Текст книги "В поисках тебя"
Автор книги: Дженнифер Пробст
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Дилан же пригнул голову и с намеренной медлительностью, которая дала ей понять, что он вовсе не торопится, начал осыпать её бёдра поцелуями. Его язык то набрасывался на неё, познавая чувствительную кожу на внутренней стороне бедра, колене или икре, то медленно отступал. Мысли смешались, Райли тщетно пыталась найти точку опоры, но логики не осталось. Она было попыталась ухватить Дилана за голову и настоять на том, чтобы он перешёл повыше, но попытки остались без внимания: то лёгкий укус здесь, то поцелуй там; его руки непрерывно блуждали по ней, сбивали вверх пуловер и заглядывали в пупок, сжимали бёдра, заигрывали с этой долбанной резинкой трусов, пока с её губ не сорвался стон.
В конечном счёте, он начал постепенно возвращаться вверх, обжигая Райли жаром своей кожи. Всё с той же, словно ничего не стоящей ему медлительностью, Дилан приподнял её тело и помог избавиться от пуловера.
– На вкус ты совсем как в моих мечтах: экзотическая, сладкая.
Голос Райли напоминал наждачную бумагу:
– Это лосьон для тела «Апельсины в цвету».
– И жасмин.
– Да, эта нотка там тоже есть. Эй, Дилан, что ты делаешь? – Глаза Райли молили об оргазме и окончании пытки, но губы Дилана изогнулись в озорной улыбке, давая понять, что у него другие планы.
– Всё делаю. К тому времени как я опробую твою писечку, ты будешь умолять, чтобы я позволил тебе кончить на мой язык. И я на этом настаиваю, Райли. Эта ночь моя, без остатка.
Какая вульгарность. Никто и никогда так с ней не разговаривал, но, как бы то ни было, она истекала влагой, а кожа стала до того чувствительной, что приходилось ёрзать, чтобы хоть как-то её успокоить. Дилан обхватил её груди сквозь чисто-белое кружево, такое же, как на трусиках, и рассмеялся. Соски ещё раньше отвердели и ныли, отчаянно желая вырваться из своей тюрьмы, но он лишь опустил голову, принявшись ласкать Райли сквозь ткань, и раз за разом царапал зубами чувствительные горошины, пока из её горла не начал рваться низкий крик. Когда она наполовину приподнялась и прижалась к Дилану своим набухшим лоном, его эрекция показалась ей огромной. Неожиданно он прикусил один из сосков, и она вскрикнула. Вспышка боли мгновенно превратилась в удовольствие, настолько мучительное, что она замотала головой. Это уж слишком. Всё это было слишком.
– Я этого не вынесу, – простонала она. – Так долго.
Дилан расстегнул лифчик и, обхватив, поднял нагие груди к губам.
– Много никогда не бывает. Только не для тебя. Не знаю, с какими озабоченными идиотами ты общалась, но секс в духе «сунул-вынул, спасибо, мэм» – это не твой стиль.
– Нет, мой!
И тут Дилан всосал её сосок. Райли вцепилась в него с неистовой силой, дугой подалась навстречу, заживо сгорая от необходимости утишить томление между ног, утолить потребность в том, чтобы этот мужчина взял её целиком и полностью, как пожелает его душа, а потом повторил всё снова, снова и снова.
– Открой для меня рот, Райли. – Его настойчивый взгляд горел вожделением. – Сейчас.
Дилан проник языком в её рот, и Райли чуть не захныкала от удовольствия. Этот разбойник выведал все её тайны до единой, а затем ослабил нажим, чтобы дать себе возможность поиграть. Двойной эффект мягкости и жёсткости, нежности и грубости, медлительности и торопливости снёс её внутренние барьеры и не оставил ей ничего – кроме свободы.
К тому времени как Дилан разорвал поцелуй и продолжил спускаться по её телу, Райли была готова капитулировать.
– Пожалуйста, – со вздохом прошептала она, – пожалуйста.
– Уже лучше. Ты почти у цели. – Дилан стащил с неё трусики и уложил нагой, открытой его взгляду. – Ты хоть знаешь, сколько я фантазировал о том, чтобы тебя здесь поцеловать? – Он протянул палец вдоль сочащейся влагой щели, слегка поиграл с клитором, и Райли заёрзала от греховной потребности позволить ему любые вольности. – Хочешь?
