Текст книги "Бандиты Чикаго"

Автор книги: Джео Лондон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Лондон Джео
Бандиты Чикаго
(Аль Капоне и другие)

Глава 1
Фильм – живой, шумный... зловещий

– Добро пожаловать, месье!

Произнося эти слова, доктор Герман Бэйндзен, коронер [следователь по делам скоропостижно умерших] города Чикаго, пожал мою руку и вдруг с неожиданной фамильярностью стал ощупывать мой живот.

– А где ваш бронированный жилет, месье? – громко спросил он. – Что?.. Вы прибыли в Чикаго без бронированного жилета? Это просто невероятно! Разве вам не дали в Нью-Йорке соответствующих советов, или вы пренебрегли ими?.. Без бронированного жилета! Что за идея!

Хотя стекла очков мистера коронера были довольно толсты и темны, – они все же не смогли скрыть иронии его взгляда.

Очевидно, мистер доктор Бэйндзен знал "слабость" ньюйоркцев, ставшую почти "классической". Каждому, собиравшемуся уехать в Чикаго, они говорили на прощание:

– Не забудьте вашего бронированного жилета!

Накануне вечером, находясь в салон-вагоне Двадцатый век, одного из знаменитейших экспрессов линии Нью-Йорк-Чикаго, мой сосед по столику, развязный господин – насколько может быть развязен американец во время жары, – просто сказал мне:

– Видите, я в обычном жилете; бронированный мне не нужен, так как я еду только до Буффало!

Что это – предрассудок? Шутка? Едва ли. В Нью-Йорке немало людей, предпочитающих лучше отказаться от прибыльных дел, чем отправляться в "петлю" – деловой квартал Чикаго, названный так потому, что пересечение линий воздушного городского сообщения образует там нечто вроде петли, довольно точно определяющей границы этого квартала.

Действительно, в этом шумном деловом квартале Чикаго весьма часто среди бела дня на глазах у толпы разыгрываются самые неожиданные драмы, во время которых пускаются в ход револьверы, пулеметы и бомбы. Невольные свидетели таких сцен – бизнесмены, конторщики, приказчики, стенографистки и прочий люд – объятые паникой, бегут без оглядки...

Всего несколько дней тому назад знаменитый гангстер Зюта чудом спасся из "петли" во время стрельбы, произведенной враждебной ему бандой. Единственной и невинной жертвой этой пальбы пал кондуктор трамвая на Стэт-стрит. В конце концов Зюта все-таки не избег своей участи, что мы и увидим после.

Однако доктор Бэйндзен прав, когда он посмеивается над людьми, считающими бронированный жилет и юбку идеальным платьем для жителей Чикаго и думающими о том, что нужно быть весьма отважным и равнодушным к жизни, чтобы разгуливать и развлекаться на берегу озера Мичиган.

Он так же прав, доктор Бэйндзен, – я это чистосердечно подчеркиваю в самом начале моей книги, – когда утверждает, что его любимый "городок" Чикаго, основанный всего лишь 100 лет назад, теперь самый красивый город Соединенных Штатов и, главное, беспрерывно прогрессирующий в материальном отношении – растет в неимоверной пропорции.

Еще более прав доктор Бэйндзен, когда восхищается прелестным "золотым берегом" озера Мичиган, где колоссальное количество феерического вида вилл и фантастически-роскошных дворцов, выстроившихся лицом к пляжу огромного озера, заставляет думать, что Чикаго населен только миллиардерами. Конечно, такое впечатление можно вынести, не видя чикагских конур. А величественный Бульвар Мичиган, или Буль-Мич, как его называют чикагцы? Так как уважаемый доктор Бэйндзен не видел Елисейских Полей в Париже, то вполне понятно, если Буль-Мич кажется ему наиболее роскошной улицей во всем мире. Но... не менее правы те, которые утверждают, что знаменитые чикагские бандиты подрывают устои, на которых зиждется жизнь цивилизованного общества. Нет никакого сомнения, что бандиты Чикаго, организованные в могущественные союзы, образуют несколько своеобразных государств в штате Иллинойс. Они располагают огромными финансовыми средствами и пользуются содействием политиков, судей и полицейских, – что гарантирует им неслыханную во всем мире безнаказанность. Эти организации осуществили, по крепкому выражению мистера Чарля Хюга, верховного главы американской юстиции, "капитализацию преступления".

