Текст книги "Темнейшая ночь (ЛП)"
Автор книги: Джена Шоуолтер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)
Глава третья.
Домой, домой, домой. Мэддокс мысленно напевал приказ, старясь отвлечься от боли.
Стараясь подавить побуждение к насилию…побуждение неуклонно нараставшее. Женщина – Эшлин – подпрыгивала на его плече, как непрошенное напоминание, что он может сломаться в любой момент и зарезать всех кто попадется под руку. Ее, в особенности.
Ты хотел потонуть в женщине, съязвил дух. Вот твой шанс. Тони в ее крови.
Его руки сжались в кулаки. Ему надо было подумать, но он не мог превозмочь боль. Она упоминала силу, прося его помощи. Не так ли? Кое-что из сказанного ею было утрачено посреди рычания в его голове. Все что он твердо знал, это то, что ему следовало оставить ее, как и намеревался.
Но он услышал ее выкрик: звук страждущего, подобный тому безумному реву, что Мэддокс сам часто хотел издать. Нечто внутри него глубоко отозвалось, и заполнило его потребностью помочь ей, потребностью коснуться ее мягкой кожи еще один раз. Потребностью, что каким-то образом смогла пересилить Насилие. Восхитительный, невероятный подвиг.
И он вернулся к ней, даже зная, что с ним она в большей опасности, чем была бы одна в лесу. Даже зная, что она скорей всего должна была отвлечь его и помочь Ловцам получить доступ в крепость.
Глупец. Теперь она была распростерта на нем, ее женственный аромат дразнил его обоняние, все ее мягкие изгибы были доступны ему для исследования.
Или для нарезания ломтиками, демон подсказал.
Она околдовывающе прекрасна, и было легко понять почему Ловцы прислали ее. Кто пожелает испортить такую сочную женственность? Кто отвергнет столь явную чувственность? Не он, как казалось.
Дурак, бессловесно чертыхнулся он снова. Ловцы! Они действительно были в Будапеште, их татуировки – мрачное напоминание о тех темных, темных днях в Греции. Ясно, что они снова искали крови, поскольку каждый из четырех мужчин, следовавших за Эшлин, нес пистолет и глушитель. Как на смертных, они бились с искусными навыками.
Мэддокс оказался победителем в тот кровавом тет-а-тете, но не оказался невредимым. Его нога внизу была порезана, и одно из его ребер было, несомненно, сломано.
Время, казалось, лишь отточило их умения.
Он гадал, как отреагирует Эшлин, узнав, что они погибли. Будет плакать? Вопить? Ругаться? Нападет на него в припадке горькой ярости?
Ожидали ли другие в городе?
В данный момент, он, казалось, не мог себя заставить волноваться об этом. Удерживая Эшлин в своих руках, он был в восторге: ад, которым была его жизнь, на мгновение отступал, оставляя лишь…нечто, чему он не смог бы дать названия. Желание, возможно. Нет. Он отверг слово моментально. Оно не могло пояснить напряжения, натиска, жара.
Мгновенная одержимость, может быть.
Чем бы это ни было, ему это не нравилось. Это было более могущественно, чем все испытанное ранее, угрожающее управлять им. Мэддоксу не нужна была другая сила, пытающаяся нажимать на его тайные пружины.
Она была просто так…прекрасна. Так прекрасна, что было почти больно смотреть на нее. Ее кожа – гладкая и податливая, как корица, погруженная в медовый напиток, затем сбитая в крем, чтоб слизывать. Ее глаза – того же медового оттенка и такие колдовские, что у него защемило в груди. Он никогда не видал смертную так страдающей и ощутил странное сходство с ней.
Когда пряди длинных, шелковых волос, также цвета меда, но с прожилками меди и кварца, пушились вокруг ее нежных черт лица, он возжаждал. Он возжелал. Захотел прикоснуться, вкусить. Захотел поглотить. Потребить. Но не желал причинять вреда. Осознание этого постоянно восхищало его.
Эшлин…Ее имя шепталось в его мыслях, нежное, как и сама женщина. Привести ее в крепость было против правил, было угрозой их самым оберегаемым секретам. Он должен был стыдиться, неся ее вперед, а не прочь, а она должна бы кричать в ужасе.
По-видимому, слово должен не значило ничего ни для одного из них.
