Текст книги "Звездный танец"

Автор книги: Дженнифер Роберсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

Я пробовал утешить себя тем, что любой профессиональный артист относится так же к каждому из своих номеров. Но это помогло мне ничуть не больше, чем обычно помогает кому бы то ни было. Так и случилось, что я совершил одну маленькую ошибку в повороте и попытался ее исправить при помощи реактивных двигателей – слишком торопливо; я включил не тот двигатель. Меня с силой швырнуло назад, и я врезался спиной в Тома. Он тоже был обращен ко мне спиной. Наши кислородные баллоны звякнули, и один из моих баллонов взорвался. Как будто лошадь лягнула меня. между лопаток. Перекладины взметнулись вверх и ударили меня по животу и бедрам, переворачивая вверх тормашками. Я оказался больше чем в двадцати метрах от гимнастических снарядов, направляясь в вечность – раньше, чем успел потерять сознание.

То, что я врезался в перекладины, сыграло свою роль. В результате я был брошен в акробатический кувырок, что накачало воздуха в мой шлем и ботинки, усилило прилив крови к голове и ногам и быстро вывело меня из обморока. Но драгоценные секунды уходили, пока я непослушными мозгами осознал проблему, выбрал отметку и начал правильно разворачиваться. При помощи перспективы, которую мне это дало, я сориентировался, все еще испытывая головокружение. Я интуитивно вычислил, какие двигатели уничтожат вращение, и задействовал их.

Выполнив этот маневр, было несложно обнаружить перекладины – яркую рождественскую елку в стиле кубизма, которая все уменьшалась в размерах по мере того, как я наблюдал за ней. Она находилась между мной и синим мячиком, на котором я родился. По крайней мере жизнь не наградит меня той смертью, которой умерла Шера. Хотя смерть, которой умер Брюс Кэррингтон, нравилась мне немногим больше.

Бедра у меня горели нестерпимо, особенно правое, но позвоночник пока не болел. Я еще не сообразил, что он должен болеть. В моем шлемофоне звучали голоса, настойчивые и встревоженные, но я все еще был слишком оглушен, чтобы уловить смысл того, что они говорят. Позже у меня будет время переиграть то, что слышали мои уши. Прямо сейчас в моем мозгу щелкали цифры, и ответы становились все хуже. В воздушном баллоне давление гораздо больше, чем тяга реактивного двигателя. С другой стороны, у меня есть десять направленных двигателей, при помощи которых можно погасить скорость, приданную мне этим взрывным толчком. С третьей стороны, в момент несчастного случая ресурсы моих реактивных двигателей были основательно исчерпаны…

Даже когда я пришел к выводу, что уже мертв, я продолжал делать все, что мог, чтобы сохранить жизнь. Я один за другим нацелил двигатели в про– тивоположную от перекладин сторону моего центра тяжести и включил их на полную мощность, чтобы работали, пока не исчерпаются окончательно.

Левая рука, вперед и назад. Правая рука, аналогично. Реактивный двигательна животе. Спина начала побаливать, затем болеть невыносимо, и наконец боль превратилась в настоящую агонию. Это была не локальная острая боль, которой я ждал; болела вся спина целиком. Яне знал, хороший это признак или плохой. Реактивный двигатель на спине – стиснув зубы, чтобы не стонать. Левая рука, вперед и назад…

Немного нужно сберечь. Я оставил два двигателя на правой руке для мелких маневров в последний момент и осмотрелся, чтобы сообразить, удалось ли мне сделать что-то полезное.

«Обезьяньи перекладины» продолжали уменьшаться, и довольно быстро.

Я уже почти пришел в сознание и почувствовал, что ко мне возвращается и способность соображать. Наконец голоса у меня в наушниках приобрели смысл. Первый голос, который я идентифицировал, принадлежал, конечно, Норри – но она не говорила ничего вразумительного, только плакала и ругалась.

– Эй, Норри, – сказал я так спокойно, как только мог, и она немедленно замолчала. Так же поступили другие. Затем…

– Держись, дорогой. Я иду!

– Верно, босс, – согласился Гарри. – Я выслеживал вас радарной пушкой с того момента, как вас отбросило. Компьютер осуществит пилоти– рование.

