Текст книги "Наследие Хоторнов"

Автор книги: Дженнифер Барнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 12

Джеймсон поспешил следом. Понятное дело. Теперь главное было добежать первой.

Я забежала к себе в спальню и достала диск из ящика стола. Соотнесла пятую букву на внешнем круге с двенадцатой на внутреннем. «Д» и «К». А потом, когда в затылок мне уже задышал Джеймсон, упершись руками в столешницу и замерев до опасного близко от меня, я начала расшифровку.

Т-А-Й-Н…

Не успела я дорасшифровать первое слово, как сердце затрепетало. Получается! Тайны! С них начинался шифр! Вранье.

Джеймсон схватил было ручку со стола, но я отняла ее.

– Моя комната. И ручка тоже. И шифровальный диск, – заявила я.

– Формально тут все твое, Наследница. Не только ручка с комнатой.

Я проигнорировала это замечание и продолжила подставлять буквы, пока передо мной не предстал полный текст послания. Я перечитала его, добавила пробелы, разбила на строки – и получилось еще одно стихотворение.

Возможно, его сочинил сам Тобиас Хоторн.

 
Тайны, вранье,
вам – презренье мое.
Ядовито то древо —
ты сам посуди.
С., и З., и меня уже не спасти.
Те улики, что выкрал,
Таятся во тьме,
Но свет все откроет,
что пишу на…
 

Я подняла взгляд. Джеймсон стоял, как и прежде, склонившись ко мне. Его лицо было так близко, что я чувствовала его дыхание на щеке. Я отодвинула стул – так, что он в него врезался, – и резко встала.

– Вот и все, – заключила я. – На этом текст обрывается.

Джеймсон прочел стихотворение вслух.

– Тайны, вранье, вам – презренье мое. Ядовито то древо – ты сам посуди. С., и З., и меня уже не спасти. – Он немного помолчал. – Должно быть, С. – это Скай, а З. – Зара.

– Те улики, что выкрал… – подхватила я и тоже задумалась. – Что еще за улики…

– Таятся во тьме, но свет все откроет, что пишу на… – закончил Джеймсон и задумчиво примолк, а у меня в голове точно что-то щелкнуло.

– Тут не хватает одного слова! – сказала я.

– И оно рифмуется с «во тьме».

Спустя мгновенье мы оба бросились к выходу. Мы снова спешили длинными коридорами к заброшенному крылу Тоби. И остановились лишь у самой двери. Джеймсон посмотрел на меня и переступил порог.

 
Но свет все откроет,
что пишу на…
 

– Стене, – прошептал Джеймсон, точно прочел мои мысли. Он тяжело дышал – казалось, его сердце колотится даже быстрее моего.

– Но на какой из стен? – спросила я, тоже переступая порог.

Джеймсон повернулся – на триста шестьдесят градусов. На мой вопрос он отвечать не стал, так что я задала еще один.

– Невидимые чернила?

– Наконец-то ты стала мыслить как Хоторн. – Джеймсон закрыл глаза. Даже со стороны ощущалось, до чего мощная энергия сейчас в нем пульсирует.

Она кипела и во мне.

– Свет все откроет.

Джеймсон раскрыл глаза и снова повернулся – на этот раз лицом ко мне.

– Наследница, нам нужна ультрафиолетовая лампа.

Глава 13

Выяснилось, что одной лампы не хватит. Но нам повезло: в семействе Хоторн нашелся человек, владевший сразу семью нужными приборами, – и это был Ксандр. Вооружившись лампами, мы втроем стали бродить по спальне Тоби. Верхний свет мы выключили, и моему взгляду открылось такое, что у меня ноги подкосились.

Тоби оставил не просто какое-то там сообщение на стене спальни – все стены в комнате были исписаны тысячами слов. Тоби Хоторн вел дневник. Вся его жизнь была описана на стенках его крыла в Доме Хоторнов. Когда он начал вести эти записи, ему было лет семь-восемь, не больше.

Мы погрузились в чтение, не говоря ни слова. Тон дневниковых записей Тоби шел вразрез с тем, что мы нашли у него в крыле – и с наркотиками, и с зашифрованным посланием, и с «Древом яда». Все это принадлежало Тоби, раздираемому гневом. Но юный Тоби куда сильнее походил на Ксандра. Все его заметки были преисполнены жизнелюбия. Он рассказывал о своих экспериментах, которые временами приводили к взрывам. Он души не чаял в старших сестрах. Днями напролет пропадал в стенах поместья. Боготворил отца.

Что же изменилось? – спрашивала я себя, жадно продолжая чтение заметок за двенадцатый год жизни Тоби, а потом за тринадцатый, четырнадцатый, пятнадцатый. Но вскоре после шестнадцатого дня рождения произошел слом.

