355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джек Лондон » Собрание сочинений в 14 томах. Том 10 » Текст книги (страница 35)
Собрание сочинений в 14 томах. Том 10
  • Текст добавлен: 8 мая 2017, 17:00

Текст книги "Собрание сочинений в 14 томах. Том 10"


Автор книги: Джек Лондон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 36 страниц)

Сэмюэл остался дома, но он не имел ни малейшей склонности к сельскому хозяйству. Жизнь фермера ему не нравилась. Братья его стали моряками не из любви к морю, а потому, что для них это был единственный способ прокормить себя. Он же, которому в этом не было надобности, завидовал братьям, когда те, возвратясь из дальнего плавания и сидя на кухне у очага, рассказывали всякие чудеса о заморских странах.

Сэмюэл, к великому разочарованию отца, стал учителем и даже получил аттестат в Белфасте, куда ездил сдавать экзамены. Когда старый учитель ушел в отставку, Сэмюэл занял его место. Но он тайком изучал навигацию, и Маргарет очень любила слушать, как ее старший сын, сидя с братьями у огня, побивал их в теоретических вопросах, несмотря на то, что они оба уже были капитанами. Когда Сэмюэл, школьный учитель, сын почтенных родителей и наследник фермы Хэнен, неожиданно отправился в плавание простым матросом, негодовал только один Том. Маргарет твердо верила в счастливую звезду сына и была убеждена, что все, что бы он ни делал, – к лучшему. В самом деле, Сэмюэл и тут проявил свои замечательные способности. Моряки не помнят такого быстрого повышения. Он не пробыл и двух лет матросом, как его забрали с бака и назначили штурманом. Было это во время стоянки в одном из тех портов Западного побережья, где свирепствует лихорадка, – и экзаменовавшая Сэмюэла комиссия шкиперов убедилась, что он знает больше, чем когда-либо знали они. Прошло еще два года, и он отплыл из Ливерпуля на судне «Стэрри Грэйс» с дипломом капитана дальнего плавания в кармане. Но тут свершилось то, о чем все годы каркали старухи.

Мне рассказывал об этом Гэвин Мак-Нэб, тоже уроженец Мак-Гилла, служивший тогда боцманом на «Стэрри Грэйс».

– Да, я очень хорошо все помню, – говорил он. – Мы шли, как нам полагалось по рейсу, на восток, и погода вдруг сильно испортилась. Сэмюэл Хэнен был отличный моряк, другого такого моряка свет не знал. Как сейчас его вижу, когда он стоял на вахте в то последнее утро и громадные волны бушевали за кормой, а он один смотрел, как «Стэрри Грэйс» выдерживает их удары, – наш капитан уже несколько дней пьянствовал внизу в каюте. В семь часов Хэнен поставил шхуну по ветру, не рискуя больше идти вперед в такой страшный шторм. В восемь он позавтракал и ушел к себе в каюту, а через полчаса на мостик вылез капитан. Глаза мутные, трясется весь и держится за перила. Буря была страшная, можете мне поверить, кругом света божьего не видно, а он стоит и только глазами хлопает да сам с собой разговаривает. Наконец как крикнет рулевому: «Отойди назад!» Младший помощник, который стоял около него, так и ахнул: «Господи помилуй, что это вы!» Но капитан наш и не взглянул на него, а все что-то бурчит и бурчит себе под нос. Потом вдруг выпрямился, приосанился и опять крикнул: «Меняй галс, кому я говорю! Оглох ты, что ли, черт тебя побери!»

Недаром говорят, что пьяным везет, – ведь «Стэрри Грэйс» шла, не зачерпнув и ведра воды, при таком-то шторме! Это был не ветер, а настоящее наказание господне. Второй помощник выкрикивал распоряжения, и все матросы носились, как сумасшедшие. А капитан кивнул головой и, довольный, ушел вниз допивать виски. Это было все равно что послать на верную смерть всех людей на судне, потому что даже самый большой корабль не может плыть в такую погоду. Да какое там плыть! И вообразить себе нельзя, что творилось на море, в жизни не видел ничего подобного! А я ведь сорок лет плаваю, начал еще мальчишкой. Ужас, что было!