– Да!
– Проси меня, Райли. Умоляй.
– П-п-пожалуйста, поцелуй меня там.
– Где?
Она сгорала от смущения, но ей было не до стыдливости.
– Пожалуйста, поцелуй мою киску. Пожалуйста, полижи меня.
– Красота. Ты так прекрасна, прям создана для этого. – Он обхватил её попку и приподнял таз к своим губам. При первом же влажном прикосновении его языка, с губ Райли сорвался протяжный стон. Дилан избегал её клитор, он опять никуда не спешил, бормотал ужасные, грязные слова об её киске, а затем сложил два пальца и вошёл ими внутрь, одновременно полизывая её клитор так легко и нежно, что Райли ощутила, как исчезают остатки её благоразумия.
– Дилан, пожалуйста! Мне надо… Умоляю!
Он, не колеблясь, усилил давление и вонзил три пальца в её истекающее соками лоно.
И она развалилась на части.
Оргазм пронзил тело, украл дыхание, оставил от неё ошмётки. Она кричала и содрогалась под Диланом, но он так и не остановился, всё затягивая и затягивая удовольствие, пока она не превратилась в трепещущий комок обнажённых нервов.
Кости как будто превратились в желе, и Райли рухнула на стол. До её ушей донеслось шипенье расстёгиваемой ширинки, звук рвущейся упаковки. А затем он протащил её по столу, широко развёл ноги, закинул их высоко себе на плечи, и она оказалась полностью открытой любому его желанию.
Его член приостановился перед входом в тело Райли. Продвинулся на несколько сантиметров. Потом ещё. Постепенно он наполнил её полностью, без извинений захватывая всё, что у неё было. Она растягивалась, чтобы его принять, наслаждалась этой теснотой, а затем Дилан переплёл их пальцы и зарылся в глубину.
Его голос срывался.
– Это ты. И почему я не понимал? Это всё время была ты.
Райли не дали времени обдумать его слова или их значение. Дилан полностью вышел, и тут же погрузился до конца, расчехлив свой пульсирующий член по самую рукоять. И снова, снова, снова.
Скачка вышла дикая, долгая, ухабистая и захватывающая.
Второй оргазм унёс её на недосягаемую высоту, где были лишь ощущения того, как Дилан овладевает её телом, движения его бёдер в примитивном танце, пот на их коже – и так без конца, пока…
Пока Райли не разбилась на тысячи осколков, заметив, как в тумане, что он следом за ней пересёк грань. Она схватила его руки, словно те были её единственным якорем, тяжесть Дилана прижала её к столу, и они рухнули в изнеможении.
Она закрыла глаза.
Вместо мыслей была полная и блаженная пустота.
Глава 6
Это смерть? Не, тело-то побаливает. Старею, уже и не помню, когда в последний раз занимался сексом на столе. Разумеется, здесь больше никогда не поешь без мыслей о Райли.
Раздался её голос:
– Может, такое и стоит десяти лет ожидания.
Дилан хохотнул и куснул её в шею – какая она всё-таки сладкая. Всё ещё слегка трепещет после множественного оргазма, вызывая в нём желание повторить всё снова и снова.
– Ну что, негодница, секс вернулся в шкатулку? – Он сполз с неё и выбросил презерватив.
– Нет, я же говорила, его там может и не быть.
– А прелюдия? Оральные ласки?
Она смерила Дилана тем очаровательно-сердитым взглядом, который его неизменно заводил.
– Это тоже секс.
Он повернулся, чтобы поворошить поленья в камине. Любопытно, какими ещё качествами, по мнению Райли, должен обладать её муж? Пока что перечень её требований никуда не годится. Райли уничтожит тихоню-бухгалтера, который будет выполнять все, что она говорит. Сама эта мысль бросает его в дрожь. Она заскучает, если ей не будут бросать вызов, а для него любовь и брак, и дети – главный из жизненных приоритетов.
– Скажи, каким ещё тебе видится это воображаемое, безупречное будущее? – спросил он.
Она с лёгкостью села, явив собой прекрасный силуэт обнажённого тела на фоне полутьмы.
