Текст книги "Под твоей защитой"
Автор книги: Дженел Тейлор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Дженел Тейлор
Под твоей защитой
ПРОЛОГ
Санта-Фе, штат Нью-Мексико.
Оуби Логгерфилд и впрямь вызывал отвращение, особенно если находился на близком расстоянии. Детектив Хантер Калгари старался не слишком глубоко вдыхать воздух. Оуби не мылся, наверное, не менее десятка лет. Грязь, смешанная с потом и телесным жиром, образовывала черный налет, который покрывал каждый дюйм его тела и заполнял морщины на его физиономии.
Единственное соприкосновение этого пьяного ничтожества с водой происходило во время дождя. Но, насколько знал Хантер, сей тип, всячески старался избежать этого. Именно потому во время сегодняшнего утреннего дождя он обосновался на ступеньках перед входом в полицейский участок, и Хантер позволил ему войти внутрь.
Оуби, конечно, едва ли мог служить рекламой для живописного Юго-Запада, края волшебной красоты. К счастью, дожди здесь случались редко, и Оуби проживал, не оскорбляя ничьих чувств, на северной окраине города в самодельной парусиновой палатке, примостившейся в тени выступа красной скалы.
И теперь, расположив свои грязные телеса на старом дубовом стуле, он окинул Хантера хитрым взглядом и спросил:
– Вы собираетесь оставить меня здесь, а?
Вонь, исходившая от старика, была неописуемой. Она состояла из смеси таких отвратительных запахов, что Хантер, который обычно умел без труда дать словесную характеристику чему угодно, на сей раз, свел ее к единственному слову: «Омерзительно».
– Я собираюсь вывезти тебя на машине за пределы города, Оуби. Соглашайся, пока кому-нибудь не пришло в голову упрятать тебя в тюрьму.
– В тюремных камерах сухо, – с надеждой проговорил старик.
Сквозь распахнутую дверь кабинета Ортеги послышалось насмешливое фырканье.
– Ишь размечтался, – строго произнес Ортега, обращаясь к Оуби, который принялся чесаться, причем в таких местах, которые обычно не принято скрести на глазах у публики. – Камеры предназначаются для преступников, а не для бродяг.
– Я не бродяга.
Хантер подавил усмешку. Это была чистая правда, потому что за те шесть лет, которые Хантер прослужил в полиции Санта-Фе, Оуби не жил нигде, кроме своей палатки.
Ответ Оуби вывел из себя вспыльчивого Ортегу.
– Я тебе скажу, кто ты такой, Логгерфилд. Ты заноза в заднице. И человек, которого я не желаю больше здесь видеть. Вся комната так провоняла тобой, что дышать невозможно. Калгари, уведи его отсюда!
Хантер достал ключи от джипа.
– Идем, Оуби. Пора домой.
Но не успели они сделать и трех шагов к двери, как путь им преградил худощавый мужчина с седеющими волосами. Он так вцепился в свой дипломат, как будто от этого зависела его жизнь, однако голос у него был вкрадчивый и спокойный.
– Детектив Хантер Калгари? – спросил он.
Хантер насторожился, и некоторое время молча разглядывал незнакомца. Юрист, догадался он. Чье-нибудь доверенное лицо. Судя по покрою пиджака и блеску начищенных штиблет, он облечен доверием человека с деньгами.
– Он самый, – нарочито растягивая слова, ответил Хантер.
Оуби с любопытством пялился на незнакомца, у которого при взгляде на него непроизвольно задергались ноздри. Заметив это, Хантер подавил ухмылку. Вид Оуби редко кого оставлял равнодушным.
– Меня зовут Джозеф Уэссвер из фирмы «Уэссвер, Мур, Гейт и Макнейл». Я пришел по просьбе Аллена Холлоуэя. Мистер Холлоуэй хотел бы нанять вас.
