Текст книги "Гости страны Фантазии (Сборник НФ)"
Автор книги: Джек Лондон
Соавторы: Фрэнсис Скотт Фицджеральд,Уильям О.Генри,Клапка Джером Джером,Трумен Капоте,Джон Бойнтон Пристли,Андре Моруа,Дино Буццати,Эдвард Морган Форстер,Михал Карел,Фридеш Каринти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Странной? – повторила Сюзанна. – А что тут странного? Мы с Адрианом двоюродные… он был единственный, с кем мама меня отпускала из дому… Он немножко ухаживал за мной, так ведь все молодые люди ухаживают за всеми девушками на свете… Ну и что?.. А ты сам, Дени, разве ты был святой? Вспомни-ка свою молодость. Можешь ты дать слово, что у тебя нет таких же воспоминаний? Может, ты не ухаживал за девушками, с которыми потом никогда не встречался и вовсе не хотел встречаться?
– Ну, может быть, но…
Я осекся. Сюзанна добилась тактического превосходства: теперь уже не она, а я вынужден обороняться. Мы стали разговаривать спокойнее, и странным образом (так бывает во многих домах, иные супруги даже полагают, что подобные грозы способствуют семейному счастью, ибо разряжают атмосферу) после ссоры ощутили прилив нежности друг к другу.
– Дорогая, – сказал я, – поверь, я вполне с тобой согласен и вовсе не собирался тебя упрекать за твои нечаянные воспоминания… да еще о таком далеком прошлом… по дороге домой я даже решил, что ни слова тебе про все это не скажу. Но так уж получилось, ты не очень-то ласково меня встретила, ты стала злиться, ну и я тоже разозлился… Это все позади… Конечно, ты права, вся эта история не стоит выеденного яйца… Я же знаю, теперь Адриан для тебя просто не очень молодой и довольно нелепый родич, с которым иной раз приятно вспомнить детство…
– Даже и того меньше, – заметила Сюзанна.
– Верю, дорогая… Только в одном я хотел бы тебя упрекнуть, и то любя… все-таки ты слишком мало мне доверяешь… Не стану больше принимать всерьез каждую твою вчерашнюю мысль, но одно я понял; у тебя много разных тревог и огорчений… Почему же ты мне ничего не говоришь? Почему не делишься со мной?
Глаза моей жены были теперь полны слез.
– Потому что ты… ты стал какой-то далекий, Дени. Начну говорить тебе о разных интересных вещах, а ты не слушаешь, все думаешь о своих лекциях, об учениках, о политике… Я же чувствую, тебе со мной скучно… Вот я и молчу, и остаюсь одна со своим пустопорожним бабьим вздором!
– Поди сюда, Сюзанна. Садись ко мне на колени – помнишь, как бывало? – и выкладывай, что у тебя накопилось на душе.
– Ты смеешься? В тридцать-то лет! Я уже не маленькая… и не такая легонькая, как была…
В этот вечер, в постели, голова Сюзанны лежала у меня на плече и мы долго и нежно говорили по душам. Я чувствовал, что рушилась наконец разделявшая нас противоестественная преграда, и благословлял аппарат Хикки. Но не долго мне суждено было его благословлять.
После вечеринки я уснул поздно, однако наутро проснулся в обычное время и вовсе не чувствовал усталости. Напротив, встал на диво бодрый и свежий, с ясной головой, как и полагается мужчине, который мнит себя победителем, и сразу понял, что лекцию сегодня прочту с особенным блеском. Выйти из дому надо было в десять, Сюзанна еще спала, и я с ней не простился, только оставил на столе записку, напоминая, что сегодня среда и я, как всегда в этот день, завтракаю в клубе со своими коллегами – специалистами по романским языкам.
Надежда меня не обманула, я был в ударе. Темой лекции я избрал политические воззрения Бальзака. Чтобы заинтересовать молодых американцев, следовало сначала набросать общую картину – та Франция, что сложилась при старых монархиях, затем революция и империя – и уже на этом фоне определить место Бальзака, показать, сколь своеобычен он и как монархист и как католик. Материалом мне служили «Шуаны», «Темное дело», «Сельский священник», «Сельский врач», «Чиновники». Стараясь выразить чисто французские проблемы словами, понятными моим слушателям, задеть не только их мысль, но и чувства, я испытывал живейшую радость, знакомую всякому лектору, который на протяжении часа видит перед собой увлеченные, внимательные лица. И, кончив, услышал тот радующий душу шепот, когда полсотни человек повторяют вполголоса: «До чего хорошо!» В такие дни мне кажется, что ремесло мое самое прекрасное на свете; выпадают и такие дни, когда я его проклинаю, но это случается не часто.