– Чтобы ты мог позабавиться за мой счёт? Ну уж нет.
Он вскинул руку вверх в клятве бойскаута[2].
– Обещаю не насмехаться.
Её нижняя губка слегка выпятилась, намекая, что хозяйка не в духе. Дилан прошёл обратно и прекратил стирать недовольство с её лица поцелуями только после того, как она больно вцепилась в его плечи. Чёрт побери, он снова возбуждался.
– Отлично. Я собираюсь штопать одежду своим детям, а ещё вязать. Свяжу пледы и махонькие пенеточки для мальчика и двух девочек, которые у меня появятся.
Он удивлённо смотрел на неё и ждал концовки, которую так и не услышал. В груди першило от бурного хохота, которому до смерти хотелось вырваться на свободу, но Дилан его поборол, хоть и с трудом.
– Ты рассказывала, что в старших классах завалилась на экзамене по домоводству. Райли, ты же его ненавидела. Да ты рвать и метать будешь, если попытаешься штопать!
Она чуть не задохнулась и наставила на него палец.
– Ишь ты! Я ему, видите ли, говорила! В этот раз я его полюблю. Вязание крючком в моей шкатулке. И муж мой будет заниматься всем уходом за домом: стричь лужайку, чинить водопровод, может быть, даже поможет строить пристройку.
Дилан поджал губы, чувствуя, что вот-вот заплачет.
– Разве ты не зарабатываешь кучу бабла?
Её брови сошлись в одну линию.
– Ну и что?
– С какой стати муж должен заниматься этим дерьмом, если вы в состоянии нанять работников? Ты, что, не собираешься управлять издательством «Шик»? Следующая по плану йога?
Её ледяное молчание говорило само за себя.
Ничего у неё не выйдет. С её-то характером? Помнится, она ему говорила, что не в состоянии усидеть наедине со своими же мыслями, что от бездействия ей хочется спрыгнуть с утёса. У Райли уйма энергии, она классический многозадачник и затоскует без кучи целей и проектов, которыми занимается одновременно. На этот раз Дилан не смог сдержаться и разразился смехом.
– Ты чокнутая. Я готов заплатить, чтобы посмотреть на твою попытку скрестить ноги и спокойно просидеть пять минут. Проклятье, да ты после первой же минуты уже откроешь рот, чтобы заговорить.
Райли спрыгнула со стола и толкнула Дилана.
– Йога в моей шкатулке! Я хочу привнести в свою жизнь размеренность и равновесие, и йога – ключ к достижению этой цели.
Дилан вытер глаза.
– Разумеется, милая. Просто мне кажется, было бы проще, если б ты разобралась в самой себе и нашла кого-то подходящего, а не пыталась измениться. Возьмём, например, меня. Спорю, что подойду твоей шкатулке. «Семейные узы» не просто так нас свели.
Она втянула воздух.
– Ещё чего. Особенно если тебе не по душе вязание, йога и дружба до секса.
Дилан ничего не мог с собой поделать. Ей так шло, когда она сердилась. Он запустил руки в волосы Райли и впился в её губы долгим, глубоким поцелуем, который прервал лишь после того, как она притихла и стала податливой. Только ему под силу укротить Райли Фокс. Теперь остаётся доказать это ей до того, как наступит утро.
– Пойду включу генератор, чтобы у нас снова появился свет. Посиди здесь, и не вздумай одеваться.
Поцеловав её напоследок, Дилан взял свечу и вышел в коридор. Спустился по лестнице в щитовую и спустя несколько минут запустил генератор. Свет, помигав, включился, и Дилан вернулся наверх, готовый приступить ко второму и третьему раундам с женщиной, которая, ворвавшись, вернулась в его жизнь.
Райли успела закутаться в скатерть-дорожку со стола.
Серебристо-золотая обёртка делала её похожей на притягательный рождественский подарок, который осталось только открыть. Когда Дилан увидел Райли при полном освещении – богатую текстуру падающих на плечи волос, нежную безупречную кожу, полные опухшие губы – у него перехватило дыхание.
– Боже, ты великолепна, – прошептал он, и от этих слов её щёки и верхнюю часть груди залил лёгкий румянец. – Почему на тебе скатерть?
