Текст книги "Первый холод (ЛП)"

Автор книги: Дженнифер Эстеп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дженнифер Эстеп

Первый холод

Мифическая академия – 0,5

Название: Первый холод

Серия: Мифическая Академия №0,5

Переводчики: MURCISA, 23456789009876

Редактор: MURCISA

Перевод выполнен специально для группы https://vk.com/club43447162

Любое копирование без ссылки на группу и переводчиков запрещено

Аннотация

Я – Гвен Фрост, и я обладаю цыганским даром. Он называется психометрия, странный способ сказать, что я вижу видения в моей голове и получаю вспышки воспоминаний других людей и почти всего, к чему прикасаюсь, даже к парням.

Мой дар делает меня немного любопытной. Хорошо, хорошо, возможно слишком любопытной, иногда на грани навязчивой идеи. Я хочу знать все о каждом вокруг меня. Но даже я не хочу знать тайну, которую скрывает моя подруга Пейдж. Из-за ужасной потери меня отправят в новую школу, Мифическая Академия, где пре подаватели не готовят нас к итоговым тестом, а учат сражаться потив Жнецов Хаоса.

Теперь у меня нет друзей и нет никаких идей, как мой дар имеет отношение к ним. 

Единственная вещь, которую я знаю, что моя жизнь никогда не будет прежней.

– Можно ненадолго взять твою расческу?

Пейдж Форрест смотрелась в широкое зеркало, которое висела над умывальниками на одной стороне со сменной одеждой девочек. Урок физкультуры закончился три минуты назад, и все девушки бросились снимать потные футболки и штаны с тел и переодевались в нормальную одежду.

 Они носили узкие джинсы и обтягивающие, открывающие живот топы, чтобы произвести впечатление на себя, на других, и что еще важнее, на горячих парней старшей школы Эшланда.

Только Пейдж стояла как застывшая у зеркала. Она была действительно красивой с ее длинными, черными волосами и светло-зелеными глазами, но у меня не вознило чувство, что она рассматривает себя с тщеславием шестнадцатилетнего подростка.

Во-первых Пейдж не пользовалась блеском для губ или тональным кремом, и она не наносила на кожу блестящую пудру, как делали другие.

 Она не сплетничала с другими девочками и не филосовствовала о том, какое ужасное, серое мясо давали сегодня в столовой. Она не писала СМС.

Нет. Пейдж прислонилась к раковине и смотрела самой себе в глаза, как будто могла увидеть что-то, что не видел никто другой, и в ее мрачном выражении лица  было что-то пугающее.

Этот взгляд позаботился о том, чтобы я захотела узнать, что он скрывает.

Мне было любопытно. Окей, слишком любопытна. Хорошо, хорошо я была вне себя, неудержимо взволнована от любопытства, иногда это походило уже на фанатичность. Я всегде хотела знать все о людях, которые меня окружают. Почему? Ну да, я винила в этом мой цыганский дар.

Я была Цыганкой с психометрической магией. Или другими словами, Цыганка со способностью узнавать историю вещей, видеть и чувствовать, для этого нужно было бы просто прикоснуться к ним.

 И это снова было высокопарное описание того, что почти всегда, когда я прикасаюсь к чему-то, воспоминания и чувства других людей вспыхивают перед моим внутренним взором.

Цепочка, любимая книга или фото. Я могла получить колебания от всего, к чему люди имели личное отношение, и могла точно увидеть и почувствовать, что пережила личность, когда именно носила цепочку, читала книгу или рассматривала фотографию.

Я не знала точно, откуда у меня этот цыганский дар или почему вообще я была цыганкой, но мне нравилась сила, которую мне придавала психометрическая магия. Я хотела точно знать, что люди думали на самом деле.

Была ли девочка моей настоящей подругой или шепталась обо мне за спиной. Действительно ли я нравилась парню или вместо меня он думал о другой девочке.

 Как Дрю Скуирес, мой первый и единственный парень. Благодаря моей психометрии передо мной выспыхнули чувства Дрю, когда мы поцеловались, и я почувствовала, что он представлял, как будто я Пейдж. Я сразу же порвала с ним.