Почему она не кричит? Важнее, почему она не кричала? Когда он впервые накинулся на нее, покрытый кровью ее союзников, очаровательная улыбка осветила ее лицо, пухлые губы приоткрылись, демонстрируя идеальные белые зубы.
Вспоминая ту улыбку, Мэддокс испытал толчок надоедливого возбуждения. Под ним, однако, замешательство все еще медлило. Хотя прошла вечность с тех пор, как он в последний раз имел дело с Наживкой, он не припоминал, чтоб они были так откровенны в своем удовлетворении.
Даже Хадия, Наживка помогшая поставить Бадена, хранителя Недоверия, на колени.
Хадия идеально сыграла оскорбленную, напуганную душу. Видя ее, Баден решился действовать без подозрений, впервые с той поры как демон был помещен в него. Или нет. Мэддокс всегда гадал, мог ли человек желать своей смерти. Если так, он понимал его желание. Он был ударен кинжалом в горло через несколько мгновений, после того как открыл свое жилище для Хадии – которая взамен впустила вооруженных Ловцов.
Похоже, сам удар не убил бы Бадена. Ловцы, однако, затем отрубили ему голову. У Бадена ни осталось шанса. И бессмертный не смог бы оправиться от такого.
Он был хорошим человеком, прекрасным воином, и не заслуживал такой кровавой кончины. Мэддокс, однако…
Мое убийство будет оправдано.
Наживка перед Баденом соблазнила Париса. Не то чтобы такая вещь требовала больших усилий. В процессе, Ловцы ворвались в опочивальню женщины и ударили воина ножом в спину, намереваясь ослабить его, перед тем как добраться до его головы.
Парису, однако, секс придавал сил. Даже раненый, он смог расчистить себе путь и убить всех вокруг себя.
Мэддокс не мог представить себе женщину в его руках достаточно трусливой, чтоб ударить исподтишка. Она смотрела ему в лицо и не отступила, даже когда дух внутри него шумно требовал освобождения. Возможно, Эшлин и была невиновной. Он не нашел камер или динамита на деревьях, возле которых она задерживалась. Возможно…
«Возможно, ты больший дурак, чем сам осознаешь», пробормотал он.
«Что?»
Он игнорировал ее, зная, что так будет безопасней. Ее голос был мягок и мелодичен, и подстрекал духа, дразня своей нежностью. Лучше держать ее молчащей.
Наконец он заметил темные, хрупкие камни крепости. Не слишком быстро. Мучительная боль прорезала его живот, почти опрокидывая его наземь.
Насилие струилось по его венам и переливалось в его крови.
«Нет».
Убивай. Рань. Увечь.
«Нет!»
Убивай. Рань. Увечь.
«Мэддокс?»
Дух зарычал, отчаянно, так отчаянно желая освободиться. Сопротивляйся, приказал он себе. Оставайся спокоен. Он втянул воздух в легкие, задержал его, медленно освободил. Убивай. Рань. Увечь. Убивай. Рань. Увечь. «Я буду сопротивляться. Я не монстр».
Посмотрим…
Его ногти удлинились, зудя от непреклонной нужды бить. Если он не успокоится, он скоро будет нападать на всех и каждого в радиусе своего достижения. Он будет убивать, без жалости, без сомнений. Он уничтожит свой дом камень за камнем, круша и раздирая. Свирепствуя. Он уничтожит всех внутри него. И он скорее будет гореть в аду вечность, чем сотворит подобное.
«Мэддокс?» Эшлин сказала опять. Ее сладкий голосок проплыл к его ушам, мольба, что частично была целебным бальзамом, а частично разжигала страсть. «Чего…»
«Тихо». Он сбросил ее с плеча, все еще крепко держа, и втолкнул в парадную дверь, почти сорвав дерево с петель. Разозленные голоса приветствовали его. Торин, Люциен и Рейес стояли в фойе, спорили.
«Ты не должен был позволять ему уходить», Люциен сказал. «Он превращается в животное, Торин, в истребителя…»
«Прекратите», заорал Мэддокс. «Помогите!»
Все трое развернулись к нему лицом.
«Что происходит?» потребовал объяснений Рейес. Увидя Эшлин, он замолк. Шок отразился в его лице. «Зачем ты притащил женщину в дом?»
Услышав суматоху, Парис и Аэрон примчались в фойе с напряженными лицами. Заметив Мэддокса, они расслабились.