Хантер снова молча окинул мужчину взглядом. Спрашивать о том, кто такой Аллен Холлоуэй, не было нужды. Холлоуэй – вернее, его огромная компания – был хорошо известен в Санта-Фе и в нескольких других больших и малых городах в штатах Нью-Мексико, Аризона и Техас. Он начал в Далласе с одного ресторана под названием «Ранчо дель соль», который стал первым в цепи успешно функционирующих предприятий общественного питания. Рестораны «Ранчо дель соль» расплодились по всему Юго-Западу. Холлоуэй вкладывал полученные прибыли в земельные участки и ценные бумаги и делал миллионы. Его имя регулярно появлялось в местной прессе в связи с бесконечным перечнем добрых дел. Холлоуэю принадлежали также здания, предназначенные для сдачи под офисы, дома для ветеранов; он финансировал даже несколько независимых фильмов, снимавшихся под Санта-Фе. Все это говорило о больших деньгах и о тех общественных кругах, к которым Хантер не принадлежал и с которыми не желал иметь ничего общего.
Что потребовалось от него такому человеку, как Аллен Холлоуэй? Правда, между ними существовала кое-какая связь, но Хантер сомневался, что Аллен знает о ней. А если она ему известна, то почему он устанавливает с ним контакт только сейчас, по прошествии всех этих лет?
Уэссвер нахмурил лоб, размышляя.
– Кажется, вы оставили свою работу и в настоящее время не служите в полиции?
– Нет. – Хантер хотел, было что-то пояснить, но решил, что это никого не касается, кроме него самого.
– Понятно, – сказал Уэссвер, хотя было видно, что ничегошеньки до него не дошло.
Он снова взглянул на Оуби и осторожно откашлялся. Зловоние, исходящее от старика, было невыносимым. Уэссвер запустил пальцы под лацканы плаща. Больше всего ему хотелось сейчас прикрыть лицо несколькими слоями ткани, чтобы не вдыхать эту вонь.
– Нельзя ли мне поговорить с вами с глазу на глаз? – спросил, однако, он.
Детектив вздохнул. Интуиция подсказывала ему, что его ждет что-то неприятное.
– Я должен доставить Оуби домой, – сказал он со скучающим видом. – Вернусь примерно через час. Вы можете подождать, оставить свой номер или поехать…
– Я подожду, – торопливо заверил его худощавый мужчина.
Хантер взглянул на него с понимающей усмешкой и хлопнул Оуби по спине, подняв удушающее облако пыли. Потом они ушли.
К тому времени как Хантер вернулся, совсем стемнело. Остановившись перед входом в полицейский участок, он выключил зажигание и немного посидел в джипе, прислушиваясь к слабому постукиванию остывающего двигателя. Дождь перестал, на темном небе показались звезды. Откинувшись на спинку изодранного сиденья, Хантер немного расслабился.
Ему нравилось в Нью-Мексико. По душе были и чистый разреженный воздух, и обширные открытые пространства. Большую часть своей жизни он прожил в Лос-Анджелесе, но после смерти Мишель шум и суета огромного города стали раздражать его. И он не жалел о принятом несколько лет назад решении навсегда уехать оттуда.
За эти шесть, к счастью, небогатых событиями лет его ярость по отношению к департаменту полиции Лос-Анджелеса, окружному прокурору и всем прочим, кто был причастен к тому провалу, несколько поостыла, но веру в справедливость Хантер напрочь утратил. Он попытался, было вновь разжечь свою страсть к охране правопорядка в Санта-Фе, но нанесенная ему рана была слишком глубока.
Он перегорел, и с этим уж ничего не поделаешь.
Тяжело вздохнув, Хантер вылез из джипа и поднялся по ступеням в помещение участка. Месяц назад он уволился из полиции Санта-Фе, чтобы пожить на своем отрезанном от всего мира ранчо и собраться с мыслями, однако время от времени продолжал заезжать сюда, главным образом для того, чтобы повидаться с Ортегой. Ортега не желал его отпускать. Сначала он уговаривал, потом приказывал, закатил ему скандал и в бешенстве топал на него ногами, но, в конце концов, ворча, смирился с решением Хантера.
– Ты еще вернешься, – зловеще предсказал он, выписывая Хантеру чек на его последнюю зарплату. – Причем скорее, чем думаешь.