Да, иногда вещи, которые я видела, причиняли боль, но все равно мне нравилось это узнавать тайны других. И когда заметила странное выражение лица Пейдж, я поняла, что она скрывала что-то, что-то большое.

–Пейдж? – спросила я снова, на этот раз немного громче, чтобы мой голос перекричал гоготание других девочек, визг обуви по полу и шум дверок от шкавчиков.

По крайней мере Пейдж выскользнула из своего транса и искала в зеркале мой взгляд.

–Гвен? Гвен Фрост? – спросила она оглушенно, как будто она не узнавала меня.

Я осмотрела свое собственное отражение. Конечное, мои вьющиеся, каштанове волосы были в данный момент как вспотревшее птичье гнездо. Поэтому-то я и хотела воспользоваться расческой Пейдж, чтобы сделать высокий хвост.

Моя бледно-белая кожа все еще была покрасневшая и покрыта пятнами из-за попыток поиграть в баскетбол, а мои фиолетовые глаза принципиально казались странными. Хорошо, хорошо, мои глаза казались очень странными.

Но Пейдж и я знали друг друга с детского садика и ходили в один класс. Иногда по выходным мы даже зависали с общими друзьями. Она определенно должна знать, кто я такая, особенно после того как пару дней назад она попросила меня найти ее потерянный мобильный телефон.

Телефоны, ключи, кошельки, скомканные лифчики и боксерские трусы. За определенную ценну ученики старшей школы Эшланда нанимали меня, чтобы найти вещи, которые потерялись или были украдены, или просто не лежили там, где должны были.

Да, я использовала свой цыганский дар, чтобы пополнить карманные деньги, вместо того чтобы бороться против огромной, древней, злой силы. Можете винить меня, потому что я думаю предпринемательски, и как другие подростки не хочу работать в забегаловке фаст-фуда.

Благодаря моей психометрии мне было легко найти вещи. Обычно я должна была только прикоснуться пальцем до письменного стола ученика или осмотреть его карманы, чтобы получить достаточное представление того, где они оставили их мобильные или любимые браслеты.

И если я сразу не получала информацию, где что-то потерялось, я просто прикасалась к следующей вещи, пока не узнавала точно. Почти как Калле Блумквист* ( * суперсыщик, герой серии книг Астрид Линдгрен) ,  который преследовал по следу сверхъестественный хлебный мякиш.

Люди всегда оставляли после себя колебания, на всем, к чему прикасались. И эти колебания показывали все: от того,что они ели на обед, до того, что в действительности они думали о новом друге ее лучшей подруги.

В большинстве случаев девочки считали его или полным уродом, или хотели его для себя.  Все, что мне нужно было сделать, чтобы перехватить эти колебания: увидеть, что люди делали, почувствовать, что они чувствовали и узнать их тайны; это вытянуть пальцы и прикоснуться к вещам, которые окружают меня вокруг.

В случае с Пейдж она пообещала мне двадцать долларов, если я найду ее мобильный, прежде чем ее мама заметит, что он исчез. Поэтому неделю назад я пошла после школы с Пейдж к ней домой, прошлась по ее комнате и провела пальцами по письменному столу, книжным полкам и прикроватной тумбочке.

В основном я видела изображения Пейдж, как она занята домашним заданием за письменным столом, как она рассматривает книгу со сказками, которую она так любила читать, как прячет кексы в прикроватной тумбочке, несмотря на то, что ей не разрешают есть сладкое в комнате.

 Все те вещи, которые она регулярно делала в своей комнате, и те чувства, которые испытывала при этом, скука во время домашне рабрты, счастье во время взгляда на книги, хитрое удовлетворение, так как она спрятала свое любимое сладкое прямо перед носом у мамы.

Пейдж вероятно считала, что я была немного странной, потому что бродила туда сюда по ее комнате и постоянно трогала все ее вещи.