Что это значит? Это значит, что гангстеры рационально эксплуатируют грандиозную торговлю и промышленность, но... запрещенную, безнравственную, преступную, противную законам культурного общества.

Об этом уже много писалось; факты признаны, осуждены, оплаканы, и даже почтенный и лояльный доктор Бэйндзен не мог бы оспаривать этого. Он, в силу своих служебных обязанностей, знает положение вещей лучше всякого другого. Он следователь города Чикаго, то есть одновременно и официальный врач и судебный следователь. Все умершие насильственной смертью, или чья смерть вызывает подозрения, поступают в его распоряжение. Всякий раз, когда полиция извещает его об одной из таких смертей, доктор Бэйндзен отправляется к местонахождению трупа, констатирует обстоятельства, сопровождавшие смерть, допрашивает окружающих, решает, нужно ли вскрытие трупа, а на следующий день заседает во главе комиссии, уполномоченной выносить резолюции о причине смерти: имело ли здесь место преступление или самоубийство. При отсутствии всяких доказательств комиссия, после допроса свидетелей, составляет акт о том, что "этот случай остался неизвестным".

Неприятные и печальные обязанности коронера, весело и непринужденно исполняемые доктором Бэйндзеном, особенно тяжелы и утомительны в Чикаго.

– Наш коронер самый занятой человек в Чикаго.

Так сказал мне молодой и искусный детектив Дрэйри, поставивший рекорд по уничтожению бандитов. Ни один из полицейских Чикаго не убил столько бандитов, как он.

Чтобы придать своим словам более сильное выражение, Дрэйри добавил следующее, типичное для американцев восклицание:

– "Да еще как!"

Впрочем, мне достаточно было осмотреть помещения и бюро коронера, по которым меня вел любезный доктор Бэйндзен, чтобы убедиться в исключительно важной роли, порученной "доктору насильственных смертей", и в обширности его работ. Служебные помещения доктора Бэйндзена расположены на пятом этаже Городского Дома – очень низко по американскому понятию! – и обставлены с таким комфортом, который не снится даже французским администраторам. Обширные, роскошные помещения!

Нет другого более кокетливого и милого помещения, чем этот настоящий "банк для трупов", где молодые восхитительные девушки заняты статистикой и классификацией различных категорий насильственных смертей, или привидением в порядок витрин, наполненных опасными предметами, совершенно не вяжущимися с грациозными движениями девушек: револьверами, пистолетами, карабинами, пулеметами, ручными бомбами. Гангстеры обожают эти бомбы и называют их "ананасами".

Сам доктор Бэйндзен подкупает своей любезностью. Он замечательно милый человек, и перегруженность "смертной работой" нисколько не отражается на его хорошем расположении духа. Он все время улыбается, а если и носит постоянно при себе два заряженных револьвера – элементарная предосторожность, – то никогда не показывает их. Нельзя даже заподозрить, что его элегантного покроя костюм скрывает смертоносное тяжелое оружие.

Но это потому, что мистера коронера Бэйндзена одевает портной, живущий у вокзала на Сэлл-стрит и славящийся искусством по части скрытия в удачных местах туалета карманов для револьверов... Основная клиентура этого портного наиболее известные бандиты, – те, которых называют "королями пива", "императорами виски", "принцами разврата", "лордами пороков". Эти "высокопоставленные" лица уделяют своей внешности больше внимания, чем директора трестов или джентльмены из дипломатического корпуса.

Как ни странно, но именно необычайная любезность и личная обаятельность доктора мистера Германа Бэйндзена были причиной как ненависти к нему мэра города Чикаго, так и его успеха.

Мэр Чикаго известен под фамильярной кличкой Биг Билль Томсон. До вступления Соединенных Штатов Северной Америки в мировую войну, Томсон был единственным мэром, долго колебавшимся – принять или нет французского маршала Жоффра, хотя тот повсюду в США был встречен с большим энтузиазмом.

– Не забудьте, – говорил он со страстностью, увеличенной страхом перед избирателями, – что Чикаго является шестым немецким городом в мире.

Негодование сограждан вынудило его отказаться от чересчур благоразумной сдержанности.

Но... мэр Чикаго любит доктора Бэйндзена еще меньше, чем французских генералов. Он упрекает коронера в том, что тот слишком популярен.