Когда Хантер вошел в здание, направляясь в расположенные в глубине кабинеты, Ортеги нигде не было видно. Дверь его кабинета оказалась закрытой и, наверное, запертой. В помещении участка никого не было, кроме мистера Уэссвера, сидевшего в напряженной позе на резной деревянной скамье в вестибюле, держа, на коленях свой дипломат. Увидев Хантера, он встал.
– Моя машина у входа. Не могли бы мы продолжить нашу встречу в ресторане мистера Холлоуэя «Ранчо дель соль»? – спросил он. – Независимо от вашего решения мистер Холлоуэй хотел бы угостить вас ужином.
Кивком, выразив молчаливое согласие, Хантер последовал за низкорослым Уэссвером к его темно-зеленому «лексусу».
В Санта-Фе «Ранчо дель соль» размещался в низеньком здании весьма хаотичной планировки, с темными округлыми балками, которые высовывались сквозь штукатурку наружу, и арками из красного кирпича. Ресторан славился своей подлинной юго-западной кухней и был знаменит лучшими в округе бифштексами. Хантер обычно заказывал там отбивные на ребрышках, и они ни разу его не разочаровали. Сегодня, как всегда, мясо таяло во рту с первого кусочка. Нет, никогда ему не понять вегетарианцев!
Джозеф Уэссвер выбрал вино. Хантер, который отнюдь не был знатоком вин, попробовал мерло: как и мясо, вино было отличного качества. Допивая второй бокал, он заметил, что Уэссвер лишь делает вид, будто пьет, и решил, что пора поговорить по существу.
– Что нужно мистеру Холлоуэю? – спросил он, чуть поглубже усаживаясь на стуле. У него затекли ноги, хотелось встать и размяться. На нем были черные джинсы и серая рубаха с расстегнутым воротом. Но если он, по меркам мистера Уэссвера, одет недостаточно официально, то ему на это наплевать. В Санта-Фе никто не обращал внимания на такие пустяки.
– Он хочет, чтобы вы охраняли его дочь.
– Его дочь? – Хантер озадаченно наморщил лоб и вытянул одну ногу, стараясь не задеть при этом нервного мистера Уэссвера. – От кого?
– От ее бывшего мужа. – Он помолчал, настороженно вглядываясь в лицо Хантера.
Детектив замер. Он уже понял, к чему это ведет.
– Его дочь Дженива – друзья называют ее Дженни, – продолжал Уэссвер, – была короткое время замужем за человеком, проявившим к ней интерес исключительно из-за ее приданого, а вернее, состояния, которое она со временем должна была унаследовать. Отец Дженни помог ей пройти через бракоразводный процесс и позаботился, чтобы бывший муж держался подальше от нее все эти годы.
– Сколько лет?
– Пятнадцать.
Не сводя глаз с серьезной физиономии собеседника, Хантер отпил мерло.
– А теперь он вновь появился?
– Да. – Уэссвер глубоко вздохнул и, словно актер на сцене, сделал эффектную паузу.
– Почему вы хотите, чтобы этим занялся я? – спросил наконец Хантер.
– Потому что вы знакомы с мужчиной, о котором идет речь.
По спине Хантера пробежал холодок. Он весь подобрался, насторожился и застыл в ожидании.
– Это Трой Рассел, – тихо произнес Уэссвер.
Ни один мускул не дрогнул на лице Хантера. Уэссвер чуть было не улыбнулся самодовольно. Реакция была именно такой, какой он ожидал.
– Я могу продолжить?
Хантер коротко кивнул. Трой Рассел был человеком, виновным в гибели его сестры Мишель.
ГЛАВА 1
– Мужчина за четырнадцатым столиком наблюдает за тобой.
Дженни Холлоуэй оторвалась от счета на продукты, который держала в руках, пытаясь понять смысл того, что сказала ее подружка Кэролайн Робертс. Нагруженная блюдами с дымящимися спагетти, та пробиралась по залу, обходя столики с артистизмом балерины.
– Что ты сказала?
