Текст книги "Лаки"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
ГЛАВА 33
– Поедешь со мной в Лос-Анджелес, – твердо заявил Ленни.
Джесс попробовала найти причины для отказа.
И не нашла.
– Я еду с Ленни в Лос-Анджелес, – объявила она Матту.
Сначала он не поверил своим ушам. Катастрофа. Он так увлекся планированием будущего, что забыл сообщить ей об их предстоящей совместной жизни. Он хотел заботиться о ней, защищать ее, даже жениться на ней.
– Ты не можешь этого сделать, – запинаясь, выдавил он наконец.
– Это единственное, что я могу сделать, – ответила она устало. – Хватит с меня Лас-Вегаса. Здесь слишком много горьких воспоминаний. Ленни прав. Мне необходимо убраться подальше отсюда.
– Не уезжай, – попросил он.
– Уже решено.
Матт хотел сказать ей, что он чувствовал. Найти нужные слова и убедить остаться. Но выразить свои чувства, дать волю эмоциям оказалось слишком сложной задачей для человека его склада. Он не знал, с чего начать.
– Что ты станешь делать в Лос-Анджелесе? – спросил он опустошенно.
Она пожала плечами.
– Найду что-нибудь.
Он и не сомневался. Такие девушки, как Джесс, – большая редкость. Хорошенькая, умная, беззащитная и проницательная. Моментально какой-нибудь мужик подхватит ее, как коршун цыпленка. Какая-нибудь скотина. В то время как он, Матт Трайнер, можно сказать, городская знаменитость, не может даже подобрать слов, чтобы уговорить ее остаться.
– Не пропадай, – проговорил он внезапно охрипшим голосом.
– Конечно, – бросила она.
Но он знал, что она уходит навсегда.
ГЛАВА 34
С дядей Костой было почти так же хорошо, как год назад с Джино, в те времена, когда Сьюзан Мартино еще не ворвалась в их жизнь.
Лаки допоздна изливала ему душу. Все ее страхи и разочарования, надежды и мечты вырвались на свободу. Он терпеливо слушал, не перебивая и не комментируя.
– Я так люблю Джино, – закончила она с чувством, когда первые лучи восходящего солнца проникли в уютную гостиную его квартиры с видом на океан. – Но одновременно я ненавижу его. – Она провела рукой по своим непослушным черным кудрям, жест, который немедленно напомнил Косте Джино. – Он иногда бывает таким... таким... глупым! – Она вскочила и зашагала взад и вперед по комнате. – Сьюзан Мартино – не для него. Она всего-навсего фальшивая, манерная сука с внешностью леди. Ей нужны только его деньги. Она сделает его несчастным. Любому дураку это ясно. Как же он не видит очевидных вещей?
– Лаки, – сказал Коста, тщательно подбирая слова. – Джино такой же, как и ты. Он знает, что ему нужно, и он всегда добивался своего. Если уж он решил жениться на этой Мартино, он женится. И что бы мы с тобой ни говорили, это ничего не изменит.
– Я знаю.
– К тому же, а вдруг ты ошибаешься. Возможно, ему будет с ней хорошо. – Он глубоко вздохнул. – Мужчине нужна женщина. Плохо жить одному.
– Он не жил один, – вскинулась Лаки. – У него была я.
– Ты делила с ним постель по ночам? – тихо спросил Коста.
– Он мог трахаться когда угодно и сколько угодно, – защищалась Лаки.
– А тебе никогда не приходило в голову, вдруг мужчине его возраста требуется нечто большее, чем просто очередное ночное приключение? Когда приходит старость, Лаки, становится важным другое – духовная близость. Хочется, чтобы кто-то о тебе заботился.
– Но ты один. И счастлив.
– Если бы мне встретилась подходящая женщина, я бы женился на ней не раздумывая.
– Черт, – пробормотала Лаки. Кругом одни поражения.
