Текст книги "Крепость мрака"

Автор книги: Джеральд Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Громыхающая и поскрипывающая лавина перехлестнула через руины Зеленого и Топазового бастионов, прошла, набирая скорость, по останкам сгоревших казарм, разнесла в щепки те немногие здания, что еще уцелели между первым и вторым поясом укреплений и со страшной силой врезалась в стены второго яруса, оберегающие Верхний город. Перекатывающиеся булыжники с тупым упорством крушили стены бастионов, прокладывая для армии завоевателей дорогу в недра Цитадели. Появились первые бреши, несколько башен там и тут зашатались, оседая грудами битого камня.

Тогда Семицветье прибегло к последнему средству. В десятке мест над полем боя закурился едкий серый дымок. Брызнули огнем и лавой длинные извилистые трещины, тянувшиеся из подземных недр, преграждая путь живым валунам. Часть таранов рухнула в клокочущие пламенем жерла, прочие закружились на месте, бессмысленно толкаясь в стены, а огненная стихия Долины Вулканов поглощала их один за другим. Начался захватывающий в своей стремительности и опасности поединок – магия Алмазов запечатывала возникающие прорехи в теле земли, Круг Радуги немедля открывал новые, норовя прочертить их в точности под движущимися курганами. Победа в этой игре осталась все же на стороне Цитадели.

Каменные големы, однако, частично добились цели, ради которой их создавали – разрушили протяженный участок стен второй цепи, не представлявшей из себя столь мощного оборонительного пояса, как лежавшие ныне в развалинах нижние бастионы. Последняя, третья стена, вообще являлась символической преградой, отделявшей постройки Серебряных Вершин от расположенного ярусом ниже города. Создавая свою крепость, Всадник не предполагал всерьез, что когда-либо она подвергнется столь ошеломляющему штурму.

Время показало, что он ошибся – его великая Цитадель в конце концов пала под вражеским напором, и пала быстрее, чем можно было предположить. Но победа, как и рассчитывало Братство Радуги, далась осаждающим слишком дорогой ценой.

… Три клина «саламандр» поползли вверх по склону, выжигая перед собой все живое и неживое, стараясь избегать внезапно рассекающих обманчиво надежную твердь огненных трещин и уповая на прикрывающий их с небес Незримый Щит. Уцелевшие катапульты защитников, перетащенные на вторую стену, упрямо выбрасывали в воздух стеклянные шары, начиненные фиолетовым огнем, способным мгновенно погубить двергскую шагающую махину.

За торившими дорогу железными многоножками наконец тронулось с места так тщательно сберегаемое Исенной для решающего удара войско двергских латников и альбийские дружины. Зокарр Два Топора, не утерпев, отправился в бой вместе со своими сородичами, несмотря на явное неудовольствие Аллерикса, не желавшего, чтобы один из его наиболее верных сторонников покидал ставку. Разубедить предводителя карликов не удалось, и теперь он шагал где-то в первых рядах пешего воинства, а над его головой скрещивались в противоборстве клинки синих молний и огненные стрелы.

К полудню военная удача вроде бы решила улыбнуться нападающим – на Аквамариновом бастионе второго яруса поддерживаемые «саламандрами» дверги захватили четыре главных башни и стянули туда немалые силы латной пехоты, поджидая отставших альбийских союзников. Это краткое ожидание их и сгубило. Очертания закопченных и оплавленных стен бастиона задрожали, словно бы охваченные потоком горячего воздуха над костром, складывающие их гранитные блоки потекли, теряя четкую форму, и прежде чем подоспевшие альбы успели опомниться, двергские воители оказались замурованы в недрах разрушающихся строений. Истошный вопль сотен глоток взлетел над бастионом, внезапно превратившимся в общую могилу, и смолк два удара сердца спустя, когда на месте грозного укрепления вскипело лавовое озеро. Башен более не существовало, но и добрых двух тысяч захватчиков – тоже.