Её удивительные глаза, прищурившись, вспыхнули, и она с исключительной надменностью произнесла:
– Потому что мне не нравится ходить голой.
Он ответил волчьей ухмылкой.
– Прикрывать тебя – преступление. Придётся мне тебя в этом убедить.
Он шагнул к ней, но она отпрыгнула, придерживая руками скатерть.
– Нет! Я не шучу, Дилан. Я отказываюсь быть столь нецивилизованной.
Он очень удивился. Какая она всё-таки забавная.
– И это тоже в твоей шкатулке? Проявлять цивилизованность и закрывать то, к чему я только что прикасался, что пробовал на вкус?
Её самообладание так и не поколебалось.
– Точно. Не следовало тебе рассказывать о своей шкатулке.
– Поступай как знаешь, милая. Идём, я хочу тебе кое-что показать. – Он прошествовал к французской двери и раздвинул тяжёлые шторы. Он чувствовал её злобный взгляд обнажённой спиной, но знал, что Райли смотрит и на его голый зад, и что это зрелище ей нравится.
– А что насчёт тебя? – практически пропищала она. – Тебе нужна одежда.
Дилан выгнул бровь.
– Мне удобно голышом. У тебя с этим проблемы?
Её вспыхнувшие щёки и голодный взгляд не остались незамеченными. О да, хорошенько он её сделал.
– Да, проблемы, – строго ответила она. – Я не могу сосредоточиться.
– А я и не хочу, чтобы ты сосредотачивалась, – подмигнул ей Дилан. – Тащи-ка сюда свою очаровательную задницу.
– Хорошо. – Раздражённо фыркнув, она босая потопала к нему. Нарядная скатерть волочилась за ней, словно шлейф королевы. Дилан распахнул французскую дверь, прижал Райли к груди, а затем она наклонилась и выглянула с балкона.
И вдруг потрясённо ахнула.
Зрелище было поистине волшебное: зимняя страна чудес, о которой мечтаешь в детстве. Его дом стоял на вершине горы, и с него открывался изумительный вид на Ринкерз парк. Сосны и вечнозелёные деревья обрамляли весь каток и служили каймой самому парку, покрытому толстой коркой льда. Дополняя сцену, медленно падали крупные снежинки. Вдалеке можно было разглядеть крытый каток и замысловатую карусель с расписными лошадками, которые словно бы застыли во времени. Вокруг парка и в кронах деревьев были развешаны белые сосульки гирлянд.
Дилан купил парк не просто так. Помимо уединения, в котором он так отчаянно нуждался, и его любви к жизни в естественной изоляции, в этом месте было нечто такое, что возвращало ему жизненно-важную крупицу оставленной позади невинности. Здесь он вспоминал о том, что важно, чего он хочет от жизни и от своей постоянной борьбы за обретение равновесия. И взирая на этот вид с Райли в объятьях, со снегом и огнём за спиной, он на краткий миг достиг идеала.
– Здесь так красиво, – прошептала она, будто не желая разрушить чары. – И это всё твоё?
– Да, – в его голосе звучала гордость, – моё.
Она задрожала на ветру, но он не чувствовал ничего, кроме тепла прижатого к нему тела. Желание сделать её своей поднялось из глубин души и обрушилось на него подобно цунами. Дилана буквально трясло. Он нуждался в ней снова, чтобы заклеймить, трахнуть, мучить, ублажать. Полухмельной от желания, он повернулся к ней и припал к её губам.
***
Чтоб его черт побрал.
Как можно наслаждаться видом, да и вообще думать о чём-то, когда он так хорошо выглядит голым? У него потрясающее тело, от слабой поросли золотистых волос до загорелой кожи, сухой мускулатуры и крепких мышц тугой попки, которые играют при ходьбе. Он носит наготу как одежду: уверенно, непринуждённо, словно ему наплевать на всех, кому это не нравится.
Ни одна женщина в мире не осталась бы к нему равнодушной.