– Смирись с неизбежным, – заключил Коста. – Ты поступаешь правильно, переезжая в Нью-Йорк. Теперь ты сможешь оглядеться и начать делать то, что сама хочешь. Тебе надо порвать ту нить, что связывала тебя с Джино. До сих пор все, что ты делала, ты делала с одной целью – заслужить его одобрение. Пришло время начать жить ради самой себя.
Лаки прожила в Майами три дня. Погода стояла прекрасная, сложностей никаких, а дядя Коста был интересным и мудрым собеседником.
В субботу рано утром она вылетела в Нью-Йорк, который встретил ее дождем, суетой и атмосферой враждебности. Улицы кишели людьми. О Господи! Как она, оказывается, соскучилась по ритму большого города. Она тут же воспрянула духом. В воздухе было разлито возбуждение. Нью-Йорк – это вызов. Коста прав, ей надо начать жить своей собственной жизнью. Иначе она сама потом пожалеет.
Лаки остановилась в отеле «Пьер» и задумалась, с чего начать.
Ее ждали две записки о звонках. Во-первых, звонил Коста. Он просто хотел убедиться, что она благополучно долетела. Второй – от доктора Лиз Тирней. А ей-то что нужно?
В ней шевельнулось дурное предчувствие. Все эти глупые анализы, на которых настояла Лиз... а вдруг с ней что-нибудь не так? О черт! Она ведь действительно сильно уставала в последнее время.
Убедив себя в том, что страдает от какой-то ужасной болезни, Лаки набрала телефон врача.
Лиз Тирней говорила веселым тоном и сразу перешла к делу.
– Лаки, – объявила она своим шелестящим голосом. – Я с радостью сообщаю, что вам все-таки придется замедлить темп вашей жизни.
– Это еще почему? – настороженно спросила Лаки.
– Потому, дорогая моя, что вы беременны.
КНИГА ВТОРАЯ
Лето 1980 года
ГЛАВА 35
Кэрри Беркли со смешанными чувствами ожидала дня своего шестидесятисемилетия. С одной стороны, выглядела она прекрасно. Подтянутая, спортивная, с гладкой, практически нетронутой временем черной кожей и только редкими проблесками седины в коротких черных, постриженных по последней моде волосах.
С другой стороны, шестьдесят семьесть шестьдесят семь, и от этого никуда не денешься. Если набраться смелости и трезво оценить ситуацию... она, конечно, старуха.
Кэрри даже вздрогнула от этой мысли, пришедшей в ее голову, когда она в спешке наводила порядок в своем доме на Фаер-Айленде, поправляя подушки на диванах и по-новому расставляя свою коллекцию безделушек из серебра.
Дом был очень мил. Уютный и со вкусом обставленный, достойное отражение избранного ею для себя стиля. Редкий месяц обходился без умоляющего звонка из редакцни «Вога» или «Харперс Базар», чтобы она еще раз позволила им сфотографировать ее интерьеры.
– Ни за что, – неизменно отказывала она. – Я больше не желаю привлекать к себе внимание.
И она ничуть не кривила душой. Три года назад Кэрри развелась с мужем, известным бизнесменом и владельцем театров, Эллиотом Беркли. И тем caмым избавилась от бремени светской жены богатого мужчины. От бремени, что так долго несла всем известная, очаровательная миссис Эллиот Беркли, идеальная хозяйка, образец идеального вкуса, идеальная, идеальная, идеальная...
Если бы они только знали правду...
Кэрри Джонс, тринадцатилетняя проститутка, отправленная на панель собственными бабкой и дядей. Подобранная негодяем по кличке Белый Джек, который посадил ее на иглу. В пятнадцать она оказалась в психиатрической лечебнице, безумная и абсолютно никому не нужная. Умри она – никто бы и ухом не повел.
Она провела под замком девять долгих, мучительных лет. А потом – работа. Бралась за все – от места прислуги до наемной партнерши в танцевальном клубе. Так длилось до тех пор, пока не обнаружила, что беременна, и тогда поняла, что они с ребенком смогут выжить только в одном случае – если она вернется к той жизни, которую так хорошо знала.