Несколько лет тому назад доктор Бэйндзен был всего только заведующим отделом здравоохранения муниципалитета. Однажды он отправился на матч бейсбола и когда появился на своем месте, публика громко приветствовала его. Биг Билль Томсон, явившийся раньше его, не был встречен решительно никакими выражениями радости или внимания. Разница в отношениях публики к нему и Бэйндзену настолько обидела мэра, что несколько дней спустя доктор Бэйндзен был уволен с должности. Вскоре, однако, доктору удалось добиться реванша. Он выставил свою кандидатуру на должность коронера, так как последний, как и другие администраторы муниципалитета, избирается всеобщим голосованием горожан.

Бэйндзен выступил под флагом демократической партии и одержал полную победу. Это было двойным ударом для Бига Билля Томсона, ярого сторонника республиканской партии.

Теперь эти два соперника, еще не сложившие оружия, работают под одной крышей, так как кабинет мэра находится в том же этаже, где и кабинет коронера. Когда доктор случайно сталкивается с мэром в одной из двенадцати комнат, последний подвергает его убийственной критике, громя за всевозможные прегрешения. Так, по всей вероятности, поступил бы Аль Капоне, вождь бандитов южного Чикаго, если бы невзначай столкнулся лицом к лицу с Бугом Мораном, царствующим над гангстерами в северной части Чикаго.

Я полагаю, что мэр Томсон является единственным врагом доктора Бэйндзена. И только потому, что "этот чертовский коронер такой любезный и услужливый!".

* * *

– Будьте здесь, как у себя дома, – дружелюбно сказал мне доктор Бэйндзен, введя в свой кабинет после того, как показал мне все бюро своего учреждения. – Раз вы приехали сюда для того, чтобы познакомиться с жизнью чикагских бандитов, я хочу облегчить вашу задачу. На другой стороне имеется комната, которую я представляю в ваше распоряжение. Вы найдете там пишущую машинку, телефон и другие удобства. Вы хотите, чтоб я вам объяснил, как организованы бандиты? Я как раз имею теперь немного свободного времени. Поболтаем спокойно...

Дринг... Дринг... Дринг...

Загремел звонок телефона, резко, повелительно.

– Извините, – произнес коронер и бросился к аппарату. Выслушав извещение, он встряхнул головой и пробормотал:

– Да... Да... Ладно...

Доктор быстро повесил трубку, перепрыгнул через стол и бросился бежать, крича мне:

– Следуйте за мной... скорее!

Но мне совсем не так легко было следовать за доктором, оказавшимся настоящим бегуном и пробежавшим коридоры с проворством преследуемого зайца.

В вестибюле доктор нажал все кнопки призывных сигналов, поднявших на ноги служащих его бюро. Затем он бросился вниз, крича:

– Вниз!.. Вниз!..

Я бежал за ним, как арабский скакун, а он продолжал нетерпеливо кричать: "Вниз... Вниз".

На улице доктора уже ждал автомобиль, отделанный с неслыханной роскошью. Тяжелая машина с мощным мотором. Шофер с ловкостью акробата прыгнул на свое место, в то время как коронер Бэйндзен, пустив меня первым во внутрь машины, сел рядом с шофером и зычным голосом отдал ему приказ:

– Ист-Чеснейт-стрит, 207... Скорее!.. Скорее!

Мы помчались. Доктор Бэйндзен пустил в ход сигнальный колокол, подобный тем, какими снабжены автомобили скорой помощи или пожарные машины. Одновременно загудела сирена, поднявшая тревожный вой, похожий на заунывный призыв "готы" в Париже во время войны.

Полдень. На улицах Чикаго огромное движение. Но при нашем приближении повсюду начинается хаос, будто кто-то пустил клич: "Спасайся, кто может!" Автомобили бросаются во все стороны при виде нашей машины, извергающей зловещие звуки.

Двадцать полицейских на мотоциклах догоняют нас. Я сам не знаю, откуда они взялись. Просто чудо, что один не наезжает на другого, и что все они следуют за нашей адской машиной.

Я ошеломлен. У меня такое впечатление, будто "крутят" фильм, сценарий которой мне неизвестен. Настоящий американский фильм, ибо беспрерывный звон сигнального колокола, заунывный вой сирены и гудение мотора действуют потрясающе! Изумительная иллюзия фильма, но шумного, зловещего.