Но наконец в моей голове появилось изображение младшей сестры Пейдж, которая взяла телефон с прикроватной тумбочки, чтобы тайком почитать смс. Я рассказала Пейдж, что я видела и верочтно... Когда мы вошли в комнату ее младшей сестры, мы застали ее за тем, что она держала в руках украденный мобильный...

Пейдж моргнула и стряхнула остаток транса.

–Гвен Фрост, ― пробормотала она снова, на этот раз еверенным голосом.

Она отвернулась от зеркала, и ее взгляд скользнул по деревянной скамье, на которой я сидела. Пейдж уже расчесала волосы. Как всегда они были гладкие и идеальные.

Теперь ее расческа лежала краю скамейки, не дальше чем в тридцати сантиметрах от моей руки.

Пейдж пристально посмотрела на расческу, и ее зеленые глаза сверкнули, пока на ее лице все больше и больше мрачнело.

Что с ней не так? Она была одурманена или?

Собственно в этой славной старшей школе на севере Каролиныбыло нормальным, что ученики разгуливали с полными карманами анаши.

 Но во время физкультуры Пейдж казалась нормальной и забрасывала один мяч в корзину за другим. Она была звездой нашей женской команды по баскетболу. Мне никогда не везло так сильно, так как я полный нуль в игре в баскетбол.

Сегодня я умудрилась уронить мяч на голову, когда должна была бросить штрафной, и это во время того, как на меня смотрел весь класс.

Даже учитель улыбнулся и закатил глаза. Да, я была лузером в спорте, цыганка ― книголюб, которая также ужасно проигрывает в каждом уже известном виде спорта, хотя и в неизобретенном тоже.

Можно мне воспользоваться твоей расческой или нет? ― спросила я, потому что постепенно теряла терпение.

Я снова одела свои нормальные джинсы кроссовки. Кроме того я натянула поверх футболки с Карма-девушкой, одной из моих любимых супергероев, пурпурную толстовку.

 Возможно я не была помешана на моде, но все равно не хотела проходить следующие часы с гнездом на голове.

Пейдж помедлила, и в ее глазах вспыхнуло странное чувство. Это было похоже на предупреждение.

–Конечно.

–Все в порядке, Гвен, – подключилась моя подруга Бетани Роял. – Ты можешь взять мою.

Пейдж снова посмотрела на меня, и я ответила на ее взгляд. Между тем я полностью растеряна. Может быть виной тому было то, что Дрю представлял себе, что я Пейдж, когда целовал меня.

Возможно, я была немного более зла, ревнива или ранена, чем хотела думать. Вероятно, я хотела как-то отмстить Пейдж, несмотря на то что точно знала, что это была не ее вина, что она нравилась Дрю больше чем я.

Но в этот момент больше всего на свете мне захотелось узнать тайну Пейдж. У меня было чувство, что по какой-то причине я должна ее узнать. И все, что мне нужно было сделать, чтобы узнать все, что она скрывала, взять ее расческу, которая лежала прямо рядом с моей рукой.

– Нет, все хорошо, – ответила я Бетани, – Расческа Пейдж лежит же здесь.

Я снова посмотрела на Пейдж, пока вытягивала руку,  обхватывала пальцами ручку и ждала, когда сработает моя психометрическая магия и меня наполнят чувства и воспоминания, как это происходило всегда.

В моей голове сразу возникла картинка: Пейдж, которая сидит на кровати, одета в розовый халат и крепко держит в руке расческу так, что косточки на кистях стали белыми.

Через некоторое время открывается дверь в ее комнату, и входит ее отчим. Пейдж показывала мне его фото, когда я искала ее мобильный. Он был милым, нормально выглядящим парнем. Он закрыл за собой дверь, и Пейдж еще крепче сжала расческу.

Ее отчим подошел к кровати, сел рядом с Пейдж и забрал расческу из ее рук. Пейдж послушно повернулась, и ее отчим начал расчесывать ее волосы.

Согласна, это было немного странно. Я имею в виду,  это же не так, что Пейдж бла маленькой девочкой, которая не могла бы сама расчесать волосы. Итак почему тогда ее отчим должен это делать? Постепенно у меня стало появляться дурное предчувствие в отношении того, что я сейчас увижу.