Помощник капитана стоял бледный, как смерть. Он пробыл на мостике полчаса, потом не выдержал, сошел вниз и позвал на помощь Сэмюэла и третьего помощника. Да, уж на что хороший моряк был Сэмюэл, а тут и он спасовал. Все смотрел и раскидывал умом так и этак, но не знал, что делать. Остановить судно он не решался, потому что, пока будешь останавливать, с него снесет и команду и все остальное. Ничего больше не оставалось, как идти дальше. Если бы буря усилилась, нас все равно ждала смерть. Рано или поздно разбушевавшиеся волны непременно смыли бы нас всех с кормы в море.

Я вам сказал, что это был не шторм, а чистое наказание господне. Где там! Не бог, а сам дьявол, должно быть, наслал его! Я на своем веку видал виды, но такое не дай бог еще пережить! Внизу, в кубрике, никто не рискнул остаться. На палубах тоже не было ни единой души. Матросы все толпились наверху, цеплялись за что придется. Все три помощника были на корме, два человека – у штурвала, и только этот пьяница-капитан, нализавшись, храпел внизу, в каюте.

И вдруг я вижу, что примерно в миле от нас поднимается волна выше всех других, как остров из моря. Я таких в жизни не видал. Три помощника стояли рядом и тоже смотрели, как она надвигается, и все мы молили бога, чтобы она прошла мимо и не обрушилась на нас. Но молитва не помогла. Волна встала, как гора, захлестнула корму и закрыла нам небо. Три помощника кинулись в разные стороны: второй и третий побежали к винтам и полезли на бизань-мачту, а Хэнен бросился помогать штурвальным. Он был храбрый человек, этот Сэмюэл Хэнен! Пошел навстречу такой волне, не думая о себе, думая только о спасении судна. Оба матроса были привязаны к штурвалу, но Сэмюэл хотел быть наготове, на случай, если кто из них погибнет и нужно будет его заменить. И вот в этот миг волна и обрушилась на судно. С мостика нам не видно было кормы, на нее хлынула тысяча тонн воды. Волна смыла всех, всех унесла – двух помощников, забравшихся на бизань, Сэмюэла Хэнена, бежавшего к штурвалу, обоих штурвальных да и самый штурвал тоже. Так мы их больше и не видели. Судно вышло из ветра и потеряло управление. Двоих из нас смыло с мостика в море, а нашего плотника мы нашли потом на корме, у него не осталось ни одной целой косточки, и тело превратилось в какой-то кисель…

Тут-то и начинается самое необычайное во всей этой истории – чудо, свидетельствующее о героической душе Маргарет. Этой женщине было сорок семь лет, когда пришла весть о гибели Сэмюэла. Через некоторое время по всему острову пошли невероятные слухи. Да, поистине невероятные! Никто им не верил. Доктор Холл пренебрежительно фыркал и отмахивался от такого вздора. Все смеялись, как смеются забавной шутке, Выяснилось, что слух исходит от Сары Дэк, единственной служанки Хэненов. Сара Дэк уверяла, что это правда, но ее называли бессовестной лгуньей. Кое-кто из соседей даже решился спросить об этом самого Тома Хэнена, но от него ничего не добились. Том в ответ только хмурился и бранился.

Молва заглохла, и Мак-Гилл уже занялся было обсуждением гибели в Китайском море «Гренобля», все офицеры которого и половина экипажа родились и выросли на острове. Однако сплетня не хотела умирать. Сара Дэк все громче твердила свое. Том Хэнен бросал вокруг все более угрюмые взгляды, а доктор Холл, побывав в доме у Хэненов, перестал недоверчиво фыркать. Наступил день, когда весь остров встрепенулся, и языки заработали вовсю. То, о чем говорила Сара Дэк, казалось всем неестественным, неслыханным. И когда через некоторое время факт стал для всех очевидным, жители Мак-Гилла, подобно боцману «Стэрри Грэйс», решили, что тут дело не обошлось без дьявола. По словам Сары, эта одержимая, Маргарет, была уверена, что у нее будет мальчик. «Я родила одиннадцать, – говорила она. – Шестерых девочек и пятерых мальчиков. И как во всем, так и тут должен быть ровный счет шесть тех и шесть других – вот и выйдет поровну. Я рожу мальчика – это так же верно, как то, что солнце восходит каждое утро».