Занятый игрой на своем единственном оригинальном "джазе", доктор Бэйндзен больше не замечал меня. Он совершенно забыл, что я сижу в машине. Я трижды громко спросил его:

– Куда мы едем?

Он не расслышал.

Точно на экране мелькают дома, люди, авто. Только проезжая по мосту через реку Чикаго, шофер несколько замедлил ход. Я опять пытаюсь задать вопрос:

– Куда мы едем?.. Куда едем, мистер коронер?..

Я читаю адрес, записанный мною, когда коронер отдал приказ шоферу: Ист-Чеснейт-стрит, 207.

Итак, там разыграется, несомненно, главная сцена этого фильма, в котором я фигурирую довольно неожиданно. Но... как далеко еще до этого момента и как громаден этот город Чикаго!

Глава 2
Убийство сенатора

Автомобиль коронера сделал последний крутой и смелый поворот, и перед моими глазами открылась интересная картина. Мы очутились на улице с богатыми домами, где обычно царит относительная тишина.

Но теперь у одного дома собрались люди, и вполне естественно, что мы останавливаемся около этого дома. Вот он, таинственный Ист-Чеснейт-стрит, 207!

Сборище людей, толпа... но единственная в своем роде толпа! Это не та шумная движущаяся толпа, которая в Париже теснится ближе к стене, "за которой кое-что происходит", это не оживленная экспансивная толпа Парижа, страстно выражающая свое мнение, переругивающаяся или прислушивающаяся к болтовне проказника, кичащегося тем, что он, мол, уже знает "положительно все", что произошло за стеной; это не та толпа, которую добродушные ажаны приглашают "р...р...разойтись".

Нет, здесь любопытные только из профессионалов. Прохожие слишком боятся шальной пули, чтобы останавливаться, когда замечают, что на улице не все в порядке. Прохожие в Чикаго боятся проявлять любопытство.

Все "любопытные", собравшиеся здесь по долгу службы, стоят в таком порядке, что можно подумать, будто они расставлены режиссером. Прежде всего бросались в глаза два неподвижных великана – два полицейских офицера в штатском, охранявших вход. За ними – десяток вооруженных карабинами полицейских. Дальше – еще отряд полицейских без оружия. Неподалеку от них стояло около двадцати репортеров, производивших – да простят они мне! довольно комичное впечатление. Дело в том, что каждый из них выставлял напоказ свой репортерский билет, засунув его за ленту шляпы. Занимательное зрелище – отряд "рогатых" журналистов! За репортерами стояли фотографы и кинооператоры.

Наконец, арьергард этой армии составляли три автомобиля, расставленных полукругом. Каждый автомобиль был снабжен радиоаппаратом, принимавшим распоряжения центральной полицейской радиостанции.

Когда мы остановились, все три аппарата провозгласили хором:

– Полиция Сент-Лауна предполагает, что три разыскиваемых ею бандита бежали в Чикаго.

Когда мы вышли из нашего автомобиля, уважаемый коронер доктор Бэйндзен пожал несколько рук, обменялся несколькими словами с одним из полицейских офицеров и пробормотал мне:

– Идите за мной, месье.

Мы вошли в длинный коридор, довольно темный. Здесь доктор шепнул мне на ухо:

– Мы идем к мистеру Джойсу, сенатору штата Иллинойс, которого его супруга нашла сегодня утром мертвым в кровати...

Я не верил своим ушам: любопытная история, нечего сказать!

– Интересная история, действительно.

Мы звоним в квартиру первого этажа. Дверь открывает негритянка с заплаканным лицом.

Почтительным тоном хорошо выдрессированной горничной она говорит нам:

– Миссис Джойс находится в салоне... она убита горем. Бедная миссис. Если же вы хотите видеть бедного мистера, то он уже совсем холодный.

– Покажите мне труп, – сказал коронер Бэйндзен.

Спальня сенатора Джона Т.Джойса находится в самом конце квартиры, обставленной весьма роскошно и со вкусом.

Тело несчастного парламентария, почти обнаженное, лежало на кровати в довольно странной позе. Предполагали, что перед смертью несчастный пытался встать на колени, но так как это не удалось, он упал на край кровати. Ноги его были согнуты, а ладони сжаты и пальцы переплетены – жест, выражающий мольбу. Тонкое молодое лицо сенатора (ему было только 38 лет) было обрамлено рыжеватыми волосами.