– Она до вас доберется! – воскликнул Рауль. – Машина говорит «да». С достаточным запасом горючего она доставит Норри к вам и обратно сюда, Чарли. Она говорит «да».

И впрямь, совсем рядом с перекладинами я различил «Семейную машину», развернутую носом ко мне. Она уменьшалась не так быстро, как перекладины

– но все-таки уменьшалась. В чертовски неприятную переделку я угодил из– за этой жестянки с воздухом.,

– Босс, – настойчиво спросил Гарри, – ваш костюм в порядке?

– Ага, все нормально. Сила толчка была направлена наружу. Даже второй баллон не поврежден.

Моя спина запульсировала болью от одной только мысли об этом. И, да будь оно проклято, видимый диск машины определенно уменьшался – не так уж сильно, но явно не возрастал. И именно этот момент из всех возможных я выбрал, чтобы вспомнить, что гарантия на программное обеспечение компьютера машины истекла три дня назад.

«Скажи что-нибудь героическое, прежде чем застонать».

– Хорошо, это улажено, – бодро сказал я. – Напомните мне… Эй! Что с Томом?

– Мы с ним разобрались, – кратко сказал Гарри. – Он пока находится в пространстве, но телеметрия сообщает, что он живой и в порядке.

Неудивительно, что Линда молчала. Она молилась.

– В доме есть врач? – задал я риторический вопрос.

– Я вызвал Скайфэк. Пэнзелла в дороге. Мы доставляем дом на реактивных двигателях, чтобы забрать Тома внутрь.

– Ступайте туда, все трое. Вы ничем здесь, снаружи, не поможете. Рауль, позаботьтесь о Линде.

– Ага.

Упала тишина – за исключением, конечно, до сих пор не слышимого дыхания и шороха одежды.

Норри опять заплакала, но тотчас справилась с собой. Диск теперь увеличивался в размерах. Мне приходилось пристально всматриваться и измерять его при помощи большого пальца, но не было сомнений в том, что он рос.

– Слушай, Норри, ты меня обгоняешь, – сказал я, стараясь поддерживать легкий тон.

– Так и есть, – согласилась она, и, когда скорость роста диска как раз стала заметной без труда, корона пламени ее двигателя погасла. – Что за..?

Представьте себе геометрию происходящего. Я покидаю «Обезьяньи перекладины» в адском кувырке. Возможно, проходит целых тридцать секунд, прежде чем Норри оказывается в седле и дает шпоры. Компьютер разгоняет ее до скорости выше моей, поддерживает такую скорость, затем делает разворот и начинает тормозить, чтобы Норри начала возвращаться к перекладинам как раз в тот момент, когда наши курсы пересекутся. Малость хитро, чтобы человек рассчитал это своим умом, но отнюдь не проблема для баллистического компьютера, хотя бы наполовину такого же отличного, как наш. Первым камнем преткновения было топливо. Норри непременно должна была отключить двигатель точно на полпути запланированного потребления топлива. Она использовала половину содержимого резервуаров горючего.

Компьютер рассчитал, что при этих скоростях наша встреча в точке пересечения в некоторый момент времени возможна. Компьютер отключил ускорение с машинным эквивалентом довольной ухмылки. Я произвел в уме примитивные арифметические подсчеты, основанные на догадках и, конечно, с немалой погрешностью. И я побледнел и похолодел в своем пластиковом мешке.

Вторым камнем преткновения оказался воздух.

– Гарри, – выкрикнул я, – рассчитай для меня этот маневр еще раз, но включи в расчет следующие данные. Кислорода осталось…

– О Господи Иисусе, – сказал он, потрясенный, и повторил цифры, которые я ему продиктовал. – Держитесь.

– Чарли, – встревоженно начала Норри, – о Боже мой, Чарли!

– Погоди, малыш. Погоди. Может, еще все в порядке.

Тон Гарри был похоронным.

– Ничего хорошего, босс. У вас уже кончится воздух к тому моменту, когда она доберется. И у нее кислород будет почти на нуле, когда она вернется.

– Тогда поворачивайся кругом и марш обратно прямо сейчас, дорогая, – сказал я как можно мягче.