У нее и в самом деле родился мальчик, и притом прекрасный. Доктор Холл восторгался его безупречным и крепким сложением и даже написал доклад для Дублинского медицинского общества, в котором указывал, что это самый интересный случай в его многолетней практике. Когда Сара Дэк сообщила, сколько весит новорожденный, ей отказались верить и опять назвали ее лгуньей. Но доктор Холл подтвердил, что он сам взвешивал малыша, и тот весит именно столько, сколько сказала Сара, – и после этого остров Мак-Гилл, затаив дыхание, слушал без недоверия все, что ни сообщала Сара о росте и аппетите ребенка, И снова Маргарет Хэнен повезла сына в Белфаст, и там его окрестили Сэмюэлом.

– Это был не ребенок, а золото, – рассказывала мне Сара Дэк.

Когда я познакомился с Сарой, она была уже шестидесятилетней старой девой, полной и флегматичной. Память этой женщины хранила события столь трагические и необычайные, что если бы она болтала еще десятки лет рассказы ее все равно не могли бы утратить интереса для ее приятельниц.

– Да, не ребенок, а золото, – повторила Сара. – И никогда он не капризничал. Посадишь его, бывало, на солнышке, и он сидит часами – пока не проголодается, его не слышно. А какой сильный! Сожмет что-нибудь в руках, так не вырвешь у него, как у взрослого мужчины. Помню, когда ему было от роду всего несколько часов, он так вцепился в меня ручонками, что я вскрикнула от испуга. На редкость здоровый был ребенок. Спал, ел, рос и никогда никого не беспокоил. Ни разу не бывало, чтобы он хоть одну минуту мешал нам спать по ночам, – даже когда у него резались зубы.

Маргарет все качала его на коленях и спрашивала, был ли когда-нибудь другой такой красавчик во всех трех королевствах.

А как быстро он рос! Это, наверное, оттого, что он так много ел. К году Сэмми был уже ростом с двухлетнего. Только ходить и говорить долго не начинал. Издавал горлом какие-то звуки и ползал на четвереньках, – больше ничего. Но при таком быстром росте этого можно было ожидать. Он становился все здоровее и крепче. Даже старый Том Хэнен и тот веселел, глядя на него, и твердил, что другого такого мальчонки не сыщешь во всем Соединенном Королевстве.

Доктор Холл первый заподозрил неладное. Я отлично это помню, хотя, правда, тогда мне и в голову не приходило, что у доктора такие подозрения. Как-то раз я заметила, что он держит у Сэмми перед глазами разные вещи и кричит ему в уши то громче, то тише, то отойдет от него подальше, то ближе подойдет. Потом, уходя, наморщил брови и покачал головой, как будто ребенок болен. Но я готова была поклясться, что Сэмми вполне здоров, ведь я же видела, как он ест и как быстро растет. Доктор Холл не сказал Маргарет ни слова, и я никак не могла понять, чем он так озабочен.

Помню, как маленький Сэмми в первый раз заговорил. Ему было уже два года, а по росту он сошел бы за пятилетнего. Только с ходьбой у него дело не ладилось, все еще ползал на четвереньках. Всегда он был веселый и довольный, никому не надоедал, если его вовремя кормили. А ел он очень уж часто. Помню, я развешивала во дворе белье, а Сэмми вылез из дому на четвереньках, мотает своей большой головой и жмурится на солнце. И вдруг заговорил. Я чуть не умерла со страху – и тут только поняла, почему доктор Холл ушел тогда такой расстроенный. Да, Сэмми заговорил! Никогда еще ни у одного ребенка на острове не было такого громкого голоса. Я вся дрожала. Сэмми ревел по-ослиному! Понимаете, сэр, ревел совершенно так, как осел, громко и протяжно, так что, казалось, у него того и гляди лопнут легкие.

Сэмми был идиот, страшный, здоровенный идиот, настоящее чудовище. После того как он заговорил, доктор Холл сказал об этом Маргарет, но она не хотела верить и твердила, что это пройдет, что это от слишком быстрого роста. «Погодите, дайте срок, – говорила она. – Погодите, увидите!»

