаешь, куда идешь?

– Дом старосты гномской общины стоит на Холодном Ручье, о чем тебе скажет любой житель здешней столицы, – откликнулся варвар. – Что же до причины… Сама видишь, мирный Вольфгард превратился в сплошной кавардак. Эртель, как верно заметил тот мрачный дверг, покуда не ощущает себя настоящим правителем. Уверен, затея с посланием учинялась именно ради меня, а уж потом – для нашего волчонка в короне. Мы, конечно, могли бы притащить с собой свиту в пять десятков человек, но к чему лишнее внимание? Кроме того, надо обернуться побыстрее – чтобы имелось, о чем потолковать с Эртелем. Может, все не так уж страшно, как мы сгоряча подумали.

– Съездили в гости, отдохнули, развеялись, – желчно проворчала аквилонская королева, прыгая по растрескавшимся доскам мостовой. – Ладно, я привыкла верить в твою удачу. Надеюсь, дверги не захлопнут ворота прямо перед нашим носом. И не пытайся уговорить меня лазать через заборы! Я уже не в том возрасте!

– Разве? – изобразил искреннее удивление Конан. – Я как-то не заметил. Эй, дряхлая старушка, поделись секретом – какая зловредная магия помогает тебе сперва целый день носиться по лесу за кабанами, а потом ночь напролет не давать мне покоя?

– Ума не приложу, как можно вытерпеть общество этого чудовища больше одного мгновения? – вопросила Дженна у пестрой лавочной вывески. Подобные перепалки давно уже стали неотъемлемой частью жизни правящей четы – они помогали сохранять здравый смысл и чувство юмора в любой заварушке.

– Потому что в глубине души я милейший человек, только никто этого не замечает. Скажем, я вполне мог бы предоставить Эрту выпутываться из передряг самостоятельно, так ведь нет! Здесь направо… или налево?

– Налево, – Зенобия первой углядела мостик через мелководную речушку и крепкие ворота, украшенные двумя гербами – Пограничья и двергского Королевства-под-Горой. Сбоку, на заборе, висела внушительного вида литая бронзовая доска, испещренная угловатыми руническими письменами гномов, а рядом торчал дверной молоток – оскаленная мордочка диковинной ящерицы с кольцом в зубах.

На стук приоткрылась низкая, где-то на уровне человеческого пояса, калитка и выглянул стражник – косматое создание в звякающей кольчуге и при неизменной секирке. Окинул неожиданных гостей быстрым подозрительным взглядом снизу вверх из-под нахлобученного на самые глаза островерхого шлема, открыл было рот для заранее приготовленного «Шли бы вы, почтеннейшие…», но, приглядевшись внимательнее, сдавленно кашлянул и юркнул обратно.

– Стоило бы побиться с тобой об заклад, – с сожалением заявил киммериец, пока за воротами шла торопливая возня, громыхали отпираемые замки, а караульный то многословно извинялся за задержку, то возмущенно покрикивал на сородичей на рокочущем наречии двергов. Должно быть, отсылал кого-то к старосте с известием о высоких гостях или требовал немедленно прибрать во дворе. Раздалось частое буханье десятка кованых подошв по камням, потом непонятный тягучий шорох пополам с быстрым топотком. – Старый хитрюга Фрам заранее догадывался, что мы придем!

– Ошибаешься. Сторож принял тебя за злостного должника, явившегося клянчить об очередной отсрочке уплаты, – невозмутимо возразила Дженна.

Гном наконец справился с засовами. Воротина, вся в железных полосах и медных шляпках гвоздей, грузно колыхаясь, поплыла в сторону. Открылся просторный двор, мощеный камнем, в обрамлении добротных хозяйственных служб, и собственно подворье – деревянный дом непривычной человеческому глазу постройки с множеством изломов, клетушек и флигелей, выраставший на фундаменте из огромных замшелых валунов.

Перечеркивая двор, от ворот до высокого крыльца с навесом тянулась узкая, не более двух локтей, полоса расшитой ткани, играющая радужным многоцветьем и переливами вспыхивающих искр.