Нужда в нём становится невыносимой. Её трясёт под наплывом эмоций. Кажется, она готова забраться внутрь него и испытать всё, что он способен дать. Когда он её поцеловал, она капитулировала. Дилан закинул её руки себе на плечи, притянул для большего и принялся вкушать губы нежными маленькими глотками, и, вдруг, протолкнул язык внутрь и углубил поцелуй. Она воспарила. Дилан стал единственным якорем, который связывает её с землёй, и она невольно спросила себя, не уничтожит ли эта ночь её навеки.
Он отстранился, тяжело дыша – в глазах горел голод.
– Ты нужна мне опять.
Райли промолчала, просто прижалась покрепче, когда он сгрёб её в охапку и начал подыматься по лестнице к себе в спальню. Он не дал ей как следует разглядеть огромную кровать с высоким изголовьем, тёмную древесину, пушистый ковёр и ещё один камин, избавил от скатерти и вплотную прижал к себе. Они оказались восхитительно голыми – грудь к груди, бедро к бедру, губы к губам.
Пировали друг на друге, шарили губами, сплетались языками, пока само его дыхание, вкус, запах не впечатались не только в её тело, но и в душу. Когда же она опустилась перед ним на колени, полностью вбирая его в рот, Дилан застонал со звериной дикостью, которой отозвались потаённые глубины её души. Она обезумела от потребности лишить его последнего самообладания, сжала член и принялась поглаживать стальную длину, нежно пробегаясь зубами по головке. Дилан повторял её имя, руки в её волосах сжались в кулаки, а когда он, в конце концов, разрядился, она вобрала его во всю длину, выдаивая оргазм, и прекратила лишь после того, как он задрожал под ней, полностью капитулировав.
Райли ожидала обычного времени на восстановление, но он поставил её на четвереньки, надел презерватив и начал медленно водить частичной эрекцией по её влажному лону. Райли застонала, отстраняясь, но он снова завладел ситуацией. Дразнил её членом, играл грудями, пощипывал соски, пока они не затвердели и не опухли. Проникнул на несколько сантиметров глубже, передвинул руки ниже и начал поглаживать её живот, клитор, половые губы, отдавая ей себя по чуть-чуть в медлительном, равномерном темпе.
От непрерывного удовольствия надвигающегося оргазма она сделалась его рабыней. Молила, вращала бёдрами, отчаянно желая, чтобы он полностью сделал её своей, и он, словно осознал, что ей требуется, крепко обхватил бёдра и ворвался внутрь.
Райли вскрикнула от резкого ощущения полноты. Сохраняя жестокий, скоростной темп, он взял её с необузданностью, которая её поглотила. Он словно жаждал снова поставить на ней своё клеймо, и она наслаждалась знанием того, что, хотя их занятия любовью далеки от милых, утончённых или поверхностных, зато они представляют собой взаимное утоление базовых, примитивных нужд и потребностей, которое срывает все покровы цивилизованности.
Его руки оставили синяки на коже Райли, впившиеся в матрас пальцы болели, мышцы ныли от натуги. Тем не менее, в гонке к освобождению всё это не имело значения, и когда в конце его пальцы скользнули к клитору, сильно ущипнув и отпустив, она пересекла грань.
Внутри неё всё опустело и разбилось, в горле застрял всхлип. Когда она рухнула, спустившись с греховных вершин удовольствия, он был рядом, бормоча в ухо нежные, бессмысленные слова, и она тотчас же поняла, что в безопасности.
Время потеряло значение. Что такое секунды? Часы? В конце концов, он скатился с неё, поцеловал в висок, отвёл с лица волосы и прошептал на ухо:
– Готова?
Райли застонала. Только не это. Она не вынесет ещё один оргазм… умрёт. Она покачала головой.
– Нет.
– Я тебя всё равно возьму.
– Мне нужна передышка. Отдых. – Она слабо толкнула его в грудь.
– Какие у тебя грязные мысли. Я собираюсь взять тебя кое-куда ещё.
– Куда?
Он ответил ей волчьей ухмылкой, озорной и до чёртиков сексуальной.
– Кататься.
Глава 7
Дилану нравилось смотреть, как она моргает с осоловелой томностью и, потягиваясь, открывает его взгляду свою восхитительную наготу. Она чуть ли не мурлыкала от удовольствия, и Дилан чувствовал себя каким-то, мать его, супергероем от одного знания, что это он её удовлетворил.
– Не понимаю.
Его губы изогнулись.