Но старый Том Хэнен понял, что доктор прав, и с тех пор уже не поднимал головы. Он не выносил идиота и не мог заставить себя хотя бы прикоснуться к нему. Но при этом, надо вам сказать, его словно притягивала к Сэмми какая-то таинственная сила. Я не раз видела, как он наблюдал за ним из-за угла, – смотрит, смотрит, и глаза у него чуть на лоб не лезут от ужаса. Когда идиот начинал реветь по-ослиному, старый Том затыкал уши, и такой у него был несчастный вид, что просто жалко было смотреть.

А ревел Сэмми здорово! Он только это и умел – реветь и есть, да рос как на дрожжах. Бывало, проголодается и начнет орать, и унять его можно было только кормежкой. По утрам он всегда выползал за порог кухни, смотрел, жмурясь, на солнце и ревел, из-за этого рева ему и конец пришел.

Я очень хорошо помню, как все это случилось. Сэмми было уже три года, а на вид ему можно было дать десять. С Томом творилось что-то неладное, и чем дальше, тем хуже. Ходит, бывало, в поле и все что-то бормочет, разговаривает сам с собой. В то утро он сидел на скамейке у дверей кухни и прилаживал ручку к мотыге, а идиот незаметно вылез во двор и, по обыкновению, заревел, глядя на солнце. Вижу, старый Том вздрогнул и уставился на него. А тот мотает себе большой башкой, жмурится и ревет, как осел. Тут Том не выдержал. На него вдруг что-то нашло: как вскочит да как треснет идиота рукояткой мотыги по голове, и еще раз, и еще – все бил, бил, будто перед ним бешеная собака. Потом пошел на конюшню и повесился на балке.

После этого я не хотела оставаться у них в доме и перебралась к своей сестре, той, которая замужем за Джоном Мартином. Они хорошо живут.

Я сидел на скамейке перед кухонной дверью и смотрел на Маргарет Хэнен, а она мозолистым пальцем уминала горящий табак в трубке и смотрела на окутанные сумраком поля. Это была та самая скамейка, на которой сидел Том в последний, страшный день своей жизни. А Маргарет сидела на пороге, где рожденное ею чудовище так часто грелось на солнце и, мотая головой, ревело по-ослиному. Мы беседовали вот уже около часа. Маргарет отвечала мне все с тем же неторопливым спокойствием человека, уверенного, что у него впереди вечность, – спокойствием, которое так шло к ней. Но я, хоть убейте, не мог угадать, какие побуждения скрывались в темной глубине этой души. Была ли она мученицей за правду, могла ли она поклоняться столь абстрактной святыне? Может быть, в тот далекий день, когда эта женщина назвала своего первенца Сэмюэлом, она служила абстрактной истине, которая представлялась ей высшей целью человеческих стремлений?

Или в ней попросту говорило слепое животное упорство, упорство заартачившейся лошади? Тупое своеволие крестьянки? Что это было – каприз, фантазия? Единственный заскок ума, во всем остальном очень здравого и трезвого? Или, напротив, в ней жил дух Джордано Бруно? Может быть, она упорствовала потому, что была убеждена в своей правоте? Может быть, с ее стороны это была стойкая и сознательная борьба против суеверия? Или, – мелькнула у меня более хитроумная догадка, – быть может, она сама была во власти какого-то глубокого и сильного суеверия, особого рода фетишизма, альфой и омегой которого было это загадочное пристрастие к имени Сэмюэл?

– Вот вы сами скажите, – говорила мне Маргарет. – Неужели, если бы я своего второго Сэмюэла назвала Лэрри, так он не упал бы в кипяток и не захлебнулся бы? Между нами говоря, сэр (вы, я вижу, человек умный и образованный), – разве имя может иметь какое-нибудь значение? Разве, если бы его звали Лэрри или Майкл, у нас в тот день не было бы стирки и он не мог бы упасть в котел? Неужели кипяток не был бы кипятком и не ошпарил бы ребенка, если бы ребенок назывался не Сэмюэл, а как-нибудь иначе?