– Черт побери, нет! – воскликнула она.

– К чему рисковать своей шеей, дорогая? Я уже похоронен… похоронен в космосе. Теперь отправляйся…

– Нет.

Я попробовал грубость.

– Тебе так нужен мой труп?

– Да!

– Зачем? Чтобы подвесить над Чуланом?

– Нет. Чтобы с ним летать.

– Чего?

– Гарри, проложите мне курс, который доставит меня к нему раньше, чем у него кончится воздух. Забудьте о возвращении. Рассчитайте встречу за минимальное время.

– Нет! – взревел я.

– Норри, – честно сказал Гарри, – нет ничего, чтобы доставить вас обратно. Поблизости нет другого корабля. Ваши двигатели больше не работают. Если вы не повернете, вы не сможете вернуться сюда – вы даже не сможете прекратить удаляться. У вас больше воздуха, чем у него, но даже ваших совместных запасов воздуха не хватит одному из вас, чтобы продержаться до прибытия помощи. Даже если мы сможем не потерять вас из виду.

Это была самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от Гарри.

– Будь я проклята, если соглашусь быть вдовой! – взорвалась Норри и включила двигатель ручным управлением. Теперь она была так же мертва, как и я.

– Проклятие! – взревели одновременно мы с Гарри. Затем я вскричал:

– Помоги ей, Гарри!

– Я помогаю! – крикнул он и, бесконечное время спустя, печально сказал:

– Ладно, Норри, можешь отправляться. Новый курс заложен в компьютер.

Она продолжала быть мертвой. Она была мертва с того момента, как включила двигатель. Но по крайней мере теперь мы умрем вместе.

– Хорошо, – сказала она все еще сердито, но смягчаясь. – Двадцать пять лет я хотела быть твоей женой, Армстед. – Будь я проклята, если буду твоей вдовой.

– Гарри, – сказал я, зная, что это безнадежно, но не в силах капитулировать, – пересчитай, что будет, если мы оставим машину, когда в ней кончится топливо, и используем все реактивные двигатели скафандра Норри одновременно. Они не настолько исчерпались, как мои.

Гарри было чертовски трудно – использовать два пальца, чтобы направляться к дому на максимальном ускорении, а остальными удерживать большой терминал компьютера и нажимать на клавиши. Раулю и Линде, должно быть, было еще труднее – тащить домой потерявшего сознание Тома и видеть, как разваливается на глазах работа, которой они отдали столько времени и сил.

– Забудьте об этом, босс, – сказал Гарри почти сразу. – Вас двое.

– Ну ладно, – отчаянно сказал я. – Может, нам удастся променять воздух для дыхания на толчок?

Он, наверное, был в таком же отчаянии, как и я. Он действительно принялся решать эту задачу.

– Ну да. Вы можете начинать возвращаться. Доберетесь сюда меньше, чем за день. Но на это уйдет весь ваш воздух без остатка. Вы мертвы, босс.

Я кивнул – глупая привычка; мне казалось, что я от нее избавился.

– Я так и думал. Спасибо, Гарри. Удачи вам с Томом.

Норри не сказала ни слова. Через некоторое время компьютер снова отключил ее двигатель, подогнав его уровень наилучшим образом, чтобы до– ставить ее ко мне побыстрее с учетом наличного топлива. Сияние вокруг машины (теперь явно возрастающей) погасло, а Норри продолжала молчать.

Мы все молчали. Было либо нечего сказать, либо слишком много, никаких промежуточных вариантов. Гарри сообщил, что добрался домой. Он дал Норри ее данные на поворот, вернул ей ручное управление и вместе с остальными отключился.

Звук дыхания двух человек практически не слышен.

Норри добиралась до меня долго, достаточно долго, чтобы боль в спине уменьшилась до всего лишь невероятной. Когда Норри оказалась так близко, что я ее увидел, мне пришлось призвать всю свою дисциплину, чтобы не использовать остатки топлива на то, чтобы рвануться к ней. Не то, чтобы имело смысл его беречь. Но соприкосновение в открытом космосе похоже на обгон автомобиля на скоростной полосе. Одному из участников лучше поддерживать постоянную скорость. Две переменных – это слишком много.