– Мужчина. За четырнадцатым столом. – Кэролайн кивком головы указала в дальний конец обеденного зала ресторана «Риккардо», имеющего L-образную форму. Эту часть отделяла от остального зала каменная арка. Там стояли квадратные столики, накрытые белыми камчатыми скатертями. Столик, о котором шла речь, находился как раз за углом. Поэтому Дженни не увидела ничего, кроме мерцающих отблесков на каменных стенах, которые отбрасывали горящие на столиках свечи в хрустальных подсвечниках.
– Верю тебе на слово, потому что четырнадцатый столик мне не видно, – сказала Дженни и направилась в сторону кухни и офисов. Кто-то за ней наблюдает? Последние несколько недель она часто испытывала это странное ощущение, но всякий раз объясняла его взвинченными нервами. Она и впрямь была взбудоражена только что принятым решением относительно денег, которые ей вскоре предстояло получить в свое распоряжение.
При воспоминании о словах матери, у нее до сих пор на глазах выступали слезы. «Я кое-что сберегла для тебя, Дженива, – прошептала ей Айрис Холлоуэй, лежавшая на больничной койке. – Но деньги эти будут принадлежать тебе только после того, как ты достигнешь тридцати пяти лет. Просто знай, что они у тебя есть, и что я скопила их с любовью». Но Дженни, которая тогда была подростком, одолевал страх перед будущим, ожидавшим ее после неминуемой смерти матери от рака печени, и она тогда была не способна думать ни о чем, кроме собственных страданий. Она плакала злыми слезами и сердилась на мать за то, что та так рано покидает ее, и на отца, чья любовная связь с женщиной, которая была, чуть ли не ровесницей Дженни, и последовавшая вскоре женитьба сделали отца и дочь навсегда чужими друг другу.
Но сейчас, по прошествии многих лет, Дженни понимала, как мудро, как дальновидно поступила тогда ее мать. Если бы Дженни получила это наследство в ранней юности, она бы, наверное, уже давно растранжирила его по мелочам. Но сейчас, когда у нее подрастал собственный сын, и она приобрела кое-какой жизненный опыт, Дженни решила вложить эти деньги в дело, которым ее семья занималась уже давно, – в ресторанный бизнес.
Паранойей Дженни не страдала, но, для того чтобы испытывать настороженность, у нее было немало причин.
– Четырнадцатый столик, конечно, за углом, – настаивала Кэролайн, заглядывая в распахнутую дверь ее офиса, – но ты все-таки пойди и взгляни на этого мужчину. Он так сексапилен!
Дженни хмыкнула, потом рассмеялась. Очевидно, все было не таким зловещим, как ей показалось. А Кэролайн любого парня с приятной физиономией и мощным телосложением именовала «сексапилом».
За последние пять лет работы в ресторане «Риккардо» Дженни научилась относиться скептически ко всему, что говорила о мужчинах эта миниатюрная белокурая официантка. Кэролайн вела активный поиск своего суженого, тогда как Дженни прекратила это делать уже несколько лет назад.
– Ты пожалеешь. Через несколько минут он уйдет, и ты, возможно, разминешься со своей судьбой.
– Попытаю счастья в другой раз.
Кэролайн печально покачала головой. Она знала, что Дженни пришлось многое выстрадать от властного и жестокого мужа, после чего ей вообще на мужчин смотреть не хотелось.
Заметив своего босса, Дженни помахала рукой Альберто Молини, нынешнему владельцу «Риккардо». Кэролайн проворчала:
– Не делай Альберто единственным мужчиной в своей жизни.
– Слишком поздно, – усмехнулась Дженни и крикнула толстому Альберто: – Ты мне нужен!
Услышав это, Кэролайн беспомощно всплеснула руками и отправилась получать новый заказ.
– Bella! Красавица! – как всегда громко, воскликнул Альберто, потянувшись, чтобы ее обнять.
Дженни, взглянув на его испачканные мукой руки и фартук и свои черные свитер и юбку, взмолилась:
– Не смей ко мне прикасаться! Я не могу себе позволить без конца оплачивать счета из химчистки!
– В таком случае я поцелую тебя на расстоянии, – заявил он и, смачно чмокнув кончики пальцев, послал ей воздушный поцелуй.