«Наконец-то», произнес Парис с явным облегчением. Но также он заметил Эшлин. Он ухмыльнулся. «Милашка! Подарок? Для меня?»
Мэддокс заскрежетал зубами. Убей их, упрашивало Насилие, теперь соблазнительным шепотом. Убей их.
«Тебе не надо быть здесь», слова вырывались из его горла. «Бери ее и уходи. Пока не поздно».
«Гляньте на него», проговорил Парис, от его облегчения и восхищения и след простыл. «На его лицо».
«Превращение уже началось», констатировал Люциен.
Слова побудили Мэддокса к действию. Хотя он понял, что не желает отпускать Эшлин, даже в своем безумии, он отбросил ее к компании. Люциен подхватил ее без особых усилий. Когда ее вес снова пришелся на ноги, она поморщилась от боли. Должно быть, вывихнула ногу на горе, понял Мэддокс, беспокойство промелькнуло сквозь жажду крови на секунду.
«Поосторожней с ее ногой», приказал он.
Люциен отпустил ее, чтоб взглянуть на щиколотку, но Эшлин скатилась прочь с него и, прихрамывая, вернулась в объятия Мэддокса. Его беспокойство усилилось, едва его руки обвились вокруг нее. Она тряслась. Но через мгновение, его перестало это заботить. Пагубная дымка застлала его мозг, жестокость стирала все эмоции на своем пути.
«Отпусти меня», прорычал он, отпихивая ее.
Женщина уцепилась в него. «Что не так?»
Люциен сгреб ее в охапку, оттаскивая назад и удерживая железной хваткой. Касайся она Мэддокса на секунду дольше, он мог бы растерзать ее на кусочки. Поскольку это было правдой, он впился руками в ближайшую стену.
«Мэддокс», произнесла она дрожащим голосом.
«Не причиняй ей вреда». Слова предназначались и ему самому и остальным. «Ты», он заскрежетал зубами, тыча в Рейеса окрашенным в багрянец пальцем. «Спальня. Немедленно». Не дожидаясь ответа, он двинулся вверх по лестнице.
Он слышал, как Эшлин боролось за свободу, и звала, «Но я хочу остаться с тобой».
Он прикусил внутреннюю поверхность щеки, пока не ощутил вкуса крови. Он позволил себе единственный взгляд поверх плеча.
Когда Люциен сильнее стискивал сопротивляющуюся Эшлин, его темные волосы упали ей на плечи, и нужда Мэддокса в кровопролитии возросла. Он почти изменил направление пути, почти бросился бежать обратно в фойе, чтоб разодрать дуга на куски. Моя, вопил его мозг. Моя. Я нашел ее. Никому кроме меня не дозволено к ней прикасаться.
Мэддокс не был уверен он или дух так думал, и его это не волновало. Ему просто хотелось убивать. Да, убивать. Ярость, такая ярость, взорвалась в нем. Он таки остановился. Таки изменил направление. Он собирался разрезать Люциена на половинки и покрыть пол кровью друга. Уничтожай, уничтожай, уничтожай. Убивай.
«Он готовиться напасть» Люциен.
«Забери ее отсюда!» Торин.
Люциен поволок Эшлин прочь из комнаты. Ее панические крики отражались в ушах Мэддокса, что лишь усиливало его темные потребности. Вид ее бледного, прекрасного лица загорался в его мозгу снова и снова, превращаясь в единственную видимую им вещь. Она была напугана. Доверилась ему, хотела его. Ее руки тянулись к нему.
Его живот был жалящей массой пульсирующей агонии, но он не замедлил шаг. В любую минуту придет полночь, и он умрет – но заберет всех здесь с собой. Да, она должны быть уничтожены.
«О, черт», пробормотал Аэрон. «Демон полностью ним завладел. Мы должны подчинить его. Люциен, вернись сюда. Быстро!»
Аэрон, Люциен и Парис продвинулись вперед. За один вздох Мэддокс обнажил свои кинжалы и запустил их. Ожидая нападения, все трое пригнулись, и серебряные лезвия пролетели над ними, вонзаясь в стену. Двумя секундами позже, мужчины были сверху него, а он был распростерт на спине. Кулаки молотили его по лицу, по животу, по паху.
Он отбивался. Рыча, ворча, нанося удары.