Норри проделала маневр четко, как по учебнику, и замерла на расстоянии конца страховочного троса относительно меня.

Точность была ни к чему. Но вы не прекращаете попытки выжить только потому, что компьютер сообщает, что это невозможно.

В ту же долю секунды, когда она прекратила торможение, Норри выстрелила страховочный трос. Грузик на конце легонько стукнул меня по груди: весьма впечатляющая меткость, даже учитывая вспомогательное действие магнита. Я судорожно вцепился в трос и только через несколько секунд сосредоточенных усилий выпустил его из рук и привязал к своему поясу. Я до сих пор не отдавал себе отчета, как я был напуган и одинок.

Как только Норри уверилась, что трос закреплен надежно, она включила механизм, и машина притянула меня.

– Кто сказал, что никогда нельзя поймать кэб, если он вам нужен? – заявил я; но зубы мои стучали, и это испортило эффект.

Норри все равно улыбнулась и помогла мне взобраться на заднее сиденье.

– Куда едем, приятель?

Внезапно я не смог придумать ничего смешного. Если бы фюзеляж машины не был таким крепким, я бы смял его коленями.

– Куда угодно. Куда вы едете, – просто сказал я.

Норри развернулась на своем сиденье и запустила двигатель.

Нужна действительно чуткая рука, чтобы точно пилотировать трактор вроде «Семейной машины», особенно с грузом. Очень трудно сохранить центр тяжести, и управление запутанное – вы должны предугадывать ее поведение, иначе машина начнет вращаться и потеряет равновесие. Танцор, разумеется, справляется с делом сложной балансировки массы лучше, чем любой из пилотов Космической Команды, кроме самых опытных. А Норри была лучшей из нас шестерых. Но сейчас она превзошла себя.

Она даже превзошла расчеты компьютера. Это не слишком удивительно:

всегда есть немного больше топлива, чем сообщают приборы. Но, конечно, этого было слишком мало, чтобы иметь какое-то значение. Мы по-прежнему были мертвы. Но через некоторое время отдаленный красно-зеленый сфероид перестал уменьшаться. Приборы подтвердили это. Еще через более долгий промежуток времени я смог убедить себя, что он даже растет. Естественно, именно в этот момент вибрация у меня под ногами прекратилась.

Все то время, что мы ускорялись, я сгорал от желания заговорить, но держал рот закрытым из опасения отвлечь внимание Норри. Теперь мы сделали все, что могли. Больше нам ничего не оставалось в жизни, кроме возможности говорить. А у меня снова исчез дар речи. Молчание нарушила Норри, и ее тон был именно таким, как нужно.

– Хм… вы не поверите, но у нас кончилось горючее.

– Ни фига себе шуточки! Откройте дверцу, я выхожу из машины. Со мной такой номер не пройдет! («Спасибо, дорогая!»)

– Ха! Не переживайте. Отсюда нам вниз, с горы. Только подтолкнуть чуть-чуть нашу колымагу, и доедем до самого дома.

– Эй, послушайте, – сказал я, – когда вы управляете машиной, вот эдак вертя задницей, это и называется «задний ход»?

– О Чарли! Я не хочу умирать.

– Ну так не умирай.

– Для меня еще не все было потеряно.

– Норри! – Я схватил ее сзади за плечо. К счастью, я сделал это левой рукой, приведя в действие лишь те двигатели, в которых не было горючего.

Настала тишина.

– Прости, – сказала она наконец, все еще отворачиваясь от меня. – Я сделала выбор. Эти несколько минут вместе с тобой здесь стоят того, что я за них заплатила. У меня просто нечаянно вырвалось. – Она фыркнула в свой адрес. – Я зря трачу воздух.

– Не могу придумать ничего лучшего, на что бы стоило тратить воздух, чем разговор с тобой. Из того, что можно делать в р-костюме, я имею в виду.

Я тоже не хочу умирать. Но если так получилось, я рад, что ты рядом. Это эгоизм?

– Нет. Я тоже рада, что ты здесь, Чарли.