По обеим сторонам дорожки через равные промежутки живыми изваяниями застыли стражи усадьбы. Позади них толпились прочие обитатели вольфгардского квартала двергов, на всходе, в распахнутых дверях, различались еще две-три приземистые фигуры – должно быть, Старейшина и его ближайшее окружение. Над двором висела сторожкая, напряженная тишина, никто не перешептывался, не болтал и не сплетничал, только где-то в отдалении ровно, как бьющееся сердце, постукивал молот.

Оценив размах встречи, аквилонский монарх едва не присвистнул, а его спутница, глянув себе под ноги, выдохнула быстрым полушепотом:

– Даже жалко топтать эдакую красоту грязными сапогами…

Обитатели Тарантийского замка совершенно справедливо замечали, что подлинный блеск монархии придала именно Зенобия Канах, хотя откуда, спрашивается, купеческой дочурке обзавестись замашками и привычками истинной королевы? Однако девица из Пограничья столь рьяно настаивала на соблюдении требований этикета, что добилась почти невозможного – постепенно приучила к ним своего упрямого супруга, по возможности избегавшего участия в любых долгих церемониях.

Опыт многих лет не подвел. Рука об руку они шли по расстеленной дорожке – также, как привыкли выступать в Тарантийской коронной цитадели, во владениях своих друзей и подданных. На миг Дженне померещилось, будто она слышит размеренное уханье старинного гонга в Золотой Зале, по традиции отмечающее каждый шаг правителей Аквилонии.

Слаженно лязгнули поднимаемые в приветственном салюте тяжеловесные двергские алебарды. Приветственные кличи так и не раздались. Согласно гномской традиции, их заменяла странная для обитателей поверхности трескотня и слитный перезвон, производимый с помощью жестянок с монетками либо камешками, связок медных колокольчиков и рокота маленьких, но невероятно гулких барабанчиков. Неподготовленного человека эта внезапно грянувшая лавина звуков вполне могла заставить в ужасе подпрыгнуть или оглушить на несколько ударов сердца.

Стоявший на крыльце гном величественно (удивительно, однако даже при его малом росте это не казалось забавным) спустился по ступенькам и сделал пять тщательно выверенных шагов навстречу гостям. Эртель сказал правду – почти три десятка минувших лет мало сказались на Фраме, сыне Дарта из колена Торольва Раскалывателя. Он оставался таким же – необычно рослым для дверга и потому изрядно сутулящимся, с длинной бородищей смолянисто-черного цвета, заплетенной в множество тонких косиц, перехваченных серебряными кольцами – и, как понял бы любой мало-мальски проницательный человек, тщетно пытался скрыть под торжественной важностью грызущую его нешуточную тревогу.

* * *

Положенные речи были сказаны и выслушаны, обитатели усадьбы разошлись по своим делам, гостей провели в дом, к поспешно накрываемому столу – а витавшее повсюду напряжение становилось с каждым мигом все заметней. И Конан, и Зенобия кое-что знали о гномских обычаях, потому их сразу же неприятно поразил вид обширной горницы, где Старейшина принимал посетителей. Обыкновенно здесь повсюду красовались разнообразные шедевры двергских или людских оружейников, редкостные вещицы из дальних стран и пестрые ковры – подгорный народ имел тягу к ярким цветам, предпочитая закупать изделия туранских или иранистанских ткачей. – Нынче из бревенчатых стен сиротливо торчали опустевшие крючки, и только светлые пятна отмечали местоположение убранных в сундуки украшений.

Беседа не клеилась, несмотря на старания Дженны, пытавшейся как-то заполнить тягостные паузы между фразами, становившиеся все длиннее и длиннее. Каждый надеялся, что неприятная тема будет затронута не им, а собеседником. От обстоятельных расспросов касательно здоровья, семейных дел и заграничных новостей правитель Аквилонии медленно, но верно стервенел. Дверг, выслушивая краткие ответы, только покряхтывал да опрокидывал чарку за чаркой прозрачную едкую жидкость – изготавливаемое в подземном королевстве сгущеное вино. Пить его могли единственно сами рудознатцы, а прочие народы именовали «сущей отравой».