Публичный дом – лучше, чем бродить по улицам.
Публичный дом – это значит, что у крошки Стивена будет крыша над головой, чистая одежда и няня.
Публичный дом стал ее жизнью до тех пор, пока милый, добрый Бернард Даймс не вытащил оттуда ее и пятилетнего Стивена.
По гроб жизни она останется благодарна Бернарду, любовь к нему не умрет в ее сердце... хотя сам Бернард умер двадцать пять лет назад.
Бернард ввел ее в совсем другой мир. Элегантный мужчина со вкусом и деньгами, к тому же удачливый театральный продюсер. Его женитьба на Кэрри повергла в шок его друзей и знакомых. Кто она такая? Откуда она взялась? И как он мог жениться на черной женщине?
Никто не знал, что Бернард сыграл над всеми одному ему известную шутку – поставил свой самый смелый спектакль, придумав Кэрри такую биографию, которая сразу открыла перед ней двери в предубежденный против нее свет.
Он всем рассказывал, что она – прекрасная африканская принцесса, встреченная им во время сафари в Кении и очарованная им до такой степени, что согласилась выйти за него замуж и вместе с маленьким ребенком уехать с ним в Америку.
Только Бернард мог заставить поверить в такую невероятную ложь.
Кэрри согласилась разыгрывать придуманную для нее роль, потому что ему так нравилось. А со временем вжилась в нее, тем более что пресса с готовностью подхватила романтическую историю. Даже ее сын Стивен не знал правды, пока в 1977году ей не пришлось все ему рассказать.
Кэрри вдребезги разбила его мир, его спокойствие, его представление о самом себе. В растерянности и злобе он оставил свою работу уважаемого прокурора и уехал в Европу, где скитался два года, пока наконец не вернулся на исходе 1979 года. Один раз навестил мать, чтобы сказать, чтовсе понимает. Но она ясно видела его неискренность. Он был холоден и далек. С тех пор он даже не позвонил.
А затем, два дня назад, раздался неожиданный телефонный звонок.
– Я хочу с тобой увидеться, – объявил он.
И скоро он войдет в ее дверь.
Стивен Беркли сидел за рулем черного «порше». Не своего. Владелец машины, его друг Джерри Майерсон, одолжил ему ее на сегодня. Джерри входил в число наиболее удачливых адвокатов Нью-Йорка. Он бесспорно заслужил «порше», раз уж для него это имело такое значение. Сам Стивен считал сумасшествием выкладывать пятьдесят тысяч баксов за любой автомобиль. Но онне мог не признать, что ездить на нем очень приятно.
Он посильнее нажал на акселератор, в глубине души наслаждаясь ревущей мощью, пробужденной к жизни легким движением его ноги.
Джерри Майерсон – хороший друг. Они вместе ходили в школу, колледж и на юридический факультет. В 1966 году Стивен пригласил Джерри в свидетели на свою свадьбу с недоброй памяти танцовщицей по имени Зизи. Зизи. Сплошная неприятность. Полтора метра бешеного темперамента и скандального характера. Их брак продлился пять лет. Развод пришел как избавление. Кэрри всегда ненавидела ее.
Кэрри.
Его мать.
На мгновение на него накатила знакомая волна ярости и отчаяния. Чувства, оставленные в прошлом, как он надеялся. С тех пор как она рассказала ему... призналась...
Всю свою жизнь Стивен верил, что он рожден в Африке, что его отец умер, и что Кэрри ребенком привезла его в Америку.
Тем сильнее оказался удар.
Родился в Америке. Вырос в борделе. А его отцом мог быть любой из двух мужчин – оба белые.
Он вынудил ее назвать их имена. С первым она переспала одну ночь. Второй ее изнасиловал. Сорок один год назад он был зачат, и Кэрри не могла сказать ему, который из двух приходился ему отцом. Но он должен это узнать. Тогда он сможет вернуться к нормальной жизни.