– Проклятие, это я виноват, что мы здесь. Если б не я, ничего бы не случилось. – Я умолк и нахмурился. – Вот что беспокоит меня больше всего, по-моему. Я иногда пытался угадать, что меня в конце концов убьет.

Конечно, я был прав: собственная проклятая глупость! Я отвлекся. И ткнул пальцем не туда, куда нужно. О черт возьми, Норри!

– Чарли, это был несчастный случай.

– Я отвлекся. Был невнимателен. Думал об этом проклятом последнем сроке и в результате как раз его провалил!

(Я был очень близок к чему-то в тот момент; к чему-то более важному, чем моя собственная смерть.)

– Чарли, это пустой треп. По крайней мере половина вины ложится на придурка, который проверял этот кислородный баллон на фабрике. Не говоря уж о потрясающем идиоте, который забыл заправить топливом машину сегодня утром.

Мы выполняем эту обязанность по очереди.

– И кто этот идиот? – спросил я, прежде чем успел подумать.

– Тот же самый идиот, который стартовал, не захватив дополнительного воздуха. Я.

Ее слова вызвали неловкую тишину. Я начал думать, что бы сказать такого, имеющего смысл или полезного. Или сделать. Давайте разберемся. У меня было меньше восьмой части баллона воздуха. У Норри, возможно, целый баллон и еще четверть: она использовала не так много воздуха для упражнений. (Оборудование Космической Команды, как и стандартные скафандры НАСА до них, содержит воздуха примерно на шесть часов. Р– костюм звездного танцора имеет запас воздуха только на половину этого срока, но наши скафандры красивее. И у нас всегда есть рядом сколько угодно сосудов с кислородом, привязанных ко всем нашим камерам.) Я потянулся вперед, отстегнул ее полный кислородный баллон, и молча передал ей через плечо. Она так же молча приняла его и вынула набор средств первой помощи из отделения на рукавице скафандра. Оттуда она вынула трубку в форме буквы «Y», убедилась, что оба верхних конца запе– чатаны, и воткнула трубку нижним концом в сосуд с воздухом. Из набора она достала две удлинительные трубки и присоединила их к концам буквы «Y».

Все устройство она прикрепила к боку машины до тех времен, пока оно нам не понадобится. Воздушный коктейль с двумя соломинками. Затем она с трудом развернулась на сиденье, пока не оказалась лицом ко мне.

– Я тебя люблю, Чарли.

– Я тебя люблю, Норри.

Никогда не верьте, если кто-нибудь скажет вам, что обниматься в р– костюме – пустая трата времени. Обниматься – никогда не бывает пустой тратой времени. Спина у меня болела страшно, но я не обращал внимания.

Шлемофон затрещал на другой радиоволне: вызывал Рауль, который добрался до Тома и Линды.

– Норри? Чарли? Том в порядке. Врач скоро прибудет, Чарли, но к тому времени, как он доберется, вам это уже не поможет. Я вызвал Космическую Команду, здесь рядом нет регулярных трасс, вообще ничего нет по соседству.

Что нам делать, проклятие, Чарли, что нам делать?

Гарри, должно быть, был очень занят с Томом, иначе он бы уже отобрал микрофон.

– Вот что ты должен сделать, приятель, – сказал я спокойно, разделяя слова, чтобы он утих. – Нажми на кнопку «запись», ладно? Теперь подключи динамики, чтобы Линда и Том были свидетелями. Готово? Хорошо. «Я, Чарльз Армстед, находясь в здравом уме и трезвой памяти…»

– Чарли!

– Не испортите пленку, приятель. У меня нет времени делать слишком много дублей, и мне есть чем заняться получше. «Я, Чарльз Армстед…» Это не заняло слишком много времени. Я оставил все Компании и сделал Толстяка Хэмфри полноправным партнером. «Ле Мэнтнан» закрылся месяц назад, его удушила бюрократия. Затем настала очередь Норри, и она повторила меня почти дословно.

Что оставалось делать после этого? Мы попрощались с Раулем, с Линдой и с Гарри, постаравшись сделать прощание как можно короче. Затем мы выключили наши радио. Норри было неудобно сидеть на сиденье лицом назад; она снова уселась обычным .образом, а я обнял ее, сзади, как пассажир мотоцикла. Наши шлемы соприкасались. О чем мы тогда говорили, вас действительно не касается, черт побери.