– Не такой мне представлялась наша встреча, – наконец не выдержал старейшина гномского квартала в Вольфгарде, доверенный советник у правой руки Короля-под-Горой, носитель Золотого Пояса и хранитель Малой Печати. – Обстоятельства порой оказываются куда сильнее нас… – он запнулся, снова приискав спасения в содержимом золотой чаши.

– Спрашивается, кто в этом виноват? – раздраженно осведомился варвар. Фрам испустил еще один берущий за сердце вздох и устало поинтересовался:

– Что, Эртель так здорово разозлился? Дорин и Гроин вернулись сами не свои, но посвящать меня в подробности своего похода к Его величеству Эклингу не пожелали. Сказали только, что поручение выполнено, а ты и твоя госпожа стали всему свидетелями. Тут я и смекнул, что в скором времени нужно ждать дорогих гостей. Памятуя о твоих былых привычках, я собирался нагнать во двор десятка три оружных воинов, а потом решил – если ты захочешь войти, значит, войдешь. Только, если ты явился за внятными и подробными объяснениями, ты их не получишь. У меня их нет.

– Тогда, может, почтеннейший Фрам хотя бы приоткроет завесу тайны над причинами, вынудившими его поступить именно так, как он счел необходимым поступить? – как можно убедительнее проворковала Зенобия. Одновременно каблук ее сапожка с изрядной – но наверняка недостаточной – силой вонзился под столом в лодыжку Аквилонского Льва, умертвив тем самым готовое вот-вот родиться на свет живописное проклятие. – Уважаемый старейшина наверняка осознает сложность того положения, в коем оказался молодой Эклинг. Сперва недавние шумные волнения подле гиперборейского посольства, а теперь – внезапное, лишенное каких-либо причин решение двергов покинуть столицу. Король Эртель имеет полное право возмущаться и недоумевать. К тому же он должен что-то сказать своим подданным, когда те неизбежно начнут задавать вопросы. Допустим, Эртель и его приближенные сумеют придумать достойную причину, оправдывающую в глазах прочих жителей Пограничья и гостей страны спешное исчезновение гномов, но как долго продлится это отсутствие? Седмицу? Год? Десятилетие?

– В жизни не поверю, чтобы подгорный народец так запросто бросил нажитое добро и разбежался прятаться по своим норам… гм, жилищам, – поддержал супругу ничуть не угомонившийся Конан. – Или ваши колдуны в самом деле напророчили Вольфгарду быть пусту, а ты решил, что будет очень неплохо заодно избавиться от этого юного зануды Эртеля и прочих людишек вкупе с вечно крутящимися под ногами оборотнями? Отличный замысел! Всего-то хлопот – просто промолчать. Только на кой ляд ты прислал вестников с извинениями? Совесть, что ли, покоя не дает?

Дженна обреченно возвела глаза к потемневшим массивным стропилам: кажется, ее мужу без особого труда удалось довести старого дверга до состояния, в котором руки сами собой тянутся к рукояти оружия, а язык немеет от злости.

– Напророчили… предсказали… Да не колдуны, а колдун! – яростно и крайне маловразумительно возопил Фрам, размашистым жестом перевернув золотую чарку, откуда немедля вытек белесый, резко пахнущий ручеек. – Один-единственный распроклятый колдун, да поразит его безумную голову Молот Великого Кователя, да разверзнется под ним сама земля и рухнет он в Изначальное Пламя!! Чтоб его Темные Демоны сожрали и кости отрыгнули!..

Жалобно скрипнула приоткрывающаяся дверь, в горницу сунулась чья-то встопорщенная борода. Убедившись, что пришлецы не собираются покушаться на жизнь, честь и имущество Старосты, но зачарованно внимают горячечной речи, немедленно исчезла.

– Демоны, это конечно, да… – протянул король Аквилонии, когда дверг, высказавшись, слегка успокоился и потянулся к хрустальной бутыли со сгущенным вином. Руки у него тряслись, поэтому обязанности чашницы временно перешли к Зенобии. – Это я понимаю… Теперь скажи то же самое, но толком и по порядку. Что за колдун такой вдруг у вас завелся?