Машинально он вдавил в пол педаль газа и сжал губы в узкую решительную линию. Стивен был бесспорно красив.
Высокий, с телом атлета, пронзительными зелеными глазами, черными курчавыми волосами и кожей цвета молочного шоколада. Годы красили его. С каждым прожитым годом он, казалось, становился еще привлекательнее. Когда-то Стивен славился как один из самых модных помощников окружного прокурора во всем Нью-Йорке. Несгибаемый законник с безукоризненной репутацией. Но разоблачения Кэрри вышибли его из седла, и три последних года он шатался без дела по Европе, перебивался случайными заработками и пытался смириться с реальностью своего происхождения.
Кэрри вырастила сына в сказочном мире. Разрушив его, она разбила его жизнь надвое. Требовалось немало времени, чтобы вновь соединить обе половины.
Он ехал на Фаер-Айленд, твердо зная, наконец, что ему делать. Три года назад она назвала два имени, Фредди Лестер и Джино Сантанджело. Один из них был его отцом. И нравится ей это или нет, но ей придется помочь ему выяснить, кто именно.
ГЛАВА 36
Жгучее солнце до костей пропекало Лаки, растянувшуюся на коврике около выполненного в форме грота бассейна с морской водой. Ее тело, нагое, за исключением миниатюрных плавок, отливало блестящим бронзовым цветом. Она собрала свои непокорные волосы в тугой узел, а в уши воткнула наушники плейера «сони». Она слушала проникновенные мелодии издавна любимого ею Бобби Уомака. Его голос обволакивал Лаки. Погрузившись в звуки «Пожни бурю', она не думала ни о чем. Только когда пленка закончилась со щелчком, Лаки наконец открыла глаза.
Какой жаркий день. Синее небо с редкими клочками облаков, такими высокими, что казались нарисованными. Если бы не слабенький ветерок, жара была бы невыносимой.
Лаки встала, потянулась и прыгнула в бассейн, в непрогретую, прохладную, но бодрящую и освежающую воду. С легкостью пересекла бассейн, красивыми движениями рассекая водную гладь. Лаки остановилась только тогда, когда увидела у края купальни знакомые белые туфли Димитрия.
– Доброе утро, мистер Станислопулос, – торжественно поздоровалась она, удерживаясь на плаву.
Он поглядел ей в глаза своим пронзительным взглядом. Ей нравился его взгляд. Глубокий, все понимающий. Димитрий выглядел как человек, который много повидал и многое сделал.
– Доброе утро, Лаки, – ответил он не менее торжественным тоном. – Как ты сегодня себя чувствуешь?
Как будто он не знал. Как будто за последние два года между ними не существовало такой близости, какая только возможна между двумя людьми.
Димитрий Станислопулос. Шестидесяти четырех лет. По возрасту годный ей в отцы.
И,как и ее отец, человек цельный и могущественный. Человек, с которым ей удалось обрести надежную дружбу и даже нечто вроде любви. Конечно, тут и речи не могло быть о белом пекле страсти, которым испепелял ее Марко, но между ними установились вполне удовлетворительные отношения.
Когда Лаки прибыла в Нью-Йорк, чтобы начать новую жизнь и завоевать мир, она не рассчитывала оказаться беременной. Вот уж нет! Она вообще никогда не собиралась заводить ребенка. Не для нее материнский инстинкт. Дети нужны тем женщинам, которые хотят сидеть дома, стирать пеленки и вести растительный образ жизни.
Сперва она хладнокровно подумала об аборте. С мыслью об аборте она легла спать, но восемь часов спустя проснулась с ясным сознанием, что это не выход.
Разумеется, она знала, кто отец. Тут не было никаких сомнений. За много месяцев Лаки переспала только с одним мужчиной – с Димитрием.
О Боже! Димитрий Станислопулос, папа Олимпии. О Боже!