В то утро я жалел лишь об одном: на обычном месте я не увидел Мюриэл Уилтон. Но могло ли быть иначе? Еще в четыре часа она сидела на затянувшейся вечеринке у Клинтонов и явно не собиралась уходить. Уж наверно, она легла на рассвете и, так же как Сюзанна, в час моей лекции спала крепким сном. Я отправился на заседание, потом вместе с коллегами позавтракал. После завтрака мы с Клинтоном прошлись пешком и, наконец, я вернулся домой, радуясь, что сейчас расскажу Сюзанне, какой успех имела сегодняшняя лекция.
К моему немалому удивлению, Сюзанну я не застал. Негритянка Розита сказала, что «миссис» уже час как ушла. Надо сказать, что жена без меня выходила очень редко: почти не владея английским, она ничего не могла одна купить, а если нужно было отдать кому-нибудь визит, по здешним обычаям я опять-таки должен был ее сопровождать. Впрочем, тревожиться о ней сейчас не приходилось, этот тихий университетский городок и его жители не таковы, чтобы тут могло случиться что-нибудь дурное. И я принялся за работу: меня просили в следующем месяце прочитать в Чикаго несколько публичных лекций о французских моралистах, надо было подготовиться.
Сюзанна вернулась в пять часов, и, едва мы обменялись несколькими словами, я понял, что настроение у нее прескверное. Всему виной вчерашняя вечеринка, подумал я: выпили лишнее, засиделись поздно… и сказал весело:
– Видишь, дружок, мы с тобой завзятые французские обыватели-домоседы, обремененные семьей, ложиться привыкли рано, где нам угнаться за американской молодежью… От этого только страдают и наши характеры и наша работа… Хотя, должен сказать, нынче утром я совсем недурно рассказал о политических взглядах Бальзака. Студенты, по-моему, были очень довольны.
– А Мюриэл Уилтон? Она тоже тобой довольна? – насмешливо спросила Сюзанна.
– Ее там не было. Наверно, она тоже не выспалась и чувствует себя неважно. В сущности, такие вечеринки никому не полезны. Человек ведь не ночная птица. С годами я все больше убеждаюсь, что секрет, как стать счастливым, очень прост: надо рано ложиться и рано вставать.
– Ты, кажется, воображаешь, что тебя слушаю не я, а чикагская публика? – с неожиданной горечью сказала Сюзанна. Уверяю тебя, в этом доме тебе незачем изрекать пошлости и комментировать моралистов.
Как я уже говорил, у нас с женой и раньше случались размолвки и ссоры, в общем безобидные, но чтобы она говорила со мной так враждебно, так презрительно… Остолбенев, я смотрел на нее во все глаза.
– Нет, правда, – сказала она, снимая шляпку. – Это просто смешно: ты берешься читать лекции о морали и с умным видом рассуждаешь о том, что надо умерять свои страсти, а на самом деле только и думаешь об этой Мюриэл Уилтон и как бы устроить с ней в Чикаго свидание.
– Я? Ты с ума сошла?!
И тут у меня мелькнула пугающая и очень правдоподобная догадка.
– Сюзанна! Неужели ты брала у Хикки его дурацкую машинку?
– А почему бы и нет? Тебе можно, а мне нельзя? Я пошла за ней, потому что ты ее там забыл. И попросила профессора Хикки, чтобы он показал мне, как она действует, и дал новую пленку…
– И он дал? Хорош гусь! Ну ничего, я ему еще скажу несколько теплых слов!
У Сюзанны вырвался короткий злой смешок.
– Нет, мужчины просто великолепны! – сказала она. – Выведать мои тайны, шпионить за моими мыслями, залезть без спроса в мою душу – это поступок вполне естественный, весьма интересный опыт, только и всего. Вы с Хикки проделываете все это и остаетесь «джентльменами»… А вот когда жена проникает в священные, вернее сказать, свинские мысли мужа, – это ужасное преступление. Неужели ты сам не видишь, до чего ты смешон? До чего вы все смешны?..
Как тут оправдываться, когда ясно, что кругом виноват? Я попытался по крайней мере сохранить спокойствие.
– Сюзанна, – сказал я, – криком делу не поможешь. Скажи мне просто и ясно, что произошло? Что ты поняла? В чем меня упрекаешь? Я постараюсь на все ответить.