– Я беру тебя кататься на коньках. Пошли. У меня есть ещё одни утеплённые штаны и лыжная куртка.
Её опухшие губки надулись.
– Зовёшь меня наружу? Там метель, если ты забыл. – От стекла со звоном отскакивали ледяные дробинки. Дилан поцеловал её в лоб и встал.
– Боже, чтобы посмотреть на каток лучшего времени не придумаешь.
Она покачала головой, и её тёмные, спутанные волосы упали на обнажённые плечи.
– Даже не знаю. Твоя идея мне кажется не слишком разумной. – Она попыталась заползти обратно под одеяло. – Я уже видела каток с балкона.
Он рассмеялся и навис над ней, вытягивая ящик комода.
– Похоже, небольшая мотивация тебе не помешает.
– Я завтра ходить нормально не смогу после такой мотивации.
– Хм, а у тебя и впрямь грязные мысли. Как бы ни хотелось мне принять твой вызов, думал я скорее о сахаре.
Райли выглянула из-под простыни.
– О сахаре?
Он вытащил большой батончик тёмного шоколада, сдвинул фольгу и отломил кусочек.
– Открой ротик. – Тело её содрогнулось, губы раздвинулись, и, положив шоколад ей на язычок, Дилан принялся смотреть, как она стонет, полузакрыв глаза от блаженства. Чёрт, какая она всё-таки чувственная.
– Ну как, хорошо?
– Божественно. Мне не стоит удивляться, что ты хранишь шоколад в комоде. Когда-то ты складировал эти семидесяти пяти граммовые батончики «Херши». Я ещё не забыла, как убирала в общежитии бесконечные обёртки.
Он пожал плечами и закинул кусочек себе в рот.
– Никогда не знаешь, когда тебе понадобится себя поддержать. Нам-то помогло. А ты до сих пор вёдрами поедаешь «Лаки Чамз[3]», когда расстраиваешься?
Она удивлённо посмотрела на него.
– Ты это помнишь?
– Разумеется. В преддверии выпускных я всё время находил эти маленькие пакетики с зерновыми. Ты всегда уничтожала маршмэллоу в первую очередь.
– О, это лучшая часть.
Доели они в благостной тишине. После того, как Райли подкрепилась, он тщательно завернул батончик и вернул его в ящик. К её губе прилипла крошка расплавленного шоколада, и Дилан наклонился, в поцелуе слизывая остатки сладости. В его объятьях Райли казалась такой мягкой, тёплой и податливой, словно всегда предназначалась для них. Отстранился он с сожалением.
– Ну вот, мы готовы. – Сделав вид, что не слышит её стон, он прошёл к шкафу и начал вытаскивать одежду. – Обещаю, ты не разочаруешься.
Райли заворчала под нос, но он заметил её полуулыбку.
Он швырнул несколько вещей на кровать и надел тёплые штаны и термофуфайку.
– Смотри, не забудь надеть носки, чтобы ногам было тепло. Я вот-вот вернусь.
Чувствуя себя как ребёнок на Рождество, Дилан спустился по лестнице в подвал, свернул в коридор, ведущий в щитовую, и потратил пару минут на то, чтоб повернуть выключатели и всё настроить. После тщательной проверки всех цепей он вернулся к себе в спальню.
Райли уже оделась – готовая в путь. В фиалковых глазах светилось любопытство, но руки были скрещены на груди чрезмерно большой куртки.
– Чувствую себя какой-то палкой колбасы. Разве я не говорила, что не в восторге от сюрпризов и спонтанных решений?
– Им тоже не мешало бы быть в твоей шкатулке. Тебе нужен мужчина, который станет бросать тебе вызов, расталкивать твои барьеры, подстёгивать попробовать что-то новенькое.
– Вряд ли мне понравится катание на коньках, – проворчала она.
Проклятье, она выглядела такой очаровашкой. Утонула в его одежде, зато ей будет тепло и сухо, чего он и добивался.
– Тебе понравится. Идём.
Райли топала в слишком тяжёлых ботинках позади Дилана, пока тот вёл её вниз по лестнице, через темноватые коридоры в секретный туннель, крепко держа за руку одетой в перчатку рукой.
