Текст книги "Память сердца"
Автор книги: Дженис Хадсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 9
Следующую ночь Бретт и Дженни провели в его квартире. Ее снова мучили кошмарные видения, и Бретт часто просыпался, пытаясь успокоить любимую.
Нынешним утром он практически насильно посадил ее в свою машину и отвез к жаждущему встречи Джою. Дженни была до такой степени потрясена и рассержена происшедшим, что Бретт заочно пожалел нетерпеливого клиента.
Доставив ее к Джою, Бретт вызвал полицию и еще раз убедился, что «та формальность не приносит ничего, кроме лишнего раздражения и хлопот. Работа профи шла по накатанной дорожке: нет свидетелей, нет мотивов, другие машины не пострадали, сделаем все возможное, очень сожалеем, всего вам доброго. На стандартный вопрос офицера о врагах Дженни Бретт не смог ответить ничего определенного. Единственным полезным делом, которое он сделал, оказался запрос о возмещении ущерба в страховое агентство, поэтому, когда Дженни вернулась назад, ее старичок уже обзавелся четырьмя новыми покрышками.
Бретт улыбнулся, лежа в темноте. Он вспомнил, как она довольно сдержанно поблагодарила его за причиненные неудобства, а после ему стоило некоторых усилий убедить расстроенную Дженни остаться у него. Сейчас она ворочалась во сне и тихо всхлипывала. Снова плохой сон! Это чрезвычайно беспокоило Бретта. Он наконец понял, что ее истерика на балконе неделю назад не была простой случайностью. Черт побери, неужели его последняя книжонка смогла так повлиять на психически вполне здорового человека! Бретт тщетно просил Господа послать Дженни нормальный сон.
Он даже не знал, что лучше: разбудить ее или, оставив все как есть, продолжать слушать ее жалобное постанывание. Несколько минут назад Бретту удалось ненадолго успокоить Дженни, гладя ее и говоря ласковые слова, но сейчас опять все началось заново.
– Джен? – наконец решился он.
Она продолжала стонать. Сбросив с себя одеяло, Дженни неожиданно замолотила руками направо и налево. Бретту показалось, что еще совсем немного, и она свалится на пол.
– Джен! Проснись, Джен!
Ее руки дотронулись до лица Бретта, и он ощутил знакомый лед ее пальцев.
– Джен?
Снова и снова она водила руками по его лицу. Стон, как будто бы вызванный очень сильной болью, казалось, шел из самого ее нутра. Бретту стало совсем не по себе.
– Дженни, просыпайся.
– Нет! – закричала она. – О Господи, Сэз, нет!
Сэз? Бретт почувствовал, что мышцы его живота свело и заклинило. Снова это? Опять?
– Дженни!!!
– Не умирай, Сэз, пожалуйста, не умирай!
– Дженни!!! – Он уже грубо тряс ее за плечо.
Она чуть приподнялась над подушкой и прижала к своей груди голову Бретта.
– Ты не можешь умереть. Я люблю тебя! Ты слышишь меня, Сэз?
Чертова книга! Дернуло его написать то, что никогда не должно было выплыть наружу! И будь проклят его собственный сон, который тоже снился ему снова и снова, как только он написал первые строчки!
– Послушай, Дженни…
– Я люблю тебя! Не покидай меня, Сэз!
Его слова, именно не ее, а его, поскольку он был автором упорно цитируемого романа, мучили Дженни, а значит, мучили и Бретта.
– Да пропади оно все пропадом! Дженни, слышишь меня, малышка? Ну пожалуйста, очнись, просыпайся!
– Ты же убила его, Моди! – взревела Дженни не своим голосом.
Видя, что все его усилия тщетны, Бретт уже совершенно перестал понимать, что делать дальше. Он просто-напросто растерялся.
– Это же только сон, – обреченно произнес он, – только сон…
Внезапно Дженни поднялась, и Бретт еле успел защититься от ее холодных и безжалостно атакующих рук. Отблеск света из окна упал на ее лицо, и Бретт с ужасом заметил, что ее глаза открыты. Страх противным холодком пробежал по спине. Сейчас Дженни выглядела незнакомым и страшным демоном. Незнакомым? Проснись, Бретт! Это же порождение романа, плод твоей собственной фантазии, перенесенной на бумагу!