Казалось, как будто отчим Пейдж расчесывал ее волосы  целую вечность, несмотря на то что в моей голове это длилось секунды. Затем, когда закончил, он отдал расческу назад Пейдж, и она положила ее на прикроватную тумбочку. Пейдж легла на кровать, сложив руки на животе. Снова ее костяшки стали белыми.

Я ждала, что сейчас ее отчим накроет ее одеяло, пожелает ей спокойной ночи и покинет комнату.

Вместо этого он раздвинул руки Пейдж и откинул ее халат, как будто он открывал подарок. Затем он стянул брюки, лег рядом с ней и прикасался к тем местам Пейдж, которых он не должен был касаться.

В этот момент я начала кричать.

Я кричала и кричала, и кричала. Но я не могла удержать воспоминания от того, чтобы они наполнили мой дух, не могла препятствовать, чтобы я увидела точно, что сделал с Пейдж ее отчим.

Я ничего не могла сделать против того, чтобы я почувствовала ее страх, ее боль и ее беспомощность. Ее чувства врезались в меня как кинжалы, которые впивались все глубже и глубже в мою грудь, в мою душу.

Это было ужасно.

Самое ужасное, что и видела и ощущала благодаря моей психометрической магии, и я не могла остановить это.

Вокруг меня другие девочки прижимались к дверцам шкафчиков, чтобы стоять подальше от меня. Но я могла только кричать, и затем продолжать кричать.

Все это время Пейдж смотрела на меня с яростным выражением лица, как будто она точно знала, что я переживала. Вероятно, она догадывалась. В конце концов, я использовала мой дар, чтобы найти ее мобильный телефон.

Наверное, Пейдж поняла, на что я была способна, поняла, что я могла увидеть и почувствовать все, что люди пытались скрыть.

Все эти страшные, ужасные вещи.

Я не знаю, как долго я кричала, но в какой-то момент я соскользнула со скамьи у упала на холодный, бетонный пол. Я все еще так крепко сжимала расчеку, что мои костяшки побелели как в моем видении Пейдж.

Я попыталась отпустить расческу и поняла, что не могу этого сделать, так же как не могу прекратить кричать. Белай пятна вспыхнули перед моими глазами, затем черные. Наконец черные точки превратились в мпсивную стену.

Стена обрушилась на меня, душила мою душу, и я радовалась подавляющей меня темноте.

Медленный, равномерный сигнал пип-пип-пип разбудил меня. Я нахмурила лоб. Что случилось с моим будильником? Он никогда не звонил так.

И почему моя кровать была такой твердой и неудобной? А одеяло такое грубое и колючее? У меня было ощущение, что кто-то набил мою голову ватой, но постепенно воспоминания прошедшего дня возвращались ко мне.

Моя неспособность играть в баскетбол. Переодеваюсь в раздевалке. Разговариваю с Пейдж. Поднимаю ее расческу. Вижу, что ее отчим ...

Прежде чем я смогла его сдержать из моей груди вырвался стон.

– Успокойся, Гвен. Сейчас с тобой все хорошо. Все в порядке, дорогая.

Рука погладила меня по щеке, и мягкая волна любви и заботы окутала меня как теплое одеяло, которое защитит меня от всего, включая те ужасные вещи, которые я видела сегодня.

– Мама, – прошептала я, потому что сразу узнала это мягкое прикосновение.

Я открыла глаза и увидела Гвен Фрост, которая наклонилась ко мне. Ч получила от мамы каштановые волосы, бледную кожу и фиолетовые глаза, но она была действительно прекрасна в том виде, о котором я могла только мечтать.

Собственно в простом черном брючном костюме она излучала грацию и элегантность, которой я просто не обладала и о которой я знала, что никогда не буду ею обладать.

 – Что случилось? – спросила я.

Я села и только тогда впервые поняла, что лежала в больнице и была одета в тонкую серую сорочку с пурпурными точками.

Пластиковые шланги тянулись от моего запястья к машине, которая заблюдала за моим сердцебиением и другими жизненными функциями.