– Заводятся крысы в погребе, а колдун был всегда, – отрезал гном. – Он служил еще деду нынешнего Подгорного Короля и старше чем ты, госпожа Йен и я, вместе взятые. Мы называем его Офейгом, Слушающим Голоса Камней – это прозвище пристало к нему неизвестно когда, а настоящее имя уже давно все позабыли. Думаю, Офейг и сам его не помнит. Раньше он почти не вылезал из своей пещеры в Граскаальских Копях, но, когда в горах куролесил Бешеный Вожак, а потом создавалось Вольное Пограничье, ему вдруг захотелось перебраться сюда, в город. Возразить никто не рискнул, даже Дьюрин, и это ярмо повесили мне на шею. Я что, я не жалуюсь… – он яростно засопел, бормоча на наречии карликов, но, опомнившись, вернулся к понятному людям языку: – Офейг в мои дела больше нужного не вмешивался, я в его тоже не лез. Жили себе спокойно, горя не знали, к Ярмарке готовились, да вот аккурат четыре дня тому снизошло на дряхлого пня откровение…

– И он напророчил землетрясения, ливни из жаб, явление разъяренного Сета во плоти и конец мира, – докончил киммериец, удостоившись неприязненного взгляда дверга и укоризненного – собственной жены.

– Если бы, – Фрам как-то поник и осунулся. – Тогда бы мы знали, как поступить. И уж точно поделились бы своим знанием с теми, кого зовем друзьями и союзниками. Но Офейг… Офейг сказал… В общем, напугал он нас всех крепко.

Конан вовремя удержался от непроизвольного удивленного возгласа. Если дверг признается в собственном испуге, значит, увиденное или услышанное им действительно выходит за пределы, установленные богами для рассудка любого разумного создания. В этом, как ни странно, поведение гномов очень напоминало традиции уроженцев Полуночных земель, готовых умереть, только бы не допустить, чтобы их заподозрили в способности поддаться страху. Фрам же продолжал говорить, неотрывно буравя взглядом из-под сдвинутых бровей какой-то сучок в полированной столешнице.

– Когда он начал вещать, рядом с ним находились двое – Кьяр, его воспитанник и Скафти, его правнук. Скафти побежал за мной, но я замешкался и пришел слишком поздно. Впрочем, я все равно не понял бы и половины – Офейг говорил на Древнем Наречии. Кьяр пытался переводить, но получилось скверно. Мы разобрали что-то о грядущем безумии прошлых времен и льющейся крови… Я-то думал – он закончит прорицать, очнется и растолкует нам, что к чему. Так всегда происходило. А его вдруг корчить начало, потом и того хуже – болтать, понятное дело, перестал, вытянулся и затих. Ни жив и ни мертв, а так, что-то среднее. Он до сих пор такой – молчит и таращится в ту темноту, где звучит неслышимый для нас голос…

Фрам помолчал, испустил еще один тяжкий вздох, заглянул в заботливо наполненную Дженной чашу, но пить не стал.

– Вот так-то… Самое скверное – Офейг, хоть и вонючий старый гриб, но колдун первостатейный, в Подгорном Королевстве иного такого вряд ли сыщешь. А как он есть придворный ведун и ближний советник самого Короля-под-Горой, то наплевать на всю эту историю я, сам понимаешь, не мог. В тот же день созвал Круг, обсказал, что да как, и мы порешили: лучше переоценить опасность, чем недооценить. Ежели спустя пару седмиц выяснится, что Офейг попросту спятил по старости лет либо же мы его неверно поняли, мы вернемся. Тогда я лично извинюсь перед королем Эртелем и возмещу причиненные убытки. Если он выскажет желание, чтобы мои соотечественники или лично я больше не показывались ему на глаза – пусть так и станется. Признаю, я опрометчиво поступил с этим посланием, но ничего иного я придумать не сумел…

Дверг раздраженно махнул рукой и наконец одним глотком опорожнил кубок с огненной жидкостью.