– Что ты сделала с этим ножом? – прорычала Дженни.
Бретт уже не сомневался, что она видит во сне окончание его книги – не опубликованный вариант, а именно первоначальную версию. Но в обоих случаях роман заканчивался смертью героини. Собравшись с духом, Бретт приступил к очередной попытке вывести Дженни из транса.
– Нет никакого ножа. Слышишь меня, проснись! Это только сон!
Глаза Дженни внезапно закрылись, и она, застонав, словно от невыносимой боли, схватилась за грудь.
– Дженни! Господи, сделай так, чтобы она проснулась! – Бретт в исступлении затряс ее. – Просыпайся, черт побери, очнись!
Из ее горла вылетел булькающий звук, постепенно перешедший в пронзительный визг, грудь начала взды. маться, как у марафонца перед финишем, судорожное дыхание становилось все чаще и чаще. Оторопевший Бретт почувствовал, с какой неожиданной силой Дженни вцепилась в его руку, он окончательно растерялся и только лишь смотрел на нее.
– Дженни?
Она вздрогнула и изумленно уставилась на Бретта.
– Б-Б-Бретт?..
– Это я, Джен.
– Ох, Бретт. – Она зарыдала, не в силах что-либо выговорить.
Он ласково и успокаивающе прижал ее к себе, отчаянно соображая, что нужно говорить в таких случаях. Ее сердце колотилось, как у загнанного кролика.
– Ну все, все. Все в порядке. Ты лежишь в моей постели, все хорошо. Плохой сон уже закончился.
Господи, всю жизнь он считал своим долгом помогать другим людям, делать им приятное. Его приход в литературу тоже был отчасти продиктован этими соображениями. Бретт считал, что пишет книги прежде всего для удовольствия читателей, а уже потом для всего остального.
Сейчас он видел то «удовольствие», которое Дженни получила от его последнего романа, и проклинал себя за то, что вообще знает грамоту.
Бретту показалось, что он сидит на кровати, прижав к себе Дженни, уже не меньше часа. Ее дыхание успокоилось, и сердце стало биться тише.
– Тебе лучше? – ласково спросил он.
Дженни поудобнее пристроилась на его груди.
– Все в порядке. Не считая того, что я устроила тебе веселую ночку.
– Ты не должна так говорить! Никто не может себя контролировать во сне!
Дженни испытующе посмотрела на Бретта и провела рукой по его груди.
– А ты знаешь, какой сон я видела?
Бретт криво усмехнулся в темноте:
– Ты рассказывала об этом довольно подробно, пока не проснулась.
Она прикрыла глаза, и Бретт поцеловал ее мягкие, еще чуть солоноватые от слез губы.
– Мне очень неприятно, Дженни. Я так виноват перед тобой…
Глаза Дженни резко распахнулись:
– Это не твоя вина, Бретт! Ты здесь совершенно ни при чем!
– Как это ни при чем? А твои ночные кошмары? Разве не с моей книги все началось? Да если бы я только мог догадываться, к чему это приведет, не написал бы ни строчки!
– Бретт, нет.
Он попытался понять ее взгляд, но это было не так просто. В нем смешались сразу и печаль, и смятение, и подчинение неизбежному, и еще много такого, что Бретт не мог себе объяснить.
– А тебе не кажется, что, если бы ты не написал эту книгу, мы никогда бы не встретились? Меня охватывает ужас от одной мысли, что я так бы и продолжала жить дальше, не подозревая, что на свете существуешь ты.
– Думаю, мы бы и так когда-нибудь встретились, Без этого идиотского романа. Второй раз я вижу, как тебя мучит этот сон, и проклинаю тот день, когда решил его написать.
– Нет! Никогда! – В ее голосе снова зазвучали истерические нотки. – Никогда не говори так!
– Ладно, ладно, все в порядке! Ш-ш-ш. Ш-ш-ш. – Бретт начал укачивать Дженни. – Не будем больше об этом. Книга уже написана, она породила сон, и не стоит больше переливать из пустого в порожнее.
– Нет! – Дженни открыла глаза. – Совсем не все в порядке. Я…
– Что, ты опять про свою страшилку?
– Только не смотри на меня так!