Взорам драконов, упрямо продолжавшим кружить над вершинами окрестных гор в нарушение строжайшего повеления Эльшара, приказавшего им улетать, представала ужасающая и захватывающая картина: три полыхающих копья сомкнутого строя железных многоножек, пронзивших горящее и окровавленное сердце Цитадели, Уцелевшие «саламандры» наглухо увязли в паутине узких улочек города между второй и третьей стеной, где дома превратились в осажденные крепости, а переулки топорщились наскоро сооруженными засеками, за которыми укрывались снятые со стен «змеиные пасти». Боевое неистовство йюрч схлестнулось с воинственностью двергов, сиидха Черного Роты и альбы Аллерикса сошлись в смертельной пляске отточенной стали.

Шаг за шагом завоеватели и их подгорные союзники, теряя воинов, пробивались дальше, через нескончаемую круговерть схваток за каждую улицу и каждое строение, отчаянно пытаясь прорваться к вратам Вершины. Кровь заливала землю, и в небесах не было покоя. В предчувствии поражения Радуга пустила в ход самые убийственные и разрушительные из известных им заклятий, натолкнувшиеся на столь же яростное и могущественное противодействие Исенны и Эрианна Ладрейна. Воздух над Цитаделью трещал и звенел, пронизанный магией. Крылатые ящеры, и те не остались в стороне: не один десяток вражеских воинов нашел свою смерть в обрушившихся с неба острейших когтях. Лишь после того как Рагита едва не погибла под огненным ливнем, а Дийарму копье, пущенное из баллисты, пронзило крыло, оба великолепных змея вняли наконец приказу Элыпара и устремились к Восходу, прочь от гибнущей твердыни Темного Всадника.

Схватка за город затянулась на целый день, и наступившая ночь не принесла темноты – охваченная огнем Цитадель продолжала сопротивляться, огрызаясь вспышками магических ударов. Уцелевшие отступили в последнее ненадежное прибежище за третьей стеной, в былое жилище своего Повелителя. Освещенные пламенем множества пожаров Серебряные Башни приобрели зловещий кроваво-алый оттенок. Из трех горделивых шпилей оставалось только два – левый снесло точным попаданием, и на его месте торчал уродливый обрубок в зубчатой короне разбитых камней.

Около второго ночного колокола ровное бледно-лиловое сияние в одном из внутренних дворов Крепости начало блекнуть и истаивать. Прежде чем окончательно исчезнуть, оно полыхнуло ослепительной синей вспышкой. На миг высветился каждый кирпич, каждая трещинка в окружающих двор строениях, почти достигшие Врат Серебряных Башен альбы и наемники-дверги зажмурились, пригнувшись в ожидании очередного колдовского удара. Однако более ничего не произошло, и, подбадривая себя воинственным кличем, завоеватели ринулись на штурм надвратного укрепления, где засели немногие оставшиеся в живых воины Цитадели.

* * *

Раннее утро 1 дня месяца Саорх

Даже здесь, на отдаленном холме, слышались наполняющие Долину грохот, отчаянные крики, треск горящего дерева и раскатистые удары таранов – дверги ломали защищенные сетью наложенных чар ворота Вершины. Окончательное падение замка было делом следующего полуколокола, о чем Исенну Феантари известил вернувшийся с поля боя Зокарр Два Топора. Дверг выглядел не лучшим образом – шлем и тяжелые латные доспехи покрыты вмятинами и царапинами, половина кудлатой седой бороды сгорела. Доложившись, Зокарр не спешил вернуться в горнило сражения, один за другим опрокидывая в себя кувшины с охлажденным вином и зорко поглядывая маленькими глазками по сторонам.

Чем выше над битвой и обособленнее, тем лучше, утверждал Эрианн – и ставку магов устроили на прежнем месте, плоской вершине скалы, откуда открывался вид на все сражение, накрыли вершину магическим защитным куполом, а у подножия выставили плотное кольцо охраны из особо доверенных воинов. Для пущей точности и удобства наблюдения на краю площадки возникла поразительная вещь – повисшее в воздухе стократно уменьшенное изображение долины и Крепости, с тремя ярусами ее бастионов, крепостными башнями, домами горожан и пиками Серебряных Башен. Сотворение маленького чуда принадлежало Бастиану Ладрейну, который ни на миг не отходил от переливающейся красками радуги уменьшенной Цитадели, непрерывно производя в картинке изменения согласно докладам с поля боя. Сведения, доставленные Зокарром Два Топора, немедля отразились в общей картине, в чем дверг пожелал убедиться лично. Под тихие смешки зучаю он даже потыкал в мираж толстым пальцем, с легкостью проникавшим сквозь сотканные из призрачно сияющего тумана стены и башни.