Дженни усмехнулась, Альберто был внуком Риккардо, первого владельца этого популярного в Хьюстоне итальянского ресторана. Пять лет назад, когда Дженни зашла туда в поисках работы, Альберто возвел очи к небу и заявил, что Господь услышал его молитвы. «Ты моя дочь!» – радостно закричал он, обнимая ее, словно она действительно была потерявшимся ребенком, возвратившимся, наконец домой. Смущенная столь неожиданным приемом, она таращила на него глаза, опасаясь подвоха.
Но она вскоре поняла, что он так же неуемен в проявлении своих чувств во всем остальном. Он был добрым и щедрым, но мог быть требовательным и даже деспотичным, особенно в том, что касалось кухни ресторана «Риккардо».
И сейчас, вернувшись в свой крошечный офис и вспомнив об этом, Дженни улыбнулась. Она ведь действительно чувствовала себя его дочерью. Он был для нее любящим отцом гораздо больше, чем ее родной папочка. И когда она рассказала ему о своем намерении перебраться в Санта-Фе и открыть там собственный ресторан под названием «Дженива», Альберто попытался остановить ее. Заламывая руки, он уговаривал:
– Останься со мной. Будь моим партнером. Мы могли бы расширить дело. Не уезжай!
– Извини, Альберто, – ласково сказала она, – но мне пора уехать из Хьюстона. Пора изменить свою жизнь.
– На какой пище ты намерена специализироваться? Чем ты будешь кормить?
– Я планирую выбрать кухню юго-западных штатов, – ответила она, подумав про себя: «И стать конкурентом собственного отца».
Дженни все еще не была до конца уверена в том, что приняла правильное решение. С годами ее воинственный настрой по отношению к Аллену Холлоуэю не смягчился. Она радовалась, когда Альберто принял ее под свое крылышко, и, хотя вся ее жизнь была связана с отцовскими ресторанами «Ранчо дель соль», именно Альберто по-настоящему научил ее этому бизнесу. Приняв его как своего наставника, она сделала единственно правильный выбор после целой серии ошибок, длинный список которых возглавлял ее бывший муж Трой Рассел.
Но ей не хотелось сейчас вспоминать о нем. Она вышла замуж за Троя главным образом для того, чтобы не жить с отцом и его глупой, истощенной диетами женой Натали. Однако в результате этого недолго просуществовавшего несчастливого брачного союза она получила один бесценный подарок – сына Роули Он стал смыслом ее жизни, и она надеялась, что переезд в Санта-Фе пойдет на пользу не только ей, но и ему. И сколько бы Альберто ни оплакивал ее решение, она знала, что права.
Возможно, властный отец не одобрит ее переезда из Хьюстона, но ей это было безразлично. Она все равно редко с ним виделась. Насколько Альберто был добрым и щедрым, настолько ее родной отец – холодным и эгоистичным. К счастью или к несчастью – в зависимости от того, под каким углом посмотреть на это, – Дженни в последнее время старалась по возможности не общаться с отцом. После смерти матери и повторной женитьбы Аллена Дженни перестала быть папенькиной дочкой. Она также покончила с ролью послушной жены Троя. Теперь она была тридцатипятилетней разведенной матерью, которая стояла на пороге больших перемен.
Увидев счет за доставленные продукты, о котором она чуть не позабыла, Дженни открыла дверь и выглянула из офиса. Альберто сразу же заметил ее и крикнул свое обычное: bella! Она рассмеялась. Эта комическая сценка разыгрывалась ежедневно. Все привыкли к ней. Повара и официантки улыбались, глядя на них.
– Я почти закончила проверку, – сказала ему Дженни, тыча пальцем в счет, испещренный вопросительными знаками и другими пометками. В счетах на доставленные продукты неизменно обнаруживалась куча ошибок. И это не потому, что люди из фирмы «Гейнз продьюс» пытались намеренно обсчитать Альберто: просто в этой компании, тоже частной, вечно происходили какие-то изменения. Если бы Дженни сама принимала решения, то давно бы сменила поставщиков, но Альберто упрямо хранил верность этой фирме. Их, видите ли, связывала старая дружба. Поэтому он махнул рукой на неудобства и мирился с их беспорядочным графиком поставок и ошибками в документах, а Дженни приходилось подчищать за ними все недоделки. В своем собственном ресторане Дженни, среди прочего, была намерена более четко организовать эту работу.