Вдруг раздаются тихие шаги. К ним подходит человек, которого мы до сих пор не заметили. Это помощник коронера Бэйндзена...

Затем входит несчастная вдова, миссис Мэри Джойс. Это красивая женщина с выразительными глазами. Доктор Бэйндзен вежливо просит ее удалиться. Она возвращается в свой салон, куда следую за ней и я, так как посторонние не могут присутствовать при осмотре трупа. Миссис Джойс вошла в салон и, рыдая, говорила сама с собою:

– Я ждала этого... это должно было произойти... я ему говорила об этом... О, боже мой! Как я несчастна!.. Да, я была уверена в этом, я знала, что так кончится... Ах, эти проклятые! После того, как им не удалось пристрелить его, они его отравили... Боже мой!

Только теперь она заметила меня.

– Прошу вас, мистер, не пускайте сюда ни одного журналиста. Я не хочу их видеть. Мне нечего сказать им...

– Будьте спокойны, миссис Джойс.

В этот момент раздался звонок у дверей квартиры. Я очутился возле них одновременно с чернокожей добродушной горничной. Вошел довольно пожилой господин: он держал под мышкой ящик с инструментами. Тихим голосом он спросил:

– Нужен ли вам врач? Мне сказали, что здесь кто-то заболел.

Я вежливо выпроводил его. Я был изумлен как фактом его прихода, так и тем, что в Америке есть врачи, от которых так легко отделаться. Но размышлять было некогда. Доктор Бэйндзен появился в салоне. Я, конечно, слушаю его с сугубым вниманием:

– Миссис, – сказал он, – первый осмотр трупа дает мне основание думать, что причина смерти вашего мужа – отравление.

Итак, предчувствия миссис Джойс не обманули ее. Сгорая от гнева и с величественным жестом отчаяния, она закричала:

– Я была уверена в этом! Ах, я предчувствовала это! О, боже мой! Вам, наверно, известно, что послезавтра мой муж должен был давать свои свидетельские показания перед верховной следственной комиссией в связи с незаконными действиями во время выборов в апреле сего года, когда бандиты нахлынули в избирательное бюро, где был выбран мой муж, с целью помешать его избранию и попытаться обеспечить победу тех, кто покровительствует им... Бандиты не хотели допустить, чтобы мой муж дал свои показания и назвал некоторые имена. Вот почему они умертвили его... Какой ужас!

– Успокойтесь, миссис.

– Впрочем, мой муж сам долго колебался, называть эти имена, или нет. Впервые, когда полиция спросила его, кто виновен в незаконных действиях, он ответил: "Нет, простите, я не могу сказать. Я слишком дорожу своей жизнью!" Ах, если бы вы знали, как он любил жизнь, мой незабвенный муж, такой добрый, такой лояльный! Вчера он уехал в весьма веселом настроении, заявив мне, что вернется поздно. Но уже после полудня какой-то незнакомец позвонил мне по телефону и спросил, верно ли известие, что мой муж убит выстрелом револьвера... Я была ошеломлена. Но еще более велико было мое изумление, когда вечером наш адвокат мистер Корнелиус Пэлмэр тоже позвонил по телефону, чтобы сообщить мне, что согласно сведениям, полученным им от некоего Лауренса Марено, мой муж якобы убит на улице. Это было в половине одиннадцатого вечера...

– И что вы предприняли?

– Я сперва не могла прийти в себя от волнения, но потом я отправилась на политическое собрание, где опять получила предупреждение насчет участи моего мужа. Я, как помешанная, помчалась опять домой и нашла здесь мужа, почему-то вернувшегося раньше меня. Всегда он обладал великолепным здоровьем, но на этот раз показался мне странно сонливым, точно расслабленным...

– Не был ли он пьян? – спросил ее коронер Бэйндзен, хорошо знавший свою "сухую" Америку.

– Он выпил, но очень мало, – возразила, нисколько не стесняясь, несчастная вдова.

– А что он сказал вам?