 Справа от меня находилась открытая дверь, позади которой бегали медсестры по коридору туда сюда, пока пациенты с капелницами на колесах спешили за ними.

– У тебя был эпилептический приступ, – сказала мама. – По крайней мере так думает врач.

Я покачала головой и скривила лицо, когда движение вызвало глухую боль внутри глаз. – Это не был приступ, а мой цыганский дар. Я просто... просто запуталась.

Глаза мамы наполнились переживанием. Она была Цыганкой, также как я, что значило, что она тоже обладала особенным даром.

Моя мама всегда знала, говорят ей правду или нет. Проще говоря, она была живым, дышащим детектором лжи. Да, ее Магия делало для меня довольно сложным, что-то скрыть, что я хотела бы.

Все равно дар моей мамы был куда парктичнее, так как она работала в полиции. Она посвятила свою жизнь и магию тому, чтобы помогать другим. Она была самой мужественной личностью, которую я когда-либо знала, и я хотела однажды стать такой же как она.

Дрожащим голосом я рассказала ей, как прикоснулась к расческе Пейдж, и затем о тех ужасных вещах, которые с ней сделал отчим. С каждым моим словом выражение лица мамы становилось более напряженным, а взгляд ее фиолетовых глаз более темным.

Когда я наконец закончила историю, мне показалось, что я почувствовала как ярость понямалась в ней ледяной волной.

– Пейдж сказала тебе что-то? – спросила мама. – Упоминала ли она когда-нибудь отчима в твоем присутствии?

Я покачала головой. – Нет. Мы не так близки, и когда я была у нее дома, чтобы найти мобильный, его там не было.

Моя мама как раз открыла рот, чтобы задать мне следующие вопросы, когда раздалось родное звякание. Моментом позже в комнату вошла пожилая женщина в разноцветной шелковой рубашке и  черных брюках.

По крайней мере я предполагала, что на ней были эти предметы одежда, так как под бесчисленным количеством платков, которые она намотала вокруг себя, было сложно определить это.

Блестящие серебряные монеты висели на бахроме ее платков и ударялись друг о друга при каждом шагею Очередной платок покрывал ее серые как метал волосы, обрамляя морщинистое лицо. У платка был тот же фиолетовый цвет как ее глаза, как глаза у всех нас.

– Привет, сладкая, – сказала бабушка Фрост теплым, радостным голосом и подошла к моей кровати. – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, бабушка, – ответила я. – Но голова немного болит.

На мгновение взгляд бабушки стал пустым и стеклянным, и воздух вокруг нее, кажется начал двигаться, как будто древняя, внимательная и знающая сила вокруг ее плеч.

– Ну, я думаю, через пару часов тебе будет хорошо, – сказала бабушка рассеяно.

Я знала, что она только что получила видение. Геральдина Фрост также владела цыганским даром как мама и я. Она могла видеть будущее. Она использовала дар, чтобы заработать немного денег, когда предсказывала будущим людям. Бабушка была предпринимательницей как я.

В следующий момент ее взгляд нормализовался, и невидимая сила вокруг нее исчезла. Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Я боюсь, у нас проблема, – сказала мама и посмотрела на бабушку. – Большая.

Она рассказала бабушке об отчиме Пейдж и его злодеяниях. Скоро уже и бабушка излучала ту самую холодную ярость как и моя мама.

– Что ты будешь делать? – спросила я.

Моя мама посмотрела на меня. – Я поговорю с Пейдж, и тогда я попытаюсь, узнать как можно больше о ее отчиме. Был ли он осужден, или сделал еще что-то. Не беспокойся, Гвен.

Не важно что произощло или произойдет, я помогу твоей подруге. Боги отели, чтобы ты взяла в руки расческу Пейдж и увидела, через что ей нужно было пройти. И теперь они хотят, чтобы я помогла ей.

В этом отношении моя мама была немного странной. Она всегда говорила о Богах и Богинях, как будто они были реальными, а не просто персонажи мифов, которые она всегда читала мне, когда я была ребенком. Арес, Афина, какая-то принцесса воинов по имени Ника и Cигюн.