– Теперь понимаю, отчего твои посланники столь упорно заверяли нас в собственном неведении, – сказал киммериец, когда стало ясно, что Фрам закончил свое повествование. – Эртель и так шипел, что твоя жаровня, ежели в нее плюнуть. Узнай он, что причиной всему – бред какого-то дряхлого колдуна, который к тому же толком и не разобрали… Не в обиду вам будет сказано, к гномским ведунам люди относятся не слишком уважительно.

– Так же, как и гномы – к людским, – хмыкнул Фрам. – Тотланта в счет не беру.

– А как быть горожанам в ожидании, пока минуют отведенные вами две седмицы? – осторожно заговорила Дженна. – Следует ли из речений вашего предсказателя, что беда угрожает всем – и нам, людям, и Племени Карающей Длани?

– Лгать не буду – не знаю, – поколебавшись, ответил Старейшина. – Проклятье! Клянусь Молотом Предвечного Творца, я согласился бы обрить бороду, если б кто-то объяснил мне самому, в чем тут дело! Будь моя воля, я бы на всякий случай отменил Летнюю Ярмарку или хотя бы отодвинул ее начало на десяток дней позже. Чует мое сердце, грядет какая-то большая дрянь… А ты, – он повернулся к озадаченно хмурившемся варвару, – ты забирал бы своих близких и возвращался обратно, в Тарантию. Уж кого-кого, Конан, а тебя дела Пограничья касаются менее всех прочих.

– Бросив Эртеля на произвол судьбы? – едко переспросил Конан. – Когда, по твоим же словам, готовится невесть какая гадость? Полагаешь, ему недостаточно вашего бегства?

– Так и знал, что ты не двинешься с места, – грустно кивнул Фрам. – Впрочем, поступай, как знаешь. Вы точно не хотите выпить?.. Я вот уже который кувшин за эти четыре дня употребляю – и спокойнее на душе становится. Вроде как забываешь обо всем, будто это и не с тобой происходит.

* * *

В усадьбе старосты двергов аквилонский король и его спутница пробыли довольно долго, о чем свидетельствовали удлинившиеся тени и отдаленный перезвон курантов на башне Цитадели. Торопиться обратно в замок не имело смысла, и варварская парочка, не сговариваясь, зашагала вверх по улице куда глаза глядят. Оба помалкивали, размышляя над услышанным.

– Провалиться мне на этом месте, если я поняла – чего именно так напугался почтенный Фрам! – неожиданно изрекла Зенобия Канах, когда они миновали пару кварталов, а остроконечная драночная крыша гномского жилища скрылась за другими строениями. – Туманные намеки – вот чем вдоволь попотчевал двергов их спятивший предсказатель! Я не очень хорошо знакома с обычаями подгорного народа…

– Кто с ними знаком? – буркнул Конан.

– …Но мне доподлинно известно: уж чем-чем, а зловещими предсказаниями гномов не проймешь. Они слишком мудры и слишком близки к земным корням, чтобы обращать внимание на всякую словесную дребедень. Дверги верят в то, что можно рассмотреть глазами, потрогать руками или разбить киркой.

– Значит, у Фрама есть осязаемые и убедительные доказательства верности слов их провидца, – пожал плечами король Аквилонии. – Которые он предпочел держать при себе. Хочешь сказать, что предупреждала заранее и мы остались ни с чем?

– Не собираюсь, – отреклась Дженна. – Кроме того, нам удалось вызнать кое-что полезное. Этот хмурый гномский военачальник, что приходил в королевскую крепость, рек сущую истину: у живущих под Каменным Небом есть свои тайны и свои неурядицы, о которых прочим знать не обязательно. Эртелю придется смириться с отсутствием двергов на этой Ярмарке, но, думаю, они вернутся.

– А если нет?

– Тогда ни ты, ни Эртель Эклинг, ни даже сам Митра не сможете ничего исправить, – развела руками Зенобия. – Из названия Пограничья придется выбросить упоминание о гномах, страна окажется по уши в трудностях, но пройдет время – и все как-нибудь наладится.

– То есть ты полагаешь, что людей с оборотнями эта неведомая гадость не коснется? – уточнил киммериец.