– Что случилось? – Бретт удивленно уставился на Дженни.
– Я… – Она снова замолчала, не находя нужных слов. – Я должна рассказать тебе еще кое-что.
Серьезность ее тона заставила Бретта отвлечься от мыслей, как успокоить Дженни любым способом. Она выскользнула из его объятий и выпрямилась.
– Ну, и?.. – поторопил Бретт, почувствовав, как изменился ее настрой – от истерически-безумного до абсолютно рационального, почти делового.
– Бретт, я не могу обвинить тебя или, если хочешь, твою книгу в том, что практически каждую ночь меня изматывают страшные кошмары.
– Естественно. Но я сам виню себя за это независимо от твоего мнения. Ты считаешь, что я не мог знать о возможных последствиях, а я, увидев твой отрешенный взгляд сегодня ночью, думаю, что этого можно было бы избежать. Не будь меня или, если хочешь, моей книги, говоря твоими словами.
– Ты меня не понял. Твоя книга вообще не играет никакой роли!
– Да, конечно. Особенно если учесть, что вот уже второй раз при мне ты цитируешь ее дословно.
– Это неудивительно. – Она опять сжала губы и задумалась, пытаясь четче сформулировать мысль. По крайней мере она уже была уверена, что поступает правильно. Если дальше продолжать молчать о главном, то нервный срыв не заставит себя ждать в самое ближайшее время, может быть, даже этой ночью.
– Так что же ты хочешь мне сказать, Дженни? – прервал Бретт затянувшуюся паузу.
Она зажмурилась, вдохнула в себя теплый ночной воздух и выпалила скороговоркой:
– Твоя книга не играет никакой роли потому, что этот сон я видела значительно раньше, чем был опубликован роман.
Вопреки ожиданиям Дженни Бретт даже не пошевелился. Он только моргнул несколько раз и ответил:
– Это невозможно.
– Я знаю, но тем не менее это правда.
– Ну, может быть, ты слышала где-нибудь предварительное анонсирование? Помнится, там вкратце пере. сказывался основной сюжет, и…
– Нет! – Голос Дженни прозвучал неожиданно жестко. – Нет, Бретт. Я сказала – не раньше, а значительно раньше. Еще не прочитав твоей книги и не слыша этого твоего дурацкого анонсирования! Я знала и про цвет платья, и про Анну…
– Дженни, боюсь, мы опять начнем с самого начала…
– Не перебивай, а слушай! Впервые этот сон я увидела, когда мне было десять лет!
Бретт, собирающийся продолжать дальше, почувствовал, что язык прилип к небу. Он притянул к себе Дженни и сказал:
– Дженни, послушай, малышка. Только спокойно, без эмоций! Я понимаю, что эта книга, пропади она пропадом, так прочно вошла в твою жизнь, что…
Она вырвалась из его рук.
– Забудь про книгу, я сказала! Я прекрасно понимаю, как трудно в это поверить, но клянусь, я говорю чистую правду! Впервые я увидела сон про Анну и Сэза, когда мне было десять!
– Дженни…
– Помню, была середина ночи. Я, наверное, сильно визжала, потому что мать сразу вбежала в комнату и включила свет. А я плакала, почти задыхалась от ужаса, ожидая увидеть посреди комнаты Моди, набрасывающуюся на меня с ножом. – Бретт молчал, не в силах произнести ни слова. – Я помню, мама спросила у меня, что случилось, а я ответила, что моя кузина Моди только что зарезала меня. На груди между ребрами что-то горело огнем, причем боль была внутри меня. Мать подняла мне пижаму и увидела красную метку, которой раньше никогда не было.
Бретт мрачно перевел взгляд на то место, куда указывала Дженни, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Да, это было родимое пятно, но тогда, на балконе, оно было кровавым. Он помнил, что, когда оттер с него кровь, пятно казалось просто расцарапанной ссадиной, и он давно забыл о нем.
Теперь он ясно видел, что метка осталась на месте, напоминая простую родинку, может быть, несколько необычной формы.
– Мама сказала, что я сильно расчесалась во сне, – продолжала Дженни, – но и тогда, маленькой девочкой, я знала лучше, я была уверена, что это не так. Видишь? Вот оно, это пятно.