Но, если столкновение холодной стали уже близилось к печальному для защитников исходу, то поединок магов еще продолжался. Хитроумный был уверен, что Круг Радуги не сможет долго противостоять Благим Алмазам – ведь Всадник набрал в ученики сущих детишек и едва успел наставить их в основах колдовских искусств! Еще лет пять тому, когда начали ходить первые разговоры о возможной войне, Эрианн подумывал о том, чтобы склонить на свою сторону кого-нибудь из Семицветья. Однако – редчайший и небывалый случай – его тайные посланцы не добились успеха: Хранители блюли поразительную верность Повелителю Цитадели.

Теперь же выходило, что и сведения об их талантах были изрядно преуменьшены. Радуга стойко сопротивлялась, выдерживая удары, способные в мановение ока развеять в прах небольшой город. Когда молодые чародеи одно за другим одолели три «Похищения жизни», Владыка Лесного Предела даже возымел к ним определенное уважение. Справиться с таким заклятием, особенно если оно создавалось с помощью Великих Алмазов, мог только настоящий мастер. Исенна исходил злостью, но защита крепости не поддавалась, хотя он крушил ее всей своей немалой Силой.

И, в конце концов, Семицветье дрогнуло.

Неразличимая простым глазом схватка чародейских умений, сплетения заклятий, обращения к Стихиям и Сферам не могли продолжаться бесконечно, особенно если одна из соперничающих сторон располагала таким неиссякаемым источником могущества, как Благие Алмазы. Пусть их осталось только два из трех – их возможностей достаточно, чтобы погасить чересчур возомнившую о себе Радугу. А затем… затем подчинить ее себе. Хитроумный колебался, что будет выгоднее: уничтожить прежних носителей Семи Камней, передав самоцветы другим магам, более заслуживающим доверия? Или убедить Хранителей отказаться от столь глупой преданности? Скажем, поставить перед выбором – немедленная смерть или жизнь под рукой нового покровителя. Один из семерых наверняка окажется слабее духом, остальные потянутся за ним. Поговаривают, якобы в ковене заправляет некая решительная девица, подруга Всадника. Изловить бы ее, как справедливо заметил Бастиан. Какое замечательное равновесие установится: коли девчонка захочет сохранить жизнь своему обожаемому Наставнику, она будет покладистой и разговорчивой… и наоборот.

Однако разрешение трудностей со Звездной Радугой – дело будущего. Ныне внимание и изворотливый ум Эрианна направлялись на осуществление иного замысла, также близившегося к решающей части. Пока все шло безукоризненно: сообщники находились в пределах ставки, охрану наряду с вездесущими двергами несли две свежих сотни, всецело преданных Ладрейнам и ожидающих только условного сигнала, а сам Исенна всецело погрузился в магическое фехтование с защитниками Цитадели.

Отец Хитрости предусмотрительно занял место шагах в десяти за спиной воителя и, воспользовавшись краткой передышкой, зучающее глянул на столь беспечного и доверчивого соратника. Нет, тот ничего не заподозрил. Как же притягательно сверкает Алмаз, заключенный в оправу стальной драконьей лапы! Свой собственный Камень Эрианн превратил в навершие жезла, представлявшего собой золотую древесную ветвь, а Кристалл Олвина возлежал на протянутой ладони, вырезанной из куска редчайшего прозрачно-голубого кристалла. Ничего, дайте время, и станет ясно, кому самой судьбой предназначено владеть драгоценнейшим из творений этого мира! Первое препятствие, Корабел с его неуместным благородством, надолго выведено из игры. Второе, Твердыня Всадника, вот-вот падет. Остается свалить третье, последнее и самое грозное.