Неделю она хранила свой секрет в тайне. Она не чувствовала себя обязанной сообщать его никому, даже Джино. Она в состоянии родить и воспитать ребенка одна – слава Богу, имеется и неплохая голова на плечах, и финансовая независимость. Но потом появились иные мысли. Ребенок, когда станет постарше, захочет узнать, кто его отец. И,естественно, имеет на это полное право.
Ребенок.
Мальчик или девочка?
Все равно. Кто бы ни родился, она будет рада.
Внезапно ее жизнь пошла в совершенно неожиданном направлении.
Лаки позвонила Димитрию в Париж, выбрав наугад один из оставленного им длинного списка телефонных номеров.
В Париже было три часа ночи. Он спал и снял трубку не в лучшем настроении.
– Да, – рявкнул он.
– Говорит Лаки Сантанджело. Ты скоро станешь отцом, – объявила она. Какой смысл ходить вокруг да около.
– Что?
– Я жду ребенка. А ты – счастливый папочка.
Димитрий сел в кровати, радуясь про себя, что на сей раз проводил ночь в одиночестве.
– Я не понимаю... – начал он.
– А между тем все очень просто. Мы играли. Мы забили гол. Теперь, привыкнув к этой новости, я рада. А что чувствуешь ты?
Он прокашлялся и покосился на часы.
– Ты хотя бы представляешь, который сейчас час? – спросил он резко.
– Что с тобой? Я только что сообщила, что ты скоро станешь папой, а ты мне начинаешь толковать о времени.
Он не знал, что ответить. Поэтому сказал то, что говорил всегда, когда оказывался в затруднении.
– Тебе нужны деньги?
– Что?
Он не расслышал звона льдинок в ее голосе и продолжил:
– Позвони моей секретарше в нормальное время. Она вышлет тебе чек на аборт и покрытие расходов.
– Кретин! – закричала Лаки. – Ты действительно полагаешь, что я позвонила тебе из-за денег? Ах ты, слизняк поганый. Да провались ты! – В ярости она бросила трубку.
Да кем он себя считает? Как он только осмелился разговаривать с ней, как с какой-нибудь шлюшкой-попрошайкой? Как он только набрался наглости! В гробу она видела Димитрия Станислопулоса вместе с его дурацкими миллионами. Она не хотела от него ничего, только думала порадовать.
Прошло еще несколько месяцев. Лаки переехала в дом в Ист-Хэмптоне. Сейчас, будучи беременной, она не чувствовала себя в состоянии отправиться на завоевание Нью-Йорка. И, однако, целыми месяцами сидеть сложа руки тоже было не в ее характере. Лаки навестила самого лучшего гинеколога, который уверил ее, что тошнота по утрам и постоянное ощущение усталости скоро пройдут. Он прописал ей витамины, здоровую диету и покой.
Покой уже стоял ей поперек горла. Ей хотелось действовать.
Как-то утром, разбирая почту, Лаки нашла приглашение на свадьбу Джино. Она тут же перезвонила Косте. Они обговорили ситуацию и решили ехать вместе. Не то чтобы ей безумно хотелось. Но она знала, что это необходимо. Она не порадует Сьюзан Мартино своим отсутствием.
Свадьба скорее напоминала какой-то гала-концерт. Бесконечная череда кинозвезд и кино боссов, знаменитых в кругах шоу-бизнеса адвокатов, агентов, режиссеров и продюсеров. Лас-вегасские друзья Джино совсем затерялись в блестящей толпе.
Лаки чувствовала себя здесь чужой. Почему ей порой начинало казаться, что она присутствует не на свадьбе Джино, а на его похоронах? Она обменялась с ним только парой слов и села за стол рядом с Костой, разглядывая сливки беверли-хиллзского общества. Она надела простое белое шелковое платье и изумруды, купленные ею самой. Ее четырехмесячная беременность пока еще не бросалась в глаза, но от постоянного ощущения усталости у нее под глазами появились небольшие круги.