– Хорошо, очень хорошо, – пробормотал Альберто, не отрывая глаз от рагу по-тоскански, которое очень напоминало то, чем фаршируют индейку в День благодарения, но на вкус, по мнению Дженни, было божественным. Его готовил недавно принятый на работу молодой повар.
Альберто, досадливо поцокав языком, буквально оттолкнул от плиты другого начинающего повара и, игнорируя возмущение остальных работников кухни, принялся громко перечислять все, что этот бедолага сделал неправильно.
Дженни подмигнула всем присутствующим на кухне. Их физиономии выражали целую гамму чувств – от сочувствия до удовлетворения, но все они с уважением относились к маниакальной требовательности Альберто к качеству пищи. Надо было либо научиться работать как следует, либо уйти. Компромиссы в «Риккардо» не признавались.
Снова усаживаясь на рабочем месте, Дженни прислушалась к знакомому скрипу старого, потрепанного кресла, которое она лично добавила к меблировке тесного офиса. Если уж ей суждено приводить в порядок финансовые документы, то она предпочитала делать это, устроившись с комфортом. Пусть даже Альберто не было до этого дела, Дженни тщательно довела до конца проверку счетов.
Она умела работать. Ведь она выросла в этом бизнесе, а рестораны «Ранчо дель соль» были одними из самых удачливых. Конечно, успеху способствовали деловая хватка Аллена Холлоуэя и прочная финансовая основа, но и Дженни была способной ученицей. Отец всегда планировал возложить на нее управление бизнесом, по крайней мере, так он говорил. Но потом все изменилось, и Дженни перестала с обожанием относиться к отцу.
Кэролайн снова вбежала на кухню, по пути заглянув в открытую дверь офиса Дженни.
– Ну?
– Что ты хочешь сказать?
– Ты видела его?
– Кого? – переспросила Дженни, поглощенная расчетами заработной платы.
– Сексапила! Боже милосердный, дорогая! Ты даже не взглянула? Или ты решила полностью игнорировать существование лиц противоположного пола? Что нужно, чтобы привлечь твое внимание? Ну, если ты его не хочешь, отдай его мне. А теперь иди! Сию же минуту!
Дженни попыталась было запротестовать, но Кэролайн, схватив ее за руку, вытащила из кресла и повела через кухню в главный обеденный зал.
– Иди, – приказала она. – И не упрямься, ведь мне надо работой заниматься.
– Как он выглядит? – спросила Дженни. – Может быть, я его знаю.
– Высокий, темноволосый и красивый. Что может быть лучше, дорогая?
Именно так она описывала друзьям Троя, когда впервые его встретила. Она была вне себя от радости, что этот мужчина старше ее влюбился в нее. Лишь позднее она узнала, что полюбил-то он ее деньги. А затем, познакомилась и с его садистскими наклонностями, граничащими с преступными.
Она глубоко вздохнула. Но Троя больше не было в ее жизни. Отец откупился от него деньгами, и хотя она этого не одобряла, все же была ему благодарна, особенно когда узнала, что беременна. По условию соглашения, заключенного с ним отцом, Трой больше не должен никогда появляться в ее жизни. А она наверняка знала, что ее бывший муж предпочитает всему остальному деньги.
– Ну, иди же, Дженни, – начиная сердиться, повторила Кэролайн. – Если ты его упустишь, то со мной, ей-богу, случится истерика.
Дженни подняла руки, показывая, что сдается.
– О'кей! – Она энергично кивнула.
– Давно бы так, – проговорила Кэролайн и вернулась к своим столикам.