Исенна стоял неподвижно в вычерченном на камнях магическом круге, Жезл с кристаллом поблескивал в его опущенной вдоль бедра правой руке. Внезапно Безумец вскинулся, и Эрианна на миг охватил безотчетный ужас – вдруг Аллерикс уловил отголосок его размышлений? Он ведь отнюдь не туповатый и целеустремленный рубака, каким предстает на первый взгляд, и с могуществом Алмаза способен управляться ничуть не хуже прочих владельцев Благих Камней… Однако причина беспокойства воителя оказалась куда проще – от дымящейся груды развалин, бывших ворот Цитадели, через заполненную рядами палаток Долину к ставке военачальников приближался небольшой конный отряд. Достигнув подножия скалы и кольца охраны, всадники торопливо спешились. Стража пропустила двоих из прибывших, непреклонно преградив дорогу остальным. Гонцы взбежали по склону, не глядя по сторонам, устремились к высившемуся ожившим памятником самому себе Феантари и слаженным, многократно отточенным движением припали на одно колено в почтительном отдалении. Впрочем, им и не удалось бы подойти ближе – творившаяся магия оставила свой след, образовав вокруг Аллерикса и его соратника кольцо выжженной травы и тронутых дыханием огня камней, пышущих сухим, обжигающим жаром.

* * *

Почуяв близкий трепет некоего чрезвычайно важного известия, начали подходить прочие обитатели лагеря. Появился Зокарр Два Топора вместе с Кельдином Грохотом и еще несколькими высокопоставленными двергами и принялся ожесточенно проталкиваться через строй охраны. Бастиан Ладрейн и помогавшие ему альварские маги оставили хлопоты над призрачной Цитаделью, переместившись ближе к Хитроумному. Среди колеблющихся теней промелькнул бледный и выглядевший чрезвычайно сосредоточенным Ирваст.

– Обитель зла повержена, – подрагивающим от волнения голосом доложил стоявший слева гонец. – Наши войска преодолели сопротивление на стенах, захватили город и овладели замком. Согласно повелению Высочайших, немедленно начаты поиски Хранителей Радуги. Те, кого удалось взять в плен, говорят, якобы владельцы Камней принимали участие в схватках на городских улицах…

Аллерикс сделал короткий жест, и вестник тотчас умолк. Ставку объяло молчание – никто, даже готовые орать по ничтожнейшему поводу дверги, не решался бросить торжествующий клич, отмечая победу. Крохотная сияющая звезда Алмаза, стиснутая железными когтями, вспыхивала и гасла, отвечая течению мыслей своего хозяина. Наконец внутренний огонь Камня Исенны померк, и гигант в золотой кольчуге выдохнул:

– Вот и все…

Именно этого ждал Хитроумный. Ждал, с такой напряженной яростью вжимая пальцы в гладкую рукоять золотой ветви, что новехонькая светлая кость подернулась мельчайшими трещинами. Теперь или никогда. Слишком долгим, извилистым и трудным стал его путь к этой вершине, чтобы позволить другому завладеть тем, что в мыслях Отец Обмана уже давно полагал своим.

Исенна вскинул голову, на лице его все еще расплывалась широченная торжествующая улыбка, когда Жезл в руке Эрианна Ладрейна плюнул в него сгустком жидкого огня. Воитель не успел ни уклониться, ни выставить защиту – лишь закрылся рукой в латной перчатке, сжимавшей жезл, и отвернулся слегка от стремительной огненной погибели. Магическое пламя окутало его кисть, скользнуло по предплечью, вплавляя в живую плоть звенья позолоченного доспеха, слизнуло половину лица, обратив счастливую улыбку в чудовищный оскал. Роскошные золотые волосы Исенны вспыхнули, и Безумец повалился навзничь, крикнув коротко и страшно. Драконья лапа из полированной стали вырвалась из его пальцев, жалко звякнув о камень.

Одновременно с сухим треском распалась призрачная цитадель, обратившись переливчатым защитным куполом, окружившим Бастиана. Двое придворных магов Аллерикса пали под ударами верных Эрианну мечников, третий успел швырнуть синюю молнию, разбившуюся о защитную сферу Ладрейна, и рухнул со стоном – узкий клинок Ирваста, сына Хетира, дымясь, вышел у него меж ребер. Щелкнула дважды тетива, несколько раз сталь лязгнула о сталь, Зокарр и прибывшие с ним дверги выхватили свои топоры, но в них уже не было нужды – оба гонца и все воины из свиты Аллерикса отдали свои жизни, подручные Эрианна не торопясь вытирали клинки.

Исенна приподнялся с земли, опираясь на здоровый локоть. Он еще не осознал толком, что с ним произошло, не почувствовал боли в обгоревшей руке, хотя сверкающее золото кольчуги почернело, а находившееся под ним железо раскалилось докрасна. Впервые за долгие годы их знакомства Эрианн увидел, как на обычно бесстрастном чеканном лице Феантари появилось выражение неподдельного изумления и растерянности. Один широко распахнутый глаз сиял, как сапфир, вместо другого дымилась пустая глазница на обратившейся в обугленную маску правой половине лица. Оглушенный и обожженный, Исенна все-таки нашел в себе силы заговорить, с трудом вытолкнув из перекошенного рта:

– Ты!.. Во имя Творца, Эрианн, почему?..

– Во всем виноват Олвин, – пожал плечами Хитроумный. Его сын, озираясь, выискивал затерявшийся в камнях стальной Жезл. – Однажды он совершенно правильно подметил, что власть над миром плохо делится на троих.

– Но мы ведь союзники!.. – слова вырвались из поверженного гиганта воплем раненого зверя: – Ты клялся священной тройной клятвой воды, древа и ветра, скотина!..

– В самом деле? – рассеянно пробормотал Ладрейн. – Возможно. Прости, обстоятельства изменились. Эй, кто-нибудь, наш вождь тяжко страдает! Окажите ему последнюю милость. Ирваст!

– Да?

– Прикончи его. Просто убей.

– Как будет угодно Высочайшему, – откуда-то сбоку выскользнул хищно оскалившийся Ирваст, вооруженный окровавленным клинком, в два шага оказался подле былого сюзерена и, красуясь, размашистым жестом вскинул лезвие. Даже тяжело раненый, Исенна схватился было за рукоять своего меча, но обугленная плоть отказалась ему повиноваться – ладонь разжалась, альб испустил крик гнева и боли.

Меч Ирваста свистнул в воздухе.

Раздался громкий лязг, брызнули искры, и сын Хетира, изрыгнув проклятие, изумленно уставился на клинок, снесенный у самой рукояти. Зокарр по прозвищу Два Топора поудобнее перехватил свою секиру, только что чисто срезавшую отменный альбийский меч, а Кельдин Грохот, словно дохлую крысу за хвост, держал двумя пальцами сверкающий Жезл Дракона, в другой руке сжимая топор. Прочие дверги, коих Эрианн числил в союзниках, не пожалев для подкупа ни золота, ни обещаний, как по волшебству, ощетинились смертоубийственным оружием. На вершине их набралось с десяток, втрое меньше, чем воинов Эрианна, но все в тяжелой броне, и каждый в бою стоил пятерых.

– Как это понимать, Зокарр? – оторопел Хитроумный. – Ведь вы получили золото!

Мрачный бородач, презрительно сплюнув ему под ноги, проревел на грубом наречии подгорных карликов:

– Засунь свое золото себе в зад, Отец Обмана! Ты предал Морехода, предал Ночного Всадника, твои клятвы и пригоршни навоза не стоят! Твой ублюдок и вот этот его прихлебатель, оба твердили, будто Исенне не причинят вреда – где их обещания? Теперь я вижу – добившись своего, ты и нас предашь, как предавал всегда! Ты мне отвратителен, клятвопреступник, змея о двух ногах, я проклинаю день, когда согласился выслушать твоего гнусного сынка!

– Наемник будет учить нас благородству? – криво усмехнулся Бастиан. Кельдин Грохот окинул его тяжелым взглядом:

– Тебя, поганца, поздно уж учить. Вот за ноги над костром подвесить – в самый раз. Ох, и потешусь я вскорости…

– Если ты отдашь Алмаз добром, так и быть, я забуду твои слова, – едва сдерживаясь, произнес Эрианн. – Внизу – две сотни моих мечников…

– …И три сотни моих, – рявкнул Два Топора.

Раздался хриплый хохот. Смеялся Исенна, несмотря на боль и текущую из трещин в сожженной коже кровь.

У Бастиана не выдержали нервы.

– Убейте их! – тонко выкрикнул он. В этот самый миг его защитная сфера, исчерпав отпущенный срок, истаяла. Эрианн вскинул свой жезл, кто-то из двергов метнул кинжал, и на плоской выжженной вершине закипел скоротечный бой.

Когда пляска стали закончилась, на пыльной земле осталось два десятка изувеченных трупов. Однако ни Эрианна, ни его сына не было среди них, и Ирвасту удалось под шумок ускользнуть. Караульщики у подножия видели, как по тропе, ведущей с вершины холма, буквально скатилось полдюжины альбов, из которых один мешком обвис на плечах двух других – двергский кинжал оказался быстрее убийственного заклятия, угодив Хитроумному пониже левой ключицы. Заговорщикам повезло – оседланные кони, на которых примчались из Цитадели вестники победы, дожидались хозяев у коновязи. Взлетев в седла, беглецы пустили коней в галоп.

Вслед им летел хриплый, безумный смех вперемешку с запоздалыми воплями:

– Догнать! Взять живьем! Они покушались на жизнь вождя! Эрианн, тебе не укрыться от меня – я буду искать тебя, найду и убью, я достану тебя, проклятый ты предатель, нет тебе отныне покоя ни на земле, ни под землей!

… Эрианн этих криков не слышал. Болтаясь в седле впереди одного из своих телохранителей, недавний соратник Исенны Аллерикса думал только об одном – не потерять сознания от потери крови, не выпустить из ладони золотую ветвь. И даже провалившись в беспамятство, он продолжал мертвой хваткой сжимать костяную рукоять в сеточке мелких трещин.

Вихрем пролетели всадники через опустевший палаточный городок, снесли растерявшихся часовых в оцеплении и ушли на Восход, в Альвар и дальше, на границу с Дикими Землями.

Глава пятая

Пепел над мертвой водой

1—8 день месяца Саорх

Наполнявшая воздух мелкая пылевая взвесь обратила видневшуюся в узком оконце луну из золотой в болезненно-красную, налившуюся багрянцем. Каменную пыль не истребили даже хлеставшие два дня и две ночи подряд проливные дожди, затушившие пожары в Крепости и смывшие копоть со стен. Глубокий ров вокруг былого первого пояса укреплений до краев наполнился черной жуткой грязью, по горбатым улицам текли мутные ручьи. Влажный кислый запах горелой древесины проникал всюду, тошнотворным облаком накрыв полуразрушенный город и Серебряные Башни.

Со дня падения Цитадели миновала ровно седмица. Скоро начнется вторая – и все повторится заново. Скрипя, распахнутся запертые ворота бывшей конюшни, ставшей местом заключения защитников крепости. Заявятся крикливые, переполненные самоуверенности дверги. Вытащат наружу и сложат рядком тех, кому не удалось дожить до утра. Карлики начнут бесцеремонно обыскивать покойников, разыскивая пропавшие Камни Радуги и заодно присваивая сохранившиеся украшения. Против этого возмутятся пленные, и, если поблизости не окажется кого-нибудь из воинов Исенны, очень быстро спор закончится еще одной смертью. Альбы, служившие Аллериксу, откровенно недолюбливали своих подгорных союзников и, как правило, запрещали им обирать мертвецов.

Когда закончится возня с умершими, приволокут котлы с похлебкой. Способных работать выгонят наружу. Потянется день, бесконечный, изматывающий, переполненный отчаянием – своим и чужим, с ослепительно четким сознанием полной беспомощности. Да, ты еще жив, ходишь, говоришь, испытываешь какие-то чувства, но наступит миг – и все это исчезнет. По любой причине: из захваченной Вершины придет приказ Безумца отобрать десяток пленных и вздернуть их на былой главной площади замка, и ты попадешь в их число; надзирающие дверги сочтут тебя подходящим для живой мишени или для неравного поединка… Или, как это произошло на днях, сработает неосторожно задетая ловушка, завалив камнями несчастных, отправленных простукивать стены подвалов в поисках возможных тайников… Мир вокруг перестал быть игрой, плен – настоящий, а не нравоучительное наказание, могущее в любой момент прекратиться по воле родителей.

Единственное, что остается – робкая вера в спасение, да и та скоро исчерпает себя.

За дюжину дней Хасти так и не отыскал принца Аквилонии и его спутников. Кто знает, вдруг одноглазый колдун из Рабиров сам находится в не менее плачевном положении, заброшенный волей собственного чародейства куда-нибудь на Закатный Материк или к временам основания мира? Коннахар уже устал придумывать для себя и собратьев по несчастью ободряющие слова. Все чаще его навещало удручающее своей безнадежностью соображение: похоже, они так и сгинут здесь, вместе с тысячами безымянных воинов завоеванной Астахэнны. Скоро море, до которого отсюда не более двух десятков лиг, ворвется сюда и поглотит Долину – ведь так единодушно утверждают все летописи? Или Крепость сама провалится под землю – недаром же всякий день мелко содрогается твердь под ногами и откуда-то из недр слышится низкий урчащий гул. Местные шептались, якобы это происходит из-за утраты Радуги. Мол, от падения в бездну Цитадель удерживают только могущество Исенны да упрямство былого хозяина – побежденного, но не покоренного…

Отец и матушка учили Конни по возможности сперва обдумывать свои поступки и лишь затем действовать. Он не последовал их наставлениям, а напрасно. Наверное, не стоило отказываться от возможности оставить Цитадель, уйдя вместе с другими беглецами через сиявший в одном из внутренних дворов Портал. Им предлагали, но Лиессин уперся, возражая и доказывая: покинув крепость, они окажутся неизвестно где, одни среди чужих племен. Его поддержал Ротан, до полусмерти опасавшийся затеряться в неизведанных краях. Наследник Аквилонии, выдернутый из горячки боя и не слишком-то хорошо соображавший, уступил доводам приятелей. К тому же во дворе около магических врат они стояли только втроем. Четвертый из их компании, Эвье Коррент, оставался на охваченных сражением улицах, и они никак не могли бросить его на произвол судьбы. Впрочем, их благое намерение ни к чему не привело – им так и не удалось разыскать Коррента-младшего. Он растворился среди плененных или убитых, и все попытки друзей выяснить хоть что-то о его судьбе ничего не давали.

Стоило ли теперь сожалеть о сделанном? В конце концов, именно благодаря усилиям Майлдафа-младшего они не потеряли друг друга в те яростные и ужасные дни штурма. Но сейчас Конни извелся от беспокойства: ночь перевалила за середину, Льоу давно пора вернуться, а его нет и нет. Конечно, многое зависит от настроения вожака карликов Зокарра и его подданных, но раньше они никогда не задерживали Лиессина так надолго. Может, у них там праздник какой случился?

Льоу теперь частенько уводили в большой общинный дом по соседству с бараком, облюбованный после захвата Цитадели двумя сотнями подгорных воинов. Пару раз к ним наведывались высокие двергские военачальники и даже сам Зокарр – потешить себя пением забавного сиидха, тщетно пытавшегося оскорбить толстокожих карликов. Начало всему положила стычка темрийца с одним из стражников-двергов, неустанно подгонявшим пленных, растаскивавших обломки надвратных укреплений Вершины. Беловолосый сиидха чем-то таким не понравился надсмотрщику, и тот обругал его на ломаном альбийском наречии, вдобавок вытянув копейным древком поперек спины. Разобиженный потомок Бриана Майлдафа немедленно взвился. В чрезвычайно красочных, местами даже рифмованных выражениях Льоу обрисовал предков злосчастного надзирателя, его потомков, его жену и его самого – самым безобидным в его речениях было словосочетание «бородатая жаба».