Уходили минуты часа – самого полного часа, какой когда-либо был в моей жизни. Вокруг нас простиралась бесконечность. Мы оба были невеж– дами в астрономии, и мы давали собственные имена созвездиям во время нашего медового месяца. Банджо. Злобно глядящий зверь. Охапка сена Ориона. Большой кальян и Маленькая трубка. Три близкие звезды неподалеку от Млечного Пути естественно стали Тремя Мушкетерами. Таким вот образом. Теперь, спустя многие месяцы, мы перебираем их имена снова, возрождая этот медовый месяц. Мы говорили о наших несбывшихся планах и надеждах. Мы по очереди теряли силу духа и по очереди утешали друг друга, а потом мы потеряли силу духа одновременной утешали друг друга тоже одновременно. Мы рассказали друг другу те последние тайны, которые хранят даже супруги, счастливые в браке. Дважды мы согласились снять р– костюмы и покончить с этим. Дважды мы передумали. Мы говорили о детях, которых не завели, и о том, как хорошо для них, что мы их не завели. Мы пили сладкую воду из трубок в шлемах. Мы говорили о Боге, о смерти, о том, как нам неудобно и как это глупо – умирать в неудобном положении; как глупо умирать вообще.

– Нас убило напряжение спешки, – сказал я в конце концов. – Мы так торопились успеть к какому-то идиотскому, проклятому, крайнему сроку.

Жуткая спешка. Но зачем? Теперь наш метаболизм не позволит высадиться нам на необитаемом острове космоса. Что-то здесь было не то. (в тот момент я был очень близок к истине, очень.) Чего мы так боялись? Что такого есть на Земле, что мы рисковали своими шеями, чтобы это сохранить?

– Люди, – серьезно ответила Норри. – Красивые места. Здесь, наверху, не очень-то много ни тех, ни других.

– Ага, места. Нью-Йорк. Торонто. Чесспулс.

– Нечестно. Остров принца Эдуарда.

– Ага, и сколько мы могли там провести времени? И сколько времени осталось до того, как там тоже вырастет проклятый город?

– Люди, Чарли. Хорошие люди.

– Семь миллиардов людей, копошащихся в одном распадающемся муравейнике.

– Чарли, взгляни сюда. – Она показала на Землю. – Ты видишь «оазис в космосе»? Кажется ли он тебе перенаселенным?

Она меня поймала. Только в космосе могло создаться такое потрясающее впечатление от нашей родной планеты – сплошная, обширная, нетронутая дикая природа. Нигде никого на большой части Земли, и только изредка мерцание огней или крошечная мозаика служат свидетельством существо– вания человека. Человек, возможно, загрязнил до предела атмосферу планеты

– по краям на закате она выглядит не толще яблочной кожуры – но он пока почти не оставил видимых отсюда отметин на поверхности родной планеты.

– Нет, не кажется. Но на самом деле это так, ты сама знаешь. У меня там все время болит нога. Там воняет. Там грязно, полно микробов, там все пропитано злом, окутано безумием, по пояс погружено в отчаяние. Не знаю, за каким чертом я вообще хотел туда вернуться!

– Чарли!

Я понял, как громко кричал, только когда обнаружил, что ей пришлось сильно повысить голос, чтобы перекричать меня. Я замолчал, ужасно злой на себя. «Ты снова хочешь капризничать? Что, последнего раза тебе было мало?» «Извини, – ответил я себе. – Я просто никогда еще не умирал».

– Прости, дорогая, – сказал я вслух. – Мне кажется, я просто несильно интересовался Землей с тех пор, как закрыли «Ле Мэнтнан».

Я начинал это говорить, как шутку, но прозвучало несмешно.

– Чарли, – сказала она странным голосом.

«Вот видишь? Теперь она заведет этот разговор, все сначала».

– Да?

– Почему «Обезьяньи перекладины» то вспыхивают, то гаснут?

Я сразу проверил воздушный баллон, затем соединительную «Y»-трубку, клапаны. Нет, с воздухом у нее было все в порядке. Тогда я посмотрел.