– Не путай меня с госпожой Меланталь, – невесело хмыкнула Дженна. – В отличие от нее, я не обладаю даром видеть будущее. Я умею только слушать, сопоставлять и делать выводы. Не отрицаю, мне тревожно… Пожалуй, я бы согласилась отослать домой детей и часть свиты, но мы, то есть ты и я, повременим с возвращением. Возможно, и даже наверняка, участие в Летнем Торжище самого Конана Аквилонского с семейством успокоит купцов и с лихвой исправит ущерб, причиненный странным исходом подгорного народа. Поспешный же наш отъезд, притом именно сейчас, окончательно подорвет репутацию Вольфгарда…

– Меня другое беспокоит, – Конан свернул в малолюдный чистенький проулок, засаженный вдоль обочин молодыми липовыми деревцами. – Нет ли тут совпадения? Колдовские игрища гиперборейцев и решение двергов удалиться под землю произошли почти в одно и то же время. Случайность это или нет? Гномы и Белая Рука давно на ножах. Может, Фрам сотоварищи вызнали что-нибудь эдакое о гиперборейцах, после чего им стало никак невозможно оставаться в одном с ними городе?

– Сомневаюсь, – покачала головой Зенобия. – В этом случае гномы сделали бы все возможное, чтобы извести своих недругов под корень… Эй, это еще что за?..

В конце проулка внезапно появилась крупная пегая собака, похожая на гончую-полукровку. Пес летел изо всех сил, вывалив мокрый язык и прижавшись носом почти к самой земле. За ним, привязанный к широкому ошейнику в шипах и заклепках, волочился длинный ремень с петлей на конце. Собака пыльным вихрем пронеслась мимо удивленной пары, не удостоив их даже мимолетного взгляда, и занятая только преследованием неведомой добычи.

Следом за пегой борзой возникло другое живое существо – тоже пес, но черной масти в желтых подпалинах и более поджарый. Зверюга так спешила, что едва не шлепнулась на повороте, однако сохранила равновесие и прыжками ринулась догонять товарку. Эта псина также могла похвастаться грубым ошейником с медными накладками, и вид у нее был столь же целеустремленный.

Изрядно отстав от животных, уже успевших скрыться из виду, в переулок с шумом, топотом и одышкой ввалились их хозяева – числом трое, все в потрепанной одежке казенного вида, темно-зеленой с желтым кантом, весьма напоминающей форму городских стражников. Один из них, придерживая лихо болтающийся на боку меч и стараясь не снижать набранной скорости, на бегу рявкнул невольным свидетелям:

– Куда они побежали?

– Туда! – на редкость единодушно откликнулись двое людей, представлявших королевский дом Аквилонии. Варвар на всякий случай махнул рукой в сторону, где одна за другой исчезли собаки, и крикнул вдогонку стражникам: – Что случилось-то? Кого ловите?

Ответ, если он и прозвучал, заглушил яростный собачий брех, перемежаемый низким, утробным рычанием и пронзительными взвизгиваниями. Блюстители дружно перешли с бега на осторожный шаг, и, судя по вспыхнувшей перепалке, решали, как быть. Шум звериной свары, становившийся все громче, неизбежно привлек внимание горожан. Захлопали открывающиеся двери, над заборами выныривали головы любопытствующих. Кое-кто рискнул выглянуть за ворота, настороженно озираясь по сторонам и не забыв прихватить увесистую дубинку.

– Умоляю, ради всех богов и моего душевного спокойствия – не встревай… Конан?.. – Дженна слишком поздно заметила, что разговаривает с пустотой.

Гвардейцы наконец пришли к общему решению. Один из них, что помоложе, рысью устремился вниз по переулку – надо думать, за подкреплением. Двое других принялись разгонять собиравшуюся толпу, с фальшивой бодростью заверяя, будто ничего особенного тут вовсе и нет.

Из тупика между двумя высокими деревянными изгородями, где исчезли псы, донесся приглушенный чавкающий звук, какой бывает, если здоровенный кусок сырого мяса с размаху бросить на деревянную колоду, и болезненный собачий взвизг. Галдеж мигом стих, и в наступившем молчании кто-то испуганно выкликнул: «Люди добрые, так они, небось, заклятого оборотня изловить хотят!»