Костяшки впились в его челюсть, смещая кость. Колено защемило чувствительную плоть меж его ног. Он по-прежнему бился. И пока битва разгоралась, воины смогли втащить его по ступенькам в его спальню. Мэддокс думал, что услышал рыдания Эшлин, думал, что видел ее пытающуюся оторвать мужчин от него. Он ткнул кулаком вперед и ударил нечто – нос. Услышал выкрик боли. Испытал удовлетворение. Хотел больше крови.
«Проклятье! Приковывай его, Рейес, пока он не сломал ещё чей-нибудь чертов нос».
«Он слишком силён. Не уверен, сколько ещё смогу сдерживать его».
Минуты прошли, пока он бился, возможно, вечность, затем холодный металл замкнулся вокруг его запястий, лодыжек. Мэддокс брыкался и изгибался, и цепи резали его плоть. «Ублюдки!» Боль в животе теперь была невыносимой, больше не беспорядочной, а постоянной. «Убью вас! Заберу всех с собой в ад!»
Рейес встал над ним, темный взор решимости и сожаления окутал его смуглое лицо. Мэддокс попытался сбить его с ног, поднимая колени и толкаясь, но цепи сдерживали. Воин, так же, держался неподвижно, вытаскивая длинный, угрожающий меч.
«Мне жаль», прохрипел Рейес, когда часы пробили. А затем ударил Мэддокса в живот.
Металл пронзил его до спины, прежде чем покинуть тело. Мгновенно кровь брызнула из раны, увлажняя его грудь и живот. Желчь обожгла его горло, его нос. Он проклинал; он взбрыкивал.
Рейес ударил его снова. И снова.
Боль. Агония. Он ощущал, как кожа его пылала. Лишь за эти три удара его кости и органы были искромсаны, каждая дыра была источником мучения. Он ещё сопротивлялся; ещё ощущая отчаянное желание убивать.
Женщина завопила. «Остановись! Ты его убиваешь!»
Когда ее голос пронзил сознание Мэддокса, его сопротивление стало еще более диким. Эшлин. Его женщина из леса. Его. Добраться до нее, надо добраться до нее. Надо убить ее – нет! Надо спасти ее. Убить…Спасти…два желания сражались за главенство. Он дернулся в своих цепях. Металлические оковы глубже впились в его запястья и лодыжки, но он встал на дыбы и ударил ногами. Кровать содрогнулась от мощи его движений, изголовье и изножье согнулись вперед с воем.
«Зачем ты это делаешь?» кричала Эшлин. «Остановись! Не рань его. О мой Бог, прекрати!»
Рейес ударил его опять.
Черные паутинки заслоняли его зрение, когда он осматривал комнату. Парис, он увидел нечетко, направлялся в Эшлин. Достиг ее, обхватил руками. Огромный мужчина затмил ее, окутал своей тенью. Слезы искрились в этих янтарных глазах и на слишком бледных щеках.
Оно отбивалась, но Парис держал крепко и уволок ее из комнаты.
Мэддокс издал животный рев. Парис соблазнит ее. Разденет и вкусит ее. Она будет не в состоянии сопротивляться; ни одна женщина не смогла. «Отпусти ее! Тотчас же!» Он так пылко стремился к освобождению, что сосуд лопнул в его лбу. Его зрение затемнилось полностью.
«Забери ее отсюда и держи подальше!». Рейес ударил Мэддокса еще раз, пятая рана. «Она делает его более безумным, чем обычно».
Надо спасти её. Надо добраться до неё. Звук звенящих цепей перемешивался с его тяжелым дыханием, пока он боролся все сильнее.
«Мне жаль», прошептал вновь Рейес.
Наконец-то, шестой удар был нанесен.
Тогда сила Мэддокса утекла прочь. Дух успокоился, отступая на задворки его сознания.
Сделано. Это было сделано.
Он лежал на кровати, насквозь промокший в собственной крови, неспособный двигаться или видеть. Боль не покинула его, также как и жжение. Нет, они усилились, став большей частью его, чем его собственная кожа. Теплая жидкость булькала в его горле.
Люциен – он знал, что это был Люциен, узнавая обманчиво сладкий аромат Смерти – стал возле него на колени и сжал его руку. Это означало, что его кончина близко, так мучительно близко.
Но для Мэддокса настоящее мучение лишь начиналось.
Как часть его смертного проклятья, он и Насилие проведут остаток ночи, горя в ямах ада. Он раскрыл рот, чтоб заговорить, но раздался, лишь кашель. Еще и еще кровь приливала к его горлу, душа его.