Джино ничего не сказал по поводу ее внешнего вида, но Коста сразу же забеспокоился. Он настойчиво расспрашивал, чем она занимается, а когда она, пожав плечами, ответила: «Ничем», он нахмурил брови, так как слишком хорошо знал Лаки, чтобы понять, что что-то здесь не так. Не с ее темпераментом сидеть сложа руки. Поразмыслив, он решил, что женитьба Джино огорчает ее гораздо больше, чем она хочет показать.
Когда Лаки представили отпрысков Сьюзан, они ей сразу же не понравились. Пар очка богатых снобов, преисполненных сознанием собственной значимости.
А затем она увидела, как гостям торжественно явилась английская примадонна Франческа Ферн в окружении своей свиты. Пять минут спустя возник Димитрий Станислопулос.
– О нет, только не это! – пробормотала Лаки.
– Что такое? – спросил Коста.
– Ничего. – Она сжалась в комочек на своем стуле, стоявшем во внутреннем дворике в тени навеса, надеясь, что он ее не заметит. Или еще лучше – не узнает ее. Она не станет делить с ним их ребенка. Он упустил свой шанс.
Но он заметил ее. Несколько позже. К счастью, кругом толпилось много народа, когда Димитрий подошел к столу, поцеловал ей руку и произнес несколько ни к чему не обязывающих фраз. От Лаки не ускользнуло, что его глаза ощупывают ее фигуру – он искал признаки беременности и гадал, не приснился ли ему тот парижский звонок.
Лаки отвечала холодно, но вежливо. А пошел он...
Спустя неделю он позвонил в дверь ее особняка в Ист-Хэмптоне. Стояла осень. Лаки вышла в белом спортивном костюме, теннисных туфлях и без грима. Ее волосы были небрежно собраны в пучок.
– Ты очень молодо выглядишь, – сказал он, стоя у порога. Его шофер ждал в лимузине неподалеку.
– Что ты хочешь? – спросила Лаки ровным голосом.
Его взгляд упал на небольшое утолщение в районе талии, которое она не стала трудиться скрывать.
– Я хочу знать, правда ли это. Ты ждешь ребенка от меня?
Ледяным тоном:
– Нет.
Какой он высокий. Огромный мужчина. От него исходило ощущение силы. И еще эта копна седых волос и проницательные глаза.
– Я думаю, что ты врешь.
– Думай, что тебе угодно.
– Если так, то зачем ты мне звонила?
– С тех пор миновал не один месяц, – ответила она холодно. – Я тебя проверяла. Ты не прошел проверки.
Он ожег ее взглядом. Глаза, полные мировой усталости и греческого огня.
– Я еще вернусь, – сказал он.
И он действительно вернулся. От него невозможно было нигде скрыться. Как будто исправлял свою первую реакцию, он без устали преследовал ее. Каждый день – серебряно-пурпурные розы. Ящики шампанского. Банки икры. Корзины с экзотическими фруктами.
В конце концов она позволила ему пригласить ее на обед. Он прислал за ней свой личный вертолет, и они пообедали на борту его яхты, которая кружила вокруг Манхэттена в то время, как они лакомились паштетом и омарами.
Потом они занимались любовью. Он нежно погладил ее живот своими большими руками.
– Хочу мальчика, – объявил он.
– Не будь таким женоненавистником, – отозвалась Лаки.
Второго июля 1979 года в частном роддоме в Коннектикуте Лаки родила сына. Димитрий присутствовал при родах.
Они назвали его Роберто Ставрос Джино Сантанджело Станислопулос. Ребенок стал их общей тайной. И оставался тайной до сих пор.
Лаки перевернулась в воде на спину и призывно протянула руки к Димитрию.
– Иди сюда, – позвала она. – Здесь так здорово.
Его не пришлось просить дважды. Он стянул с себя белую тенниску «лакоста». Расстегнул черный ремень змеиной кожи, отшвырнул в сторону туфли и снял белые льняные брюки. Димитрий Станислопулос не жаловал нижнее белье. Он обладал крепким и сильным телом и находился в прекрасной форме для человека его лет. Он был большой мужчина во всем и очень гордился своей силой и непоколебимым здоровьем. С ревом он обрушился в бассейн, пытаясь схватить Лаки за ногу. Она увернулась и поплыла прочь от него.