Мама всегда называла Богов и Богинь по именам, как будто она встречала их уже однажды. Было очень неловко, когда она делала так при моих подругах, но я слишком сильно любила ее, чтобы сказать ей. По крайней мере чаще всего.

– Я останусь здесь и решу все с врачами, – сказала бабушка Фрост. – Грейс тебе нужно идти и помочь этой бедной девочке.

Моя мама кивнула и снова повернулась ко мне. – Увидимся после, дорогая. Я вернусь домой так быстро как возможно домой.

Она мягко коснулась моей щеки, и я снова почувствовала, как тепло ее любви и прогнало все заботы. Моя мама улыбнулась, а затем она ушла.

Я не знала в этот момент, что это долен был быть последний раз, когда я видела ее.

Бабушка Фрост осталась со мной в больнице. Врачи хотели сделать еще пару тестов, в первую очередь сканирование мозга, чтобы выяснить, почему я упала в раздевалке.

Конечно бабушка не могла доверить им правду о том, что мой цыганский дар показал мне что-то настолько ужасное, что мой мозг не выдержал нагрузки.

Если бы она начала рассказывать по мою психометрию, ей бы наверное тоже захотели проверить мозг.

Мама и бабушка не скрывали, что мы цыгане с магическими способностями, но они также не рассказывали об этом направо и налево. Мы использовали наши способности, но не объясняли их работу людям, а также не показывали их.

Магия просто была частью нас, как наши фиолетовые глаза и фамилия Фрост. Никто никогда не ставил под вопрос наши способности, кроме меня.

Бабушке пришлось применить некоторые силы убеждения, но после того, как врачи не смогли найти никаких заболеваний, они отстали от меня после обеда.

Бабушка отвезла меня к себе домой. Она жила на удалении нескольких улиц от центра города Эшвилля. Вечерами, когда мама работала до поздна, я всегда ночевала у нее, поэтому у меня была там своя комната.

Бабушка настояла на том, чтобы остаток дня я оставалась в кровати, но она разрешила мне позвонить Бетани.

– Гвен! – завопила Бетани мне в ухо. – С тобой все в порядке? Что с тобой случилось?

– Со мной все отлично, – сказала я. – Я у бабушки. Врачи думают, у меня был эпилептический приступ или что-то в этом роде. Они сделали пару тестов, но затем сказали, что все в порядке. Утром я снова приду в школу. Я даже не получила освобождение.

– Ну, чтобы это не было, это было зловеще, – предположила Бетани. – Особенно когда ты продолжала кричать, после того как потеряла сознание. Ты кричала все время и билась, как будто была одержима. Все в школе говорят об этом.

Я вытянула лицо. – Правда?

– О да. Все писали СМС и все такое.

Я вздохнула. После этого я стала еще большим фриком чем раньше. Гвен Фрост – девочка-приступ. Замечательный шанс найти пару для Выпускного Бала, который должен был начаться через несколько дней.

Я же порвала с Дрю, но все равно хотела пойти на бал, так как мама нашла для меня потрясающее платье.

– Что случилось с Пейдж? – спросила я.

– Что должно с ней случиться? – я могла расслышать несколько мой вопрос запутал Бетани. – Она была также напугана как и остальные из нас.

В этом я не была так уж уверена, особенно, когда вспоминала странное выражение лица Пейдж незадолго до того, как я коснулась расчески. Но я не задавала Бетани больше вопросов о Пейдж. Она не знала так или иначе ответ.

Я побеседовала еще несколько минут с Бетани, затем бабушка пришла в комнату и объяснила мне, что мне нужно немного отдохнуть.

Я сказала Бетани, что увижу ее утром, и попрощалась с ней. Остаток дня я провела за тем, что вертелась в кровати и читала комиксы, которые были в моей школьной сумке.

Бабушка по дороге домой из больницы остановилась у школы и забрала мою сумку. Она взяла мне также домашнее задание для послеобеденных уроков, которые я пропустила, но я могла бы выполнить их позже. В виду пережитого мною в первой половине дня, я считала, что заслужила немного спокойствия.