«Утром, тебе придется многое объяснить, мой друг», сказал Люциен, нежно добавляя, «Умри теперь. Я заберу твою душу в ад, как требуется – но на этот раз ты действительно можешь захотеть остаться там, эх, чем решать проблему, которую притащил в наш дом».
«Д-девушка», наконец-то смог проговорить Мэддокс.
«Не беспокойся», ответил Люциен. Какие бы не имелись у него вопросы, он держал их при себе. «Мы не обидим ее. Будешь сам разбираться с ней утром».
«Нетронута». Требование было странным, Мэддокс знал, поскольку ни один из них не бывал одержим женщиной. Эшлин, однако… Он не был точно уверен, что хотел делать с нею. Он знал, что должен был сделать – и чего не смог. И то и другое имело немного значимости. Поскольку, лучше всего он знал, что не желал делиться.
«Нетронута», слабо настаивал он, когда Люциен не ответил ничего.
«Нетронута», Люциен согласился, наконец.
Аромат цветов усилился. Сердце сделало еще удар, а затем Мэддокс умер.
Глава четвертая.
«Кто ты такая и откуда знаешь Мэддокса?»
«Отпусти меня!» Эшлин бранилась и извивалась, пытаясь освободиться от железной хватки своего захватчика. Ее лодыжка пульсировала, но ей было все равно. «Они убивают его там». О, Господи. Они убивали его, ударяя мечом снова и снова. Столько крови…такие ужасающие вопли. Она замолкла, вспоминая.
Голоса, может быть, и покинули ее, но она испытывала большие страдания, чем когда-либо.
«Мэддокс будет в порядке», сказал ей мужчина. Мэддокс сломал ему нос – она видела это – но он вернулся на место почти моментально. Не было и следа крови на его лице. Сейчас он убрал одну из рук с ее талии, лишь для того чтоб погладить ее висок и смахнуть прядь волос. «Вот увидишь».
«Нет, не увижу», она все еще рыдала. «Отпусти меня!»
«Хоть как не хочется мне тебе отказывать, но я должен. Ты причиняла ему чрезмерные страдания».
«Я причиняла ему чрезмерные страдания? Не я ранила его мечом. Теперь пусти меня!» не зная, что еще сделать, она замерла и посмотрела на него. «Пожалуйста». У него были блестящие небесные глаза и молочно-бледная кожа. Его волосы были пленительной смесью коричневого и черного. Он был красив, как никто из виденных ею, слишком идеален, чтоб быть настоящим.
А все чего она желала, так это сбежать от него.
«Расслабься». Он улыбнулся медленной, соблазнительной улыбкой. Отрепетированной, даже на ее неопытный взор. «Тебе незачем опасаться меня, великолепная. Я – лишь одно удовольствие».
Ярость и испуг, печаль и разочарование придали ей сил и храбрости; она дала ему пощечину. Он только что наблюдал, как другой мужчина резал Мэддокса, и не сделал ничего, чтоб остановить его. Он только что наблюдал, как другой мужчина резал Мэддокса, и посмел флиртовать с ней. Ей есть, зачем опасаться его.
Он утратил свою ухмылку и нахмурился, склоняясь к ней. «Ты ударила меня». В его тоне было удивление.
Она вновь шлепнула его по лицу. «От-пу-сти ме-ня!»
Его хмурость углубилась. Он потер свою щеку одной рукой и по-прежнему удерживал другой. «Женщины не бьют меня. Женщины меня обожают».
Она подняла руку, готовясь нанести еще удар.
Вздыхая, он произнес. «Отлично. Ступай. Вопли Мэддокса прекратились. Сомневаюсь, что ты сможешь огорчить его сейчас, мертвого, каким он точно есть». Его рука упала с нее.
Эшлин не дала ему времени передумать. Неожиданно свободная, она отскочила, несясь по коридору, невзирая на боль в щиколотке. Войдя в комнату и увидев пропитанную кровью кровать и бездыханное тело, она резко затормозила.
Дорогой Бог.
Мэддоксовы глаза были закрыты; его грудь совершенно недвижима.
Рыдания вырвались у нее, и она прикрыла рот трясущейся рукой. Горячие слезы заполнили её глаза. «Они убили тебя». Она подбежала к кровати и взяла в ладони подбородок Мэддокса, медленно наклоняясь. Его век не дрогнули, раскрываясь. Дыхание не вырывалось из его носа. Его кожа уже похолодела и побледнела от потери крови.