– Только тогда из него шла кровь, – задумчиво сказал Бретт, словно размышляя вслух. Он не хотел подгонять Дженни, давая ей возможность выговориться и самой подойти к главной мысли.
– И конечно, это было очень… – Она на мгновение запнулась и, не найдя нужного определения, продолжила: – …очень странным. – Дженни усмехнулась затертости этого слова. – Появившаяся родинка больше никогда меня не беспокоила, и со временем я вовсе забыла про этот необычный случай. И не помнила до того момента, когда ты увидел меня на балконе. Я посмотрела на тебя и…
– И ты, – он невольно остановился, понимая, что, поверив ей, может смело считать себя клиентом психиатра, – ты решила, что я – это Сэз.
– Да!
Не зная, как вести себя дальше, Бретт включил ночник и взглянул в глаза Дженни. «Боже мой, а ведь я действительно готов поверить ее рассказу от начала и до конца!» – пронеслось в голове.
– Бретт, все, что было в моем сне…
– Нет, не просто во сне. Ты ведь думаешь, великий Боже, ты думаешь, что я – это он. В смысле Сэз!
Дженни затрясла головой.
– Ты опять ничего не понял. Я совершенно нормальна и прекрасно знаю, что ты не Сэз, а Бретт Мак-Кормик.
– И эта уверенность не покидала тебя даже на протяжении последней недели? Когда ты называешь меня с балкона Сэзом? И несколько минут назад ты тоже знала?
– Но я при этом спала!
– Ну хорошо! Пусть маленькой девочкой ты увидела сон. Пусть тебе приснились эти Анна и Сэз, причем в ситуации, которая абсолютно или почти абсолютно совпадает с концовкой моей книги. Но, Дженни, ради бога, при всем, что я чувствую к тебе, ты хочешь меня убедить, что через двадцать лет увидела во сне то же самое? Дженни, какого черта?
«И правда, какого черта?» – подумала Дженни и, вздохнув, подчинилась неизбежности. Ее следующий вопрос заставил Бретта подпрыгнуть.
– Ты веришь в переселение душ? – спросила она напрямик.
– Что?!
– Я спросила…
– Да нет, я слышал, что ты спросила. – Бретт уже стоял перед ней, и мягкий свет ночника золотил его кожу. – Отвечу. Не просто «нет», а «нет, черт побери, мать твою так»! Я не верил и никогда не поверю в такую чушь!
Дженни не понравилась его презрительная улыбка, но особенно тот глубочайший скептицизм, с которым Бретт это произнес, не дававший ни малейшего шанса, что он сможет в это когда-нибудь поверить.
Тем не менее она продолжала:
– А почему?
– Потому что не верю во всякий бред и сказки для наивных придурков! – Бретт снова плюхнулся на кровать рядом с Дженни. Что-то похожее на любопытство промелькнуло в его взгляде.
– По-твоему, так плохо снова воскреснуть после собственной смерти, только в ином обличье?
– Плохо! Все это мешок дерьма! Если ты умер, значит, умер, и все тут!
– Миллионы людей думают иначе.
Неожиданно Бретт сел на кровати и всплеснул руками.
– Постой-постой. А почему ты, собственно, начала говорить на эту тему? Ты что, хочешь меня уверить… Господи, Дженни, ты ли это? Как я не догадался с самого начала?
Бретта бросило в озноб. Кто она? Сумасшедшая, маньячка или кто-нибудь еще похуже? Она послала записку, содержание которой гарантировало ей внимание с его стороны. Дальше. Встретилась с ним во французском квартале, где после не слишком долгой беседы изобразила драматический исход. После этого она уже была уверена, что Бретт ею заинтересуется всерьез. Затем в нужный момент вышла на балкон и, использовав ситуацию, заманила его в постель, где и…
– Тьфу! – Бретт потряс головой. Так можно далеко зайти. Откуда она взяла сюжет, родившийся в его собственной голове? Он сам себе выбрал жилье в комплексе, где она уже давно жила. И не могла же Дженни предугадать, что Бретт именно в ту ночь выйдет подышать воздухом под ее балкон!