Зеваки мгновенно порскнули по домам, и теперь посреди опустевшей улицы стояли двое городских стражников да изрядно обескураженная женщина, смахивавшая на хозяйку средней руки усадьбы где-нибудь в Нордхейме или Темре.

Блюстители, вперив напряженные взгляды в заросший бурьяном тупичок, нехотя потянули из ножен казенные клинки. Только сейчас госпожа Канах сообразила, что при выходе из Цитадели ни она сама, ни ее сумасбродный муженек не захватили с собой почти никакого оружия – тонкий стилет у нее в рукаве и кинжал на поясе киммерийца не в счет. Ну какая опасность может грозить легендарному Конану из Киммерии в захолустном Вольфгарде? И, демон его подери, где он сам?..

Аквилонская королева в сердцах ругнулась так, что сама не поняла сказанного, и устремилась вдогонку за исчезнувшей дражайшей половиной их диковинного боевого союза. Ее не пустили. Ближайший из стражников преградил ей путь, яростно прошипев в самое ухо:

– Куда лезешь, дура? А ну назад!

Как позже заверял приятелей невезучий страж, если бы взглядом можно было испепелять, от него точно остались бы жалобно шипящие угольки. Так что он поспешно выпустил рукав непонятной женщины – вроде бы не благородной дамы, но и не зажиточной простолюдинки – и на всякий случай попятился.

– Там скрылся скогра, одержимый оборотень? – резко осведомилась черноволосая, на варварский манер носившая поверх обычной рубахи с вышивкой перекинутый через плечо широченный отрез красно-черной ткани. Почти так же выглядел и высоченный гигант подозрительно-диковатого обличья, за миг до того тенью шмыгнувший в проулок. С ним стражники дружно решили не связываться: неизвестный казался человеком, вполне способным одолеть медведя-людоеда, притом голыми руками.

– Так точно! – неожиданно для самого себя бухнул гвардеец. – От самых Меховых Рядов гоняем, он там драку затеял и смылся. Лишь бы не махнул через забор, а то опять ищи его по всему городу! А он, похоже, в полное забытье пришел, вот-вот обезумеет и начнет пластать направо-налево… Госпожа, ты бы покликала своего приятеля, а? Он, конечно, здоровенный, что твой лось, но с оборотнем никому не тягаться… Ох, вот он, оборотень, – затаился, зараза! Госпожа, сдайте назад, от греха!..

Узкий проем между двумя добротными заборами из деревянных плах тянулся десятка на два шагов, упираясь в замшелую бревенчатую стену какой-то постройки, овина или конюшни. Слева неопрятной кучкой валялся черный пес, под ним растекалось блескучее ярко-красное пятно. Клейкие темные сгустки обильно рассыпались по пыльным листьям лопухов, и Дженна с отвращением скривилась, заметив, что едва не наступила в кровавую лужицу.

Пегая борзая уцелела, поступив умнее своего собрата. Она держалась в отдалении, поджав хвост и безостановочно, глухо ворча – словно где-то рвали на куски длинную холстину. Заметив появление людей, собака начала медленно отступать под их защиту, передвигаясь на негнущихся, вытянутых как палки лапах.

Предмет ненависти и испуга животного скорчился в дальнем углу. Он (оно?) сидел на корточках в густых зарослях репейника – взгляд различал только горбящуюся спину да взлохмаченную голову, медленно раскачивающуюся из стороны в сторону. В очертаниях фигуры что-то выглядело неправильным, не-человеческим, но Зенобия не стала задумываться, что именно.

Ее куда больше волновало, что поблизости от этой наверняка крайне опасной твари находится человек, общества которого она не собиралась так запросто лишаться.

Киммериец, пригнувшись и напружинив присогнутые в коленях ноги, застыл в десятке шагов от непонятного создания. Широкий кинжал в его здоровенной лапище казался игрушкой. Прислушавшись, Дженна уловила тихое, невнятное бормотание и посвистывание – точно Конан пытался успокоить напуганную и оттого бросающуюся на все живое злую собаку.