Она опоздала.
Как мог некто такой сильный и полный жизненной силы быть уничтожен так безжалостно?
«Кто она?» кто-то проговорил.
Потрясенная, она обернулась. Убийцы Мэддокса стояли в стороне, разговаривая между собой. Как она могла позабыть о них? Каждые пару секунд, они поглядывали в ее направлении. Никто из них не обращался к ней. Они продолжали свой разговор, словно она не имела никакого значения. Словно Мэддокс не имел никакого значения.
«Надо бы отправить ее в город, но она видела слишком много», произнес жесткий голос. Холоднейший, наиболее равнодушный голос, когда-либо слышанный ею. «О чем только Мэддокс думал?»
«Все это время, я жил с ним и никогда не знал, как он страдает», спокойно сказал ангельского вида блондин с зелеными глазами. Он был одет во все черное и носил перчатки, что тянулись до его бицепсов. «Это всегда так происходит?»
«Не всегда, нет», сказал тот, что владел мечом. «Он обычно более податлив». Его черный взгляд был тяжелым, его тон страдальческим. «Женщина…»
Убийца! Эшлин беззвучно закричала, желая напасть на него. Вся ее жизнь, ее способность показались более плохими, чем хорошими, заставляя ее выслушивать столетия полных ненависти обвинений и даже пронзительных воплей ужаса. И единственного мужчину, что дал ей немного умиротворения, они грубо убили.
Сделай что-то, Дэрроу. Она протерла свои пекущие глаза тыльной стороной кисти и выпрямилась на трясущихся ногах. Что она могла сделать? Они превышали её числом. Они были сильнее неё.
Слишком татуированный мужчина нахмурился, глядя на нее. У него были по-военному остриженные каштановые волосы, два кольца в брови и мягкие, полные губы. У него также было мускулов больше, чем у мирового чемпиона по пауэр-лифтингу. Он был бы красив – по меркам серийного убийцы – если б не эти татуировки.
Даже его щеки были разрисованы фиолетовыми изображениями войны и оружия.
Его глаза носили тот же оттенок фиалок, как и у Мэддокса, но не имели ни намека теплоты и эмоций. Кровь скапывала с его носа, когда он потирал подбородок двумя пальцами. «Нам надо что-то сделать с девчонкой». Снова этот холодный, бесстрастный голос. «Не нравиться мне ее пребывание здесь».
«Даже если так, Аэрон, мы не коснемся ее». Этот говорящий имел чернильные волосы, что были подобны ореолу вокруг его головы, и разноцветные глаза – один карий, другой голубой. Его лицо было полно шрамов. На первый взгляд он был отвратителен. А со второго, в нем было почти гипнотическое свойство, усиленное плывшим от него ароматом роз. «Завтра утром она будет в том же состоянии, что и сейчас. Дышащей и одетой».
«Точно как Мэддокс, отбирая у нас возможность повеселиться».
Искажённый голос раздался позади нее, и она взвизгнула, оборачиваясь. Прекрасный бледнокожий мужчина стоял в дверном проеме. Он рассматривал ее, с голодом в глазах, словно рисуя ее себе обнаженной и упиваясь тем, что видел.
Дрожь охватила ее с головы до ног. Ублюдки, все они! Её дикий взгляд тщательно осмотрел комнату и остановился на окровавленном мече, что был беззаботно брошен на пол. Тот самый меч, что пронзал Мэддокса, словно он был ни чем другим, кроме тонкого отреза шелка.
«Я хочу знать кто она», холодный, тот татуированный – Аэрон – сказал. «И хочу знать, зачем Мэддокс приволок ее сюда. Он знает правила».
«Она должно быть одна из людей, что были на горе», ангел ответил, «но это не объясняет, зачем он привел ее к нам».
Она бы рассмеялась, если б не чувствовала себя на грани тотального срыва. Стоило мне послушаться МакИнтоша. Демоны таки жили здесь.
«Итак?» напомнил Аэрон. «Что нам с ней делать?»
Каждый из мужчин вновь посмотрел на нее, и Эшлин потянулась к мечу. Ее пальцы обвили рукоять, и она вытянулась, направляя его конец в их сторону. Меч был тяжелее, чем она думала, и ее руки моментально начали трястись под его весом, но она держала крепко.