В голове неожиданно, словно вспышкой, высветилась картинка, кольнуло где-то у левого уха, потянуло болью. Гроб, убранный цветами. Чьи-то заплаканные лица. Внезапная тошнота комом подкатила к горлу. Бретт явно услышал жалобный плач, доносящийся будто бы откуда-то из темных уголков его сознания. Плач животного, страдающего от невыносимой боли. Тихое бормотание. Что-то похожее на пение псалмов… Дерьмо!
– Думаешь, я в это поверю? – Он очнулся от звука собственного голоса, открыл глаза и моргнул, не сразу сообразив, что рядом находится Дженни, что он в своей квартире в Новом Орлеане. – Вернее, как ты сама можешь верить в такое?
– Что же мне прикажешь думать, когда, сидя в своей комнате и читая книгу, написанную тобой в последние год или два, тобой, человеком, которого я никогда не встречала, я узнаю в ней свой собственный сон, виденный мной двадцать лет назад и описанный слово в слово? А потом, когда я увидела тебя на презентации… Ты что, ничего тогда не почувствовал? Просто так шел, шел и вдруг стал глазеть на незнакомую женщину? Тебе напомнить, что было потом?
Бретт и сам помнил, как резко остановился, сразу выделив ее взгляд в толпе. Да, тогда ему показалось, что он узнал в ней кого-то очень близкого, но давно потерянного. Черт! Может быть, он такой же чокнутый, как и сама Дженни?
– Ничего не было.
– Может быть. Для тебя, – мягко уточнила Дженни. – А для меня было, когда я проснулась в прошлую субботу и обнаружила тебя в своей постели. Ты смотрел на меня, и мне казалось, что ты свалился с неба.
– Послушай, я же не отрицаю, что нас чертовски сильно тянет друг к другу. Я не смог бы это отрицать, даже если бы сильно захотел. Почему бы не считать, что наши отношения возникли именно из-за этого? Зачем ты стараешься выжать что-то большее из того, что есть на самом деле?
– Ты думаешь, это что-то большее, Бретт? Если мы оба чувствуем, что когда-то знали и любили друг друга в прошлом, зачем заниматься самообманом? И это прошлое все, что мы имеем, это то… – Она зажмурилась и замолчала.
– Это то, что?
– Ничего. Это не важно.
– Если ты начала об этом говорить, значит, для тебя это важно.
– Но не для тебя! Ты же не поверил ни единому моему слову.
– Дженни! Эта поганая книжка – сказка! Я ее написал, понимаешь? Я! Эти люди никогда не жили на свете. Даже если бы я и верил в существование этого чертова переселения душ, то все равно никогда бы не поверил в возможность второй жизни вымышленных персонажей!
– Если ты так настаиваешь, что сам выдумал эту книгу, объясни мне, пожалуйста, как я узнала ее конец.
– Ну и вопрос, а? Черт! Ну бывают же на свете самые невероятные совпадения!
– То, что ты видел сон о тех же самых людях, что и я, правда, когда мне было десять, я так понимаю, тоже совпадение?
Бретт пошевелил губами, не зная что ответить.
– Ладно, Бретт. Забудем это. Просто забудь все, что я говорила.
– Давно бы так, – проворчал Бретт значительно миролюбивее. – Нет никакой прошлой жизни, и все это полная чушь! Смерть есть смерть, и этим все сказано. – Он немного помолчал и добавил совсем другим тоном: – Умерший человек не может вернуться назад.
Дженни сосредоточилась на интонации Бретта, с которой он произнес последнюю фразу. Создавалось впечатление, что он сам пытается убедить себя в сказанном.
– Ты кого-то имеешь в виду, Бретт?
– Что? – вздрогнул тот.
– Кто умер и не может вернуться назад?
От его глаз повеяло холодом, и взгляд сделался невероятно жестким.
– Я не понимаю, о чем ты. – Такая невысказанная боль промелькнула в его интонации, что Дженни почувствовала себя сейчас лишней.
– Мне очень жаль, Бретт, но я… пойду. – Дженни начала отодвигаться к краю кровати.
Внезапно паника охватила Бретта. Он никогда не мог даже думать об этом без содрогания со времени смерти отца, но значительно страшнее будет, если Дженни сейчас покинет его.
– Почему ты уходишь? – спросил он. – Потому что я не верю в прошлую жизнь?
Дженни повернула к нему удивленное лицо.