– Не нужны мне твои ответы, – возразила жена. – Ты мне уже ответил, откровеннее некуда. Что произошло? Очень просто. Я же сказала, вчера я пошла к мистеру Хикки и от твоего имени попросила вернуть этот… как его… психограф. И принесла домой. Конечно, я не стала заворачивать его в газеты, ты бы эту трубу сразу узнал, Но я же знаю, какой ты рассеянный, кроме книг, ничего кругом не замечаешь. И я просто завернула аппарат в нижнюю юбку и положила на столик у твоей кровати. А после этой проклятой вечеринки, пока ты в прихожей вешал пальто и шляпу, я поскорее поднялась в спальню и нажала на кнопку. Через минуту ты пришел, лег в постель и стал думать.
– О чем я думал? Честное слово, не помню!
– А я даю тебе честное слово, что до самой смерти этого не забуду. Ты думал о своей Мюриэл. Ты говорил себе: «Как видно, я ей нравлюсь». Эдакая спесь! Вовсе не ты ей нравишься, а твое хваленое красноречие. Потом пробормотал: «Этот поцелуй!..» И каким тоном! А потом стал строить планы насчет поездки в Чикаго, надумал попросить ее, чтоб она тоже в это время поехала, и даже собирался отправить меня во Францию. «В сущности, Сюзанна никак не освоится в здешнем климате. Ей куда полезнее вернуться в Руан. А я приеду к ней через три месяца». Ты ведь лицемеришь и разыгрываешь жреца морали только на людях, а наедине с собой это ни к чему. Самое смешное – или, если угодно, самое трагичное, – что вперемежку с этим ты готовился к лекциям и весьма добродетельно рассуждал о Вовенарге и Паскале… Ха! Ну и дурацкая штука этот ваш мужской ум!..
Я был совершенно подавлен и смутился тем сильнее, что вспомнил теперь, о чем говорила Сюзанна. С вечеринки я вернулся очень усталый и, как мне казалось, мгновенно уснул. А на самом деле мне грезились какие-то смутные образы, и теперь я вспомнил, что среди этого хаоса словно бы промелькнули неясные желания и даже фантастический план во время поездки в Чикаго встретиться с Мюриэл. Ни на миг я не принимал эту игру воображения всерьез. Нередко в наших снах как бы исполняются неосознанные желания, и злосчастное сновидение оказалось весьма приятной, хоть и призрачной разрядкой для чувств, которые волновали меня в тот вечер. От всего этого не осталось бы никаких следов, даже и желания, чтобы фантазия сбылась, если бы мои бредни не сохранила треклятая пленка.
– Сюзанна, а кто тебе «прочел» эту запись?
– Твой друг Хикки собственной персоной проводил меня в лабораторию и включил аппарат.
– И он все это слушал?
– Все до последнего слова. Мне пришлось краснеть, но ты сам виноват.
– Сюзанна! Это переходит все границы! Что он обо мне подумал?
– Вот-вот, ты весь в этой фразе! Самое главное – что подумал этот англичанин, а что думаю я – это тебя не интересует. Но я тебе все-таки скажу. Я думаю, что ты меня больше не любишь, ты хочешь от меня избавиться, – что ж, если так, лучше нам расстаться. Тебе угодно, чтобы я вернулась во Францию? Я и сама хочу уехать. Уеду и начну дело о разводе.
– Сюзанна! – голос мой задрожал, и мое неподдельное волнение, видно, тронуло ее. – Не говори так, это безумие, ты сама будешь жалеть. Я тебя люблю, ты это прекрасно знаешь, и прекрасно знаешь, что и ты меня любишь. Ты захватила меня врасплох, подслушала мои мысли, как я твои, но ведь это мысли случайные, мимолетные, они ничего не значат и ничего не решают. Давай хоть завтра уедем во Францию, какое мне дело до Мюриэл Уилтон, хоть бы мне век ее не видать.
– Надо полагать, когда ты с ней целуешься, ты говоришь совсем другое.
– Я с ней не целуюсь! Ты ведь тоже не хочешь стать любовницей Адриана! Мы просто грезим иногда, и, может быть, наши грезы тем ярче, что в жизни мы разумны и верны один другому.
– Правда?! – горячо воскликнула Сюзанна. Такой пылкости я не замечал в ней с той поры, как мы полюбили друг друга. Это правда? Ты мне верен? Ты никогда меня не обманывал?