Никаких сомнений. «Обезьяньи перекладины» мигали вдалеке – иллюминация на рождественской елке, светомузыка со вспышкой. Я снова тщательно проверил кислород, чтобы убедиться, что мы не галлюцинируем оба, после чего опять обнял ее.

– Странно, – сказал я. – Не могу себе представить неполадки, из-за которых электрическая цепь вела бы себя таким образом.

– Наверное, что-то попало в солнечный энергетический экран и заставило его вращаться. – Может быть. Но что?

– Черт с ним, Чарли. Возможно, это Рауль пытается нам сигнализировать.

– Если это так, действительно черт с ним. Я больше ничего не хочу сказать, и будь я проклят, если я что-то хочу услышать. Не включай чертовы наушники. О чем мы говорили?

– Мы решили, что на Земле хреново.

– Так оно и есть. Даже хуже. Почему там вообще хоть кто-то живет, Норри? Впрочем, это тоже к черту.

– Не такое это плохое место. Мы там встретились.

– Правда. – Я обнял ее покрепче. – Я думаю, мы счастливые люди.

Каждый из нас нашел свою вторую половинку. И даже до того, как умер.

Сколько таких счастливчиков?

– Том и Линда, я думаю. Диана и Говард в Торонто. Не могу вспомнить больше никого, о ком бы я знала это наверняка.

– Я тоже. Вокруг было больше удачных браков, когда я был ребенком.

Перекладины замигали вдвое чаще. Второй невероятный метеор? Или оторвалась часть панели, отчего остальное стало вращаться быстрее? Это не– приятно отвлекало, и я повернулся так, чтобы не видеть.

– Мне кажется, я никогда толком не понимал, как неправдоподобно мы счастливы. Жизнь, когда в ней есть ты, это потрясающая штука.

– О Чарли! – всхлипнула она, поворачиваясь в моих объятиях.

Несмотря на то, что это было так сложно, она развернулась на сиденье и снова обняла меня. Р-костюм впился мне в шею, наушник с этой стороны царапал ухо, ее сильные руки танцовщицы разбудили ад в моей больной спине, но я не жаловался. Пока ее хватка неожиданно не стала еще сильнее.

– Чарли!

– Мммм!

Она слегка ослабила хватку, но продолжала держаться за меня.

– Что это за черт?

Я перевел дух.

– Ты о чем? – Я повернулся на сиденье, чтобы посмотреть назад. – Что за черт – что?

Мы оба сорвались с сидений машины и повисли на страховочных тросах, оглушенные.

Это было фактически над нами, в пределах сотни метров, такое невозможно огромное, с такими искаженными близким расстоянием пропорциями, что нам потребовалось несколько секунд, чтобы распознать, идентифицировать это как космический корабль. Моей первой мыслью было, что к нам заплыл в гости кит.

«ЧЕМПИОН», – гласили толстые красные буквы, протянувшиеся через нос корабля. И ниже: «Космическая Команда Объединенных Наций».

Я бросил взгляд через плечо, на Норри, затем еще раз проверил воздушную трубку. «Никаких регулярных трасс», – сказал я бессмысленно и включил радио.

Голос был невероятно громкий, но статический шум был настолько сильнее, что я сразу понял: говорят не в микрофон, а обращаются к кому-то в той же комнате. Я помню каждый слог.

– …пые чертовы придурки слишком дурные, чтобы включить радио, сэр.

Кому-то придется вылезти и потрясти их за плечо.

Снова не в микрофон знакомый голос разразился гулким смехом, и радист присоединился к нему. Мы с Норри слушали смех, не в силах заговорить.

Часть меня раздумывала, не засмеяться ли мне тоже, но решила, что я рискую не суметь замолчать.

– Господи Иисусе, – сказал я наконец. – Как далеко человек должен забраться, чтобы побыть немного наедине со своей женой?

От неожиданности настала тишина. Затем там схватили микрофон, и знакомый голос взревел:

– Ах ты, сукин сын!

– Но раз уж вы проделали весь этот путь, майор Кокс, – великолепно произнесла Норри, – мы, так и быть, зайдем к вам выпить пива.