– Послушай, приятель, хоть я тебе и доверяю, но весь этот антураж разит второсортными фильмами ужасов.
– Не беспокойся. Я уже сорвал твою одежду и тебя изнасиловал.
– Ну да, очень остроумно.
Дверь открылась. За ней гудели и жужжали огромные машины, но Дилан не стал останавливаться. В конечном счёте, они вышли из дома на большую открытую террасу, которую едва освещал свет.
Порыв ветра оцарапал щёки Райли своими ледяными ногтями. Они пригнули головы, и Дилан прибавил ходу.
– Осталось совсем чуть-чуть.
– Холодно! Снега уже сантиметров на тридцать, и он всё падает. Дилан, может откажемся от твоего плана, снова избавимся от одежды и выпьем горячего какао, потому что это несколько… О боже!
Райли остановилась как вкопанная. Он с чувством глубокого удовлетворения вбирал расстилавшийся перед ним вид. Да, он купил парк именно по этой причине. Это-то он и хотел ей показать.
Холмы покрывала штриховка облетевших деревьев, которые обступали каток так, что казалось, будто его баюкает в своих ладонях природа-мать. Ослепительным огненным видением мерцали протянутые средь ветвей бесконечные белые гирлянды. А в середине стояло большое, ярко украшенное рождественское дерево – миниатюрная версия ёлки перед Рокфеллеровским центром[4]. Из динамиков лились рождественские гимны. Каждый сантиметр почвы скрылся под девственно-белым покровом, а корка льда преломляла тысячи лучей света, словно горделиво сияющий бриллиант. Замысловатая кровля защищала основной каток и ворота вокруг него от любых погодных условий, позволяя гостям пользоваться им в непогоду. Ясное дело, она обошлась недёшево, но оно того стоило. Не нуждаясь в круглосуточной команде, которая чистила бы каток в метели и обычные снегопады, он столько сэкономил на его обслуживании.
Райли сжала его пальцы и произнесла хриплым шёпотом:
– Я чувствую себя так, словно попала в «Холодное сердце»[5].
– Хм. Ты же, вроде, не смотришь детские мультики.
– Этот тоже получил Оскара. А теперь утихомирься, а не то накажу тебя, спою «Отпусти и забудь».
– Не будь такой вспыльчивой, – улыбнулся он. – Поэтому-то я и купил Ринкерз парк. Когда приходишь сюда, веришь в нечто большее, нечто прекрасное. Разве не это нужно каждому человеку?
Она повернулась, чтобы взглянуть на него, и что-то поменялось. Дилан затаил дыхание, понимая, что барьер между ними пал, искренние чувства в её глазах не оставляли в этом сомнений. Он нагнулся к ней, прижался поцелуем к её трепещущим губам. И улыбнулся.
– Давай покатаемся.
Чтобы добраться до галереи, где Дилан держал коньки и снаряжение, им пришлось прогуляться по снежным наносам. Пару раз падая, она ругала под нос его сумасбродную идею, а когда он тащил её сквозь глубокий, до бедра, снег, висла на его руке. А затем он быстро нашёл им коньки и повёл Райли на каток.
Первые двадцать минут он давился смехом. Она не только хваталась за ограду и отказывалась её отпустить, пока не будет готова, но и хмурилась, бурчала, злилась, потому что он умел кататься безупречными восьмёрками, задом и передом, а она сама во время нескольких неуверенных попыток приземлилась на свою очаровательную попку.
Впрочем, когда под влиянием присущего ей упрямства Райли выехала на середину катка, решив действовать по принципу «учись плавать или тони», Дилан насладился метаморфозой. Она пошла на риск, как шла на риск в большинстве решений, которые принимает в жизни.
И поплыла.
Он подкатил к ней, взял за руки, и они заскользили уверенно и легко. От разбросанных вокруг глыб снега и сверкания льда атмосфера казалась ещё более волшебной. Дилан всецело отдался мгновению. Ему не нужен был разговор, только присутствие женщины, в которую он влюбился за один вечер.
– Мой папа хотел мальчика, – сообщила она.