– Никогда, Сюзанна… Да это и невозможно. Ты же знаешь, я всегда дома…
– И ты ни разу не хотел… с Анриеттой?
– С твоей сестрой? Что тебе пришло в голову? Разве я поминал ее в этой… исповеди?
– Нет, нет! Но я иногда боялась…
– Глупости! Анриетта – красавица, я смотрю на нее с восхищением. Но так восхищаешься картиной, статуей… Если б ты знала, как я тебя люблю, тебя одну, даже в те минуты, когда ненавижу тебя!..
Сюзанна не ответила. Я подошел, опустился на пол у ее ног и прижался лбом к ее коленям. Она не оттолкнула меня.
Ивен Хантер
НЕ РИСКНУТЬ ЛИ ЗА МИЛЛИОН?
(Перевод с английского Э.Кабалевской)
Джон показывал мне рисунки для июньского номера, и тут у меня на столе зажужжал зуммер.
– Все-таки он художник на диво, – сказал Джон. – Нет, правда, Берт, нам здорово с ним повезло, а ведь платим мы ему не бог весть сколько.
– Говорю тебе, мы платим ему слишком много, – сказал я, перегнулся через стол и нажал на кнопку зуммера. – Слушаю.
– Мистер Мерриан?
– Да.
– К вам джентльмен, сэр.
– Кто такой?
– Мистер Дональд, сэр.
– Кто-кто?
– Мистер Дональд.
– Не знаю никакого мистера Дональда. – Я обернулся к Джону. – Ты случайно не знаешь, кто это?
Джон покачал головой, и я вновь наклонился к зуммеру.
– Спросите, по какому делу.
– Слушаю, сэр.
Я ткнул пальцем в рисунок, который в эту минуту разглядывал Джон.
– Только начни платить им безумные деньги – в два счета вылетишь в трубу.
– Безумные? – возмутился Джон. – Да он в других журналах, что посолиднее, получает куда больше. Он работает на нас только потому, что мы с ним когда-то вместе учились.
– Никогда не следует доверять художникам, – назидательно сказал я. – Ты и ахнуть не успеешь, как он растрезвонит о нашей щедрости по всему городу. У нас просто отбоя не будет от всяческих типов с папками под мышкой. А ведь всем по пятьсот долларов не заплатишь, такие деньги на улице не валяются.
– Говорю тебе, этот парень – исключение.
– Ну ладно, ладно. Ты получил то, о чем мечтал, и, надеюсь, теперь ты наконец успокоишься хотя бы лет на пять.
– Мистер Мерриан, – прервал нас женский голос.
– Слушаю.
– Мистер Дональд хотел бы получить свой миллион долларов.
– Что-о-о?
– Простите, сэр?
– Повторите то, что вы сейчас сказали.
– Я сказала, что мистер Дональд хотел бы получить свой миллион долларов.
– Вот видишь, Джон, уже начинается. Говорил я тебе: художникам доверять нельзя. Ну, с этим я живо разделаюсь. – Я снова повернулся к зуммеру. – Впустите мистера Дональда. Только пусть оставит у вас свою папку.
– У него нет никакой папки, сэр.
– Неважно, пусть пройдет ко мне.
Я со злостью выключил зуммер и свирепо взглянул на Джона. Он равнодушно пожал плечами, словно говоря: я – то тут при чем? Я всего-навсего главный художник.
Я откинулся в кресле и ждал, глядя на дверь. Наконец она отворилась, вошел высокий худощавый человек ц сразу же заморгал, ослепленный солнцем, которое заливало комнату сквозь легкие занавески. Потом заслонил глаза ладонью и сделал несколько осторожных шагов к моему столу.
– Мистер Дональд? – спросил я.
– Да, сэр, – сказал он нерешительно.
– Рад познакомиться. Я – Берт Мерриан, издатель журнала «Принц», а это Джон Гастингс, главный художник издательства. Садитесь, прошу вас.
– Спасибо, сэр, это очень любезно с вашей стороны… принимая во внимание…
Он прошел через всю комнату и сел в кресло перед моим столом. Черные косматые брови нависали над синими, почти фиалковыми глазами. Он непрестанно хмурился, и глаза лишь изредка выглядывали из-под бровей, точно матовые лампочки из-за темных штор. Тонкий нос рассекал костлявое лицо словно ударом мачете. Губы были решительно сжаты. Сразу видно, человеку, предстоит дело не из приятных. На художника он уж никак не походил.
– Ну-с, – весело начал я, – чем могу быть вам полезен, мистер Дональд?
Все эти приготовления к казни начинали меня забавлять. Еще немного – и голова его скатится с плеч!
На лице мистера Дональда мелькнула почти застенчивая улыбка.
– Я хотел бы получить миллион долларов, – сказал он.
– Все хотят, – усмехнулся я.
Мистер Дональд приподнял брови и посмотрел на меня с явным удивлением.
– Да, наверно, – отозвался он. Потом тоже хихикнул, за ним Джон, и мы все трое немного посмеялись. Наконец я кашлянул и прекратил этот смех.
– А каким, собственно, образом вы… э-э-э… намерены получить этот миллион? – спросил я с приятнейшей улыбкой.
Косматые брови снова взлетели вверх.
– Ну… от «Принца», конечно.
– Ах, от «Принца», – повторил я, повернулся к моему главному художнику и многозначительно повторил еще раз: – От «Принца», Джон!
– Да, – подтвердил мистер Дональд.
– Да, – повторил я. – А за что именно? Может быть, вы нам объясните, за что?
– Извольте, – отозвался мистер Дональд, располагаясь в кресле поудобнее. – Разумеется, за полет на Луну.
– Куда?!
Мистер Дональд ткнул пальцем в потолок.
– На Луну. Вы же знаете.
– На Луну? Луна, говорите? Лу-на? Спутник Земли? Одним словом, та самая Луна?
– Угу, – сказал мистер Дональд и покивал головой.
Я наклонился к Джону и зашептал:
– Мы за последнее время писали что-нибудь про Луну?
Джон покачал головой.
– Что за чушь он порет, этот тип?
Джон опять покачал головой. Я со вздохом обернулся к мистеру Дональду.
– М-м… Что, собственно, вы имеете в виду? Какой полет? – спросил я, делая вид, что все понял.
Мистер Дональд застенчиво пожал плечами.
– Ну… Мой, конечно.
– Ваш? То есть как?
Мистер Дональд опять ткнул пальцем в потолок.
– Я летал на Луну.
– Ах вот оно что, – сказал я.
– Да, – подтвердил мистер Дональд и опять покивал головой.
Я бросил быстрый взгляд на Джона, он ответил мне таким же тревожным взглядом. Оба мы одновременно начали подумывать, что у мистера Дональда, пожалуй, не все винтики на месте.
Посетитель еще раз пожал плечами.
– Так вот, – сказал он небрежно, – я и пришел за своим миллионом. Если вы сейчас мне его дадите, я тут же уйду.
– Значит, вы полагаете, что мы должны вам миллион долларов?
– Конечно, – ответил мистер Дональд.
– Но… почему, собственно?
– А-а-а, верно, это было еще до того, как вы стали издателем, – сказал мистер Дональд. Он порылся у себя в бумажнике и вытащил оттуда тщательно сложенный лист бумаги. Бумага была глянцевая, и на ней что-то было напечатано. Мистер Дональд положил ее на стол и стал бережно и неторопливо разворачивать. Наконец он развернул лист, разгладил его загорелой рукой и с удовлетворением откинулся в кресле.
– Вот, – сказал он.
Я посмотрел на бумагу и заметил, что внизу был вырезан прямоугольник. Я в свою очередь пожал плечами и перевел взгляд на то, что было напечатано вверху.
ЖУРНАЛ «ПРИНЦ» … СЕНТЯБРЯ 1926 г.
– Я это вырезал, когда был объявлен конкурс, – пояснил мистер Дональд.
Я еще раз взглянул на вырезку. Сентябрь 1926 года. Черт побери, пятьдесят лет назад! Я принялся читать всю страницу:
ВНИМАНИЕ! ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ!
ВНИМАНИЕ! ВАЖНОЕ СООБЩЕНИЕ!
ВНИМАНИЕ!
Теперь, когда вы прочитали нашу статью «Итак, вы надеетесь, добраться до Луны», издатели «Принца» намерены сделать вам поразительное, неслыханное предложение!
За спиной у меня ахнули, и я понял, что Джон читает вырезку через мое плечо и что его ошеломила та же страшная мысль, что и меня. Точно околдованный какой-то неодолимой силой, я впился глазами в протертую на сгибах ветхую страницу старинного номера нашего журнала.
«Принц» готов подкрепить свои выводы звонкой монетой! Мы уплатим ОДИН МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ($ 1 000 000)! ОДИН МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ первому частному лицу, которое достигнет Луны и вернется на Землю живым и невредимым.