Бабушка приготовила потрясающий ужин. Пряная курица с жаренным сладким картофелем и соусом из черных бобов.

На десерт был сладкий пирог с яблоками с сахаром, корицей и ванильное мороженное. Однако, я ела немного. Я была слишком занята тем, что размышляла о Пейдж и о том, что происходило сейчас в ее жизни.

Позже вечером позвонила мама и ввела меня в новое состояние.

– Это сработало, – сказала она устало. – Я сказала Пейдж, что я твоя мама, и уговорила ее поговорить со мной. Она рассказала мне все также, как ты видела в своем видении, и я арестовала ее отчима.

Я вздохнула с облегчением. – Так с Пейдж все в порядке теперь?

– По меньшей мере лучше, – ответила мне мама. – Мама Пейдж в командировке, так что пока Пейдж и ее сестра поживут у родственников. Я позвонила ее мама, и она уже возвращается. Она испытала полный ужас, когда я рассказала ей все. Она совершенно ничего не подозревала. Никто ничего не знал кроме Пейдж. Ее отчим угрожал ей, что он сделает тоже самое с ее младшей сестрой, если Пейдж скажет кому-нибудь, – мы молчали некоторое время.

– Ты сделала сегодня что-то очень хорошее, Гвен, – сказала наконец мама, очень нежно. – Что-то действительно хорошее. Я горжусь тобой.

– Почему? Потому что взяла вещь и кричала?

– Ты точно знаешь, что я имею в виду. Ты использовала свою магию, чтобы помочь другому. Для этого мы были наделены даром, понимаешь? Чтобы помогать другим и нам самим, если это необходимо.

Нет, я не знала этого, потому что мама и бабушка Фрост никогда не говорили что-то подобное. Они никогда не упоминала, почему мы – Цыганем или что было источником нашей магии.

В редких случаях, когда я пыталась выманить у них больше, они отмахивались и отвечали мне неопределенные вещи. Точно так же происходило, когда я хотела поговорить о моем отце, который умер от рака когда мне было два года.

Я открыла рот, чтобы спросить маму, кто мы были и почему мы можем делать вещи, которые можем. Но она опередила меня.

– В любом случае мне нужно сделать еще массу бумажной работы, – продолжила она. – Не жди меня. Мы побеседуем завтра утром. Я люблю тебя, Гвен.

На один момент я подумала, все равно спросить ее о нашей магии, но я знала, что она бы не ответила. Она никогда не делала этого. Кроме того у нее был тяжелый день. Моя мама была уставшая, поэтому я решила больше не беспокоить ее сегодня вечером.

– Я тоже люблю тебя, – сказала я вместо этого и положила трубку.

Я не знала, что это был последний раз, когда мы разговаривали.

Я приняла душ,  проскользнула в пижаму и влезла в кровать. Бабушка Фрост вошла в комнату и подоткнула мне одеяло, как она делала, когда я была маленькой. Она погасила свет, я поудобнее устроилась на подушке и заснула.

Мои сны в эту ночь очень стнанными, наполненные мечтами, неотчетливыми фигурами и парой красных горящих глаз, которые всюду следовали за мной, все равно как бы я не пыталась ускользнуть от них.

Во сне я бежала и бежала с серебрянным мечом в руказ, но глаза всегда были там и охотились за мной.

Когда я наконец остановилас и повернулась к ним, они все приближались, окутали мея как облако из густого дыма, прежде чем они поглотили меня...

Я проснулась в поту с криком на губах. Мое сердце дико билось в груди. Бум-бум-бум. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это был сон, и я была в безопасности в теплом доме бабушки Фрост.

Я дрожала. По какой-то причине меня не успокаивало знание о том, что это был только сон, нет. Не сегодня ночью.

Я перевернулась и посмотрела на часы рядом с кроватью. Три часа тридцать семь минут. Все равно я знала, что не смогу снова заснуть, не с этим свежим воспоминанием горящих глаз в голове. Было странно, что у меня не было никакого предчувствия, откуда пришло это видение.