Дженни немного постояла на месте, наслаждаясь запахом чеснока, томатов, базилика и лука и жужжанием голосов в зале, нарушаемым время от времени взрывами смеха. Справа от нее официантка наливала темно-красное кьянти седовласому джентльмену. Почувствовав ее взгляд, тот одобрительно поднял бокал, как будто мысленно произнес тост в ее честь. Направляясь к арке, отделявшей меньшую часть обеденного зала, она замедлила шаг. Ей не хотелось видеть человека, который, возможно, наблюдал за ней. При мысли об этом ей стало не по себе. Мужчины начали проявлять к ней интерес с тех пор, как она стала подростком. Ее синие глаза, непокорные рыжевато-каштановые волосы, которые теперь были собраны на затылке и скреплены черепаховой заколкой, и ее стройная, спортивная фигурка привлекали немало восхищенных взглядов. Однако после развода она редко пользовалась косметикой, а одежду предпочитала неприметную и строгую. Не надо быть психологом, чтобы понять, почему она не хотела, чтобы мужчины интересовались ею. Она была сыта этим по горло.
Она нерешительно заглянула в малый зал. Потолок и верхняя часть каменных стен узкого помещения были оштукатурены и покрашены в кремовый цвет. С потолка свешивались тяжелые, излишне броские канделябры, хрустальные подвески которых преломляли свет, отражавшийся на серебряных приборах и камчатых скатертях. Зал выглядел гостеприимно, даже уютно, но Дженни непроизвольно вздрогнула. Откуда-то справа от нее раздался мужской голос, и она чуть не вскрикнула от испуга.
С неслыханным итальянским акцентом голос произнес:
– Мадам, в этом салате «Капри» не хватает остроты, хотя настоянный на пряностях уксус чувствуется. Я предложил бы использовать другое оливковое масло – с более насыщенным ароматом.
Дженни открыла рот, поморгала глазами, потом строго взглянула на говорившего. Спрятавшись за меню в кожаном переплете цвета бургундского, за столом сидел темноволосый мужчина, говоривший очень знакомым тенорком. Она протянула руку и пальцем отвела меню от красивой физиономии своего сына Роули. Так, значит, вот какой мужчина наблюдал за ней! У нее словно гора с плеч свалилась.
– А ты что здесь делаешь? – спросила она, удивленная тем, что он вообще соблаговолил прийти сюда к ней. В свои пятнадцать лет Роули стал сущим наказанием.
Его синие глаза, так похожие на ее собственные, искрились юмором. Но он напоминал также и своего отца, что заставляло ее сердце сжиматься от страха. Трой был – и, несомненно, остался – порочным садистом. За несколько месяцев, которые они прожили вместе как муж и жена, Дженни стала бояться его, и ей потребовалось собрать в кулак все свое мужество, чтобы уйти от него.
Последний удар ее гордости нанесли не произнесенные вслух слова отца: «Я тебя предупреждал». Знать, что отец в конечном счете купил ей свободу, было так унизительно, что она старалась даже не вспоминать подробности.
Но теперь все было позади. Трой остался в прошлом, и хотя иногда Дженни испытывала угрызения совести из-за того, что Роули никогда не встречался со своим отцом, она понимала, что сыну лучше и не знать его.
– Я сделал кое-какие замечания относительно салата, – сказал Роули, как будто был знатоком итальянской кухни.
– Звучало очень похоже на Альберто, когда тот чем-то недоволен, – заметила она.
С Роули последнее время приходилось проявлять осторожность. Настроение у него то и дело менялось: то он был милым и любящим, то вдруг становился угрюмым и неприветливым.
Сейчас он одарил ее обворожительной улыбкой, в которой было столько жизненной силы и задора, что девочки уже без конца звонили ему по телефону. К сожалению, эта улыбка тоже напомнила ей Троя. Она влюбилась в его красивую внешность, не обратив внимания на духовную незрелость и едва прикрытую порочность своего избранника.
Отец был с самого начала против ее отношений с Троем. Разумеется, еще и поэтому она развернулась к Трою, как флюгер на ветру.
– Но это не салат «Капри». В нем нет ни настоянного на пряностях уксуса, ни оливкового масла. Это самый обычный американский овощной салат, приятель. Салат «Капри» готовится из ломтиков томатов, свежего сыра моццарелла и листьев базилика. В последний раз, когда я тебе его приготовила, ты изобразил позывы на рвоту, вызвав своим поведением отвращение у меня и у нашего гостя Бенджамина.
Роули улыбнулся еще шире:
– Бенджамину это совершенно безразлично.