– Глупый сукин сын, – донесся издалека голос Гарри. – Глупый сукин сын.

«Обезьяньи перекладины» перестали мигать. Сообщение дошло до нас.

– После вас, любовь моя, – сказал я, отстегивая воздушный резервуар.

В тот момент, когда я добрался до шлюза, мои последние реактивные двигатели заглохли. Билл Кокс встретил нас в шлюзе с тремя порциями пива.

Мое оказалось превосходным.

Те два глотка, которые мне достались до того, как началась суматоха.

Как Филипп Нолан, я отрекся вслух от некоторых вещей – и был услышан.

Я сделал эти два глотка сразу, и больше мне не досталось. Офицеры и команда откровенно глазели на нас с Норри. При первом глотке я, естественно, решил, что они потрясены тем, что кто-то оказался настолько глуп, чтобы при аварии выключить радио. Ну, я же не думал о смерти как об аварии. Но при втором глотке я заметил некоторую специфическую особенность в том, как они глазели. За одним-двумя исключениями женщины из команды разглядывали меня, а мужчины – Норри. Я не вполне забыл, во что мы были одеты под р-костюмами. Там просто нечего было забывать. Мы были прилично прикрыты из гигиенических соображений, но только-только.

А то, что обычно на земном видеоэкране, едва ли часто встретишь в помещении военного корабля.

Билл, конечно, был слишком джентльменом, чтобы обратить на это внимание. Или, возможно, он понял, что в данной ситуации единственное, что можно сделать практического, так это ее проигнорировать.

– Значит, сведения о вашей кончине были преувеличены, а?

– Напротив, – сказал я, вытирая подбородок рукавицей. – В них забыли упомянуть про наше воскрешение. Что, с моей точки зрения, самая су– щественная часть. Спасибо, Билл.

Он ухмыльнулся и торопливо сказал не слишком понятную вещь:

– Только не задавайте мне очевидных вопросов. При этих словах его глаза слегка забегали. На Земле или при ускорении они бы забегали из стороны в сторону. В невесомости рефлексы действуют несколько иначе, к тому же его «вертикальное» положение не совпадало с моим. Так что его зрачки описали двойные круги, возможно сантиметр в диаметре, и вернулись к нам.

Совершенно ясно было, в чем тут дело. Ответы на мои следующие очевидные вопросы были секретной информацией. Нужно подождать. Хмм.

Я сильно сжал руку Норри – без надобности, конечно, -и попытался найти безобидный ответ.

– Мы в вашем распоряжении, – вот все, что у меня получилось.

Он отвел глаза. Затем за долю секунды он решил, что я не подразумеваю то, что ему показалось, и его усмешка вернулась.

– Вам нужно принять душ и немного поесть. Следуйте за мной ко мне в каюту.

– Ради душа, – сказала Норри, – мы последуем за вами через ад.

Мы отправились.

Это была моя вторая возможность прогуляться, как туристу, по настоящему военному кораблю. И снова я был слишком занят, чтобы обращать на него внимание. Неужели Билл действительно ожидает, что его команда поверит, будто он всего лишь подобрал парочку автостопщиков?

Каждый раз, как только мы оказывались за пределами слышимости кого бы то ни было, я пытался раскачать Билла на ответ. Но в военных кораблях Космической Команды воздушное давление так низко, что звук расходится плохо. Он пренебрегал моими вопросами – а насколько выразительны подошвы ботинок человека?

Наконец мы добрались до его каюты и оказались внутри. Он прислонился спиной к стенке, повис лицом к нам в полностью расслабленной «сгорбленной позе космонавта» и бросил нам пару странных приспособлений. Я осмотрел штуковину, которая досталась мне. Она напоминала наручные часы с приделанным к ним миниатюрным феном для сушки волос. Затем он бросил нам пару сигарет. Я поймал их. Приоритеты масс в военных кораблях отличаются от приоритетов в проектах, которые по существу представляют собой роскошь, как наш проект или операция Скайфэк. Воздушная система «Чемпиона» была примитивной, не только с низким давлением, но и неэффективная. Наручные приспособления были со– вмещенными очистителями воздуха и пепельницами. Я застегнул свою штуковину на запястье и зажег сигарету.