Всегда, когда я прикасалась к предмету, вспыхивали связанные картины и чувства вспыхивали во мне, они становились частью меня, и я всегда могла вспомнить, что я видела.

Это было похоже на фотографическую память. Иногда, если я спала, мой дух путешествовал по воспоминаниям и показывал мне случайные отрывки, как будто я одновременно смотрела отрыки из дюжины различных фильмов.

Но я никогда еще не видела пару горящих красных глаз, и я определенно вспомнила бы об этих глазах и их ужасном жаре.

Все еще немного сонная я вылезла из кровати и пошла в направлении ванной. Внизу я услышала голоса, которые доносились с лестницы, тихие, мягкие. Мама должно быть наконец вернулась домой и разговаривала с бабушкой. Хорошо.

Когда я закончила в ванной, я пошла вниз на кухню, где мама и бабушка всегда сидели, когда беседовали по ночам, приготовив домашнее какао и подходящие лакомства, которые бабушка выпекала днем.

Но они не сидели в кухне, даже свет не горел. Странно. Я больше не слышала никаких голосов, итак я пошла вдоль по коридору в переднюю часть дома.

Бабушка Фрост поникла прислонившись к входной двери. Ее рука лежала на ручке, как будто она только что закрыла дверь за кем-то.

– Бабушка? – прошептала я, и в моем животе распространилось очень дурное предчувствием. – Что-то не так?

Понадобилось какое-то время, пока она не повернулась и не посмотрела на меня. Слезы бежали по ее щекам, наполняли каждую складку, и внезапно она выглядела столетней.

Я не была провидецей как бабушка. Я не могла занлянуть в будущее, но откуда-то я знала, что она сказала бы, если бы открыла рот.

– Произошла ужасная авария, – начала бабушка Фрост.

Остаток ее слов я больше не слышала. Я была слишком занята тем, что снова начала кричать.

Следующие дни, нет, следующие недели, я едва ли воспринимала из-за моей скорби. Моя мама Грейс попала в аварию тем вечером по дороге домой.

Пьяный водитель появился из неоткуда и въехал в бок ее машины, прежде чем он исчез. Моя мама якобы умерла сразу.

Она так сильно пострадала в аварии, что бабушка не дала мне взглянуть на ее тело, а во время погребения ее гроб оставался закрытым.

Я все равно не могла думать не о чем другом кроме того факта, что моя мама мертва, а я виновата в этом.

Если бы я только не прикоснулась к расческе Пейдж, если бы я только не захотела узнать, что она скрывает, если бы я только не хотела бы так сильно узнать ее тайну.

Если бы я просто взяла бы расческу Бетани, то ничего этого не произошло бы. Я никогда бы не увидела, что отчим Пейдж делает с ней, и моя мама не ехала бы так поздно вечером домой.

Она была бы дома со мной, а не в дороге с этим тупым, пьяным водителем.

Конечно, это также значило, что отчим Пейдж продолжал бы издеваться над ней, и никто бы ничего не узнал. Никто бы не помог Пейдж.

Я не была уверена от какой мысли мне было хуже. Что моя мама должна была умереть, только потому что я была любопытна, или что Пейдж причиняли бы боль снова и снова, так как я овладела бы своим любопытством.

Ужасные, наполненные виной мысли снова и снова крутились в моей голове как большая карусель, которую я не могла остановить и с которой я не могла спуститься, как бы сильно я этого не желала.

Я не многое делала в этот период. Я не пошла снова в школу. Я не делала домашнее задание. Я не разговаривала с моими подругами. Я ела что-то, спала мало. Я просто оставалась в своей комнате в доме бабушки Фрост и плакала.

Плакала и плакала, а затем плакала еще больше.

Бабушка делала все, что было в ее силах, чтобы я чувствовала себя лучше. Она готовила мне особенную еду и пекла специальные вкусняшки, обнимала меня крепко, если я плакала.

Она снова и снова объясняла мне, что это была не моя вина, а только решение Богов, жестокий поворот судьбы, который она не смогла увидеть при помощи своего дара.