Дженни, не удержавшись, улыбнулась в ответ. Бенни был соседским псом – лохматой дворнягой, чей хвост, в считанные секунды, начисто сметал все, что стояло на кофейном столике. Дженни всякий раз выгоняла его, но Роули снова впускал радостного пса назад, как только она отворачивалась.
– Я думала, что сегодня ты будешь вечером у Джэнис и Рика.
– Сегодня в 15.00 у меня была футбольная тренировка. Рик приходил посмотреть, но потом мне просто захотелось уйти. – Он пожал плечами.
Судя по всему, Роули в последнее время считал их соседа Рика Фергюссона кем-то вроде отца. Ему давно хотелось быть чьим-нибудь – все равно чьим – сыном. Дженни понимала это желание, но ей очень не хотелось говорить с ним о его настоящем отце. Несколько месяцев назад она обнаружила в личном ящике Роули, где лежала всякая всячина, фотографию Троя. Хотя сын никогда не расспрашивал об отце, он, судя по всему, думал о нем, и Дженни понимала, что недалек тот час, когда ей придется многое объяснить ему.
Интересно было бы знать, что думает Роули? Ей было известно, что Трой никогда не пытался установить с ним контакт. Нелегкая ситуация для парнишки, отцы друзей которого почти всегда присутствовали на их футбольных матчах, других спортивных соревнованиях и школьных праздниках.
Она чувствовала, что скрытые эмоции Роули по этому поводу должны были вот-вот вырваться наружу. И она ничего не могла поделать.
– Я сказал Джэнис, что ты хочешь, чтобы я зашел в ресторан, – проговорил он. – А Альберто разрешил мне заказать все, что пожелаю.
– Уж этот мне Альберто, – пробормотала она. – Джэнис заедет за тобой или мне придется тебя подвезти?
– Я умею ходить.
Дженни даже растерялась. Отсюда до их дома было несколько миль, а автострада с несколькими полосами движения была далеко не самым безопасным местом для пешей прогулки подростка после наступления темноты. Но Роули не хотел, чтобы к нему относились как к ребенку. Он балансировал на пороге превращения в мужчину, и обращаться с ним сейчас приходилось особенно осторожно – словно идешь по лезвию ножа. Одно неверное слово Дженни могло причинить боль им обоим.
К счастью, пока он, кажется, не делал большой проблемы из переезда в Санта-Фе. Если бы у него сохранилось такое настроение, все остальное встало бы на свои места.
– Я хочу, чтобы ты поехал домой на машине. Это безопаснее, – сказала она и подняла руку, предупреждая его возражения.
– Но со мной все будет в порядке.
– Знаю, но…
– Ты, видно, совсем мне не доверяешь.
– Не тебе, – начиная раздражаться, ответила она, – а всем остальным! Разве ты не знаешь, как водят машины в Техасе? Я не смогу работать, если буду знать, что ты идешь домой пешком, один. Это нужно скорее для меня, чем для тебя.
Роули возмущенно выкатил глаза.
– Мне не пять лет!
– Конечно. – Она оглянулась вокруг, не желая, чтобы кто-нибудь услышал эту перепалку. – Мне надо вернуться к работе. Если Джэнис не сможет приехать за тобой, то тебя отвезу я.
Роули, пылая гневом, спрятался за меню. До этого года они с Роули были близкими друзьями. Другие матери предупреждали ее, что подростки становятся отвратительными в переходном возрасте, но она наивно верила, что Роули, хорошим манерам которого завидовали все родители, перенесет переходный период безболезненно. Она была потрясена происшедшей в нем переменой.
Вернувшись в офис, Дженни позвонила Джэнис, своей соседке и подруге. Квартира Джэнис и Рика располагалась рядом с жилищем Дженни, на первом этаже по другую сторону уютного двухэтажного дома. Поскольку они были полноправными владельцами Бенни, Дженни относилась к собаке более терпимо, чем могла бы в других обстоятельствах, и Бенни пересекал порог квартиры Холлоуэев так же часто, как и свой собственный.
– Алло, – услышала она голос несколько запыхавшейся Джэнис на фоне какофонии каких-то звуков.