– Конечно, нет. Если для тебя не важно, что я в это верю, то отчего для меня должно быть важно, что ты в это не веришь?
– Тогда почему же ты собралась уходить? Ты делаешь неправильные выводы, Дженни. Да, действительно я не верю, что человек живет множество жизней. Но я верю в другое. Я верю в случающееся между нами каждый раз, когда мы вместе. Это вполне реально. Тебе не достаточно?
Видимо, для Дженни этого было достаточно, потому что она придвинулась назад к Бретту, и их губы встретились. Если он не верит – пусть так и будет. Она-то знала правду. Она знала и помнила Бретта сердцем. Сердцем, а не головой, и эта память была значительно прочнее и глубже. Может быть, когда-нибудь она избавит его от боли, мелькающей в родных глазах. А сейчас… Сейчас Дженни просто любила его.
Глава 10
Бретт не видел особой нужды разубеждать Дженни. В конце концов, если ей так хотелось быть сторонницей этой идеи – пожалуйста, это ее дело.
На следующее утро он проснулся оттого, что кто-то колотил в его дверь.
– Вот и оживший дядюшка с того света приехал, – пробормотал он.
Бретт со стоном повернулся, раздраженный назойливым стуком. Они слишком мало спали этой ночью, занятые то кошмарами Дженни, то обсуждениями того, что из этих кошмаров следовало.
Звук повторился. Похоже, в дверь уже не стучались, а ломились. Проснулась Дженни и, что-то пробормотав, попыталась подняться.
– Ложись, не вставай. Я пойду посмотрю, кто ходит в гости по утрам. – Он натянул джинсы, помня конфуз с Кэй. Убедившись, что молния находится в нужном положении, он открыл дверь и с удивлением обнаружил за ней великолепного Роба (или как там его зовут?). Друга, и ничего больше, как говорила Дженни, Но Бретт вовсе не собирался записывать его в число и своих немногочисленных друзей.
– Ну, и?.. – не слишком приветливо спросил Бретт осипшим после сна голосом.
– Прошу прощения у обоих, – ухмыльнулся Роб, – но я уже был у Дженни, и там никто не отвечал. Мне нужны ключи от ее квартиры.
– Ты уверен, что тебе не станет плохо, парень?
– Уверен, что нет. – Улыбка Роба стала еще приветливее.
– Тогда, может быть, ты объяснишь, какого черта тебе понадобилось в ее квартире?
– Конечно, объясню. Дженни. Тем более что я слышал ее голос.
– Роб? – Заспанная Дженни появилась возле дверей.
Бретт без особого удовольствия отметил, что на ней была надета рубашка и ничего больше.
– Привет, крошка. Я так и знал, что ты здесь, – сказал Роб, поглядывая на Бретта.
Дженни проследила его взгляд и обняла Бретта за талию.
– Ты меня ищешь?
– Я методично дубасил в твою дверь в течение последнего часа.
– И я не отвечала? – улыбнулась Дженни.
– Я думал, что, может быть, ты меня не слышишь. – Он взглянул на Бретта. – В этой квартире мне открыли дверь значительно быстрее.
– Так что случилось?
– Случилось то, что твой душ хлещет не переставая с самого утра. В том смысле, что я слышу этот звук с того самого момента, как вернулся домой. – Он ухмыльнулся, очевидно, вспомнив бурно проведенную ночку. – Здесь феноменально тонкие стены. – Роб кивнул на Бретта. – Должно быть, он чертовски потрясающий парень, если ты бежишь к нему с такой скоростью, что не успеваешь повернуть кран.
Какой-то комок в горле помешал Дженни ответить сразу.
– Бретт действительно потрясающий парень. Но дело в том, что последний раз я была дома вчера днем. И еще: я не пользовалась душем.
Подождав, пока к одежде Дженни добавится еще что-нибудь, они втроем взбежали вверх по лестнице. Она первой вошла в квартиру и почувствовала, как волоски на руках встают дыбом, словно наэлектризованные. Нет, внешне все было в порядке, но что-то присутствовало в воздухе, что-то чужое и злобное. Она ощущала это почти физически. И еще Дженни слышала шум льющейся из душа воды. Из душа, которым она никогда не пользовалась.
Ничего не понимая, она метнулась к ванной комнате.