Я согласился, что она рассуждает правильно, и Маргарет продолжала:

– Неужели такой пустяк, как имя, может изменить волю господа? Выходит, что миром правит случай, а бог – слабое, капризное существо, которое может изменить человеческую судьбу только из-за того, что какой-то червь земной, Маргарет Хэнен, вздумала назвать своего ребенка Сэмюэлом? Вот, например, мой сын Джэми не хотел принять на свое судно одного матроса, финна, – и знаете, почему? Он верит, что финны могут накликать дурную погоду. Как будто они распоряжаются ветрами! Что вы на это скажете? Вы тоже думаете, что господь, посылающий ветер, склонит голову сверху и станет слушать какого-то вонючего финна, который сидит на баке грязной шхуны?

Я сказал:

– Ну, конечно, нет.

Но Маргарет непременно хотела развить свою мысль до конца.

– Неужели вы думаете, что бог, который управляет движением звезд, которому весь наш мир – только скамеечка для ног, пошлет назло какой-то Маргарет Ханен большую волну у мыса Доброй Надежды, чтобы смыть ее сына на тот свет, – и все только за то, что она окрестила его Сэмюэлом?

– А почему непременно Сэмюэлом? – спросил я.

– Не знаю. Так мне хотелось.

– Но отчего?

– Ну, как я могу объяснить вам это? Может ли хоть один человек из всех, кто живет или жил на земле, ответить на такой вопрос? Кто знает, почему нам одно любо, а другое – нет? Мой Джэми, например, большой охотник до сливок. Он сам говорит, что готов их пить, пока не лопнет. А Тимоти с детства терпеть не может сливки. Я вот люблю грозу, люблю слушать, как гремит, а моя Кэти при каждом ударе грома вскрикивает, и вся трясется, и залезает с головой под перину. Никогда я не слыхала ответа на такие «почему». Один бог мог бы ответить на них. А нам с вами, простым смертным, знать это не дано. Мы знаем только, что нам нравится, а что – нет. Нравится – и все. А объяснить, почему, ни один человек не может. Мне вот нравится имя Сэмюэл, очень нравится. Это красивое имя и звучит чудесно. В нем есть какая-то удивительная прелесть.

Сумерки сгущались. Мы оба молчали, и я смотрел на этот прекрасный лоб, красоту которого даже время не могло испортить, на широко расставленные глаза, ясные, зоркие, словно вбиравшие в себя весь мир. Маргарет встала, давая мне понять, что пора уходить.

– Вам темно будет возвращаться. Да и дождик вот-вот хлынет, – небо все в тучах.

– А скажите, Маргарет, – спросил я вдруг, неожиданно для самого себя, – вы ни о чем не жалеете?

С минуту она внимательно смотрела на меня.

– Жалею, что не родила еще одного сына.

– И вы бы его… – начал я и запнулся.

– Да, конечно, – ответила она. – Я бы дала ему то же имя.

Я шагал в темноте по дороге, обсаженной кустами боярышника, думал обо всех этих «почему» и то про себя, то вслух повторял имя «Сэмюэл», вслушиваясь в это сочетание звуков, ища в нем «удивительную прелесть», которая пленила Маргарет и сделала жизнь ее такой трагической. «Сэмюэл». Да, в звуке этого имени было что-то чарующее. Несомненно, было!


ПРИМЕЧАНИЯ


СМОК БЕЛЛЬЮ

Цикл рассказов «Смок Беллью» (книги «Смок Беллью» и «Смок и Малыш») печатался в журнале «Космополитен мэгэзин» с июня 1911 года по июнь 1912 года и вышел отдельным изданием в 1912 году (изд. Сенчури кампэни, Нью-Йорк).

Стр. 8. Галерея Эллери – здание, где обычно устраивались выставки.

Стр. 66. Аллювиальное происхождение. – Аллювий – наносы, образуемые реками, ручьями и другими текучими водами. В аллювиальных наносах нередко встречаются месторождения ценных металлов.

Стр. 88. Спенсер, Герберт (1820–1903) – английский буржуазный ученый, пытавшийся применить теорию дарвинизма к объяснению развития общественной жизни, один из создателей английского позитивизма – течения, оправдывавшего и поддерживавшего капиталистическое общество как систему, в которой открыты все возможности для конкуренции «сильных» и «слабых», когда якобы и осуществляется «естественный отбор». Длительное время Лондон был под сильным воздействием идей Спенсера.

Стр. 104. Любимец кайзера. – Имеется в виду, вероятно, император Германии Вильгельм II.