– Ничего, он отправился спать. В половине одиннадцатого сегодня утром опять позвонил к нам какой-то незнакомец, отказавшийся назвать себя и спросивший, как поживает мой муж. Так как последний еще спал, я нарочно ответила, что он ушел по делам. "Ушел?" – изумился незнакомец. – "Вы смеетесь надо мною, миссис?" Он сразу же повесил трубку телефона. Спустя 20 минут мой муж проснулся. Он разразился стонами и жаловался, что ему дурно. Я бросилась к нему, чтобы узнать в чем дело. Он взглянул на меня, пытаясь что-то сказать, но вдруг стал биться в конвульсиях. Он еще раз взглянул на меня, а затем его глаза стали неподвижными... Он умер.

Едва миссис Джойс, все время находившаяся на грани обморока, успела закончить рассказ о трагической гибели мужа, как в салон вошли ее сестра, мать, брат ее покойного супруга и ближайшие друзья. Перед моими глазами разыгралась душераздирающая сцена. Вид матери, горько оплакивающей своего сына, одинаково трагичен как в Париже, так и в Чикаго.

Но вот один из полицейских офицеров, все время стоявший у дверей, чтобы не допустить в дом посторонних (доктор Бэйндзен распорядился впускать только родных и друзей покойного), подошел ко мне и тихим голосом заявил, что пришел субъект, который сыграет в этот печальный день весьма важную роль. Доктор Бэйндзен советует мне не прозевать интересного "типа". Это был человек с исполинской фигурой и огромным животом, телосложение которого напоминало шкаф. Мне назвали имя и профессию его: мистер Скелт, друг и наперсник покойного сенатора Джойса, владелец похоронного бюро. Последнее находится на Нортс-Стэйт-стрит и обставлено весьма богато; в нем имеется специальное помещение для трупов и частная секционная камера, где уважаемый доктор Бэйндзен сумеет немедленно же приступить к вскрытию трупа сенатора.

Наклонившись к уху коронера доктора Бэйндзена, мистер Скелт напомнил ему, что "он, доктор, сумеет воспользоваться всеми преимуществами великолепно обставленного предприятия и сумеет немедленно приступить к вскрытию в комфортабельных условиях".

Обеспечив таким образом свои интересы бизнесмена – у американца это на первом плане, – мистер Скелт вспомнил о безутешной вдове. Он наклонился к ней своей мощной фигурой и залился слезами, крича:

– Ах, бедный дорогой Джойс, как я огорчен! Я потрясен!.. Я глубоко огорчен!.. Это был добрый друг.

– Мистер Скелт, – ответила ему миссис Джойс, – вы хорошо знали моего мужа и, если вы можете мне сказать, как он умер, я буду вам весьма благодарна.

Мистер Скелт незаметно удалился и, спустя 10 минут, появился снова, чтобы поместить в похоронный автомобиль тело своего друга, сенатора Джона Джойса.

Десять минут спустя – ох, этот американский темп! – труп сенатора Джойса уже лежал разрезанным на несколько частей в частной секционной камере мистера Скелта. Эксперт-химик уже готовился принять из рук доктора Бэйндзена внутренности человека, который вчера еще был полон молодости, здоровья и жизнерадостности.

Но довольно об этом! Я брезгливо отворачиваюсь от невеселой картины и открываю дверь боковой комнаты, чтобы присесть и отдохнуть там. И... о, ужас. Это комната для покойников.

В художественно отделанном белым сатином гробу лежит маленький старичок. Сразу видно, что этот покойник никогда не соприкасался с гангстерами Чикаго. Глаза сухощавого старичка выражали тихое умиление, а на рту его играла нежная улыбка. Несомненно, этот маленький старенький мирный горожанин умер обычной смертью, "красивой" смертью... в этом городе, где так часто умирают ужасной смертью.

Вошел мистер Скелт с толстой сигарой в зубах. Сердечный янки невозмутимо спросил меня:

– Скажите, старина, быть может вы голодны? В моем предприятии имеется также аптека, где можно найти хороший бутерброд.

Я знал, что во многих аптеках в Америке можно купить напитки и закуски, но я не испытывал голода. Я зашел в аптеку лишь для того, чтобы прийти немного в себя от пережитых сцен.

Несколько дней спустя эксперты пришли к заключению, что сенатор умер от отравления. Все его родные и друзья были убеждены в том, что он стал жертвой мести со стороны гангстеров, подобно Джеку Линглу, репортеру "Чикаго Трибюн".

Однако темная история Джека Лингла совершенно другого характера, чем история молодого сенатора штата Иллинойс.