Он погнался за ней, мощными гребками вздымая волны, и вскоре загнал ее в угол в глубокой части бассейна. Там лежала тень, а в углу шумел искусственный водопад. Лаки поплыла к водопаду, надеясь спрятаться от преследователя за его струями.
Димитрий рассек стену падающей воды и прижал Лаки к шершавой стене. Одной рукой он сорвал с нее плавки и навалился на нее.
– Ах ты, коварный негодяй, – воскликнула она, наполовину в шутку, наполовину всерьез, и они начали погружаться под холодную зеленую воду.
Он не ослабил хватки, а только прижал ее к себе еще крепче. Его бедра казались отлитыми из стали. Когда они вынырнули на поверхность, Лаки жадно хватала ртом воздух, но ноги ее крепко обнимали его талию, а лицо порозовело от удовольствия. Не говоря больше ни слова, они закончили таинство и достигли кульминации одновременно.
Димитрий отпустил ее.
– Полагаю, пора обедать, – объявил он.
– Господи! – воскликнула Лаки. – Секс. Еда. Ты явно себе ни в чем не отказываешь.
– А зачем? Жизнь дана, чтобы прожить ее приятно. Я немало потрудился, чтобы получить то, что имею сегодня. И теперь я наслаждаюсь. Ведь ты согласна? – Одним мощным движением он вылез на край бассейна и завернулся в махровый халат.
Она подплыла поближе к бортику.
– Надеюсь, наш сын не пойдет в тебя.
Димитрий наклонился, чтобы помочь ей выйти.
– Надеюсь, пойдет.
– Ну да. И вырастет в жирного жеребца. Чудесно! Всю жизнь мечтала.
Димитрий от души расхохотался.
– Я жирный, да, Лаки? И к тому же жеребец?
– При малейшей возможности, – съязвила она.
Он улыбнулся и подал ей халат. Затем оглядел горизонт и сказал:
– Надеюсь, сегодня фотографы нигде не прячутся. Не люблю устраивать спектакли.
Лаки проследила за его взглядом. От бассейна открывался вид на море. Оно было пустынным. Порой маленькие суденышки, закамуфлированные под рыболовные шхуны, покачивались на волнах вдалеке, скрывая на борту фотографов с мощными камерами. Остров Димитрия считался славной добычей. Но сегодня горизонт был чист.
– Обедать, – сказал Димитрий твердо.
– Иди. Я задержусь только на пять минут.
– Как угодно.
Лаки была довольна, что уступила и позволила Димитрию разделить с ней ребенка. Получив разрешение, он оказался прекрасным отцом. Но хранить тайну становилось с каждым днем все сложнее и сложнее. Она не сомневалась, что слуги на вилле в Греции все знали. И Чичи, хорошенькая негритянка, что присматривала за Роберто, и пожилая чета, что следила за домом в Ист-Хэмптоне, и адвокат Димитрия.
Тайна, известная более чем двоим, – уже не тайна. Лаки вздохнула. Димитрий не раз заговаривал о свадьбе, но она упорно отмалчивалась. Она один раз уже побывала замужем, и это было ужасно.
Однако Димитрий с каждым днем становился все настойчивее и настойчивее. Он хотел объявить всему свету о том, что у него есть сын. Он хотел, чтобы все знали, что Роберто – его законный наследник.
– Если со мной что-нибудь случится, – постоянно повторял он, – возникнет масса проблем.
– Но почему? – не понимала она. – Ты же говоришь, что изменил завещание.
– Этого мало, – не успокаивался он. – Олимпия захочет получить все. Она станет оспаривать мою волю. Я ее знаю.