Бретт рванул Дженни за руку:
– Позволь мне первым, мало ли что…
– Мало ли что? Что там, по-твоему, может быть?
– Тем более, какая разница?
– Там никого нет, – уверенно сказала Дженни, и подумав, добавила: – По крайней мере сейчас.
Бретт, Дженни и появившийся из холла Роб гуськом зашли в ее маленькую ванную. Холодная вода била из душа мощной струей, обдавая присутствующих прохладной влажной пылью.
– Могу сказать одно совершенно точно, – твердо сказала Дженни, – я этого не делала.
– Подтверждаю, – отозвался Бретт, закручивая воду.
Роб, так и не закрыв рта, ошалело крутил головой из стороны в сторону.
– Я вернулся приблизительно без четверти четыре и сразу же завалился спать. Уже засыпая, я это хорошо помню, я заметил, что к гудению кондиционера добавился шум воды. Абсолютно точно могу сказать, что до этого его не было. Похоже, Дженни, к тебе заходил ночной гость.
Ее передернуло.
– Ты уверена, – продолжал Роб, – что не забредала сюда среди ночи и…
– И, как лунатик, сама того не помня, решила освежиться? – закончила за него Дженни.
Роб обиженно поджал губы:
– Если ты хочешь сказать…
– Великолепно! – Дженни заняла боевую позицию. – Ты же знаешь, что я ненавижу душ и всегда пользуюсь только ванной!
Бретт поморщился. Он знал эту особенность Дженни, но не подозревал о подобной осведомленности Роба. Ему очень хотелось принять участие в их оживленной беседе, но он не знал, с чего начать.
– Может быть, вызвать полицию? – наконец нашелся он.
– Ага. И попросить их подтереть пол, а заодно и подвезти новую стиральную машину. Мерси, не стоит. Полиции здесь делать нечего.
– Послушай, куколка, – вмешался Роб, – если тебе нужна новая стиральная машина, для начала научись закрывать за собой кран. – Он взглянул на часы. – Ого! Прошу прощения, но я обещал своей мамочке позавтракать вместе с ней. Увидимся, сладкая! – Он поцеловал Дженни в щеку.
С ворчанием бультерьера, у которого потянули из пасти сахарную кость, Бретт выдвинулся вперед и сжал кулаки.
– Потише, потише, Геркулес, – повернулся к нему Роб. – Слушай, она действительно восхитительна, но, поскольку ты такой огромный и страшный, я убегаю. – Он повернулся к дверям и, показав Бретту поджарый зад, добавил через плечо: – Приятно чувствовать себя сосунком возле такого крутого парня.
Дженни взглянула на Бретта, стоящего с вытянутым лицом, и прыснула.
– Ладно, ладно, – проворчал он вслед Робу, – повторишь мне это наедине.
Они привели себя в порядок и, уже одетые, сидели в комнате Бретта. Дженни не была расположена обсуждать происшедшее, так же как и обращаться в полицию. Чтобы разогнать тучи на ее челе, Бретт предложил съездить куда-нибудь прогуляться.
– Парковый район, – ответила Дженни. – Давай проедемся по авеню Святого Чарльза до самого конца.
Езда на машине всегда доставляла Бретту удовольствие, и он не раздумывая согласился. Меньше чем через час они уже катили по направлению к центральной Кэнэл-стрит.
– Господи, как я давно не ездила просто так, – вздохнула Дженни.
Напряжение ночи начало спадать. Они проехали деловое Сити, площади Ли и Джексона и въехали в парковый район.
– Ну что, – улыбнулся Бретт и притормозил машину, – поиграем в туристов?
– Сейчас большая часть играющих в туристов не вылезает из своих автомобилей, – вздохнула Дженни. – А я просто очень люблю эту часть города. Если бы это было возможно, я бы поселилась здесь.
Красивые старые домики прятались в изобилии зелени, старые деревья, склоняя ветви и причудливо переплетая их, образовывали живые изумрудные своды, даря улицам прохладу. Ковер сочной травы всех оттенков зеленого начинался от фундамента каждого домика и сливался с радужными пятнами цветочных клумб. Машины, двигающиеся по авеню Чарльза, подъезжая к парку, сразу скрывались за зелеными стенами.
– Я знаю, о чем ты думаешь.