Стр. 112. Доре, Гюстав (1833–1883) – выдающийся французский художник, мастер героических и трагических сюжетов. Гравюры Доре характерны динамическим изображением массовых сцен.

Стр. 163. Мормоны – религиозная секта в США, подвергнувшаяся преследованиям со стороны правительства и вытесненная в пустынные районы Запада.

Стр. 171. Мафусаил – легендарный старец в библейских преданиях, проживший 969 лет.

Стр. 204. Криббедж – карточная игра.

Стр. 205. …тропинка… ведет прямо в небо, точно лестница Иакова. – По библейской легенде, Иаков видел во сне лестницу, ведущую на небо.

Стр. 243. Паоло и Франческа – персонажи средневекового итальянского предания, о котором упоминает великий итальянский поэт Данте (1265–1321) в «Божественной комедии»; юноша Паоло полюбил Франческу, жену своего брата Джангалеаццо. Извещенный слугами о случившемся, Джангалеаццо убил влюбленных. Данте рассказывает о любви Паоло и Франчески с глубоким сочувствием.

Стр. 249. Шопенгауэр, Артур (1788–1860) – немецкий философ-идеалист, создатель реакционного пессимистического учения, подхваченного декадентами в конце XIX века. Согласно учению Шопенгауэра, женщина в сравнении с мужчиной – существо низшего порядка.

РОЖДЕННАЯ В НОЧИ

Сборник рассказов «Рожденная в ночи» впервые вышел в 1913 году (изд. Сенчури кампэни, Нью-Йорк).

Рассказ «Рожденная в ночи» впервые опубликован в журнале «Эврибодиз магазин» в июле 1911 года.

«Безумие Джона Харнеда» – в журнале «Эврибодиз мэгэзин» в ноябре 1910 года.

«Когда мир был юным» – в журнале «Сатэрдэй ивнинг пост» 10 сентября 1910 года.

«Польза сомнения» – в журнале «Сатэрдэй ивнинг пост» 12 ноября 1910 года.

«Воздушный шантаж» – в чикагском периодическом издании «Ливер» в сентябре 1910 года.

«Только кулаки» – в газете «Нью-Йорк геральд» 18 декабря 1910 года.

«Война» – в периодическом издании «Ландон нэйшн» в мае 1911 года.

«Под палубным тентом» – в журнале «Сатэрдэй ивнинг пост» 19 ноября 1910 года.

«Убить человека» – в журнале «Сатэрдэй ивнинг пост» 10 декабря 1910 года.

«Мексиканец» – в журнале «Сатэрдэй ивнинг пост» 19 августа 1911 года.

Стр. 277. Торо, Генри (1817–1862) – выдающийся американский писатель, близкий к группе т. н. «трансценденталистов», выступавших с критикой буржуазного общества и пытавшихся осуществить в американских условиях создание земледельческой коммуны в духе теорий утопического социализма. Торо – писатель-новатор, мастер лирической прозы, замечательной своей психологической глубиной, тонким изображением природы. Вместе с тем Торо был талантливым публицистом. Известны его яркие выступления против рабства, в защиту деятельности Джона Брауна – американского революционера, пытавшегося поднять восстание с целью освобождения негров и казненного за это правительством США, а 1859 году Торо был одним из любимых писателей Лондона.

Стр. 293. Кито – столица республики Эквадор, Южная Америка.

Стр. 292. Гваякиль – главный порт Эквадора.

Писарро, Франсиско (1471–1541) – испанский солдат, выдвинувшийся благодаря своей храбрости и способностям; возглавил испанскую экспедицию в Перу, закончившуюся завоеванием этого древнего государства.

Стр. 295. Клеопатра – египетская царица, последняя в династии Птолемеев (I в. до н. э.). С именем Клеопатры связаны предания о ее неотразимой красоте.

Цирцея – в древнегреческом эпосе «Одиссея» волшебница, превращавшая людей в животных. Одиссей стал пленником и возлюбленным Цирцеи.

Стр. 301. Сукрэ – денежная единица в старом Эквадоре.

Стр. 305. Гринго – презрительное прозвище североамериканцев в странах Латинской Америки.