У меня закружилась голова. Я ухватился за край стола и заставил себя дочитать страницу до конца. Мистер Дональд наблюдал на нами, расплываясь в счастливой улыбке.
Правила конкурса очень просты:
1. Все претенденты должны быть гражданами Соединенных Штатов Америки.
2. Полет на Луну должен быть совершен не позднее чем через пятьдесят лет после настоящего объявления.
3. Купон, напечатанный под этим объявлением, должен быть выслан в журнал «Принц» по почте не позднее 15 октября 1926 г.
4. Служащие или родственники служащих государственных учреждений не имеют права участвовать в данном конкурсе…
– Я не то и не другое, – сказал мистер Дональд.
– Вы хотите сказать – не родственник, – слабым голосом отозвался я.
– И не служащий.
– Я так и подумал.
Мистер Дональд блаженно потянулся.
– Ну как, могу я теперь получить мой миллион?
– Гм… э-э-э…
Я с надеждой посмотрел на Джона.
– На это нужно время, – мигом нашелся Джон.
– Да-да, конечно, – подхватил я. – На это нужно время.
– Гм, – сказал теперь мистер Дональд.
– Нам… нам прежде всего нужно удостовериться, что ваш купон сохранился в архиве журнала, – сказал Джон.
– Конечно, – вставил я.
– Он сохранился, – сказал мистер Дональд, снова вытащил свой бумажник и положил перед нами небольшую карточку. Я вздрогнул и взял ее в руки. Там стояло:
Сим удостоверяется, что мистер Димас Дональд сего 33-го дня сентября 1926 г. вступил в число участников конкурса «Полет на Луну», объявленного журналом «Принц». Если мистер Димас Дональд станет первым частным лицом, которое достигнет Луны и вернется на Землю живым и невредимым, журнал «Принц» уплатит ему сумму один миллион долларов ($ 1 000 000) денежными знаками Соединенных Штатов Америки.
Издатель журнала «ПРИНЦ»
ДЖЕЙ ДЖЕФФРИ ТРИМБЛ
– Нам, разумеется, нужны будут доказательства, – торжествующе сказал я и через стол перебросил ему карточку обратно.
– Они у меня есть.
– Что ж, тащите, – подхватил хитроумный Джон. – Тогда и видно будет насчет миллиона долларов.
– Разумеется, – согласился мистер Дональд и встал. Завтра они будут в вашем распоряжении.
– Завтра мы не работаем, – чуть не закричал я.
– Значит, в понедельник. Мне не к спеху.
– Никому не к спеху, – сказал я без всякого воодушевления.
Мистер Дональд направился к двери и широко распахнул ее.
– До скорого, друзья! – крикнул он и весело помахал нам рукой.
Он вышел из кабинета, и дверь за ним закрылась. Я поспешно наклонился к зуммеру на столе.
– Слушаю, сэр?
– Мисс Дэвис, мне срочно нужна подшивка журнала за сентябрь 1926 года.
– Простите?
– Неужели я неясно выражаюсь? За сентябрь…
– Да, сэр. Сию минуту, сэр.
Я выключил зуммер и быстро обернулся к Джону. Тот беспокойно шагал по комнате, ломая пальцы.
– Немало всякого я слыхивал про Тримбла, – сказал я. Говорят, он вообще был какой-то полоумный. Говорят, на все был готов, лишь бы журнал получше расходился.
– Но ведь всему есть предел! – простонал Джон.
– Да, конечно, – сказал я. – Миллион долларов! Господи, сделай так, чтобы это была неправда!
– Боюсь, что это все-таки правда, – жалобно произнес Джон. – Очень боюсь.
Дверь отворилась, и в комнату ввалилась обессиленная мисс Дэвис, прядь белокурых волос свисала ей на глаза.
– Вот, сэр! – сказала она. И протянула мне маленькую металлическую коробочку.
– Что за черт… – начал было я,
– Микрофильм, – гордо объявила она.
– Дайте сюда! – рявкнул я.
Мисс Дэвис подала мне коробочку и вышла. Джон кинулся к стенному шкафу, рывком открыл его, достал портативный проектор, водрузил его ко мне на стол, я вставил первую фотографию и прильнул к окошечку. Это была обложка старого номера «Принца». На ней полуголый мужчина боролся с совершенно голым крокодилом. По всему верху обложки кроваво-красные буквы возвещали:
«ПРИНЦ» ПРЕДЛАГАЕТ ОДИН МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ ТОМУ, КТО ПЕРВЫМ ДОСТИГНЕТ ЛУНЫ!