– О чем?
– Ты думаешь, что на земле больше нет такого места, как парковый район Нового Орлеана.
– А что? Разве плохо жить в одном из этих игрушечных домиков? Я бы с удовольствием.
Бретт улыбнулся и направил машину в сторону Эудьюбонского парка.
Был волшебный полдень. Воздух, теплый и тяжеловатый, насыщенный запахом магнолий, ласково обдувал их лица. Дженни казалось, что с каждым часом она любит Бретта Мак-Кормика все с большей силой. Он тоже не оставался равнодушным к магии солнечного дня и был весьма доволен, что наконец-то сумел выбраться на волю.
На обратном пути он специально свернул на Вашингтон-авеню, идущую параллельно авеню Святого Чарльза. Двигаясь по этой дороге, можно было разглядеть его владение.
Рассказать ей о доме сейчас, показать его? Дать возможность полюбоваться его полуотреставрированной собственностью? Ведь ей достаточно бросить один взгляд, чтобы по заслугам оценить его усилия. И Дженни тоже полюбит этот дом, Бретт был в этом уверен.
Но он промолчал. Старая добрая песенка «она-что-то-от-меня-хочет» некстати выползла наружу, хотя Бретт прекрасно знал, что это не так. И все же что-то удержало его. Этот дом являлся его собственностью самым дорогим, что у него было. После ночного разговора у Бретта осталось странное впечатление, будто между ним и Дженни существует какая-то потусторонняя связь. Именно такое чувство Бретт испытал и когда впервые увидел этот старый дом. Конечно, все это было достаточно глупо, но все-таки он предпочел промолчать и проехать мимо. Если бы он снова начал разговор про переселение душ и прочие подобные штуки, то только причинил бы Дженни боль, лишний раз посмеявшись над ней.
Итак, рассказ про свою драгоценную собственность в парковом районе он предпочел временно отложить.
Весь понедельник Бретт провел в дебатах с самим собой, раздумывая, рассказать Дженни про дом или подождать.
После прогулки они проехали по Мэгэзин-стрит и, не доезжая центральной Кэнэл, свернули во французский квартал чего-нибудь перекусить. Они без удовольствия пожевали соленые сырые устрицы и вернулись назад, в квартиру Бретта.
Сейчас Дженни опять уехала к клиенту, и Бретт остался наедине с чашкой кофе. Когда раздался стук в дверь, Бретт почувствовал, что не имеет ни малейшего желания открывать. Да пусть хоть весь мир начнет к нему ломиться! Он прокрался к телефону и отключил его. После вчерашнего визита Роба стук в дверь начал его раздражать. Ему осточертел поток странных событий последнего времени, мешавших ему работать над романом, и так история с душем не вылезала из головы.
С того момента, когда они решили поехать на прогулку в парковый район, Дженни, так же как и Бретт, ни разу не заговаривала об этом. Он же не видел смысла расстраивать Дженни и начинать разговор первым. Когда она поцеловала его час назад перед отъездом, Бретт заметил тень тревоги, притаившуюся в уголках ее глаз. Он был уверен, что теперь Дженни ни за что не останется в своей квартире ночью одна.
Честно говоря, Бретт был обеспокоен не меньше. Он и так и сяк обдумывал ночное происшествие, но разумного объяснения в голову не приходило, и чем дальше уводили его мысли на этот счет, тем дальше отодвигалась перспектива окончания книги. Как Бретт ни старался, он никак не мог сосредоточиться. Едва он вспоминал Дженни, как все остальное мгновенно переставало существовать. Мысли Бретта сразу полностью переключались на нее, упорно крутились вокруг преследующего его милого образа, и Бретт ничего не мог с собой поделать. Он не поверил во все эти глупости ни на мгновение, глубоко презирая рассказы о прошлой жизни, возрождении, карме и прочей чуши. Может быть, он немного верил только в то, что существует судьба, фатальная неизбежность всего происходящего.
Очередной стук был им снова проигнорирован.
Мак-Кормик чувствовал, что, когда Дженни находилась вместе с ним, возникало ощущение единого цело. го, никогда не испытываемое им раньше. Без всяких объяснений и теорий. Оно просто появлялось, и все. И ему хотелось жить с этим чувством и дальше.