Её спутники просто рассматривали ее с любопытством. Отсутствие у них страха не беспокоило её. Хотя она знала Мэддокса лишь недолгое время, было что-то дикое внутри неё, что оплакивало его утрату и требовало отмщения за его смерть.
Мэддокс. Она мысленно прошептала его имя. Его больше не было. Навсегда. Ее живот свело от боли. «Я должна убить вас, всех вас. Он был ни в чем не виновным».
«Ни в чем не виновным?» кто-то иронично усмехнулся.
«Она хочет убить нас. Значит за нами пришли Ловцы» с отвращением произнес Аэрон.
«Ловец бы не назвал Мэддокса невинным. Даже в шутку».
«Наживка не была бы выше этого. Вспомни, все слова исходящие из их уст были ложью, хотя их лица всегда были простодушны».
«Я наблюдал на своем мониторе, как Мэддокс уничтожил четырех человек, чего бы он не сделал, будь они невиновны. И я сомневаюсь, что совпадение привело безвинную женщину в лес в то же самое время».
«Думаешь, она умеет управляться с мечом?»
Фырканье смеха. «Конечно же, нет. Глянь, как она держит его».
«Все равно, храбрая маленькая штучка».
Эшлин смотрела на них, разинув рот, и с трудом могла следить за разговором. «Неужели ни кому нет дела, что здесь убили человека? Что это вы убили его?»
Одетый в черное ангел рассмеялся, действительно рассмеялся, но страдание было в его зеленых глазах. «Поверь мне. Мэддокс поблагодарит нас утром».
«Если не убьёт нас за то, что были здесь в первых рядах», кто-то возразил.
К её удивлению, некоторые из мужчин усмехнулись. Все тряхнули головами в сердечном согласии. Лишь тот, что нанес смертельные раны, оставался в молчании. Он продолжал таращиться на тело Мэддокса, на его лице отражалась агония и вина. Хорошо. Она желала, чтоб он страдал из-за того, что натворил.
Чувственный, тот, который считал, что ни одна женщина не может перед ним устоять, опустил свой взгляд на неё, и ей досталась ещё одна медленная, соблазнительная улыбка. «Убери прочь меч, милая, пока не поранилась».
Она держала крепко, решительно. «Иди и отбери его у меня, ты…ты…животное!» Слова вылетели из её рта, как вызов, который уже нельзя было забрать. «Может я и не умею обращаться с этим мечом, но если подойдешь поближе, я пораню тебя».
Был вздох. Смех. Бормотание. «Что за женщина может отказать Парису?»
«Я предлагаю запереть её в подземелье». Это прозвучало от названого Аэроном. «Иначе не ведомо, что она натворит».
«Согласны», подержали остальные.
Отступая к двери, Эшлин тряхнула головой и вцепилась в меч покрепче. «Я ухожу. Слышите меня? Я ухожу! И попомните мои слова, справедливость будет восстановлена. Всех вас арестуют и накажут».
«Мэддокс сможет решить, что делать с ней утром», тот, у которого были разные глаза, произнёс спокойно, игнорируя её.
Словно Мэддокс мог что-то решать теперь.
Её подбородок дрожал. И затем её глаза расширились от страха, пока каждый из убийц шагал вперед, решительно чеканя каждый шаг.
Не делайте мне больно. Пожалуйста, не делайте мне больно.
Пауза. Щелчок.
Страдальческий крик.
Моя рука! Сильные, гортанно-надрывные рыдания. Вы сломали мою чертову руку! Собственная рука Эшлин запульсировала в сопереживании. Я не сделал… ничего… дурного.
Голоса вернулись с полной мощью.
Она свернулась калачиком на полу темной сырой камеры, трясущаяся и перепуганная. «Я лишь хотела найти кого-то, кто смог бы помочь мне», прошептала она. Вместо этого очутилась в сказке братьев Гримм, но без видимости счастливого конца.
Я. Я. Мне… нужен… лишь миг.
Односторонний разговор прокатывался через её мозг, казалось, целую вечность -нестройный хор злобы, отчаяния и боли. Поверх него, однако, нарастал единственный голос – Мэддокса. Не голос из прошлого, а воспоминание. Взрыв воплей.
«Ты оставила Институт ради этого». Она встряхнула головой от огорчения и отвращения, желая убедить себя, что этот день был лишь ночным кошмаром. Тот мужчина не был убит прямо на её глазах. Зарезан. Неоднократно. Но она знала правду. Его крики…Боже, его крики. Его ярость от того, что он был скован и избит, его мучения…худшее из слышанного ею от другого человеческого существа.