Дилан не ответил. Понял каким-то шестым чувством, что лучше молчать, потому что в её душе происходит нечто важное, и он не желает это сглазить. Через минуту Райли продолжила:
– Когда я родилась, папа был разочарован. Разумеется, я поняла это гораздо позже, после трагедии. Конечно, я знала, что он холодноват со мной, и всё чисто женское его, похоже, не интересует, но у меня была мама, так что меня это не задевало. Мир папы вращался вокруг моего брата. Он был на три года младше. Его звали Риком.
Дилан сглотнул. Он заметил, что она говорит в прошедшем времени, и понял, что история не из простых. Тем не менее, он продолжал кататься, поскольку знал, что, если приостановится или скажет хоть слово, Райли замолкнет.
– Я не слишком ревновала, потому что тоже обожала брата. Папа всё время подталкивал его к свершениям: в спорте, учёбе, завоевании места под солнцем. Он мечтал, что Рик преуспеет, и всё время говорил о том, что он возглавит какой-нибудь супер-конгломерат или создаст собственный бизнес. Рик обычно закатывал глаза и отшучивался… у него было великолепное чувство юмора и все души в нём не чаяли. Мама меня воспитывала редко, довольствовалась тем, что я счастлива, а папа полностью сосредоточился на том, чтобы сделать из Рика успешного человека.
Тут в динамиках над их головами песенку «Звените, бубенцы[6]» сменил гимн «Счастливого Рождества». Они сделали ещё несколько кругов, после чего она сумела продолжить:
– 11 июня 1998 года Рик с мамой погибли в автокатастрофе. Мне было шестнадцать. Ему – тринадцать. Парень заснул за рулём и… лобовое столкновение. Никто не выжил.
– После их гибели всё изменилось. Папа бродил по дому, словно привидение, как и я. Я чувствовала такую вину за одержимость своим положением в классе, за то, что втрескалась в парня с занятий по биологии и надеялась, что он пригласит меня на свидание. Чувствовала себя такой дурочкой, оттого, что беспокоилась о чепухе, в то время как брат столько работал, чтобы исполнились желания отца. Чтобы стать безупречным, успешным.
Она замолкла.
– Как ты поступила? – спросил Дилан.
– Изменилась. Мне пришлось. Прекратила волноваться о друзьях и мальчиках, всё время училась. Решила дать папе то, чего мы все лишились и почтить память Рика. В некотором смысле это было не так уж сложно. Я научилась сосредотачиваться на главном. Пожалуй, нужные задатки были у меня всё время, но меня никогда не подталкивали чего-то добиваться. Мне понравились сдержанность и дисциплина, которые нужны при достижении целей, и я научилась полагаться только на себя. Так намного проще, чем лавировать среди условностей общества, взаимоотношений и подростковых тревог. Моя жизнь внезапно стала… безмятежной.
Дилан боролся с потребностью её обнять и утешить. Ему стало ясно, откуда у неё целеустремлённость и талант. Разумеется, она заняла место брата. Разумеется, она посвятила жизнь тому, чтобы стать гордостью отца. Вероятно, в ней всегда были эти качества, но они не могли расцвести, когда в центре внимания находился её брат. Его сердце болело за семью, которой они были, за девочку, которой больше нет, и за её жертвы. Но он чувствовал, Райли долго держала эту историю в себе, и та отравляла её как гнойник. Чтобы её рана исцелилась, её надо вскрыть. Ей надо поделиться наболевшим и очиститься.
– А папа замечал твои успехи?
У неё вырвался тихий вздох.
– Нет. Но я его не виню. Я знаю, он меня любит. Знаю, он гордится мной и тем, чего я достигла, когда создала издательство «Шик». Он поместил обложку из «Форчун» в рамку и повесил её в гостиной. Однако пустоту, которая возникла после смерти мамы и Рика, невозможно заполнить, так что неважно, насколько я хороша. И, может, это нормально. Может, так и должно быть.
Дилан остановился. Приподнял её подбородок. Его тело, сердце, душу охватила нежность. Она ожесточённо моргала, её лицо выражало смущение, грусть и тоску.
– Готов спорить, твои мама с братом каждый день смотрят на тебя сверху и очень гордятся тем, кем ты стала. Другие пали бы духом и сдались, скулили, жаловались и выискивали оправдания. Райли Фокс, ты замечательная женщина, замечательная дочь и замечательная сестра.