– Значит, это правда! – простонал Джон.
– Так я и знал! Так я и знал!
– Прочтем статью?
– Зачем? Все правда, Джон, мы пропали!
– Но должна же быть хоть какая-нибудь лазейка!
– Давай посмотрим еще раз ту страницу.
Я пробежал глазами несколько фотографий и наконец добрался до объявления о конкурсе. Я вытащил его из пачки и вставил в проектор. Это была та самая страница, которую показывал нам мистер Дональд.
– Должна же быть хоть какая-нибудь лазейка, – повторил Джон,
– Какая? Где?
Джон многозначительно прищурился.
– Какая-нибудь лазейка всегда найдется.
Я нажал на кнопку зуммера.
– Да, сэр?
– Позвоните Стейну, моему адвокату. Скажите, что я прошу его приехать немедленно. И просмотрите все личные дела сотрудников; не работал ли кто-нибудь в журнале еще при Тримбле, в 1926 году?
– В 1926 году, сэр?
– Дорогая моя, неужели я должен десять раз повторять вам каждое слово?
– В 1926 году, сэр. Сию минуту, сэр.
Мисс Дэвис отключилась, и через несколько минут я опять услышал ее голос:
– Мистер Стейн у телефона, сэр.
– Не соединяйте меня. Скажите, чтобы сейчас же ехал сюда.
– Слушаю, сэр.
– Что же теперь делать? – спросил Джон.
– Понятия не имею. Ты думаешь, этот старый псих в самом деле побывал на Луне?
– Исключено! – твердо объявил Джон. – Держу пари на миллион долларов, что никто…
– Ради бога!
– Извини, – пробормотал Джон.
Зажужжал зуммер, и я нажал на кнопку.
– Да?
– У нас тут работает один человек, сэр…
– Отлично, – сказал я. – И пусть себе работает на здоровье…
– Я хочу сказать, что он работает у нас с 1926 года.
– Ах вот что. Как его фамилия?
– Молтер. Эфраим Молтер.
– В каком отделе?
– В отделе распространения.
– Сколько же ему лет?
– Девяносто четыре, сэр. Конечно, ему уже давно пора бы уйти на пенсию, но, как ни странно, он предпочитает работать.
– Он и теперь в отделе распространения?
– Да, сэр. Сидит там с 1926 года.
– Давайте его сюда, живо!
– Слушаю, сэр.
Отдел распространения находился прямо под нами, и я никак не мог понять, почему Эфраим Молтер так долго карабкается на один этаж; тем более что я просил поживее. Но, увидав его, я сразу все понял. Дверь вдруг открылась, и он явился на пороге, чуть покачиваясь, точно сухой листок на осенней ветке. Я с тревогой взглянул на вентилятор, а Джон поспешно нажал на кнопку «стоп»: неровен час старца засосет воздушной струей.
– Мистер Молтер? – спросил я.
– Да, сэр, мистер Тримбл.
– Я не Тримбл, – объяснил я. – Я Мерриан, новый издатель.
– Как? Не можете ли вы говорить чуть погромче, мистер Тримбл?
И старик заковылял к моему столу.
– Я вовсе не Тримбл! – заорал я.
– Как-как, простите? – переспросил Молтер, по-птичьи склонив голову набок. В его внешности поражали на удивление черные волосы, голубые глаза слезились, и разговаривал он самым дурацким манером, вздергивая одну бровь.
– Ладно, неважно, – вопил я. – Что вы знаете о полете на Луну?
– Прекрасная мысль, мистер Тримбл, – отозвался он. – Я с самого начала так думаю. Миллион долларов! Вот уж это реклама так реклама!
– А какие у фирмы гарантии? – спросил я. – Как они собирались добыть миллион долларов, если кто-нибудь поймает их на слове?
– Как это поймает?
– Возьмет и полетит на Луну.
– Кого поймает?
– Нас. Наш журнал.
– На Луну? Да что вы, мистер Тримбл! Кто же это доберется до Луны? Черт возьми, да я готов побиться об заклад на миллион дол…
– Ладно, ладно! – заорал я. – Так какие, говорите, у фирмы гарантии?
– Прекрасно, – отвечал старик.
– Что прекрасно? О чем вы говорите?