Лаки не возобновила дружбу с Олимпией. Димитрий считал, что им лучше не встречаться. Она, в свою очередь, не сообщила Джино, что он стал дедом. Он женился на Сьюзан и осел в Беверли-Хиллз, как старый, выживший из ума пердун. До нее доходили слухи, что отелями в Лас-Вегасе руководили за него управляющие и что он ликвидировал многие другие свои дела. Она получила свою долю за «Маджириано» – весьма щедрый куш, положила деньги в банк и забыла о них. Пока она наслаждается воспитанием сына, карьера может подождать. И с какой стати ей делить ребенка с Джино? Он ей даже почти не звонил. После его свадьбы они ни разу не виделись.
Иногда Лаки просыпалась посреди ночи от тоски по нему. Он уже стар. Он уже однажды перенес сердечный приступ. Почему бы ей не поехать к нему, не показать ему внука, заново отстроить сожженные мосты?
Нет, потому что ему на нее наплевать. Потому что он предпочел ей Сьюзан Мартино.
Обед был накрыт на красивой террасе с видом на море.
Лаки помнила свой первый приезд на собственный остров Димитрия. Они приехали с Олимпией совсем еще подростками. Могла ли она представить себе, что вернется сюда в качестве матери его ребенка? Некоторые слуги остались здесь до сих пор. Интересно, что они думали о ней? Узнали ли они ее? Расскажут ли они Олимпии?
– Олимпия редко сюда приезжает, – хмуро ответил Димитрий, когда она поделилась с ним своими мыслями.
Лаки знала, что он очень не одобрял сенсационный роман своей дочери с английским рок-музыкантом, к тому же наркоманом. Их имена постоянно украшали первые полосы газет. Димитрий места не находил от бешенства.
– Глупая девчонка, – говорил он. – Сперва три раза выходила за жуликов, которым нужны были только ее деньги. А теперь живет с этим... с этим... дегенератом.
Лаки подавила смешок. Порой Димитрий вел себя в полном соответствии со своим возрастом.
Но не в постели. В постели он был мастером. Порой слишком хладнокровным и умелым. Он знал все, что только можно, и пользовался своими знаниями.
Как-то она спросила его, сколько женщин прошло через его жизнь.
– Тысячи, – ответил он без тез смущения.
Тысячи. Гм-м... Неудивительно, что для него не оставалось никаких секретов.
Интересно, Джино тоже имел тысячи?
Вполне вероятно. У них было много общего.
После обеда Чичи принесла Роберто. Он очень походил на Лаки – темноволосый, черноглазый, с обворожительной улыбкой. И Джино он тоже напоминал. Она знала, что поступает несправедливо, скрывая внука от деда.
Лицо Димитрия посветлело. Они уже неделю как приехали к нему на остров, и он был готов вечно возиться с сыном. Обычно он видел ребенка, лишь когда навещал Лаки в Ист-Хэмптоне.
Когда Чичи унесла Роберто спать, Димитрий долго с взволнованным видом расхаживал по террасе взад и вперед.
– Лаки, – сказал он нетерпеливо, в волнении похрустывая пальцами. – Все, достаточно. Мой сын должен носить мое имя. По закону. Я настаиваю. Нам необходимо пожениться.
– Как романтично, – пробормотала она.
– Ради Бога – ты же знаешь, что я обожаю тебя.
А в самом деле, как он к ней относится? То встречаясь, то расставаясь, они провели вместе полтора года. В это же время он несколько раз встречался с Франческой Ферн. Она знала, но не стала его спрашивать – не в ее духе цепляться за мужчину.
– Ну, не знаю, – начала она.
– Скажи, как я могу тебя убедить?
Действительно, как? Она снова начала подумывать об Атлантик-Сити. Она скучала без гостиничного бизнеса. Волнения, власть...
У нее есть свои деньги, но их явно недостаточно. В качестве миссис Станислопулос она сможет делать все, что захочет.
К тому же, Димитрий прав. Роберто заслуживал того, чтобы имя его отца официально защищало его.
– Я хочу построить отель, – начала Лаки медленно. Он понимающе кивнул.
– Ты получишь все, что захочешь, Лаки. Только скажи мне, и все.