Работавшие поблизости только ахнули, ожидая свиста секиры и головы хулителя, катящейся в ближайшую канаву.

Ничего подобного, однако, не последовало. Кряжистый, поперек себя шире, бородач в изрубленной броне оглушительно заржал, спугнув стаю вездесущих ворон-трупоедов, и потребовал еще.

Прежде, чем Коннахар или Ротан успели его остановить, Лиессин, зверски оскалясь, выдал издевательским речитативом пару оскорбительных нидов:

… И чтоб пришла к тебе твоя кончина

В обличье престарелой потаскухи

Иль демона с ужасного похмелья,

Иль, на худой конец, в лице дракона,

Что издавна страдает несвареньем.

Чтоб ты подох, подлец, в его навозе,

Не в состояньи рот закрыть при этом,

Чтоб труп твой ели черви с отвращеньем,

Тебя недобрым словом поминая,

И чтоб в тебя Творец при встрече плюнул,

А у тебя слюны бы не сыскалось,

Достойно чтоб Кователю ответить…

Дверг сложился от хохота пополам, и в тот же вечер Лиессина увели в лагерь Зокарра. Вернулся он оттуда далеко за полночь, охрипший и совершенно ошалевший, в одной руке сжимая арфу-анриз, а в другой – объемистый мешок, из которого вкусно пахло хлебом, вином и жареным мясом.

Заполучив столь редкостное развлечение, певца-сиидха с острым языком, дверги теперь требовали, чтобы тот являлся каждый вечер и даже разрешили ему не работать наравне с остальными. Приходя обратно в конюшни, Льоу делился с собратьями по несчастью тем, что удавалось стянуть со стола, сам же, ругаясь вполголоса последними словами, валился на лежак и вскоре засыпал. По его словам, дверги были начисто лишены чувства юмора: чем незамысловатее и грубее песня, тем больший восторг она вызывает.

– Я, конечно, знаю трижды по тридцать хулительных нидов, но это уже чересчур, – признался он минувшим утром, и злорадно добавил: – Ну ничего, ничего, сегодня они у меня попляшут до упаду! Я их заставлю сжевать собственные вшивые бороденки, и…

– Не дразнил бы ты их понапрасну, – предостерег Коннахар, но Майлдаф-младший наверняка не внял разумному предостережению…

– Хватит ерзать, все ноги оттоптал, – недовольно пробурчал разбуженный Ротан, когда юноша вновь поднялся и попытался выглянуть в маленькое окно. Разглядеть оттуда не удавалось ровным счетом ничего, кроме части бывшей рыночной площади и темных развалин складов за ней. В ночное время площадь была безлюдна, но уставшие глаза обманывали сами себя, утверждая, якобы замечают какое-то движение. – Сам знаешь, ходить по крепости после заката пленным не разрешается, да и коротышки предпочитают лишний раз ночью не высовываться за порог. Скольких дозорных уже нашли с перерезанной глоткой – десяток, дюжину? Придет он утром, никуда не денется. Слушай, Конни, не спишь, так не мешай другим!

– Я постараюсь, – кротко обещал наследник Аквилонии, возвращаясь обратно и со вздохом устраиваясь на жесткой, едко пахнущей соломе. Приятель вовремя напомнил о причинах, делавших крепость в темное время суток столь опасной: кое-кто из уцелевших защитников до сих пор скрывался в запутанных подвалах под развалинами бастионов, став настоящим проклятием для тех двергов и альбов, коим выпадала участь нести ночные дозоры. Карлики пригрозили, что начнут расправляться с пленными, если резня будет продолжаться и дальше, но, похоже, это не возымело действия. Мало того, недавно кто-то намалевал у входа в срединный из Серебряных Пиков белую восьмиконечную звезду в обрамлении пары крыльев, осуществив свою рискованную выходку едва ли не под самым носом у двух десятков караульных.