– У фирмы прекрасная агентура. Разнообразные издания. Все будет хорошо, мистер Тримбл.
– А, черт подери!
– Как вы сказали?
Он снова склонил голову набок.
– Выслушайте и попытайтесь меня понять. Какой-то болван утверждает, что он побывал на Луне. И требует с нас миллион долларов. Где нам их взять?
Эфраим Молтер развел руками.
– Да вам-то что, мистер Тримбл? Это уж забота страховой компании, вам-то о чем беспокоиться?
– Вот именно! – завопил Джон.
Я от восторга прищелкнул пальцами и сгреб Молтера в охапку.
– Ну разумеется! Старина Тримбл ни за что не стал бы так рисковать! Страховая компания! Конечно! Конечно!
Я выпустил Молтера из своих объятий, и он чуть не свалился на пол, но кое-как выпрямился, и тут я спросил его в упор:
– Какая?
– Что какая, сэр?
– Какая страховая компания?
– А-а… Дайте подумать.
– Ну, думайте, – поторопил я.
– Да хорошенько, – добавил Джон,
Молтер вдруг захлопал в ладоши.
– Деррик и Дерриксон! Вспомнил, вот это кто!
– Слава тебе господи, – пробормотал я. – Теперь можете идти, мистер Молтер.
– Как вы сказали, сэр?
– Я сказал, можете идти.
– Что?
Я вышел из-за стола и взял старика под локоть,
– Идите, – сказал я. – Идите. Обратно в отдел распространения. Идите к себе. До свидания.
Я довел его до порога и аккуратно выставил за дверь.
– Благодарю вас, мистер Тримбл, – сказал он мне.
– Не за что.
– Как вы сказали?
Я повернулся к нему спиной, и дверь захлопнулась перед самым носом изумленного старца. Джон уже торопливо листал телефонный справочник.
– Нашел, – сказал он наконец. – Деррик и Дерриксон, двадцать три филиала.
– А где ближайший?
– Пятая Авеню, угол Тридцать восьмой улицы.
– Звони сейчас же, Джон. Договорись о встрече. А я бегу прямо туда.
– Ясно, – коротко ответил Джон.
Я пошел к двери, на пороге обернулся и, сознавая всю значительность минуты, поглядел на Джона. Тот напутственно поднял руку.
– Ни пуха ни пера, Берт!
– К черту! – пробормотал я.
И дверь за мной закрылась.
Питер Дерриксон оказался весьма внушительным мужчиной в традиционном синем костюме. Волосы у него были белые как снег, над белоснежными усами нависал массивный нос.
Хорошенькая рыжеволосая секретарша провела меня в его просторный кабинет, и он указал мне на кресло возле стола.
– Мне показалось, ваш главный художник чем-то встревожен, – сказал Дерриксон мощным гулким басом, точно выступал по радио перед всем американским народом.
Я поморщился.
– Он, знаете, вообще нервный.
Еще по дороге сюда я решил держаться с ним поосторожнее. И сейчас, пока Дерриксон, открыв ящик, придирчиво выбирал толстую сигару, я украдкой к нему присматривался. Но вот он сунул сигару в рот, отгрыз кончик, повернулся и без всяких церемоний сплюнул куда-то за мою спину. Огрызок просвистел у меня возле самого уха, и я даже глаза вытаращил. Но Питер Дерриксон словно и не заметил моего изумления.
– Итак, – прогудел он, – чем вы озабочены, сэр?
– Когда издателем журнала «Принц» был Тримбл, он заключил с вами страховой договор, – сказал я.
Дерриксон чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся; голова его тотчас скрылась в клубах дыма. Потом дымно дохнул на спичку и погасил ее. И сквозь дым загромыхал его голос:
– У нас много клиентов.
– Этот договор был на один миллион долларов.
Дерриксон снова затянулся, и я тщетно пытался разглядеть его лицо сквозь дымовую завесу.
– Многие клиенты застрахованы у нас на миллион долларов, – прогудел голос из дымного облака.
– Наш журнал застраховался от путешествия на Луну.
Из дымного облака вынырнула седая голова.
– А-а, так вы про ту дурацкую рекламу.
– Да, – сказал я.
– Помню, помню, – прогремел Дерриксон своим оглушительным басом. – Ну и что произошло с этой страховкой?
Голова его вновь скрылась в клубах дыма, и мне опять пришлось обращаться к зыбкой дымовой завесе.
– Об этом-то я и хотел вас спросить. Так что же с ней произошло?