Стр. 319. Джекилл и Хайд. – Лондон имеет в виду роман английского писателя Р. Стивенсона (1850–1894) «Странная история д-ра Джекилла и мистера Хайда» (1886), в котором писатель разработал тему человека, живущего двойной жизнью.

Стр. 358. Фок – нижний, самый большой, здесь косой парус на передней мачте – фок-мачте.

Грот – нижний, самый большой, здесь косой парус на второй мачте от носа судна – грот-мачте.

Лаг – прибор для измерения скорости судна и пройденного им расстояния. Здесь механический лаг, состоящий из вертушки, буксируемой судном за кормой и соединенной специальным тросом (лаглинем) со счетчиком пройденного расстояния – счетчиком лага.

Стр. 359. Склянки – удары в судовой колокол (рынду), которыми на судах отмечают время. Один удар соответствует получасу, двойной удар – часу. Через каждые четыре часа счет склянок возобновляется сызнова. – Восемь склянок здесь соответствуют полуночи.

Стр. 360. Две склянки – здесь час ночи.

Стр. 362. Рулевые петли – петли, на которых, подобно двери, укреплен за кормой судна и поворачивается руль.

Спинакер – большой треугольный пузатый парус, поднимаемый на носу судов с косым парусным вооружением при попутных ветрах. – Гик для спинакера (спинакер-гик) – горизонтальный стержень, один конец которого упирается в нижнюю часть мачты, а другой оттягивает в сторону один из нижних углов спинакера для того, чтобы он был расположен поперек направления ветра.

Шлюпбалки – вертикальные, изогнутые в верхней части металлические поворотные балки, служащие для подвешивания к ним шлюпок, а также спуска их за борт и подъема на судно.

Стр. 363. Нагели – здесь гладкие, без резьбы, длинные металлические болты, вставляемые в отверстия специальных планок по бортам судна (с внутренней их стороны) или в обоймы у основания мачты и служащие для крепления за них различных снастей.

Фалы – снасти для подъема и удержания в требуемом положении парусов.

Стр. 364. Гафель – легкий, подвешенный к мачте стержень, упирающийся в нее нижним концом и служащий для растягивания верхнего края (шкаторины) косого четырехугольного паруса.

Стр. 367. Спасательный линь – тонкий растительный трос, прикрепленный к спасательному кругу.

Стр. 369. Приспущенный флаг – знак траура на судне.

Стр. 401. Диас, Порфирио (1830–1915) – диктатор, в течение долгих лет властвовавший в Мексике. Кровавую диктатуру Диаса разрушила мексиканская революция 1911 года.

Стр. 404. Связь между Лос-Анжелосом и Нижней Калифорнией. – Мексиканские эмигранты – противники диктатуры Диаса – пытались найти себе приют на территории США. Постепенно одним из центров деятельности патриотических мексиканских организаций, готовивших революцию и поддерживавших из США революционное движение в Мексике, стал город Лос-Анжелос, неподалеку от границы мексиканского штата Нижняя Калифорния, через который проходили тайные коммуникации революционеров.

Стр. 406. Пеоны – сельскохозяйственные рабочие в Мексике, чаще всего индейцы.

Стр. 407. «Индустриальные рабочие мира» – могучая профсоюзная организация американского рабочего класса, созданная в 1905 году. Вскоре ее руководство возглавили анархо-синдикалисты. Раскол в рядах ИРМ помешал ее дальнейшему развитию. В 1919 году наиболее сознательные члены ИРМ вошли в Коммунистическую партию США. В 1910-х годах организация ИРМ играла большую роль в общественной жизни страны. Правительственные органы США преследовали деятелей ИРМ.

Стр. 413. Букмекер – лицо, спекулирующее на спортивных состязаниях, в данном случае на боксе; букмекер собирает и записывает ставки зрителей.

Стр. 417. Вера-Крус – город и порт в Мексике. В военной тюрьме Вера-Крус уничтожали противников Диаса.

Стр. 420. Войти в клинч – положение в боксе, когда один из противников зажимает одну или обе руки партнера. Возможен обоюдный клинч.

Стр. 422. Апперкот – удар снизу.

СИЛА СИЛЬНЫХ

Сборник рассказов «Сила сильных» впервые вышел в 1914 году (изд. Макмиллан, Нью-Йорк).