Этот день Тоби описал кратко: «Они лгали».

И лишь спустя многие месяцы – а то и годы – Тоби наконец передал суть той самой лжи. Рассказал, что обнаружил, почему разозлился. Когда я добралась до этого признания, тело вмиг отяжелело, будто налилось свинцом.

– Эйвери? – Ксандр прервал свои дела и обернулся ко мне. Джеймсон по-прежнему читал записи на космической скорости. Должно быть, он уже прочел о той страшной тайне, которая меня потрясла, но его великолепная концентрация нисколько не поколебалась. Он был точно ищейка, взявшая след, а мое тело словно бы взбунтовалось против меня.

– Эй, дружок, ты как? – спросил Ксандр, опустив руку мне на плечо. Но я почти не почувствовала прикосновения.

Я не могла сделать ни шага. Не могла прочесть больше ни слова. Потому что ложь, о которой писал Тоби Хоторн, и тайны, упомянутые в стихотворении…

Сводились к тому, кем он был на самом деле.

– Тоби усыновили, – я посмотрела на Ксандра. – Об этом никто не знал. Ни Тоби. Ни его сестры. Вообще никто. Твоя бабушка имитировала беременность. Когда Тоби было шестнадцать, он нашел доказательство. Не знаю, какое именно. – Я все говорила без остановки. И никак не могла успокоиться. – Его усыновили тайно. Он даже не знал, законно ли это.

– Но зачем скрывать усыновление? – спросил Ксандр. Судя по голосу, он тоже был потрясен.

Хороший вопрос, но думать над ответом не было сил – потому что в голове засела мысль: если Тоби Хоторн биологически не связан с семейством Хоторнов, значит, и ДНК его отличается от их.

И у его детей она тоже другая.

– Его почерк… – с трудом шевеля губами, произнесла я. Он был повсюду, и теперь, присмотревшись, я обнаружила то, что стало заметно сразу же, как только его детские каракули сменились более взрослым почерком.

Лет с двенадцати-тринадцати Тоби Хоторн выбрал причудливую манеру письма – необычную смесь печатных букв и курсива. И я такое уже видела.

Есть у меня одна тайна, – сказала мне мама меньше чем за неделю до своей гибели, – о том дне, когда ты появилась на свет.

Глава 14

Поздней ночью я сидела в широком кожаном кресле за столом Тобиаса Хоторна и смотрела на свое свидетельство о рождении и подпись, выделенную миллиардером. Имя было отцовское, а вот почерк точь-в-точь такой, как на стенах в крыле у Тоби.

Запоминающаяся мешанина из печатных букв и курсива.

Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении. Я не в силах была произнести это. Я думала о Рики Грэмбсе. К семи годам я поняла: хватит с меня его издевательств, но в шесть еще считала его центром вселенной. Он приезжал к нам в городок, забирал меня у мамы, много со мной гулял. Называл своей девочкой, говорил, что привез мне подарок. И разрешал взять себе все, что ни заваляется у него в карманах: ручку, мелочь, мятную конфетку из кафе.

Лишь спустя годы я поняла, что все его «драгоценные подарки» были ненужным хламом.

Зрение помутилось. Сморгнув слезы, я снова уставилась на подпись: на имя «Рики», выведенное рукой Тоби.

Есть у меня одна тайна о том дне, когда ты появилась на свет, – произнес мамин голос. Он прозвучал в памяти так отчетливо, словно она была в моей комнате. Одна тайна. В эту игру мы играли всю мою жизнь. Мама виртуозно угадывала мои секреты. А вот я ее – никогда.

И вот ее тайна лежит передо мной. Обведенная на листе бумаги.

– Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении. – Больно было говорить об этом. Больно было вспоминать все партии в шахматы, сыгранные с Гарри.

Рики Грэмбс даже трубку не удосужился взять, когда мамы не стало. А Тоби? Появился спустя несколько дней. А если он и впрямь был усыновлен, то есть не являлся Хоторном биологически, тогда ДНК-тесты, проведенные Зарой и ее супругом, ничего не значили. Они больше не позволяли мне откреститься от простой причины, по которой Тобиас Хоторн мог оставить свое состояние чужаку.

Я не была чужаком.

Почему «Гарри» отыскал меня сразу же после маминой смерти? Зачем техасский миллиардер приехал в новоанглийскую забегаловку, где работала моя мать, когда мне было всего шесть? Почему Тобиас Хоторн завещал свои богатства мне?

Потому что его сын – мой отец. Все, о чем мы думали раньше – дата моего рождения, имя, головоломка, которая казалась разгаданной братьям Хоторнам – да и мне тоже, – все это можно было обозначить словами, которые Джеймсон произнес тогда в туннеле: ложный путь.

Мне не сиделось на месте, и я вскочила. Долгие годы мне не нужен был никакой отец. Я научилась не ждать ничего. Защищаться от боли. А теперь мне вспомнилось, как вел себя Гарри, когда я его обыгрывала: да, на лице появлялась расстроенная гримаса, но глаза сияли. Он звал меня «принцессой» и «ужасной девчонкой», а я его – «дедулей».

Я рвано выдохнула. Встала, подошла к двойным дверям, разделявшим кабинет и балкон. Распахнула их, вышла. Они захлопнулись у меня за спиной.

– Тоби Хоторн подписал мое свидетельство о рождении, – голос сел и плохо слушался, но я должна была произнести это. Чтобы поверить в эти слова, надо было их услышать. Я глотнула воздуха и попыталась сделать вывод из этих слов, но не получилось.

Я физически не могла это произнести. Да даже мысленно.

Внизу, в бассейне, я уловила какое-то движение. Грэйсон. Он плавал брассом, рассекая воду уверенными, быстрыми движениями рук. Даже издалека видно было, как перекатываются мышцы под кожей. А скорость никогда не менялась – сколько ни следи.

Интересно, подумала я, может, он специально себя изнуряет, лишь бы от чего-то отвлечься. Заглушить какие-то мысли в голове. Удивительно, но мне при взгляде на него дышать становилось и легче, и сложнее одновременно.

Наконец Грэйсон выбрался из бассейна. И, точно влекомый шестым чувством, поднял голову. На меня.

И я уставилась на него. Сквозь ночь, сквозь пространство, разделявшее нас. Он первым отвел взгляд.

Я привыкла к тому, что люди уходят. Научилась ничего и ни от кого не ждать.

Но, вернувшись в кабинет Тобиаса Хоторна, снова уставилась на свидетельство о рождении.

Нет, я не смогла бы проигнорировать это. Сделать вид, что Тоби – Гарри – ничего не значит. И пускай он солгал мне. Пускай позволил жить в машине и покупать ему завтрак, ему, выходцу из богатейшего в мире семейства.

Он мой отец. Нужные слова наконец пришли. Беспощадный приговор. Его было уже не отменить. Это единственно возможный вывод. Я заставила себя произнести это:

– Тоби Хоторн – мой отец.

Так почему он мне об этом не сказал? Где он теперь?

Мне необходим ответ. Это уже не загадка, требующая разрешения, – и не очередной виток головоломки. Никакая не игра – во всяком случае для меня.

Все переменилось.

Глава 15

– Нам надо поговорить. – Джеймсон отыскал меня в архиве (вычурное название «библиотеки» в Хайтс-Кантри-Дэй) на следующий день. До этого в школе он меня сторонился.

И вот мы наконец остались наедине, если не считать Эли.

– Мне надо закончить домашку по матану, – буркнула я, не глядя на него. Мне сейчас хотелось побыть одной. Хорошенько обо всем подумать.

– Сегодня день «Е», – заметил Джеймсон и сел на соседний стул. – И у тебя много окон между уроками.

Модульная система обучения в Хайтс-Кантри-Дэй была до того запутанной, что я и собственное-то расписание не могла запомнить. А Джеймсон умудрился выучить и мое.

– Я занята, – упрямо повторила я, сердясь на себя за то, что всегда так остро ощущаю его присутствие. А ему только это и надо.

Джеймсон откинулся на спинку стула – тот приподнялся на задние ножки – потом вернул его в нормальное положение и наклонился ко мне, чтобы прошептать прямо на ухо:

– Тоби Хоторн – твой отец.

* * *

Я пошла за Джеймсоном. Эли, который не мог слышать его шепота, устремился за нами. Мы вышли на улицу из главного корпуса, пересекли двор и проследовали по каменной дорожке к Центру искусств. Затем прошли мимо ряда студий и оказались у двери с табличкой «Театр „Черная ложа” – это было огромное квадратное помещение с черными стенами, полом и потолком в тон, оборудованным сценическим освещением. Джеймсон пощелкал выключателями, и над нами вспыхнули лампочки. Эли занял позицию у порога, а мы с Джеймсоном уединились в дальнем углу.

– То, что я сказал тебе в архиве – лишь предположение, – негромко заметил Джеймсон. В комнате была потрясающая акустика – чтобы голоса актеров было хорошо слышно. – Переубеди меня.

Я покосилась на Эли.

– Я нашла тайник в столе твоего дедушки, – начала я, осторожно подбирая слова. – Там обнаружилась копия моего свидетельства о рождении.

Имени Тоби я упоминать не стала. Ни к чему при посторонних.

– И что же? – уточнил Джеймсон.

– Оно было подписано именем моего отца, – я до того понизила голос, что Джеймсону пришлось подойти ко мне вплотную, чтобы лучше слышать. – Но почерк не его.

– Я так и знал, – сказал Джеймсон и начал расхаживать из стороны в сторону, но через пару секунд обернулся ко мне, не успев далеко уйти. – Наследница, ты вообще понимаешь, что это значит? – спросил он, и в его зеленых глазах заплясали огоньки.

Да, я понимала. И даже раз сумела произнести это. В этом был смысл – гораздо больший, чем в чем-либо другом, выяснившемся с момента оглашения завещания.

– Могут быть и другие объяснения, – хрипло проговорила я, пускай и сама в это не верила. Есть у меня одна тайна. Мама вряд ли могла придумать такую игру на пустом месте. Всю мою жизнь она намекала на то, что существует какой-то секрет.

Бесконечно важный.

И связанный со мной.

– Это все объясняет – объясняет в духе Хоторнов, – Джеймсон с трудом сдерживал чувства. Позволь я ему, он бы наверняка подхватил меня на руки и закружил по комнате. – Двенадцать зайцев – один выстрел, Наследница. Что бы там ни случилось двадцать лет назад, старик хотел возвратить блудного сына и использовал для этого тебя!

– По-моему, ничего не вышло, – с горечью произнесла я. Как-никак я была главной мировой сенсацией. Я понятия не имела, где сейчас Тоби, зато ему про меня все было известно.

Если он правда мой отец, то где он? Почему не рядом?

Джеймсон, словно уловив мои мысли, подошел ближе.

– Давай отменим пари, – тихо предложил он.

Я вскинула голову и уставилась на него. Я искала на лице какой-нибудь знак, намек на то, что он на этот раз задумал.

– Дело серьезное, Наследница, – сказал он. Если бы передо мной стоял кто-нибудь другой, в его голосе наверняка засквозили бы ласковые нотки. Вот только Джеймсону Хоторну ласка была чужда. – Настолько, что дополнительная мотивация нам уже ни к чему. Поодиночке мы эту загадку разгадывать не станем.

Было что-то неотвратимое в том, как он произнес «мы», но я выдержала его напор.

– Я сейчас в эпицентре событий, – заметила я. До чего легко было отпустить тормоза и будто вернуться в прошлое. Позволить себе вновь поверить, что мы одна команда. – Я тебе нужна.

Вот что это значит. Ласковый тон. Мы.

– А тебе, значит, никто не нужен? – спросил Джеймсон, шагнув вперед. А когда он протянул руку и коснулся меня, я не отстранилась – вопреки голосу рассудка, зазвучавшему на самых задворках разума.

За последние двенадцать часов мой мир перевернулся с ног на голову. Мне нужно было… хоть что-то. Это могло ничего не значить, и даже чувства не обязательны.

– Ладно, – проговорила я хрипло. – Отменяем пари.

Я думала, что сейчас он меня поцелует – воспользуется минутной слабостью, прижмет меня к стене, дождется, пока я потянусь к нему, пока скажу да. Казалось, он и впрямь этого хочет. И наши желания совпадали.

Но вместо этого Джеймсон отступил на шаг, склонил голову набок и спросил:

– Не хочешь прогуляться?

* * *

Через пару минут мы оказались на крыше Центра искусств. На этот раз Эли не успел занять место у двери – Джеймсон захлопнул ее прямо у него перед носом.

Мой телохранитель постучал в нее костяшками, а потом заколотил кулаком.

– Все хорошо, – крикнула я ему, не сводя глаз с Джеймсона: тот подошел к самому краю крыши и остановился. Носки его элегантных туфель зависли в воздухе. Ветер усилился.

– Осторожнее, – предупредила я, хотя Джеймсону едва ли было известно подлинное значение этого слова.

– Забавно, Наследница. Дедушка часто повторял, что у всех мужчин из семейства Хоторнов по девять жизней, – Джеймсон повернулся ко мне. – У мужчин из семейства Хоторнов по девять жизней, – повторил он. Он явно имел в виду Тоби. Старик знал, что его сын выжил. Но обходился одними намеками, пока не написал то письмо Ксандру.

– Найди Тобиаса Хоторна Второго, – тихо произнесла я.

Выдержав мой внимательный взгляд, Джеймсон исчез за ближайшей колонной и вернулся с рулоном искусственной травы и ведерком мячиков для гольфа. Он поставил ведро, расстелил рулон, потом снова нырнул за колонну и возвратился уже с клюшкой. Выхватил мячик из ведра, положил его на покрытие и стал готовиться к удару.

– Я прихожу сюда, чтобы побыть одному, – пояснил он, поглядев на живописные леса, раскинувшиеся позади кампуса. Расставив ноги на ширину плеч, он замахнулся и ударил по мячику. Тот взмыл над Центром искусств и исчез в лесном массиве. – И нет: я не хочу тебя упрекнуть в нервозности, Наследница. Или намекнуть, что тебе сейчас нелегко. Но, знаешь, – он протянул мне клюшку, – порой тоску надо выбивать.

Я уставилась на него, не веря своим ушам, а потом улыбнулась.

– Это же против правил.

– Каких еще правил? – с усмешкой переспросил Джеймсон. Я не стала брать клюшку, и тогда он положил на траву еще один мячик и занял позицию для удара. – Позволь посвятить тебя в одну фамильную тайну Хоторнов, Наследница: победа важнее любых правил, – он немного помолчал, а потом продолжил: – Я не знаю своего отца. Скай никогда к нам не питала так называемых материнских чувств. Нас воспитывал дед. Он кроил нас по своим лекалам. – Джеймсон снова замахнулся, и второй мячик взмыл в небеса. – Ксан вырос гением мысли. Грэйсон – благородным красавцем. У Нэша комплекс спасателя. А я… – еще один мячик. Новый удар. – А я не умею сдаваться.

Джеймсон снова обернулся ко мне, и я вспомнила, как его описывала Скай, говоря, что он «вечно чего-то жаждет».

Я взяла клюшку. Мои пальцы скользнули по его руке.

– Я никогда не сдаюсь, – задумчиво произнес он, – но именно Ксандру дед велел отыскать Тоби.

А Эли все колотил в дверь, ведущую на крышу. Надо уже прекратить его мучения. Я поглядела на Джеймсона. Надо идти. Но я не могла. Джеймсон наконец вот-вот мог мне открыться, рассказать, каково это – вырасти в доме Хоторнов.

Я подошла к ведру с мячиками и бросила один на траву. Никогда прежде не держала в руках клюшку. Я понятия не имела, что творю, но мне ужасно понравилось. Порой тоску и впрямь надо выбивать.

Первый раз я попала мимо мячика.

– Опусти голову ниже, – велел Джеймсон. Он встал сзади и показал, как правильно взять клюшку, обхватив руками мои и координируя движения от плеча до кончиков пальцев. Даже сквозь ткань форменного пиджака я ощущала жар его тела.

– Попробуй еще разок, – прошептал он.

На этот раз замах мы делали вместе, наши тела двигались синхронно. Я почувствовала, как расправились мои плечи, ощутила движение Джеймсона за спиной, каждой клеточкой тела уловила контакт между нами. Клюшка ударила по мячику, и он взмыл в воздух.

Меня накрыло волной чувств, но теперь я не стала их сдерживать. Джеймсон ведь привел меня сюда, чтобы я дала им выход.

– Если Тоби и впрямь мой отец, – произнесла я – неожиданно громко, – где он пропадал всю мою жизнь?

Я обернулась к Джеймсону, прекрасно осознавая, что он стоит чересчур близко.

– Ты ведь знаешь, как мыслил твой дед, – с жаром произнесла я. – Знаешь его любимые фокусы. Что мы упустили?

Мы. Я сказала «мы».

– Тоби «умер» за несколько лет до твоего рождения, – ответил он. Джеймсон всегда смотрел на меня так, будто ответ мне уже известен. Будто я и есть ответ! – Пожар на острове случился двадцать лет назад.

Наши мысли заструились в едином русле. Со дня пожара прошло двадцать лет. Двадцать лет назад Тобиас Хоторн переписал завещание, лишив богатств всю семью. И тут меня посетила внезапная мысль.

– В прошлой нашей игре, – с тяжело колотящимся сердцем сказала я, – подсказки были запрятаны в тексте завещания. – Пульс подскочил – и взгляд, которым Джеймсон по-прежнему на меня смотрел, был тут ни при чем – почти. – Но это ведь была не единственная версия документа.

Джеймсон сразу понял, о чем я. Он видел то же, что видела я.

– Старик взял себе новое среднее имя – Сносом – сразу после предполагаемой смерти Тоби. А потом написал завещание, по которому семья лишалась всего.

Я сглотнула.

– Ты любишь повторять, что у него были любимые трюки. Какова, по-твоему, вероятность того, что старое завещание – это кусочек нынешней головоломки?