Слёзы полились из её глаз. Она не могла выбросить его образ из головы – ни до, ни после его смерти. Жестоко прекрасное лицо, почти дикарское в своей напряженности. Лицевые кости в подтеках и впалые. Фиалковые глаза искрятся. Фиалковые глаза закрыты. Высокое, загорелое и мускулистое тело. Поломанное, окровавленное, безжизненное тело.
Она захныкала.
Поместив её в эту камеру, убийцы Мэддокса пообещали принести ей одеяла и пищу. Обещание было дано века назад, но никто не вернулся. Она была рада. Ей не хотелось видеть их снова. Не хотелось слышать их, разговаривать с ними. Она лучше будет терпеть холод и голод.
Дрожа, плотно запахнула ворот пиджака. Она была благодарна, что он ещё у есть неё. Эти люди – эти чудовищные варвары – не отобрали его у неё вовремя показавшегося бесконечным пути в подземелье.
Потом нечто пробежалось вдоль кончиков её пальцев, счастливо попискивая, и она подпрыгнула. Боже мой. Боже мой. Боже мой. Она забилась в ближайший угол. Мышь. Пушистый маленький грызун, который съест что угодно, и там где был один…
С мутящим желудком, она окинула взглядом камеру. Это не очень хорошо ей удалось. Комната была слишком тёмной, и она не рассмотрела бы свою руку – или чудище – прямо перед своим носом.
«Спокойно». Глубокий вдох. «Оставайся спокойной». Глубокий выдох.
Я скажу вам все, что вы хотите знать, но пожалуйста, не причиняйте мне боли опять. Сломанная Рука проговорил, снова рыдая в её мозгу. Я не хотел заглядывать вовнутрь. Долгая пауза. Ну, да, да. Я хотел. Но лишь хотел посмотреть, кто тут живет. Я не ловец, клянусь, что нет.
Уши Эшлин подергивались, и она глубже вжалась в каменную стену. Ловец, сказал мужчина. Убийцы Мэддокса называли её ловцом. Что они имели в виду? Ловец сокровищ? Она нахмурилась и потерла свою опухшую, болевшую щиколотку. Кто мог так подумать про обычную, ростом пять футов пять дюймов, Эшлин?
«Не важно. Ты должна найти выход отсюда, Дэрроу». Она должна рассказать властям, что произошло с Мэддоксом. Поверят ли они ей? Будет ли им до этого дело, вообще? Или здешние люди как-то околдовали их, как и остальных горожан – ангелы, в самом деле – позволяя им творить что угодно и когда угодно?
Всхлип сорвался с её губ; дрожь охватила тело. Никто не должен умирать так медленно, так болезненно. Без достоинства. С криком, оставленным без внимания.
Так или иначе, Мэддокс будет отомщен.
Мэддокс завопил.
Языки пламени лизали его с головы до ног. Язвящие, растапливающие его плоть, превращающие его в скелет. Нет, даже не скелет, сообразил он в следующий миг. Пламя превратило его в пепел. Но он был еще в сознании…всегда в сознании. Он по-прежнему знал, кто он, знал, чем был, и знал, что вернется в огонь завтра.
Агония была почти невыносимой. Перья дыма наполняли воздух, разнося сажу во все стороны. С отвращением он осознавал, что эта сажа принадлежит ему. Была ним.
Слишком быстро, она вернулась туда, где он стоял, собралась вместе и стала телом, мужчиной – мужчиной, что снова угодил в огонь. Телом, что вновь ужасающе таяло кусок за куском, извергая плоть из мускулов, затем мерцая оранжево-золотыми искрами прежде, чем раствориться полностью. Был новый почерневший дымок, возвращающий все на свои места, чтоб этот процесс мог повториться. Еще, и еще, и еще.
Все время Насилие рычало в его голове, отчаянно желая сбежать, больше не удовлетворенное как в момент его смерти. С этим рыком смешивались звуки других проклятых душ, вопящих, пока пламя Ада пожирало их. Демоны, эти отвратительные крылатые создания с мерцающими красными глазами, костяными лицами и толстыми желтыми рогами на головах, перемещались от одного страдающего пленника к другому, хохоча, насмехаясь, плюясь.