Рассказ «Сила сильных» впервые опубликован в журнале «Хэмптонc мэгэзин» в марте 1911 года.

«По ту сторону рва» – в журнале «Сатэрдэй ивнинг пост» 22 мая 1909 года.

«Враг всего мира» – в журнале «Рэд бук» в октябре 1908 года.

«Мечта Дебса» – в периодическом издании «Интернейшнл сошиалист ревью» в январе – феврале 1909 года.

«Морской фермер» – в журнале «Букмэн» в марте 1912 года.

«Сэмюэл» – в журнале «Букмэн» в мае 1913 года.

Стр. 445. Бард – у древних кельтов (народность, населявшая древнюю Британию, Ирландию, Шотландию и часть территории нынешней Франции) певец, хранящий и исполняющий старинные героические предания. Первоначально барды были певцами племени, затем стали певцами родоплеменной знати. С конца XVIII века это слово стало употребляться в смысле восхвалитель, придворный поэт.

Стр. 446. Землетрясение в Сан-Франциско – сильнейшее землетрясение 1906 года, почти уничтожившее город.

…вклад в литературу прогрессивную… – В данном случае Лондон насмешливо определяет этим термином оппортунистическую литературу в США, изображавшую развитие капитализма в США как гарантию прогресса.

Стр. 476. …сражение между русским флотом и английскими рыбачьими лодками. – Лондон имеет в виду т. н. «гулльский инцидент»: в 1905 году при прохождении эскадры адмирала Рождественского, которая шла из Балтийского моря в Тихий океан, к району военных действий против Японии, в районе английского порта Гулль, вблизи английских территориальных вод, русские корабли открыли огонь по неизвестным судам, заподозрив в них японские эсминцы. Английское правительство настаивало на том, что это были рыбачьи суда. Однако, по существу, вопрос так и остался невыясненным.

Стр. 478. «Мэйн» в Гаване. – Американский крейсер «Мэйн», стоявший на рейде Гаваны (тогда столицы испанской колонии Кубы), 15 февраля 1898 года взорвался при невыясненных обстоятельствах. Правительство США использовало этот случай для объявления войны Испании: началась испано-американская война, закончившаяся полным поражением Испании и ее вытеснением с Кубы, из Пуэрто-Рико и с тихоокеанских островов, принадлежавших ей ранее.

Стр. 482. Дебс, Юджин (1855–1926) – выдающийся деятель американского рабочего движения, организатор социал-демократической партии (1898), а затем социалистической партии в США. Вождь ее левого крыла, один из организаторов ИРМ (см. примеч. к стр. 407), в 1918 году был брошен в тюрьму и осужден на 10 лет, но выпущен в 1921 году под натиском международной общественной кампании за его освобождение. Последние годы деятельности Дебса отмечены серьезными оппортунистическими ошибками.

Стр. 483. Гомперс, Сэмюэл (1850–1924) – профсоюзный деятель США, один из создателей Американской федерации труда (АФТ) и ее председатель. Характерный представитель оппортунистической верхушки американских профсоюзных лидеров, активный проводник и защитник интересов монополий. Лондон не понимал полностью вреда, который причиняли Гомперс и его сподвижники американскому рабочему движению, но отделял Гомперса от Ю. Дебса, которого ценил очень высоко.

Стр. 503. Обвес мостика – съемная парусиновая занавесь, окаймляющая поручни капитанского мостика для защиты находящихся на нем людей от ветра и водяных брызг.

Стр. 504. Главная палуба – здесь верхняя, непрерывная по всей длине судна открытая палуба.

Штормовые леера – тросы с наглухо закрепленными концами, туго натянутые над палубой и служащие для безопасности передвижения по ней людей в плохую погоду.

Бридждек – палуба капитанского мостика, обычно самая верхняя палуба на судне.

Предохранительные сетки – здесь сетки из прочного троса, одеваемые сверху на крышки и брезенты грузовых люков в штормовую погоду в целях лучшего предохранения их от возможного вскрытия волнами, врывающимися на палубу судна.

Стр. 505. Клинья на люке – деревянные крылья, которыми прижимаются к возвышенным краям люка (комингсам) брезенты, защищающие расположенный ниже трюм от воды.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю